Контракт с собой

– У меня скоро взорвется голова от такого количества бумаг, – сказала Разумовская, когда новоиспечённая секретарша Таня Облонская принесла ей маковую булочку и небольшую чашку чая на серебряном подносе, украшенном позолотой по краям и резными ручками. – Отдохните, Майя Владимировна, у Вас же ещё куча времени со всем разобраться, – по-доброму ответила Таня и поставила по правую руку Разумовской поднос. – Успеется.       Майя, согласна кивнув, отложила бумаги подальше. Она предпочла провести обед в компании Тани и маковой булочки, о которой она мечтала последние сутки, а Облонская так умело прочитала её мысли. На самом деле, Разумовская совсем недавно взяла Таню Облонскую на работу и поначалу сомневалась в её свободном времени для полного погружения в график «Феникса», который стремительно начинал восстанавливать свой успех до ареста предыдущего владельца. И все же судьба, спустя долгие перипетии, смогла улыбнуться Майе и наделить Таню Облонскую всеми навыками добросовестного сотрудника.       На собеседовании она рассказала, что с тринадцати до пятнадцати лет ухаживала за больной бабушкой, которая воспитывала её с того момента, как Танина мать сбежала с очередным любовником в другую страну. Сейчас же она отчаянно нуждалась в деньгах, чтобы заплатить за новую квартиру и закрыть долги своей бабушки, неожиданно всплывшие после совершеннолетия Облонской.       Просуммировав все свои проблемы, Таня пришла к выводу, что работа у Разумовской – лучший вариант, который она могла найти за долгие вечера, проведенные в изучении вакансий на флаерах и газетных вырезках. Но только была одна маленькая, возможно, даже не столь важная деталь, и Майя на неё не обратила абсолютно никакого внимания: как именно Таня нашла фирму «Феникс». Разумовская не публиковала вакансии и не искала новых людей иными методами, чем распространение информации от её друзей, но когда Облонская пришла в офис с горящими глазами и искренним желанием работать, Майя просто не смогла ей отказать.       Если говорить о Разумовской, то она вступила на пост руководителя фирмы ровно через сутки после того, как они с «бригадирами» обсудили все нюансы её новой должности. Майя и представить себе не могла тот шквал работы, который ей придется выполнять без помощника или, хотя бы, своей копии, которая будет покорно складывать бумаги отца в сейф под столом.       К её счастью, через неделю рутинной работы Илья пришел в офис с хорошей новостью: он нашел ей верного человека, готового помогать ей честно и безоговорочно. Майя не представляла, как может описать свою радость в тот момент, но она была безмерно счастлива познакомиться с Костей Громовым, который так добро ей улыбнулся в их первую встречу, что она в очередной раз поняла, насколько виртуозно Сетевой разбирается в людях, и этот приятный бонус, несомненно, шёл на руку Разумовской, ведь её голова постепенно вскипала от количества дел. – А Костя Громов, – начала диалог Таня, когда Майя вернулась в кабинет со второй порцией чая для Облонской. Поставив всё рядом, она уселась напротив и отломила кусочек булки, молча навострила уши на Таню и не сводила с неё глаз. – Вы вообще ему доверяете? – За два месяца у него нет ни одного промаха, – ответила Разумовская и подвинула чашку ближе к Тане. – Ты пей, пей.       Облонская, немного помешкав, все же взяла чашку в свои руки и по-доброму улыбнулась, получив то же в ответ. Тане действительно нравилось работать на Разумовскую и не только из-за щедрой оплаты, но и отношения, которого до этого она не получала. Тане было восемнадцать лет, поэтому иногда сестринская забота со стороны Майи становилась для неё всем. – А что, тебе Костя понравился? – с ухмылкой спросила Майя и спрятала поднятые уголки губ за краем чашки.       