Звезда, истекающая синей кровью

      За всю свою недолгую жизнь я считал, что подготовка, которой подвергают гвардейцев, излишне строга. Но именно мне, Этериусу Изару, выпало убедиться, что я ошибался.       С раннего детства моя жизнь напоминала муштру. Первые пять лет дети Долины живут в семьях, а потом переселяются в интернаты, где за них берутся всерьез. Жесткая дисциплина, многочасовые физические тренировки, занятия по управлению внутренней силой, а еще уроки по истории, языку, естественным дисциплинам, основам медицины, электронным системам, вождению, обращению с холодным оружием, биологии, культуре, искусству, социологии — духи знают, что еще я не назвал. Воспитанникам Долины каждый день полагался всего час личного времени, который можно потратить на занятие по душе. Остальное расписано по минутам. С детства. Не справишься с заданием — тебе объяснят непонятное и помогут, но вычтут это время из личного. Жертвовать сном не допускалось. Даже время отдыха регламентировано — ты не можешь заменить отдых другой деятельностью, потому что отдыхать значит спать, прогуливаться или просто сидеть, отвлекаясь на музыку, мысли либо личные записи. Хочешь читать — дождись вечера и выбери книгу из заданного списка литературы либо отложи до наступления личного часа. В Долине некогда было вздохнуть лишний раз; редкие дни каникул выделялись для поездок к родителям или воспитателям (которые воспитывали малышей-сирот, как я, потерявших родных из-за службы последних). Сейчас, много лет живя во дворце, где свой распорядок дня ты регулировал сам, а еще устанавливая распорядок своим подчиненным, коих немало, я вспоминал юность почти с нежным чувством: насколько тогда все было ясным.       Я долго учился и прошел сложные испытания прежде, чем меня утвердили на должность начальника гвардии наследника трона. На представлении принцу я увидел мальчишку вдвое младше себя, который дичился за спиной матери и смотрел искоса.       — Мне не нужна нянька, — заявил тогда маленький принц.       — А я и не нянька, — я присел на корточки перед ним: так ребенку легче общаться со взрослым. — Я буду тебя защищать и помогать, чтобы ты мог распоряжаться своим временем для учебы и игр.       — Ты будешь мне говорить, что я делаю хорошо, а что плохо? — склонил голову набок Изариус. Мне было известно, что принц относится к тому типу турианцев, кто не любит, когда к ним лезут с нравоучениями.       — Это не входит в список моих обязанностей, маленький господин. Но если захочешь получить совет от меня или что-то узнать, я, конечно, постараюсь помочь.       — А что входит в список? Я могу приказать тебе все, что захочу, да? И если меня кто-то обидит, ты побьешь его, побьешь? Скажи честно! — оживленно затараторил юнец, выйдя из-за спины императрицы.       Я смотрел на нескладного тощего мальчишку и представить не мог, что уже тогда его донимали сплетнями слуги. Но в тот день я мягко сказал:       — Если приказывать мне все что угодно, боюсь, у меня не останется времени делать свою работу. Однако у меня есть помощники, которые о тебе позаботятся. Я же буду давать им указания и защищать тебя от любого, кто попытается сделать плохо.       — И Акору? — Изариус назвал имя своей будущей невесты, с которой его уже познакомили.       — И принцессу Акору, конечно, — кивнул я.       Найдя во мне не только слугу, но друга, постепенно Изариус доверился мне. Оказалось, что по дворцу и впрямь болтали всякое о маленьком принце. По долгу службы мне приходилось согласовывать некоторые свои действия с Кандием Тарисом — начальником гвардии императора — впрочем, он был согласен провести проверку. В результате установили, что слухи распускала часть младшего обслуживающего персонала. После увольнения сплетников принц значительно приободрился. Похожие проверки Кандий и я поводили регулярно, поэтому для меня стало новостью услышать от принца о том, что его снова заботят пересуды из детства.       За минувшие годы Изариус вырос и возмужал, от нескладности не осталось следа. Сейчас, видя, как он сидит с отсутствующим взглядом, едва ли обращая внимание на меня, Акору или врачей, я вспоминал ребенка, который боялся злых взрослых.       