ZEPAR

      Ночью поднялся ветер, сорвал с веток постиранную одежду и закатил в шатёр Юнги деревянную миску. От шума Юнги проснулся, ощутил возле себя копошение и оглянулся — Чимин вновь строит круг из одежды, но на этот раз для того, чтобы ребёнок не замёрз. Ветер окружил постового вихрем пыли, помчался между шатрами и потушил чашу с огнём возле кровати Тэхёна. Следом с сундука упала книга чернокнижников. Тэхён не проснулся, во сне воспринимая ветер как жар от горящей деревни, всем телом дёрнулся и глубоко вдохнул носом. Кошмар вонзил острые паучьи лапы ему в виски, прижал его голову к подушке и создал иллюзию, словно чернокнижники держат его возле гильотины. Ветер скинул с кровати одеяло, оно зацепило шкатулку, и украшения с шорохом скатились по сундуку на землю. Шуршание послышалось во сне разрывающим ушные перепонки криком Чимина. Тэхён наконец-то проснулся, вскочил на кровати, часто дышал и дрожащими пальцами одной руки убрал с вспотевшего лица влажные волосы. Другой — намертво вцепился в игрушечного зайца. Делая глубокие вдохи, он мечтал, чтобы сердце прекратило стучать часто и громко, словно оно — дикое животное, которое пытается проломить костяную клетку. Если кошмары не прекратятся, сердце точно найдёт брешь между рёбрами и выскочит наружу. Тэхёну захотелось, как маленькому ребёнку, взобраться на кровать к брату и уснуть. Только если раньше он охранял сон Чонгука, то теперь сам нуждается в страже сновидений. Или пусть Чонгук даст зелье от ночных кошмаров, иначе Тэхён начнёт боятся спать. К Юнги лезть под бок для ночлежки нельзя: его кровать оккупировали Чимин и ребёнок. Остаётся надеяться на Чонгука и его понимание. Тэхён может даже не взобраться спать к нему, а попросить его оставить свой запах на игрушке. Она, конечно, страшненькая, но Тэхён к ней с детства привязан, и сейчас она ему необходима для спокойствия. Глупо, наверное, в его возрасте иметь бесполезные вещи и верить в их чудодейственные свойства, однако он не против умереть с этой игрушкой в руках. Пусть его даже с ней похоронят или кремируют — спасибо скажет с того света.       Он вышел из шатра, и ветер в грудь толкнул его обратно. Сделав шаг назад, Тэхён устоял на ногах и внутренним чутьём догадался, что Чонгук охраняет свою территорию. Забота с его стороны похвальна, но любой человек волен распоряжаться своей жизнью самостоятельно. Вот и Тэхён настойчиво сделал шаг вперёд, чувствуя в воздухе холод опасности. Он босыми ногами медленно ступал по тёплой траве и всматривался в тёмную глубь леса, взглядом измерял высоту шатров и залитые лунным светом макушки деревьев. Тэхёну показались странными ночная тишина и ощущение неизбежной трагедии, за которой последует что-то великое и важное то ли для дела, то ли для целой истории. Сакральная жертва — именно так себя ощутил Тэхён, делая робкие шаги к шатру Чонгука. Магия колдуна гуляет ветром, но даже её мало для защиты другого колдуна. «Не удержишь меня», — мысленно обратился к Чонгуку Тэхён. Ему тревожно спать, поэтому он согласен один раз отдать себя в жертву, если это поможет избавиться от кошмаров.       Встав возле шатра, он всмотрелся в фигуру перед собой и крепче сжал в руках зайца, который впитал в своё тряпичное тело часть тревоги дрожащих пальцев. Тэхён сделал несколько неуверенных шагов вперёд, удаляясь от шатра Чонгука, и узнал в фигуре Соджуна. Ночь спрятала его от глаз постового между двумя шатрами, а он рад пить вино в одиночестве. Тэхён нарушил его планы и напугал светлой рубашкой в темноте и шевелением длинных чёрных волос на ней. Соджун вздрогнул, взглядом окинул белую тряпку и быстро признал в чертах лица новенького в отряде, про которого слышал много смешных отзывов.       — Вылез, как чёрт! Напугал, юродивый, — прошипел Соджун и поднёс кружку к губам. — Зачем выполз из своей норы?       — К Чимину иду, — Тэхён не отрывает от него взгляд, словно запоминая каждую деталь его тела и одежды. — Скоро ребёнка кормить, поэтому нужно за ним присмотреть, пока Чимин принесёт молоко.       