Звезда, истекающая синей кровью

      Спрятавшись за арочным проемом гостиной, Севир тайком подслушивал чужой разговор. То, чем стращали родители, все-таки произошло: сипритинская полиция заметила его шалости. Он привык, что все ему сходит с рук, и потерял бдительность, из-за чего его «художества» наконец засекли. Именно об этом предупреждали старшие, которые старались научить осмотрительности сына-подростка, воодушевленного первыми успехами на поприще взлома электронных систем.       — Не хочешь попадаться на глаза матери, но любопытство сильнее? — Даррен Лон подошел к сыну, понимающе хмыкнув, и положил руку ему на плечо.       Старший член семьи был весьма типичным представителем их вида: среднего роста двуногий гуманоид с плотной коричневатой кожей, покрытой едва заметными пигментными пятнами, выглядывающей из-под костяных пластин. Разве что пластины были серыми, а не рыжевато-коричневыми, чем нарушали упомянутую выше типичность. Вытянутая вперед голова в районе лица напоминала маску. Длинные гребни тянулись назад из-под краев этой «маски» к затылку, плотно облегая голову. По бокам, чуть ниже слуховых отверстий, от головы отходили эффектные вытянутые наросты — мандибулы. Янтарные глаза в костяных «прорезях» маски были посажены так глубоко, что белки казались черными. По людским меркам внешность Даррена наводила на мысль, что турианцы произошли от древних рептилий или птиц. Природный экзоскелет в виде пластин с запасами нетяжелых солей, эволюционно защищавших тело от радиации родного светила, воспринимался многими, в том числе самими турианцами на раннем этапе эволюционного развития, как броня для соперничества и отстаивания собственных интересов. Самая массивная часть брони на спине в районе шеи напоминала воротник доспехов, который визуально увеличивал торс. Несмотря на широкую грудную клетку, тонкая талия, прямые руки и ноги в целом создавали образ стройного существа. Природное строение ступни с всего двумя пальцами производило впечатление, будто турианцы ходят, никогда не опираясь на пятку, на цыпочках. Спицеобразные отростки, отходящие вбок от ног в районе голени, придавали фигуре изящества, хотя, возможно, когда-то были жесткими и острыми — еще одно природное оружие хищника. Ладонь состояла всего из трех длинных когтистых пальцев, что, впрочем, не помешало турианцам достичь вершин технологического развития и стать обладателями самого мощного космического флота в пространстве Цитадели. В это верилось еще и потому, что предпочитаемая «типичными турианцами» одежда плотно прилегала к телу и напоминала плотный комбинезон, закрывающий собой все тело от лодыжек до шеи, включая и воротник — добавь шлем и получишь почти что скафандр.       Севир слышал шаги и заметил родителя, встревоженно шевельнув мандибулами.       — К нам не приходили стражи… из-за меня, — осторожно произнес тринадцатилетний подросток. — И тем более они раньше не тревожили маму.       — А кого им тревожить? Им нужно обратиться к тому, кто влиятельнее и кого ты послушаешь. Ты знаешь, что мама не любит вспоминать о вашей родне, но, тем не менее, вы оба относитесь к вашему Дому — а значит, с точки зрения традиций безопаснее, — Даррен слегка выделил последнее слово, — уделять первостепенное влияние госпоже Дома, а не, скажем, мне. Даже если она не хочет иметь дела с этим Домом — посторонние-то о том не обязаны знать. Здесь, в Сипритине, в столице, традиции особенно крепки.       — С семьями стараются лишний раз не связываться, — кивнул Севир, который очень любил подчеркивать свое особенное происхождение и тщеславное превосходство перед приятелями, но при взрослых старался особо не выделываться. — Я помню.       — Если понадобится, арестуют и аристократа, — многозначительно добавил Даррен, щурясь на сына и рассматривая его.       