Как тануки на самом деле снежным лисом оказался

      Вскоре после того, как Хранитель священного леса Хаккода нашёл и приютил двух щенят, он был вынужден столкнуться с проблемой, которую не сразу смог разрешить. Маленький снежный лисёнок не мог повсюду ходить в своём родном облике — первый попавшийся ёкай убил бы его, подобно человеку, вырывающему с корнем сорную траву в своём саду. Вот почему пламенный кицунэ лисьими чарами навёл на своего найдёныша морок: сделал так, чтобы белоснежные ушки с черничными кончиками казались круглыми ушками тануки, проделал тоже самое с белым хвостиком и спрятал необыкновенной красоты глаза небесно-голубого цвета с медовыми колечками вокруг голубой радужки, заменив их на тёмно-коричневые, такие же, как и у его брата. С обычными круглыми зрачками вместо узких лисьих. Ради того, чтобы отличать братьев друг от друга, Кёджуро оставил Аказе его необыкновенный малиновый цвет волос. Ещё один признак носителя большого потенциала по силе.       Однако вечно скрывать правду невозможно. Когда-нибудь лисёнок обнаружит свою истинную сущность. Необходимо решить сейчас, как сделать так, чтобы это открытие не обозлило его. Кёджуро был расчётливее, чем казалось по первому взгляду на него — всегда добродушного и прямолинейного, казалось бы, лиса. Он не хотел воспитать себе врага. Этот лисёнок должен вырасти с добрым и сильным сердцем.       Прошло несколько недель, но решение так и не пришло Кёджуро в голову. Самое время было придумать что-то. Как раз об этом и размышлял пламенный лис ранним утром, сидя возле костра после ночного обхода своих владений. Пока что он брал с собой малышей — так было проще присматривать за ними, ведь он единственный, кто мог защитить их от любой опасности. По дороге к пещере они насобирали грибов, а на реке поймали несколько рыбёшек. Теперь, когда всё это приготовилось на огне, пламенный кицунэ и двое его воспитанников сидели у вновь подкормленного дровами костра возле лисьего логова.       — Что тогда произошло? — вдруг спросил Аказа.       Малыш уже некоторое время сидел с задумчивым видом, но Кёджуро решил, что ему просто не по вкусу грибы. Хаку давно съел и рыбу, и грибы с большим аппетитом и уже успел уснуть прямо возле костра, но Аказа до сих пор возился.       — О чём ты? — спросил Кёджуро.       — В ту ночь, когда ты нашёл нас.       Кёджуро вопросительно взглянул на своего воспитанника и тот добавил:       — Ты искупал нас, потом дал мёд. А пока мы его ели, ты достал из себя огонёк и прижал к ноге.       — Ах, вот ты о чём, — кивнул Кёджуро, — это не огонёк, а моя лисья бусинка. Я ведь кицунэ, а у каждого из нас есть бусинка. Это частичка нашей души. В ней копится наша сила.       — Покажи! — загорелся взгляд Аказы, который и думать забыл про невкусные грибы.       — В ту ночь я был ранен, поэтому достал бусинку, чтобы залечить рану и напитать её пламенем как можно быстрее. Это был исключительный случай, бусинку нельзя доставать просто так. От неё зависит моя жизнь, — строго сказал Кёджуро.       Аказа сразу надулся, но взгляда не отвёл.       — А у меня есть такая?       — Ты — тануки, поэтому нет, — как можно более спокойно соврал Кёджуро.       Не совсем соврал, конечно. Аказа сейчас слишком маленький лисёнок, чтобы иметь бусинку. Если он выживет в течение первых десяти зим своей жизни, то его тело начнёт накапливать природную энергию. Только после этого бусинка начнёт формироваться. Щенок станет выражением своей стихии. После он научится принимать свой звериный облик и образ кицунэ станет завершённым. Дальше можно будет копить силы и отращивать хвосты.       — Но я хочу.       Кёджуро улыбнулся. Природу всё же не обманешь.       — Почему? Зачем тебе лисья бусинка, Аказа?       — Потому что у тебя есть! И у меня тоже хочу!       Кёджуро тихо засмеялся, чтобы не разбудить Хаку и даже не стал поправлять неверно сказанные слова малыша.       — У меня ещё и девять хвостов есть! Такие тоже хочешь? — заманчиво предложил пламенный лис.       — Хочу! — упрямо сказал Аказа.       Пламенный лис понял, что это может быть отличным решением. Аказа хочет стать лисом — так пусть однажды станет им по неведомому волшебству.       — Знаешь, Аказа. Ты только никому не говори, — Кёджуро показательно обернулся по сторонам, будто проверяя, не подслушивает ли кто, — но существует секретная техника превращения тануки в лиса!       