Контракт с собой

      Андрей Федорович Буманский был человеком отнюдь не простым со своими неплохими умственными способностями, но и недостаточно сложным для того, чтобы вести серьезную деятельность в рамках собственной личности. Иногда его образованность оборачивалась крахом в делах и вынуждала Андрея Федоровича грызть себе локти взамен на малейшую помощь со стороны своих соратников. Вырос он в семье вполне обеспеченной, даже, можно сказать, богатой, пусть и в редких случаях. Поэтому за поведением маленького Буманского следили особенно внимательно.       Братьев и сестер у него не было, что очень сильно подкосило психологическую сторону Андрея Федоровича, ведь родители настолько сильно зажали его единственного в тиски, что выбраться из них он смог только после смерти матери. Когда Андрей Федорович был ребенком, то он нечасто гулял на улице, родители предпочитали оставлять мальчика за книгами и научными трудами, а после гордились тем, как искромётно их сын оперирует в диалоге полученными знаниями, смысл которых он не всегда понимал.       Мать Андрея Федоровича, Ольга Викторовна Ларина, первые пять лет жизни сына примеряла на себя роль домохозяйки, но справлялась с ней через раз. Ольга Викторовна с двадцати трёх лет работала экскурсоводом в музее, изучала картины, инсталляции и мечтала, что посвятит искусству всю жизнь и до конца дней будет завороженно смотреть на полотна обожаемого ею Дали. Через два года успешной работы в галерее, когда Ольга Викторовна приобрела шаткую, но славу гениального оратора и настоящего поклонника своего дела, ей выдали шанс не просто вести экскурсии, но и проводить персональные встречи с желающими. Так она и познакомилась со своим будущим мужем, счастливый случай в качестве ужасно долгого дождя завел его в картинную галерею.       Отец, Федор Яковлевич Буманский, верой и правдой служил в прокуратуре с двадцати двух лет и по совершенно глупой случайности покинул этот мир ровно через тридцать лет успешной карьеры. Федор Яковлевич долго и упорно поднимался по служебной лестнице, менял звёздочки на погонах и с каждым годом поднимал свой авторитет до того, чтобы от одного взгляда у лейтенантов падало на глаза восхищение. В один из вечеров, когда Федор Яковлевич задержался на работе, разгребаясь с новым делом о недавно обнаруженном притоне, то вышел из здания прокуратуры одним из последних. Он оставил ключи у охранника, а сам направился к своей машине, где его уже ждало неправильное правосудие. Как только Федор Яковлевич сел за руль, острейший нож перерезал ему горло, и Буманскому только оставалось наблюдать за тем, как вместе с кровью утекает из него не только жизнь, но и глаза в зеркале заднего вида испаряются в ночи. Фёдор Яковлевич был уверен, что посадил эти жёсткие черные зрачки на десять лет.       Расследование по делу Федора Яковлевича было прекращено ровно через месяц придуманной работы, и историю Буманского закрыли за неимением сведений. На момент смерти отца Андрею Федоровичу было двадцать два года, но окончательно он сломался, когда его мать не смогла оправиться от гибели мужа и покончила с собой через год после похорон.       Потеря родителей слишком сильно отразилась на эмоциональном и физическом состоянии Андрея Федоровича. Некогда перспективный студент строительного университета пристрастился к бутылке, тяжёлым сигаретам и ночным похождениям по притонам столицы, в которых его с жадностью отрывали с деньгами, властью и желанием показать свой раскол. Проведя в таком состоянии не меньше трех месяцев, Андрей Федорович и не заметил, как оказался без сознания в реке без одежды и с бутылкой виски в правой руке. Об этом ему рассказали двое здоровых парней в кожаных куртках, которые патрулировали свою местность и не были рады живому трупу на берегу реки. Когда они откачали Андрея Федоровича, то он благодарно распахнул глаза и посмотрел на них с настолько явным испугом, что спасителям не осталось ничего, как оправдать его ожидания.       