Таня, шумно подавившись, отчаянно пыталась прокашляться, но от этого только сильнее покраснела и робко убрала прядь волос за ухо, выпрямила осанку, и лицо её приобрело настолько скрытное выражение, что Майя невольно рассмеялась. – Прошу тебя, не принимай так близко, – сказала она и положила свою ладонь на кисть Тани. – Я ему не скажу, – подмигнула она. – Бери, не стесняйся, – продолжила Разумовская и выдвинула тарелку с булочкой на середину стола. – Будет неловко, если он узнает, у него наверняка кто-то есть, – интонация Тани зазвучала крайне неуверенно. – Илья рассказал мне, – Майя слегка придвинулась к лицу Тани, чтобы незначительный секрет не убежал за пределы её кабинета. – Что Костя только неделю назад окончательно перебрался в Москву, и один снимает квартиру где-то в районе Шаболовки. – Он не отсюда? – в глазах Тани заиграл неподдельный интерес, но Майя тут же опрокинула его и оставила на раздумья. – Думаю, что ты можешь спросить у него сама, – Майя вздернула бровь. Её голос казался Тане настолько добрым, что на секунду она подумала над их вероятной дружбой. – Ну же, Таня, я вижу, как ты на него смотришь.       Поколебавшись, Таня одобрительно кивнула головой, и Майя понимающе моргнула и тем самым дала понять, что всё самое сложное возьмёт на себя. У Разумовской не было диплома по специальности «Сводница больших и малых чувств», но сейчас ей было только в радость помочь молодой девушке, по всей видимости, переживающей первую любовь. Майя посчитала своим долгом дать ей возможность испытать столь широкое чувство с достойным человеком. Да и чего греха таить, в глубине души Майя чувствовала ответственность за девочку, которая в свои восемнадцать лет оказалась под её крылом. – А Вы так на кого-то смотрели? – совершенно неожиданный вопрос, от которого у Майи пробежали мурашки по холодной спине. Она мгновенно перенеслась в своё почти забытое прошлое, где сердце было разбито неоднократно, но только единожды оно полностью разлетелось, а следом – сгорело, оставив лишь пепел. – Нет, – ответила она и позволила себе скрыться за чашкой чая.       Майя старательно пыталась выбраться из оков всплывших воспоминаний и убрать их вновь в самый пыльный угол, в который она никогда не заглянет из-за аллергии на прошлое. Разумовская по-прежнему помнила выпущенный ей в лицо дым, сопровождающий слова: «Она, в отличие от тебя, умеет признавать свои ошибки».       О чем тогда говорил бывший возлюбленный, Майя до сих пор не могла понять. Их общие друзья скрыли тот факт, что он познакомился с девушкой в одном из баров и пригласил её к себе. Разумовская узнала об этом только спустя несколько месяцев после расставания, когда случайно столкнулась с ним в одном из переулков в центре города. Майя сотни раз прокручивала в голове их последний диалог и старалась понять, что тогда она сделала не так и чем заслужила подобное высказывание с последующим немым укором в спину.       В частности, из-за расставания и невозможности повторения воспоминаний ею было принято решение о поступлении в Москву и возвращении в родной дом. У неё появилось неутолимое желание поскорее прикоснуться к забытым когда-то стенам, кафельным полам и вновь ощутить пропавшую безопасность. – Майя Владимировна, Вы здесь? – спросила Таня и щёлкнула пальцами.       Мотнув головой, Разумовская улыбнулась, выпрямила спину и всем видом постаралась показать, что всё это время не была в плену своего прошлого. – Зови меня по имени и на «ты», – попросила она и ласково взглянула на Таню. – Я всего на два года старше тебя. – Неудобно как-то, – Таня смущённо поднялась и вернула на поднос чашки и уже пустую тарелку. Только сейчас Облонская заметила тонкий узор на всей поверхности фарфора. – Если только тебе не понравился чай. – Очень вкусный, – коротко ответила Майя и вернула к себе стопку бесконечных бумаг.       