Звезда, истекающая синей кровью

      С тяжелым выдохом и с лицом обреченного на смерть я переступил порог храма. Страх сковал беспокойное сердце. Кровь в голове стучала так громко, что ее грохот сливался с ударами барабанов снаружи. Но музыка служила мне направлением в кромешной тьме, ведь внутри храм оказался утоплен во мраке. Ни одна панель не светилась, ни одного огонька не освещало дороги. Исчезли голографические манускрипты, рассказывавшие историю нашего вида. Щит айэ’хэрры пропал, и я словно ослеп, ориентируясь лишь при помощи слуха. Вспоминал путь до тайной двери, воспроизводил его перед внутренним взором.       Впрочем, хранители, что шли, заключив меня под свою стражу, вряд ли бы позволили отклониться от курса. Сколько бы я ни напрягал слух, мог различить разве что шорох шагов. Ни присутствия, ни тепла тела, ни дыхания. Охотно верилось в старые сказки о том, что жрецы-хранители когда-то стали бессмертными. Задумывался ли кто, что именно они отдали взамен?       Здесь я остался один на один с неведомым, вечным. Стоило задуматься о том, как найду тайную дверь, если не видно совсем ничего, как что-то незримое повлекло меня само по себе и я ощутил под ногой первую ступень. Нет, меня не толкнули жрецы — шагнул я, но как будто без участия разума.       Дверь оказалась открыта.       Найдя пальцами стену, про себя вздохнул с облегчением: можно спускаться. Реальность сузилась до простейших задач: найти следующую ступень, не оступиться, не рвануться вперед или назад, проиграв в схватке с ужасом.       А мне было страшно. Мерзкое чувство пронзало с ног до головы, будто всадили копье, что вошло через макушку и вышло, разделившись, через ладони и ступни.       И в то же время ко мне приближалось спокойствие. Вместе с бело-голубоватым светом внизу.       Я не мог поспешить, потому что впереди меня шли две фигуры. И мешкать не мог: позади еще две. Неотрывно смотрел на блики, чувствуя примитивную радость от возвращения света. Я снова мог видеть.       Глубинный зал встретил меня неизменным. Шедший во главе процессии жрец качнул головой: велел следовать за ним. Трое других заняли свои места вокруг Монолита, а мы отошли к стене, где я прежде не заметил круглой платформы. Дождавшись, когда встану на ней, жрец вручил мне череп отца.       Я знал, для чего спустился сюда, пытался представить, что нужно сделать. И все же, взяв в руки покрытые сажей скрепленные кости, едва сдержался, когда потемнело в глазах и я начал падать. Нет! Только не это.       Платформа не спеша поднялась наверх. К пустующей нише.       Я не упал. Ко мне запоздало пришло понимание, что настал момент прощания. Ребра внутри будто стиснуло, трудно стало дышать. Бережно обняв ладонями кости, я наклонился, лбом прикасаясь ко лбу. Так и стоял, покуда влага из глаз капала, превращая сажу в черную грязь, что пачкала пальцы.       Я не помню, сколько так простоял. Спешить было некуда.       В какой-то момент спазм внутри стал будто бы легче. По крайней мере, я смог вдохнуть почти полноценно. Помещая череп в нишу, что станет местом упокоения, я услышал свой тихий скулеж — кажется, что-то внутри меня оторвалось и вышло наружу, как если бы хищный зверь отгрыз кусок плоти. Кто бы знал, что эфемерная рана болит не меньше реальной?       Развернувшись, я заметил, что платформа начала опускаться. В тусклом свете глубинного зала вырисовывались четыре фигуры вокруг яркого светоча. Безмолвные, неподвижные, как и всегда. Я чувствовал взгляды, хотя под капюшонами из-за тени вряд ли что-то мог рассмотреть.       Шагнув с платформы на пол, я остановился, сражаясь в себе с противоречием. От решимости, с которой я вызвался спуститься сюда, не осталось следа — но я помнил, что пришел за ответами.       А если меня сочтут недостойным ответов?       Жрецы-хранители наблюдали за мной. Я, помедлив, приблизился к ним — и замер, когда двое синхронно загородили собой Монолит, запрещая подойти ближе. Что это — предупреждение (хотя я помнил запрет отца и не собирался его нарушать) или же приказ не беспокоить нашего прародителя, потому что он не желает более выслушивать нас? Если бы все было просто…       Я отступил, не желая перечить. Для жрецов я — никто. Возможно, в будущем, когда мне будет дарована песнь, они тем самым убедятся в праве спрашивать их… Сейчас же не было ни одной причины, по которой мне следовало продолжать отвлекать их от службы.       