Младший Лон был весь в мать, которая принадлежала к расе аристократов — более утонченных и худощавых по телосложению, в отличие от турианцев непривилегированного происхождения, к которым относился его отец. Аристократов выдавала не только природная грациозность, но и форма гребней на голове: они тоже росли плотно прижатыми, но дополнительно имели два боковых над мандибулами отростка, которые выдавались чуть в стороны. «Обычные» турианцы в большинстве своем имели темно-коричневые кожу и пластины, редко кто из них рождался с серым окрасом — тогда как аристократы как раз в основном отличались серым пигментом пластин и кожи, крайне редко кто-то из них имел темный цвет. В одежде обе расы предпочитали практичность и удобство, из-за чего подобие комбинезонов было популярно у обеих — однако только аристократы обладали привилегией носить незакрепленные, ниспадающие элементы одежды вроде шейных шарфов, широких рукавов или разрезанного по бокам бедер подола.       Каждый, кто видел аристократа (что по расе, что по происхождению — это значило одно и то же), понимал, что всеобщая справедливость и равноправие как-то шатаются, хотя с точки зрения закона и те, и другие равны. Во всяком случае, Даррен надеялся, что так и есть — а иначе отпрыск однажды нахлебается неприятностей по самый этот свой аристократический гребень.       — Перед законом мы все-таки равны, Севир, — повторил он и кивнул в гостиную, где один из сипритинских стражей правопорядка рассказывал госпоже Орелии Лон, внимающей с высокого ложа, о «художествах» чада.       — Вашему сыну повезло в том, что никакого ущерба своими действиями он не нанес, госпожа, — говорил одетый в серебристо-синюю форму гость — представитель «обычных» турианцев, как и сам Даррен. — В этом случае мы ограничиваемся рекомендацией провести обстоятельный разговор с вашим сыном с целью разъяснения возможных последствий его деяний во избежание повторения инцидента.       — Благодарю вас за бдительность, офицер, — легким кивком головы поблагодарила необыкновенно красивая турианка с точеными чертами лица, идеальными пропорциями тела, безупречной формы и цвета светло-серых пластин экзоскелета и кожи. Орелия Лон по праву считалась самой красивой женщиной своего Дома, а оный Дом традиционно взращивал самых красивых породистых представительниц. Ее гребни не только изящно охватывали идеальной формы голову, но и выдавались концами в сторону затылка — совсем немного, нежели у мужчин, однако гармонично. У «простых» женщин лицевой экзоскелет не продолжался в виде гребней из-под костяной «маски». Фиалкового цвета глаза смотрели прямо, из-за чего взгляд казался чрезмерно холодным. — Я непременно поговорю с сыном и проведу с ним просветительскую работу.       — В таком случае, не стану занимать более ни минуты вашего времени, — страж отвесил приличествующий сдержанный поклон, полагающийся царственной турианке по статусу.       Гость покинул дом Лонов, а глава семейства развернулась к проему и позвала:       — Выходите, он ушел. Севир, нам следует провести воспитательный разговор прямо сейчас.       — Я же говорил, что никто не пострадал, — начал было подросток, про себя гадая, как сильно влетит. Родители спускали ему мелкие шалости с рук, но сейчас речь шла о полноценном преступлении.       — Ты залез в дипломатическую сеть без спроса, Севир. За это предусмотрена ответственность, — мягко перебил его Даррен. Обычно он брал слово в воспитательном процессе тогда, когда они оставались втроем: традиции аристократии не допускали, чтобы одного из них поучал турианец, не отмеченный природой редкой формой гребней.       — Я там ничего не испортил! — возмутился подросток. — Мы с друзьями поспорили, получится у меня вообще или нет!       — Понравился приз? — поинтересовался Даррен, зная, что молодежь обожает заключать пари по малейшему поводу.       За выигранный спор Севир получил набор софта, подаренный одному из приятелей родителями.       — Да, интересный и, надеюсь, полезный, — Севир остро взглянул на отца, который, несмотря на более чем реальную, как оказалось, вероятность свернуть не туда и привлечь внимание стражей, всегда поощрял интерес сына к языкам программирования и электронным системам.       — Если тебе кажется, что на этот инцидент исчерпан, то ты ошибаешься, — сказала Орелия и похлопала себя по коленям.       