Долгая дорога к переправе

То, что случилось в день праздника Цагаан-Сар, счастливые очевидцы будут пересказывать соседям много лет подряд. В их дальнем нищем хутуне, где даже явление заплутавшего сюцая из городской управы обсуждалось месяцами, — и вдруг такое!.. Сначала страшный шум, будто демоны из преисподней за кем-то гонятся; потом золотая колесница с мальчишкой и двое всадников, одетых так, как никому здесь и во сне не приснится. А вслед за ними… Конечно, сразу налетела стража, разогнала всех по домам, велела двери закрыть и тихо сидеть, но поди заткни все щели, куда можно прильнуть любопытным глазом! Потому что — золотые драконы, желтый кушак, бляшки белого нефрита… да неужто сам?! Ведь невозможно поверить, сколько себя ни щипай! А в то, что Сын Неба способен плакать, как любой из местных, не верилось совсем. — Нян… Аю… Казалось, Тогон-Тэмур вновь онемел, как тогда, после ложной вести о смерти любимой: имена супруги и сына больше походили на невнятный стон, замерший на бескровных губах. — Все в порядке, ваше величество. Ваш сын цел и невредим, — Ки заставила себя изобразить жизнерадостную улыбку. Принц, жавшийся к ней, обернулся к отцу, шмыгнул носом и тоже попробовал улыбнуться. Тогон-Тэмур подъехал к ним, всматриваясь в лица, точно желая убедиться, что это в самом деле они. — Все хорошо, мы живы, — Ки говорила мягко, как с больным. — Очень жаль, что праздник испорчен… Его бледное лицо внезапно побагровело и перекосилось от ярости. Мальчик невольно прижался теснее к матери. — Ты!.. — рявкнул император, обернувшись к Тал Талу. Тот уже давно спешился и стоял, склонив голову. — Отвечай, что ты сделал с упряжкой наследника! Тал Тал упал на одно колено. — Ваше величество, ни я, ни мои люди не прикасались ни к упряжке, ни к колеснице, — твердо ответил он, добавив про себя: «Кажется, дайе, скоро встретимся. Он скорее казнит меня, чем признает, что из-за собственной спеси рисковал сыном». — Тогда почему лошади понесли?! — продолжал бушевать Тогон-Тэмур. Он отъехал от Ки, и сейчас копыта его коня месили грязь в опасной близости от человеческих ног. — Ты же говорил, все будет хорошо! Оправдываться было бессмысленно. Тал Тал опустился на оба колена и склонился еще ниже: — Я заслуживаю смерти, ваше величество! — И поверь, легкой она не будет! — Ваше величество, умоляю вас не гневаться, — голос императрицы тёк медом, но Тал Талу слышался в нем дальний звон стали. — Принц обязан жизнью господину канцлеру. Он успел обрезать плащ, который зацепился за колесо. Посмотрите, обрывок все еще там висит. — Он выполнил свой долг, как положено подданному! — Тон императора по-прежнему оставался резким, но перспектива немедленной виселицы в нем все же заменилась обещанием тюрьмы. Правда, очень твердым обещанием. — И я требую ответа, почему взбесились лошади! Ну?! — Ваше величество, причина мне неизвестна, — он говорил громко, уверенно и быстро, чтобы не дать себя перебить. — Но если мне будет позволено, я постараюсь все выяснить. — Даю тебе время до завтрашнего полудня. Не узнаешь — сгниешь в тюрьме. Эй, кто там… Дамы, евнухи! Помогите ее величеству привести себя в порядок. Обратный путь уже куда больше подходил знатным особам — двигались величаво и неторопливо: первым ехал Тогон-Тэмур верхом на любимце-Луне, следом несли паланкин с императрицей, наследником и придворной дамой Хен. Благодаря предусмотрительности и расторопности старшего евнуха Докмана крытые носилки появились буквально из-под земли, однако носильщикам пришлось проявить чудеса ловкости, разворачивая громоздкое сооружение в тесноте хутуна. Тем временем Хен, у которой нашлась не только мягкая хлопчатая бумага для протирки лица, но и золотые булавки, возвращала Ки царственный вид — насколько позволяла тряска. Принц