Не буди своего Зверя

Город окончательно накрыла темнота, когда учительская машина остановилась возле дома Грейсов. Только бледноватая полоска на горизонте давала понять, что сейчас еще не глубокая ночь. У Баама с лица не слезала улыбка, уютное чувство пригрелось в груди, словно кот — довольный, сытый и в безопасности. Но все же кое-что не давало ему покоя. В подостывшую голову эта мысль закралась слишком поздно. — Господин Кун, — осторожно позвал Баам и продолжил, когда к нему повернулись, — почему вы вдруг решили принять мой вызов? Понимаю, что я по-прежнему для вас ребенок, но… Разве для вас это не риск? — Баам передернул плечами, вспоминая встречу с Ха Чжинсоном — жуткий человек. — Встречный вопрос, Баам. Почему ты тоже согласился, зная об этом риске? — Кун прекрасно понимал, о чем — точнее, о ком — говорит Баам. — Если честно, мне страшно теперь отвечать на ваши вопросы. Я как будто на экзамене. — С понедельника подготовка к ним пойдет полным ходом. — Немой взгляд Баама, говоривший «вы соскочили с темы!», заставил вернуться к актуальному обсуждению. Послышался вздох. — Расслабься, Баам. Нет резона об этом волноваться. Я постарался, чтобы Чжинсон, по крайней мере на время, отвязался от меня. Его отвлекает Хачулинг — мой старший брат. — Ваш брат? — Баам совсем немного о нем слышал. — А он… Он знает о?.. — Да. Наверное, это единственный человек из моей семьи, кому я могу доверять. — Видимо, и вам тяжело с родителями, — с грустной улыбкой заметил Баам, ощущая, как с его словами в машину закрадывается и удобно располагается на заднем сиденье неловкость. Ему хотелось поддержать господина Куна, но так он, кажется, сделал только хуже. — Извините, мне стоило молчать. — Он виновато сжался и отодвинулся, собираясь как будто в любой момент открыть дверь и выскочить наружу. — Нет-нет, Баам, ты не сказал ничего такого, за что следовало бы извиняться. — Кун наклонился вперед, пытаясь поймать взгляд Баама. — Да, действительно, мои отношения с семьей… — он поморщился от одного только слова «отношения». — Их даже сложно назвать натянутыми. Я сам их такими сделал и, поверь, я не испытываю по этому поводу ни малейшего сожаления. — Баам наконец поднял голову. — Уверен, если бы я продолжал карьеру модели, как этого хотел мой отец, то и вполовину не был бы так счастлив, как сейчас. У меня есть жизнь, в которой я волен выбирать, — тут Кун на секунду задумался, дернув уголком губ. — Как минимум, пока в нее не решает кто-нибудь вмешаться. В глазах у Баама что-то вспыхнуло. Что-то, в очередной раз похожее на чувство вины, и он снова захотел отвернуться. Теплая ладонь Агеро, коснувшаяся плеча, прервала его стремление. — Я не о том, что ты сделал что-то не так. В конце концов, в отношениях с тобой я тоже сделал выбор, прекрасно понимая, что это риск. Ты спрашивал — почему? Что ж, причина довольно эгоистичная, но она одна из главенствующих. Потому что ты действительно мне нравишься, Баам. И тут Кун как будто сорвался, решив выложить все невысказанное, накопившееся за долгое время и тревожащее их обоих. — Ты постоянно извинялся, извиняешься и сейчас, хотя это мои слова. — Кун придвинулся еще ближе, так, что невесомый шепот коснулся щек Баама. — Я столько раз тебя отталкивал, думая, что поступаю правильно. — Это было правильно, — так же шепотом возразил Баам. — Правильно было бы поговорить с тобой после твоего признания и разъяснить, что так нельзя. Когда я понял, что ты ничего не