Там, на балконе, у меня не было времени думать. Почувствовав беду всей кожей под пластинами, я притянул Акору и оттолкнул ее сквозь дверной проем на лестницу айе’хэррой за миг до того, как жреца в фиолетовом балахоне разорвало на части. Синее пламя моей внутренней силы закрыло Изариуса без участия моей воли. В Долине натаскивают как раз на это: в случае любой опасности страж защитит подопечного. Будешь думать — потеряешь время. Никто не осудит за то, что можно было бы спасти кого-то еще. В истории случались ситуации, когда, скажем, во время шторма на море гвардеец мог спасти правителя или наследника, но спас только наследника, потому что поступить иначе не то что не мог — не был способен. Правитель погиб, и трон перешел к его сыну, а гвардеец был назван героем.       Так же рефлекторно должен был действовать Кандий, оберегая Тарисия и Улару.       Способность думать вернулась ко мне тогда, когда я нырнул вытаскивать принца. Айе’хэрра смягчила падение в воду, а ранее укрыла от взрыва — так что Изариус наглотался воды, да и только. Пришлось сорвать с него плащ, иначе он бы запутался и мог утонуть. Турианцы — теплолюбивый народ; впрочем, ледяная вода никому не на пользу.       Вытащив принца на берег, я убедился, что он не захлебнулся, и вызвал службу спасения. На случай вот таких вот происшествий все гвардейские средства связи влагонепроницаемы. Из храма сообщили, что Акора не пострадала. Недалеко от меня из пруда вылез Кандий, таща на себе своего подопечного. Ему не пришлось разрываться между Тарисием и Уларой: императрицу уже приводили в чувство на берегу. Ей повезло упасть в один из углов прямоугольного водоема, откуда ее вытащили стражи, оберегающие зрителей. Пользуясь смятением, стражи быстро оттеснили толпу, давая пространство для посадки медицинским экипажам.       Я отдал приказ подчиненным вместе с гвардейцами императора обследовать балкон и собрать всевозможные улики, уделяя особое внимание частям жреца-смертника. Мне надлежало остаться рядом с Изариусом и Акорой, которую к тому моменту подхватил еще один экипаж. Уже в госпитале пришли первые отчеты, над которыми, как и над последующими, я долго думал.       Императору досталось больше всех, из-за чего ему пришлось перетерпеть несколько операций. Императрица подхватила простуду и немного ушиблась. Акора не пострадала. Изариус от пережитого временно потерял голос. Все четверо, без исключения, находились в шоковом состоянии от случившегося.       Из храма не поступало никаких новостей. Жрецы остались безучастными к судьбе останков своего брата. Они не выходили из своего подземелья, будто ничего не стряслось.       Гораздо сложнее было успокоить толпу. Члены Домов разлетелись довольно споро, а вот толпу из простых горожан пришлось разгонять. Знать вела себя стойко — тогда как в толпе случилось немало истерик, а то и драк, которые разняли стражи.       Как только императорская семья приняла заботу медиков, Кандий связался с представителями СМИ. Трагедию на балконе видел каждый, кто смотрел трансляцию на экранах, она разразилась буквально в прямом эфире. Получив ответ на вопрос о состоянии Требиев, журналисты забросали Тариса вопросами. К счастью, мне не пришлось на них отвечать: СМИ обойдется одним начальником гвардии для растерзания.       Все радовались, услышав, что император пошел на поправку. С нетерпением ждали, когда он сможет навестить сына. Я был уверен, что скоро семья вернется домой, во дворец, где рассчитывал взяться за изучение всех обстоятельств с утроенной силой.       Оказалось, что рассчитывать осталось лишь на себя. Гвардия, которая не уберегла своего повелителя, снисхождения не заслуживала. Кандий об этом знал и явился сообщить ужасную весть в сопровождении своих заместителей, ответственных за различные дворцовые службы. Я должен был арестовать их, допросить и заменить своими гвардейцами, которым отныне предстояло заботиться о всех трех наследниках трона. Это не считая задач по изучению обстановки всюду в Империи; общению с членами Совета и журналистами; потугами найти время на анализ улик и все остальное, потому что внимания требовало буквально все что угодно, все на свете — вся эта гора обрушилась на императрицу и, как следствие, на меня.       Улара начала приходить в себя через несколько дней. Изариус закончил лечение, за ним присматривала Акора, которой я благодарен безмерно: все это время ее заботами семья кое-как, но держалась.       Императрица была настроена взять власть в свои руки. Она была Дочерью Требия и по закону должна занять место Тарисия. В истории такое бывало: императрица-супруга становилась правительницей после гибели мужа. Или наоборот — император-консорт правил после смерти жены.       Помимо приготовлений к грядущей церемонии восхождения на трон предстояло подготовить дворец к другой, не менее важной церемонии: прощание с императором.