Как только Таня покинула пределы кабинета, она закрыла за собой дверь и оставила Майю в одиночестве, принявшись за мойку незначительной посуды. Облонская и понятия не имела, откуда в офисе фарфоровые чашки и тарелки, которые она впервые смогла подержать в руках, устроившись в «Феникс».       Таня часто вспоминала о своём детстве, и она не видела в нём ничего насыщенного или яркого после отъезда мамы, как только ей стукнуло тринадцать. Весёлые семейные поездки резко сменились выходными с бабушкой Ниной, переживающей душевный кризис. Впоследствии отъезда дочери у неё развилась особая форма мании преследования, и Таня стала единственным человеком, кто мог за ней ухаживать.       Вместо подготовки к контрольным она завешивала окна черными отцовскими рубашками, которые хранились в их доме на пыльном балконе после его смерти. А прогулки с мальчиками заканчивались, лишь только Таня слышала из окна: «Он плохой, быстро домой».       Когда Тане исполнилось пятнадцать лет, а прогрессирующее заболевание бабушки приобрело невозможность жить без дополнительной помощи, Облонская собрала все вещи и с тяжёлым сердцем отвезла бабушку в дом престарелых. С того момента Таня три раза в неделю приезжала навещать бабушку и продолжает это делать, закрывая глаза на ужаснейшую реальность: её в палату не пускает единственный родной человек из-за страха. Нина перестала узнавать внучку после года пребывания в пансионате.       Бабушка Тани – Очагова Нина Григорьевна – всю свою жизнь работала бухгалтером на одном из заводов Москвы. Она честно и ответственно подходила к своей работе, старалась не допускать ошибок в расчетах и всегда следила, чтобы остальные были также честны. Но, как известно по старой человеческой традиции, не каждый способен с чистой совестью заполнять бумаги и делиться с другими своими суммами, поэтому Нина Григорьевна в тайне проверяла бумаги своих коллег. Тогда она и подумать не могла, что нежеланная добродетель даст трещину через сорок лет идеальной тайной канцелярии и выведет Нину Григорьевну на эшафот.       В одну из ночей уборщица проходилась по второму этажу огромного завода и увидела, как Нина Григорьевна берет с чужого стола бумагу и что-то в ней пишет, зачеркивает и редактирует, а после переписывает. Меньше пяти часов потребовалось, чтобы начальство узнало во всех красках о деятельности Нины Григорьевны и со скандалом уволило её по статье без права восстановления. Таня считает, что с того момента у бабушки и начались проблемы с головой, только уже ни она, ни сама Таня этого не узнают. – Таня, – донеслось из селекторного телефона, и Облонская тут же взяла трубку. – Я отъеду на час, позвони Косте, пусть подгонит машину. – Сейчас все сделаю.       И только Таня собралась набрать номер Громова, как всё её внимание привлек высокий силуэт довольно крепкого мужчины, который медленно приближался к столу вальяжной и шумной походкой. У Облонской не было совершенно никакого желания рассматривать его больше, но девичье любопытство взяло над ней верх, и она во все глаза принялась изучать незнакомца.       Таня хоть и видела в нём мужчину в цвете лет, для неё он все же был похож на уже помотанного жизнью человека, чьи темные волосы раскрасились проседью, а когда-то пухлые губы потрескались и потеряли свою яркость. На его щеке красовался плохо зашитый шрам двадцатилетней давности, а на среднем пальце левой руки сверкал перстень с ониксом в золоте. Не сказать, что незнакомец навел на Таню страх, но от него она слегка вздрогнула и попыталась понять, насколько учтив будет её побег. – Мне очень жаль, но Майя Владимировна не сможет принять Вас сейчас, – Таня посмотрела на распечатанное расписание Разумовской и что-то обвела в нём ручкой, а затем бросила её в другую сторону от себя. – Приходите завтра, – закончила она и вновь подняла глаза на мужчину, стоявшего перед ней.       