Соджун широко улыбнулся, и в его глазах зажглось лукавство, на какое не способен даже Чимин. Тэхён принялся сминать игрушку, успокаивая нервы, и обострил органы чувств. Пахнет кровью, словно каждый шатёр — скотобойня, в которой мясники освежёвывают туши, и ветер разносит вонь по всему лесу, привлекая к отряду хищников. Тэхён потоптался на месте, продолжая смотреть на Соджуна с выжиданием.       — Где лошадь стоит, которую Чимин приволок из деревни чернокнижников? — Соджун вышел из тени и встал напротив Тэхёна.       — В его шатре, — тихо ответил Тэхён, цепким взглядом легко различая напротив себя в темноте карего глаза зрачок. — Не поднимай на неё руку. Этой ночью нельзя проливать кровь.       Соджун почесал небритый подбородок, подошёл к Тэхёну вплотную и с заинтересованностью посмотрел ему в глаза. В них он прочитал робость, неуверенность и сожаления, что показалось смешным, ведь Тэхён выставляет требования, а сам боится.       — А то, что? — Соджун набрался храбрости при виде опущенной головы Тэхёна. — Чимин не понимает, что ребёнок — тоже враг. Все это знают, даже Чонгук, но никто не решается перечить Чимину. Я решу эту проблему раз и навсегда.       — Этот ребёнок должен жить, — Тэхён поднял пустой взгляд, и в его тёмных глазах растворился свет луны, превращаясь в ещё большую тьму. — Не проливай кровь в эту ночь. Сейчас все черти только и ждут, когда земля кровью окропится, чтобы твёрдо на ней стоять.       Соджун похлопал его по плечу и напомнил, что с чертями Чонгук разберётся, а с ребёнком никто не хочет покончить. Прийти в шатёр и убить сына врага никто не осмелится, потому что Чимин кинется в бой, а Юнги встанет на его защиту, объясняя, что омежьи инстинкты требуют быть реализованными. Зачем с бешеным связываться? Чимин в обычной жизни дерётся насмерть, а инстинкты вовсе лишили его чувства самосохранения, поэтому ребёнка будет защищать, как верный страж своё божество. Соджун принял решение убить дойную кобылу, чтобы лишить ребёнка молока. Чимин должен будет понять, что до города ему быстро не примчаться, а ресурсы его выносливости тоже не вечные, да и загнанная лошадь сдохнет первой, не доехав до ближайшего населённого пункта, чтобы найти пищу для новорождённого.       — Иди, предупреди Чимина, стукач, — Соджун похлопал Тэхёна по плечу и пошёл к дальнему шатру.       Тэхён посмотрел ему в спину и удивился настойчивости человека. Доиграется же до смерти. Не зря Чонгук охраняет территорию — чует нутро колдуна блуждающую по окрестностям чёрную магию. А простой воин кровь решил пролить, когда колдуном велено спать и не шастать между шатрами. Тэхёну тоже не помешает закрыться в своём шатре и не высовывать нос до первых лучей рассвета, но страшно спать. Кошмары мучают, словно насланное проклятие, а их отголоски весь день преследуют тенью. Пусть уже черти убаюкают Тэхёна, раз им в Аду не сидится. Пусть они жрут кошмары и со снов сдувают царапающий небо крик Чимина. Если Соджуна не остановить, то необходимо хотя бы пользу выудить из его поступка. Значит, надо готовиться просить у Юнги новую ночную рубашку, потому что та, что сейчас на Тэхёне, порвётся. Он осмотрел себя, словно прощаясь с одеждой, и тихо подкрался к шатру Чонгука. Нехорошо врываться без спроса, тем более, на улице ночь, но запах на игрушке очень нужен.       Тэхён осторожно пробрался в шатёр и осмотрелся. Чонгук спит на животе, сунув руки под подушку, в чашах горит огонь, а запах благовоний мягкий, ненавязчивый и немного сладкий. Он расположил Тэхёна к дружественной атмосфере и навеял мысль, что не обязательно будить Чонгука. Можно подсунуть ему игрушку под руку, выждать немного времени и забрать. Тэхён тихо подошёл к кровати и присел. Чонгук одет только в штаны с оторванными на уровне колен штанинами, а волосы собраны в хвост на затылке. Широкая спина невольно приковывает к себе взгляд, и Тэхён то рассматривает тени на ней, то в полутьме всматривается в черты мирно спящего лица. Желание поцеловать плечо с трепетом поднялось к груди и замерло, ожидая, когда его выпустят наружу, но Тэхён лишь немного улыбнулся и всё же не смог обойтись одними любованиями. Он упёрся лбом в плечо Чонгука, затем прильнул к нему щекой и расплылся в довольной улыбке от ощущения контакта кожа к коже.       