Цветок в иле

Анибаль принимал жизнь, не особенно пытаясь осмысливать то, что называлось его жизнью.

«Вне времени», Хулио Кортасар.

      Соджун метался по комнате от двери и до окна. Цеплялся бедром за угол кровати каждый раз, как проходил мимо, но боль не регистрировалась в сознании. Взгляд то и дело возвращался к телефону, валявшемуся на столе. Экран светился пугающе нейтральным белым — открытый чат в Какао-Толк, проклятый контакт, подписанный так, что ему хотелось выть. Девушка-джекпот. Смешно, Им Лиён. Остроумно донельзя. Теперь наличие её номера било Хан Соджуна по мозгам, как издевательская неоновая вывеска: «Всё ещё не решился, герой?»       Он забросил руки за голову, пытаясь унять гул тупой мигрени. Чат был пустой. Хан уже полчаса всматривался в бледную полосу синих обоев, как если бы из неё могла материализоваться фраза, решившая всё. Что-то простое, лёгкое, почти случайное: «как дела?» или «какой сок ты любишь?» — но всё это казалось ему чудовищным, жалким. До асфиксии смущающим.       — Чем вообще я занимаюсь? — пробормотал Соджун сокрушительное себе под нос. Звук собственного голоса только раздражал.       Хан потёр лицо руками. Хотел стереть с него этот грёбаный зуд нерешительности. Что она подумает? А если её смутит? Или, хуже того, она просто не ответит? Зажмурился. Подошёл к окну, распахнул его и вдохнул ночной воздух Сеула: с запахом озона, сырости, и жареного где-то вдалеке мяса. Ночная улица светилась редкими фонарями, внизу кто-то курил на скамье, дым поднимался тонкой полоской. Всё выглядело до боли обыденно. Захотелось выкинуть телефон к чёртовой матери, но руки остались прижатыми к подоконнику. Соджун прислонился лбом к прохладному стеклу. Лиён, конечно, могла увидеть сообщение, зажать уголок губ в своей фирменной насмешке, прочитать и вообще не ответить. И это самое пугающее.       — Веду себя как пятиклассник…       Почему он рассказал ей про Юн Сэёна?       Соджун задавался этим вопросом весь вечер. То, как это вырвалось — не как тщательно обдуманная исповедь, а как бессознательный порыв, — до сих пор не давало ему покоя. Он помнил, как Лиён осторожно коснулась пластыря на его скуле, не поднимая глаз. Её молчание — вежливое или действительно не безучастное, он не знал — оставляло ему свободу говорить или уйти в себя.       И он выбрал говорить.       Юн Сэён. Имя, которое он прятал внутри, подобно слишком острому лезвию. Лучше не трогать, чтобы не порезаться. Но тогда, в тот момент, он вытащил его наружу. Почему?       Хан не знал. Возможно, потому что она смотрела на него так долго и настолько непозволительно внимательно, видела не просто ссадины синяки, а что-то гораздо глубже.       — Я просто… рассказал, — шептал утешительно себе Соджун, снова и снова прокручивая в голове её спокойную реакцию. Лиён не принялась охать да ахать. Не округлила глаза в ужасе. Не кивала всепонимающе. Никаких «сочувствую», никаких вопросов. Только её руки, легко касающиеся его, стали чуть медленнее, чуть осторожнее. Это сводило с ума больше, чем если бы она начала спорить, шутить или жалеть.       Хан говорил, и его собственный голос звучал будто чужой. Сквозь толщу воды. Это было странно: слышать, как самые интимные страхи становятся словами. Он не помнил, что именно сказал в тот момент. Помнил только, как замолчал на выдохе, ожидая её реакции. Что она думала? Видела ли она в нём слабость? Сожаление? Жалость?       Так почему он рассказал ей? Может, потому, что в её глазах не было осуждения, а только тёплая нега внимания. Потому что её молчание было не тяжёлым, а терпеливым. Потому что она не сделала попытки раскопать больше или оценить. Потому что в её взгляде не было привычного осадка недоверия или попытки приравнять его боль к своей.       Или, может быть, потому, что он просто хотел. Хотел, чтобы кто-то знал. Чтобы кто-то кроме него нес эту тяжесть.       Но что бы это ни было, он не мог перестать думать о том, как она продолжала двигаться, шептать вкрадчиво, касаться его. Словно его раны — не только те, что были на коже, но и те, что разрывали его изнутри — вдруг перестали полыхать с прежней силой. Её спокойствие, её несуетливость стирали зуд боли, который Соджун давно привык терпеть.       Сознание требовало действий, раскручивая тревожность, как пружину. Но пальцы тянулись к телефону только для того, чтобы в очередной раз взять его, открыть тот же проклятый чат и снова запнуться на пустом поле для текста. Хан легонько ударил аппаратом о лоб, не слишком сильно, но достаточно, чтобы услышать глухой стук.       — Какой же ты тормоз, Хан Соджун, — пробормотал он и плюхнулся на не заправленную кровать. Вторые сутки. Битые вторые сутки он как загнанный озабоченный придурок прокручивает в мыслях её танец, её смех, её запредельно-глупо-пошла-она-нахуй-зелёные-глаза — всё это всплывало перед ним, как рябь дождя на озере. Даже то, как она молчала, было слишком громким. — Это же просто сообщение. Простое. Сообщение.       «Привет, Лиён. Просто хотел узнать, как ты?» Нет. Это слишком прямолинейно.       «Ты уже дома?» Ещё хуже. Будет выглядеть, будто он следит за ней.       — Ладно, — сказал он, но кому — себе или ей, непонятно. Пальцы набрали: «Привет». Потом он тут же стёр это, как если бы кто-то мог увидеть. Ещё раз. «Ты свободна завтра?» Удалено. Три точки. Четыре. Ничего.       Пальцы зависли над клавишами, а в голове назойливым эхом крутились спокойный голос, чуть ленивый, но с привычной едкой нотой.       — Она бы, наверное, сейчас смеялась, если бы увидела это, — шикнул коротко Соджун и провёл рукой по растрёпанным волосам. Он кинул телефон экраном в подушки и уткнулся лицом в руки.       На самом деле, ему было похуй, смеётся она или нет. Хоть захохочет прямо ему в лицо — он всё равно бы стоял перед ней, цепляясь за её слова, за искривление её губ, за каждый чёртов взмах ресниц. Потому что образ в голове намертво въелся в сознание, как заезженная пластинка, только вместо мелодии — чужие движения во время танца: гибкие, чётко выверенные, как у человека, который всё делает наперекор. Он видел, как она поднимает взгляд, чуть прикрывает глаза, щурится от яркого света — и всё, он потерян. Соджуну казалось, что этот взгляд знает о нём слишком много. Чёртова Лиён. Она могла сидеть напротив него, покачивать ногой и рисовать с таким видом, будто это самое важное занятие в мире, а он бы сгорал. В её голосе сквозило что-то ядовито-подстрекающее, как осколки стекла в сахаре. Её слова проходили сквозь, смешивались с образом: безмятежной, едва досягаемой. Хотелось взять её за плечи, встряхнуть и спросить… а что спросить? Хан хмыкнул иронично. О, он в излюбленном жесте прикусил бы язык и стоял бы перед ней, не проронив ни звука.       Соджун знал, что это не влюблённость. Влюблённость он переживал. Влюблённость — это бабочки, сладкая нега в животе, мир в розовом свете. Влюблённость была мягкой, даже если приносила боль. Но это… это было нечто другое.       Это был хаос.       Он не мог найти этому другого определения. Сравнимо занозы под кожей: маленькая, незаметная, но всё время напоминающая о себе. Лиён была чем-то неизбежным, как и думы о ней. Её присутствие никогда не прекращало тлеть на краю его сознания, мешало сосредоточиться, выводило из себя. Это не было романтической одержимостью, не было очарованием. Это было раздражение, смешанное с уважением. Злость, переплетённая с восхищением.       Хан вздрогнул всем телом, чуть было не упав с края кровати. Телефон пиликнул настойчивым уведомлением. Не глядя потянувшись за вещью, Соджун едва не выронил его себе на раскрасневшееся лицо. Он резко развернулся, поднял с пола бутылку минералки и сделал несколько глотков. Бутылка шуршала в руках так же громко, как мысли в голове. Зрение не обманывало.       01:23       девушка-джекпот:       завтра принесу твой шлем       соберёшься танцевать от счастья, запиши на видео :))       Соджун застыл. Телефон в руке потяжелел, а простая строка текста на экране ощущалась как прямое попадание пулей в плоть. Он перечитал сообщение трижды, на всякий случай, чтобы убедиться, что не галлюцинирует.       — Завтра… — пробормотал он, невольно улыбаясь. Губы сами растянулись в кривую линию, а плечи расслабились, как груз, который он таскал на себе последний час, испарился в воздухе.       Шлем. Какой ещё шлем? Он попытался вспомнить. Ах да, его собственный шлем. Идиот.       Звук уведомления вновь прорезал ночную тишину. Хан подобрался.       01:24       девушка-джекпот:       ЗАВТРА после занятий ничего не планируй. натурить будешь       не бойся, не буду требовать привезти на твоём двухколёсном чудовище пять кило глины       Внутри всё смешалось: нервное напряжение, растерянность и внезапно захлестнувшая волна азарта. Хан взъерошил волосы, при этом нервно хмыкнув. Лиён, конечно, не оставила шансов для отказа.       01:25       вы:       только не забудь перчатки для работы с глиной       вдруг растаю       Пальцы скользнули по экрану, отправляя сообщение. Сердце ухнуло вниз, как будто он прыгнул в пустоту.       Телефон звякнул почти сразу.       01:25       девушка-джекпот:       шутник.       не запутайся в своих метафорах. до завтра.       Телефон отлетел обратно на кровать. Дурацкая улыбка застыла на искусанных губах. В голове гудело, щёки жгло, а сердце гулко ударялось о рёбра. Завтра.