Однако уйти я не мог. Отойдя на значительное расстояние, почти уверенный, что своим мельтешением вызову гнев и без того недовольного своими детьми божества, я метался, не зная, куда себя деть.       — Я чувствую, что вы меня слышите, — собственный голос прозвучал едва слышным шепотом. Неведомым образом акустика здесь была такова, что звуки поглощались молчанием, что властвует здесь почти постоянно. — Если вам известно, почему все это случилось… Для чего было нужно, чтобы один из вас оставил реликвию? Если мы прогневали Требия, то должны понять, чем, чтобы не допустить подобного снова! Не в этом ли причина тому, что сегодня никто не наказан? Что мы неправильно сделали? Чем нарушил волю бога отец?!       Мой крик отразился от каменных стен и затих где-то вверху. Я злился на себя за то, что поднял голос в священном месте. Что не сдержался, не проявил уважения. Повел себя не лучше мальчишки, считающим себя вправе требовать чего бы то ни было.       Жрецы-хранители никогда не отвечали на общедоступном всем языке. Считали ли они его неблагозвучным, грубым или еще какая причина была — факты, записанные в хрониках древности, всегда сообщали одно. Чего я рассчитывал добиться, самоуверенно надеясь получить хоть малейшее объяснение? Были ли мои обвинения справедливыми? Почему-то я был уверен, что до ответа несдержанному юнцу жрецы не снизойдут. Крик — признак слабости. Сила — в спокойствии. Можно сколько угодно себе лгать: силы во мне нет ни капли. Ни самой обыкновенной, ни силы характера.       — Если бы я мог… Если я могу сделать хоть что-то… Нет, сделать что-то, — с нажимом произнес я, исправляясь. Развернулся к жрецам, прекращая метаться. — Я хочу сделать Империю сильной. Защитить ее от беды. Но мне кажется, что, пока не пойму, что случилось, защитить ее будет непросто, не зная, от кого же ее защищать.       Я смотрел в лица бесстрастных стражей, надеясь отыскать в темноте под капюшонами малейшую подсказку. Самую ничтожную. Они — слуги бога, им не может быть неизвестна его воля. Ведь так? Что бы я ни говорил, они отвечали молчанием. Не гнали, не совершали никаких прочих действий, если не считать запрета подходить ближе. Мне показалось, что последним действием они все же меня защищают. Если так, то, возможно, жрецы не должны нас убить? Я здесь один, в полной их власти. Ритуал выполнен — нет причины меня не убить, если, конечно, им указано сделать именно это.       Видимо, нет. Время шло. Я смотрел на жрецов, они — на меня. Я их просто рассматривал, силясь понять, из чего сшиты их одеяния, которые, как известно, огню не страшны. Не испачкались даже. Я протер рукой пятно сажи на лбу и уставился на свои пальцы, задумавшись.       Жрецы выглядели так, будто и не поднимались на поверхность. Хотя все видели, как они вошли в пламя и двигались там. Из рукавов в бледно-голубом свете торчали когтистые кисти тех четверых, что стерегли Монолит. Я заметил, что они слабо светились голубыми прожилками, видневшимися на коже. Жрецы не носили перчаток, подумалось мне. Выходит, свечение идет из… имплантов?       Такое же, как сияние Монолита.       Мне вдруг вспомнился разговор с Этериусом, когда он сообщил мне о первых результатах расследования. Когда он сказал, что жрец-смертник был все-таки существом из костей и плоти. А еще я точно помню, как того разорвало на части в тот самый момент. Вместе с одеждой, которую никак не может тронуть огонь.       — Сколько всего жрецов существовало в тот день, когда отец и я спустились сюда? — спросил я, не особо надеясь, что думаю правильно. — В день, когда он представил меня Монолиту и вам?       На этот раз жрецы шевельнулись. Сначала тот, к которому я стоял ближе всех, поднял вверх указательный палец. Затем второй — рядом с ним. Следом жест повторили двое дальних жрецов. Из-под низко надвинутых капюшонов я различил отблески все того же сияния. Они стояли какое-то время неподвижно, замерев в одной позе. Затем опустили руки как ни в чем не бывало.       Я понял, что мне пора уходить.