Аюширидара уже совсем успокоился и с любопытством наблюдал за ее действиями. — Аю, ты мог бы рассказать, как все произошло? — спросила Ки, едва в ее прическе утвердилась последняя шпилька. — Вот ты держал поводья, лошади тебя слушались, ты прекрасно правил ими, милый! А что произошло потом? Мальчик нахмурил тонкие черные бровки и стал очень похож на отца. — Кругом все кричали, махали ёлками… — Ветвями сосны, — осторожно поправила мать. — Да, было шумно. И всё? — По-моему, под ногами лошадей что-то грохнуло, — задумчиво проговорил Аю. — Сначала один раз, а потом еще. Ну, так грохало, когда был день рождения его величества. Только тише гораздо. Вокруг кричали, никто не услышал… А лошади услышали. Ну и побежали. Ки и Хен переглянулись. — Наверное, господину канцлеру стоит об этом узнать? Императрица ответила не сразу. Доверять во дворце нельзя никому: эту истину она усвоила давным-давно. Хен и Пак — исключение. Третьим и последним в этом списке был наставник. Но что, если и он?.. Нет, тогда бы не бросился спасать… А кто сказал, что торопился именно спасать? Подозрения жалили душу хуже ядовитых змей. Надо выяснить все — и побыстрее. — Когда вернемся домой, отнеси ему чистый лист бумаги. Он поймет.

***

Позволение встать так и не прозвучало. Тал Тал выждал, пока император отъехал достаточно далеко, и поднялся на ноги. Жидкая грязь пропитала белую шерсть штанин и противно холодила кожу. Он вытер испачканные ладони о шелковую подкладку белоснежного парчового дэгэла: все равно одежда безнадежно испорчена густой вонючей жижей, в которую пришлось упасть. Успел перехватить сочувственный взгляд Ки, когда она усаживалась в паланкин: это все, чем она могла сейчас ему помочь. Построившись, ушли стражники. Набежавшая за императором челядь потянулась обратно ко дворцу, брезгливо вытягивая из слякоти нарядную обувь. В затихший, прибитый изумлением и страхом хутун возвращались привычные звуки: скрип дверей, топот ног, людские голоса. — Милостивый господин, а милостивый господин… — просипел кто-то за спиной. Тал Тал обернулся: оборванный беззубый старик умильно смотрел на него слезящимися мутными глазами: — Лошадок, милостивый господин, можно взять? Они ж под седло негодные уже… К старику потихоньку подтягивались другие бедняки. Пара лошадей, пусть и хромающих, — для них настоящее сокровище. Или, если не удастся вылечить, много сытых дней, особенно сейчас, когда подъедаются последние зимние запасы. — Повозку тоже забирайте, ее теперь только на дрова. — Он еще раз скептически оглядел себя. — И вот это еще. На память о чужой самоуверенности. — Старик едва успел подхватить дэгэл, стоивший не меньше половины хутуна, попытался что-то прошамкать, не смог — и принялся низко кланяться. Тут в дальнем конце кривой улочки показалось двое конных, и местные вновь решили на всякий случай спрятаться. Лишь несколько самых отчаянных мужичков, забыв об опаске, хлопотали у лошадей и повозки. Впрочем, Тал Тал уже не обращал на них внимания: во всадниках он узнал близнецов и надеялся, что те спешат не с дурными известиями. Действительно, порученцы доложили, что все участники Белого шествия — и двуногие, и четвероногие — благополучно дошли туда, куда и должны были, после чего им было объявлено разрешение отправляться восвояси. — Спасибо, вы все сделали как надо, — от присутствия друзей ему стало немного легче. — Императора встретили? — Да, ехал туча тучей, — ответил Таштимур. — Велел всех разогнать. Про обещанное угощение, понятно, и речи нет. — Что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовался Тимурташ. — Ни малейших догадок, — покачал головой Тал Тал, поправляя пояс с ножнами, чтобы сесть в седло. С утра он предусмотрительно надел под нарядную, но тонкую обнову теплый войлочный поддоспешник, хотя