помнишь, то решил оставить все как есть. Подумал, что так будет лучше, что ситуация под контролем. Но мои дальнейшие действия не поддаются каким-либо оправданиям. — Вам было страшно? — осмелился предположить Баам после короткой тишины. — Мне и сейчас страшно. Если бы кто-нибудь спросил, на что похож тот, страх, который он испытывал, Кун ответил бы, что чувствовал себя слепцом, который стоит перед бешеной автострадой и пытается попасть на противоположную сторону. Один неверный шаг — и вот ты уже под колесами огромной фуры. Баам же лишь отчасти понимал природу этого страха: будь они с Куном одного возраста, вопросы морали их бы мало заботили. Но Баам младше. Намного. Такие отношения порицаются общественностью. Осуждение и ярлыки Кун навесил на себя сам, без чьей-либо помощи. — Когда… — наконец подал голос Баам. — Когда Андросси узнала о моих чувствах к вам, она выпытывала, что именно мне в вас нравится. Вспомнить только, как эта девушка заставила его назвать Куна по имени. Хотелось закрыть лицо руками от накрывающего смущения. Кун слушал с заинтересованным прищуром, и Баам продолжил на шумном выдохе: — Может… если вы тоже ответите на этот вопрос, вам станет легче? — Баам, это вопрос, после ответа на который вторые половинки стабильно расстраиваются, — со смешком ответил Кун, а затем откинулся в кресле, разглядывая темный потолок машины. — Что мне в тебе нравится? — задумчиво пробормотал он. Баам весь напрягся — словно ожидал приговора, который изменит его жизнь раз и навсегда. — Упрямство, определенно, — внезапно заявил он, тут же засмеявшись с недоуменного взгляда Баама. — Это разве про меня?.. — Хм, сомневаешься? Свои чувства ты доносил до меня весьма настойчиво. — После этих слов в голубых глазах загорелся игривый огонек. — Ты добрый, отзывчивый, наивный. Слишком вежливый. Склонен к глупостям. Баам хотел было заявить, что это отнюдь не положительное его качество, как и наивность, но Кун погрозил пальцем, осекая: — Тише-тише, я же только начал. — Он мягко улыбнулся, перехватив растерянный взгляд золотых глаз. — Мне нравится, когда ты задумчиво смотришь в окно на уроках, когда ломаешь голову над сложным заданием или ищешь допущенную ошибку. Когда внимательно слушаешь на уроках, подперев рукой голову и делая заметки в тетради, или наоборот — зеваешь, едва не помирая со скуки. Казалось, не было смысла и внимания обращать на такие обычные явления. В конце концов, Баам не последний из зевающих на уроках, не единственный, кто сидит возле окна. Он самый обыкновенный, и в то же время Кун описывал все это как нечто особенное. — Ты, когда волнуешься, начинаешь сбивчиво тараторить оправдания. Это очаровательно, я считаю. Тут Баам не сдержал возмущения, вызывая у Куна реакцию смеха. Отсмеявшись, он взглянул на своего ученика с какой-то особенной теплотой. — Мне нравится то, какой ты есть Баам. Разглядывая свои руки на коленях, Баам едва слышно пробормотал: — Получается, с ваших слов, я ничем особенным не выделяюсь? Не скрывая досады в голосе, Кун произнес: — А я ведь предупреждал, что ты можешь расстроиться. Или, постой… — внезапная догадка мелькнула в его голове вместе с хитрым проблеском в глазах. Баам хоть и отвернулся, в отражении стекла была заметна его плохо скрываемая улыбка. — Неужели ты на комплименты напрашиваешься, а, Баам? — Ни в коем случае. Кун отчетливо видел смущение на кончиках чужих ушей. Погасив в салоне свет, он наклонился совсем близко. Шепот защекотал