После того, как Андрей Федорович оклемался на кушетке в большом зале с невероятно мягкими креслами, то был вызван на тяжёлый, довольно системный разговор с серьезным седым человеком, от которого у молодого Андрея Федоровича бегали мурашки по коже. Его тонкая шея была чересчур сильно спрятана под галстуком, а рукава пиджака настолько выглажены, что Буманскому становилось не по себе от одной мысли, что он стоит перед авторитетом в одной лишь алкоголичке и пыльных спортивках, которые ему выдали. — За старания, Андрей, платить нужно, — сказал ему тогда неприятный дедок и вынес приговор.       Начитанность и образованность Андрея Федоровича сыграли на руку авторитету, поэтому он использовал его мозг исключительно в корыстных целях. Воровство, мошенничество и детально продуманные ходы помогали безостановочно проворачивать крупные аферы, успешно играя непохожими друг на друга сферами.       И все могло бы продолжаться в подобном русле, без лишних дополнений и желания что-то изменить, но, к сожалению, Андрей Федорович втянулся в авантюру и начал получать от нее удовольствие. Искренняя фанатичность, с которой работал Андрей Федорович, превращалась в кошмарный лабиринт, куда он загнал себя самостоятельно и смог опомниться лишь в тот момент, когда пуля рассекла его грудь, но оставила в живых.       Чем сильнее Андрей Федорович увлекался, тем чаще попадал в ситуации патовые, абстрактные, их итог нельзя было предсказать ни картами магическими, ни шарами из драгоценных камней. Хотя, если говорить честно, Андрей Федорович грешил похождениями к гадалкам и развлекался с одной Марией, которая однажды предрекла ему разбитые глаза. Что она имела в виду — он не понимал до сих пор, но с каждым годом всё отчаяннее цеплялся за возможность разгадать данный ему шифр. Безуспешно.       Сейчас же, когда Андрею Федоровичу было сорок шесть лет, он вышел на Майю Разумовскую и решил провернуть схему интересную, точечную и до неприятного продуманную. Год назад он пришёл в фирму Владимира Разумовского и предложил заключить с ним сделку, которая обещала выиграть со стороны Буманского, но принести немалый доход «Фениксу». Фирма тогда находилась не в лучшем положении и переживала кризис, и выход из него заботливо предоставил Андрей Федорович.       Владимир Разумовский тогда пребывал в настолько сильном отчаянии, что подписал перекрученные бумаги Буманского и через месяц стал должником нескольких миллионов, но, будучи человеком гордым, Владимир Разумовский не сказал об этом даже дочери. Выплатив ровно половину из своей поздней прибыли, Разумовский закрыл вопрос с Андреем Федоровичем и пропал, не появляясь на глазах у Буманского.       Но только один Андрей Федорович знал, что в договоре их сделки был указан пункт — сумма может возрасти, если занимающая сторона не выплатит полную стоимость.        Когда Владимир Разумовский сел за решетку, то Буманский посчитал это своей удачей, ведь теперь на игровое поле выходила его дочь, а по разумлению Андрея Федоровича, развести женщину гораздо проще, нежели закоренелого хищника в пиджаке. Только он не учел одного — если хищник всю жизнь воспитывает наследницу один, – то её поведение будет таким же.       Осознав свою ошибку ещё злополучном кабинете, Андрей Федорович сделал вывод, что теперь должен действовать хитрее, изворачиваться всеми возможными методами и подходить к делу иначе. Затишье перед бурей — не просто цитата. Это целое кредо для Андрея Федоровича, которому он планировал следовать в ближайшее время. — Установи слежку за этой девчонкой, — наказал он одному бугаю по возвращении в свой ресторан, который купил на деньги Разумовского. — Я не позволю ей обвести меня вокруг пальца!