и представить не мог, что придется раздеваться. Во всей той внезапности, с которой радость обернулась страхом, а роскошь — грязными тряпками и грудой обломков, виделось что-то потустороннее. «Вот оно, отцовское проклятие, — мысли были мрачными, как этот безымянный хутун, облезлые стены которого тянулись по обе стороны от троих всадников и никак не кончались. — Прощения не будет, не заслужил я его… Сколько раз вдоль дворца проезжали - десять? пятнадцать? Мерины смирные, к упряжи привычны, править мальчишка умеет. Ну почему, почему они взбесились?! Нет никаких причин! Проклятие… Отец, лучше бы ты сразу убил меня!» Мало-помалу трущобы сменились добротными домами, грязи стало поменьше, и вот уже показались крыши дворца и богатая улица, по которой проходило Белое шествие. На опустевшей дороге ветер гонял обрывки разноцветных бумажных лент, мешая их с редкой поземкой. Зеленым ковром лежали брошенные сосновые ветви. Тал Тал рассеянно посмотрел вниз, скользнул взглядом дальше по брусчатке… и натянул поводья. — Почему они здесь? Ветки. Близнецы уставились на него с одинаковым недоумением: — Метельщики еще не пришли, вот и лежат… — Бросали, наверное, на дорогу перед принцем. — Почему здесь? — упрямо повторил он. Знакомое предчувствие озарения разгоралось где-то в глубине его существа неуклонно и мощно, как восход солнца. — Я хочу сказать, почему их бросали именно здесь, а не там, где сидел император? Он мысленно оценил расстояние от того места, где сейчас стоял, до пустующей императорской беседки, и понял, что примерно тут с упряжкой и произошло что-то странное. Обычные сосновые ветки. Раздавленные бесчисленными копытами, с измятой, оборванной хвоей… Не зная еще, что именно ищет, Тал Тал принялся ворошить их носком сапога. Среди зелени мелькнул кусок обгоревшей бумаги. Откуда ему взяться, если ничего не горело? Поднял обрывок, рассмотрел получше. Принюхался. И тихо засмеялся. Близнецы молча ждали объяснений. Они давно привыкли, что их предводитель порой ведет себя как умалишенный. — Я опасался, что все случилось из-за гнева богов. А они ни при чем! Понюхайте, — Тал Тал протянул им находку. — Хо яо! — Воскликнул Тимурташ. — Выходит, у нас тут покушение на принца? Они с братом спешились и присоединились к поискам. Вскоре нашлось еще несколько бумажных кусочков и ветка с обрывком обгоревшей веревки. — Радостная толпа, все машут ветвями, — Тал Тал восстанавливал недавние события, — кто-то один бросает их перед колесницей принца в знак особой любви, так же поступают остальные, никто не замечает среди хвои несколько лэй пэн. Они взрываются, пугают лошадей… — Странно, что никто не услышал, — заметил Таштимур. — Очевидно, заряд был небольшой, но его хватило, как видите. Смотрите, все продумано: лошади шарахаются от взрыва, принц не может справиться с ними, толпа в ужасе, шум усиливается, животные пугаются еще сильнее, начинается безумная скачка, а тем временем наш метатель спокойно уходит вон по той улочке, которая удачно расположена как раз напротив. Несмотря на уверенный тон, Тал Тал понимал: рассуждениям не хватает главного — ответа на вопрос, кто преступник и где его искать. На краю озарения раздражающе темнело пятнышко неизвестности, загадка все еще не была разгадана до конца. Вот и близнецы тоже не торопятся ликовать, хотя с его выводами вроде бы согласны… — Жаль, разогнали всех, — вздохнул Тимурташ. — Может, кто чего и видел. А теперь лови ургой ветер! — Не все сразу, — возразил Тал Тал. — Помните? Автора писем с исчезающими чернилами тоже трудно было найти, но нашли же! Покушение — дело человеческих рук; значит, мы справимся. «Не проклятие, не проклятие!» — повторял он про себя, и эта мысль наполняла его надеждой и уверенностью несмотря на все сегодняшние беды.

