Охота на серафима

Пентаграмм-сити, Наши дни

Отель Хазбин, большая гостиная 16:29

      Энжелу кажется, что его жёстко наебали. Два дня в роли второго пилота принцессы оказались мало того, что крайне выматывающими, так ещё и неоплачиваемыми. Да-да-да, сам виноват, сам попался на плутовку в пылу спора, громче всех орал, что справится гораздо лучше Вегги. Ха-ха, стоит потренировать фильтрацию слов, вылетающих изо рта. Чуть позже. Когда закончится эта благотворительная акция. О, дьявол, скорее бы! Интересно, кто-нибудь может представить сколько пришлось сделать невероятно сложных действий: заставить себя встать, помыться, одеться и просыпаться.       Рядом с принцессой приходится держать маску доброжелательности, попытаться вникнуть в происходящее и никого не убить.       Сказать, что Энжел считает всё это горячечным бредом — ничего не сказать. Странные психологические игры, душевные разговоры, беготня от одних гостей к другим и куча, огромная вонючая куча писанины. Как выяснилось, падшая подружка Чарли делала не так уж и мало, и приняв на себя ее роль, Энжел выступал в роли пастуха, надзирателя, секретаря, что документирует все аспекты проводимых мероприятий, реакций участников и прочей ненужной тупой херни. Демон не знает, кому и чем это может помочь, но рад, что до него хотя бы не докопались с предложением поучаствовать.       Вот сейчас, например, последняя по расписанию компания грешников шумно покидает гостиную, оставив после себя страшный беспорядок. Хочется блаженно вздохнуть, растечься лужей по полу, закрыть глаза и поиграть в напуганного опоссума.       — Блин, ты такой умничка, Энжи! — Чарли налетела сбоку, крепко обняла за плечо и уставилась снизу вверх.       — Э, — Даст резко дёрнулся. — Не надо меня трогать, ладно? — хмыкнул паук, аккуратно отодвинулся, опёрся ладонью о рядом стоящий рояль и сунул девушке планшетку с записями. — Как ты там говоришь? Личные границы, и всё такое, — закатил глаза, вынул пачку сигарет, закурил, стоя около рояля и блаженно затянулся. Есть плюс у всех этих хлопот: мозг слишком занят попытками держать фокус, и хор в башке не успевает вставить свои пять копеек. Как же хочется сладко дунуть. Хочется так, что пальцы холодеют. Хочется водки. Нестерпимо, до нервной чесотки хочется чуть-чуть дофамина. Энжелу не нравится.       Не нравится всё: разговаривать с окружающими, держать себя в руках, делать бесполезные глупые вещи, о которых его просят. Не нравится трезвость и необходимость терпеть. Последнее даётся очень сложно, особенно, когда паук видит, как за баром наливают другим. Он почти физически чувствует мерзкую приторность вермута на языке, ощущает, как прижигает горло виски. Вот кто тебя просил открывать рот? Сидел в комнате неделю, покрываясь плесенью и тягая виртуальные коробки из локации в локацию, так нет же!       Довыёбывался — страдай.       — О-о-о, ты меня слушал, — Чарли сложила руки на груди и улыбнулась. Она хорошая. Несмотря на всё вышесказанное, будь на месте принцессы кто угодно иной, Энжел бы тронулся мозгом окончательно и непременно сорвался бы. Принцесса не предлагает выпить, не зовёт никуда тусить, она очевидно старается не давить и то ли играет в милую дурочку, то ли понимает чужое поведение гораздо лучше, чем кажется.       — Было бы странно что-то не запомнить. Ты два дня болтала без умолку, — беззлобно фыркнул паук и сделал ещё затяжку. Сигареты и кофе — хуёвый способ сублимации. Они не приносят удовольствия от слова совсем, но это хоть что-то из доступного.       — А… Знаешь, на самом деле, я думала, что всё будет плохо, — вдруг признаётся принцесса. — Ну, то есть… Не обижайся, пожалуйста, но мне казалось, что ты забьёшь на наш уговор сразу же. А на деле у тебя очень, очень неплохо получается! У тебя определенно точно есть важные лидерские качества!       — Охуеть, спасибо, цыпа, — всё в том же тоне произносит Энжел и оттолкнувшись от музыкального инструмента, подходит к одному из столов, собирает цветные карандаши, чтобы занять слишком свободные руки. — Ну, в смысле, прости. Я знаю, что есть. Мой папаша был барыгой, и когда он подустал, пришлось заниматься группировочкой на три сотни человек. Понахватался, — собрал карандаши, сложил листы и упёр руки в бока.       — Правда? — кажется, Энжел сболтнул лишнего. Он скептично оглянулся на девушку и пожал плечами.       — Ну, типа. Только там не надо было никому подтирать сопли, — Чарли заинтересованно подошла чуть ближе, заглянула в лицо. — Чё ты на меня смотришь? Если что, слезливых историй не будет. Это просто факт.       — В любом случае, я тебе благодарна, у нас получилась хорошая команда! Сегодня разберу записи, а завтра… Ты же поможешь мне завтра? — спросила так осторожно и мягко. Энжел едва совладал с лицом. Очень захотелось закатить глаза.       — А надо? — спрашивает демон уклончиво. — Твоя ещё не отошла от своего нервного срыва?       — Пожалуйста-пожалуйста-пожа-а-алуйста, — канючит Чарли. Даст сделал последнюю затяжку, выдохнул тугую серую струю и развёл руками.       — Только не ной, — фыркнул паук и выставил ладони перед собой. Нужно ещё кофе срочно. Только вот, сперва помочь этой дурынде расставить мебель. Какого чёрта? Она же принцесса, почему бы этой фигнёй не заняться кому-нибудь ещё?       Энжел инертно задвигает стулья, поправляет подушки на диванах. Пять дней из семи. Больше половины. Перед глазами вдруг сверкнула вонючая жёлтая ухмылочка радио-демона. Чёртов олень. Всё время, что Энжел проводит вне номера, непременно ловит ублюдка где-то поблизости взглядом. Аластор наблюдает, выжидает, подстрекает. Очень тонко, едва уловимо, но это доводит до бешенства. С другой же стороны, Клубничный пломбир выступает в роли лучшего мотиватора. Если бы не он с идиотскими сальными комментариями и постоянными попытками саботажа, Энжел быть может не был бы так остро убеждён в намерении дойти до конца.       — Энжел… А ты сам как себя чувствуешь? — голос демонессы застал в проёме гостиной, когда Даст собирался тихонечко свалить.       — У нас тут что викторина? — Энжел фыркнул, махнул рукой и трусливо сбежал от вопроса. Кофе. Срочно кофе.

