Немой

      Утро было туманным, оттого и холодным. Пелена по всему болоту густо распределилась — не видать тропы, даже руку свою вытянутую не разглядеть. Старшина серьезным делался, как глядел на обстановку. Не по себе ему было.       Солдаты в часу пятом за собой уже следы убирали. Сворачивали вещи, да травой вмятины на земле после себя закрывали. Солнце на горизонте уже показывалось — роса вокруг засверкала. Васильева ножик старшины припрятала в сапог. Надежно.       — Гриц! — послышался голос Беляева. — А ну, помоги торфа набрать.       — Есть, товарищ старшина, — подскочил парень, винтовкой на спине грохоча. — Разрешите!       Солдат присел неподалеку от командира и начал сгребать в сторону мягкую черную землю.       — Этим надо вот те углубления присыпать, где оружие было, — объяснял Михаил Ильич. — Негоже следы оставлять. Даже такая мелочь должна с глаз исчезнуть.       Гриц кротко кивнул.       — Был случай на моей службе. Как только в отряд поступил, сразу на вылазку пошли, округу обследовать. Разбили лагерь, все тихо и без спешки. На утро один умник за собой следы убрать забыл — вот эти, как раз, углубления в земле. После каски, вроде. Сейчас точно уже не скажу. Ну на нас тут же вышли. Чудом от погони ушли. По тем временам вступать молодым без приказа в бой равно казни было. Мораль такова, как там тебя по нашему?       — Август, товарищ старшина.       — Ну, — потер тот затылок. — Август, так Август. Мораль, Август, такова — все, что приносишь — забирать надо. Даже от сигаретки пепел, уяснил?       Гриц снова кротко кивнул. И тут же вспомнил вчерашнюю просьбу Нади.       — Товарищ старшина, — неуверенно начал солдат.       — Чего тебе? — откликнулся мужчина, уплотняя ладонями разбросанный торф.       — Насчет вчерашнего. То, что Надя сказала.       — Ну и к чему клонишь? — не отвлекался от работы тот.       — Я ведь тоже слышал что-то. Сами знаете, что медведей тут встретить невозможно, да и дичь не ходит крупная, болота ж...       Старшина от работы отвлекся, повернулся к парню, того вздрогнуть заставив. Взгляд его сейчас так гневом пылал, что у бойца внутри все сжалось. Думал, что задел за что-то, а может не ту тему затронул, но все же продолжил.       — Вы говорили, что не пройдут тут чужие, но про склады-то знаете, как никак...       Мальчонка продолжал, на удивление не перебиваясь Михаилом. Тот молча ожидал, как солдат закончит. И даже, кажется, не шевелился.       — Надя вчера, как и я слышала что-то из глубины леса. Будто, плескалось и хлюпало что-то. Подтвердить не могу, товарищ старшина. Но и упускать это не стоит. Звери тут не ходят.       Михаил Ильич по карманам похлопал, сигарету достал со спичкой, более менее сухой. Закурил.       — Дурак ты, Гриц. Дурак.       Парень застыдился.       — Ты людей огляди. И Наде своей передай, чтоб язык держала за зубами и помалкивала. Ерунду на пару сочиняете, а потом всю ночь не спите.       Теперь и Гриц в глазах старшины что-то увидел — будто скрывал военный что-то ото всех. Тайну какую-то хранил, потому-то и кричал на них, как тему немцев поднимали. Странный командир был, да полезешь разве к старшему с вопросами? Переводчик притих, часть свою земли разровняв.       — Разрешите идти, товарищ старшина?       — Разрешаю.       Беляев на некоторое время остался один на один, закуривая небольшую самокрутку. В глазах его остывало что-то, холодело. Пальцы сильнее сигарету сжимали, да в миг в болото огонек полетел. Дымок от него еще немного поднимался. И исчез в глуби черной, вмиг.       — Что ж вы лезете, дети, куда не просят.       Граница твердой земли резко оборвалась. Впереди — гнила трясина, от которой поднимались зловонные газы и во все стороны летели комариные стаи. Поломский из строя вышел, к старшине. Оглядел он мельком местность впереди — уже туман спал немного — и на командира глянул.       — Товарищ старшина, не пройдем?       — Может и пройдем. Подержи-ка, — Михаил снаряжение свое тому пихнул, оружие над головою взял и вошел в вязкую почву. Засасывать страшно стало, пары поднялись чернее черного, да вода пузырями пошла, но двигаться на удивление было можно. Чуть прошел вперед и ногой уперся он во что-то твердое. Забрался на это что-то, да и на сухой земле практически. Видимо, болото здесь еще только начинало пространство поглощать. Были пока еще островки.       — Вперед пройдем, товарищи бойцы. Там уж и свернем к деревне Ёлицы. Тут недалеко идти. Нам бы шагов двести пройти через трясину эту, сразу земля начнется.       — А потонем коли? — занервничал Яровой.       — Тебе-то куда, Яровой? Тут потонуть только Васильева, да Гриц могут.       — А чего Васильева-то сразу? — не выдержала Надька и вперед прошла. — Я трясины не боюсь. Да и в детстве часто по болотам ходила. На раз-два!       — Давай, Надька, вперед, — подхватил Поломский. — Вот тебе палку твердую, на всякий.       Солдат с земли поднял ветку сломанную, но твердую по прочности, и боевой подруге протянул. Улыбался от души и верил, что получится. Надя волю в кулак собрала, воздух выдохнула. Палку покрепче захватила, шагнула по следам командира. Болото пузыри стало пускать, вновь сыростью и гнилью запахло, но девушка не останавливалась. Со всех сил вперед продвигалась, иногда все же глубже опускаясь. Беляев ту за рукав дернул и приподнял к себе на островок, как увидел что тонет та.       — Хоть голос подай, — разгорячился он.       А Васильева растерялась вдруг. Смотрит на болото, а оно шипит будто. Двигалось, исходило, плотной тканью шаги затянуло. И стихло. Поломский с облегчением глянул на девушку, следующим пошел, вещи захватив. Надя чуть в сторону отошла, поблагодарив скромно старшину, и снова по следам его. Строй двинулся.       Продвижение медленно шло. То и дело, перерывы на отдых делали. К вечеру только смогли землю твердую ощутить. Никаких потерь не было при этом. Кроме одной кастрюльки Ярового, которую он в ужа закинул. Долго еще потом речи старшины "похвальные" выслушивал. До самого конца. Грязные все и мокрые из леса вышли не сразу. Еще какое-то расстояние было решено пройти другой тропой, чуть к болоту ближе. Там и кустарник повыше, отчего, кстати, все и ободрались, да и болотистые заводи гуще. Там не пройдет никто. Потом уж и к полю вышли.       Красиво было. Колосья крупные, золотые, и на ветру лунном так колыхались мирно. И березы вокруг листву кидали. Благодать. Будто и нет войны.       Тихо строй прошел сквозь море золотое. Открытое пространство тебе не лес. Прятаться тут негде. Вдали избушки погнутые огоньками сияли, да прятались в поросшей траве до головы и высохших деревьях. Только корова была неподалеку к забору привязана, куры шумели где-то на дворе. Беляев первым пошел.       — Воды бы набрать, одежду просушить, — нахмурился мужчина. — Да предчувствие у меня плохое.       Наклонился к окну, пригнулся и под рамой проскочил. Прислушивался. Ни звука.       — Здесь стоять. Ни шагу, — команду дал и прошел к двери. Винтовку перед собой поставил и дверь дулом приоткрыл, прошел. Никого не было. Все внутрь вошли, да кто куда попрятался.       — Точно не одни тут, товарищ старшина, — заметил Крутский, и в сторону угла кивнул, где лампадка горела. Но старшина не икону заметил. А бляшку железную на столе и запачканные черные брюки в углу — увидал, но не сказал ничего.       — Ты тише там, за печью. Молчать всем, — Михаил Ильич каждого оглядел, чтоб надежно спрятались, и на дверь смотреть начал. Шаги послышались. Потом звук металлический глухой. Разговор еле слышный. Они тут точно были, не один.       Васильева назад попятилась под кроватью, прячась с Грицем. Ногой того чуть подсекла, и он также попятился. Сверкнули в проходе сапоги начищенные. Сделали те пару шагов и возле кровати замерли.       Солдаты некоторые в погребе затихли — Яровой, Волжский и Поломский. Крутский с Беляевым за печью дыханье задержали от ужаса. Под кроватью Гриц с Васильевой побледнели. Речь послышалась. Не русская. Уверенная и грозная.       "Не соврали, значит, передатчики", — пронеслось в голове Беляева.       — Ой, что делается-то, — послышался голос запуганный пожилой. — Что ж делается то!       