Пиджак на незнакомце казался ей до неприятного вычурным, он выглядел слишком пёстро на фоне незатейливого черного портфеля. Таня не знала, в какой момент её осенило, но когда его одеколон донёсся до пазух, Облонская поняла, что сейчас он непременно станет её уговаривать. – Ну, как же так, – мужчина, имени которого она до сих пор не знала, выдавил из себя напыщенно добрую улыбку и, подойдя чуть ближе к столу Тани, облокотился на него своим идеально выглаженным рукавом. Облонская не была против аккуратности у мужчин, но у всего должны быть свои границы, а в случае с таинственным гостем их и не наблюдалось, ведь даже тонкая ниточка, свисающая с рукава, была поглажена. «Странно, что не отрезал», – на миг пронеслось в голове у Тани, и она быстро отмела ненужные мысли, вновь попыталась сосредоточиться на расписании. – Приходите завтра, – повторила она сухо и увидела, как в зрачках собеседника что-то сдвинулось. – А как Вас зовут, красавица? – неожиданно спросил он, отчего сердце Тани ушло в пятки, забившись в широких конвульсиях. Мужчина медленно провёл пальцами по краю стола и добрался до черновика расписания Разумовской. – Занятая у Вас начальница. – Послушайте, – уже громче возмутилась Таня и поднялась со стула, выхватив листок из рук незнакомца. – Уходите. – Послушайте, – повторил за ней мужчина и вздернул узкий подбородок. – Мне надо поговорить с Майей Разумовской сейчас, до завтра информация просто не доживёт.       Таня, услышав настолько громкое восклицание, задумчиво повела бровью и бросила короткий взгляд на закрытую дверь кабинета. Облонская и сама не знала, зачем идея впустить его проникла в её уставший мозг, но она согласно кивнула головой и указала рукой в сторону кабинета. – Стойте, – добавила она, когда его глянцевые ботинки заблестели по их новому паркету. – Вы не назвали своего имени. – Я старый друг семьи, – произнес незнакомец с улыбкой победителя и опустил ручку деревянной двери.       Когда он переступил порог, то застал Разумовскую за сборами. Она неспешно натягивала на себя соболиную шубу, недавно купленную на выручку от первой крупной сделки с одним из владельцев фармацевтической кампании.       Импорт некоторых товаров был равен идеальной системе, отлаженной её отцом ещё много лет назад. Раньше Майя никогда не вникала в дела фирмы, только изредка наблюдала полотна современных художников, мебель, музыкальных инструментов и вороха других вещей, неосевших в её голове, которые передвигались по территории страны, прилетев из-за рубежа.       Лишь за эти два месяца, после тщательного изучения документации и постоянного «откапывания» скрытых элементов большой системы отцовских дел, Майя поняла, чем именно занимался Владимир Разумовский, на какие деньги возил её отдыхать, и что теперь ей придётся исправлять его ошибки самостоятельно при помощи собственной стратегии развития, не переходящей границы. Принципы в очередной раз сыграли свою роль.       И пусть «Феникс» был одной из сложнейших задач, которые приходилось решать Майе Разумовской, она помнила слова отца: «Честный начальник – моллюск в бизнесе, но щука для людей», поэтому, как только Разумовская села в кресло руководителя, взяла новую цель: опровергнуть эту цитату и вывести новую систему. Ей не хотелось заниматься нелегальщиной. Майя считала, что раз получила фирму в «наследство», то стоит управлять ей достойно и уважать сотрудников, которые доверяют ей, как самим себе. Запачкав чистоту «Феникса», она подставит не только себя, а рисковать другими людьми Разумовская не могла себе позволить. –Прошу меня простить, – сказал незнакомец и присел на стоящий рядом с ним стул. Он отметил зелёную обивку мебели и идеально темный цвет дерева, из которого был сделан стол, шкаф и ножки дивана у панорамного окна.       Как только Майя поспешила обратить на него внимание, тут же одернула себя и достала из шкафа небольшую сумку, в которой было всё самое ценное.

Особенно ценное.