Чонгук открыл глаза и посмотрел на Тэхёна — удовольствие, как у сытого кота. Кажется, даже свет огней на его лице пританцовывает с особой игривостью.       — Что-то случилось? — Чонгук не посмел его прогнать, считая, что грубости не пойдут на пользу общению.       Тэхён потёрся носом о плечо, вдыхая запах Чонгука и сдерживая порыв укусить, чтобы проглотить лёгкий аромат табака. Это не тот табак, который курят деды в тавернах или которым забивают трубки моряки. Возле них находиться невозможно даже курящему человеку, а тошнит от одного вида дешёвой травы. Запах Чонгука не имеет ничего общего с этой вонью. Он душистый. Так пахнет травяное лекарство: едва заметно сладкое, с лёгкой горчинкой, вихрями свежести и нотками древесины. Так пахнет исцеление, неординарность и сама природа магии. Тэхён хочет пахнуть Чонгуком, а не грязью после дождя. Он хочет окружить себя вещами Чонгука, чтобы каждая мелочь вокруг напоминала о нём, и он, Тэхён, тоже стремится стать частью этого запаха.       — Мне приснился кошмар, — Тэхён вновь упёрся лбом в плечо. — Я пришёл тебя просить подержать игрушку, чтобы она тобой пахла. Я себя чувствую в безопасности, когда рядом твой запах.       Он двумя руками поднял к своему лицу зайца и попросил не кривиться. У каждого свои амулеты, и подавляющее большинство из них выглядит как мусор. Чонгук приподнялся на локте и мотнул головой, убеждаясь, что ему не снится сон. Он не сообразил, что его больше поразило — древняя игрушка или безобидная просьба Тэхёна. Пахнет кровью, поэтому Чонгук ждал в гости смерть или известие, что в отряде кого-то убили. Он даже очень расстроился, когда унюхал в шатре Тэхёна. Чонгук всерьёз подумал, что тот пришёл его убивать, и ждал попытку убийства. Вместо смерти ему принесли безобразную игрушку и просят подержать её в руках, чтобы запах табака отгонял кошмары, как благовония отпугивают комаров. Тем временем кровью всё ещё пахнет.       — Откуда у тебя этот заяц? — Чонгук взял игрушку в руку и посмотрел на её потёртый, как жернова мельницы, вид.       В душе кувшинкой распустилась тоска по прошлому, которое отразилось в пришитых вместо глаз деревянных пуговицах игрушки. Детство Чонгука — самая ужасная часть его жизни, но время, проведённое с Тэхёном, оставило на душевных царапинах лекарство, которое долгие годы не позволяло им перерасти в раны, несовместимые с жизнью. В детстве Чонгук к Тэхёну бежал со всех ног, отказывался есть и поздно ложился спать, лишь бы не терять ни минуты общения. А Тэхён бросал все дела, тренировки и обучение, и посвящал весь день брату. Спустя годы они поменялись местами, только потребности стали взрослыми: напиться вина, поесть, полечить. Чонгук никогда не прогонял Тэхёна. Смешно становилось, когда человек под два метра ростом и с широкими плечами старался танцевать изящно и при этом аккуратно. Он пытался выглядеть маленьким и хрупким, когда лез к Юнги на кровать, чтобы спрятаться от всего мира и пожаловаться. Пьяный или трезвый, в позе креветки на кровати Юнги или в объятиях очередного омеги в постели он оставался всё тем же недолюбленным и брошенным родителями ребёнком. И если альфа Юнги отдал ему всё, что только мог со своей стороны, то омежье внимание Тэхён добывал самостоятельно. Иногда Чонгуку казалось, что он виноват в том, каким брат вырос, ведь родители всё своё время посвящали развитию магии, затем посмотрел на прошлое как на правду и понял, что никто не виноват в том, какими они оба выросли.       — Я его сохранил, — Тэхён потянулся за игрушкой и не на шутку испугался, что она окажется в чаше с огнём. — Не выбрасывай!       — Почему ты его не выкинул? — Чонгук позволил ему забрать зайца.       — Потому что ты мне его подарил, — Тэхён предупредительно насупился, готовый охранять своё сокровище.       