Севир тут же направился к матери, хитро ей улыбнулся, разведя мандибулы в стороны, и забрался к ней на колени, чего подростки обычно не делают, стремясь к независимости от семьи и навязываемых правил общества.       — Мне кажется, сын не вполне понимает, почему его проступок опасен, прежде всего, для него самого, — сказал Даррен. — Почему так важно поступать по закону и почему среди многих вариантов самый лучший — не нарушать его.       Орелия задумчиво что-то прикидывала в голове и наконец обратилась к Севиру:       — Давайте устроим прогулку в одно примечательное место. Мне кажется, что там мы сможем нагляднее показать то, что хотим объяснить тебе, сын.       — А что за место? — тут же навострил слух тот.       Даррен заметил тайный жест, который Орелия изобразила несколькими комбинациями положений трехпалой кисти и пальцев, опустив руку за пределы подлокотника ложа. Жест означал пару букв названия того самого места, так что мужчина понял, что имелось в виду — тем более что некоторое время назад супруги обсуждали его, решив посетить. А тут и повод нашелся.       — Центральная площадь столицы, сынок, — ответил он.       — Зал Славы? — глаза юнца загорелись. Они имели алую радужку, как у всех полукровок — единственный явный признак смешения обеих рас. — Место, где имена тысяч знаменитых турианцев окружены почетом! Мы с приятелями давно хотим там побывать.       — Именно так, — подтвердила Орелия. — Зал вновь открыт к посещению после обновления, и мы его посетим.       — Отлично! Не терпится все посмотреть! — Севир обнял мать, слез с ее коленей и прижался к отцу, после чего радостный убежал в свою комнату — видать, хвастаться перед друзьями.       — Думаешь, твой урок пойдет на пользу? — проводив сына взглядом, спросила мужа Орелия.       — Севир еще юн и многого не понимает. Наша задача — помочь ему разобраться, — успокаивающе заверил ее Даррен, сел рядом на ложе и обнял жену. — У него все получится.       — Хорошо бы, чтобы в процессе познания стражи все же не беспокоили наш дом сообщениями о новых проказах. На настоящие, но условно безвредные проступки они закроют глаза раз, другой — но потом придется отвечать, — вздохнула она и положила голову на плечо мужа. — Надеюсь, твоя идея сработает.

***

      Откладывать надолго не стали. Через несколько дней, когда у родителей выдался совместный выходной, все семейство встретилось за завтраком и Даррен сказал:       — Сегодня покажем тебе Зал Славы, сынок. Закончишь есть — и собирайся.       — Ух ты, а я думал, что вы отрубите мне доступ к экстранету и запрете дома дней на шесть! — восхитился и одновременно удивился подросток, косясь то на одного родителя, то на другого.       — Не стану отрицать, что такая идея меня посещала, — заметила Орелия, передавая сыну тарелку с маленькими многослойными сендвичами-канапе, сделанными из различных видов мяса с прослойками из сочных листьев. Такие закуски она готовила очень изобретательно, научив, что с помощью еды можно выразить свое настроение. Сегодняшний выбор говорил о том, что она сердится (судя по остринке соуса, чьи капли перемежались с листьями), но не очень (судя по ней же и выбору мяса — получилось очень вкусно).       Севир довольно зажмурился, отправив закуску в рот. Орелия прививала сыну любовь к хорошим вещам, в том числе и к еде, тем более что заинтересовать капризного малоежку чем-то простым удавалось отнюдь не всегда. Она учила соблюдать меру и довольствоваться малым, при этом если появлялась возможность побаловать себя чем-то большим, то советовала не пренебрегать. Так она старалась воспитать в нем чувство меры и не дать окончательно превратиться в высокомерную задницу, которой кругом все должны и попробуй кто сделать хоть что-то не так.       — О чем задумалась, мам? — остроглазый подросток заметил, что она задумчиво пережевывает закуску, качая в руке широкий стакан с утренним чаем.       — О том, что в Зале Славы неплохо бы устроить небольшой урок истории. Там огромное количество портретов и статуй выдающихся деятелей. Подбираю, о ком интересней всего рассказать.       Лоны старались дать сыну обширные знания, понимая, что чем больше он впитает и чем лучше станет разбираться в жизни, тем легче будет ему во взрослой жизни — особенно среди аристократических родственников.       