***

      Споткнувшись, на последних ступенях возле двери я начал заваливаться вперед, но был подхвачен Этериусом. Страж дождался, пока откроется тайный ход, и инстинктивно, не думая, подставился для опоры. Я захрипел, потому что горло сдавил так не вовремя вернувшийся спазм, силился глотнуть воздуха.       — Дыши медленно и глубоко, — пробормотал он, цепко ощупывая меня, убеждаясь в отсутствии ран.       Я помотал головой, показывая, что не получается, злясь на себя в то же время за то, что потерял дар речи тогда, когда тот так нужен!       — Здесь весь Совет, — тихо пророкотал над боковым гребнем Этериус так, чтобы только я слышал.       — Изариус! — к нам подлетела Акора, которая кинулась мне на шею. Я машинально обнял ее.       Только теперь я смог осмотреться. В огромном зале храма, прежде горящем сиянием космических звезд, по-прежнему отсутствовал собственный свет. Вместо этого гвардейцы включили напоясные фонари, направив их лучи в зеркальный потолок, откуда те рассеялись, не ослепляя присутствующих. Я щурился, различая знакомые лица. Больше всего мне не хотелось видеть хэссов первой пятерки Домов — но именно их группа стояла ближе всего.       Хэссэ Тирвиан сделала шаг вперед, к нам, и как будто бы с опаской спросила:       — Хранители вам что-то сказали, принц? Простите, вы выглядите так, как будто они вас пытали…       Мне захотелось расхохотаться ей в лицо — но вместо смеха я смог издать хрип. Замотав головой в отрицании, мол, никто не пытал, я буквально повис на страже, испугавшись, что ноги держать не хотят. Рядом ахнула Акора, которая взяла на себя ответственность навести порядок:       — Увези и позаботься о нем, — ее руки подтолкнули нас. Изар чуть ли не буквально поволок меня на себе сквозь толпу хэссов и охраны. Позади моя дорогая жена продолжала: — Все вопросы к принцу зададите потом, дайте ему прийти в себя. Моя госпожа-императрица, — ее жесткий голос смягчился: очевидно, мать тоже была здесь, но не успела дойти до меня. — Всем нам надлежит отдохнуть. День сегодня выдался крайне тяжелым… — воркование Акоры становилось все тише, пока не стихло совсем: к тому времени мы двое добрались до дверей, ведущих на улицу.       Этериус вывел меня через боковой выход, откуда площадь была не видна. Я был благодарен ему за это: зрелище пылающего костра меня бы сейчас доконало. Почти мешком я рухнул на заднее сидение подъехавшего неприметного экипажа. Пока усаживался кое-как поудобнее, Этериус занял место водителя, отпустив подчиненного, пригнавшего транспорт, и поднял в воздух.       — Тебе нужен медицинский осмотр? — спросил он, остро глянув на меня.       То, что это вопрос, а не приказ, объяснялось тем, что он не считает жизненно необходимым сдать меня в руки врачей.       — Просто… увези отсюда, как… сказала Акора… — выдавив не то шепот, не то сипение, я откинулся на спинку сидения, прикрывая глаза. Округлая поверхность удобно ткнулась под гребень, давая возможность хоть немного расслабиться.       Но куда там! Я видел советников: их растерянные, в то же время смотрящие свысока лица — и чувствовал раздражение. Что Тирвиан, что другие замеченные с ней особы — все видели слабого мальчишку, который якобы храбро полез в подземелье, дерзая что-то требовать от бессмертных, и вылез, едва не умирая от страха!       Я не заметил, как просипел вслух последнюю мысль.       — То, что видят хэссы, и каким ты на самом деле являешься — две совершенно разные вещи, Изариус, — заметил страж. — Возможно, даже лучше, что они видят только мальчишку.       — Этериус Изар! — от возмущения у меня едва не прорезался голос.       — Вот именно, я Этериус Изар! — с нажимом выделил фамилию страж. — Я дал слово защищать тебя!       — Каким образом клятва защитит меня через унижение?!       — Тем, что оно застилает хэссам глаза. Они видят «слабого мальчишку» — и ничего более. Пусть и дальше считают, что ты для них не угроза.       Я заморгал и подался вперед, инстинктивно прислушиваясь.       — Но ведь я…       — Не такой, я знаю, — кивнул Этериус. — Но другим, кроме твоих матери и жены, лучше заблуждаться в своих выводах, уж скоро на союзников среди Совета надеяться — плохая идея. Тарисий держал их на поводке — да и то хэссы сильно тот растянули. Не мне говорить о политике — но советники попытаются получить выгоду из любой ситуации. Если помнишь, Улара тебе говорила о том же: не бояться Совет.       Я помнил. Как и помнил сказанное отцом у Монолита. Почему он несколько раз повторил одно и то же, как будто бы чувствуя, что времени увещевать нет? Предчувствовал ли отец, что нового разговора у нас не случится?..       Мысли снова вернули меня на площадь, к костру. Наверное, уже догорает: когда мы вылетели, уже стоял вечер. Зимой рано темнеет. И все же это значило, что у жрецов я провел несколько часов.       — Куда… мы… летим? — спросил я, сообразив, что не знаю маршрута.       — Туда, где ты сможешь успокоиться и где нас не подслушают. Мне думается, что голос у тебя пропадает из-за нервов: простуда твоя давно вылечена.       — Может, и так… — я тяжело выдохнул и покосился в окно, чтобы понять, где конкретно мы пролетали.       Под нами проносились верхушки деревьев, слабо подсвечиваемые огнями трассы. Небо снова заволокли тучи — видимо, скоро опять пойдет дождь.       Чем дольше летели, тем легче становилось мне говорить.       — Если когда-нибудь… решим перенести столицу… то стоит выбрать место потеплее, — поежился я, хотя в экипаже не было холодно. — Например, Сипритин. Молодой… перспективный город — и дождя там почти не бывает.       — Это уж как вам будет угодно, — хмыкнул Этериус, наблюдая за дорогой.       — Я хотел спросить: а какая… фамилия у тебя была раньше?..       — Виктус. Мои родители носили фамилию Виктус. Они служили в гвардии Тарисия до тех пор, пока не узнали, что ждут меня. После рождения они растили меня три года, прежде чем вернулись на службу, во время которой потом и погибли. Так я попал к воспитателям.       — Что с ними случилось?.. Ты не рассказывал.       Этериус издал протяжный выдох, дернув мандибулой, но все же ответил:       — Должны были накрыть одного продажного ученого на заводе по производству химических растворителей. Оказалось, он их ждал. Попали в один из чанов и не смогли выбраться: слишком уж едкая была дрянь. Как в дурном видео для подростков.       Я решил промолчать. Только прикоснулся к плечу, выражая сочувствие. Этериус так же молча кивнул.       Мы оставили столицу далеко позади. Лес под нами начал редеть, постепенно возникли предгорья. Местность оказалась знакома.       — Так куда мы летим? — спросил я.       — В Убежище Первого, — отозвался Этериус. — Кто попало туда не заявится, и это хорошее место, чтобы привести мысли в порядок. Нас ждут. И к тому же… Акора и Улара присоединятся, как только разгонят хэссов.       Я пристыженно закутался в накидку и уставился в окно: бегство из храма мне казалось постыдным, потому что это мне следует оберегать мать и жену от падальщиков-хэссов, никак не наоборот.