Аказа тут же оставил свою веточку с грибами и тихой мышкой прошмыгнул к Кёджуро, забираясь к нему на колени. Малыш упёрся ладошками в грудь наставника и, восхищённо сверкая глазами, уставился на него в ожидании великой тайны.       — Если выучить лисье докё, овладеть лисьими премудростями и однажды пройти секретное Испытание Судьбы — у тебя тоже появится бусинка, а после неё и лисьи хвосты.       Чтобы произвести впечатление, Кёджуро позволил своим роскошным хвостам проявиться. Аказа тихо ахнул, сразу же поверив в чудо при виде такого невероятного зрелища.       — Все думают, что это невозможно, но я тебя уверяю, что так бывает. — заверил Кёджуро, — Нужно просто старательно учиться и набирать силы, много кушать и далеко бегать.       Кёджуро приобнял малыша, чтобы усадить его к себе на колени. Тот всё не мог определиться, куда смотреть: на чудесные хвосты пламенного лиса или в его лицо.       — И тогда будет бусинка? Как у тебя?       — Да. Может, она будет не цвета пламени, а например, цвета льда или воды, но будет. Хочешь?       — Хочу, Кёджуро! — восторженно прошептал Аказа, не выдержав и потянувшись к хвостам.       Пламенный лис, зная о том, насколько искусительно мягкие и тёплые его хвосты, тихо фыркнул и накрыл малыша на своих коленях сразу двумя. Тот восторженно пискнул из-под них. Однако Аказе было мало только хвостов Кёджуро. Обнимая их, он вновь поднял взгляд на наставника и тихо попросил снова:       — Покажи бусинку.       Лис не устоял перед широко распахнутым просящим взглядом. К тому же, Аказа ведь на самом деле тоже кицунэ! Что поделать, если малыша так тянет ко всему родному, лисьему! Кёджуро строго взглянул на него и тихо сказал:       — Обещай, что не будешь трогать её, Аказа. Иначе она обожжёт тебя, а мне будет очень больно. Я могу тебе доверять?       Малыш часто-часто закивал. Тогда Кёджуро приложил сложенные пальцы к своей шее и, призвав свою бусинку, давно окрепшую после сражения с хэби, приоткрыл губы и извлёк её из своего тела.       Аказа, едва дыша, смотрел на средоточие мягкого света. Бусинка легко плавала в воздухе, держась над ладонью своего хозяина. Её свет был тёплым, она излучала спокойствие и в то же время силу.       Аказа осторожно поднёс пальцы к ладони Кёджуро и, чтобы не ошибиться и случайно не коснуться бусинки, осторожно перевернул свою ладошку в ладони наставника. Теперь он как будто держал бусинку, ощущая пальцами её тепло. Бусинка игриво и плавно подпрыгивала, словно язычок пламени, пока Кёджуро держал Аказу поперёк живота, чтобы тот не свалился с его колен, впечатлённый таким ярким зрелищем. Уткнувшись носом в его затылок, лис вдруг понял, что ни запах Аказы, ни его присутствие не являются отталкивающими несмотря на то, что он на самом деле будущий потенциальный соперник. Сейчас это был просто ребёнок, всей душой тянущийся к свету.             * * *       Одиннадцать зим с тех пор, как Кёджуро нашёл необычных малышей в пещере, пролетели быстро. В первый год Хранитель священного леса пытался отыскать родной дом малышей или их родителей. Он понимал, что вероятнее всего, тот наглый хэби просто съел их — тануки всегда были лакомой добычей для хищных ёкаев. Тем не менее, Кёджуро упорядоченно навестил всех соседей, с чьими владениями граничила его территория. Но никто не терял малюток тануки, как и ожидал Кёджуро. Он единственный среди сильнейших ёкаев, кто наперечёт знает всех своих подданных и подопечных до последнего хвоста. Остальные предпочитали не считаться с мелкими духами. Для Кёджуро такое было непозволительно, отчасти по причине его глубокого добродушия, отчасти из-за его сильного чувства ответственности: ведь только через его территорию проходило множество душ погибших людей, что направлялись к реке Сандзу в поисках покоя иного берега. Потерять здесь счёт духам было бы очень опасно.       В любом случае, ни в течение первых лун и зим, ни в течение последующих, никто не пришёл за своими детьми. Поэтому Кёджуро позволил им остаться.       За прошедшие одиннадцать зим Аказа полностью выучил лисье докё, будучи уверенным, что в один прекрасный день сможет превратиться в лиса, пройдя через загадочное Испытание Судьбы. Хаку слепо верил наставнику в этом вопросе, не пытаясь оспаривать даже то, что звучало невозможным, а лесные духи и ёкаи посообразительнее, молчали, уважая волю Хранителя. С малого возраста Аказы было видно, что он не похож характером ни на тануки, ни на какого-либо другого ёкая. Одно было ясно, как дневной свет — Аказа до самой сути своего существа обожал наставника так глубоко и ревностно, как это умели делать только люди.       