После завтрака семейство погрузилось в частный аэрокар и отправилось к сердцу города — площадь Зала Славы располагалась в центре Сипритина в окружении высоких правительственных зданий. Она была очень древней и потому находилась на поверхности земли — с развитием города более поздние сооружения стали возводить на подвесных пересечениях улиц на широких мостах. Но эта площадь утопала в зелени, берущие соки напрямую из чрева планеты, оттого сад по периметру считался едва ли не самым пышным на Палавене.       Сам Зал выглядел довольно просто: трехэтажное прямоугольное строение в три десятка метров длиной по фасаду и в три раза длиннее по другой стороне. Его построили из темно-серого со светло-коричневой примесью камня, впрочем, таким цветом выделялись все очень старые постройки, за исключением императорского дворца, в котором заседало правительство — последний неизменно сиял светлым, почти белым, золотом, из-за чего казался скорее серебряным с высоты; только вблизи становился виден золотистый отлив, раскрывающий, на чьем именно наследии родилась нынешняя Турианская Иерархия. Зал Славы тоже имел на фасаде золотистые элементы, на общем фоне выглядевшими темнее, чем на фасаде дворца. Высеченные линии и узоры в форме сплетений стилизованных гербов аристократических семей, символических обозначений различных сфер жизни, за которые отвечал тот или иной Великий Дом, дополненные элементами узнаваемых шедевров искусства, как раз и были выполнены, точнее, наполнены золотом. Их можно было рассматривать часами, рискуя вывернуть себе шею.       Остановившись рядом с сыном, который как раз и крутил головой, разглядывая узоры, Даррен сказал:       — Зал построен по заказу Домов в самом начале становления Иерархии. Видишь гербы? Они хотели показать, что каждый аспект жизни любого турианца находится под контролем кого-то из них. Красиво, не поспоришь.       — Но напоминает паутину раканского паука-хвата, попав в которую, невозможно выбраться, — добавила, щурясь, Орелия. — Если под рукой у тебя, конечно, нет острого лезвия. Довольно точное описание аристократов: несмотря на то, что паутину можно разрезать, с виду она кажется неуничтожимой. И каждая семья хочет, чтобы все думали так же о них.       — Тем не менее, Дома все еще довольно влиятельны, — в отличие от жены, рассказывал Даррен спокойнее. — Именно аристократы создали Иерархию, но сами устранились от правления… напрямую. Они поставили во главе всех ключевых сфер влияния турианцев, которые были связаны с Домами не настолько крепко, чтобы говорить о прямом влиянии вторых на первых, но все же многие посты в образованных министерствах заняли затем именно старшие и младшие члены Домов. Были созданы длинные цепочки иерархии внутри Иерархии. Однако основная власть принадлежит все-таки примархам планет, в начале истории — примарху Палавена, чьи обязанности не сильно отличаются от обязанностей императора в прошлом. На самом деле семьи, конечно, не могли не участвовать в разработке этой системы — в официальной истории их роль в этом указана на уровне роли советников.       — Но я скажу тебе больше: Первый, Третий и Пятый Дома заложили основы, — сказала Орелия, обнимая сына за плечи. — Первый определил, какое министерство чем конкретно должно заниматься, чтобы переход от старых устоев к новым произошел как можно органичней и не слишком мешал обществу в целом. Третий, имея авторитет жрецов Менаэ, духа войны, создал доктрину военной меритократии — вот почему общество опирается на власть высшего офицерского командования и вот почему каждый турианец проходит военную службу. Наконец, Пятый — наш Дом — подобрал кандидатов на посты глав министерств, усилил сеть разведки и заложил основы формирования чиновничьих кабинетов. Другие семьи тоже отличились участием, но эти три сделали главное. Неудивительно, на самом-то деле.       — Почему? — спросил Севир, которому все это было слушать довольно интересно, потому что родители умели интересно рассказывать и удивлять необычными поворотами.       