***

      В день, когда мы покинули госпиталь, в экипаже я услышал разговор между Требиями:       — С Советом мы встретимся вместе, — сказал Изариус матери. — Я помогу тебе разобраться в делах — по крайней мере, в тех, на обсуждении которых присутствовал.       — Мы никому не позволим усомниться в нашем праве на власть. Золотой Дом правит тысячи лет. Так будет и впредь, — ответила императрица.       — Я поддержу тебя во всем, — заверил Изариус.       — Мы все поддержим, — подтвердила Акора.       — Я знаю, — сказала Улара. Тут я почувствовал на себе ее взгляд. — Думаю, мне потребуется новая гвардия. Начну правление с запроса в Долину. Если, конечно, мне будет дарована песнь.       Я глянул на сидения, где они разместились, в зеркало заднего вида и с почтением кивнул госпоже. Еще одно дело в длинном списке задач.       — Обязательно будет, — сказала Акора. — Это станет лучшим свидетельством в том, что Требий нас не оставил.       — А если нет? — возразил ей Изариус.       — Будет надеяться, что до этого не дойдет, — помолчав, ответила Улара и добавила мрачно: — Когда я спущусь в глубокие залы, я потребую у хранителей объяснений. Если они казнили Тарисия, то я должна знать за что. И почему именно так его наказали.       — Это же и правда не несет смысла, — развела руками Акора. — Император и Изариус были в храме за несколько часов до службы. У жрецов-хранителей была возможность предупредить, если правитель сделал что-то не так. Но они не сказали ни слова? — она обратилась к супругу.       — Верно, — вздохнул принц. — Ни одного проклятого слова…

***

      Во дворце все выглядело так, будто ничего не случилось: личные слуги лишнего не болтали. Зато окружили Требиев заботой: поставили успокаивающие масла и соли в бассейны для омовения, подобрали цветы в комнатах, добавили приправы в еду и кувшины с ургой — простыми средствами пытались вернуть ощущение безопасности. Прочим слугам я запретил сплетничать, хотя вряд ли по-настоящему это всем заткнет рты.       Все вокруг выглядело так привычно — и одновременно так чуждо. Если императрица и принцесса с благодарностью принимали заботу, то Изариус злился. Когда я спросил его об этом, он ответил, что не понимает, как другие могут заниматься своими делами, говорить, пить и есть как ни в чем не бывало; обвинял всех подряд во всем что угодно, не зная, куда деть нарастающий гнев; старался держаться подальше; избегал общения под надуманными предлогами, чтобы ни на кого не сорваться; пытался продумать стратегию общения с хэссами — и проигрывал, не находя правильных слов.       Вечером после ужина Улара пригласила собраться вместе. Я знал, что она начала принимать просьбы о встрече от членов Совета. Императрица расположилась в одной из гостиных, готовясь принять посетителя, сидя на середине ложа с прямой спиной, спустив ноги на пол, с формализмом во всей своей позе. Акора заняла место в схожей позе рядом с ней. Изариус встал позади, за спинкой, и опустил руку на плечо матери. Я замер сбоку, как предписывал протокол. Пара гвардейцев застыла по бокам от двери.       Так мы встретили главу Дома Даэрис. Хэсс Офар знал правящую чету с юности, будучи старше их на двадцать пять лет. Он лично преподавал им основные учебные дисциплины, что являлось привилегией и обязанностью его Дома с давних времен. Такое же общее образование от него получили принц и принцесса. Конечно, как и все знатные дети, они закончили старейший императорский университет, обучались у многих профессоров. Хэсса Офара всегда с теплом приветствовали во дворце.       — Моя госпожа! — воскликнул он, стремительным шагом пересекая расстояние от дверей до ложа. Опустившись на колени перед Уларой, глава Первого Дома взял ее руки в свои и коснулся лбом тыльной стороны кистей. Затем глубоким поклоном приветствовал принца и принцессу. — Мы все глубоко поражены общим горем. Но я первый пришел заверить: Совет всецело с вами.       — Благодарим за весть, дающую надежду, Офар, — негромко отозвалась Улара. Она была тронута, что читалось в языке ее тела и слышалось в звуке ее голоса. Затем встрепенулась и мягко забрала руки. — Прошу тебя, встань. Я хочу, чтобы ты передал Совету послание от Золотого Дома.       Тот поднялся с колен, отступил на шаг и поклонился:       — Все что угодно, моя госпожа.       — Хорошо. Итак, я прошу тебя сообщить Совету о том, что я, Улара Требия, волею небесного прародителя принимаю на себя обязанности своего погибшего супруга, императора Тарисия, и намерена пройти ритуал обретения песни. Мой сын, принц Изариус, и супруга моего сына, принцесса Акора, наследуют мне. Их дитя продолжит правящий род. Золотой Дом стоит тысячи лет и будет стоять, пока существует. Мое слово сказано.       — Слово Дочери Солнца услышано, моя госпожа, — вновь поклонился Даэрис и выдержал паузу: — Дозволено ли мне спросить?       — Конечно, Офар, — разрешила императрица.       — Разумно ли будет спускаться в глубинные покои храма так скоро? Ведь жрецы-хранители…       — Если бы жрецы-хранители желали моей смерти или смерти моих детей, то они, я уверена, уже осуществили бы свои замыслы, — жестко отрезала Улара. — Я не нарушу традицию, которой больше десяти тысяч лет. Сыны и Дочери Требия спускались к Монолиту всегда, когда это требовалось, что бы ни творилось вокруг. Я не боюсь его стражи. Империи нужен правитель. Значит, я тоже спущусь.       — Но если Империя потеряет и вас…       — Как я уже сказала, мне наследуют принц и принцесса, — снова перебила его императрица. Вздохнула: — Иначе нельзя, хэсс Даэрис. Нельзя обойти закон, его не нарушив.       — Церемония назначена на третий день от сегодня. Вам и так будет нелегко спуститься в глубинные залы, чтобы… — продолжил тот, однако в этот раз неожиданно его перебил Изариус:       — В конце церемонии к жрецам спущусь я, — заметив, как Улара набирает воздуха, собираясь возразить, он упредил ее: — В законе сказано, что в зале предков последние почести ушедшему правителю должен отдать наследник. Нас таких трое. И пойду я.       — Почему ты решил так? — спросила Акора.       — Потому что вы — наше будущее. Вы обе умны и мудры, у мамы есть огромный жизненный опыт, она быстро разберется в делах отца. А ты стремительно учишься у нее и продолжишь наш род, ведь мы… — он замялся, однако по голубевшим шеям обоих мне все стало понятно.       — Но ведь это пока не подтверждено, — возразила Акора, пряча глаза.       — У нас есть время. И ничего ж ведь не значит, что жрецы-хранители меня убьют сразу, как только спущусь. Во всяком случае, если все обойдется, то будет ясно, что мы в безопасности, — добавил Изариус, обращаясь к матери, и мягче добавил: — Я был там, спускался и видел жрецов. Уверен, что мне за повторное появление ничего дурного не будет.

***

      — Уверен? — спросил я, когда визит хэсса Даэриса завершился и я сопроводил принца в его комнаты, намереваясь поговорить. Акора осталась с императрицей.       — Они не тронули меня и отца у Монолита, — ответил Изариус, занимая место за высоким рабочим столом, но не включая голографический терминал.       Я скрестил руки на киле и сел в кресло напротив.       — Значит, казнить собирались либо не вас двоих, либо всю семью разом, — предположил я, не заботясь смягчать то, что приходило на ум.       Изариус заметно вздрогнул и промолчал. Затем продолжил беседу:       — Не вижу, чем могли провиниться мать и Акора. А если семья… Значит, все вместе мы собираться не будем.       — Через три дня именно это вы сделаете.       — А ты обеспечишь нам безопасность, — он остро взглянул на меня. — Церемония состоится на площади. Твои гвардейцы встанут на караул между площадью и храмом, на всей протяженности пути. Если кто-то выйдет оттуда, они должны немедленно сообщить. А потом, после самой церемонии, я пройду этим самым путем и спущусь вниз. Раз буду один, то меня не убьют. Что соответствует обоим твоим вариантам причин.       — Думаешь, жрецов такой план остановит? Уларе придется спуститься к ним для обретения песни.       — Но прежде того я спрошу их о том, что мы нарушили.       — Ты же не поймешь ни слова их речи, — я покачал головой. — Если они вообще ответят тебе.       — Я уверен, что мою речь они понимают. Я напомню им, что они, как и мы, служат Требию. Помочь нам понять, в чем вина, соответствует его воле. В конце концов, исполнять его замысел — и наше призвание, и суть их служения.       — Никто не знает, что творится в их головах. Но одно точно можно сказать, — я потянулся через стол и вручил планшет с расшифрованным отчетом.       — Что же? — спросил Изариус, принимая планшет.       — Что эти жрецы-хранители все же сделаны из плоти и крови, — я качнул мандибулами на экран. — Это результаты анализа биологических тканей того жреца, что пришел на балкон. По всем признакам при жизни он был турианцем. Образец его ДНК уже прогоняется по планетарной базе медицинских учреждений — на всякий случай, вдруг жрецы окажутся не такими уж и затворниками и что-то найдется. Мы не знаем, как они набирают себе последователей, но вряд ли выращивают прямо под храмом.       — Как скоро будет готов результат? — Изариус подался вперед с явной надеждой.       — После церемонии, скорее всего. Поиск соответствия начат вчера.       — Значит, к вечеру третьего дня мы в любом случае получим хоть какие-то ответы.       — Считаешь, что жрецы тебе все же ответят?       — Молчание — тоже ответ.