По этой причине он не отходил от него ни на шаг, когда в гости приходили ёкаи из соседних земель или вовсе с далёких территорий. Поначалу Кёджуро и его гости ещё могли скрыться за тремя мороками в его пещере, но в какой-то момент выяснилось, что первым существенным достижением Аказы в понимании лисьего докё стала, как раз-таки, возможность пролезать через иллюзии. В ту же ночь Кёджуро, на пару с округлившим глаза водным драконом, увидели, как их — двух сильнейших ёкаев — стерегут из ближайших кустов. Кёджуро хохотал до слёз, с шоком осознавая, что обращай Аказа чуть больше внимания на свою собственную внешность, то с лёгкостью избавил бы от морока свои ушки, глаза и хвост. Вот была бы беда, но Аказа всё внимание в тот момент посвящал своему наставнику и этому неприлично огромному, неизвестному и раздражающе блестящему дракону-соседу.       Кёджуро пришлось попозже тайно наколдовать на этого неугомонного снежного лиса морок похитрее. А ещё — пустить в гости, раз уж сумел пробраться. Впрочем, Кёджуро ни разу не пожалел. Отчего-то Аказа в его личном пространстве ощущался как нечто привычное и родное. Будто он всегда был здесь.       Вот поэтому, в очередной визит своего друга, Кёджуро, обрадовавшись долгожданному гостю, совсем расслабился и слишком поздно вспомнил то, что морские нингё насквозь видят сквозь любые мороки, а Санеми, к тому же, имеет привычку прямо и беззастенчиво спрашивать и говорить обо всём, что видит перед собой.       Вот так Аказа наконец и узнал свой секрет: самым что ни на есть глупым образом, всего лишь пройдя мимо наставника с корзиной хурмы в руках.       — Ого, Ренгоку! С каких пор у тебя в услужении редкие снежные лисы? — громко спросил Санеми, — Ты что, разграбил одну из Десяти Почтенных Вершин?       Аказа остановился и посмотрел на нингё так, будто тот был жалким дождевым слизнем.       — А сам ты кто такой? — задиристо спросил Аказа, осматривая гостя.       У Кёджуро в груди похолодело, но он взял себя в руки.       — Аказа, оставь хурму, потом с ней разберёмся. Подойди. Санеми, помолчи немного, пожалуйста.       — А что? Он же…       — Ты ведь пришёл с просьбой? — быстро перебил его кицунэ, на что нингё сразу понял намёк и замолчал, принявшись рассматривать Аказу.       Аказа послушно поставил корзину там, где он стоял и подошёл к Кёджуро, сев рядом с ним. Он всё ещё ничего не понимал и был готов поверить своему наставнику. Прямо сейчас Кёджуро отогнал естественное для любой лисы желание схитрить и оставить Аказу в блаженном детском неведении ещё немного. Можно было сказать, что нингё, как житель подводного мира, не отличает лис от тануки или… эх, нет. Врать было бы недостойно. Пришло время открыть правду.       — Мой давний друг — Санеми Шинадзугава, защитник Японского моря, — заговорил Кёджуро, — он сильнейший среди своих собратьев и, как и все нингё, способен видеть сквозь любые мороки. Это их природная особенность.       Пламенный кицунэ ласково погладил Аказу по голове, снимая вуаль мороков с его ушек слой за слоем. Тот пока не заметил никаких изменений, пристально глядя на наставника.       — А это — Аказа, мой воспитанник, которого я отобрал у хэби. Змей украл их с братом из дома совсем маленькими, и с тех пор они оба живут у меня.       — Так их ещё и двое? — не сдержался Санеми, повышая голос, — Эй, Ренгоку, ты спятил? Решил умереть тут?       Кицунэ покачал головой.       — Не знаю, как так вышло, но в то время как Хаку — настоящий тануки, Аказа, лицом похожий на него как две капли воды — чистокровный снежный лис.       — Что? Кто? — растерялся Аказа.       Кёджуро придержал лисёнка за плечо и снял морок с его хвоста, позволив Аказе впервые в жизни увидеть свой настоящий лисий хвост. Белоснежный, длинный, изящный… с черничного цвета кончиком. Игривый и сияющий, он не шёл ни в какое сравнение с коротким и неповоротливым хвостом енота цвета пыльной красной глины. Аказа с широко раскрытыми глазами трогал то свои ушки, то хвост, пока не поднял взгляд на Кёджуро. Тот впервые увидел такое беспомощное выражение лица у Аказы и даже отстранился от неожиданности — совсем немного, но Аказа заметил это и истолковал по-своему, будучи под впечатлением от нелестных слов нингё о его истинной сущности.       — Ренгоку, ты выжил из ума? Если не смог сам прибить такую нечисть, надо было позвать меня! — разозлился нингё, вскакивая со своего места, — Таких душат в колыбели, а ты подобрал и выходил, безмозглый ты лис!       — Санеми! — рыкнул кицунэ, пытаясь утихомирить разошедшегося нингё.       — Ты что, думал, если скроешь его уши и хвост, то подлая натура не проявится? Напрасно!       — Санеми, помолчи! Просил же! — разозлился пламенный лис, но было уже поздно. Он слишком поздно понял свою ошибку.       Нужно было дождаться, когда гость покинет его лес и только тогда рассказать всё Аказе — спокойно, наедине! Но не так! Не от незнакомца! Не с такими словами!       — Кёджуро, т-ты… — с трудом выдавил Аказа сквозь подступающие слёзы, — Зачем ты меня обманывал?       — Аказа, не переживай, — успокаивающе заговорил Кёджуро, — иди ко мне, я всё тебе расскажу. Аказа?       Но его лисёнок попятился в темноту ночи, пока не скрылся с глаз одним длинным прыжком.       — Шинадзугава! — прорычал кицунэ, сверкнув пламенем во взгляде, — Не смей покидать это место, пока я не вернусь!       Хранитель леса бросился вслед за своим воспитанником, оставив гостя у костра одного. Но он потерял драгоценные мгновения: Аказа знал этот лес ничуть не хуже наставника, был таким же быстрым и действительно умел прятаться. Пламенный лис досадливо фыркнул, осознав, что потерял след почти сразу же. Оставалось только надеяться, что Аказа не попадёт в неприятности и скоро вернётся. Хотелось найти его сейчас же, но надолго оставлять Санеми одного было нельзя. Не потому, что Кёджуро не доверял другу, просто этот нингё был совершенно непредсказуем. Что и подтвердил только что в очередной раз.       Кёджуро вернулся к своей пещере. В тот вечер нингё так и не получил то, зачем пришёл. Будучи настоящим другом, он предложил помощь в поисках сбежавшего лисёнка, но кицунэ с сожалением отказался: он знал Аказу — упрямец не появится при посторонних. В тех редких случаях, когда Аказа был обижен, он упрямился до конца. Когда наступал момент тишины и спокойствия — часто перед самым рассветом — и Аказа едва заметно обозначал своё присутствие, чтобы убедиться, что наставник не накажет его. Лис никогда и не наказывал всерьёз — разве можно было считать наказанием собрать девять сотен желудей или поймать девять десятков светлячков?       Кёджуро не мог надеяться, что и в этот раз всё пройдёт столь же мирно. Поэтому он проводил Санеми до границы священного леса с территорией дракона, к которому нингё пожелал заглянуть в гости. Потом Кёджуро сразу же отправился на поиски.       В предрассветные часы лесные духи были особенно активны, поэтому Кёджуро, расспросив то одних, то других, узнал, что Аказа выглядел странно, непривычно, и что он отправился в сторону деревни людей.       В тот момент сердце лиса впервые за много лет сжалось от страха. Люди запросто могут обидеть Аказу! Почему же он пошёл именно туда? Неужели это было не в первый раз? А если в первый? Неизвестно, что хуже!       Терзаясь тревогой, кицунэ лисьими тропами добежал до деревни, распустил волосы и, прочесав их пальцами, заставил принять чёрный окрас. Спрятал мороком и свои яркие глаза, изменил вид одежды с благородного пламенного кимоно на припыленные дорогами рыже-алые одеяния монаха. Решив, что придумает что-нибудь на ходу, он неспешно вошёл в деревню, стараясь принять как можно более дружелюбный вид и учуять присутствие своего воспитанника.       Кицунэ, который редко наведывался к людям, сначала немного встревожился, учуяв множество запахов, о которых успел позабыть в лесу — тут и сами люди, их скот и дым очагов, их пища, специи, рынок — слишком много всего пахнет, чтобы почуять Аказу так же просто, как и в лесу. Ничего, самое главное — не сдаваться.       Решив так, Кёджуро полдня бродил по деревне, мало-помалу привыкая к остроте запахов. Шустрая круговерть людской жизни завораживала и он, поймав эти ритмы, успокоился, даже встретил знакомых. Конечно, они знали его как монаха, который странствует из деревни в деревню, рассказывает истории и изредка лечит больных.       Однако день перевалил за половину, а Аказы всё ещё не было ни видно, ни слышно. Утешало лишь то, что нигде никого не били и не казнили. Безусловно, Аказа был намного сильнее обычных людей, но он ещё не умел пользоваться своими силами, к тому же, он был встревожен, а значит, вряд ли готов к тому, чтобы притвориться как следует.