Девушка сильнее побледнела. Руки затряслись ее. Гриц молчать жестом показал. Не дай боже звук какой. Та кивнула нервно. Вновь речь послышалась. Сапоги от кровати развернулись и к выходу прошли. Вновь что-то незнакомец тоном своим произнес, и вышел. Гриц чуть расслабился.       — Сказал, что помилует, коль приютила и сытым оставила, — Август к девушке подвинулся, чтоб чуть успокоить. — Временно видимо был тут. Может заблудился?       — Так болота же одни. Как вышел-то?       Парень задумался, и вновь шаги послышались. Вернулся. Вновь все притихли. Беляев внимательно на немца смотрел. Каждую черту лица запоминал. Тот худощавым был, темноволосым. Изящным и каким-то больно гордым. Но по званию не больше какого-нибудь рядового. Скорее всего, отбился от строя.       — Говорит, что с собой немного взять хочет. В путь, — переводил парнишка шепотом.       Пожилая женщина тут же вскочила со стула и искать что-то принялась. По шкафам, по полкам. Тот, видимо, на одежду указал, чтобы поняла. Погрузила та на стол все, что было. И в сторону отошла. Немец осмотрел все. На пороге замер. Оглядел недоверчиво избу, помедлил, глаза свои прищурил, и вышел, захватив что-то из выданного.       Женщина осела на кровать, и что было сил тихо-тихо заплакала. Беляев осторожно так к ней прильнул, успокоил, да рукой рот сразу же зажал. Бабушка сначала кричать думала, потом закивала быстро, и офицера приобняла.       — Поломский, Волжский и Яровой — на выход. Уйти не дадим.       Бабушка всех оглядывала, глаза утирая, и то охала, то ахала, как увидела сколько людей вокруг было.       — Внучки мои, вы уж защитите Родину, дорогие. Я вам, что имею отдам. Только Родину в обиду не давайте. У меня война и мужа, и сына забрала. Мне уже нет смысла дальше жить будет. Только до победы бы протянуть.       — Не дадим, бабушка. Не дадим. Потому тут мы. Все хорошо будет. Не волнуйся, — подбодрил Поломский.       — Товарищ старшина! — подскочил Август. — Немец явно на подмогу кому-то идет. Я его речь слышал. Он благодарил за ночлег и еду бабушку, а потом с собой попросил. Судя по тому, что взял — кто-то ранен у него там.       Беляев на солдата посмотрел, нахмурился немного, а потом взгляд перевел на небольшую компанию троих бойцов.       — Значит, разведка.       — Господи помилуй, — женщина руку к сердцу приложила.       — Поломского-то в разведку не возьмешь, вон какой шкаф. Надо по-другому.       — Я пойду, — отозвалась Надя. — Я маленькая. Меня и не видно. Прослежу и обратно.       — Глупая совсем? — рявкнул Беляев.       — Я с Надей пойду, — в добровольцы вышел Гриц. — Язык знаю. О планах узнаем и вернемся.       — Тогда Крутского берите, — огляделся Михаил.       — Трое — много, товарищ старшина, — возразил Поломский.       — Тогда пускай Крутский вместо Васильевой идет.       — Я не согласна!       — Да ты панику разведешь только, глупая! Ты от звуков-то шарахаешься! — грохотал старшина.       — Сами говорили, что в вашем отряде нужно от страхов избавляться, — не отступала девушка. — Да и я не одна пойду. С Грицем. Мы самые маленькие в отряде. Кроме того, Гриц хорошо на местности ориентируется. Не заблудимся.       Старшина гневом пылал.       — Пускай, — наконец сдался тот, понимая что время уходит. — Но если не вернетесь — пеняйте на себя. Найду вас и уши оторву.       Надежда с Августом переглянулись, Поломский вышел вдруг из стоя, да девушку прижал к себе, остальные от этого в ступор встали.       — Надь, ты аккуратнее там главное, хорошо? Возвращайся, главное, остальное неважно. Ты ж мне как сестра вторая. Родной стать успела. Мы тебя все ждать будем. Главное, возвращайся.       Слезы с лица стерла та, и приобняла в ответ. И каждого так. Отряд сейчас принял как никогда ворону белую. На такую миссию шла, даже у Волжского колени тряслись от мысли одной. Беляев от объятий воздержался. Злился.       — Обязательно вернемся, товарищ старшина.       И тихо побрели.       — С интервалом в пять минут следом идем, по очереди, — отдал команду Беляев. — Пускай нагонят и узнают. Мы прикроем.       — Есть, товарищ старшина!