***

      После разговора с Изариусом я получил сообщение из тюрьмы: Кандий просил встречи со мной. Интересно, что это значит? Во время допросах он и его турианцы без принуждения отвечали на заданные вопросы, и ответы не расходились с теми, что потом получали под сывороткой правды.       Кому угодно ясно, что их служба закончена. Гвардейцы-слуги по закону вернутся в Долину, в лучшем случае со временем заслужат доверие и станут воспитателями новому поколению. В худшем — останутся обслуживающим персоналом при мелкой работе, а те, кто доверие не только потерял, но попрал, будут выселены в отдельный закрытый район Долины поднадзорного типа, где останутся до конца своих дней.       Впрочем, Кандий вряд ли проживет долго на пенсии. Потерять подопечного — величайший позор. Страшнее него — лишь прямая измена Империи. Как гласила история, стражи, допустившие гибель правителя или наследника, нередко скоро следовали за ними. Я это подозревал и потому приказал следить за Кандием особенно тщательно на случай, если ему вздумается наложить на себя руки от горя.       Тюрьма особого назначения располагалась в самой низине дворцового района, так что я добрался туда очень быстро. В нужное крыло меня пропустили без промедления, тем более что биометрическое подтверждение личности занимает едва ли пару секунд при прохождение через двери. Когда прежнюю гвардию арестовали, первым делом я стер эту самую биометрию, без которой куда не следует — не пройдешь и случайно не забредешь. И внес новые данные. Все дворцовые службы используют биометрию, даже самые младшие слуги.       Тарис ждал меня в одной из допросных. Подозреваемого от дознавателя отгораживает непроницаемый энергетический щит, и я не собирался пренебрегать правилами безопасности. После всего, что случилось, я не должен ему доверять, но должен предупредить любой внезапный поступок — например, попытку напасть и убить. Скажете, паранойя? На мне слишком всего много завязано, и сейчас, будучи живым свидетелем неслыханных, невероятных, невозможных событий, я обязан быть бдительным. Кандий, может быть, и раскаивается — но если те же жрецы к нему приходили (хотя знаю, что не приходили — но вдруг!) или же Требий напрямую прикажет ему напасть на меня, чтобы еще больше ослабить Империю — я должен заранее допустить такую возможность.       Белый мерцающий щит едва слышно гудел посреди помещения, где стояли только пара столов и пара стульев плюс на моей стороне имелся небольшой терминал на этом самом столе. Кандий метался за полупрозрачной завесой. При виде меня развернулся и шагнул было вперед, но передумал и опустился на стул на своей половине.       — Рад, что ты согласился на встречу, Этериус, — его голос звучал до того блекло и тихо, что мне приходилось прислушиваться. Выглядел он уставшим и опустошенным несмотря на то, что, за исключением введения сыворотки правды, никто его и пальцем не трогал. Того и не требовалось.       — Я тебя слушаю, — я сел за стол на своей стороне, вопросительно глядя.       Кандий медлил. Я дал ему время собраться с мыслями, не торопил. А сам положил планшет рядом и запустил программу видеозаписи. Тут и без нее все на свете записывается, но мне просто удобнее сразу изучить результат, а не ждать, когда по запросу его пришлют файлом.       Наконец он начал размеренно говорить:       — Ты знаешь, что я служил Тарисию и Уларе тридцать три года. Помню их детьми в том же возрасте, в котором тебя представили Изариусу. За все эти годы не бывало ни разу, чтобы я, Кандий Тарис, подвел своего повелителя и свою госпожу. Годы моей службы были безупречны всегда — кроме последнего дня.       Я молчал, не прерывая его. Он уже сказал ранее все, что мог и не мог — искренне либо под действием сыворотки. Вряд ли найдется что-то иное столь же полезное. Цель встречи оставалась неясной.       — Этериус, — позвал меня Тарис, и я выжидательно подобрался. — Вспоминая тот день… Можешь ли ты утверждать, что тогда сделал все, что должен был сделать?       — Ты знаешь не хуже меня, что в этом у нас нет возможности выбирать, — я ответил, не сводя с него взгляда.       — Знаю. Можно сказать, нас программируют беречь повелителей — оттачивают рефлексы до полного автоматизма.       — Если так, то что ты хочешь сказать? Ты сомневаешься в том, что сделал все возможное?       — А что, если так? — его взгляд впился в меня. — Много раз за все это время я восстанавливал тот день в своей голове. По секундам. По кадрам. Вот ты хватаешь Акору, чтобы перенести ее к лестнице. В этот миг я окружаю Улару айе’хэррой, потому что она стоит у края балкона и мне ясно, что ее сметет взрывом. Вижу твой барьер, в который врезается волна — она впитала в себя почти весь удар и погасла слишком рано, поэтому Изариус тоже полетел вниз. Успеваю закрыть собой Тарисия, одновременно создавая второй защитный барьер. К тому времени Улара уже падает, а ты прыгаешь следом за принцем. Вижу свечение айэ’хэрры — ты хочешь смягчить падение. Мой барьер прижимает к перилам Тарисия, которого задело взрывом за те мгновения, пока я прикрывал императрицу. Как я посмел не заметить? Мне кажется, что время стоит — но мой барьер исчезает, а император теряет устойчивость и тоже летит с высоты. Я бросаюсь к нему, мы падаем вместе. Смягчить падение не успеваю — третий барьер поднимает нас уже после удара о воду. Он рассыпается, когда вижу, что Тарисий в крови и ожогах. Дальше — какое-то помутнение. Экипажи доставляют Требиев в госпиталь.       Он рассказывал все это и столь же подробно на каждом допросе. И вспоминает теперь, будто бы упустив и выискивая теперь нечто существенное? Рассказ подтверждался записями видеонаблюдения. Как стража Кандия не в чем было обвинить на балконе. Там он сделал все, что должен был сделать.       В госпитале он был первым, кто наблюдал ход лечения. В посмертном отчете указывается, что причиной остановки сердца императора стало повреждение после падения с высоты — мол, первоначальное обследование не учло, что сердце пострадало сильнее, чем смогло выдержать. Это назвали врачебной ошибкой, которую, по словам медиков, уже нельзя было исправить. Того специалиста, кто допустил ее, поместили под стражу.       Сочетание трагических обстоятельств, наложившихся одно на другое. Прямой вины Кандия во всем этом нет. В то же время — он виновен, потому что не смог предотвратить гибель правителя. Впрочем, его судьбу решит императрица.       — …Этериус, — голос бывшего стража выдернул меня из раздумий.       — Что-то хочешь дополнить? — спросил я его.       — Попросить. У меня к тебе просьба, — Кандий подошел близко к силовому щиту, покачал головой.       Невыносимо и непривычно видеть его сломленным. Кажется, я знаю, о чем он хочет просить.       — Разреши мне и моим турианцам принять участие в церемонии, Этериус. Это наше право и наша мольба, — Тарис вперился в меня пристальным взглядом, от которого мне стало не по себе.       — Ты имеешь в виду то самое право? И все твои турианцы согласны?       — Да. Мы обсудили. Несогласных немного, с ними обойдутся так, как требуется по закону.       — Это же… — я поднялся из-за стола, прошелся по помещению. — Сколько вас?       — Всего лишь трижды по девять. Я и старший состав. Младшие здесь не причастны.       Я сомневался. То, о чем просил Кандий, не случалось тысячи лет.       — Ты не можешь мне отказать, Этериус Изар, — он поворачивал голову, наблюдая за мной, покуда я ходил по своей половине допросной. — Даже императрица Улара не может. Но я пришел с просьбой к тебе, потому что традиция такова — и потому, что именно ты способен понять, почему иначе ничего не исправить.