***

      В школьном дворе лениво тянулась утренняя рутина. Воздух был тяжёлым от пряного запаха влажной земли, перемешанного с ароматами свежей выпечки из столовой. Сквозь облака робко пробивалось солнце, окрашивая серую брусчатку в мягкие золотистые тона. Ученики неспешно двигались к зданию, то и дело останавливаясь у кленов с багровыми листьями, чтобы поболтать или сделать вид, что у них нет срочных дел.       Лиён стояла перед ним, сжимая в руках шлем. Оный она явно была готова просто вернуть ему. Без отступлений, без дразнящего «попробуй отбери» и прочей чепухи, съедающей здравомыслие Хана с попеременной периодичностью. Но Соджун, вместо того чтобы сразу взять его, как нормальный человек, растерянно смотрел на неё, ощущая, как на языке застряли какие-то несказанные слова. Он хотел казаться уверенным, но чёрт побери, всё шло не так. В руках потел пакет с апельсиновым соком — его нелепая, совершенно несостоятельная попытка завязать разговор.       «Просто возьми шлем, идиот», — мысленно повторял он себе, но руки не двигались. Весь план рассыпался в прах. Перед тем, как она пришла, у него был другой план: спокойно забрать шлем, отдать ей апельсиновый сок, который он держал в руках, как бы случайно, а затем — вот тут должно было всё быть гладко — сказать что-то вроде: «Ты хорошо танцевала на конкурсе». Просто факт, чисто невинный комплимент. Но в голове у него всё звучало иначе.       Вместо сдержанного сухого «ты хорошо танцевала» перед глазами вновь и вновь всплывал образ того танца — раскованного, пленительного в каждом дюйме. И скулы заходились непрошеным жаром. Моментально. Всё в её движениях, даже те переборы с руками, которые могли показаться неуклюжими, вдруг приобрели какую-то дикую сексуальность. Он тогда стоял в зале, среди толпы, смотрел, как она кружится в ритме, и — чёрт, да — он просто плавился. Это было завораживающе и отрицать это не имело никакого смысла. Но и не заходится же слюнями как последний озабоченный придурок!       И вот сейчас она стояла перед ним, абсолютно нормальная, никаких прожекторов, никакой сцены. Просто Лиён, со шлемом, в той же школьной форме, с недоумевающим выражением лица. А Хан Соджун стоял и молчал, не зная, что сказать.       — Соджун, шлем, — её голос вернул его в реальность. Она протянула ему искомую вещь, а Соджун чуть не выронил сок из руки, пытаясь синхронизировать движение с её жестом.       — Да… эм, спасибо, — выдавил он наконец, беря шлем с таким чувством, словно сейчас рухнет на месте.       Он протянул ей сок, сконфуженно переминаясь с ноги на ногу. Лиён подняла брови, глядя на апельсиновый напиток с откровенным замешательством.       — Эм, это тебе… ну, апельсиновый сок. Типа… — Хан замолчал, понимая, насколько жалко это звучит. «Типа что? Типа спасибо за материал для влажных снов? Господи, завали», — мысленно прикрикнул он на самого себя.       — Окей, — она взяла сок, но явно не поняла всей этой неловкой символики. Момент был упущен. — Спасибо.       Соджун чуть сжал шлем в руках, стараясь найти слова, которые могли бы хоть как-то выровнять ситуацию. И вот, когда он уже собирался сдаться и просто развернуться, у него вырвалось:       — Ты круто танцевала. На конкурсе. Это было… ну, да, классно, — слова сорвались быстрее, чем он успел их обдумать. К счастью. Иначе, наверняка, вновь запнулся бы о собственные мысли.       Им посмотрела на него чуть удивлённо. Не ожидала услышать от него подобное. Соджун почувствовал, как его уши начали гореть. Да какого чёрта! Почему это так сложно?       — Да? Приятно, — проговорила Лиён спокойно, почти прохладно, но Хан не мог не заметить ехидство в сощуренных глазах. — Хотя, думаю, если бы я знала, что ты будешь смотреть и останешься впечатлён, то старалась бы больше.       Он отчаянно хотел сказать что-то ещё, объяснить, насколько сильно этот чёртов танец врезался ему в мозг, как все его мыслительные процессы оборвались на том моменте, когда она остановилась в центре сцены, выпрямившись, и он подумал, что готов был смотреть на это вечно. Но нет, вместо этого он просто стоял там, как дурак, со шлемом в руках, чувствуя себя так, будто каждое его слово — это шаг на минное поле.       — Ну… ладно, увидимся, — он быстро развернулся и пошёл прочь, сгорая от осознания, что из всех возможностей сказать что-то нормальное, он опять выбрал худший вариант.       «Просто танец, просто Лиён», — уговаривал он себя, но в груди всё ещё что-то горело. Что-то слишком горячее, чтобы быть чем-то обыденным.

***

      Класс погрузился в привычный, монотонный ритм. Скрип мелков и тихое гудение голосов заполняли пространство, пока три фигуры стояли у доски. Сухо, с идеально прямой спиной, сосредоточенно выписывал сложные формулы, не обращая ни малейшего внимания на двух одноклассниц по правую руку. Джугён краем глаза пыталась подсмотреть, что он пишет, наклоняя голову подвсевозможными углами.Её голос звучал почти неслышно, вопросительно шепча: «Сухо, какой следующий шаг?» Он, конечно, слышал, но не отозвался — лишь слегка вздохнул, едва заметно повернувшись к ней боком, подсказывая ответ только тем, как решал свою собственную задачу. Лиён, чуть сгорбившись, вела мелом по доске ленивые линии. Её рука двигалась вальяжно, с нарочитой медлительностью, абуквы и цифры ложилиськривыми линиями — кое-где нажим на мел был сильнее. Впрочем, она не выражала и доли обеспокоенности, нерасторопно сверяясь с уравнениями.       Соджун сидел на последней парте, развалившись на стуле.Он вытянул ноги вперёд, моментами задевая стул впереди сидящего одноклассника Хёнвона. Зевнул в рукав серой толстовки.Им Лиён скрипнула мелом. С измазанными явно больше положенного пальцами, пожала плечами под неровный писк, прошедшийся по классу. Её пальцы были почти до локтей испачканы белыми разводами, будто она пыталась приручить мел, который отчаянно не желал поддаваться. Сквозь рябь этого усилия она вдруг пожала плечами, повернулась к классу и подарила одноклассникам что-то вроде извиняющейся улыбки. Половина лица пыталась быть дружелюбной, другая — откровенно смущённой. В ответ из переднего ряда раздалось строгое покашливание учительницы, и Лиён, как ей показалось, сделала вид, что раскаивается. На самом деле она слегка вздохнула, переводя взгляд на доску, прикидывая, сколько ещё мучений ей предстоит.       У неё всегда были проблемы с письмом. Почерк жил своей жизнью, извиваясь, как лоза, и бросая вызов всем требованиям порядка. Даже при всём желании она никак не могла уложиться в рамки стандартного темпа работы — её мысли куда чаще витали где-то далеко, за пределами строки или поставленной задачи. Методичное письмо казалось для неё пыткой: нудным, бесконечным процессом, который лишь отвлекал её от куда более интересных деталей — например, от того, как стук недовольное кряхтенье Хёнвона отдаётся гулом в тишине, или как Соджун, развалившись, зевает так громко, что может затмить лекцию. Домашние задания? Эти штуки, по мнению Лиён, специально были изобретены, чтобы ей насолить. Она вечно не успевала, откладывала их до последнего, а потом либо не сдавала вовсе, либо приносила что-то столь же небрежное, как её почерк. Но её это особо не смущало. В конце концов, она не из того типа людей, которые живут по упорядоченному выверенному списку.       Соджун сидел на последней парте и всё это видел. Вернее, он старался видеть всех троих, но взгляд, против его воли, возвращался к Им Лиён. Её свободная рука скользнула по бордовой школьной юбке, слегка вытирая меловую пыль. Она прикусила губу, обдумывая что-то, хотя он был уверен — ей и думать особо не нужно. На самом деле, Хан сдерживался, чтобы не провалиться на месте. Каким же придурком он себя чувствовал! Вместо того чтобы просто взять шлем, он, идиот, стоял, как вкопанный, разглядывая её. Она подняла бровь, мол, ну что, берёшь? А он тормозил до победного-последнего. Что-то застряло у него в голове — то ли слова, то ли эмоции, то ли просто отсутствие правого полушария мозга мешалось. Иначе объяснить для себя собственную внезапную неловкость не выходило.       «Она теперь думает, что я озабоченный, да?» — мрачно подумал Соджун, кусая щёки изнутри. Лиён ничего не сказала, только пожала плечами, поглядела со всей существующей иронией, да забрала сок.       «Что это вообще было?» — размышлял Хан. — «Стоял как вкопанный. Блять, не говорить же мне ей, что после её танца я думаю о ней в самых постыдных смыслах!»       Возле доски учительница внезапно повысила голос. Возвращаясь к реальности, Соджун поднял голову. Джугён пыталась подсмотреть в чужие решения, наклоняя голову всё ниже — это было вопросом жизни и смерти. А Лиён… Лиён стояла чуть боком к классу, лениво перебирая мел между пальцами. Она приблизилась к доске, чтобы поправить что-то в своём уравнении, и волосы упали на её лицо.       Хан напрягся. Учительница Ча взвыла.       — Джугён, зачем вы смотрите в чужую задачу? Вы в курсе, что у вас разные варианты?       Класс засмеялся, а Джугён отчаянно замахала руками:       — Я не смотрела! Я просто… проверяла!       Младшая Им стеснительно потупилась. Заломила большой палец, едва не зажмурившись от стыда.       Соджун вдруг прыснул, не выдержав, но учительница резко повернулась к нему.       — Ах, вам смешно, Хан Соджун? Тогда к доске.       Чёрт. Он скривился, но поднялся. Проходя мимо Лиён, почувствовал её взгляд. Она протянула ему мел с насмешкой на изогнутых губах, украшенных ровным контуром коричневого карандаша. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и от этого прикосновения Хана снова обдало непрошеным жаром. Соджун почувствовал, как вспыхнули уши. Снова. Проклятье, сколько можно! Он покосился на мел в её руках, словно это был не безобидный инструмент, а какой-то заколдованный артефакт, способный разоблачить все его мысли.       «Может, я и правда просто озабоченный.»       Лиён с издёвкой чуть качнула рукой, намекая на затянувшееся прикосновение.       — Ну что, Соджун-а, собираешься брать? — прошептала она с саркастичной заботой.       Хан нервно сглотнул, стараясь игнорировать, как его собственная ладонь вдруг стала мокрой. От этого ощущения он чуть сильнее сжал мел, если бы мог выжать из него хоть какую-то уверенность.       — Спасибо, — выдохнул он слишком резко, поведя плечом, прежде чем остановиться у доски.       Она ничего не ответила, но её взгляд говорил за неё. Такой, что Соджуну захотелось вытащить из воздуха оправдание: мол, он так себя ведёт не из-за него, а из-за чего-то другого. Например, из-за недостатка сна. Или избытка кофе. Мысли жужжали в голове как назойливый рой. Он попытался сосредоточиться на уравнении, но в памяти снова и снова всплывало её низкое, чуть тягучее: «Соджун-а.» И то, как она умела произносить его имя, отчего-то оказалось по-ребячески милым.