***

Чистый лист обычной белой бумаги, какую используют во всех канцеляриях империи. По давнему уговору между ученицей и ее наставником — знак требования скорейшей встречи. От наставника подобный вызов не приходил ни разу. Ученица однажды уже отправляла безмолвный крик о помощи: когда тварь из ночных кошмаров, насланных дочерью Эль-Тэмура, начала оставлять на женской шее глубокие следы клыков. И вот второй белый посланец в руках дамы Хен полетел в апартаменты канцлера, и опять речь идет о жизни и смерти. Стеллажи с книгами удачно отгородили место для небольшого стола и двух стульев. Смотритель книгохранилища прекрасно знал, что требуется его высокопоставленным посетителям: покой, уединение и возможность покинуть павильон разными путями. Через одну из таких дверей недавно вошла императрица. Придворная дама сообщила ей, что условный знак доставлен, значит, остается только ждать. За окном уже стемнело, евнух-прислужник принес свечу и деликатно исчез. О, вот и знакомые шаги. Ки безошибочно различала походки императора и канцлера, несмотря на то, что оба ходили одинаково легко и быстро, как это вообще свойственно молодым здоровым людям. Но появлению Тогон-Тэмура всегда предшествовало звяканье золотых украшений или перестук нефритовых бусин мяньгуань, а Тал Тала она даже с закрытыми глазами могла узнать по тонкому скрежету бронзовых колец, которыми ножны крепились к поясу, и легкому скрипу сапог всадника. Их он носил гораздо чаще, чем щегольские туфли придворного, поскольку редко пользовался паланкином. — Случилось что-то еще, ваше величество? — Если он и был встревожен, то, как обычно, скрывал это за маской сосредоточенности. Ки пересказала ему слова сына, стараясь ничем не выдать своего волнения. — Принц прав, взрыв действительно был, мы нашли клочки обгоревшей бумаги, — подтвердил Тал Тал и, помолчав, спросил все тем же ровным голосом: — Вы подозреваете меня? Они сидели за столом напротив друг друга, свеча скрадывала и без того неширокое пространство между ними. Ки выдержала его прямой взгляд. Он тоже не отвел глаза. — Сейчас уже нет. Если бы вы хотели убить наследника, давно бы сделали это. — Спасибо за честность, — Тал Тал дернул уголком рта, что должно было означать скептическую ухмылку. — Не могу понять, на что рассчитывали негодяи, — размышляла Ки. — На то, что ни вы, ни я не успеем спасти принца? Так мог думать только тот, кто совсем не знает нас. — Да, это странно, — продолжил ее рассуждения Тал Тал. — Но не менее странно другое: почему заряд настолько слабый? Как будто намеревались не убить, а лишь напугать лошадей, чтобы… — Он вдруг осекся, и на его лице появилось отсутствующее выражение. — Сонбэним? — Ки почувствовала, что пауза затянулась. — Напугать, чтобы что? — Ах я болван! Ну конечно же! — Он явно отвечал не ей, а каким-то своим мыслям. — Прошу извинить, это срочно, касается приказа императора. Сейчас вернусь. — Свеча едва не погасла от резкого движения, и стул напротив императрицы опустел. Чтобы скоротать время, Ки взяла с полки какую-то книгу, но чтение на ум не шло: то, что преступники оказались криворукими глупцами, не делало их менее опасными. Жизнь сына под угрозой, а его мать пока ничем не может ему помочь… Вскоре вернулся Тал Тал, по-прежнему занятый своей идеей. — Еще раз приношу свои извинения, ваше величество, — виновато повторил он, — но надо было поскорее отправить погоню за преступником. Он достаточно умен, чтобы не дожидаться поимки, но есть надежда, еще не успел уйти далеко. — Так вам известно, кто покушался на принца?! — На принца не покушались, — торжествующая улыбка на его лице выглядела почти пугающе. — Хотя, как ни ужасно это прозвучит, его смерть была бы на руку этому человеку. Главной целью был я. — Погодите… — Ки задохнулась от изумления, — неужели это все подстроил ваш отец?! — Нет, конечно, — Тал Тал невесело усмехнулся. — Он ненавидит меня, но император и наследники для него священны. К счастью, мой враг мне не родственник. Это некий царедворец по имени Кама. Вы могли видеть его в свите императора: моего возраста, с превосходными манерами, богат и хорош собой. — Почему именно он? — Императрица не