– Мой рабочий день окончен, – сурово ответила она и закрыла дверцу. – Приходите завтра. – Ваш секретарь говорила мне то же самое несколько минут назад, но я уверяю, как только Вы выслушаете меня, завтрашняя встреча нам не понадобится.       Уговаривать Майю долго и мучительно было не нужно, она почти сразу согласилась на предложение незнакомца и пришла к выводу: чем быстрее она его послушает, тем скорее распрощается с неинтригующим диалогом. Грустно посмотрев на часы, Майя отметила для себя половину пятого и надеялась лишь на незаметное окончание этого бесконечного аромата одеколона в её кабинете.       Разумовская, не сняв шубы, прошла к своему столу и уселась напротив незнакомца, забросила ногу на ногу и перевернула песочные часы из итальянского стекла. Черные песчинки медленно начали перемещаться вниз, скользя по тонким систематическим лабиринтам, отсчитывая десять минут. – Уложитесь? – спросила Разумовская, и уголки её губ непроизвольно поползли вверх. – Более чем, – выдохнул мужчина и начал свой монолог, параллельно изучив какие-то фрагменты бумажек в его портфеле. – Меня зовут Андрей Федорович Бу́манский, мы с Вашим отцом как-то работали вместе, заключили сделку. Сожалею, конечно, об его аресте. – Вы начинаете издалека, – перебила его Майя и смерила гостя недобрым взглядом. – Позвольте мне опередить Вас и сообщить, что я не находила никаких документов с Вашей фамилией, – ответила Майя и незаметно открыла под столом сумочку. Запустив в неё руку, она прикоснулась к рукояти слишком опасной вещицы для неподготовленного человека и бесшумно положила в карман своей шубы. – И все же, мы с Володей заключили договор, условия которого он не выполнил.       С каждым словом тон Буманского становился все тише и холоднее, отчего мелкая дрожь пробежала по пальцам Майи и вынудила крепче сжать рукоять. Большим пальцем нащупав предохранитель, Разумовская задержалась на нём и в ужасе поняла, зачем мужчина сюда явился. – Могу я узнать, в чем заключалась суть договора? – спокойно спросила Майя, отчаянно постаравшись не выдать собственный страх. – Моя фирма помогает ему, а он отдает мне сорок процентов от дохода. – Невыгодная партия, Андрей Федорович, – уже уверенней произнесла Разумовская и посмотрела в черные глаза собеседника. – Отец не пошел бы на такую аферу. Думаю, никто бы не заключил договор с подобными условиями. – Поверьте мне, милое дитя, – Буманский слегка ухмыльнулся и опустил свой портфель на пол, наклонившись. Как только спина его выровнялась, перед лицом Разумовской возникло дуло черного, как сама смерть, пистолета, к которому она, увы, была не готова. Майя впервые увидела, как жизнь висит на волоске, отчаянно цепляясь за последний шаг. – Вы даже не представляете, на что готовы пойти люди ради денег.       Сердце, почти не стучавшее в остановленной груди, вынудило Майю перевести дыхание и не сводить глаз с незнакомца. Она старательно следила за его указательным пальцем, который находился в опасной близости от её жизни. Умирать Разумовская, безусловно, не планировала, но теперь четко понимала: выбраться обычными методами у неё не выйдет, а значит, придется прибегнуть к уровню пострашнее.       Единственное, на что надеялась Майя сейчас, это маленькая частица совести в голове у безумца. Разумовская действительно чересчур верила в людей, но звук снятого предохранителя заставил её усомниться в правильности собственных мыслей. Черные брови, съехав друг к другу, вынудили Майю строго взглянуть на незнакомца. «Никогда не направляй оружие на человека,– вихрем пронеслось в голове Разумовской, и Майя вспомнила, как буквально несколько недель назад Пчёлкин говорил ей эти слова, когда учил стрелять. – Ты убьешь с одного выстрела». – Предлагаю поговорить спокойно, – предложила Разумовская в крайнем отчаянии, но как только холод коснулся её лба, все идеи конструктивного диалога испарились моментально и не оставили и следа в воздухе, кроме неприятного одеколона. – Мне не хотелось бы лишать мир такой красивой мордашки, – сказал он и противно улыбнулся, а его палец мягко надавил на курок.       Оглушительный выстрел, заполнивший помещение, вынудил Таню вскочить со своего места и испуганно подойти к закрытой двери. Она прекрасно понимала: если откроет, то жизнь в секунду разделится на «до» и «после», а к таким сильным переменам Облонская была ещё не готова.