***

      Все важные события в истории Империи всегда свершаются на рассвете. Восхождение на трон, свадьбы, объявление наследников, сезонные чествования… и прощания. С Долгой ночи минула дюжина дней — две стремительные и в то же время казавшиеся бесконечными недели. С одной стороны, все необходимое было сделано вовремя. А с другой — так быстро! Чересчур быстро все изменилось.       У меня не было роскоши позволить себе отвлекаться. Более-менее удалось выстроить порядок, распределить подчиненных, распланировать дальнейшие шаги. Одна церемония чего стоила, потому что никто не знал, что от нее ожидать: трагедия могла повториться. Бросить заботы на плечи кого-то другого и каяться, надеясь отмыться от чувства вины, как поступил Тарис, я совершенно не мог. Запрос в Долину на формирование гвардии для Улары давно был отправлен — только прибудет не раньше, чем будет готова.       С тяжелым сердцем, но с безусловной решительностью я привез правящую семью на знакомую площадь. Там, на широком просторе, соорудили высокий костер, на возвышении которого поставили точную копию дворцового трона. Я не знал, насколько готовыми окажутся Требии к предстоящему зрелищу, поэтому почти все время глаз с них не сводил. Признаться, и мне стало не по себе, когда присмотрелся.       Одетый в белоснежные с золотом одежды, Тарисий сидел на резном троне из дерева ро. Левая половина его тела обращена к храму, правая — к зрителям. Руки покоились на подлокотниках, спина и голова держались прямо. Точнее, я знал, их удерживали в нужном положении скрытые под одеждой детали специального экзоскелета, сделанного из того же дерева, что и трон. Глаза императора были закрыты. Впрочем, он выглядел до того пугающе живым, что мое беспокойство за Требиев выросло: они натерпелись за эту дюжину дней как никто. Пусть духи дадут им сил пережить тяготы этого дня.       Для Улары и молодой пары приготовили удобные ложа, разместив так, чтобы погребальный костер оказался ровно на полпути между ними и храмом. В этом имелся свой символизм: Тарисий стоял на границе между мимолетным и вечным, готовый покинуть живых. Требии стойко держались; их витальные показатели передавались мне и гвардейской медслужбе. Как я и распорядился, гвардейцы заняли позиции по всему периметру площади и возле храма, готовые доложить обо всем необычном.       На площадь прибыли представители Высоких Домов. Они шли пешком, оставив экипажи далеко в стороне. В строгом порядке по рангу подходили к наследникам, преклоняли колена, произнося краткие речи поддержки. Возвышаясь за спинами Требиев, я всматривался в породистые лица. Почти на всех видел страх.       Заметил, что Изариус пристально смотрит на главу Третьего Дома. Артериус по обыкновению держался гордо, впрочем, по особому случаю умерил пыл и выразил соболезнования достаточно кротко. Немногие аристократы позволяли себе публично показывать эмоции, хотя нескольких женщин из младших Домов на слезы пробило. Трагедия затронула всех, равнодушным не остался никто. Имея перед глазами примеры, а так же общаясь со СМИ и видя других турианцев, я мог уверенно заключить: все испытали состояние шока. Кто-то при этом отвлекался работой, кто-то, напротив, взял перерыв. Из ежедневных сводок я знал, что за последние дни сильно выросло число обращений в медучреждения и заявлений на отдых — турианцы пытались справиться со стрессом и ужасом. Ирония в том, что правящей семье и ее слугам перерывов не полагалось.       Когда все заняли свои места, раздался рокот множественных барабанов. Мимо Требиев и членов Высоких Домов прошли вереницы жрецов Нанус. Облаченные в темно-рыжие и ярко-оранжевые робы, что соответствовало одновременно цветам Второго Дома и жречества богини милосердия, они держали в руках каждый по небольшому барабану, в который ударяли при каждом шаге. Шли медленно, неотвратимо. Окружив костер, остановились и ускорили темп ударов.       Знать посторонилась поближе к Требиям, пропуская группу, которая только что пожаловала со стороны пруда: лицо императора смотрело прямо туда. Барабаны зарокотали громче. Под их грохот, обойдя жрецов, к костру приблизились Кандий и его старшие подчиненные. Каждый облачен в пластинчатый доспех землистого цвета, у каждого на поясе висел кинжал из Долины. Опасности от них я не ждал, хотя меры безопасности, разумеется, принял. Но Кандий пришел отнюдь не за этим.       Как только гвардейцы встали как нужно, императрица поднялась и в сопровождении стражи подошла на безопасное расстояние к костру. Барабаны смолкли. На площадь опустилась тишина. Выждав немного, Улара подняла лицо к балкону. Оттуда даже снизу хорошо было видно гигантское зеркало, обращенное на восток.       Императрица ждала. Все ждали. Оставив свои места, Изариус и Акора (и я, разумеется), тоже в сопровождении, приблизились к ней, встали рядом. Взяли друг друга за руки.       