кожу, рассыпавшись по ней волной мурашек. Что он говорил — одному только Бааму известно. Слова вязли в возникшей так внезапно темноте и тем острее воспринимались слухом, разгоняя по телу кровь — ее шум в голове все усиливался. Ненавязчивые прикосновения ладоней перемещались от плеча к запястью, задержались на животе, сцепившись в замок. Они заставляли желать прильнуть совсем близко. Слегка увлекшись, Кун на мгновение забыл, что перед ним подросток, и прижался коротким поцелуем к шее, ближе к загривку. Что-то в его словах и действиях напомнило Бааму один давний сон. И реакция на подобную ассоциацию не заставила себя долго ждать. Тело Баама отозвалось мелкой дрожью на прикосновение губ к коже. За шумным вздохом притаился едва различимый стон, услышав который, Баам тут же закрыл себе рот ладонью. Замер и Кун. «Черт!» — мелькнувшая в голове мысль отрезвила окончательно. Баам мгновенно запаниковал, выпутываясь из объятий. — Простите… простите, я… Д-думаю, мне пора! Саймон будет беспокоиться!.. — с этими словами он схватил стоявший в ногах пакет с подарком и, не успел Кун ничего сказать, пулей вылетел из машины. Очутившись в доме, он скинул с ног обувь и прислонился спиной к двери, пытаясь унять взбесившееся сердце. Казалось, что его грохот слышен даже в самых дальних углах комнат и что торопливо спустившийся с верхнего этажа Саймон был встревожен именно им. — Господин Грейс? Уже так поздно! — Состояние юноши разволновало его не на шутку. — Что случилось? У вас нездоровый вид. — Все в порядке…— произнес Баам на английском и на всякий случай повторил еще раз, умоляя, чтобы Саймон не заметил его дрожь, и поспешил подняться наверх. Рука дворецкого крепко ухватилась за его локоть. — Да что с вами такое? Вы на часы смотрели? — он упорно продолжал пытать уши Баама ломанным японским, пока тот пытался вырваться. — Саймон, отпусти меня! Я же сказал, что все нормально! Встретив яростное сопротивление, Саймон отступил, растерянно глядя, как юноша быстрым шагом удаляется к себе в комнату. — Вы же помните, что вам завтра назначен прием у врача? — крикнул он вслед. Ответом ему послужила хлопнувшая дверь. И что за пакет был у Баама в руках? Показалось? Или, может, это подарок от друзей? Последней мысли дворецкий невольно улыбнулся. Оказавшись один в комнате, Баам наконец-то выдохнул с облегчением. Даже не сразу заметил, с каким рвением он прижимает к груди пакет с подарком. Словно там хранилось что-то хрупкое и невероятно ценное. Впрочем, насчет последнего сомневаться не приходилось. То, что это от господина Куна, уже определяло его как великую ценность, что бы там ни лежало. Еле справляясь с волнением — руки все равно дрожали, — Баам поставил пакет на кровать и достал оттуда что-то твердое, прямоугольное, завернутое в упаковочную бумагу. «Похоже на книгу», — подумал Баам и не ошибся. На желтой обложке, на которой была изображена белая крыса, витиеватые знаки складывались в название: «Цветы для Элджернона». Виски́ вдруг несильно сжало короткой болью, заставив нахмуриться. Баам мотнул головой, и боль исчезла. Эту книгу он уже видел раньше, у Рахиль, когда пытался с ней подружиться. И тогда, насколько он помнил, девушка не была настроена на разговор, увлеченно погрузившись в чтение. Что же в этой книге такого особенного? Баам повертел ее в руках, уловив в груди смутное чувство тревоги. Впрочем, если господин Кун решил подарить ему именно ее, то в его выборе сомневаться не стоило.