Пентаграмм-сити, Наши дни

Отель Хазбин, холл 16:33

      — Эй, крылатенькая, — безразличный голос повис в воздухе около Вегги. — А что с лицом? Всё бесишься, что Пинки занял твоё почетное место? — ухмыляется Хаск, уперев локти в стойку около девушки.       — Я знаю, что он обосрётся, — хмыкнула падшая.       — Какой поэтичный, однако, диалог! Господа, а что, собственно, происходит? — двое встрепенулись внезапному голосу Дьявола сбоку.       — Сэр! — Вегги подавилась вдохом и коротко закашлялась. — Почему вам так нравится подкрадываться к людям?! — стараясь звучать деликатно в разговоре с отцом своей благоверной, ангел с трудом давила нецензурную брань, рвущуюся наружу.       — О? Прости, золотце, я решил, все уже к этому привыкли, — смеется Люцифер, заискивающе постукивает пальцами по стойке и поглядывает на собеседников. — В любом случае, я заметил, что последние пару дней ты слоняешься без дела и злишься. Вы поругались с Чарли? Я могу как-то помочь?       — Хуже. У Вегги выходные, — пропихнул свои пять копеек Хаск, мерзотненько улыбнулся уголком рта и поймал на себе убийственный тяжелый взгляд падшей.       — О, так ведь это чудесно! Всем нам необходимо время от времени разгружать голову! Надеюсь, ты после тоже дашь Чар-Чар передышечку. Почему такое траурное лицо, тыковка? — поинтересовался дьявол, приподняв бровь и вдруг изменился в лице. — Минутку. Раз ты не в деле, почему доча не обратилась ко мне?       — У неё новый второй пилот, — всё тем же въедливым тоном пропел кот и подметил взгляд тревоги и непонимания уже в лице Люцифера.       — Хаск, заткнись, пожалуйста, — шипит Вегги недовольно. — И, кстати, если уж мы об этом заговорили, то не одна я в команде аутсайдеров. Что-то давно не замечала вас, сладкую парочку, воркующими вместе. Может лучше поговорим о твоём бойфренде, м?       — Ой-ёй-ёй, неужели это то, о чем я подумал? — Люцифер вскинул брови, спешно глядя то на Вегги, то на Хаска, но вопрос его вновь остался проигнорированным.       — Мы. Не. Парочка, — чеканит кот, сощурившись. — И с чего вдруг я должен знать, что ударило Дасту в голову на этот раз? Он… — бармен вдруг запнулся, неосознанно дёрнул ушами и носом. — Почти неделю не подходит к бару. И шкерится от меня по отелю. Может совесть заела за то, что сорвался, — будто лелея толику надежды предполагает Хаск. Волнуется. Пусть на лице оно не отражается, но чёртов хвост, уши, крылья — выдают с потрохами.       — Да в чём тут, собсвтенно, дело? В чём суть? Объясните уже наконец, это какая-то пытка, чтоб вас черти драли! — Люцифер слабо шлёпнул по стойке ладонью, недовольно сжав губы.       — О, ваше величество, — ласковый голос Аластора зарокотал с противоположного — от компании — края стойки. — Неужели, владыке ада необходимо пояснять такие житейские мелочи? Ох, как-то даже невнимательно с вашей стороны! — три злых взгляда ткнулись в расслабленную фигуру оленя, что беззаботно пристроился на высоком стуле. Лицо радио-демона излучало какое-то неестественное умиротворение, удовольствие. Всем троим захотелось избить местного управляющего, не сговариваясь. Аластор чувствовал, понимал уровень общей взвинченности, но в отличии от коллег ему весь этот цирк так нравится, что не хочется, чтобы он кончался.       — А ты откуда тут взялся, Ал? — недовольно хмыкнула Вегги и даже передёрнула плечами.       — О, дорогуша, я был здесь с самого начала! Но вы, кажется, так глубоко пребываете в тревогах и самобичевании, что не видите дальше своего носа, — красноречиво поясняет Аластор, легонько покачивая носиком ботинка.       — Да, вообще-то, он давно там сидит, — жмёт плечами Хаск.       — Ну, знаешь, Ал, у меня — в отличии от некоторых — нет времени на то, чтобы отслеживать любой чих каждой твари. И если бы кое-кто, как следует выполнял свои прямые обязанности, то… — Люцифер закатил глаза поправил шляпу.       — Каюсь, ваше-ство, грешен, но как вы удачно подметили: всем время от времени необходимо разгружать голову. Ох, не стану засорять эфир ненужной информацией! — радио-демон театрально отвернул голову в сторону, поймал почти взбешённое выражение лица владыки и лениво покосился назад.       — Сейчас расскажу, — цокнув языком, Вегги перехватила инициативу, желая прояснить ситуацию.       — Дело в том, что мисс Вегги и мистер Даст повздорили, едва не дошли до смертоубийства в споре о том, кто наименее полезен в нашем замечательном предприятии. Мисс Чарли же в попытке сгладить конфликт нашла компромисс, отправила пернатую подругу на отшиб жизни «отдыхать» и взяла мистера Даста в помощники на подмену. Ныне два разбитых сердца в лицах нашего бармена и ангела нашли, с кем разделить своё горе и вторые сутки плачутся друг другу в жилетку. А её высочество тем временем вновь расходует свой бесценный ресурс в очередных безуспешных попытках отодрать нашего феминного товарища ото дна. Как-то так. Надеюсь, это удовлетворит ваше любопытство, мой господин, — бодро закончил Аластор. Правда, вместо благодарности уловил ещё больше нарастающего недовольства, направленного в свою сторону. — Ох? У меня что-то на лице? — интересуется олень лукаво накренив голову набок.       — Налей мне чего-нибудь, — прохладно просит Вегги, резко повернувшись к коту, и тот в очередной раз закатив глаза, взялся за бутылку бурбона под рукой, налил на два пальца в стакан, толкнул его падшей по стойке.       Сказать, что Аластор наслаждается — ничего не сказать. А кому, скажите на милость, будет не интересно наблюдать за тем, как ломается слаженный механизм? Даже если через пару дней для местного контингента всё вернётся на круги своя, взглянуть, как одна маленькая невзрачная шестерёнка ломает часы — презабавно. Аластор внимателен и терпелив. Он видит, что Даст с невероятным трудом балансирует на грани срыва. Остаётся лишь слегка подтолкнуть, но чёрт возьми! Хаос, который посеяла его вынужденная трезвость — очень занятен во всех своих проявлениях. Ал скользнул взглядом по холлу и заметил, как костлявое чучело выползло из коридора под парадной лестницей. Помятое, недовольное, облачённое мешковатыми штанами и нелепой огромной кофтой, оно приблизилось к бару. Вмиг рядом повисла тишина. Аластор улыбнулся шире, прищурился.       — Эй, Хаск, а ты можешь намутить что-то вроде кофе? — спрашивает оно нервно постукивая, затянутыми в перчатки, пальцами по стойке.       — И тебе привет, Пинки, — кот слишком очевидно занервничал. Нет, неправильное слово. Скорее, малыш Хаск облачился в острое недовольство и обиду, которые натужно старается спрятать за хлипкой маской безразличия.       — Дружочек, ну где же ваши манеры? Среди нас сейчас венценосная особа, могли бы соблюсти мало-мальские приличия, — пропел Аластор, и реакция не заставила себя долго ждать — оттопыренный средний палец в сторону Ала говорил красноречивее слов. Даже не посмотрел в его сторону членистоногий говнюк. Как же очаровательно!       — Так можешь? — настойчиво интересуется паук.       — Эй, Энжел, как прошли занятия? — как бы невзначай интересуется Вегги.       — Могу. А волшебное слово, Пинки? — с нажимом продолжает Хаск.       — Дружочек, выглядите не фонтан. Уверены, что ограничитесь кофе? Быть может чего покрепче? О, знаете, виски сегодня невероятно хорош. Очень вам советую, — Аластор врезался взглядом в профиль паука. Радио-демон видит, как мелко дёрнулось веко глаза. О, ещё чуть-чуть и будет взрыв.       — Блять, а вообще, по-твоему нормально неделю игнорировать кого-то, а потом делать вид, что всё нормально? — Хаск не прозвучал — прошипел. А вот и обида прорвалась. Давайте же, ещё немножечко, друзья, вы же умеете быть невыносимыми!       — Даст, к тебе тут обращаются, — не унимается падшая, сгорая от нетерпения.       — Эй, Энже-ел! — голос внезапно не принадлежит ни одному из скромной компании. Глаза Ала коротко сверкнули багрянцем, стоило к стойке приблизиться одному из гостей. Вторженец весело толкнул Даста в плечо нижней руки, примостился около паука и заговорил, — Эра мини закончилась, что ли? Блин, ты чё серьёзно? В нашем монастыре две отрады: бухло и твои ножки. Бывало вот день тяжёлый, так на тебя посмотришь, и душа радуется! Ты это, давай исправляйся, а то куда смотреть-то теперь?       — На хуй свой посмотри, — Энжел улыбнулся. С такими глазами, как у него сейчас, обычно убивают. — А, ой. Нет, лучше не смотри, а то разноешься, как сучка.       — Да чё ты сразу кусаешься-то? А доброжелательность? А экологичные отношения? — все не успокаивается гость. Аластор застыл в ожидании. Вот сейчас. Ну, давай же, мистер Даст!       — Ничё не попутал, ты, хуйлуша? — паук сощурился, ладонь превратилась в кулак. — Экологично и дружелюбно советую: иди к своей мёртвой мамаше, залезь в её пизду и оттуда кукарекай, ясно? У-у-у, а чё с лицом? Маму задели? Посмотрите на эту сладкую сыночку-корзиночку. Съебался, где валялся, обмудок. Ты бабок не наскребёшь даже на посмотреть пол-жопы, давай-давай, — Даст машет рукой. Гость — злой, взвинченный, но неготовый затевать скандал в присутствии Люцифера и Вегги, агрессивно ушёл.       — Энжел? Э-эй, Энжел? А можно мата поменьше? — Вегги грубовато пихнула Энжела в плечо верхней руки.       — Дружочек, что же вы? Не с той ноги поднялись сегодня? — Аластор плещет масла в огонь, не жалея. — Какая грубость!       — Эй, Пинки, ты прям реально перегибаешь. Может тебе правда того? Вискарика? Водочки? — аккуратно вклинился Хаск — беззлобно, почти мягко, в попытке хоть как-то сгладить углы. Уши Аластора дрогнули, медленно, опасно накренились назад.       — А может тебе завалить свой ебальник и сварить мне кофе? — резко хлопнув по стойке ладонью, Даст широко распахнул глаза. — Какого хуя ты постоянно лезешь туда, куда не просят? Я просто хотел кофе. Один. Сраный. Кофе. Какого хрена ты не можешь заткнуться и сделать свою работу? Нажать на кнопку и подставить чашку слишком сложно? Или чё, с бадуна уже не попасть? Бля, знаешь что? Иди нахуй. А лучше возьми любую из этих бутылок и запихни поглубже между своих кошачьих булок, — не то что бы паук кричал — шипел, с высоты своего роста угрожающе нависал над ошалевшим котом. Притормозив словесный понос, Даст медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Ты чё вылупилась, дура? — рыкнул он на Вегги. — Еще раз попытаешься меня потрогать, и я сломаю тебе ебальник. Смекаешь? С-сука! — хлёстко развернувшись, оно метнулось к лестнице и взлетело по ней, оставив после себя острое послевкусие дерьма.       — О, вы все здесь! — гулкую тишину разорвала Чарли. Принцесса остановилась в паре шагов и удивлённо оглядела свою странную семейку. Сложно было не почувствовать мрачную, тяжёлую ауру, повисшую в пространстве около бара. — Ха-ха, у нас тут что похороны? — интересуется Чарли осторожно, вопросительно поглядывает на отца, что странно как-то повёл бровями и улыбнулся уголками рта, затем на Хаска и Вегги. — Ой, кого-то не хватает. А где мой второй пилот? — всё еще пытаясь как-то разрядить обстановку продолжает принцесса.       — Твой «второй пилот» в край осатанел, — наконец выплюнула падшая и повернулась к Чарли, нахмурившись. — Чарли, я не знаю, что у вас там происходит, но это уже ни в какие рамки! — Вегги зло сложила руки на груди. — Пришёл сюда, обосрал гостя, наорал на Хаска, послал всех в пешее эротическое и свалил.       — Что?..       — Так и было, принцесса, — пропел Люцифер и развёл руками. — Не знаю, что конкретно я пропустил, но есть ощущение, будто кое-кто у нас отбивается от коллектива.       — Эй, хватит меня разыгрывать, — неловко посмеивается принцесса и трёт шею. — Мы провели вместе целый день, и он был душкой! И делал всё, о чем я его просила.       — Да пошёл он нахуй, — внезапно-громко рявкнул Хаск, резко хлопнул руками по столу под стойкой и принялся расставлять по местам бутылки. — Не знаю, чё там случилось в его башке, но Даст ведет себя, как конченный ублюдок.       — Да неужели? Пф! Он всегда таким был. Сюрприз-сюрприз! Просто, видимо, ты предпочитал играть в великого слепого, — желчно уколола Вегги.       — Раньше с ним хотя бы было весело, — мрачно ответил кот.       — Что ж… Подобное поведение точно не назовёшь здоровым и экологичным, детка, — отрезюмировал Люцифер, упершись взглядом в дочь.       — Я уверена, что всему есть логичное объяснение, — смущённо начала Чарли. — Возможно, он устал с непривычки или…       — Или он просто почуял, что запахло жареным, понял, что может вылететь отсюда к чертовой матери, потому с тобой ведет себя, как ангел, а на остальных льёт дерьмо. И хватит его защищать! Кусок дерьма.       Сбоку донёсся тихий смешок, затем ещё и ещё. Аластор прыснул, вновь привлекая к себе внимание. Радио-демон отсмеялся, шумно выдохнул, даже театрально утёр уголок глаза и лишь потом снизошёл до того, чтобы обратить внимание на товарищей.       — Какая прелесть, — проворковал радио-демон и поймал режущие взгляды, исполненные праведного гнева.       — Что смешного, Ал? — шикнула она. — Расскажи пожалуйста, нам всем очень интересно.       — Ох, дорогуша, не возьму в толк, отчего вы так оскорбились, — ласково произносит Аластор и мерзотненько скалится, лукаво щурится. — Я всего лишь восхищён вашим общим лицемерием. Разве это не уморительно?       — О чем ты вообще? — с непониманием интересуется падшая, недовольно приподнимает бровь, буравя Аластора взглядом.       — Ох, это слишком очевидно, но так и быть, — снисходительно отвечает Ал, медленно выстукивает незамысловатый мотив по барной стойке пальцами. — Вы ведь хотели видеть мистера Даста трезвым, верно? Вот, пожалуйста. Наш членистоногий дружище трезв, как никогда! И как же! Ха-ха, как же вы недовольны этим фактом! Настолько, что и пяти минут не можете выдержать его общества. А казалось бы, друзья познаются в беде, — Аластор цокает языком, обнажает чёрные дёсна в широкой улыбке. До ушей донёсся усталый хмык Хаска:       — Вот только не надо валить всё на это, окей, босс? — произносит он. — Все мы видели и знаем, что трезвый Энжел может быть нормальным.       — О? Дружочек, ты не можешь говорить об этом всерьёз, поскольку до настоящих событий ни разу не видел его в по-настоящему чистым, — Аластор вновь посмеивается, довольно причмокивает губами, откидывается на спинку стула. — Потому я и считаю всё происходящее уморительным. Гораздо удобнее поверить наркоману на слово, когда он заявляет о трезвости, чем вдаваться в подробности. Гораздо удобнее думать, что его выходки — часть характера, забавные причуды, понимаю. Но в самом деле, всем вам ведь было глубоко наплевать: употребляет ваш товарищ или нет. Вас все устраивало, пока доза не была слишком высокой, пока мистер Даст был удобным. А сейчас он такой неприятный, что аж пусть катится на все четыре стороны. Хо-хо! Вовсе не хочется проявлять терпимость, когда советуют сесть на бутылку, верно, Хаски? — ядовито пропел Ал, покосившись на кота. — А сколько было разговоров о «принятии», «прощении», «возлюби ближнего своего», «подставь вторую щёку». По факту же: стоит сковырнуть небольшой нарыв, и это оказывается пустым трёпом, ведь никто из друзей мистера Даста не был готов к его завязке.       Повисло гробовое молчание. Радио-демон поглядывает на отелевцев, качает головой и цепляется взглядом за Чарли, ухмыляется, звонко щёлкает пальцами.       — Чарли, дорогуша! Как по мне, это замечательный урок, возьмите на карандаш, душенька! — бодро вещает Ал. — Вот, что в самом деле означают фразы: «будьте осторожны со своими желаниями» и «рыба гниёт с головы».       — Долго выдумывал речь, Ал? — ехидно интересуется Вегги, но вопреки словам и взятому тону отводит взгляд в сторону, тушуется, чем веселит Аластора лишь пуще.       — Ваш сарказм говорит о том, что я попал в яблочко, дорогуша, — радио-демон пожал плечами и грациозно соскользнул со стула на пол. — И поскольку спектакль окончен, а продолжения не предвидится, я, пожалуй, вернусь к моим прямым обязанностям, — оправив лацканы пиджака, Ал гулко вдыхает с чувством выполненного долга. У этой глупой сделки, однако, оказалось много побочных бонусов. Мог бы радио-демон так развлечься, если бы не вся эта кутерьма?.. Вряд ли. В чем-то можно даже поблагодарить глупое насекомое.       — Ал, — Чарли вдруг окликнула, заставив свернуть голову почти на сто восемьдесят градусов. — Как ты всё это понял? — спрашивает демонесса и делает пару шагов навстречу демону. — Ну, в смысле…       — О, принцесса, я старая птица и молочные зубы сменила давно, — загадочно тянет олень, не снимая оскала. — Можно вечно смотреть, но не видеть. И хотя страсти человеческие довольно унылое и заезженное, прочесть что-то вроде этой цепочки причинно-следственных связей не составляет труда.       — Кто бы знал, что наш управляющий так осведомлен, а Чар-Чар? — едко вклинился Люцифер, облокотившись на стойку бара. — Эй, Ал, если уж ты так хорошо разбираешься, так может угомонишь объект обсуждения? Так сказать, внесешь свой вклад в общее дело.       — Не заинтересован, — Аластор слабо махнул кистью, упёр основание микрофонной стойки в пол и сделал пару шагов прочь.       — Да ему просто слабо. Он тут сидел, чтобы в конце толкнуть умную речь и красиво уйти, — поддевает падшая. — А тут надо ж что-то сделать. Ал у нас таким не занимается, — Аластор скучно закатил глаза и бросил через плечо:       — Душенька, вы глупы, если думаете вскрыть меня этим тупым скальпелем. У вас есть все вводные. Попытайтесь сложить два и два.       — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — Чарли оказавшаяся рядом уставилась в профиль радио-демона щенячьим взглядом. — Если ты можешь, конечно, — протянула она. Ухо Ала недовольно дёрнулось.       — Ох, милая Чарли, — почти утомлённо выдохнул радио-демон и смолк секунд на пятнадцать. — Как можно отказать, когда принцесса просит? — повернувшись к девушке, олень легко щипнул ее за щёку. — Что угодно для моей дражайшей принцессы, — демон внутренне просиял, ощутив на себе злой взгляд Люцифера.

Пентаграмм-сити, Наши дни

Отель Хазбин 17:05

      Не то что бы Аластору так сильно не хотелось вторгнуться в чужое пространство. Наблюдая за состоянием своего глупого визави, Ал и сам подумывал о том, что было бы славно наведаться, поглумиться и немного ускорить процесс срыва. Останавливал внутренний голос: «не слишком ли много чести?» Спорить с ним радио-демон не привык, потому и не торопился предпринимать активных боевых действий, но… Раз уж и отговорка появилась, грех отказывать себе в удовольствии.       Радио-демон неторопливо преодолел расстояние до комнаты Даста гудроновой тенью по стенам. Оказавшись напротив двери, замер, учтиво постучал. Раз, другой. Ответа не последовало, и Аластор навострил уши. Комната молчала. Радио-демон прищурился, скользнул в щель меж полом и дверью, застыл посреди пространства погружённого в состояние хаотичной помойки, должно быть, как и всё существо мистера Даста. Весьма омерзительное и жалкое зрелище: и апартаменты, и их хозяин, которого… Здесь нет. Аластор бегло огляделся и заметил, как из-под кровати на встречу звукам выбралась свинья. Недовольно дернувшись, Аластор скользнул обратно в наружность.       Где оно может быть? Олень прикрыл глаза и потянул носом, разбирая среди кучи чужих ароматов нужный приторно сладкий гнилостный запашок. Доверившись обонянию, демон выбрался на лестницу для персонала. Неужели глупое насекомое и впрямь настроено столь серьёзно? Мысль кольнула в висок, и Аластор чуть нахмурился, цыкнул себе под нос. Сейчас есть хорошая возможность подстраховаться. Даст явно уязвлён, взвинчен, нужен ещё один слабый толчок для того, чтобы полететь в пропасть. Ленивый саботаж радио-демона в минувшие дни не был столь успешен, но Аластор надеется, что имел накопительный эффект. То, что было сегодня в холле — предостерегающий выстрел в воздух перед взрывом. Ха! Будто Ал может позволить этому глупому существу втянуть себя в бесполезные детские игры. Вот уж нет.       Взбираясь всё выше и выше, олень ощутил высокую концентрацию запаха около двери, ведущей на крышу главного здания отеля и приподнял бровь. Мягкой тенью снова скользнул под дверью и замер, ища взглядом свою жертву.

Щ-щёлк!

      Хлёсткий удар донёсся до чутких оленьих ушей. Аластор неторопливо разворачивается и замечает очередную сюрреалистичную картину. Паук стоит недалеко от края крыши, сжимает в руках клюшку для гольфа. Около — сумка еще с парочкой таких же и целое ведро мячиков.       — Неплохой удар, дружочек. Вполне-вполне, — лениво комментирует Аластор. Гольф? На краткий миг зачесались руки. В последний раз он играл ещё при жизни.       — Съеби нахуй, «дружочек», — полетело в радио-демона сходу.

Щ-щёлк!