***

      Солнечные лучи лениво пробивались сквозь ещё зелёные кроны школьного двора, отбрасывая причудливые тени на асфальтовую дорожку. Где-то неподалёку шумели старшеклассники, споря о чём-то жарко и громко, будто от их слов зависела судьба мира. Лиён шла чуть впереди своей компании, молча рассматривая землю под ногами. Им время от времени бросала взгляды на Кан Суджин, которая шла рядом с ней, как всегда спокойная и собранная. Сзади, словно два цыплёнка за наседкой, шли Кан Суа и Джугён.       — Я пропала, просто пропала, — причитала Джугён, обхватив себя за голову одной рукой, а второй умудрялась размахивать недоеденной пачкой чипсов. — С моими результатами по математике меня не возьмут никуда. Никуда!       — Не преувеличивай, — лениво отозвалась Суа, крутящая в руках прозрачную бутылку с водой. Она надула губки, в ободрительном жесте похлопав унывающую подругу по предплечью. В силу роста, она просто не доставала выше. — Знания по математике не всем нужны. Вот у меня они на троечку, и ничего, живу.       — Но твоя мама не устроит тебе публичную казнь на площади Кванхвамун, — трагично отозвалась Джугён, отправляя пачку в мусорку близ скамьи и зажимая голову уже обеими руками. Завитые локоны всколыхнулись. — Моя же… О, я прямо вижу, как она готовит плаху!       — А она не предпочитает четвертование? — внезапно подала голос Лиён, не оборачиваясь. Усмехнулась пакостливо, заслыхав, как шикнула Суа.       — Ха-ха, — натянуто отозвалась Джугён. — Я серьезно, Лиён.       — Ты всегда серьёзно, — заметила Суджин с лёгким вздохом. — И всегда паникуешь на ровном месте.       — На ровном?! — Джугён едва не остановилась, размахивая руками. — Суджин, у меня в последнем тесте было девятнадцать баллов из пятидесяти! Девятнадцать! Это даже не половина! А сегодня я прилюдно позорилась на всеобщую радость.       — Ого… это даже не тридцать процентов, — добавила Лиён со свойственной ей сухой иронией.       — Не добивай её, — вмешалась Суа, качая головой. Джугён взвыла фоново. — Лучше скажи, что её спасёт.       — Я? — Лиён чуть повернулась через плечо. Оценила разбитый вид сестры и поджала губы. — У меня на математике своя стратегия: до талого не отсвечивать.       — Слушай, — внезапно оживилась Суа. Она взмахнула рукой, будто внезапно нашла ключ к спасению мира. — Джугён, ты же можешь присоединиться к кружку Суджин и Сухо.       — Нет, — резко перебила Суджин, сдвинув брови.       — Почему? — удивилась Суа.       — Потому что она будет задавать вопросы, мешать другим работать и паниковать.       Суа замешкалась. Лиён искоса смерила напрягшуюся в спине Суджин цепким взглядом исподлобья. С чего вдруг эта категоричность? И процедила с насмешливой ловушкой в интонации:       — А разве не в этом заключается процесс обучения? В том, чтобы задавать вопросы.       Кан вздёрнула подбордок.       — Эй! — возмутилась Джугён, в упор глядя на Суджин. — Я что, не способна учиться?       — Способна, — спокойно ответила Суджин, волнительно заправляя чёрную прямую прядь за ухо. — Но не в кружке. Тебе нужен индивидуальный подход.       Джугён хотела что-то сказать, но замолчала, будто её это заверение удивило. Лиён же смиренно поморщилась — её уже не удивляла способность Суджин поддерживать и раздражать одновременно. Однако неоспоримый факт — она умела выйти сухой из воды.       — А ещё астролог, психолог и экзорцист, — добавила Лиён.       На этот раз рассмеялись все трое, кроме Джугён, которая драматично закатила глаза и выдохнула. И она снова завела свою оду о провале:       — Ну как мне поступить в университет, если математика моя личная катастрофа?       — Ладно, бедовая, у нас в кружке ещё есть свободные места, — вдруг снизошла Суджин, смиренно покачав головой, — но я сомневаюсь, что это то, чего ты хочешь.       — Конечно, хочу! — Джугён развела руками, и её голос прозвучал громче, чем следовало. Она ойкнула, поутихнув. — Я не хочу быть четвертованной своей мамой!..       Лиён прищурилась, наблюдая, как лицо Суджин осталось бесстрастным, а Суа с широкой улыбкой отмахнулась.       — Тогда милости просим, — Кан делано пригрозила пальцем, а уголки губ коротко дрогнули в усмешке. — Но предупреждаю: я не буду решать за тебя задачи.       Старшая Им смешливо покачала головой. Джугён была слишком наивной, слишком шумной, но, как ни странно, её паника всегда вызывала у Лиён не раздражение, а какое-то лёгкое чувство покоя. Привычно. На фоне Джугён её собственные размышления всегда казались такими… несущественными. Казалось, сестринская паранойя, как бы абсурдно не звучала, давно успела стать её зоной комфорта.       — Спасибо огромное, девочки!       Младшая Им едва ли не подпрыгнула на месте, однако быстро взяла себя в руки, стоило завидеть Ли Сухо. Кто мог подумать, что пока их прогулочный шаг будет пролегать через внутренний двор школы, Ли Сухо приспичит восседать на одной из скамеек со всем существующим в нём величием да читать книгу? Подобно точёной мраморной статуе — идеальный, с прямой осанкой, не растрёпанными под гнётом ветра волосами. Лиён закатила глаза чуть дольше, чем того требовали приличия. Демон в личине праведного умника.       Суджин расплылась в совершенно несвойственной для себя улыбке, в несколько быстрых шагов остановившись напротив. Ли вопросительно нахмурился — Лиён могла поклясться, недовольный тем, что кто-то надоумил себе загородить ему приём солнечных ванн — и поднял глаза. Кан на миг замялась, поджав нижнюю губу и хохотнув натужно, сконфуженно. Странно. Не так, как привыкла себя вести в компании других людей.       — Сухо… привет… не хочешь с нами в математический клуб? Кружок.       Видимо, Ли дослушивал исключительно из непомерной вежливости. А вот процедил он уже помощью тяжелейшего эго.       — Нет.       Суджин, чего греха таить, отказу нисколько не расстроилась.       — Да ладно тебе, — она приподнялась с пятки на носок совершенно ребячливо, нервно сводя руки за спиной. — Чего тебе стоит? Моя мама не разрешит, если там не будет тебя, знаешь же.       Ли вздохнул. Им качнула головой, не впечатлившись его показательному недовольству. Громогласно захлопнув книгу, Сухо, не оценив уговорок, бросил:       — Тогда скажи ей, что я буду.       И поспешно скрылся за кустами, шагая выверено, почти комедийно. Как андроид. Лиён поскребла подбородок:       — Приспичило, что ли?       Поникшая Суджин, любопытная Суа, да просто на просто проглотившая язык Джугён обернулись с единым на всех вопросом. Его хрустящая точность движений в сочетании с нелепостью ситуации напомнила ей одну из тех вычурных сцен в старых фильмах, где герой скрывается, чтобы не испачкать свое репутационное совершенство.       Лиён прищурилась, глядя на Суджин, которая стояла, словно её батарейка внезапно разрядилась.       — Ну что, гений в пролёте? — с ленивой усмешкой протянула старшая Им, наклонив голову в сторону Суа, выглядевшей так, будто вот-вот начнёт выспрашивать детали.             Суджин пожала плечами, потеряв всякий энтузиазм.       — Ага, — её голос прозвучал как на смертном одре. — Сухо всегда такой… какой-то…       — Правильный? — подсказала Джугён, сложив руки на груди и качая головой, как строгая и понятливая подруга. Но добавила уже более смущённо, отчего-то заулыбавшись своим думам: — Или раздражающе безукоризненный?       Лиён фыркнула. Ей не терпелось притворится, будто она не догадывалась, отчего вдруг младшенькая до того восхищена гладко начищенной безупречностью местного идола.       — Скорее, как… мраморный истукан, — пробормотала Им. Она бросила взгляд в сторону, кустов где только что исчез Ли Сухо, и, чуть задумавшись, добавила: — Переломится.       Суа прыснула, а Суджин надулась подобно маленькой девочке, у которой отняли конфету.       — Ну и ладно. Всё равно этот кружок — сплошной бред.       — Ты же сама его ему предложила, — заметила Суа, с интересом изучая её внезапное негодование. — Давно твердишь, что это хорошая идея и…       — Ну да, но я думала, он хотя бы поддержит, — Суджин всплеснула руками, как будто это было очевидно. — Разве так трудно сделать вид, что ему не всё равно?       — А ты что скажешь, Имли? — подала голос Суа, прищурившись с интересом.       — Что тут скажешь? — Лиён подняла руки, делая вид, что сдаётся. — Его Совершенство не выкроит времени на сброд вроде нас. В конце концов, ему ещё нужно отрепетировать перед зеркалом кислую мину.       Суджин заулыбалась чуть смущённо, а Суа поддакнула:       — Вот именно! Пусть читает свои книги в одиночестве.       Лиён мысленно отметила, что, всё-таки, атмосфера разрядилась. И хотя в её голосе было больше иронии, чем участия, она искренне надеялась, что Суджин перестанет придавать Сухо такое значение. Потому что, судя по всему, в случае с её блаженно лыбившейся сестрой — всё безвозвратно утрачено. Листья зашелестели над головой, отвлекая на миг.       Суа воскликнула что-то неразборчивое. Схватила телефон эмоционально.       — Точно же, Имджу! — она словила запястье Джугён, как если бы боялась, что та внезапно сбежит. Лицо Суа озарилось хитрым, почти заговорщицким оскалом. Она триумфально посветила экраном смартфона перед слегка переполошенной младшей Им. — Помнишь, я рассказывала про своего знакомого из университета Хангук, который не прочь с тобой познакомиться? Он очень ждёт встречи и попросил твой контакт! Представляешь? Да ты сразила его наповал!       На конце торопливого монолога Кан чудом не зашлась сиплым кашлем. Лиён нахмурилась, не разделяя радости Суа. Напряжение тонкой иглой кольнуло в груди. И встряла назойливой помехой, намеренно растягивая слова:       — Моего Джузеппе уже кому-то сватают?       Суа обернулась к ней, моргнула, не сразу уловив смысл сказанного. Джугён вскинула брови, но тут же отвернулась, чтобы не выдать едва заметную улыбку. Она замерла на месте, словно её только что официально пригласили на красную дорожку Каннского кинофестиваля. С трепетом перевела взгляд с телефона Суа на Лиён, её глаза вспыхнули тем огнём, который в семье Им считался одновременно вдохновением и катастрофой. По крайней мере, с отцовским запалом этот взгляд никогда ничем хорошим не заканчивался.       — Правда? Парень из университета? Хочет познакомиться? Со мной? — Джугён прижала руки к груди, пытаясь удержать внезапно нахлынувшие эмоции внутри. — Суа, ты же не шутишь?       — Конечно, нет! — с торжественной важностью подтвердила Суа, слегка вскинув подбородок. — Он видел твою фотку, сказал, что ты просто обворожительна. Он математик. А ещё он играет на гитаре и собирается в туристический клуб. Тебе же нравятся активные ребята?       — Очень! — Джугён закружилась на месте, едва не задевая Лиён локтем. Им закусила язык, чтобы не ляпнуть что-то укоризненно-диснеевское. — Я всегда мечтала познакомиться с кем-то, кто сможет вытянуть меня в походы! Ну, или хотя бы донести меня, если я свалюсь в обморок после первого километра.       Лиён скептически прищурилась, её взгляд скользнул с сияющего лица сестры на непоколебимую уверенность Суа.       — Математика, гитара и туризм? — медленно повторила она, скрестив руки на груди. — Внушительно. Наверное, у него в запасе ещё есть пять способов вязать узлы и три рецепта супа из консервов?       Джугён тут же нахмурилась, словно Лиён только что нагло и в корне оскорбила её самую дорогую мечту.       — Ён-а, хватит уже! Это же шанс! Разве не круто, что кто-то обратил на меня внимание?       Лиён качнула головой, её лицо оставалось бесстрастным, но глаза блестели от подавленной насмешки. Или скверно сдерживаемого скепсиса.       — О, да, круто. Особенно если он сразу же попросит тебя сбежать с ним в горы. Без связи. Без еды. Только ты, он и его гитара, — голос Лиён звучал ровно, почти отстранённо, но с лёгкой каплей ехидства. Хотя, учитывая постные лица слушающих, скорее с цистерной.       — Ты просто завидуешь, — уличительно высунула язык младшая Им. Насупилась.       — Завидую? Конечно, — Лиён пожала плечами с нарочитой леностью. — Кто не мечтал провести время с туристом, который поёт на закате «Отель Калифорния» и сушит исподнее над костром?       Суджин закатила глаза, но сдержала смешок.       — Лиён, ты просто невыносима, — произнесла она с ноткой театрального негодования. — Может, хоть раз поддержишь свою сестру?       — Поддерживаю. Чем не поддержка? — Им для наглядности пританцовывала на месте, потряхивая невидимыми помпонами, да скандируя: — Я здесь, между прочим, вместо семи конченых бывших Рамоны Флауэрс. Хотите встречаться с Джугён? Победите меня.       Двор постепенно пустел, последние ученики разбредались кто куда — по домам, в библиотеку, кто-то в беседки обсуждать планы на вечер. Солнечные лучи переливались сквозь кроны деревьев, отражаясь в стеклянных дверях школы, на которых ещё виднелись отпечатки школьных пальцев и характерные разводы после дождя. Подруги направились к воротам, когда Лиён заметила знакомую фигуру у старого клена. Соджун стоял, небрежно прислонившись к мотоциклу. Вместо привычной кожаной куртки, на нём бесформенно и даже непривычно для глазу сидело серое худи, а шлем свисал с локтя, якобы нарочно выставленный напоказ. Ветер шевелил чёрные волосы, и блуждающий вскользь прохожих взгляд остановился на ней — почти ленивый, но с едва заметным облегчением. Она почувствовала, как в груди будто что-то шевельнулось: от этого взгляда невозможно было уйти, и ещё труднее — его проигнорировать. Им сдержала смешок. Давно тут ждёт?       — Соджун? Почему он здесь? — первой нарушила тишину Суа, растянув гласную так, словно её голос вышел из старой магнитофонной ленты.       — Хан Соджун? — Джугён сглотнула, но тут же опомнилась и встрепенулась. — А, да. Он.       — И почему он ещё здесь? — Суа повернулась к нисколько не удивлённой Лиён с выражением одновременно шокированным и возмущённым. На припудренном личике отразился секундный мыслительный процесс и резкое озарение. — Погоди-ка. И почему он смотрит на Лиён? Так он что, ждёт… её? Эй, Имли, ты нам вообще что-нибудь рассказываешь? Почему ты… почему он здесь?       — А что тут непонятного? — вдруг раздалось откуда-то сбоку. Это снова была Джугён, и её голос прозвучал слишком громко, слишком буднично. — Они уже не в первый раз так ездят.       — Что? — почти хором выдохнули Суджин и Суа. Младшая Им округлила глаза в преддверии своей скорой кончины. Выдохнула сквозь плотно сжатые зубы. Вот дура, проговорилась!       Лиён обернулась, бросив Джугён взгляд, который можно было бы сравнить с росчерком бритвы. Им неловко хлопнула себя по лбу.       — Ну… не на уроках же позировать! — добавила она с невинной улыбкой, как будто ей самой было не до конца понятно, что она только что сдала.       Суа ахнула.       — Ты позируешь?!       — Она лепит, — многозначительно добавила Джугён, прокашлявшись.       — Ты ничего мне не рассказала, — всхлипнула Суа, капризно топнув ногами в красных кедах, будто Лиён нанесла ей личную обиду. — Имли, я думала, мы друзья!       Лиён остановилась на полпути к мотоциклу. Медленно развернулась, сунув руки в карманы куртки. На её лице появилась смиренная усмешка, которая, как знали все, означала, что она вот-вот скажет что-то едкое — но на удивление, тон оказался мягким.       — Суа, — начала Лиён с лёгким вздохом, пытаясь выбрать правильные слова. — Ты, конечно, драматизируешь, но я всё-таки успокою твоё нежное сердце. Да, я леплю скульптуру. Соджун натурщик. Нет, это не секретный роман, а просто искусство и дружеская помощь.       Суа вытаращилась на неё, будто не веря своим ушам.       — Искусство? — переспросила она, излюбленно растягивая слово, пробуя его на вкус.       — Ты слышала когда-нибудь про муз? — продолжила Лиён, слегка качнув головой в сторону Соджуна, который стоял рядом с мотоциклом и в этот момент всем своим видом изображал человека, не имеющего ни малейшего отношения к происходящему. — Вот, считай, нашла одного на своё горе. Правда, с характером… — она прищурилась: — Как у твоего кота, когда тот на диете.       Джугён прыснула, а Суа продолжала таращиться на Лиён, якобы у той внезапно выросли крылья.       — Но почему ты ничего мне не сказала? — обиженно пробормотала Суа, всё ещё слегка тряся головой, пытаясь осознать услышанное.       — Честно? — Лиён сделала паузу, вглядываясь в её огромные глаза с накладными ресничками. — Боялась, что ты начнёшь ревновать драгоценную меня к его широким плечам.       Джугён рассмеялась громче, прикрывая рот ладонью, а Суа выпучила глаза и шикнула. Суджин, с видом молчаливого наблюдателя, позабавилась реакции однофамилицы.       — Имли!       Им, однако, лишь покачала головой и улыбнулась.       — Ладно-ладно, не кипятись. Обещаю, как только мне начнут платить за каждую такую поездку, я буду перечислять тебе десять процентов в качестве моральной компенсации за хранение государственной тайны.       Суа по-прежнему выглядела возмущённой, но на её губах всё же появилась маленькая улыбка, хоть она и пыталась её скрыть за напускной злостью.       — Имли, ты просто невозможна.       — Это ты только сейчас заметила? — посетовала Лиён с фальшивым удивлением, шагая к мотоциклу спиной и отсалютовав Суа со всем радушием.       Она перехватила второй шлем, обернувшись к подруге напоследок.       — А ты расслабься. Если что, я не забуду рассказать, как всё прошло. И да, готовься позировать, вдруг тебе тоже захочется стать частью моего «искусства».       Соджун, стоявший всё это время чуть в стороне, не выдержал и усмехнулся. Перекинул ногу через сидение. Бросил вполоборота:       — Ты с ней как с маленькой.       Лиён села за ним, цепляясь за его кофту, и отозвалась:       — А что поделать? У кого-то хобби — мотоциклы, а у меня — воспитание терпимости.       Им наскоро справлялась со шлемом, поправила волосы, чувствуя, как десятки глаз сверлят ей спину. Это было неловко, но… почему-то приятно. Часть её даже хотела оглянуться, чтобы посмотреть на их выражения, но Лиён стоически держалась. В конце концов, не дарить же ей воздушные поцелуи прохожим на прощание?       