Скромные зарисовки

      Вибрация сообщения — «выходи».       Худой парень в толстовке с капюшоном натягивает стоптанные кеды, которые заранее принес в спальню, и вылезает в окно. Движения четкие, быстрые, никакого шума, — делает это не первый раз. Пригнувшись, проскальзывает мимо окон, в свет фонарей не выходит.       Мокрый асфальт блестит, пахнет дождем. Парень быстро идет вниз по улице, заворачивает за угол. Под деревом стоит машина, мотор заглушен.       — блядь! Напугал! — Парень открывает дверцу машины и замирает от слов водителя. — залезай уже, ну!       В салоне пахнет сигаретами и мятной вонючкой, которая болтается на зеркале заднего вида.       — до больнички меня доведешь, если так подкрадываться будешь.       — извини, я не хотел. Привычка.       — не зря у тебя погоняло — Малыш. Мелкий, худой, чтоб тебя заметить, приглядываться надо, — поворачивает ключ зажигания.       Парень пристегивает ремень, натягивает капюшон глубже и прислоняется лбом к стеклу. Едут молча.       — дождем пахнет. — От дыхания на окне появляется запотевший кружок.       — говори громче! Мяукаешь там что-то под нос себе, не слышно ни хрена. — Машина сворачивает в проулок и останавливается у гаражной двери, которая сразу приподнимается.       — привет, Хриплый! — квадратная улыбка залезает в окно водителя.       — и сам не хворай.       — о, ты Малыша привез, класс!       — отойди, или я дверь в тебя открою, — ворчит Хриплый.       Улыбка отскакивает в сторону, не сомневаясь в том, что парень на водительском выполнит, что сказал. Он спешит открыть гаражную дверь выше, пропуская новых гостей.       В гараж народу набилось как килек в банку, накурено, свет тусклый, играет какое-то музло. Хриплый проходит вглубь, кивает знакомым. Малыш тенью идет следом. Они пробираются к просиженному дивану, пара человек встает, уступая место. Хриплый разговаривает с парнями. Кто-то приносит пиццу.       — поешь, — на ухо Малышу говорит Хриплый, — а то тощий, смотреть больно.       Малыш под капюшоном, который так и не снял, робко улыбается и берет один кусок. Съесть его, конечно, не сможет, он от заботы старшего уже сыт, от теплого дыхания на ухо уже счастлив. Кусок этот он в руках держит, откусывает чуть-чуть, жует медленно, делает вид, что отвлекся на разговор — схема рабочая, он такое постоянно проворачивает и дома, и в школьной столовой, никто не замечает. Потом еще чуть-чуть откусывает, кладет обратно в коробку и встает, типа в туалет пошел. Он знает, что когда вернется, еды уже не останется.       Зайдя в туалет, закрывает дверь на щеколду и облокачивается на раковину. В зеркало глаз не поднимает. Воняет. Малыш обхватывает правое запястье пальцами левой, и хотя пальцы у него не очень длинные, они смыкаются легко.       Из-за двери доносится резкий шум, голоса стали громче.       — а ты у него сам спроси! — Малыш возвращается в гараж и получает пальцем в грудь.       — с хуя ли он об этом знает! — Хриплый злится.       — а с хуя ли нет, если твой Малыш его сынок!       Почему все звуки пропали? Куда делась музыка и голоса? Или он слух потерял?       — он не мой.       Не потерял. А лучше бы не слышал, потому что эти три коротких слова хриплым голосом, таким любимым хриплым голосом, отзываются болью где-то под ребрами. Малыш замирает как загнанный зверь и не может пошевелиться.       А теперь все как в кино, когда кадр замедляют для пущего драматизма. Хриплый встает и, не глядя на Малыша, идет к выходу. Лязгает дверь гаража, и все звуки возвращаются, обрушиваются и давят.       На ватных ногах, скидывая с плеч взгляды и слова, Малыш пробирается к выходу. Кажется, что прошло много часов, пока он добрался до двери. Так долго, что Хриплый уже, наверно, уехал. Он теперь его ждать больше не будет и смс короткие писать не будет, и просить поесть тоже не станет, нет ему дела, подохнет тощий парень или нет.       Машина стоит. Мотор работает, фары включены, но не уезжает. Малыш не верит своим глазам. Бежит к двери пассажирского сиденья и рвет на себя. Хриплый не вздрагивает, не смотрит на него и не говорит ничего.       Проходит еще по меньшей мере вечность.       — залезай. — Малыш отмирает, садиться.       — пристегнись. — Пристегивается.       Едут молча. Вроде все как обычно, но нет. Машина останавливается под тем же деревом. Они отсюда уехали пару часов назад. Или пару жизней назад, кто теперь разберет, в голове туман.       — пожалуйста, не прогоняй меня.       — говори громче! Сколько раз я просил тебя не мяукать! — Хриплый поворачивается и смотрит в упор. — Иначе новое погоняло получишь!       — какое? — Малыш вжался в дверцу машины, глаза блестят.       — вот только сырость тут разводить не надо! — Малыш утирает нос рукавом. — Я не буду тебя прогонять при одном условии.       Парень опускает глаза, худые плечи, руки, он становится похож на воздушный шарик, из которого постепенно выходит воздух.       — что ты хочешь, чтобы я попросил у отца?       Тишина.       — если ты думаешь, что мне это надо, тогда проваливай. — В машине сразу стало холодно.       — он бы все равно мне ничего не дал. Я не заслуживаю. И пытаюсь исчезнуть, освободиться от себя, — Малыш отворачивается, шарит дрожащей рукой по двери машины в поисках ручки. Находит, открывает.       — Котенок, — Хриплый резко подается вперед и захлопывает дверцу.       — что? — голос срывается.       — мое условие: ты будешь есть. Понял меня? — смотрит внимательно, в глазах что-то плещется, непонятное. — У тебя сил нет, даже разговаривать нормально, мяукаешь как котенок, надоело уже переспрашивать.       Малыш кивает, говорить он не может не потому, что сил нет, а потому что сырость разводить нельзя.       Хриплый откидывается на свое сиденье, шарит по карманам в поисках сигарет, закуривает. Они сидят молча.       Горизонт на востоке начинает краснеть.       2022.05.03