Как тануки на самом деле снежным лисом оказался

      Спустя некоторое время Кёджуро услышал голос Аказы и, затаив дыхание, осторожно повернулся в ту сторону. Голос доносился со стороны небольшой речки и лис отправился туда. Расположившись неподалёку, он сделал вид, что присел отдохнуть в тени ивы, а сам принялся наблюдать за происходящим. У Кёджуро отлегло от сердца и он выдохнул с облегчением, расслышав разговоры, долетающие с берега реки. Аказа присматривал за девочкой — худая и болезненная, около десяти лет от роду, она, тем не менее, была очень приветлива и хорошо воспитана. Аказа, судя по всему, не выдал своей сущности, успешно притворившись человеческим ребёнком. Они оба ждали отца девочки, пока Аказа ловил рыбу голыми руками — немного подозрительно, конечно, но голос девочки не звучал испуганно. Они разговаривали, пока Аказа возился в воде, а девочка плела корзину, сидя на берегу.       Кёджуро улыбнулся: уж неизвестно, с первого ли раза или нет, но Аказа так хорошо притворился человеком, что его не поймали. На такое способны только талантливые лисы. Недаром кицунэ — единственные ёкаи, которые имеют шанс стать настоящими людьми при большом желании. И, видимо, Аказа обладает богатым потенциалом, как Кёджуро, впрочем, и подозревал. Однажды им придётся расстаться — пойдёт ли Аказа к людям или отыщет свой родной дом, а может, завладеет новой территорией — неизвестно. Но прямо сейчас, пока он был ещё рядом, пламенный лис отчего-то уже ощутил тоску на сердце.       Послушав ещё разговоры, Кёджуро узнал, что деревенские дети обижали девочку. Аказа, появившийся из леса, прогнал их. Потом они встретились с отцом девочки, который оставил им немного еды и ушёл работать. С виду оба выглядели совершенно обычными детьми, и никто не подумал бы, что один из них на самом деле ёкай. Пока лис раздумывал, стоит ли ему ждать или попробовать подойти прямо сейчас, разговор детей зашёл в более интересное русло. Кёджуро решил посидеть тихо и послушать.       — Хаку, так ты убежал от наставника?       Кёджуро мысленно похвалил своего воспитанника за то, что тот притворился кем-то другим не только скрыв лисьи признаки, но и яркие волосы, и даже имя. Вот только имя брата тоже не стоило бы говорить, но сейчас опасность вряд ли могла возникнуть. Аказа отлично помнил лисье докё и прекрасно его применял. Кёджуро слушал только голоса, не смотря в сторону детей, чтобы не выдать себя.       — Я узнал, что он обманул меня. Нет, он долго обманывал меня! — Аказа с силой ударил кулаками по воде, никого не поймав, — С самого детства обманывал!       — Должно быть, он сейчас ищет тебя и волнуется. Вдруг с ним что-то случится? — Кёджуро мысленно поблагодарил столь доброго ребёнка за верную догадку. Конечно же, он волновался!       — С ним? — фыркнул Аказа, — Ни за что, он сильнее всех.       — Пусть так, но всё же… Но что он такого сказал тебе?       — Это не он сказал, а его друг.       — То есть, наставник ничего обидного тебе и не сказал?       — Сказать не сказал, но он скрыл от меня правду о моём… о моём происхождении. Всю жизнь я думал, что я кто-то другой.       — Кто же?       — Это долго объяснять.       — И что ты теперь будешь делать?       — Не знаю. Я доверял ему. Больше никому, только ему одному. Не знаю, что теперь делать. Для начала поймаю тут всю рыбу, — Аказа вытащил из воды небольшую рыбёшку.       — Ой! Эта слишком маленькая, отпусти её, пожалуйста, — попросила девочка.       — А, ладно.       Кёджуро тихо вздохнул. Он совсем не подумал о доверии. За заботой об Аказе с Хаку — обо всех в священном лесу горы Хаккода, он совсем забыл о том, как себя будет чувствовать Аказа, когда узнает правду. Чувства — это… это то, с чем у самого пламенного лиса порой возникали проблемы, на протяжении всех десятилетий его жизни.       — Но верно ли то, что наставник с самого детства заботился о тебе? — вдруг спросила девочка.       — Верно.       — Он кормил тебя, одевал, учил, заботился, когда ты болел?       — Ну… да.       — Он точно любит тебя. Столько всего сделать для человека! — вдохновенно сказала девочка, — Вы с ним — настоящая семья.       Аказа задумчиво хмыкнул и вернулся к ловле рыбы. Некоторое время раздавался только плеск воды и Кёджуро уже хотел подсмотреть, всё ли там хорошо, как девочка снова заговорила.       — Вот мой папа тоже обманул меня однажды. Он сказал, что мама превратилась в сакуру и даже посадил дерево у нас возле дома. Я всё равно плакала и тосковала. Но папа просто пытался сделать так, чтобы мне не было грустно, понимаешь? А он ведь тоже скучал по маме.       — А что случилось на самом деле?       — Мама долго болела и умерла. Мне даже нравится верить, что её душа и правда живёт в сакуре — она такая красивая! Как мама!       — Это запросто может быть правдой.       — Ты понимаешь, о чём я? Твой наставник всегда был так добр к тебе. Поговори с ним и попробуй понять, почему он скрыл правду. Раз он так сделал, значит, на то были причины. Ты ведь умеешь слушать, Хаку.       — Он научил меня этому. Всему, что я умею, научил меня он.       — Вы помиритесь.       — Спасибо, Коюки. Ты очень добрая для человека.       — Пф, как будто ты сам не человек!       — Я просто видел не очень много людей. И совсем мало девчонок.       — Ах, не говори так!       — Да почему это?       Кёджуро расслабленно опёрся спиной о шершавый ствол дерева, слушая голоса детей так же, как он мог слушать звуки леса, пение птиц или мелодию дождя. Кажется, им с Аказой очень повезло сегодня встретить именно эту девочку. Кёджуро решил отблагодарить её. Возможно, своей добротой она спасла Аказу от неприятностей, хоть и выглядит всё наоборот.       Вскоре к голосам детей прибавился голос взрослого мужчины — Кёджуро встрепенулся, но оказалось, что это пришёл отец девочки. Он позвал Аказу к ним ночевать, но тот отказался, сказав, что ему пора отыскать наставника. Мужчина попытался убедить его, но Аказа стоял на своём. Тогда человек попросил зайти к нему и сообщить, что наставник нашёлся. Или что не нашёлся — в общем, отчитаться. Кёджуро кивнул: это было очень кстати. Он уже придумал, как отблагодарить девочку за её доброту.       Расставшись с людьми, Аказа побрёл в лес. Кёджуро бесшумно последовал за ним, дожидаясь, пока они отойдут от деревни. Солнце как раз зашло и, как только кицунэ вернул себе истинный облик, Аказа выпрямил спину и остановился, тут же ощутив его присутствие. Кёджуро не стал скрываться и подошёл к воспитаннику, собираясь отчитать его за то, что сбежал или за то, что пошёл в людскую деревню, где могло произойти всё, что угодно. Но вместо этого, оказавшись рядом, он просто молча обнял лисёнка, умиротворённо вздохнув. Белые ушки тут же показались наружу и Кёджуро нежно погладил их, любуясь белоснежным мехом, который наконец-то не нужно скрывать. Аказа уже вырос. Ростом он всего на голову ниже Кёджуро, пусть телосложением довольно тонкий и кажется хрупким. И наконец-то он знает правду.       — Ты давно нашёл меня? — наконец спросил Аказа.       — Возле реки.       — Ты слышал наш разговор?       — Слышал.       — Она… она права? У тебя были причины обманывать меня?       Кёджуро молча отстранился и взял воспитанника за руку. Вместе они пошли по лисьим тропам, чтобы быстрее добраться домой. По пути Кёджуро сказал что — да, девочка была права. Причины так поступить у него были.       Дома — у пещеры Кёджуро — костёр давно погас и лис разжёг его снова взмахом руки. Аказа подбросил туда дров и они вместе сели возле него. Кёджуро ещё раз осмотрел Аказу и, убедившись, что тот нигде не ранен — кроме как душевно — мягко улыбнулся.       — Я не успел снять морок с твоих глаз. Посиди спокойно, Аказа.       Лис зашёл в пещеру, чтобы выйти оттуда с маленьким зеркальцем — подарком от тэнгу серебряного леса. Гладкая поверхность прекрасно отражала всё, что было рядом. Кёджуро пользовался им всего пару раз и вот сейчас оно наконец пригодилось. Но кицунэ не торопился отдать его Аказе. Вместо этого он снова сел рядом и вдруг притянул к себе лицо лисёнка. Кёджуро легко коснулся губами переносицы Аказы и тот мгновенно вспыхнул румянцем, что сразу же вызвало улыбку лиса. Он прекрасно услышал, как заколотилось сердце лисёнка в ответ на его действие.       — На твоих глазах были многослойные чары и сейчас я убрал их. Потом расскажу, какие именно, а ты пока взгляни на себя.       Лис отдал Аказе зеркало и тот, взглянув в него, удивлённо принялся рассматривать себя. Его глаза, которые раньше были болотного коричневого цвета, теперь обрели цвет чистого голубого неба с тонким янтарным кольцом по кругу. Зрачок стал узким, лисьим — прямо как у Кёджуро. Ушки — треугольные, а не круглые, белоснежные, с тёмным кончиком — в общем, такой же расцветки, как и хвост.       — Ну как? — спросил Кёджуро, — Нравится свой настоящий облик?       — Нравится! Так намного лучше, — смело отозвался Аказа.       — Я тоже так думаю. — улыбнулся Кёджуро, — О снежных лисах я только читал и слышал, но ты — первый, кого я увидел своими глазами.       — Так что это за снежные лисы? — помрачнел Аказа, — Всё, что говорил нингё — правда? Я — злобная тварь, которую надо было убить сразу?       Кёджуро сразу помрачнел от этих слов.       — Аказа, сначала поговорим о другом. Мне жаль, что ты узнал всё вот так. Это моя вина. Ты простишь меня?       — Хм, Кёджуро, — проворчал лисёнок, — ты сначала на вопросы ответь.       — Конечно, но, — янтарный взгляд оглядел непривычно светлые глаза напротив, — я хочу сказать, что отныне я буду говорить тебе только правду, потому что больше мне скрывать от тебя нечего. Это будет тяжело, но несмотря на это ты должен знать, что я желаю тебе только добра. Пожалуйста, помни об этом.       — Этому я верю, — тихо отозвался Аказа, за что получил тёплую улыбку и сокрушающие следом за ней слова.       — Да, многие считают слова Санеми правдой.       Аказа проглотил тяжёлый ком в горле. Он не мог понять, как Кёджуро говорит такие вещи с улыбкой.       — Я всю жизнь думал, что я — тануки, добрый дух. Теперь всё наоборот, я — злобный кицунэ какой-то особой породы? — тонкие брови изломились от внутренней боли.       — Аказа, так ведь я — тоже кицунэ. — мягко ответил Кёджуро, — И ты учил лисье докё, думая, что тануки способен превратиться в кицунэ. Ты мечтал стать лисом, уже забыл?       — Я думал, что стану пламенным лисом! — воскликнул Аказа с сожалением, — Хорошим, добрым, сильным, как ты! Тёплым лисом!       — Аказа. Где сказано, что все пламенные лисы обязательно добрые и хорошие? Разве в целом кицунэ не считаются жестокими ёкаями?       — Ну, да, но ведь ты не такой, потому что ты — это ты!       — Вот и ты — это тоже ты. И станешь только таким, каким захочешь. Мне моя лисья натура не мешает быть собой. Тебе цвет твоей шерсти тоже ничего не испортит.       Аказа молчал, не будучи согласным с таким ответом.       — Что ты делал сегодня? Там, у людей? — Кёджуро внимательно оглядывал лицо воспитанника, стараясь не пропустить его чувств. Он больше не хотел ничего упускать.       — Что? Я… встретил девочку и её отца, мы разговаривали.       — Ты защитил её от задир? — речь Кёджуро была неизменно мягкой и тихой и Аказа начал успокаиваться, словно завороженный родным голосом.       — Да.       — Ты наловил им рыбы? - Кёджуро вновь ласково погладил белоснежные ушки.       — Да.       — Ты присмотрел за ней, пока её отец не вернулся?       — Да.       — Разве это всё — поступки злобного лиса?       — Нет.       — Вот видишь, — улыбнулся Кёджуро, на что Аказа моргнул, осознавая, что в очередной раз засмотрелся на наставника.       — Но это всё мелочи.       — Наша жизнь из них и состоит. Легко принять решение по поводу каждой такой мелочи. Но потом они собираются в твой целостный образ. Ты не думаешь — просто берёшь и делаешь то, что кажется правильным. Ты уже хороший, добрый лис, Аказа. Я очень горжусь тем, что я твой наставник.       Мягкий голос Кёджуро, его согревающий взгляд и привычный, родной аромат действовали гипнотически, успокаивая и даруя ощущение счастья. Аказа не понимал, как другие духи могли так просто пройти мимо хранителя леса, не ощущая желания броситься на него и обнимать до скончания времён. И сейчас Аказа уже совсем не злился, хоть у него и осталось желание немного поупрямиться.       — Ты хвалишь меня просто, чтобы утешить, — пробурчал лисёнок.       — Чего тебя утешать, когда ничего страшного не случилось! — Кёджуро, не удержавшись, воспитательно схватил нос лисёнка и слегка сжал.       Аказа, которому было ничуть не больно, лишь удивлённо скосил глаза кучкой, на что Кёджуро лишь весело фыркнул, отпуская нос лисёнка.       — Но то, что сказал нингё… он был уверен в своих словах, — и всё же Аказа потрогал свой нос, чтобы убедиться в его сохранности.       — Мало ли кто в чём уверен, это их проблемы. Занимайся тем, в чём уверен ты.       — И всё-таки расскажи подробнее. Ты обещал говорить правду, не увиливай.       Кёджуро тихо фыркнул.       — Хорошо! Да, снежных лис недолюбливают. По большей части причина в Тамамо-но-маэ.       — В ком? — удивился Аказа, услышав незнакомое имя.       — Это весьма известная среди ёкаев лисица. Не так давно она натворила дел. Благодаря красоте и уму Тамамо-но-маэ стала супругой человеческого императора. Говорят, до этого она проворачивала такое и на больших землях. Эта лисица хотела захватить власть в человеческом мире, и из-за её чар император едва не умер. Даже после того, как людям удалось убить её, часть тела лисицы превратилась в камень, который убивал всякого, кто прикоснётся к нему. Ненавидя лисицу за грубое вторжение в их мир, люди ополчились сначала на снежных лис, а потом и на всех ёкаев. Они стали преследовать и жестоко убивать нас без разбору. С тех пор людское поколение сменилось трижды и страсти утихли, но ёкаи помнят, что снежная лисица навлекла на них людской гнев. Вот откуда такая предвзятость к твоему виду, Аказа. Но ты не несёшь ответственности за деяния своей соплеменницы, упокоенной задолго до твоего рождения. Пожалуйста, помни об этом.       — Вот оно что, — задумчиво протянул лисёнок.       — По этой причине я тебя спрятал. Не был уверен, что успею спасти тебя, если кто-то из местных решит, что ты опасен. Я думаю, снежные лисы просто слишком редкие и не общаются так уж много с остальными духами, чтобы те успели узнать и полюбить вас. Ведь вы живёте в холодных местах и прийти к вам в гости трудно. А мне бы, кстати, хотелось. Всегда было любопытно. Но сколько я ни искал — так никого и не нашёл. Но я не все горы обошёл, там для меня слишком холодно.       Аказа недовольно насупился и сложил руки на груди.       — Что ещё он там говорил? — проворчал лис. Ему захотелось оттаскать нингё за плавники за эту грусть в глазах лисёнка.       — Что таких как я, надо душить ещё в колыбели, — напомнил Аказа.       — Это любой ёкай про любого другого так скажет, пока они незнакомы, — проворчал лис.       — Кёджуро, — лисёнок недовольно подёргал наставника за край рукава, напоминая о том, что ждёт более правдивых ответов без лисьих увёрток.       — Это правда, — уже спокойнее отозвался Ренгоку, — лисы про лис особенно часто так говорят. Но я не помню, чтобы кто-то кого-то в колыбели душил. Иначе лисы бы просто закончились, ты так не думаешь?       — Хм. Ладно, я понял. И что теперь делать?       — Спать. Я немного устал, разыскивая тебя повсюду.       — Тогда отдыхай, я оставлю тебя, — начал вставать Аказа.       — Нет, стой, — остановил его Кёджуро, — поспи сегодня здесь.       — Почему?       — Я не хочу снова прятать твои ушки и хвост.       — Так всё равно все узнают, — не понимал Аказа.       — Пусть узнают завтра, не сегодня, — настаивал Кёджуро.       — Ладно, — сдался лисёнок, — я тоже устал.       — Тогда давай скорее спать! Только никуда не убегай, Аказа. Я настаиваю.       — Слушаюсь, — тихо отозвался Аказа.       В пещере пламенного лиса была уютная большая лежанка, которая Аказе нравилась из-за золотисто-рыжих шерстинок наставника, и они разместились на ночной отдых там. Кёджуро не стал принимать облик лиса, в котором спал куда более чутко, чем в человеческом. Как будто он хотел и этим поддержать лисёнка, который пока ещё ни разу не принимал свой звериный облик. Судя по его ушкам, вся его остальная шубка тоже будет белой. Он будет отличаться от тёплого пламенного лиса, которым так хотел стать.       Потому что он не такой, как Кёджуро. Он родился зверем другой породы. Это всегда было очевидно, но всё детство Аказа надеялся на глупую мечту стать тёплым лисом, выучив лисье докё и пройдя испытание. Всё это время он старался ради этого. Хотел вырасти большим и сильным, подчинить себе могущественную стихию пламени и оберегать Кёджуро и родной лес.       Но так не будет. Здесь не его дом, Кёджуро — не его родня и ему никогда до него не дотянуться просто потому, что он родился другим.       Каким-то чудовищем.       Аказа беззастенчиво обнял наставника, словно лиана — дерево. Он уткнулся лицом в его грудь, после чего Кёджуро накрыл их тёплым одеялом и всё же проворчал, не удержавшись:       — Я запрещаю тебе грустить. Пятое правило лисьего докё?       Аказа весело фыркнул в ответ, спрятав улыбку в складках одеяла и проурчал оттуда:       — Уныние есть яд.       Кёджуро ободряюще погладил его плечо сквозь одеяло и они уснули до рассвета.