Слегка поморщилась от жёсткости сиденья, но руки за спину класть не спешила. Хан вновь обернулся, поглядев потемневшими глазами, в которых читалась смесь насмешки и терпения.       — Я, конечно, могу вести одной рукой, второй удерживая тебя за голень, пока ты тянешься вдоль проезжей части, но это может плохо закончиться.       Она закатила глаза, поддаваясь на его провокацию, и всё-таки обхватила его талию.       — Надеюсь, что если ты нас угробишь, твоя всадническая душа будет страдать, — пробормотала она, улыбаясь в район чужих лопаток.       — Если угроблю, то ты будешь первой, кого я потащу за собой, — уведомил Соджун, на сей раз диалога совершенно беззастенчиво. Он сморщил нос, снова вытаскивая свои мысли из ускользающих образов. Неловкость, на удивление, не исчезала полностью, но она как-то принял её, словно неизбежную часть сегодняшнего дня.       Мотоцикл взревел. Лиён почувствовала, как вибрация отдаётся в груди, а затем — рывок, и они вырвались вперёд. Позади остались возмущённые вскрики, которые теперь, казалось, наперебой пытались составить теорию происходящего.       — Вы видели её лицо? — голос Суа был полон шока и лёгкого восторга. Кан цыкнула наигранно. — Она даже не смутилась!       Тем временем Лиён крепче сжала руки, чувствуя, как ветер хлестал её по лицу, вырывая пряди из-под шлема. Она смотрела в спину Соджуну, и от этих случайных прикосновений её мыслей невольно тянуло к тому, как странно он сочетался с её жизнью: был чем-то чуждым, но уже привычным.       Соджун в это время сдерживал улыбку. Он чувствовал, как её пальцы медленно, но неотвратимо сжимались крепче. Что-то в этом действии его из раза в раз забавляло.       — Держись крепче, а то потом скажешь, что я виноват.       — Ты и будешь виноват, — прикрикнула в ответ она, но теперь её голос звучал немного тише.       Ветер, солнце, и шум улиц смешались в один поток, который тянул их вперёд — туда, где в тени мастерской всё это казалось бы только их собственным маленьким миром.

***

      Мастерская встретила их ароматом глины и тонкой пылью, поднимающейся в воздух от малейшего движения. Пространство, залитое мягким светом солнца, выглядело почти живописно: длинные деревянные столы, покрытые случайными мазками краски, резцы, выстроенные в идеальном порядке, и глиняные фигуры, некоторые завершённые, а другие замерзшие в моменте, словно их авторы боялись лишнего штриха. Свет, проникающий сквозь высокие окна, золотил стены, делая их шероховатую фактуру ещё более осязаемой.       Лиён замерла в дверях, её пальцы крепче сжали рюкзак. У стены, на одном из столов, сидел Чхве Чан. Его тёмные глаза, слегка прищуренные, встретились с её взглядом, и в них мелькнула лёгкая усмешка — спокойная, уверенная, почти издевательская. Он выглядел так, будто только что сошёл со страницы журнала: чёрный свитер обтягивал его плечи, рукава были закатаны, обнажая сильные предплечья, а волосы небрежно зачесаны назад. Внешность Чана всегда контрастировала с суровым пространством мастерской: он был из тех людей, кто легко смотрелся бы в дорогом ресторане или на модной выставке, но от этого не менее органично выглядел среди глины и резцов.       Лиён застыла, её лицо стало жёстким, губы едва заметно сжались.       — Ты что здесь делаешь? — её голос прозвучал отрывисто, почти безэмоционально, но напряжение сквозило в каждом слове.       Чан, как ни в чём не бывало, потянулся за стоящим рядом инструментом, словно не услышал её слов.       — Работаю, как ты можешь заметить.       Им вздохнула, раздражённо потянув ремешок своего рюкзака.       — Я думала, сегодня никто не должен был приходить.       — Разве ты теперь отвечаешь за расписание?       Чан не спешил убирать насмешливую улыбку. Он чуть повернулся, удобно облокотившись на стол, и кивнул в сторону инструментов.       — Не бойся, котёнок, — его голос был глубоким, мягким, но от этого только больше раздражал. От того, с какой подчёркнутой снисходительностью говорил Чхве Чан, к глотке подкатывала тошнота. — Я скоро закончу. Не надо убегать с поджатым хвостом. Соджун стоял чуть позади, внимательно наблюдая за ними. Слова Чана пробили в нём брешь — он не знал, что за человек перед ним, но его тон, его отношение к Лиён вызывали раздражение, которое Хан не успел толком обмозговать.       — Не называй меня так, Чан, — холодно ответила Лиён, нахмурив брови. Её руки сжались в кулаки, но она быстро разжала их. Боялась выдать свои эмоции.       Чан развёл руками, будто извиняясь. И пропел с очевидным удовольствием:       — Хорошо-хорошо, без «котёнка».       Лиён отвернулась, быстрым движением доставая инструменты из своего рюкзака. Её плечи были напряжены, но она молчала. Не ответила. Вместо этого она направилась к одному из рабочих столов, стараясь игнорировать его присутствие.       — Садись, — коротко бросила она Соджуну, не глядя на него, и кивнула в сторону старого кресла у окна.       Он подчинился, чувствуя странную неловкость. Свет падал на его лицо, выделяя острые скулы и тёплый оттенок кожи, а Лиён уже сосредоточенно вынимала кусок глины, ставя его на круглый стол. Её движения стали точными, быстрыми, будто она заглушала в себе внутреннее напряжение работой.       Соджун смотрел на неё. На то, как её тонкие пальцы сжимали коричневую глину, оставляя на ней лёгкие отпечатки, как волосы спадали на лицо, но она даже не пыталась их убрать. Она выглядела почти… хрупкой в этот момент. И в то же время сильной.       Чан, который не спешил уходить, подошёл ближе, встал у края её рабочего стола, скрестив руки.       — Нашла натурщика, наконец, — произнёс он, кивая на Соджуна. С насмешкой закатил глаза, мол, ты же это не серьёзно! — Это твой парень?       Соджун напрягся. Взгляд резко метнулся к Чану, потом повторно к Лиён. Он ждал её ответа, но она не подняла глаз. Хан и сам не заметил, как с силой сжал подлокотники.       — А это не твоё дело, — отрезала она спокойно, хотя пальцы на мгновение замерли, прежде чем снова погрузиться в работу.       Чан, казалось, был доволен её реакцией. Мужчина уселся на соседний стол, поставив локти на колени и изучая их с ленивым интересом.       Мастерская окутала их привычной тишиной, нарушаемой только мягкими звуками глины, ложащейся под пальцы, и отдалённым шумом ветра за окнами. Лиён сосредоточенно работала над черновым наброском, взгляд её был строг, а губы плотно сжаты. Соджун сидел напротив, стараясь сохранять неподвижность, как она велела, но присутствие сверх меры наседающего Чхве не позволяло ему расслабиться. Чан, как тень, всё ещё стоял у стены, наблюдая за ними с выверенной цепкостью ювелира.       — И что ты лепишь? — с почти искренним любопытством протянул тот, наклоняясь чуть ближе.       Лиён, не удостоив его взгляда, коротко бросила:       — Отвали.       — Как же грубо, — протянул он насуплено, чуть приподнимая бровь. — Раньше ты была любезнее. А ещё разборчивее.       И такой подчёркнутый, намекающий взгляд в сторону Хана. Соджун качнул головой, не оставшись под впечатлением от столь дешёвого выпада. Им резко повернулась к Чхве, в глазах вспыхнуло раздражение.       — Хочешь что-то сказать? Скажи и уходи.       Чан улыбнулся, шагнул ближе, наверняка проверяя её терпение. Торжествуя. Радуясь тому, что вывел на реакцию.       — Я просто пытаюсь понять, кто этот… парень, — он сделал паузу, взгляд его лениво скользнул по Соджуну. — Что вас связывает?       Лиён гневливо сдула со лба прядь чёлки, но промолчала, сжимая резец так, что побелели костяшки пальцев.       — Ладно, — не унимался Чан, усмехнувшись. — Ты всегда любила странных. Знаешь, по типу той лесбиянки из клуба, которая…       — Хватит, — голос Соджуна прозвучал неожиданно твёрдо. Он встал с насиженного места и чуть подался вперёд. Со стойкой невозмутимостью уставился прямо в участливо-сусальное лицо Чхвае. — Если ты остался здесь не для того, чтобы закончить работу, а чтобы портить ей настроение, тебе лучше уйти.       Чан слегка приподнял бровь, явно удивлённый его вмешательством.       — Ого, как грозно. Хочешь диктовать мне, что делать, школьник?       — Думаю, ты и сам понимаешь, что ведёшь себя как идиот, — хладнокровно отметил Соджун, выдержав взгляд исподлобья. Скривился уголками губ.       Лиён бросила короткий ошарашенный взгляд на него, чуть прищурившись, но ничего не сказала. Чан, тем временем, усмехнулся шире, как будто этот вызов его только развлёк.       — Ты забавный, — вдруг заключил Чхве, повернувшись снова к Лиён и переводя указательным пальцем с одного на другую. — Тебе с ним весело, да?       Она не успела ответить. Чан протянул руку, как будто хотел коснуться её плеча, но Лиён резко отстранилась. Пальцы соскользнули с глины.       — Не трогай меня, — тихо, но твёрдо прошипела та. — Я уже тебя, блять, просила!       — А если я трону? — насмешливо бросил он, но не успел предпринять ровным счетом ничего. — Брось, я ведь никогда не сделаю тебе больно.       