      Ещё один мячик полетел куда-то за пределы здания. Секунд через пять в отдалении раздался шум бьющегося стекла, визг шин, звуки столкновения. Аластор весело оскалился.       — Ох, милочка, боюсь, со мной этот фокус не пройдёт, — отозвался демон, сделал пару шагов вперёд. — Сейчас я здесь вовсе не как заинтересованная, в нашем пари, сторона. Принцесса переживает о том, что вы повредились умом, — мурлычет Ал. Даст резко обернулся, закинул клюшку на плечо и опасно прищурился.       — Ты глухой, дядя? Или слепой? Видишь, занято? Вали отсюда, — сквозь зубы выдавил паук. Аластор замер, почувствовал нарастающее тепло внутри, ощутил, как внутри что-то клокочет, зарождается азарт. Очень странно.       — Я бы с удовольствием, но уже пообещал милой Чарли вас вразумить, так что… — олень цокнул языком, опёрся о микрофон перед собой и расправил плечи. — Вы знаете, мистер Даст? Я ведь так чувствителен, когда речь заходит обо всех этих сентиментальных семейных узах. Мне лично невероятно больно наблюдать за тем, как вы отталкиваете близких товарищей, при том столь жестоко! Есть ощущение, будто они скучают по известным веществам в вашей крови. С другой стороны отмечу, милочка, я почти восхищён тем, как принципы побеждают зависимость!..       Шаг в сторону. Клюшка, бывшая в руке Энжела с силой рассекла воздух и с грохотом ударилась о дверной косяк в паре сантиметров от головы радио-демона, отскочила, жалобно ударилась о кладку крыши.       — Пошёл. Ты. Нахуй. Лично ты, — чеканит Даст. Взгляд пылает яростью, раздражением и чем-то ещё. Чем-то знакомым. Аластор сердится. Это отчаяние, обида, от которых захотелось вгрызться в глотку нелепого чучела. Аластора парализовало от кончиков пальцев до гортани. Он не отрывает взгляда, не может подобрать слов, чтобы ответить. Паук опережает:       — Чё ты там ещё хочешь спиздануть? Что наркота преображает моё сознание? Что за пределами трипов я абсолютно невыносимая тварь? Или что-нибудь ещё о слабости и зависимости? Сюрприз-сюрприз, говнюк, у тебя нихуя не получится, потому что я, блять, сам всё это знаю! — сорвался на крик. Громко, пронзительно, больно. Аластор подмечает, как затряслись руки собеседника, как лицо свело гримасой. — И в рот я ебал ваши осуждения, снисхождение и жалость ясно, уёбок? Ты, Чарли, Хаск, Вегги — любой мог оказаться на моем месте, вам просто повезло, — паук ломаным движением выхватил ещё одну клюшку из сумки и со всей дури вдарил по очередному мячику, отправил его в длинный полёт.       — Ох, мистер Даст, ну что за драму вы разводите? — скептично интересуется Аластор с мягкой улыбкой, косясь на клюшку неподалёку от себя. Демон приблизился к двери, поднял предмет интереса и встал на одной линии с Дастом, взял мячик из ведра, примостил его возле своих ног, отвел плечи, примерился и мягким, изящным движением ударил по мячу, проследил, как он со свистом рассёк воздух. — О каком везении идёт речь?       — Да о таком, — зло выплюнул Даст. Удар. — Видимо, ни у кого из вас не было необходимости, возможности, знакомств или обстоятельств, в которых люди обычно пробуют. Любой может сесть в этот вагон, и экспресс идёт в один конец. Ты думаешь мне всё это нравится?! Нравится неделю ходить и трястись в мечтах о дозе? Да! Да-да-да! Я не могу думать ни о чем, блять, другом! Я хочу обратно! Потому что всё, что происходит вокруг не имеет никакого, нахуй, смысла, — распаляется, срывается, тяжело дышит. Ещё удар. — Пара грамм — единственное, что позволяет существовать. Ты уже никогда не почувствуешь удовольствие по-настоящему снова, если употребил один раз, ты катишься на бешеной скорости к тому, что вся жизнь начинает вращаться вокруг этого. И это не слабость. Это факт. А в мире — прикинь — большинство ублюдков, вроде тебя, смекаешь? Презирающих, брезгующих, вечно обвиняющих, но при том, не имеющих ни малейшего понятия, что каждый грёбанный день без наркоты — это борьба. Постоянная борьба с собой, постоянный поиск причины, а почему нет? Никто не накажет меня сильнее, чем зависимость. Я сам виноват в этом выборе, но живым чувствую себя только под дозой!       — Тогда зачем? К чему всё это?       — Что?..       — Зачем терпеть такие мучения?       Повисла тишина. Аластор упёрся руками в клюшку перед собой, вздёрнул улыбку и склонил голову.       — Какова причина? У вас есть лёгкий и очевидный выход, так что мешает? К чему страдать сверх меры?       — Я не знаю.       — Почему нет, мистер Даст?       — Я не знаю!       Паук раненым зверем отшвырнул от себя клюшку и резкими шагами двинулся к дальним перилам. Аластор прищурился, сделал пару шагов в его сторону и продолжил:       — Почему вы так усердно стремитесь выиграть в споре? Для чего нужна гипотетическая свобода? Разве вам не комфортно в том болоте, где вы сейчас? — Аластор потихоньку сжимает тиски, закручивает гайки, видит, как демон оказывается загнанным в угол: мечется, злится, отворачивается, становясь спиной к радио-демону.       — Я знаю только то, что мне плохо. Я очень-очень болен. Давно, — вдруг произносит Даст каким-то неестественно прохладным заупокойным тоном. — Я устал от этого. От постоянного «плохо». Хочу, чтобы стало хорошо. Нужно кое-кого найти. А для этого нужна свобода.       — О-о? — Аластор вздёрнул бровь, подошёл ближе, упёрся локтями в массивное каменное ограждение перед собой и ехидно заглянул в похолодевшее, сделавшееся стеклянным лицо. От этого вида захотелось немедля прокашляться. Аластор не понимает, что оно обозначает. Неприятное липкое чувство, схожее с тем в ночь шахматной партии обволакивает изнутри. Избавиться. Поскорее избавиться. — Дружочек, я так погляжу, простых путей вы не ищете? Не проще ли было попросить о поиске пропажи? Хо-хо, я знаюсь с огромным множеством сущностей. Что за персонаж? Быть может, мы всё же можем отделаться малой кровью?       — Я… Не помню, — отплюнулся паук мрачно. Уши радио-демона навострились. Он повёл бровью, расплывшись в странной улыбке.       — Имя?       — Не помню.       — Как выглядит? На каком круге существует?       — Да не помню я! — Даст вспыхнул, вынул сигарету и нервно закурил. На секунду воцарилось гробовое молчание.       Аластор прыснул. Не стесняясь, расхохотался хлопнул по ограждению ладонью и не мог остановиться. Может ли ситуация стать ещё более абсурдной?       — Вы… Ха-ха! Вы собираетесь искать то, не знаю что? — спрашивает радио-демон едко, но почти беззлобно. В конце-концов, сложно сердиться на детские капризы. — И ради этого готовы поставить на кон свою никчёмную жизнь?       — Он… У него был красивый голос. Гипнотический. Он был рыжим. Угли в январском костре, — медленно, озадаченно произносит паук, выдыхая очередную струю дыма в воздух, прикрывает рот ладонью и буравит пространство стекляшками глаз. — Он был важен. Кажется, очень важен.       — Милочка, какой у вас должен быть процент эрозии души?.. Боюсь, на вашем высокоточном портрете мы далеко не уедем, — Аластор криво ухмыльнулся, стиснул зубы и ткнулся взглядом в силуэт города вдалеке. — Вы только что буквально описали процентов пятнадцать населения.       — Я давно не проверялся. Наверное, процентов семьдесят уже накапало, — безразлично хмыкнул паук и сплёл пальцы на нижних руках, перебирая ими. — Блять, отстань, я знаю, что звучит безумно, — в агрессивной попытке защититься, шипит Энжел и шумно выдыхает очередной столб дыма. — Да, я и не помню очень многого, но я помню ощущения. Не знаю, как еще тебе объяснять. Ну типа, представь, что самолёт упал в море, ты выжил каким-то магическим образом и месяц плыл к берегу, потом пешком километров десять, потом тебя нашли спасатели, но ты чувствуешь себя неправильно. Тебе плевать на то, что происходит вокруг, ты просто… Ты просто хочешь домой. Представь это ощущение дома. Осознание, что ты там, где должен быть. И ты проходишь по длинному коридору, трогаешь стены, пыльный комод, рамки с фотографиями, вдыхаешь запах и понимаешь, что это оно. Это то, ради чего стоило проделать путь, — Даст резко дёрнул головой и впился глаза-в-глаза.       