только что

Вы: господин Кун, спасибо вам большое за подарок!

Вы: [изображение]

Кун не стал медлить с ответом, хотя казалось, что именно сейчас он должен быть за рулем.

только что

Кун: я помню, ты говорил, что у тебя проблемы с японским

Кун: показалось, что книга будет лучшим вариантом

Кун: просто…

Кун: ты мог ждать что-то более особенное

На месте Баама Кун бы именно так и думал. Вот только у Баама мысли были совершенно противоположные.

только что

Вы: уже то, что этот подарок от вас, делает его особенным

Баам тут же прикусил большой палец, которым нажал кнопку «отправить». Как же он поторопился с ответом. Как будто подарок показался ему жуткой тривиальщиной, и он пытается отмахнуться заученными фразами. Господин Кун ведь так ответственно подошел к вопросу, он поставил себя на место Баама, предполагая, что ему может понравиться, а не бездумно подарил первое попавшееся лишь бы откупиться. Это дорогого стоило! Баам не понимал, как сказать об этом. «Такое чувство, что я все только порчу…» В руке отозвалась короткая вибрация: сообщение.

только что

Кун: рад это слышать :)

Баам упал лицом в подушку, едва не порываясь написать вдогонку сто тысяч оправданий. Нужно было просто поблагодарить, не добавляя лишнего. Одна смущающая ситуация за другой. За последние десять минут он сделал слишком много неловких вещей. Его поведение в машине прокомментировать весьма сложно. Но заметил ли Кун, что вообще произошло? Понял ли, почему Баам внезапно сбежал? Если честно, думать об этом хотелось меньше всего. Раздался стук, дверь в комнату приоткрылась. Баам встрепенулся и, сам не зная зачем, быстрым движением спрятал книгу под подушку. Хотя в чем был смысл, если Саймон наверняка видел пакет? К тому же на кровати в свете уличных фонарей поблескивали остатки упаковки. Чего он так распереживался? — Ох, сэр, у вас снова темно, — послышалось бормотание дворецкого. — Я включу свет, вы позволите? — Не нужно! Мне и так комфортно, — запротестовал Баам. — Ты что-то хотел? — У вас был трудный день. Вы устали и наверняка хотите есть. Буду признателен, если вы спуститесь в столовую и поужинаете. Баам хотел было попросить принести ужин в комнату, но потом подумал, что это будет совсем невежливо. Саймон явно волновался в его отсутствие. Лучше будет согласиться. — Хорошо, через две минуты спущусь. Саймон улыбнулся и закрыл дверь. Баам поспешил прибрать небольшой беспорядок, поставив пакет с подарком на стол. Если бы существовала возможность так же разобраться с беспорядком у себя голове, жить стало бы намного проще — этой мысли Баам не смог невесело усмехнуться. Спускаясь вниз, он вдруг замер на середине лестницы. В доме царила совсем другая атмосфера. То ли из-за отсутствия дяди, то или из-за странного тона в голосе дворецкого. Только сейчас Баам обратил внимание на тонкий аромат выпечки, перебивавший запах остальной еды. Накрытый в зале стол на одну персону не то чтобы непривычная картина, дядя довольно часто отлучался в командировки или вовсе не появлялся во время приема пищи. Но что-то Бааму казалось в этом вечере совсем другим. Он не чувствовал себя совершенно одиноким. Раньше, несмотря на присутствие Саймона, отделаться от этого ощущения было сложнее всего. Сейчас — дышать стало легче. — Сэр, — заговорил Саймон, подталкивая к столу тележку с чаем, — ваш дядя хотел бы передать вам свои поздравления, но сейчас он очень занят работой в другой стране. Баам, как никто другой, знал, что таится за этими словами — это не то, что просил передать ему дядя, это обычная неудачная попытка Саймона подбодрить своего подопечного. — Пожалуйста, давай не будем об этом. Я бы хотел поесть в тишине. — Я понимаю, — кивнул Саймон, — но все же позволите мне вам передать кое-что еще? От вашего дяди. Едва потянувшись к вилке, Баам вскинул голову. Возможность получить полноценный подарок от дяди Энрю