***

— Говоришь, Буманский раньше с твоим отцом работал? — заинтересованно спросил Белов, когда Громов в очередной раз повторял историю, рассказанную Майе в машине.       Костя битый час пытался объяснить сложную, некогда перспективную схему работы своего отца, в которой немалое участие принимал Андрей Федорович, но все их обсуждение сводилось к тому, насколько опрометчиво Разумовская повела себя в кабинете. Громов рассказал, что ещё десять лет назад его отец взял в долю Андрея Федоровича, но после полугода работы получил нож в спину. Буманский сбежал с их накоплениями и оставил друга у разбитого корыта. — Сань, ты уже все понял ведь, — вмешался Филатов, и каждый согласно кивнул. — Костя вообще уехать хотел ещё час назад. — Я решил, что не уеду, пока не вспомню всё, но сейчас мне ничего в башку не лезет, кроме желания поспать, — ответил Громов и нацепил на плечи плащ. — Самое интересное, я отпустила тебя ещё по дороге сюда, — Майя, усмехнувшись, похлопала Костю по плечу и вложила в ладонь ключи от его машины. — Я провожу, — обратилась она к друзьям и провела Громова к входной двери, ожидая, пока тот завяжет шнурки на кожаных ботинках. — Илья не звонил? — взволнованно спросила она и поправила смятый воротник на шее у Кости. — Звонил, — ответил Громов. — Обещал подъехать в офис, как только нароет больше. — Ну слава богу, — спокойно выдохнула Майя и по-дружески обняла Громова, получив то же в ответ. — Спасибо, что довёз, я бы без тебя не справилась. — Завтра в 8? — спросил он и слегка улыбнулся, когда Майя отрицательно покачала головой. — Завтра меня не будет, но ты, – протянула Майя, и уголки её губ мгновенно поползли вверх. – Можешь заехать в офис и уделить внимание Тане, которая на работе с самого утра и до позднего вечера, — Разумовская играючи подмигнула. Она не сомневалась, что он понял её.       Костя, молчаливо согласившись, открыл дверь и вышел за порог, махнув Майе рукой. — Белые или красные? — спросил он напоследок, когда двери лифта открылись перед ним. — Я слышала, что юные дамы предпочитают фиалки.       Как только Костя исчез из поля зрения, Майя закрыла входную дверь и вернулась к своим друзьям, молчание которых разрезало только тиканье настенных часов. Она повесила их на кухне, как только въехала в новую квартиру. — Чем ты думала? — слишком громко возмутился Пчёлкин, бесконечно долго вышагивая пол в гостиной. За последние несколько часов он не произнес ни слова, и это не на шутку тревожило каждого.       С того момента, как Майя загремела под следствие, они с Витей случайным образом постоянно находились рядом и проводили время вместе, и она четко понимала, что молчать он не станет. Выждет нужный момент и начнет восстанавливать справедливость. — Чем ты думала, Майя? — повторил он громче, и Разумовская нахмурилась. Вите никогда не нравилась сумбурная самодеятельность, хотя в глубине души он понимал, что иначе Майя попросту не могла поступить. — Он теперь сделает всё, чтобы тебя уничтожить. — Если это жест заботы, то звучать он должен иначе, — протестно заявила Разумовская, когда Витя остановился рядом с ней и бросил свой взгляд в окно.       Она видела, как нервно он дышал и беспокойно грыз губы, отчего у Майи пробежала дрожь по замёрзшему телу. В её голове совершенная ошибка кричала потерпевшим голосом, и Майя старалась успокоить себя тем, что дальнейшее развитие событий возьмёт в свои руки. Она не собиралась вмешивать в это друзей, но после её звонка из офиса Оле, каждый узнал о происходящем. Белова приехала вместе с Сашей, выпила с Майей обещанный виски и отправилась восвояси, когда убедилась, что с подругой все в порядке, и она оставляет её в надёжных руках.        — Пчёлкин, сядь и не отсвечивай, — голос Космоса, как нельзя кстати вмешавшийся в битву, ознаменовал короткое перемирие, за время которого все должны были привести себя в чувство и прийти к соглашению для последующей работы вместе. Только никто не собирался молчать, по крайней мере, по своей воле. — Сам стрелять научил, — буркнула себе под нос Майя, и Пчёлкин смерил её угнетающим взглядом. Перемирия не намечалось.       