Аластор обмер, глядел не моргая. По шее прокатилась волна мурашек, а в груди всё вдруг свело болезненной судорогой. Демон потерял вздох. Медленно потянул воздух носом и раздражённо отвернулся. Конечно, он понимает, о чём ему так красочно болтает глупое насекомое. Понимает и злится.       — Что ж, милочка, должен заметить, что на фоне этой романтической чуши ваше первоначальное «желание» звучит даже более реалистично. Вы ведь не думаете всерьёз, что по исходным данным сможете кого-то отыскать? Как вы намерены это сделать? Так и быть, сыграю для вас роль голоса разума: это абсолютно невозможно. Боль и разочарование будут самым позитивным исходом, дружочек. Вдобавок, не думаете ли вы, что человек, о котором вы так сентиментально грезите попросту не хочет быть найденным? — Аластор поджимает губы, стиснув одну ладонь в кулак.       — Да похуй, — хмыкнул Даст внезапно, и радио-демон удивлённо уставился на него. — Ну, типа… Я уже пытался когда-то. В какой-то момент всё пошло по пизде, но я должен попробовать ещё. Я хочу этого, а значит надо делать, смекаешь? И вообще, если думать в таких количествах, как ты, можно на самом деле кукухой улететь, — Даст ухмыльнулся. Его слова, всё его поведение зарождает новый приступ бешенства, раздражения. Аластору понадобилось несколько минут тишины на то, чтобы с собой совладать. Алый огонёк сигареты погас. — В конце-концов, я ничего не теряю.       — А что если нет? — как-то слишком мрачно интересуется радио-демон, не глядя собеседнику в глаза. — Что если вновь ничего не получится? Игра будет стоить свеч?       — Не знаю. Ха-ха, это же игра. В неё надо играть. В чём интрига, если знать исход заранее? — Даст жмёт плечами, закуривает по новой, думает пару секунд и толкает пачку и зажигалку собеседнику. — Если не получится, уеду куда-нибудь на окраину ада, где пожарче. Куплю какую-нибудь адо-лошадь, поселюсь в маленьком домике и буду разводить свиней.       Аластор подавился дымом. Смешок застрял в горле, радио-демон снисходительно покосился на паука, но тот лишь закатил глаза:       — Чё ты ржёшь? Я буду охуенно выглядеть в коротких джинсовых шортиках, рубашке, повязанной грубым узлом под грудью, в потёртых казаках и какой-нибудь нелепой ковбойской шляпе, — Даст чуть-чуть манерничает. Аластор не сдержался и негромко рассмеялся.       — Соседская девчушка с дикого запада? Бетси или Дженни? — поддевает радио-демон и выдыхает дым.       — А чё нет? Подальше от всяких уёбков, на коне и с кучей поросят. О, я слышал, из кактусов можно намутить самогоночку! А из некоторых даже какую-то как будто бы наркоту. Эх, заживём, дядь. Заживём, — Энжел криво так, неловко улыбнулся и тяжело вздохнул. — Игра будет стоить свеч в любом случае. Знаешь, лупоглазенький, есть у меня чувство, будто с самого начала господь или кто-там-за-него, придумал меня, как персонажа, который должен выстрадать от и до. Меня это поздаебало. Я никогда не был силён во всей этой философской бобуйне, умных мыслях и всём таком «важном». Я просто хочу, чтобы мне уже наконец было «хорошо». Ну, хотя бы нормально. И если для этого нужно перевернуть ад и потрясти его, как забитую солонку в поисках фантомного рыжего и голосистого, ну видимо, придётся это сделать, — паук замолк, прикусил губу и сделал ещё одну затяжку.       — Должно быть, глупо спрашивать, как много времени прошло с последней встречи? — скептично интересуется радио-демон, чуть прищурившись.       — Много. Слишком много.       — И что же вы намереваетесь делать, если найдёте, дружочек?       — Есть к нему пара вопросиков, — хмыкнул Даст уклончиво. — Чё-то ты прям очень активно интересуешься. За живое задело? — паук ухмыляется, косится на Аластора, тот чувствует, как тело пробило холодом. И бесится. Невероятно остро бесится, потому что этот дебильный торчок сделался вдруг проницательнее шамана. Внезапно заговорил такими болючими колкими словами, которые хочется смять и швырнуть с этой верхатуры.       — О, это не ваше собачье дело, дружочек, — отчеканил Ал, дёрнув подбородком в сторону, отвернулся и медленно вдохнул, успокаивая бунтующее в сознании цунами.       — Ой ли? Ну, видимо, задело, раз капризничаешь, — отстреливается Даст и ведёт плечом. — Да расслабься, никто не хочет знать историю твоей жизни. Я так, из приличия поинтересовался.       Аластор медленно переводит взгляд на нелепое и костлявое, слабо дёргает ухом и вновь поддёргивает улыбку, качает головой, тушит истлевшее тело сигареты о холодный камень.       — Знаете, мистер Даст, а трезвым вы не так отвратительны, как мне казалось, — хмыкнул демон. — Что ж. Я всё еще считаю, что все ваши желания — несусветная чушь, но… Было бы забавно взглянуть, что из этого может выйти. Потому я боле не стану саботировать наше пари, но его условия, разумеется, в силе.       — Такой ты любезный, — саркастично фыркает паук и по-подростковому заносчиво закатывает глаза. — Я как-то и без этого справлялся, знаешь?       — О, правда? А мне казалось, некоторое время назад вы умудрились попортить отношения с большей частью нашей счастливой семьи, — Аластор косит взгляд в сторону нелепого чудовища и звонко цокает языком.       — Да похуй, — паук махнул рукой, но по движениям и мимике лукавство было явственным. — У меня на лице было написано «не лезь — сожрёт», если кое-кто не понимает намёков, то это не мои проблемы. Как поругались, так и помиримся, короче. Не душни, — всё в том же тоне слабо огрызается паук. Аластор испытывает очень смешанные эмоции: веселит и злит одновременно.       — А вам, видимо, не вполне знакома этика социального взаимодействия, милочка? Очаровательно. Хо-хо, и при наличии такого-то бриллианта меня считают самым злобным чудовищем в этой богодельне! — делано-возмущённо воркует радио-демон.       — Чё-то я не вижу у тебя над головой парящего нимба, Аластор Святой, — поддевает паук. — Ты начинаешь меня бесить, так что давай отсюда, пока и тебе не прилетело словесного дерьма, — хмыкнул Даст, отстранился от ограждения, поднял погнутую клюшку, закинул её на плечо и двинулся к ведру с мячиками.       — Не замечал за вами раньше таких ярких вспышек гнева, дружочек, — продолжает ухмыляться демон, оглядывается, наблюдая за хлёстким ударом клюшкой по очередному мячику.       — Да-да. Я та ещё мразь, это мы выяснили. Ciao, bastardo, — будто вернувшись к заводским настройкам, выдал паук.       — А как давно вы ели? — вдруг спрашивает радио-демон. Энжел замирает в пространстве и коротко бросает взгляд в его сторону.       — Чё? — Даст быстро заморгал, задумался и неловко передёрнул плечами. — Может вчера или типа. Если решил так криво подкатить, то у тебя хреново получается, клубничный пломбир.       — Я? К вам? Дьявол упаси, — Ал отсмеивается от столь нелепого предположения. — Рискну предположить, что вы застряли в голодной истерике. Учитывая пропорции вашего роста и веса, это вполне логично, потому как, выглядите вы, как труп обклеенный огрызками пуха.       — Э? Иди в сраку, мудила. Я выгляжу на миллион, ясно?.. Ну, ладно, сейчас конкретно может чуток подешевле, но мужики любят худышек, а не уродин с жирными жопами, — всё продолжает отплёвываться-отстреливаться. Раздражение его до того уморительно, что Аластор вдруг решается снизойти до хорошего дела.       — Милочка, если вы сейчас замолчите свой рот и пойдёте со мной, я так и быть, пожертвую немного своего времени на благотворительность в благодарность за то, что вы меня повеселили, — заложив ладони за спину, Ал прижал к голове уши, наблюдая, как его собеседник бесполезно махнул пару раз клюшкой, закинул ее на плечи и оглянулся с совершенно скептичным выражением лица.       — И чё ты сделаешь? Ха-ха, типа… Покормишь меня? — спросил Даст. Аластор приподнял плечи с видом фокусника, что готовится к очередному номеру. — Ну давай, исполняй, мистер улыбашка, тебя за язык никто не тянул, — паук сунул клюшку в сумку и упёр обе пары рук в бока. Аластор слабо ухмыльнулся, жестом повлёк Даста за собой.       Они долго преодолевают ступеньки. В довесок к прочему, радио-демон про себя мерзотненько позабавился тому, как ближе к самым нижним пролётам запыхалось многорукое чучело, но усердно старалось делать вид, что это не так. Оказавшись в узком тёмном коридоре минус первого этажа, демоны неторопливо двинулись по молчащему напряжённому пространству в сторону тепла и света кухни отеля. Аластор тысячу лет не готовил для кого-то и начинать не планировал. Раз уж так сложилось, хочется избавиться от свидетелей.       Потому, застыв в дверном проёме, он мрачно улыбнулся маленькой команде бесов-поваров, что закончили уже с подготовкой к ужину и за небольшим круглым столом пристроились с колодой карт, распивая бутылку дешёвого джина. Объяснять ничего не пришлось, бесы учтиво покинули место службы. Пустое помещение прельщало в разы больше. Кажется — обоих.       Аластор бережно снял алый пиджак, пристроил его на спинке одного из стульев, методично расстегнул пуговки на манжетах рубашки и закатал рукава.       — Ну нихуя себе. И жрец, и чтец, и на дуде игрец, — едко подметил Даст. Ал краем глаза проследил его путь до стола. Паук так жадно впился взглядом в бутылку алкоголя, одно что — слюни не текли. Радио-демон уверен, что в этой глупой голове в этот самый момент разрываются ядерные бомбы внутреннего смятения. Олень не удержался от ухмылки, когда Даст схватил горлышко бутылки и бессердечно швырнул ее в мусорку, после чего растянулся за столом. — И капельницу поставит и ужин сварганит, — заканчивает мысль паук, неторопливо собирает по столу брошенные карты — в колоду. На краткий миг Аластор заострил взгляд: карты затрепетали в юрких пальцах, словно тонкие крылья бабочки на ветру.       — Будете паясничать, дружочек, вообще ничерта не получите, — отстрелялся радио-демон и неторопливо распахнул дверь в холодильную камеру, вошёл внутрь, оглядывая продукты. Затея уже кажется слишком энергозатратной. Аластор заглядывает в коробки, контейнеры, выискивая нужные продукты и пытается как-то договориться с самим собой. Что за аттракцион невиданной щедрости? Не он ли пару дней… Да что уж там? Пару часов назад, в красках представлял, как расправится над мерзким членистоногим, как только тот окажется в зоне досягаемости?.. Как обратит это высокое костлявое чучело в прах? Неужели всё дело в слезливой истории «поиска»?       Радио-демона передёрнуло. Что за нелепые, никому ненужные сантименты? Быть может — жалость? Этот вариант Аластору нравится больше. Вот оно, самое дрянное, самое отвратительное чувство, которое можно испытывать к другому человеку. Даже не так — унизительное. Этот ответ демона устроил куда больше поиска глубинных смыслов в своих действиях. Да, пожалуй, Даст и его бредни не столько глупы, сколько жалки. Ничего более.       — Что вы делаете, дружочек? — скользнув глазами по столу, Аластор замечает, как паук курит, закусив фильтр сигареты и выкладывает карты одну за другой в странной последовательности.       — Руки занимаю, — откликнулся собеседник, поджав губы. — Гадаю. Могу и тебе, если хочешь, Клубничка, — усмехнувшись уголком губ, Даст перебирает пухлую колоду. Вот одна из карт тонко заплясала меж пальцев. Пёстрая рубашка коротко и быстро мелькает перед глазами, прежде чем на радио-демона уставился слепыми глазами пиковый валет.       — Какая глупость, — почти раздражённо, зло слетело с губ оленя, уколом удивления задевая и его самого. — Милочка, в ваши годы доверять всему этому эзотерическому бреду? Хо-хо, что ж карты не скажут, где искать рыжего знакомца с красивым голосом, м? — ехидно поддел и двинулся к рабочей поверхности, разложил продукты, взял доску, трепетно поправил лезвие ножа на мусаке.       — Ой-ёй-ёй, а чё мы нервничаем? — в тон интересуется паук. — Какая-нибудь курица тебе когда-то нагадала инсульт? И вообще, что за фигня? Не веришь в «магию»? Мы в аду, дядь. Карту скептика надо было при жизни разыгрывать.       — Нет ничего более убогого, нежели существо, пренебрегающее здравым смыслом и уповающее на веру. Во что бы то ни было, — радио-демон качнул головой и закатил глаза.       — От судьбы не убежишь, даже если очень захочешь, — лениво откликнулся Даст. — Можешь скакать по развилкам сколько угодно, но в итоге всё равно окажешься в месте, что тебе предназначено.       — Мистер Даст, я вас умоляю. Я чувствую, как тупею в ходе этого диалога. Так называемая судьба не определяет сущность. Дело только за выбором.       — Была б колода получше, я бы тебе всё раскидал, мистер Улыбашка, — Аластор слышит ухмылку в голосе и крепче стискивает рукоять ножа. Бешенство, что отступило возвращалось назад. Радио-демон предпочёл проигнорировать собеседника.       Кухня наполнилась запахами пряностей, жареных овощей, морепродуктов и бекона. Энжел продолжал тискать колоду, рассматривал расклад, что ложился на стол перед ним. Чёртов олень прав — бред. Чего ещё можно ждать от чужих беспонтовых карт? Собрав стопку обратно, паук застыл и принюхался.       Глаза защипало почему-то. Энжел не понимает, что чувствует. В горле встал тугой комок. Демон глубоко тянет носом и чувствует, как нёбо щекочет. Он неуверенно трогает глаза — ткань перчаток на подушечках потемнела от влаги. Что за?.. Может такой злой лук попался или что-то?       Пахнет знакомым.       Даст сидит неподвижно, стиснув колоду в ладонях, закрывает глаза и пытается понять: чем пахнет? Может быть он и впрямь не ел слишком давно, и тело таким образом изъявляет острую радость? Что-то там, на плите будет явно жирным. Придётся проблеваться после. Вал будет недоволен, если Энжел прибавит в весе.       Заострив замыленный взгляд на спине радио-демона, Даст усиленно пытается о чём-то подумать. Так сильно пытается, что в висках колет. Хочется уйти. Хочется избавиться от назойливого аромата, что причиняет самый настоящий дискомфорт, непонимание, вгоняет в странное состояние фрустрации.       — Что ты готовишь? — медленно выдавил из себя Энжел. Аластор и головой не повёл, лишь бросил через плечо:       — Блюдо, способное привести в чувства даже мертвеца, — ответил искажённый помехами голос, Даст почувствовал, как маленький клубочек тревоги закручивается внутри.       Будто что-то такое когда-то он слышал.       Кишки заныли.       — Не добавляй острое, — всё в том же полу-коматозном состоянии просит Энжел.       — Острое? Милочка, неужели ваши рецепторы ещё не атрофировались? Боитесь перчика? — едко интересуется демон.       — Ненавижу острое, — хмыкнул паук раздражённо и заметил, как дёрнулось ухо оленя. — Не понимаю этого прикола. Нет вкуса, нет запаха, у тебя просто горит всё, что может гореть, — добавляет Энжел и хочет встать и посмотреть, что делает Ал. Не решается. Боится? Он не может объяснить сам себе, что же такого страшного происходит там, около плиты, откуда взялся внезапный взрыв чувств? Тревожно.       