привлекала больше, чем салат из фунчозы с овощами. И хотя Баам наверняка догадывался, чего стоит этот подарок, не мог бороться с желанием получить его. — Что именно? Саймон молча положил на стол небольшую коробочку. Нехорошее предчувствие подкралось к горлу. — Что там, Саймон? — Думаю, вам будет лучше самому посмотреть. Сглотнув от волнения, Баам взял в руки коробку. Пальцы плохо его слушались, поэтому открыть ее получилось не сразу. Увиденное заставило его округлить глаза в удивлении. На дне коробки лежал черный фитнес-браслет. Причем, насколько он мог судить, модель не из дешевых. У Баама, не привыкшего к таким подаркам, заколотилось сердце от непонятного страха. Не слишком ли это щедро? А может, это и вовсе Саймон решил потратиться, прикрывшись дядей Энрю? — Ваш дядя беспокоится за вас, — начал Саймон, и Баам от этих слов вздрогнул. После подобной фразы ничего хорошего обычно не следовало. — С этим браслетом вам будет удобнее следить за пульсом, если он вдруг станет слишком быстрым. Еще он отслеживает длительность вашего сна. — Эм… Это все? Почему он ждет чего-то еще? Почему он в такой момент вообще выпендривается? Любой другой школьник на его месте от счастья до потолка бы прыгал. — Не совсем, сэр. От вас требуется отправлять ежедневный отчет. — Ну конечно… — Баам едва не рассмеялся. Как он мог быть таким наивным? Чтобы дядя так просто оставил его одного, уехав в Сидней, без возможности контролировать собственного племянника? Нет, его не стоило так недооценивать. Не нужно было становиться великим детективом, чтобы понимать, что произойдет, если Баам уйдет в отказ. Но и принятие подобных условий как будто просто стремилось оттянуть неизбежное. Что так, что так — ситуация проигрышная. Если состояние Баама дяде покажется неудовлетворительным, прощай Япония, прощайте друзья и господин Кун. Может, к черту этот браслет? Выбросить его или отдать поносить Саймону? В последнем случае результаты наверняка будут стабильными, но могут вызвать подозрения. — Вы меня услышали? — беспокойно осведомился Саймон. — Да. — Все в порядке? — В полном, — кивнул Баам, доставая браслет из коробки. — Если ему так важно знать о моем ежедневном самочувствии, я буду ему об этом докладывать. Фунчоза в тарелке по виду напомнила упругую леску, готовую стиснуть шею до кровоточащей раны. Кусок в горло не лез от подобных мыслей, однако отказаться от еды в последний момент себе дороже. Саймон не дурак, вряд ли он теперь будет что-то скрывать от Энрю. Последняя такая попытка чуть не обернулась для него увольнением. Поэтому, если Баам вдруг встанет из-за стола с сомнительным оправданием «не голоден», информация отправится куда надо. Такое понимание отразилось на лице равнодушием. Больше напускным, чем реальным. Баам подцепил вилкой кусочек помидора и отправил в рот, практически не ощущая на языке вкуса. «Год. До совершеннолетия остался ровно один год», — думал он. По сравнению с уже пройденным путем это совсем немного. Но где можно запастись терпением, если он готов взорваться прямо сейчас? «Ты справишься…» — прозвучал в голове знакомый голос. И сил как будто прибавилось. Баам сумел расправиться с половиной своей порции, но был вынужден довольно быстро ретироваться к себе в комнату, тем самым не рискуя распрощаться с едой в желудке раньше положенного. Не исключено, что Саймон об этом проинформирует Энрю, но, господи, он совершил невероятный подвиг, усилием воли впихнув в себя еду, только бы не давать дяде новых поводов для беспокойства. Завтрашний день обещал быть насыщенным: первое внеурочное занятие по химии, назначенный прием у психотерапевта. Ощущение свободы, которое он поймал, спускаясь на ужин, оказалось временным, призрачным — послевкусие взаимодействия с Агеро. Сейчас он был куда сильнее скован рамками расписания и контроля. Но тем ярче клокотало в нем желание пойти против системы.