Вот и сейчас мать не подвела и заинтриговала сильнее:       — Потому что эти три Дома уничтожили Турианскую Империю и с помощью остальных создали Иерархию. Об этом в официальных учебниках обычно не пишут, чтобы ни у кого не возникло соблазна пересмотреть нашу историю. Но как представитель аристократии ты знать об этом обязан. Идем внутрь, рассмотрим поближе, — глава семейства мягко повлекла сына вперед, пока тот переваривал услышанное. Ее супруг не отставал от них.       Внутри здание казалось бесконечным — возможно, благодаря иссиня-черным стенам и точечному освещению над экспонатами. Середину первого зала, обнаруженного сразу при входе, занимала стоявшая на светлом постаменте пара: мужчина в длинных ниспадающих одеждах светло-золотого и белого цвета, с кожей, тоже отливающей золотистым, идеальной длины и формы длинными гребнями, совершенными чертами лица; и женщина рядом, которую он придерживал за талию — в выполненном до мельчайших деталей длинном платье, чей подол от светло-песчаного переходил в ярко-синий, как и элементы одежды на костюме мужчины. Точеное лицо женщины смотрело на зрителя в хищноватом прищуре — в отличие от лица мужчины, взирающего спокойно и доброжелательно. Пара стояла на постаменте, увитом искусно вырезанными палавенскими лилиями особого редкого сорта, и каменные цветы чередовались с живыми цветами, покрытыми мелкими синими чешуйками на бело-голубых лепестках. Свет ярко их освещал благодаря хитро размещенным светильникам, падал и на статуи вдоль стен — свита из самых влиятельных их сторонников. Каждый одетый в светлые костюмы с обозначением их сферы и рода, на каждом костюме присутствали синие элементы.       — Последний император Изариус и его императрица Акора, — произнес Даррен, подходя к центральной паре. — Его называют основателем Иерархии, потому что он снял с себя власть ради всех турианцев, чтобы не допустить войны, которая грозила разгораться по всему Палавену. Турианцы тогда не знали жизни за пределами нашей планеты, поэтому вся Империя занимала лишь Палавен, зато целиком. Это было три с половиной тысячи лет назад.       — Снял с себя, как же, — покачала головой Орелия и обвела жестом зал. — Дома создали все это и поместили правду на самое видное место, о котором не догадывается никто, кто знает лишь официальную историю. Присмотрись внимательнее, Севир: цвет этих стен совпадает с цветом отделки костюмов почти полностью, — она указала на подол императрицы Акоры. — А цвет отделки… Видишь ли, сын, все становится намного более неоднозначно, если знать, что освещение здесь так искажает цвет нашей крови.       — Что? Так их одежда в крови? — Севир наклонился к подолу платья, машинально принюхиваясь, хотя краска, конечно, не пахла. Некоторое время он тщательно рассматривал статуи, потом отошел к ближайшей стене, провел ладонью, будто и там рассчитывал обнаружить вовсе не краску, прошелся вдоль статуй по периметру зала, затем вернулся к родителям и вернул внимание статуе. — Подол промок… от крови? Мама, почему они все испачканы кровью?       — Иерархия построена не на наследии Империи. А на ее крови и костях, — негромко промолвила Орелия, нарочито понизив голос. — Если бы я тебе не сказала, ты бы не догадался, верно? Для большинства это просто цветные статуи некогда важных турианцев, которые заложили основы нынешнего государства когда-то давно. А для аристократов — это свидетельство их триумфа, исполнения замысла, что они готовили сотню лет, возжелав неограниченной власти по своим правилам.       — Как же император это допустил? Его же оберегало само наше солнце. Я в учебнике вычитал. Или это тоже неправда? — похоже, подросток начал задаваться вопросом о достоверности получаемых знаний.       Даррен это заметил:       — Если хочешь составить о чем-либо устойчивое мнение, изучай различные источники. Проверяй их авторитетность и подлинность, если возможно. Мнений может быть множество разных по одному и тому же вопросу.       — Даже авторитетные источники могут лгать. Мне и отцу незачем. Наша задача состоит в обратном: помочь тебе разобраться, как устроиться в мире, — с мягкой улыбкой, достающейся лишь сыну и мужу, сказала Орелия. — Чтобы ты не блуждал во тьме домыслов и тобой не могли манипулировать другие, мы говорим тебе правду. И, к сожалению, кровавая история нашего народа — часть этой правды, пусть и сокрытая от большинства.       — Так все же что насчет императора? — помолчав, повторил Севир.       — Тысячи лет назад верили в сверхъестественную связь между правителем и его землей не меньше, чем верили в божественное покровительство солнца, — сказал Даррен. — Семьи действительно боялись навлечь на себя гнев Требия, убив императора и его Дом. Им было нужно его добровольное согласие. А чтобы его получить, надо было подтолкнуть его к нужному для них решению.       — Расскажи, ты же что-то знаешь об этом! Правда ведь? — когда дело касалось секретов, любопытство этого юнца было не унять. — Если солнце оберегало Дом Требий, то почему не покарало заговорщиков? Ведь заговор — это тоже злой умысел и вред императору.       Семейство помолчало. Потом Даррен заговорил:       — Решив взять тебя сюда, в Зал Славы, я и мама задумали тебе показать, почему соблюдение закона обезопасит тебя от наказания и других неприятных последствий неблаговидных поступков. И вообще-то задерживаться возле императорских статуй не собирались. Но раз уж так вышло… Закон оберегает всех, кто его соблюдает, Севир. Даже преступников. Дома составили свой план, ни в чем не нарушив закон напрямую, и потому у них все получилось. Я не учу тебя продумывать преступления так, чтобы тебя не поймали, сынок — для этого тебе не хватит ни опыта, ни знаний, и риск не стоит награды. Посмотри на эту историю как на призыв продумывать свои действия в принципе — надеюсь, ты будешь стремиться к хорошим поступкам, потому что так для тебя самого будет выгоднее. Итак, как бы то ни было, Дома не угрожали императору напрямую. Они устроили смуту, обострили классовые противоречия, подпитали конфликты, подначивали бунты — все для того, чтобы создать нестабильность и показать Изариусу его слабость.       — Это была искусно срежиссированная постановка, — добавила Орелия, обнимая сына еще крепче и мягче. — Утверждая, что решают накопившиеся и вспыхнувшие противоречия и проблемы, Совет на самом деле управлял турианцами — обществом в целом. Трудно бороться тогда, когда против тебя практически все. И все же Изариус смог бы справиться, если бы напомнил Совету о том, кем является. Кто знает, по какому руслу пошла бы наша история, если бы императору хватило воли заставить всех себя слушать.       — Так что вот тебе еще один урок, сын: не позволяй врагам себя окружить. Утаивай слабость, будь непредсказуемым. Тщательно просчитывай свои действия и думай о том, чего ты хочешь добиться и как это сделать так, чтобы не нарушить при этом закон, который защищает не только от тебя, но и тебя, — Даррен приобнял сына за плечи с другой стороны. — Обещаешь запомнить?       — Запомню, — согласился с отцом подросток, размышляя об императоре и о том, как поступил бы сам на его месте. — А мы пойдем смотреть другие статуи?       — Конечно, мы только пришли, — старший Лон похлопал легонько сына по спине, мол, сейчас и пойдем.       — Помни, сын, что подобные истории не следует рассказывать твоим приятелям, — попросила Орелия. — Если захочешь об этом поговорить, я и папа всегда тебя выслушаем. Но посторонних лучше не вмешивать.       — Стр-рашные тайны ар-ристокр-ратии. Знаю, мам, не волнуйся, — раскатисто расфыркался тот, но согласился и здесь. Такая история впечатлила бы его знакомых, но могла не понравиться взрослым. Выгоднее было смолчать.       Семейство еще немного постояло перед скульптурой Изариуса и Акоры, после чего миновало правящую чету и наконец приступило к осмотру остальной экспозиции. Проходя мимо статуи, Севир на ходу обернулся, про себя все еще стараясь переварить посылы родителей. Он понял, что отец старался уберечь сына от плохих поступков, от преступлений. А мать… в очередной раз предупредила, что от их благородной родни держаться надо как можно дальше, с чем сын был согласен: синие стены смотрятся жутко. Все на виду — а никто и не видит.