Чёрт, на самом-то деле, стоило бы подумать, как мириться со всеми, кого он обидел. При всём при том, что с Вегги у них натянутые отношения, она неплохая. Пусть и сама нарывается на грубости. Но разве Энжел не сделал достаточно дерьма для того, чтобы ангел имела право так остро реагировать? А Хаск? О, тут особенно неловко. У них с большим трудом, но сложились тёплые приятные отношения. Этот старый ворчливый котяра всегда поддерживал, выслушивал, выгораживал и старался подсобить. Вот кто точно не заслужил и капли агрессии. Может быть, стоит прийти к нему и вывалить всю правду? Как есть? И про контракт, и про желание, и про всё остальное? И Чарли! О, точно нужно поблагодарить Чарли. Среди всего этого мрака принцесса — лучик света. Она поддерживает и честно, искренне старалается помочь.       А не пойти ли им всем в задницу? Их никто ни о чём не просил. Это же обычная вежливость: оценить состояние собеседника и смекнуть, стоит ли начинать с ними соваться или нет? Энжел правда сделал что-то плохое? Лёгкие вспышки гнева очень далеки от более серьёзных выступлений, что Даст устраивал за всё время проживания здесь. Может быть хоть теперь у него получилось обозначить личные границы? Пф. Стоит ли переживать из-за всего этого?       Да, конечно, стоит. А ещё стоит ответить Валу, который написал ещё вчера, но после тяжёлого дня с принцессой, у Энжела не было сил на диалог. Стоит помыться и одеться по-человечески.       Эй, когда это у тебя появились проблемы с ношением масок? Разве не это было твоей сильной стороной всегда? Или что? Уже и на это не хватает, тупой ты мешок дерьма?       Еще и разоткровенничался с мерзким радио-приёмником, который среди всех — последнее существо, заслуживающее доверия. Он бесит до трясучки. Лезет везде, как вошь в коросту. Что он задумал? Может ли быть это какой-то уловкой? А если этот мерзкий олень подмешает в еду какой-нибудь приятный порошок?       Это будет даже хорошо. Избавиться от сделки таким тупым способом было бы славно. Энжел Даст, к которому привыкли все — вот, что хорошо. Он-то точно сможет смекнуть, как выбраться из этой дебильной ситуации с социальными взаимодействиями.       Нет? Тогда все усилия, приложенные за эту неделю не будут иметь никакого значения. Никогда не верь демону. Сколько раз ты говорил это себе и окружающим тебя наивным коллегам?       Какой ты жалкий. Никчёмный. Бесхребетный. О, какая же глупость! Я тебя насквозь вижу. Я вижу ходячего трупа.       Что может быть более унизительным, как неспособность принять решение?       От тебя воняет страхом. От тебя воняет надеждой. На что? На удачу? На чужую силу? На кого-то? Опять? Бесполезное существо. Дряни вроде тебя самое место в луже дерьма, у ног трёхметровой жестокой твари, что рано или поздно раздавит, изничтожит, обратит прахом душу и существование, давно сделавшееся бременем.       Вот оно, возвращение к истокам. Путь замыкается в круг. Ты ведь никогда не был деревом с сильными корнями — гибкая лоза винограда, вьющаяся вокруг ствола. Или нет? Или да? Что ты такое? Ты — виновник всего происходящего. Ты и только ты погубил всё, что когда-то было важным.       Энжел мнёт ладони ладонями, цепляется за ткань перчаток. Стискивает руки крепким замком. Энтони? Неужели этот жестокий голос ненависти принадлежит ему? Мистер Даст всегда испытывал жгучий стыд перед тем мальчиком, которому при жизни пришлось хлебнуть немало дерьма, который после смерти уходил всё глубже и глубже в дебри сознания. Что он делал там? Отращивал острые клыки? Шипы, пещрящие спину? Ждал ли он момента, чтобы вырваться, впиться зыбкое сознание и терзать-терзать-терзать? Был ли Энтони хоть когда-нибудь «тем мальчиком», каким его представлял Энжел всё это время? Даст кусает губы изнутри, бегает взглядом по пространству кухни, пытается зацепиться за что-то, чтобы отвлечься, чтобы занять голову чем-то. Взгляд замирает на стеклянной дверце холодильника. Пустая стекляшка поймала и демонстрировала слабый силуэт отражения паука.       Смотри на меня. Смотри мне в глаза и плачь. О, ты ответишь за всё, что ты сделал, предатель.       В висках шумно бухает. Энжел давится вздохом и резко отворачивается, поднимается с места. Стул за спиной тихонько шатнулся и упал, приводя в сознание.       — Вы как-то совсем дурно выглядите, дружочек, — прохладный радио-голос Аластора злит. Энжел сводит взгляд в хищный недобрый прищур и наблюдает за тем, как в руках управляющего появляется тарелка. Из небольшого сотейника, медленно течёт сомнительная субстанция, и фокус внимания быстро смещается на неё.       — А, я понял, ты решил меня убить своим кулинарным мастерством, клубничный зефир? — задушено выплёвывает Энжел и ловит смеющийся взгляд алых глаз оленя. Радио-демон неторопливо скользнул по кухне и поставил тарелку на стол.       — Не глупите, дружочек, если бы я хотел вас убить, то сделал бы это со вкусом, — ухмыляется он и кладёт столовую ложку около тарелки.       — Это… Гамбо? — Даст медленно моргает, всматривается в блюдо и чувствует, как засосало под ложечкой. Он нашарил стул, поставил на место, сел, придвинул к себе еду и долго глядел в пышущее паром, горячее, невероятно пахнущее. Рот наполнился густой слюной. Энжел взял ложку, аккуратно зачерпнул суп и поднёс ложку ко рту.       Со стороны коридора послышались гулкие торопливые шаги. Радио-демон заискивающе глядел на внезапного дегустатора. Услышал, как скрипнула дверь, дёрнул ухом:       — Эй, у вас тут всё хорошо? — светлая макушка принцессы показалась в проёме, за её плечом — постная мина Вегги.       — Ал, вообще-то повара готовили ужин для гостей, какого хрена? — недовольно фыркает ангел, сложив руки на груди. — Сколько раз я тебя просила не кошмарить персонал?       — Аластор! — радио-демону не позволили сказать и пары слов. Внезапный оклик Чарли привлёк внимание раньше, чем с губ радио-демона слетела очередная искромётная острота. — Ты что тут вытворяешь?! Да, я попросила тебя поговорить с Энжелом, но не так же!       — Чарли, дорогуша, хо-хо, как вы можете наблюдать, я чётко следовал твоим инструкциям и… — Аластор бегло перевёл взгляд в сторону и парализовано уставился на объект разговора. Стеклянные глаза сочатся влагой, веки мелко подрагивают, тёмные дорожки слёз бороздят короткую шерсть на лице. Ложка в руке слабо подрагивает, застыв около рта. Энжел молча зачерпнул ещё супа, отправил в рот, гулко сглотнул и внезапно резко закрыл лицо руками, спрятался, спешно отвернулся. Кухню огласило громким звучным всхлипом.       — Зачем ты довёл его до слёз? Мы так не договаривались! — возмущается принцесса, уперев руки в бока. Падшая за спиной Чарли победоносно мерзенько заулыбалась.       — Вау. Да уж, Ал. Вот это ты конечно, тонкий психолог. Всё порешал, — подливая масла в огонь, поддела Вегги.       — А? Ох? Чт… Я?! — широко раскрыв глаза, радио-демон медленно моргнул несколько раз. Хоть Аластор и привык быть всегда во всём виноватым, но в этот раз ощутил острое чувство несправедливости. Он тут совершил хороший поступок, и его обвиняют в жестокости?! Это глупо, смешно, нелепо и по-настоящему обидно. — Дамы, с полной уверенностью заявляю, что я абсолютно не при чём. В этот раз, — хмыкнул демон.       Ножки стула шумно скрипнули по полу. Энжел медленно поднялся, сжимая тарелку за бортики, подхватил ее и спешно потёр лицо замызганным рукавом кофты.       — Эй, Энжи? Ты в порядке? Что случилось? — осторожно сделав пару шагов вперёд, Чарли прижала к груди ладони. — Хочешь поговорить?..       — Нет. Не сейчас, — ровно и уверенно говорит Даст, поворачивает голову в сторону Аластора, выдыхает и произносит, — спасибо.       Торопливыми большими шагами паук преодолел расстояние до выхода и исчез в проёме. Немая сцена. Проследив за исчезающей спиной Даста, радио-демон уставился на принцессу и её спутницу. Изо рта вырвался раздражённый «цок». Ну, видимо правду говорят: благими намерениями выстлана дорога в ад.