Витя не мог четко понять мысль, почему он настолько эмоционально возмутился происходящему, но Пчёлкин слишком ярко винил во всем себя. Он анализировал каждый день, проведенный в компании Майи, и понимал, что собственными руками вручил ей пистолет, дал инструкцию, но забыл о том, что она всего лишь хрупкая девушка, и ей нужен не ствол в сумочке, а тот, кто закроет плечо в нужный момент. Витя отчаянно пытался докопаться до правды: крышу сорвало у неё, или жизнь настолько непредсказуема, что вертит людьми тяжёлыми ниточками? — Я же тебя предупреждал, — неунимался Пчёлкин. — Не наводи оружие на человека, а на упырей особенно! — Об упырях речи не шло, — дополнила Майя и достала из упаковки на подоконнике сигарету. Взяв её в зубы, она моментально лишилась никотина, Космос вытащил сигарету и поджёг, сделав затяжку. — Речь сейчас идёт о том, как мы будем из этого вылезать. — Пчёлкин, — устало выдохнула Майя. Она неторопливо подошла к столешнице и слегка подвинула Витю, чтобы взять графин с водой. Иных методов успокоиться попросту не было придумано. — Пойми одно… — Спасибо, — перебил её он и выхватил стакан из тонких рук. Осушив его до дна, Витя вернул стекло в руки Разумовской под крайнее возражение. — Дослушать меня не хочешь? — произнесла Майя и предприняла вторую попытку налить воды. — Закрыли разборку. — Сань, не лезь, — тут же подхватил Витя и вновь обратился к Майе. — Очень хочу, ведь теперь на моей совести пуля в твоей руке. — Нет там пули, — буркнула она. — Саша правильно сказал. Закрыли тему. — Ты уходишь от разговора. — Его бесполезно продолжать, — заключила Майя и отошла от столешницы, оставив нетронутый стакан с водой на ней. Она бесшумно прощеголяла до широкого дивана и уселась рядом с Беловым, получив одобрительную ухмылку.       С самого начала общение с Беловым напоминало Майе живое непонятное вещество, с которым приходилось иметь дело обоим. Они могли громко спорить об одних и тех же вещах, а после мирно пить чай и общаться на новый и отвлечённый мотив. Нельзя было сказать, что Майя чувствовала некую опасность со стороны друга, но она кожей ощущала, с какой настороженностью он относился к ней, и это играло свою роль. Пока Филатов и Пчёлкин общались с ней на равных и старались узнать её получше, Саша держал дистанцию, которую Майя считала откровенно неоправданной. В конечном счёте, в детстве они играли в одном дворе, пусть и недолго. — Нет, подождите, — несогласно вмешался Филатов. — Какой закрыли? — обратился он к Майе, отходя от форточки. — Мы же такими темпами тебе памятник будем заказывать! – Нерукотворный, – ответила она и моментально замолчала.       Саша похлопал Майю по плечу и по-дружески улыбнулся. Он медленно поднялся с дивана и указал взглядом Филу на дверь в ванную, куда следом и пошел. Убедившись, что Майя проигнорировала их уход, он остановился и немного подумал в попытке собрать мысли воедино. Белов не знал, что именно его останавливало, но опасения были чересчур сильны. — Сань, мы её под крыло взяли, — продолжил Фил и закрыл за ними дверь. — Мы не можем так оставить. — Я помню, Валер, — Белый расстроенно кивнул. — Я и не собирался сбегать с корабля, — Саша на секунду задумался. — Саш, она друг, — спокойный тон голоса Валеры порадовал Белова. — Пусть и опрометчиво поступающий. — Я рад, что ты это понял.       На миг лицо Белова озарилось доброжелательной улыбкой, и он громко выдохнул. Руки его быстро бегали по пиджаку в поисках пачки сигарет, которую забыл на книжном столике. — А ты в курсе, — начал Саша и включил воду в раковине, прекратив бессмысленные поиски. Заинтересованные глаза Филатова смотрели на него безостановочно. — Почему Витя так психует и впрягается за неё?       Когда Валера отрицательно мотнул головой, Белый окончательно понял, что поднял безвыходную тему. — Трахал он её, Фил, — констатировал Белов, и зрачки Валеры моментально округлились. — Да ну, – Филатов стрался уловить сарказм в словах друга, но терпел поражение. – Откуда знаешь? — Космос по пьяни проболтался, в первый же вечер нашего знакомства дело было. Только Пчёле не говори, он упорно делает вид, что она его не интересует, — усмехнувшись, Белов выключил воду, и до его ушей донёсся звук очередных повышенных голосов, которые, как надеялся Саша, остались в прошлом.       Покинув пределы ванной, друзья стали свидетелями картины до ужаса банального бразильского сериала, где главные роли были отданы Вите и Майе, активно ссорящихся и ещё сильнее заводящихся от каждого сказанного слова. Пчёлкина выводило крайнее спокойствие Майи, а её трясло только от одной интонации с его стороны.       Устало присев на край дивана, Саша облокотился на спинку и с интересом наблюдал за тем, как из глаз Разумовской летели искры, которые услужливо ловил Витя и старался соответствовать её злости, но у него получалось из рук вон плохо. — Его так с Наташки даже не штырило, — поспешил уведомить Космос и попятился к друзьям. Филатов молчаливо согласился, а Белов лишь посмотрел на друга и вновь вернулся к трагикомедии в первом действии. – Вить, будешь? – спросил Белов в надежде прекратить ссору, когда потянулся к сигаретам, но его встретило суровое отрешение. Пчёлкин даже не взглянул на друга, будто и не слышал вовсе. — Ты маленькая и избалованная девочка, и ты не выживешь без защиты! — крикнул Витя, приблизившись к Майе на непростительное расстояние. — Я уже говорил это и повторю в очередной раз. — Ты предупреждал меня, — звонко ответила Разумовская. — Да, я помню.       