могла вспомнить описанного вельможу, слишком много подобных ему толпилось у трона, но если он враг наставника, значит, и ее враг тоже. — Я бы сказал, нас связывает давнее и крепкое чувство взаимной неприязни. В начале зимы мы дрались на поединке, я ранил его, у раны оказались серьезные последствия. При дворе немало тех, кто не питает ко мне особого расположения, но настолько веский повод мстить есть только у него. Кроме повода, Кама имеет и возможности: в его ведении находятся поставки припасов в армию, благодаря учебе в академии он отлично знает, как действует хо яо. Наконец, у него изощренный ум и душа шакала: он хотел очернить меня в глазах императора, отправить если не на виселицу, то в тюрьму. Надо признать, он почти добился своего, но вы сломали его безупречный план. — Я? — Ки удивилась не столько признанию, сколько тому, насколько мягче зазвучал на последних словах его голос. — Если бы вы не вступились, император втоптал бы меня в грязь — в прямом смысле. Я еще никогда не видел его в такой ярости… Вы очень рисковали, ведь однажды он уже сослал вас в монастырь. — Он не знает, каково это: стоять на коленях. А видеть на коленях вас… — Она сжала кулаки: маленькие, давно забывшие о драках, но по-прежнему готовые к ним. Тихо потрескивал огонек свечи. Мерцал, подрагивал и, может быть, от этого в карих глазах наставника вспыхивали золотые искорки. Тал Тал смотрел на свою ученицу с восхищением и уважением, как тогда, в Ляояне. Она впервые заметила эти искры, от которых взгляд теплел, точно желал выразить больше, чем простое уважение и восхищение… — Пожалуй, я отняла уже порядочно вашего времени, сонбэним, — вздохнула Ки, с усилием возвращаясь к реальности. — Но должна сказать еще кое-что… Давно собиралась. То, что произошло здесь утром, заставляет меня сделать это не откладывая. Золотые искры погасли. Глаза напротив посмотрели на нее со знакомым холодом, но Ки твердо решила сказать все, что требовала совесть. Показалось, будет уместнее встать. Вслед за ней поднялся и Тал Тал. — Хочу, чтобы вы знали: я часто думаю о том, правильно ли поступила, когда пошла на открытое противостояние с Баяном, и прихожу к выводу, что да, правильно. Время подтвердило мою правоту. Но также вы должны знать, что я глубоко скорблю о его смерти. И особенно сильно сожалею, что вам пришлось стать убийцей. Неужели у вас не было выбора? — Отчего же? — Он горько усмехнулся. — Выбор был. Между одним предательством и другим. В те дни я больше всего хотел перерезать себе горло на глазах у вас обоих, и удерживало меня только одно: я прекрасно понимал, что моя смерть никого не остановит. Скажите, я ошибался? — В отношении меня — нет. — Ки вдруг охрипла, но сумела ответить твердо. — Я видел, как вы изменились, но власть все-таки была нужна вам не ради власти. А дайе… — в его глазах блеснули слезы, но он не дал им воли. — Мой дядя поддался ей. В ту ночь я убил всего лишь вероломного чиновника. Человек, который когда-то спас мне жизнь, которого я любил так, как только может сын любить отца, — этот человек умер в первый же год своего канцлерства. Власть сожрала его. Я не хотел, чтобы дядя попал на виселицу — это позорная смерть для таких, как он. В отличие от Тал Тала, Ки не могла и не хотела сдерживать слезы. — Мой учитель говорил: «Чем ближе к вершине, тем уже тропа и холоднее воздух». — Его голос вновь зазвучал мягче. — Вы на вершине, госпожа Ки, но власть, похоже, обломала о вас свои зубы. Значит, я стал убийцей не напрасно. Она не помнила, как он ушел. Наверное, откланялся, как обычно… Немного успокоившись, императрица покинула библиотеку, но направилась не в свои покои, а в храм, куда собиралась с самого утра. …В курильнице дымились палочки благовоний. Отстраненная полуулыбка Будды плыла над склоненной женщиной. Она долго молилась, вспоминая дорогие имена, пока на душу не опустилось некое подобие покоя. Но завершив моление, Ки не ушла. Помедлив, она вновь опустилась на колени и начала другую молитву: о благополучном загробном существовании и удачном перерождении для Баяна. А затем еще одну — о долгой жизни Тал Тала. Оба эти имени она упоминала в своих молитвах впервые.