***

      Убежище Первого, или дом первого императора, представлял собой комплекс пещер, скрытый в горах. Считалось, что здесь когда-то жил Трессий, легендарный основатель турианской государственности. Как рассказывала история, его, первого Сына Солнца, дал турианцам сам Требий. Каким именно образом, не раскрывалось, однако в здешних горах действительно нашли захоронение возрастом примерно десять тысяч лет, где обнаружили кости золотого турианца с остатками богатых тканей, частично сохранившимся деревянным оружием, золотые наконечники копий и стрел, украшения и кинжал из зеленого стекла. По кинжалу и предположили, что у первого императора был свой страж из Долины, которого назвали, согласно традиции, Трессом. Позже обнаружили еще несколько захоронений, где, как предположили, покоились Тресс, несколько гвардейцев (в скелетах нашли следы скоплений вещества, которое встречается только в Долине), а так же открыли место упокоения первой императрицы.       Место, куда мы прилетели, было чрезвычайно важным для каждого турианца. Оно принадлежало Золотому Дому, а потому сюда мог прилететь не всякий аристократ — только родичи и супруги в сопровождении стражей Долины. Воистину лучшего места, куда можно сбежать от чужих глаз, не найти.       Экипаж приземлился на полу маленькой пещеры, совершенно пустой на вид, если не считать резных линий на одной из стен. Покинув транспорт, мы направились к ним. Этериус коснулся камня сбоку от линий — и они вспыхнули, очерчивая створки тяжелых дверей, которые следом начали открываться: датчик принял отпечаток руки и пропустил начальника гвардии. Само собой, Этериус сменил биометрический доступ во всех системах — как оказалось, даже и здесь. Мы вошли внутрь.       При нашем появлении стены вспыхнули голубым свечением. Его испускало растение, похожее на растительный мех, хотя, если присмотреться, вместо ворсинок можно было разглядеть тонкие кристаллы-иголочки.       — Идем, здесь лучше не задерживаться, — потянул меня за собой Этериус.       — Почему? — мне хотелось рассмотреть этот «мех» повнимательнее.       — Оно ядовито. Нанюхаешься — захочется спать. Тогда оно сползет со стены на тебя, поглотит и съест, — совершенно без смеха ответил он.       — Да ладно, — недоверчиво протянул я и непроизвольно зевнул.       — Так и есть. Это халакс — минеральный гибрид. Охотится так. Его высадили сюда тысячи лет назад специально, чтобы отпугивать незваных гостей — биометрических замков тогда не существовало. Да так и оставили ради сохранности и в дань уважения к прошлому. Мы оценили, уважением прониклись — и теперь быстро идем дальше.       — Удивительно, что я не слышал об этом гибриде.       — Подзабыл уроки имперской истории, с кем не бывает.       Я шутливо ткнул Этериуса кулаком в плечо. Тем временем, мы прошли сквозь вторую дверь, которая оставила за нашими спинами хищный халакс.       Перед нами протянулся широкий коридор, чьи стены, пол и потолок выглядели покрытыми голубоватым стеклом. Голубые, зеленоватые, светло-серые переливы и циановые прожилки создали красивый природный узор.       — Это же разновидности медной руды? — предположил я, разглядывая отделку.       — Уроки по геологии ты не прогуливал, это похвально, — усмехнулся Этериус, за что получил второй несильный тычок. — Да, это они. Не гибриды, так что для нас не опасны.       — Выглядит очень красиво, — признал я, впрочем, не отставая от стража. — Этому всему тысячи лет?       — Представь себе, да. Где-то из-за горных процессов что-то отвалилось, но с момента обнаружения Трессия комплекс поддерживают в нужном состоянии.       — Еще бы не поддерживали. Это же наша история.       — А еще свидетельство величия Золотого Дома, о котором никому нельзя забывать.       — Ты опять все сводишь к политике, — фыркнул я.       — Ну что ты. Мы здесь ради отдыха, ничего более.       — Ага, а это «более», буде случится, конечно, окажется простым совпадением.       — Это хорошее место, чтобы напомнить нам обоим, кто мы есть, Изариус, — он остановился и взглянул на меня. На мгновение мне стало не по себе от этого взгляда, но он спокойно, как всегда, сказал: — В ранней юности я размышлял, справедливо ли обошлась со мной жизнь. Ведь рождение в Долине и владение айе’хэррой лишили меня всякого выбора, предопределив жизненный путь. Подросткам свойственно все ставить под сомнение и осуждать — таким был и я. Но позже никогда не жалел о том, что все получилось вот так.       — В какой же момент ты это понял? — спросил я, удивленный неожиданным признанием.       — В тот момент, когда увидел одного мальчика и дал слово его защищать. Не клятву, которую принес ранее — а слово, данное ему лично, — Этериус шевельнул мандибулами в улыбке, хлопнул меня по плечу и двинулся дальше.       Я не смог сдержать ответную улыбку, когда продолжил идти следом за ним.       Коридор вывел нас длинными природными поворотами к еще одной двери. Другие попадались по пути, но, видимо, Этериус точно знал, куда нам нужно. Где-то далеко, сквозь толщу скал, я уловил повторяющийся ритм какого-то далекого звука.       Заметив, что я прислушиваюсь, Этериус объяснил:       — Это вода. В пещерах есть искусственные водопады, чьи потоки текут по огромным ступеням. Издалека кажется, будто бы кто-то бьет в исполинские барабаны.       — Предки любили подчеркнуть силу, — отозвался я.       — Ну а кто бы отказался? Даже сейчас турианцы ее ценят.       — Вот бы иногда мозгам не противопоставляли — было бы совсем хорошо, — негромко проворчал я, впрочем, находя ритмичный грохот воды завораживающим.

***

      Оказалось, что об Убежище Первого я почти ничего и не знал. Зато Этериус сопровождал буквально каждый наш шаг кратким рассказом о местных особенностях. Например, нам встретились кристаллы, которые напоминали прозрачные цветы с длинными не то листьями, не то лепестками продолговатой формы, испещренные темно-синими прожилками. При этом «цветы» светились, хотя что именно давало лиловый свет, не было ясно. Под «цветами» хорошо просматривалась лучистая зеленая «трава». Я осторожно тронул лепесток ближайшего гибрида — в ответ «цветочек» молниеносно выстрелил бутоном, который в момент обхватил мою кисть, будто проглотил.       — Все-таки не стоило прогуливать уроки минеральной биологии, принц, — Этериус подскочил, нажал куда-то в основание стебля, и бутон спрятался. — Симбиотический кварц. Наполовину растение, наполовину кристалл, — объяснил он, мельком осмотрел мою руку и кивнул. — За час сок этого кварца растворил бы пластины и начал бы переваривать кожу. Лучше ничего здесь не трогать. Особенно то, что светится и пульсирует: это признаки хищника.       — Я не удержался, — виновато вздохнул я, потирая кисть. — Очень красиво.       — Здесь дикая природа, а не городской сад, Изариус. Без должного внимательности тут действительно может быть опасно.       — Ладно, ладно. Устыдил.       — И не собирался стыдить. Расслабься, я же рядом. Все-таки твои предки тут жили, это был их дом — а не подземелье испытаний.       — Знаешь, я начинаю чувствовать себя…       — Прекрати. Привыкнешь к Убежищу — перестанешь влипать в неприятности.       — Какая воодушевляющая мысль…       Через некоторое время мы вышли в просторный зал, половину которого занимало горячее озерцо. Места хватало настолько, что в центре потолка камень не срастался, а образовывал естественное (естественное ли?) окно, в котором виднелись темное небо и половина одной из лун. Другая половина зала выглядела как каменный павильон, образованный до того искусно вырезанным камнем, что я сперва решил, будто из дерева его и сложили. Но нет, древесный рисунок, объемные элементы, почти неотличимые от настоящих ветвей, неплотно, с просветами, перевитых между собой, в действительности являлся результатом великолепной работы. В качестве одной из стен павильон имел скалу самого зала, а вот «деревянные» смыкались полукругом, оставляя посередине удобный проем. Через этот проем, прикрытый занавесью из тонкой скользящей ткани, и зазоры между «ветвями» просачивался приглушенный голубоватый свет.       — Мы пришли, — сказал Этериус и жестом пригласил осмотреться.       