Соджун не понял, что сделал: однако подошёл к Чану быстро, с напряжением вдоль плеч, а в глазах полыхнул гнев.       — Ты плохо слышал? Она сказала — не трогай её.       Чан ахнул с драматичным удивлением, но не двинулся с места.       — Ты что, будешь меня останавливать?       — Да, — спокойно ответил Соджун. Склонил голову к плечу, прицениваясь ко внешнему виду Чхве. Забавное наблюдение: Чан, несмотря на всю браваду собственного самолюбия, оказался на порядок ниже Хана. — Если придётся.       Их взгляды столкнулись, и в воздухе с почти осязаемым свистом повисло напряжение. Чан, наконец, усмехнулся, отступив на шаг, как будто признавая поражение, но не без лукавой издёвки на смуглом лице.       — Ладно, герой. Не буду мешать красоваться.       Он снова посмотрел на Лиён, в голосе появились едва уловимые нотки сожаления:       — Если тебе что-то нужно, ты знаешь, где меня найти. К слову… пока вас не было, я немного просмотрел, что у тебя тут лежит.       Лиён замерла, пальцы в мгновение ока стиснули резец так, что его кончик угрожающе треснул. Запястья зашлись дрожью. Ярость содрогнула девичий голос.       — Ты копался в моих вещах?       Чан пожал плечами, демонстративно невинно.       — Лишь немного пролистал. Знаешь, любопытство.       — Нет, Чхве. Ты копался в моих вещах. Как дешёвая ищейка. И что ты там увидел? — Лиён, напротив, замерла, но в её позе читалось едва сдерживаемое возмущение. — Так, для оправдания. В конце концов, от этого зависит, насколько сильно я буду прикладывать твоё лицо о станок.       Чан посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на Соджуна, который, не понимая всей ситуации, сжал челюсти.       — Много новых эскизов на твоей полке, — начал он медленно, с притворным безразличием. — Особенно мужского лица. И теперь я понимаю, чьё это лицо.       Лиён резко поднялась, со скрипом отбрасывая стул. Гневливо ударила ладонями по глади рабочего стола.       — Ты не имел права!       — Какая трогательная вовлечённость, — проигнорировал мужчина, обращаясь к Им, но смотря на Соджуна. — Но, знаешь, увидев его здесь, всё как-то встаёт на свои места. Ты всегда была обворожительно влюбчивой.       Лиён шагнула к нему, резко выбрасывая руку вперёд, чтобы оттолкнуть его от стены, куда он встал, намеренно блокируя выход. В глазах Им, против её на то понимания, загорались жгучие слёзы обиды.       — Хватит. Пошёл вон.       Но Чан не двинулся, он стоял, как вбитый гвоздь, только его взгляд становился всё более язвительным.       — Почему ты так сердишься? Боишься, что он поймёт, что для тебя значит? Удивительно, как ты держишь себя в руках. Раньше ты была горячее.       Лиён думала о Чхве Чане с тем горьковатым привкусом, который оставляют слишком сладкие плоды. Он был человеком, рядом с которым невозможно было почувствовать себя потерянной — он знал наперёд все твои слабости и с безупречной точностью заполнял их своими словами, поступками, улыбками. В нём чувствовалась та настойчивая заботливость, за которой легко терялись собственные желания. Это не опекало, это направляло — так, как выгодно было ему. С ним казалось, будто он всегда на два шага впереди, даже если он любезно позволял идти рядом. Она помнила, как ловила себя на мысли, что почти перестала принимать решения сама. Он всегда знал лучше, предлагал, советовал, и ей даже казалось, что так легче. До тех пор, пока не стало понятно: за этой любезной уступчивостью скрывалось нечто большее. Это не была равноправная прогулка рука об руку. Чан всегда шёл впереди, заранее видя каждый шаг, позволяя Им думать, что она свободна. И теперь, вспоминая эти моменты, Лиён чувствовала едва ли не физическое раздражение. В его манерах было что-то настолько безупречное, что это выглядело искусственным, лишённым подлинной теплоты. Каждое «забочусь о тебе» теперь звучало в её голове как тихое «делаю это ради себя». Она не знала, был ли он монстром или просто человеком, которому слишком нравилось чувствовать власть, но одно было ясно: она не могла позволить себе снова стать той, кто слепо верит в чужое благородство. Потому что жизнь без него, даже со всей её хаотичностью, ощущалась настоящей. И ей хотелось верить, что настоящего теперь будет больше.       А Соджун никогда не был похож на тех, кто строит из себя рыцарей. Он просто такой по своей натуре. Если он и брался за меч, то явно не ради блеска, а из какого-то личного, скрытого каприза. Но почему? Почему его голос так резко, так неожиданно прорезал всё то, что Чан строил своими гладкими словами? Почему именно Соджун — со своей лисьей усмешкой, со своим вызывающим взглядом, от которого хотелось спрятаться, но только потому, что в нём слишком хорошо читалась правда?       Соджун, который всё это время внимательно следил за происходящим, наконец встал впереди, перегораживая Им всякий вид на довольную собой физиономию Чхве. В его движении чувствовалась угроза. Мягко, но твёрдо взял Лиён за локоть, слегка отодвинув её за свою спину. И посмотрел искоса, будто проверяя, может ли она удержаться на ногах, если он отойдёт. И как ей вдруг захотелось доказать, что может.       — Скажи, Чан, у тебя есть какое-то хобби помимо того, чтобы докапываться до людей? — его голос прозвучал картинно спокойно, но в нём ощущалось непомерное раздражение. — Может, стоило бы найти?       Чан усмехнулся, обводя взглядом их обоих, примеряясь, насколько далеко может зайти.       — Хобби? Ты прав, наверное, пора найти что-то новое. Но, знаешь, это действительно интересно — видеть, как мой маленький неловкий цветочек влюбляется.       Соджун сделал шаг ближе, и Чан автоматически подался назад, хотя всё ещё держал на лице маску самодовольства.       — Ты ведь уже сказал всё, что хотел, — в голосе звенела угроза. — Так что, может, оставишь нас и займёшься этим своим новым хобби? В клубе анонимных махровых абъюзеров наверняка найдётся местечко.       Соджун кивнул показательно в сторону выхода. Чан на мгновение замер, его улыбка чуть дрогнула, но он быстро вернул себе привычное выражение.       — Хорошо, — протянул он, вскинув руки в жесте капитуляции. — Ухожу. Но, знаешь, — он обернулся на пороге, бросив взгляд на Лиён, — ты раньше не пряталась за чужие спины.       Им осталась неподвижной, стиснув пальцы на краю рабочего передника так, что ткань натянулась. Но прежде чем она успела что-то сказать, Соджун отступил назад, окончательно отсекая Чана от её пространства, и прошипел в лицо:       — Ну, не удивительно. Исходя из того, что я увидел, просто не за кем было.       В голосе Хана не было ярко выраженной злости— только спокойное, убийственно острое презрение. Его взгляд холодил бескомпромиссностью, словно он только что оценил Чхве и вынес неутешительный приговор.       Чан резко обернулся, но на мгновение замер, явно не ожидая такого ответа. Улыбка угасла, хотя он попытался скрыть растущее раздражение за натянутым благородным равнодушием. Он ушёл, оставив за собой едва слышный скрип двери.       — Ты в порядке?       Им кивнула. Плечи дрогнули.       — Да.       — Это «да» звучит как «нет».       Лиён не ответила, лишь снова склонилась к глине, стиснув резец. Соджун стоял ещё несколько секунд, прежде чем снова сесть, позволяя ей продолжить.       — Спасибо, — вдруг тихо сказала Им, не поднимая глаз. Выдохнула, прежде чем размять запястья.       — Всегда, — просто отозвался Хан.       Тишина вернулась в мастерскую. Лиён сосредоточилась на работе, а Соджун остался неподвижным, осознавая, что только что для него что-то изменилось. Он хотел было спросить про Чана, про их прошлое, но что-то в её тоне дало понять: сейчас не время.       — Продолжай сидеть, ты мне нужен для пропорций.       Им вновь принялась лепить, уже без прежней тяжести в движениях. Её пальцы двигались быстрее, создавая грубые формы, из которых медленно вырисовывался образ. Тяжелое пульсирующее эхо в ушах Соджуна снова и снова повторяло: «Маленький неловкий цветочек влюбляется». Что за высокомерная ерунда? Непроизвольно он стиснул челюсть, чувствуя, как ярость скользит по венам жгучей магмой. Казалось, Чан не просто пытался уязвить Лиён — он нарочно выбирал слова, чтобы оставить болезненный след. Хан вспомнил, как Им стиснула передник, как её плечи едва заметно дрогнули, когда Чхве сказал это. Не сломалась, но он видел, что это её задело. Этот «маленький цветочек» — разве она когда-нибудь была такой? Лиён, которую он знал, могла быть замкнутой, саркастичной, иногда даже колючей. Однако вопреки всему, она не огрызнулась, не отвергла слова Чана вслух, как сделала бы в иной ситуации. Просто молчала. Это молчание почему-то резануло больше, чем если бы она закатила глаза и ввязалась в драку.       Лиён — цветочек? Когда это она была хоть чем-то близким к хрупкости? Её ирония была как стилет, её упрямство — как стена, в которую он не раз врезался. Она всегда была для него силой, пусть иногда и твердолобой, однако неукротимой.       Но сегодня он впервые увидел её иначе. Сегодня он понял, о чём говорил Чан.