Майя, до дергающегося века возмущенная, сделала два шага назад и подняла на него глаза, в которых застыли маленькие стекляшки. Она боялась признаться себе в собственной беспомощности, от которой ей хотелось убежать, уничтожить себя, лишь бы не нуждаться в помощи.       Майя знала, что выжить в одиночестве сможет, но наличие верных друзей рядом с её плечом всегда будет лучше. Она прекрасно осознавала мотивы поведения Пчёлкина, его слова и могла даже, в какой-то степени, их понять. Однако в голове Разумовской проблемы решались другими методами. Последнее, чего касалась Майя, был крик. До этого она была уверена, что смирилась со вспыльчивой натурой Вити, но все же настолько явно гибла под ней, что не хотела признавать.       Подняв указательный палец с желанием сопроводить его важной речью, она открыла рот и посмотрела на Пчёлкина с осторожностью. Он нетерпеливо ждал её слов, и Майе показалось, что ресницы его дёргаются гораздо активнее, чем нужно. Отпустив взгляд вниз, она подумала несколько секунд и выдала ответ: — В твоей защите я точно не нуждаюсь.       Словесно ударив, Майя хотела было дополнить, бросить нечто отвязное в лицо, но посчитала это до примитивного бесполезным. Запустив руку в волосы и слегка подняв их наверх, она тяжело выдохнула и завершила их диалог единственной фразой: «Нам больше нечего обсуждать».       На минуту в помещении воцарилось, казалось бы, необходимое молчание, но только сама Разумовская знала, насколько её душа хотела прервать тишину собственным воплем. Чем дольше длилась немая сцена, тем сильнее Майя сжимала корни волос, и Пчёлкин медленно крутил пальцем перстень на правой руке, будто старался спрятаться в него. Он не рискнул подать голос, надеясь, что это сделает Майя. — Будете уходить, — значительно тише произнесла Майя и опустила бессильно руку. — Захлопните дверь. «Я бы все простил, скажи ты другие слова», – подумал Пчёлкин и отошёл к окну. Открыв створку, он покопался в собственных карманах, зажёг сигарету и выдохнул тяжёлый дым на улицу, словно вдохнул в себя свежий морозный воздух. – «И все же, строга, но справедлива».       Махнув кистью в качестве немого прощания, Разумовская бросила разочарованный взгляд на Витю и покинула пределы гостиной. Она тихо открыла дверь в собственную спальню и также бесшумно закрыла её, медленно скатившись по темному дереву. Майя и представить себе до этого не могла, насколько сильно душа будет разрываться на части. Она была уверена, что всё осталось позади, и её возможность быть по-настоящему свободной и счастливой нашла её, но жизнь догнала Майю быстрее, чем она планировала. А судьба, как известно, о будущем не спрашивает.       Крепко обняв себя, Майя упорно глотала соленые слезы, вновь летящие по её щекам и разбивающиеся о паркет. Она плакала ни от обиды, ни от боли, ни от собственной наивности, а от висящего над ней чувства разочарования, из которого выбраться было невозможно. Каждое движение, шаг, слово сопровождалось огромными красными буквами, восклицающими ей всё бросить, но и Майя не могла так быстро сдаться. Она настолько отчаянно искала поддержки в лице друзей, что потеряла способность принимать её. Майе до тошноты был неприятен разговор с Пчёлкиным, и она старалась не думать о последствиях. Не была ещё готова потерять ещё одного человека.       Как только до её ушей долетел хлопок входной двери, Разумовская ощутила свободу полностью, насколько это было возможно. Она шумно выдохнула и прикрыла глаза, ощутив, как каждая клеточка её тела начинала расслабляться и постепенно сливаться воедино с холодным деревом. — Дьявол, — шикнула она, когда сжала левую руку чуть сильнее обычного. Кровь, выступившая на белой рубашке, вынудила болезненно забросить голову и подняться на шатких ногах.       Надавив на ручку двери, Майя открыла её и медленно прошла на кухню, находившуюся напротив. Квартира в целом была небольшой, но все же в ней находилось место и просторной ванной, и широкому дивану посередине гостиной, и уютной кухне, которая отделялась от всех остальных комнат высоким порогом.       Оказавшись рядом со шкафчиками, Майя принялась открывать дверцу за дверцей и искать глазами собранную маленькую аптечку, которую самостоятельно поставила в первый же день заезда, но не помнила куда. Перерыв несколько ящиков, Майя открыла последний и под ворохом полотенец нащупала крышку пластиковой коробки, потянулась за ней, но острая боль внесла свои коррективы в её планы. Кровоточащая рана слишком горячо напомнила о себе, вызвав громкий возглас раненного на охоте волка. Облокотившись на столешницу, Майя попыталась перевести дыхание и отпустить собственную руку, однако, как только она убирала пальцы и прекращала сжимать рану, боль усиливалась и отражалась на её сжатых губах. — Поговорим? — голос по правую сторону не на шутку испугал девушку, но у Майи попросту не было сил на лишние выяснения. Она молча кивнула головой и указала взглядом на аптечку, которую Витя незамедлительно достал. — Садись и снимай рубашку. — заботливо сказал он и помог Майе добраться до ближайшего стула.       