***

– Слишком много думаешь, – произнес Пчёлкин, когда Разумовская в очередной раз не смогла выстрелить в бумажную фигуру перед её лицом. – Это во вред. – У меня не получится, – Майя устало бросила оружие на белоснежный стол и опустила голову. – Ощущение, будто я черту переступаю, – уже тише сказала она и тяжело вздохнула. Подождав несколько секунд, Майя отошла от Пчёлкина и протоптала себе дорожку в сторону широкого кожаного дивана.       Как только спина Разумовской коснулась холодной обивки, она довольно закрыла глаза, и лишь изредка длинные ресницы вздрагивали под шагами Пчёлкина, неторопливо подгодящего к ней. Витя не давил, не наседал на Майю с излишним вниманием, а лишь по-доброму справлялся с ролью друга. – Когда я первый свой выстрел сделал, – неожиданно начал Витя и уселся рядом. Он посмотрел на неё каким-то особенно тусклым взглядом, и Разумовская отметила это. – Мне было около десяти. Отец тогда учил меня стрелять и рассказывал, что оружием нельзя пользоваться в своих целях. Оно должно быть в качестве памяти, но прибегать к нему не нужно.       Майя внимательно слушала каждое слово и внимала тому, как Пчёлкин откровенно делился с ней самым сокровенным, чего не знал даже самый близкий друг. – Но тот выстрел был не последним, – констатировала Разумовская, и Витя кивнул. В момент ему захотелось достать пачку сигарет, только в последний момент он отмел это желание, посчитав неуместным. – В 89-м я свёл курок повторно, – тон его голоса казался Майе чересчур болезненным. – Я понял, что придется мириться с новой реальностью, в которой больше никогда не будет тишины. Это был выбор, который изменил привычный ход жизни и вынудил принять будущее таким, какое оно есть. – Осознанный выбор – штука сложная, – дополнила Разумовская, и Пчёлкин усмехнулся, моментально смягчив взгляд. – Намекаешь, что я сделала свой, когда дала показания против отца? – Я тебе свою историю рассказал, а ты подкрутила под собственную жизнь, – продолжил Витя и протянул руку вдоль изголовья. Коснувшись плеча Разумовской, он слегка прижал её к себе и увидел довольную улыбку на девичьих губах, которой она одарила его. – Хитрый Вы, Виктор Палыч. – Хитрость очень ценится в наше время, – добавил Пчёлкин и погладил Майю по предплечью. – Пойдем, – произнесла она и неожиданно резко встала с дивана, протянув Вите руку. Пчёлкину никогда не требовались долгие раздумья, если симпатичная девушка весело предлагала ему провести время вместе, но в случае с Разумовской Вите постоянно казалось, что она водит его за нос и бесконечно путает фантазии, слишком сильно разбросанные в его голове. Она принимала его роль и перестраивала под себя, из-за чего в ловушку попадал сам Витя. – Ну же, Пчёлкин.       Майе на секунду показалось, что мозг Вити впал в ступор. С того дня, как они первый раз встретились и чудесно побеседовали на балконе, ни разу не подняли эту тему наедине. Пчёлкин думал, что с его стороны будет неуместно заводить диалог о том, как они развлекались, а Разумовская и вовсе считала, что он давно затмил воспоминания другой, очередной девушкой с длинными ногами, чьи волосы были гораздо аккуратнее, глаза шире, а ресницы накрашены дополнительным слоем туши.       Только Витя, как не старался выбросить из головы зелёные глаза, постоянно возвращался к злополучному балкону в квартире Холмогорова, на который он так и не вышел после того вечера. Было в Разумовской что-то, что привлекало избалованного женским вниманием Пчёлкина, но он не мог разобраться в этом самостоятельно.

Наверное, факт того, что она не вешалась на него первой играл свою роль. Но это лишь одна из малых догадок, живших в голове Вити.

– Неужели сведешь курок? – спросил Пчёлкин и взял руку Разумовской. Как только его глаза оказались чуть выше её, он довольно ухмыльнулся и заметил лёгкое смущение напротив. – Все никак не привыкну к твоему высокому росту. – Высокие девушки могут попасть в голову с одного лишь выстрела, – тут же ответила Майя и вздернула подбородок. – Ты спорить со мной вздумала? – улыбнулся Пчёлкин.       Когда в глазах Вити отразилось сомнение, Разумовская демонстративно вернулась к столу и надела широкие наушники, заглушавшие звук выстрела. Проверив наличие патронов, Майя подняла пистолет и навела прицел. Ни один мускул на её лице не выдавал того огромного волнения, что бушевало внутри изменённой души.

Щелчок.

Скрип.

Выстрел.

Три всадника апокалипсиса Майи Разумовской.

– Никогда не наводи оружие на человека, – донеслось за её спиной, и Майя победно улыбнулась. Она неторопливо отложила пистолет подальше от себя и развернулась к Пчёлкину. – Убьешь с одного выстрела.