Тишина продолжалась. А когда предутренняя темнота дрогнула и зеркало поймало первые лучи восходящего солнца, сияющая полоса отразилась под углом вниз. Ветер дул в нашу сторону, поэтому раньше, чем глаза заметили дымок, носовые щели поймали запах горелой травы.       Дети Солнца всегда уходили в огонь, который своим благословением для них зажигал лично Требий. Особой конструкции зеркало собирало лучи и поджигало пучки священных трав, от которых пламя пойдет по сухой древесине. Огонь все очистит. Огонь вознесет к небу — прямой дорогой до бога.       Барабаны снова обрели голоса и продолжили говорить все громче по мере того, как разгорался костер. Медленно и верно языки поднимались к трону, охватывая все больше поленьев. Еще немного — и доберутся до цели.       Прежде, чем это случилось, Кандий и его гвардейцы, как по команде, обошли барабанщиков и шагнули в костер каждый со своей стороны, сужая круг. Одновременно выхватили ритуальные кинжалы, обнажили зеленые клинки и резкими движениями полоснули себе по шеям, брызгая синим. Барабанные удары превратились в громовой набат, заглушая собой большинство звуков. Фигуры гвардейцев бросили кинжалы за пределы костра и остались стоять неподвижно. Пламя охватывало каждого. Никто не издал ни звука — они уже были мертвы, а доспехи, твердея от жара, не давали упасть.       Кандий просил меня соблюсти древний обычай: очистить свое имя, искупить преступление священным огнем. Такое и правда никто не совершал тысячи лет. Отказать я не мог — даже Требии не могли. Гвардия ушла за своим повелителем, чтобы заслужить искупление верной службой в посмертии.       Пока я думал об этом, пламя добралось до трона. Охватив всю фигуру, оно пожирало императора, провожая в небытие. Богатые одежды, мягкие ткани, кровь и все, что внутри — в конце всего, от любого от нас не останется ничего, кроме праха.       На планшет пришло сообщение: отчет по поиску совпадений ДНК. И следом второе: от охраны у храма.       Барабаны теперь играли ниже, жрецы Нанус начали прощальную песнь. Их голоса походили на шепот, и с расстояния слов было не разобрать.       Точнее, шепот донесся не только от них.       Голубые сферы айе’хэрры соткались вокруг Требиев: стражи сопровождения исполняли приказ. Боковым зрением я заметил, что среди знати тоже вспыхнули щиты: защитить нужно всех. От кого?       От четырех фигур в лиловых балахонах, идущих от дверей храма мимо костра прямо к нам.       Жрецам-хранителям запрещено мешать. Они посланы Требием и несут его волю. Так скажет любой турианец. Они не выходят наружу, не говорят ни с кем; кроме правителя, их не понимает никто.       Они медленно шли по двое, вторя хищным шепотом барабанному бою. Жрецы Нанус не играли для них — нет, хранители сами решили вмешаться в ход церемонии. А те не посмели остановиться. Помня о том, что случилось на балконе, я опасался страшного. Слуги Монолита никогда не считались врагами — но не защищать Требиев я не смогу даже от них.       Поравнявшись с погребальным костром, хранители остановились. Развернувшись к пламени, они шагнули в него, не задевая фигуры гвардейцев. В их движениях, когда один вставал на плечи другого, было что-то одновременно жуткое и омерзительное. Третий залез на плечи второго, дотянулся до мертвеца и снял с шеи череп таким легким образом, будто бы тот не крепился к позвоночнику. Их хламиды, очевидно, обладали огнеупорными свойствами, потому что огонь их совершенно не брал.       Выйдя из костра, хранители снова встали по двое. Тот, что держал череп, указал рукой прямо на нас.       Изариус рядом со мной вздрогнул и сделал шаг.       — Нет, — зашипела Улара, хватая его за одежду. — Ты не пойдешь!       — Мы это уже обсуждали. Я должен, — возразил принц.       — Но что, если… — подала тихий голос Акора, которой Изариус не позволил договорить:       — Нельзя заставлять жрецов ждать. Я иду. За ответами.       Высвободив край одежды из хватки матери, принц направился к ожидавшей четверке. Трое из них образовали вокруг него треугольник, а четвертый встал впереди. Все повернулись и двинулись к распахнутым дверям храма.       Как только они отошли, огонь вспыхнул с неистовой силой. Пламя заревело, вторя грохоту барабанов. Понадобится не слишком много времени, чтобы все прогорело до пепла: резной деревянный трон, император, его гвардейцы и вся древесина. Все станет пылью за пару часов.       Я держал щит айе’хэрры вокруг Изариуса так долго, как мог. Охране не дозволяется спускаться в глубинные залы. Тем не менее, убедившись, что вокруг спокойно, я ринулся за принцем, собираясь ждать под тайной дверью столько, сколько понадобится. По крайней мере, он войдет туда под защитой.       Жаль, что айе’хэрра развеется, когда эта дверь затворится за ним.