***

Андросси стояла под огромными белыми дверями отцовского кабинета, подслушивая доносящийся оттуда разговор. — Не делай вид, что тебя это не волнует! — визгливо причитала тетя. — Твоя дочь совсем от рук отбилась! Неужели ты будешь продолжать молча смотреть на ее выходки и во всем ей потакать? — Проблему с испорченным платьем я улажу, — послышался глубокий бесцветный голос отца. — Это сейчас не самое главное. — Ты прав, не главное. Поверь, я бы не вела себя так из-за какой-то тряпки. Я хотела поговорить об Анак. — Что не так с Анак? — И ты еще спрашиваешь? Андросси влепила ей такую пощечину, что до сих пор след не сошел. Она постоянно задирает мою девочку. Анак сегодня так расстроилась, что у нее поднялась температура. Сделай с этим что-нибудь! Сделай или я заявлю в прессу, что подаю на развод! Дам показательное интервью!.. — И что ты собираешься там сказать? — Что вы со своей дочуркой намерено травите мою Анак! Ты и так делаешь вид, будто ее не существует. Плевать на меня, я знаю, что меня ты терпеть не можешь. Но Анак в чем перед тобой провинилась? Или ты считаешь меня виновной во всех ее болезнях? Ты думаешь, я хотела чтобы так получилось? — в голосе тети зазвучали слезы. — Если ты так ненавидишь нас обеих, почему не отошлешь куда подальше? Хотя можешь не отвечать. Ты ведь так боишься, что же подумает общественность. Чертов трус! Тебе даже сказать мне нечего. Разрываешься между статусом и любимой дочуркой. Боюсь, тебе придется сделать выбор, дорогой мой. Ты вынудил меня действовать по-плохому, и делаю я это ради благополучия своей дочери! Долгое время в зале стояла тишина, прерываемая тихими женскими рыданиями. Но затем отец произнес то, от чего у Андросси задрожали коленки: — Я придумаю что-нибудь. Отошлю Росси в колледж или… — Я не выдержу ждать! — тут же вскричала тетя. — Думаешь, что контролируешь ситуацию, когда это далеко не так! Эта мерзкая девчонка ударила Анак! Она испортила театральные костюмы, посмев заявить, что это не ее вина, а ты даже не видишь, что это вранье в лицо. Мне страшно подумать, что она может учинить завтра. Клянусь, если моя дочь снова пострадает… — Хватит с меня! — И Андросси вздрогнула, услышав хлопок ладони по столу. — Нет, ты выслушаешь меня до конца! Этой дряни здесь не место! Отправь ее куда угодно, но чтобы через неделю я ее здесь не видела! Иначе я исполню свое обещание… Грохот каблуков приближался к выходу, но Андросси не смела шевельнуться, даже вдохнуть. Двери распахнулись, и из кабинета с гордо поднятой головой вышла тетя. Заметив племянницу, она исказила губы в недоброй усмешке и шепнула напоследок, отбросив назад длинные темные волосы: — Тебе недолго здесь осталось. «Ну и тварь же ты, — в той же манере хотела ответить Андросси, но осознала себя в таком ужасе, что и язык не шевелился. — Нет, мой отец ничего не сделает. Он не посмеет…» Она не вздрогнула от боли, когда почувствовала собственные ногти, впившиеся в ладони — если честно, боль Андросси почему-то стала воспринимать иначе, начиная сомневаться, жива ли вообще, — не одернула себя, опуская голову, ведь подобный жест означал в глазах тети полное смирение. Оставшись без поддержки, она не расплакалась, не кинулась в зал выяснять у отца, что теперь будет. Она решила просто ждать. У нее больше не было смысла стараться: рваться в ряды лучших учеников, участвовать в общественных мероприятиях, из кожи вон лезть, чтобы тебя заметили. Ей казалось, с отцом еще можно наладить контакт, но сегодняшний разговор убедил: папа был намного дальше, чем ей представлялось. В этой семье — язык не поворачивался так назвать подобную ячейку общества — ее никто не любил. Отец ждал удобного момента от нее избавиться, а мачеха с самого начала ее ненавидела. Потому что у Андросси было все, чего нет у Анак, а самое главное — забота и поддержка родного отца. Прозвучавший в голове женский голос, который сейчас был ей до одури мерзок, вдруг вернул ее