***

Близнецы выглядели непривычно обескураженно. Да, выследили. Там и следить-то было нечего: Кама не заметал следы, распоследняя служанка в его доме знала, куда подался хозяин, тайны из этого никто не делал, наоборот: радостно сообщили и с любопытством смотрели, куда же поедут канцлерские посланцы. — Мы решили без тебя его не трогать. Кто их знает, этих еливень, император и без того сердит… — Там охрана никакая совсем, перебить нетрудно, но надо ли? — Всё предусмотрел, — покачал головой Тал Тал, узнав, где скрывается преступник. — До чего же скользкая тварь! Несмотря на поздний час, лошади были оседланы, факелы наготове. Поднять ли по тревоге отряд стражи? — Попробуем справиться втроем. Не крепость штурмуем, в конце концов. Дом и церковь францисканской миссии стояли темные и тихие: до Полунощницы не меньше двух часов, а пока — время недлинного монашеского сна… который грубо прервал громкий стук в ворота и требовательный крик: — Открывайте! Именем Сына Неба! — Так и знал, что до нас доберутся, — проворчал брат Николай, подвязывая рясу. Брат Иоанн, разбуженный перепуганным слугой, уже стоял на пороге его кельи. — Где Иса? — У ворот. Выясняет, что им нужно. — Император наверняка решил обвинить во всем нас. Знаю я этих варваров… Иса налетел на них в коридоре, ведущем к воротам. — Там канцлер! — выпалил он, задыхаясь от быстрого бега. — Требует выдать нашего послушника! Говорит, он преступник!.. — Час от часу не легче, — Иоанн и Николай тревожно переглянулись. — Его ведь даже не было вчера на шествии? — За ним никто не следил, — заметил Иса. — Если канцлер даст нам время расспросить слуг… — Для начала предлагаю расспросить самого канцлера. — Брат Иоанн решительно двинулся к запертым воротам. — Я все еще папский легат, имею кое-какие права. У ворот толпились испуганные слуги с фонарями. Стражники-ханьцы стояли наготове с копьями; охрана заметно воодушевилась, когда выяснила, что незваных гостей всего трое. Легат распорядился открыть ворота и впустить всадников. — В чем дело, господин канцлер?! — воскликнул Мариньолли. Вопрос был задан по-латыни, чтобы всем сразу стало ясно: общение будет происходить исключительно на официальном уровне. Иса отчеканил перевод. — Господин Ма-Рино, в вашем доме находится государственный преступник, — прозвучал не менее сухой ответ на китайском. — Он покушался на жизнь наследника. ________________________ Уважаемые читатели, поздравляю вас с Новогодними праздниками! В 2025 году желаю вам всего самого хорошего, также надеюсь, что ваш круг не уменьшится :) Нашим героям предстоит пережить еще очень многое, но они обязательно доберутся до переправы, которая приведет их друг к другу. Потому что любые империи хрупки и преходящи, а любовь и живая человеческая душа — несокрушимы и вечны.