***

– Хороший прицел, мадам, – шепнул Буманский и прикоснулся пальцем к своей щеке, по которой тонкая струйка крови перемещалась к шее.       Майя, испуганная до мозга костей, опустила дрожащую руку с оружием и невольно сжала пальцы, обхатив рукоять с ещё большим рвением. Внутри неё что-то шумно оборвалось, и Разумовская больше не узнавала себя прежнюю. Граница, до этого отделявшая её от неминуемого разочарования, была переступлена. В момент, когда глаза Майи увидели кровь, она окончательно поняла, какими тяжёлыми камнями завалена дорога назад. – Но у меня лучше, – звонко возмутился мужчина, буркнув себе под нос. – И не дай бог тебе, мелкая дрянь, узнать насколько. – Уходите. – Я-то уйду, – произнес он и скрипнул зубами. – Только добавь к долгу твоего папаши в пять лямом ещё два. Один – за твой патрон, – Буманский исподлобья посмотрел на девушку и одним движением выставил руку с пистолетом. – Другой – за мой, – оборвал фразу Андрей и свёл курок.       Таня, до кончиков пальцев испуганная за дверью, громко взвизгула и поспешила убраться подальше на своих тонких каблуках. Соседнее помещение, наудачу, оказалось небольшой подсобкой, заведомо выбранной Майей для хранения ненужных бумаг. Черновики, пустые папки, выброшенные чеки – все можно было найти в картонных коробках, от которых у Тани неприятно кружило голову. Она уже неделю обещала Майе разобрать их, но у неё так и не дошли руки.       Как только Таня забежала внутрь, то тут же схватила ручку со всей своей девичьей силой и не выпускала до тех пор, пока тяжёлые мужские шаги не стихли в конце коридора. Она слышала, как незнакомец медленно перемещался по паркету и оставлял следы своих пальцев на их свежепокрашенных стенах. Облонская не знала, сколько прочла молитв за время нахождения в темной комнате, но искренне надеялась, что она не изменила ход событий.       Как только Таня убедилась в безопасности узкого коридора, она негромко опустила металлическую ручку и приоткрыла дверь, выглянув наружу одним глазом. Все осталось в таком же виде, который она запомнила несколькими минутами ранее. Таня боялась представить, что именно произошло в кабинете Разумовской, но теперь ей предстояло это выяснить с ещё большей скоростью, чем было до этого. «Главное, не найти то, чего я не хочу видеть», – произнесла про себя Таня и переступила порог. Неторопливо осмотревшись, она бросила взор на открытую дверь в кабинет Майи, куда она вихрем ворвалась на шумных каблуках. – Ты в порядке? – произнесла Таня, медленно подойдя к Разумовской. Майя упорно держала левое предплечье, сжав на нем пальцы, и отчаянно искала бинт в одном из ящиков своего стола. – О боже, давай помогу! – воскликнула она, как только глаза заметили кровь на ногтях. – Ты позвонила Косте? – спросила Разумовская и громко зашипела, когда пальцы чуть сильнее сжали собственную руку. Хаос, царивший в помещении, невозможно было описать одним словом, но Майя надеялась, что больше его не почувствует. – Я не успела, пришел этот человек, и я отвлеклась. – Тем и лучше, – продолжила Майя, открывая ящик за ящиком. – Позвони сейчас, пусть соберёт мне досье на этого..., – Разумовская задумалась и попыталась вспомнить его инициалы, но в голове только тараканы собирали друг друга по кусочкам. – Буманского, – выдала она, – Чёрт, где хоть что-то? – Майя ненадолго замолчала, а после смогла полностью произнести имя, – Андрей Федорович Буманский, точно. Пусть найдет мне на него информацию. – Давай сначала с твоей рукой разберемся, – потребовала Таня и подошла к Майе. Мягко взяв её за локти, Облонская смогла усадить строптивую начальницу в кресло и помогла снять шубу, которая теперь была безнадежно испорчена.       