Она была искренне рада тому, что он не уехал и решил продолжить надоедливый обоим разговор. У них всегда получалось прийти к общему знаменателю, о котором Майя сейчас и мечтать не могла. Она смотрела на Пчёлкина и знала, что в её глазах видят то же самое.       Открыв коробку, он присел на корточки и начал расстёгивать пуговицы на груди Разумовской, аккуратно освобождая раненную руку. — Опять? — с лёгкой иронией спросила Майя, когда пальцы Пчёлкина коснулись её обнаженной кожи. – Мои глаза чуть выше, – продолжила она, и Витя усмехнулся. — Заживёт всё скоро, — взволнованный Пчёлкин старался бережно промокнуть рану влажной марлей, пока в его голове огромные тараканы твердили, что этого мало для заглаживания вины. — Хочешь кричать — кричи, — дополнил он, когда увидел закусанную девичью губу. — Бога ради, замотай её и не трогай, — сквозь зубы произнесла Майя и махнула дрожащим запястьем, когда из зелёных глаз полились горячие слёзы, что слишком долго таились за железной маской.       Мягко взяв её руку, Витя принялся фиксировать бинт. Он всеми силами постарался невесомо завязать тонкий узел на худом предплечье и, после успешного выполнения задачи, он заботливо поднял глаза на Майю и с каким-то особенным рвением начал изучать её лицо, будто бы хотел услышать, увидеть или ощутить её настоящую, а не спрятанную за длинными темными кудрями. — Спасибо, — произнесла Майя и смахнула тыльной стороной ладони слезинку, пока Пчёлкин помогал ей натянуть рукав на оголённое плечо и вернуть рубашку на место. — И напомни мне больше никогда не надевать рубашки. — Не это я хотел услышать. — Сомневаюсь, что моё «проваливай» тебя устроит, — отрезала Разумовская, когда Витя поднялся и вернул коробку с медикаментами на место. – Отсутствие нормального диалога встаёт нам боком. — Нет, совсем другое, — Пчёлкин, по старой доброй традиции, отступать не планировал. — «Упрямство — достоинство ослов», – Яков Княжнин сказал, между прочим, — ответила Майя и вздернула подбородок.       Она не сводила глаз с Пчёлкина и не могла разобраться, что именно хотела от него. В голове крутилась огромная мельница мыслей, с которой Майя не могла справиться. В один миг она подумала над тем, чтобы просто избавиться от ненужных идей, но азарт чересчур сильно заиграл в крови. Бороться Разумовская ни с кем не желала, но ей было интересно посмотреть на мир его глазами.       Майя перестала отрицать симпатию к Вите ещё месяц назад, и ни разу не пожалела об этом. Её сердце настолько очистилось, что она смогла смотреть ему в глаза и не бояться лишнего взгляда. Майя не говорила об этом вслух, но понимала для себя собственные чувства гораздо острее. Единственное, что вызывало трудность – молчать. — Пока здесь два осла. И я даже не знаю, у кого выдуманные рога больше. — Послушай, Вить, — Майя шумно выдохнула и коснулась ладонью стола, помогая себе встать. — Я все понимаю, но и ты поставь себя на моё место.       Майя хотела было продолжить, но Пчёлкин остановил её. Он вновь сократил расстояние между ними до неприличного, аккуратно взял её лицо в свои ладони и пытался уловить взгляд усталых глаз, что неутомимо бегали где угодно, лишь бы не встретиться с его зрачками. Витя и представить не мог, почему она настолько старательно избегает этой встречи, но он помнил главную заповедь романтиков: душа молодой девушки таит в себе больше тайн, чем ящик Пандоры. — Ты не можешь понять, — сказал он и провел большими пальцами по щекам. — Пацаны, мы… — Пчёлкин коротко подумал, а после все же решил договорить переделанный контекст. — Ладно, я за тебя в ответе, как ты не въехала ещё в эту простую истину, — он резко убрал свои руки. — Это я вручил тебе пистолет, я тебя научил им пользоваться, поэтому на моей совести будет всё, что им сделаешь. — Если бы я не выстрелила, — шепнула Майя, и взгляд её моментально изменился. Витя не видел больше растерянности, на первый план вышла спрятанная боль. — То он убил бы меня, — с каждым сказанным словом голос напротив начинал повышаться и обещал сорваться на крик. — Прости, но у меня нет иммунитета к стволу у лба, как у тебя, — последнее слово Майя выделила особенно чётко, буквально выплюнув его из себя. По холодной щеке вновь потекла мягкая слеза, и Витя виновато опустил голову, будто бы это могло решить создавшуюся проблему.       Майя пыталась, действительно пыталась слушать его, но её голова выдавала ей только белый шум сломанного телевизора, от которого невероятно сводило мозг.