***

      В тряском автобусе пахло выветрившимся бензином и дешёвой синтетикой сидений. Лиён, прижавшись к прохладному стеклу, смотрела, как огни города бегут мимо, отражаясь на её лице. Соджун рядом сидел в своей привычной небрежной позе, вытянув длинные ноги под соседнее кресло и мрачно рассматривая свои руки.       — Не могу поверить, что ты оставил мотоцикл, — её голос прозвучал как смешок, но с тенью лёгкого недоумения.       — Я не мазохист, чтобы платить штраф за то, что его угнали, — отозвался он сухо. — Тебя бы это разве устроило?       — Устроило бы, — кивнула она, не отрывая взгляда от окна. — Меньше бы пыли в лицо летело.       Он фыркнул, и разговор затих, но от этого молчания не было неловкости. Оно напоминало межсезонье: перемирие, пока каждый варится в своих мыслях.       Они сошли на остановке возле больницы, и прохладный ночной воздух ударил в лицо, стирая усталость. Внутри пахло антисептиком и бумагами, стены освещали приглушённые лампы. В больнице их встретил светлый, почти стерильный интерьер, и госпожа Хан — миниатюрная, но всё такая же сдержанная и собранная. И выглядела она куда бодрее, чем предполагала Им.       — Мама, как ты? — Соджун с лёгким напряжением приблизился к ней, поправляя рюкзак на плече.       — Как после отпуска, — ответила она, чуть улыбнувшись порозовевшим лицом. — Ты ведь не зря привёз компанию?       — Да, мы с Лиён как раз из мастерской, — отозвался он, бросив на Лиён почти незаметный сконфуженный взгляд, от которого у той дрогнули губы.       Госпожа Хан, уже одетая и собранная, поправила сумку на плече. Её движения были уверенными, но слегка замедленными, как у человека, который только начинает привыкать к свободе после долгого времени в ограниченном пространстве.       — Здравствуйте, госпожа Хан, — коротко кивнула Им, скрестив руки на груди. — Возвращаю вашего золотого сына в целости и сохранности.       — Золотого? — женщина улыбнулась, в сомнении чуть приподняв бровь. — Соджун, ты что, стал пай-мальчиком за спиной у матери?       — Это всё слухи, — отмахнулся Хан, закатывая глаза, но от её взгляда не ускользнуло, как он поправил воротник, будто почувствовав себя неуютно.       — Как у тебя дела, Лиён? — неожиданно обратилась госпожа Хан, чувствуя её замешательство. Мягко, почти обволакивающе, и это в очередной раз удивило Им.       — Хорошо, спасибо, — коротко ответила она, пожимая плечами. — Работаю над скульптурой.       — И как же Соджун помогает? Не слишком раздражает? — усмехнулась Михян, переводя взгляд на сына.       — Раздражает? Никогда, — отозвалась Лиён с легкой иронией. — Он просто находка: сидит, смотрит в стену, и никаких претензий.       Соджун кашлянул, пытаясь скрыть смешок, а его мать взглянула на него с лёгким укором, но ничего не сказала.       — Ты, главное, не давай ему слишком много свободы, — шутливо добавила она. — А то привыкнет и совсем обленится.       — Запомню, — коротко ответила Лиён, чувствуя, как уголки губ невольно поднимаются в лёгкой улыбке.       Госпожа Хан кивнула, удовлетворённая этим обменом, и снова обратилась к сыну:       — Мне нужно кое-куда заехать. По пути домой. Составите компанию? Готовы сопровождать меня в новую жизнь?       — Мы готовы, — отозвался Соджун с лёгкой улыбкой, помогая матери взять небольшой пакет с документами и лекарствами.       — Наконец-то, — Лиён поправила свою куртку, осматривая коридор больницы. — А то у меня уже аллергия на этот запах антисептика.       Михян понимающе закивала.       — Тогда идём, пока ты не задохнулась, — картинно испуганно предложил Соджун и направился к выходу, ловко маневрируя в узком коридоре.       Они вышли в прохладный вечер, здания впитывали в себя свет уличных фонарей. Волнение города за пределами больницы выглядело далеким и нереальным. Однако, как ни странно, конечной точкой их путешествия оказался не дом, а хорошо знакомое Лиён место. Материнское детище. И наверняка самая любимая дитятка из всех.       Клятый салон красоты для людей с высокой стрессоустойчивостью и отсутствием вкуса. Лиён поморщилась от резкого запаха, едва они вошли внутрь. Он всё так же встречал гостей запахом навязчивых духов, перемешанных с шампунями, лаками и нотками какого-то неопознанного химического оптимизма. Идеальная локация для людей, которые искренне верят, что счастье начинается с нового оттенка блонда. Аромат свечей особенно отчётливо ударил по обонянию.       — О, добро пожаловать! — провозгласила Хёнсук, высовываясь из-за стеллажа с красками для волос. — Михян! Ах, как я рада!       Лиён прищурилась, как кот, которого принесли на вакцинацию. Она перевела взгляд на полки, заставленные банками, и пол, услужливо усыпанный коробками и какими-то пластиковыми контейнерами.       — Это что, свечи? — саркастично протянула Им, переминаясь на пороге и осматривая заставленные полки и пол около гостевого дивана. — Неужели добро из нашего дома уже перекочевало сюда?       — Папаша твой увлёкся, что тут поделаешь, — проворчала Хёнсук, но быстро переключилась на гостей. — Михян, выглядишь замечательно!       — Спасибо, — тепло улыбнулась Хан. — После диализа стало легче, и врачи говорят, что я иду на поправку.       — Это заметно! — Хёнсук хлопнула в ладони, глядя на неё с неподдельным восторгом. — Просто расцвела.       Соджун, тем временем, бродил по помещению, будто археолог в музее древностей. Его взгляд остановился на стеллаже с самодельными свечами. Он поднял одну из них, рассматривая её, словно это была не восковая поделка, а предмет искусства.       — Самодельные? — спросил он шёпотом, чуть наклоняя голову, чтобы уловить слабый аромат, пробивающийся сквозь общий дух парфюмерного изобилия.       — Не трогай! — раздалось тревожное.       Лиён, нахмурившись, быстро шагнула к нему, решив предотвратить катастрофу. Её пальцы с неожиданной точностью обхватили его запястье, заставив замереть на месте.       — Они наверняка ещё влажные! — с нажимом произнесла она, глядя на свечу, как на потенциального виновника крупного скандала. — Боже, дом восковых фигур…       Хан замер, слегка нахмурив брови. В этом порыве её движения было что-то странное — непривычное отсутствие резкости, которое он даже не мог сразу определить. Скорее, странное, почти заботливое предупреждение.       Он перевёл взгляд на её лицо, его тёмно-карие глаза встретились с её чуть упрямым взглядом. Он задержал его чуть дольше, чем следовало, и хмыкнул:       — Забота, как я вижу, превыше всего.       Лиён тут же отпустила его руку как ошпаренная. Демонстративно отступив на шаг, она скрестила руки на груди, всем видом показывая, что это вовсе не было ни заботой, ни чем-то близким к ней.       — Забота? — переспросила она с лёгким прищуром. — Почему-то мне кажется, что половина из них слеплена из старого парафина. Запах соответствующий.       Соджун не удержался от лёгкой усмешки, наблюдая за тем, как она поспешно отворачивается и делает вид, что больше её ничего не волнует. Он поставил свечу обратно на полку с тем же педантизмом, с каким её взял, и тихо, почти неуловимо, произнёс:       — Это же его ещё не вдыхали всей грудью.       И заглянул ей в лицо с едва заметной искоркой задора.       — О, замечательная идея, Хан Соджун! Тогда давай подышим вместе, — парировала Лиён, поднимая одну бровь. — На счёт три?       Её глаза, каре-зелёные, с разбавленным золотом бликов, сверкнули с таким самодовольным вызовом, что Соджун едва не рассмеялся.       Он хотел бы ответить — что-то остроумное, достойное её язвительного тона, — но вместо этого вдруг понял, что просто… смотрит. На изгиб её бровей, поднятых в насмешливом ожидании, на солнечное пятно света, притаившееся на щеке, на её губы, которые как будто так и звали продолжить их словесный бой.       И вдруг вся эта её привычная острота — на грани фехтовального выпада — казалась не отталкивающей, а чертовски притягательной.       — Ты забыла посчитать, — только и сказал он, чуть хрипло, отчаянно стараясь не выдать себя.       Лиён фыркнула, отводя взгляд, и едва заметный румянец коснулся её скул.       — Потому что это был сарказм, — пояснила она, глядя куда-то в сторону.       — А-а, — протянул Соджун с видом величайшего озарения. — То есть я уже проиграл?       — Разумеется, — бросила она через плечо, упрямо направляясь вглубь салона.       Хан вздрогнул, стоило владелице салона разразиться шокированным оханьем. Хёнсук взглянула на Соджуна повнимательнее, и её глаза распахнулись.       — Это ваш сын? — Она обратилась к Михян. — Боже мой, какой красавчик!       — Мой, — подтвердила Михян с гордостью.       — Красавчик. Писаная красота.       Хёнсук с обожанием ценителя покачала головой, после — оглядела Лиён, только сейчас задавшись логичным вопросом, и всплеснула руками:       — И что мой бездельник забыл с вами?       От ушей семьи Хан не скрылось, как интонация Хон Хёнсук изменилась на откровенно пренебрежительную. Лиён не удостоила её ответом, но бросила на Соджуна быстрый взгляд, стыдливо проверяя, как он воспримет материнские слова.       Тем временем из дальнего угла донёсся знакомый голос:       — Ой, простите…       Джугён, пытаясь скрыться за ширмой, поскользнулась и упала, нелепо раскинув руки. На её лице красовалась глиняная маска, и это зрелище было настолько неожиданным, что Соджун разразился смехом.       — Я… Я просто проверяла пол на устойчивость! — зашлась оправданиями она, ползая на четвереньках.       — Джугён, ты в порядке? — лениво спросила Лиён, поднимая её за локоть, но Джугён только отчаянно зажмурилась, чтобы спрятать лицо.       — Ах, ещё одна умница нарисовалась, — насмешливо добавила Хёнсук. — Ты хотя бы маску дома делай, чем пугать клиентов!       Соджун продолжал смеяться, наблюдая, как Лиён, всё с той же невозмутимостью подталкивает Джугён в сторону двери.       — Валяй домой, — прикрикнула Хёнсук. — И не забывай о уроках! И за что мне это на мою голову…       Хёнсук усадила Михян на диван в углу, предложив чай. Лиён тем временем возилась с зардевшейся от стыда Джугён, явно не желая участвовать в беседе. И даже близко не намеревалась греть уши, заранее предполагая, какими прелестными помоями мать умоет её имя. Однако, вот незадача — в крохотном помещении, где даже подсобка была скорее вынужденной необходимостью, не слышать госпожу Хон было невозможно. Им сжала зубы, не желая выдать свою усталость от этого типичного спектакля, который она знала наизусть. И, конечно, не прогадала.       — Ты действительно выглядишь гораздо лучше, — заметила Хёнсук, наливая кипяток в тонкие фарфоровые чашки.       — Это всё благодаря сыну, — улыбнулась Михян с гордостью.       — Сын у тебя, конечно, мечта, — хитро подметила Хёнсук с нескрываемым интересом, поворачивая чайник в руках, будто подыскивала не только чай, но и слова, чтобы хорошенько «приправить» разговор. — Не то что мои бездари.       Михян улыбнулась натянуто, а Лиён бросила через плечо:       — О, мам, ты так любезна. Не торопись, тебе некуда спешить.       — Нечего подслушивать взрослые разговоры, непутёвая, — произнесла она с преднамеренной мягкостью, которая всё равно не скрывала её беспокойного раздражения. — Лучше помоги своей сестре, пока эта дрянь не приросла к её лицу.       Старшая Им до боли закусила щеку. Промолчала. Непутёвая, бездарь, бездельник. У неё не было сил оправдываться перед этим вулканом слов, который не признавал преграды.       За ширмой, у которой Джугён пыталась скрыться от мира, было тесно и жарко. Старый диван с облезлой обивкой, сломанная торшерная лампа, покрытая пылью, и запахи: сладковатый лавандовый от свечей, глиняный от её собственной маски, и какой-то необъяснимый, вроде бы родной, но одновременно чужой. Младшая Им зажмурила глаза, будто это могло уберечь её от неловкости. Трещины на подсохшей глине шершаво тянули кожу, шепча о том, как нелепо она сейчас выглядит.       — Джугён, ты в порядке? — сухо спросила Лиён, усаживая зажмурившуюся сестру на софу. Последняя отрицательно мотнула головой.       — Глиняная маска, — пробормотала она, отводя взгляд. Лицо успело порядком окаменеть.       Соджун рассмеялся первым, заразительно и громко, от чего Джугён сжалась ещё сильнее и попыталась спрятаться за Лиён.       — Выглядишь… как жертва собственной красоты, — раздался голос Соджуна. Он стоял по другую сторону софы, но его тень на ткани выдавала движение смартфона.       Тишину разрезал мягкий, но предательски весёлый щелчок камеры.       Джугён дёрнулась, словно её поймали за чем-то постыдным.       — Ты что, фотографируешь меня?! — прошипела она, не поднимая головы.       — А как же. На память, — спокойно ответил он, голос дрожал от смеха.       Соджун, сидя на стуле напротив, продолжал щёлкать снимки, легко и лениво. В объективе Джугён выглядела комично и трогательно одновременно: её закрытое ладонями лицо, лёгкий румянец, проступающий сквозь трещины маски, и этот отчаянный жест сжаться в комок, как ребёнок, которого застали врасплох.       Он опустил камеру, прищурился, словно запоминая её такой, живой, в своей нелепости. В неловкости младшей Им было что-то обескураживающе тёплое. Как смотреть на детский рисунок, нарисованный криво, но с такой любовью, что хочется его сохранить навсегда.       — Если ты ещё раз нажмёшь на эту кнопку, я… я закопаю тебя в отцовских свечах! — снова выкрикнула Джугён, её голос задрожал.       Её неловкость, так смешно сочетающаяся с внутренним желанием просто провалиться сквозь землю, вызывала у него странное тепло. Растерянный взгляд, крупные глаза, отчаянно старающиеся спрятаться за ладонями, и эти трещины на глиняной маске — всё это сделало её образ нелепым и удивительно трогательным.       Джугён внезапно вскочила, сбрасывая с себя плед, и, сделав шаг вперёд, чуть не запнулась о край ковра. Хан тут же встал, слегка наклонив голову, наблюдая за её попытками сохранить равновесие.       — Ты куда? — проговорила Лиён, ошарашенно отступая от взъерошенной сестры.       — Ухожу! Я больше не собираюсь это терпеть!       Но до двери она так и не дошла: её мать, предчувствуя побег, загородила путь.       — А ну-ка стой! — прикрикнула Хёнсук, впопыхах едва не обжигаясь. — Ты что, соседей пугать вздумала? Умойся для начала.       Джугён опустила плечи и поплелась в подсобку, бормоча себе под нос что-то о семейных тиранах. Соджун, всё ещё стоя в стороне, достал телефон, чтобы посмотреть сделанные снимки. Ему казалось, что он поймал не просто изображение, а момент какой-то простой, честной человеческой уязвимости. Лиён шагнула вперёд, пытаясь выхватить телефон, но Соджун легко уклонился.       — Удали, — сказала она тихо, но с таким напряжением, будто готова была броситься на него, если он не послушается.       Хан молча листал фотографии, и уголки его губ тронула легкая, почти неуловимая улыбка. Всё это было каким-то чудным, необъяснимо светлым хаосом. Её лицо, её жесты, её попытки спрятаться и защититься — всё это вызывало у него странное ощущение тепла, будто он смотрел на что-то настолько нежное и хрупкое, что хотелось разглядеть поближе, но боялся сломать.       Лиён почувствовала, как её сердце сжалось, а в глотке застряла тупая горечь осознания. Неудивительно, что Соджун может видеть в её младшей сестре что-то чудесное. В её наивности, в её неловкости, в этом невозможном и болезненном навыке быть заметной, быть услышанной и увиденной. Это было так… непринуждённо, так естественно — быть там, где все взгляды непроизвольно сходятся, где даже тень становится ярче, чем свет.       Им бы с радостью отвернулась, убежала бы, но не могла. Словно её собственная уязвимость, тщательно спрятанная за слоями иронии и холодного дистанцирования, вдруг оголилась, и Лиён почувствовала, как этот взгляд Соджуна на Джугён, этот свет, который он без труда ловил в её несмелости и наивных попытках быть понятой, выбивал у неё землю из-под ног. В этот момент она поняла: да, она всегда была на шаг впереди, но несмотря на это никогда не была видимой так, как была видима её сестра в глазах Соджуна.       Это было чувство, от которого хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе. Исчезнуть, потому что, несмотря на все усилия, несмотря на то, сколько времени она потратила за всю жизнь, чтобы стать кем-то значимым для партнёров, для родителей, для самой себя, — вот оно, настоящее: для того чтобы привлекать внимание, не нужно делать ничего. Весь секрет в том, чтобы просто быть.