Удалившись из кабинета, Таня что-то шумно принялась искать на кухне под звуки фарфоровых чашек и маленьких тарелок. Она открывала шкаф за шкафом и старательно пыталась наткнуться на аптечку, жизненно необходимую сейчас. И как только небольшая прозрачная коробка оказалась у неё в руках, она вернулась к Разумовской, поймав её благодарный взгляд. – Больно, – шикнула Майя, как только Таня коснулась ваткой её раны. – Не знаю, как тебя благодарить. – Я струсила, когда услышала второй выстрел, – призналась она и продолжила обрабатывать небольшую рану. – Пули внутри нет, что здесь случилось? – А пуля вот здесь, – ответила Разумовская и достала из кармана черных брюк свинец. – Полоснула меня только, однако, боль она не умаляет. – Глубоко, – Таня спешила констатировать этот факт, но Майя лишь кивнула на её реплику и постаралась как можно быстрее спрятать пулю назад. – Тебе бы врачу показаться. – У тебя даже лучше получается, – улыбчиво произнесла Разумовская и благодарно коснулась её руки, сжав настолько крепко, что Таня невольно испугалась. – Спасибо тебе, я перед тобой в долгу. – Это лишнее, – произнесла Таня и как-то по-детски улыбнулась. – Я пойду, наберу Косте. – Скажи ему, пусть заедет за мной, – дополнила Разумовская, а сама взялась за стационарный телефон и набрала знакомый номер, искренне надеясь, что по ту сторону возьмут трубку. – Если через полчаса встретимся у меня дома, – начала Майя, как только услышала голос в телефоне. – Приедешь? – А выбор есть? – Ирландский или Шотландский? – тут же ответила Разумовская и улыбнулась собственным словам. – Предпочту первый вариант.       Майя бросила трубку и поднялась с кожаного кресла. Она предприняла попытку спрятать порванную и окровавленную шубу в большой шуршащий пакет, но левая рука настолько нещадно ныла, что Разумовская решила лишний раз не двигать ей. Она предпочла отставить активные телодвижения «на потом».       Но только после того, как шуба с её кровью безобразно посмотрела на неё сквозь большой пакет, Майя поняла, что с такой жизнью у неё больше не будет всем доступной функции «потом», теперь в судьбе не было места отложенным шагам, только настоящим. – Чёрт, – буркнула она, когда по пути к открытому шкафу споткнулась о пистолет под своими ногами. С трудом наклонившись, она подняла его и аккуратно уложила на дно черной сумки. В голове Майи творился настоящий беспредел, разобраться с которым она решила дома. В безопасности.       Майя больше не чувствовала себя защищённой, и от этого ей хотелось кричать громче самого грозного волка. Внутри глупое сердце заводилось от ужаса, страха и совершенного непонимания. Если жизнь – самое ценное, то почему её так легко можно забрать? А может, сложности нет из-за важности? – Костя будет через пять минут, – сказала вошедшая в кабинет Таня. – Ну зачем же ты тяжесть тащишь, – возмутилась она и выхватила из рук Майи сумку. Достав из шкафа плотную кожаную куртку с овчиной на воротнике, Облонская помогла Майе надеть её на плечи, а затем аккуратно взяла за руку, лишь бы побыстрее покинуть пределы кабинета. – Не переживай, я все уберу. – Лучше, – сказала Майя и подняла на Таню глаза. – Оставь, как есть. Я завтра сама со всем разберусь, поезжай домой. Это не твоя забота. – До выхода я тебя все равно доведу. – Разумовская, черт бы тебя побрал! – громко воскликнул Громов, как только переступил порог офиса. – Что ни день, то приключение.       Глаза Кости расширились, как в немом кино, когда он увидел перед собой устало идущую Разумовскую под руку с Таней, которая настолько ярко улыбнулась ему, что у Громова сжалось сердце. – Обещаю, ни капли моей крови в твоём белоснежном салоне, – усмехнулась Майя, когда Костя подошёл к ней и мягко взял левую руку в попытке осмотреть. – Кость, не надо, – ласково дополнила она и перехватила кисть своего новоиспечённого друга и водителя. – Ты нарыл что-то на этого Буманского? – Как ты понимаешь, времени было в обрез, поэтому я не успел, – Костя начал свой короткий монолог и взял из рук Тани сумку. Кивнув ей, он взял Разумовскую за плечи и медленно повел к выходу, пока каблуки Майи вставали четко на следы от ботинок Буманского. – Но я поручил это дело Илье, рассказал всё, что знал. Только...., – Громов замолчал и уткнулся в заинтереснованный взгляд Разумовской. – Когда рассказывал про твоего Буманского, я вспомнил кое-что интересное.