Первым делом я заглянул в павильон. Это определенно была спальня: почти все место занимала конструкция из трех столбов, оплетенных в навершии прочным канатом и укрепленных для прочности кованым металлом. Три опоры служили основой для огромного круглого ложа, висящего между ними на длинных цепях, которые и крепились к окованным навершиям. Ложе было устлано цельными шкурами, поверх которых лежали продолговатые подушки, судя по виду и запаху, сшитые из кож и плотно набитые сухими травами. Имелись и другие: размером больше, пошитые из похожей скользящей ткани и наполненные, очевидно, чем-то мягким. Большими следовало обкладываться для удобного сна, а те, что поменьше, предназначались для головы — их клали под гребень. Рассматривая спальное место предков, я про себя отметил, что современные кровати не так уж сильно отличаются: разве что спим мы не в подвесных гнездах, а в стоящих на полу округлых постелях с приподнятым изголовьем.       — Интересно, какие здесь сны, — я тронул край ложа, и оно мерно качнулось.       — Узнаешь чуть позже, — отозвался Этериус, вытаскивая наружу раскладной стол. Пока я рассматривал гнездо, он выносил инвентарь из встроенной в углу кухни. На второй угол кивнул мне: — Там душевая и свежая одежда. Пригодятся перед тем, как лезть в горячий источник.       — А что собираешься делать ты?       — Позабочусь об ужине. Ты же, я знаю, со вчерашнего дня ничего не ел. Акора и госпожа Улара, как мне известно, тоже. Да и самому не до еды было. Когда залезешь в источник, сможем поговорить.       — А я-то все думаю, почему ты не спрашиваешь меня ни о чем.       — Сначала надо решить самые неотложные вопросы, — Этериус разложил на столе различную посуду и куски мяса, сложил несколько плоских камней в подобие очага и положил туда несколько брусков топлива.       Я сглотнул слюну и направился в душевой угол. Форма павильона позволяла всего два угла. В выдолбленной нише я нашел все необходимое для омовения. Перепачканную золой одежду свернул и оставил на уступе. Осмотревшись, тихо усмехнулся: десять тысяч лет назад воду, наверное, грели на огне и подавали вручную слуги первого императора — а в наше время смотрители Убежища все-таки пошли на поводу прогресса и вмонтировали современный душ. Что ж, объяснимо: где бы мы сейчас встретили слуг? Хотя к нашему приходу здесь подготовились, иначе откуда взялись бы пища, свежая постель, одежда и прочие вещи?       Закончив омовение, я замотался в меховой халат и вышел на берег. В пещерах не было холодно, но все же ночной воздух тянуло из отверстия на потолке. К тому времени огонь в каменном очаге весело танцевал языками красного пламени, а на тонкой каменной плите аппетитно шкворчали куски мяса. При виде меня Этериус зачерпнул широким лезвием кухонного ножа смесь каких-то специй и распределил по кускам, слегка вдавливая. Сбоку от него что-то булькало, хотя я не видел, что именно. Но пахло знакомо разнообразными ягодами.       Заметив меня, он ободряюще качнул мандибулами на пыщущий паром источник.       — А ты уверен, что в воде не водится никаких гибридов-охотников? — я с недоверием воззрился на темную воду, поблескивающую в свете луны.       — Там нет никого, я проверил. Считай, просто большая ванна. Даже растений там нет.       — Прости, я сегодня чересчур нервный, — вздохнул я, снял халат и полез в воду.       — Не извиняйся. Вообще никогда, Изариус. Особенно в нервные дни, — негромко и ровно сказал Этериус, мимоходом, не отвлекаясь от приготовления пищи.       В его голосе не было осуждения. Он давал советы, ничем не задевая меня.       Только мне все равно хотелось извиняться за проявления слабости.       Горячая вода оказалась ровно той температуры, которую любит большинство турианцев. Она обволокла меня до самого горла, пока я сидел на удобном каменном сидении, вытянув ноги. Можно было положить руки вдоль бортов и откинуть голову, но в таком положении накатывала сонливость. Если положить под гребень подушку, можно и в самом деле было позволить себе подремать. Впрочем, я планировал не спать, а обсудить свое посещение храма.       