Он не понимал её, и это рвало ей сердце.

      Майя медленно подняла ладонь и приложила её к губам, костяшками коснувшись пудровой помады, и постаралась сдержать накатывающий крик, что волнами бился в груди, как любое море о скалы. — Прости, — сухо произнесла она и облокотилась поясницей на стол. — Прости, я не подумала, что сказала. — За правду прощения не просят.       Пчёлкин, пораскинув свои мысли по разным углам, подошёл к ней и мягко обнял, запустив пятерню в её волосы. Майя крепко сжала свои руки на спине друга и позволила себе излить больше слёз, чем обычно. Он заботливо гладил её лопатки, шептал что-то доброе на ухо, пусть и понимал, что завтра она ничего не вспомнит, но продолжал стоять рядом и пытался дать хоть какой-то защиты, в которой Майя так отчаянно нуждалась. Пчёлкин знал, что сама она никогда в этом не признается, но быть неведомым рыцарем Витю тоже вполне устраивало. — Как у тебя получается всегда оказываться в нужном месте в нужное время? — неожиданно для себя спросила Майя и подняла голову, уперевшись взглядом в Витю. Внутри неё жило и билось желание добраться до правды, понять, что скрывает за собой его улыбка. — Решил, что ты по мне с ума сходишь, поэтому и на курок нажимаешь перед людьми серьезными, — ответил он, и Майя искренне усмехнулась, чуть сильнее сжав свои руки.       На самом деле, Витя не имел ни малейшего понятия, что ответить ей, поэтому решил сказать первое, что придет ему в голову. У него не складывался пазл собственного поведения и базовое понимание поступков постепенно улетучилось слишком далеко, что и не догнать.       С одной стороны, ему хотелось помочь девушке, оставшейся без всего, и даже её успехи за последние два месяца не покрывали и доли того триллера, который Разумовская спрятала где-то в недрах своих воспоминаний.       С другой, он не мог прочитать её мысли, что постепенно начинало сводить его с ума. Витя и мог бы сказать о симпатии к ней, но постоянно одергивал себя словами, что это разовое помутнение, и оно не обязано приводить к новой форме их общения, да и с чего он вообще решил, что ей это нужно. Пчёлкин пытался додумать за другого человека, и это стало его стратегической ошибкой. Молчание привело к разрушению. — Ответь мне на один вопрос, раз уж сложилась такая…пикантная ситуация, но теперь серьёзно, — произнесла Майя и выбралась из объятий Вити. Она сложила руки на коленях в замок и принялась перебирать в голове мысли. — Тогда, — начала Майя и сделала небольшую паузу. Она попыталась проследить за эмоциями на лице Пчёлкина, но не получила ничего, кроме банальной заинтересованности. — На балконе.

      Пчёлкин молчал.