в далекое-далекое детство. «Видишь, Андросси, у тебя получается! Еще два шажочка, и ты придешь к маме. Давай!» Это единственное хорошее воспоминание из детства — напоминание о том, что ее пытались полюбить, что она была нужна. А может, это вовсе фантазии? Может, она сама создала это воспоминание, чтобы не сойти с ума? По внутренней стороне ребер что-то ударило с такой силой, что Андросси едва сдержала слезы, закашлявшись. Она не хотела чувствовать эту боль, убеждая себя в том, что она сильнее всех и обязательно справится. Что это? Сердце бьется? Легкие грозятся разорваться из-за слишком громкого дыхания? Андросси не понимала. Первостепенную значимость обрела задача «избавиться от боли». Любым способом. «Это чувство… Оно должно прекратиться!» Сначала она беспокойно мельтешила по коридору, грозясь сгрызть собственные ногти до мяса. Ноги понесли ее сначала в сторону винтовой лестницы, ведущей на второй этаж. «Давит, давит, как же давит!» Затем ее как осенило. Она развернулась и быстрым шагом направилась на кухню, едва не сбив по пути Анак. Казалось, она ничего не замечала вокруг себя, создавая ураган тревожного хаоса. Сестра возмутилась, чудом увернувшись, но получила в свою сторону ноль презрения и насмешек за свою неуклюжесть. Неужели Андросси злилась из-за несправедливых обвинений? Анак и сама была бы рада объяснить, что для любой подобной истории Андросси достаточно быть упомянутой, и все шишки достанутся ей. Как старшей, как той, кто должен подходить к делу более ответственно. Неважно, что Анак ударила другая девушка. Андросси стояла рядом и позволила этому случиться. Содрогаясь от нового приступа кашля, Андросси едва не выбила дверь, ведущую в кухню. Она выпотрошила там все ящики и наконец обнаружила то, что искала. Кухонный нож для резки мяса. Но сейчас ей требовался любой. Ей чудилось, что мозг внутри черепной коробки медленно сворачивается в спираль — подступающее головокружение. — Эй, долбанутая, ты что делаешь? — Загораживая свет, в дверном проеме возникла неожиданная Анак. Молчание Андросси, ракетой едва не влетевшей в нее несколькими минутами раннее, показалось ей странным, поэтому она решила пойти следом. Увиденное в полутьме заставило ее застыть с выражением непонимания на лице, которое постепенно сменилось ужасом. — А не видно? Собираюсь прирезать каждого в этом доме, — хмыкнула Андросси. — Начну с себя. Она резким движением рванула одну половину блузки в сторону. Часть пуговиц осыпалась на пол. — Слышь, больная, нож на место положи. Всегда догадывалась, что у тебя не все дома. Анак сделала шаг вперед, и Андросси предупреждающе прикоснулась лезвием к открывшейся коже. — Поверь, тебе это видеть не следует. С твоей-то температурой. Свалила бы отсюда и не мешала. — Да ты вообще себя слышишь?! — Это необходимо. Последнее предупреждение, — ровно отозвалась Андросси и в подтверждение своим словам надавила ножом на впадину между ребрами. Недавно наточенное лезвие не встретило сильного сопротивления, возникло неприятное ощущение, как от пореза тетрадным листом. После этого голова кружиться вдруг перестала. Но только на мгновение. — О, я обязательно свалю, — оскалилась Анак. — Но прежде вправлю тебе мозги! Ее рвение не подкреплялось действиями. И главной причиной являлась угроза нанесения Андросси себе физического вреда, стоит только Анак сдвинуться с места еще хоть на шаг. Пробивающийся из коридора свет отразился в лезвии ножа, и от этого холодного блеска хотелось зажмурить глаза. Или из-за вероятности в любой момент лицезреть кровавое зрелище. — Что ты и кому этим хочешь доказать? — Анак решила воспользоваться другим оружием. Если силой нельзя, так может, словами до сестры получится достучаться? — Если пытаешься привлечь внимание, которым тебя и так усердно осыпают, то ты зажралась, дорогая сестрица. — Ты ничего не знаешь. — Конечно, не знаю! Мы же почти не разговариваем! — О, так ты решила, что сейчас самое время