Этериус переложил один из готовых кусков мяса на деревянное блюдо, добавил свежих овощей и лепешку серого хлеба, поставил рядом со мной. Я развернулся так, чтобы добраться до блюда. Рядом появилась чаша с урганой, которую, я видел, Этериус разлил на двоих. И положил рядом с едой искусно украшенные щипцы — не станет же цивилизованный турианец есть своими когтями.       До того, как первый кусок отправился в рот, я и не догадывался, насколько голоден. Из горла непроизвольно вырвалось урчание, сдавшее меня с гребнями. Несколько минут я не был вообще способен на осмысленную речь, уделяя все время еде. Этериус поглядывал на меня, как мне показалось, с некоторым весельем — но в данной ситуации это простительно. Сам-то он вел себя намного спокойней.       Утолив голод, я собрался с мыслями. Ароматный напиток в чаше приятно дополнял тепло воды вокруг меня и жар мяса в желудке, что переваривалось сейчас внутри. Поднеся к лицу, я зачерпнул языком воду, втянул в рот и сделал глоток. Этериус оказался прав: здесь мои нервы начали приходить в порядок.       Надолго ли?       Я подробно пересказал все, что произошло у Монолита, особенно внимательно пересказав свой вопрос, на который, к своему удивлению, получил ответ.       — Значит, ты спросил, сколько жрецов всего существовало в день, когда Тарисий привел тебя к Монолиту. И ответ был: четверо, — задумчиво произнес Этериус, поглядывая на язычки пламени, которые тут же живо напомнили мне погребальный костер. Я отвернулся, чтобы отвлечься на что-то иное, и, ежась, вдруг решил вылезти из источника. Вода выглядела совершенно черной, а во мне снова поднималась тревожность.       — Да. За несколько часов с разговора до ритуала вряд ли у них появился пятый жрец, которого они отправили бы на балкон, — плотно запахнув халат, я уселся на камень и продолжил не спеша черпать языком из чаши.       — У нас нет доказательств обратного, так что теоретически и такое возможно. Однако я получил отчет по запросу от медицинских баз данных.       — Какой же?       — Совпадения по ДНК нет. Но, — Этериус поднял палец вверх, невольно напомнив тем самым жест хранителей. — Это сейчас их там нет. Остались следы, свидетельствующие о том, что данные существовали. И были стерты.       — И что, так можно узнать, кем и когда?! — я чуть не выронил чашу.       — К сожалению, нет. Только факт изменений. Но это и подозрительно; кроме того, других подобных случаев нет. То есть, либо жрецы каким-то образом обучают незарегистрированных последователей, либо… они их не набирают вообще. Такой случай — единственный за всю историю современной и более старшей медицины. А раз кто-то хотел это скрыть, то почему Золотому Дому ничего не известно? Кому еще владеть настолько важными тайнами?       Я молчал, не зная, что тут сказать. Этериус озвучивал выводы, которым нечего возразить. Могли бы жрецы солгать? Ни разу ни о чем подобном в истории не упоминалось. Скорее всего, они сообщили мне правду. Если их тогда было четверо… и потом было четверо… и до сих пор четверо…       Я судорожно вдохнул, подавившись урганой, так что Этериус, наклонившись, постучал меня по спине.       — Вижу, ты пришел к тому же выводу, что и я.       — О том, что смертник не был настоящим жрецом?!       — Да, — помолчав, подтвердил страж. — Я полагаю именно так. Мы должны доказать наше предположение либо же опровергнуть.       — Как именно? Вы изучили все показания, все материалы… даже генетический след! Медицинские карты, протоколы допросов…       — Попробуем теперь поискать любые зацепки, которые не укладываются в стройную версию «жрецы покарали императора». Пересмотрим все еще раз. Привлеку кое-кого талантливого из Долины, он поможет нам разобраться.       Я с заинтересованной надеждой взглянул на него:       — Кого же? Мне кажется, без гениального сыскателя тут не обойтись.       — Верно. Я выпишу нам самого лучшего. Однажды его предок сумел распутать непростое дело о покушении на высокопоставленного чиновника Дома Требия во времена десятой империи. За это его род награжден длинной фамилией, что, как тебе известно, является признаком наличия высоких заслуг перед отечеством.       — Кажется, я понимаю, кого ты имеешь в виду.       — Да. Кое-кого из семейства Вакариан.