      В его планы не входило отвечать на будущий вопрос. Он слишком хорошо знал женщин и понимал, что у этой фразы есть продолжение. — Это не предъява, если вдруг ты подумал… — Не переживай, — перебил её Витя. — Уж этого я точно не подумал. — У тебя был сугубо спортивный интерес? — Майя, искренне желающая услышать ответ, внимательно следила за тем, как Витя придумывал нужный ответ и копался в памяти, ища в ней помощи. — Ты была так разбита тогда, — мягко произнес он, увильнув от ответа. Витя боялся признаться себе, что его искренне восхитила её стойкость. — А я не люблю, когда девушка расстроена. — Исчерпывающий ответ, — бросила Майя и вновь вернулась к размышлениям. — Мы с тобой ни разу не говорили об этом. — Как-то не было возможности. — Возможность была...и не одна, — заключила она и увела взгляд подальше. Майя не могла набраться смелости вести диалог глаза в глаза. — Мы просто избегали их. — А вдруг мы бы не встретились потом? — Встретились, — Майя улыбнулась. — У меня до сих пор твоя пуговица, — она заметила на лице Вити окрыление. — Ты бы вернулся за ней. — Это у тебя такая стратегия? — бодро произнес Пчёлкин, явно довольный столь тайной подробностью. — А пуговица Сетевого тоже там?       Проскользнувшая ревность упала на макушку так сильно, что Майя невольно положила руку на волосы и театрально поправила объем, пытаясь понять, показалось ей или она всё же сошла с ума. — Мы с Ильёй друзья, и такие намеки я не одобряю, – тон Майи стал холоднее. – Тем более, я же молчу о твоей блондинке, которой нужно купить юбку на пару сантиметров ниже и не появляться больше. — Вижу, вижу, как клыки прорезаются, скоро прольётся чья-то кровь, — констатировал Пчёлкин и победно улыбнулся. Ему было чертовски приятно слышать лёгкую ревность в словах девушки, пусть и сам её коснулся, упомянув Сетевого. — А блондинку Алёна зовут, кстати.       Майя моментально перенеслась в шестое ноября, когда Пчёлкин пришел в её офис с новой девицей. Для неё всё ещё оставалось загадкой, почему именно в тот день и с этой девушкой, но задавать лишних вопросов Майя не любила. Она только косвенно пообщалась с Алёной, не выяснив имени, и поручила Тане налить ей чай и не впускать в кабинет, пока они с Пчёлкиным разбирались с финансовой стороной «Феникса». — Правда? — наигранно подняв брови, Майя приложила руку к сердцу. — Я выжгу эти слова на груди.        Витя молниеносно засмеялся, громко радуясь собственным ожиданиями, что отразились на лице Майи лёгкой растерянностью. — Весело с тобой, уж не соскучишься, — сказал он, как только смех отошёл на второй план.       Майя собиралась ему ответить, но не нашла нужных слов, поэтому лишь согласно кивнула головой и бросила свой взгляд на часы, увидев переваленную за полночь стрелку. — Думаю, тебе пора, — сказала она. — Алёна переживать будет, не хочу потом оказаться крайней. Мне хватило ревнивых подружек у Ильи.       Пчёлкин несогласно покачал головой и приблизился к Майе. Он не стал говорить ей, что никакой Алёны не существует, и это была лишь девушка из бара, с которой они по роковой случайности встретились в одном здании через несколько дней после веселой ночи, и он согласился подвезти её до дома подруги. Вите до боли в груди нравилось слышать в голосе Майи ревность. — Сколько раз нужно тебе объяснить, чтобы ты поняла, а?       Пчёлкин коснулся руки Майи невесомо, мягко, но так, чтобы привлечь её внимание к себе.

И ему удалось.

      Она незаинтересованно заглянула ему в глаза и устало моргнула, пропустив момент, когда его губы прикоснулись к ней и вынудили ответить на неожиданный и нежный поцелуй. Майя добровольно сдалась, бросив все свои мысли на произвол судьбы и решив, что со всем разберется позже, когда не будет увлечена другими занятиями. — Нет никакой Алёны, — дополнил Витя, разорвав поцелуй. — А ты знаешь, что говорить об одной девушке, целуя другую, — моветон?       Губы Майи в секунду расплылись в доброй улыбке, и она с вызовом посмотрела на Витю. На мгновение ей показалось, что они оба поняли собственный лабиринт, выход из которого теперь будет найти в разы сложнее. Правильно говорят, что чем дольше молчишь, тем сильнее будешь кричать.       Майя не стала обманывать себя, оправдывать ложными надеждами. Они оба четко понимали, с кем имеют дело, но эта колесница настолько нравилась, что разорвать порочную цепь они уже не могли. Майя чувствовала, что за зверь сидит внутри Пчёлкина, поэтому решилась на опасную авантюру: познакомиться с ним ближе. Витя же, в свою очередь, давно разглядел чертей Майи, но захотел проверить, насколько они смогут заворожить его своими танцами.