для разговоров?! — Я и сейчас не шибко жажду с тобой общаться, но вынуждена, поскольку ты вот-вот себя на мясной рулет порежешь. Так что не жалуйся! Что-то мелькнуло в карих глазах Андросси. Любопытство, смешанное с презрением. — Какая нелепая попытка проявить заботу. Не твое дело, что я с собой сделаю. А ты, будь любезна, сделай то же самое, что и всегда — пройди мимо. — Не указывай мне! Я сама за себя решаю! — Как же надоело с тобой сюсюкаться! — с этими словами Андросси отбросила нож в сторону и опустилась на колени, обхватив руками живот. Анак, не теряя времени, подскочила к опасному предмету и закинула в первый попавшийся ящик. Задвинув его, она прижалась к ему спиной и медленно осела вниз, выдыхая. Андросси продолжала: — Вот почему ты не можешь просто взять и уйти? Почему ты всегда мешаешься? Ее душили слезы, которым она не позволяла вырваться даже сейчас. Мало того, что Анак увидела ее в таком состоянии, так еще расплакаться перед ней не хватало. — Так мне все-таки уйти и позволить тебе закончить начатое? — Анак со злостью стиснула зубы. — А ты подумала, что будет дальше? Как отреагирует твой отец?.. — Да плевать он на меня хотел! — Андросси закричала, чтобы скрыть слезы в голосе. — Я никому в этом доме не сдалась! Так какая разница?! Анак, которой ситуация казалась крайне абсурдной, а причина и того невероятнее, несдержанно выплюнула: — Дура ты, Андросси! Беспросветная дура! Такое откровение всколыхнуло в памяти похожую фразу от Зажигалки. Какое забавное совпадение. Андросси сменила позу, притянув к груди колени. Очень долго на кухне продолжалось молчание. — Твоя мать поставила ему ультиматум, — тихо заговорила Андросси. — Или я куда-нибудь исчезаю, или она дает скандальное интервью о нашей семье. Отец выбрал первое. Дальше объяснять нужно? Анак, решив, что критический момент позади, вытянула перед собой ноги. — Он всегда принимает решения в твою пользу. — Ты вообще о чем? — Андросси дернула головой, недоверчиво посмотрев на устроившуюся неподалеку сестрицу. — Сама подумай. Мама не из тех, кто слова на ветер бросает. Даже отослав тебя отсюда, он не лишит тебя поддержки. Если же моя мать исполнит угрозу в действие, ты будешь вне эпицентра событий. Считай, он позаботился о твоей безопасности, — пожала плечами Анак. — Лучше бы позаботился о себе и подал на развод, до того как ситуация приняла подобный оборот. Твоя ж мамаша сумасшедшая, — это уже было больше похоже на ту самую Андросси, которая являла себя миру. — Эй! За словами следи. По вспыхнувшему в глазах недовольству Андросси поняла, что от неминуемой гибели ее спасает только то, что она сама на себя едва руки не наложила. — Чего ты возмущаешься? Как будто сама не знаешь… — Знаю, но это не дает тебе право так о ней отзываться. — Бледная тонкая рука сестры, покоящаяся на полу, резко сжалась в кулак. Андросси, заметив это, с усмешкой хмыкнула и отвела взгляд. — Сумасшедшая, — шепнула она снова. — Кто бы говорил! — Я и не отрицаю, — посмеялась Андросси. — Переживаю только, что мы с тобой тут засиделись. — И по чьей же, интересно, вине? — едва слышно буркнула Анак, но опасения сестры она разделяла. Не хотелось бы сейчас оправдываться перед матерью. Андросси словно читала мысли. — Как бы нас твоя мать не обнаружила. Будет сложно объяснить, почему на мне разорвана блузка. — Можешь сказать, что это я тебе отомстила. Станем квитыми. Поднявшись, Андросси окинула блузку взглядом модельного критика и поморщилась от вида красных пятен на белой ткани. Такое теперь только в мусор. — Тогда стоит еще упомянуть, что ты в приступе ярости расцарапала мне грудную клетку. Пойдем отсюда, — она протянула Анак руку, но младшая сестра такой жест не приняла, встав самостоятельно. — Может, проще? Ни тебя, ни меня этим вечером здесь не было. И ведем мы себя так же, как и всегда. — Заметано, — усмехнулась Андросси. Эту маленькую договоренность они все же скрепили коротким рукопожатием.