Ещё слово против игрушки, и он молча уйдёт, чтобы никто не указывал ему, как распоряжаться подарками. Чонгук принюхался — всё ещё пахнет кровью. Он рукой без предупреждения обхватил Тэхёна за затылок и притянул к себе, после чего убрал его волосы с одной стороны шеи и понюхал кожу. Она не пахнет кровью, поэтому Тэхён действительно принёс Чонгуку игрушку, чтобы его запахом успокаиваться во сне. От абсурда ситуации Чонгуку потребовалась минута, чтобы переключиться с настороженности на миролюбивые цели. Он продолжал держать Тэхёна возле себя и непроизвольно принялся пальцами перебирать россыпь его волос. Тэхёну стало неловко из-за того, что вокруг приятно пахнет благовониями, а Чонгук пропитался своим запахом, но пачкается о дождливую вонь.       — Не нюхай меня, — тихо прошептал Тэхён и сунул нос в шею Чонгука, после чего гундосо объяснил: — Я воняю грязью.       — Я думал, что ты меня убить решил, — Чонгук отпустил его и осторожно забрал игрушку, чтобы подержать в руках.       — Ты про запах крови? — Тэхён любопытным взглядом посмотрел ему в лицо. — Соджун пошёл в шатёр Чимина, чтобы убить лошадь. Ему не нравится, что ребёнка врага оставили в живых, поэтому он намерен лишить его молока и довести Чимина до состояния, когда убить младенца будет означать избавить его от голодной смерти.       Говорил спокойно, указывал рукой на выход и не спешил предупреждать Чимина про опасность. Чонгук сообщил, что лошадь до утра стоит возле реки, поэтому Соджун её не найдёт в шатре. А вот молчаливость и пассивность Тэхёна в данной ситуации очень удивляет. Разве он не считает себя другом Чимина? Почему позволил Соджуну пойти на убийство лошади? Эти вопросы Чонгук озвучил вслух.       Тэхён округлил глаза от удивления. Ему кажется очевидным ответ, но Чонгук не понимает. Он что-то упустил из вида. Заработался, наверное, потерял хватку или свежий взгляд Тэхёна на отряд замечает детали. Или же чернокнижники что-то натворили, а Тэхён увидел, но не ожидал, что кто-то упустил из вида нашествие врага.       — Ребёнок должен жить, — тихо проговорил Тэхён и прикусил губу, после чего опустил взгляд на свои колени.       — Почему? — Чонгук попытался заглянуть ему в глаза, но тот посмотрел в сторону и пожал плечами.       Он не знает, как объяснить. Может, потому что ребёнок едва родился и не успел собрать грехи для божьего суда. Или потому что Чимин сильно расстроится смерти того, кому лично помогал появиться на свет. Чимину нельзя грустить, иначе будет невкусно готовить и сжигать утюгом вещи. Или для кого-то этот ребёнок станет любимым сыном, поэтому его нужно сберечь. Тэхён не в состоянии точно передать свои мысли.       — Хорошо, — Чонгук поспешил согласиться, чтобы не напрягать его умственными потугами. — Пусть живёт. Я не против, но и защищать не стану. А если тебе нужен мой запах, можешь взять мою рубашку и укутать в неё зайца.       Тэхён растянул губы в улыбке и потянулся к сундуку за серой рубашкой. Он уверен, что со стороны он и Чонгук выглядят влюблённой парочкой, которая всегда спала вместе, а теперь вынуждена разойтись по разным кроватям, но порознь не могут уснуть. Это даже мило, потому что в глубине обоих душ синим фосфором горит желание стать любовниками. Тэхён давит в себе это желание под тяжёлым сапогом страха, но начинает замечать, что фосфор медленно прожигает подошву.       Взяв порванную рубашку, Тэхён поблагодарил Чонгука и мягко забрал у него из руки игрушку. Он немного задержался в шатре, рассматривая чаши и ожидая услышать, что можно остаться. Брат бы оставил его, лично отгонял кошмары и стоял на страже его сновидений. И сейчас в отражении пламени в почти чёрных глазах Чонгука читалось предложение переночевать рядом с ним на одной кровати. Но его брат не страдал от страшных снов, а с Чонгуком спал, когда оба напивались в стельку. Со знахарем Чонгук не сможет спать как с братом, поэтому, несмотря на жгучее душу желание переночевать с ним вместе, молчит. Сомнения угрём зарываются в мысли, желание разгорается ярче, а подсознание шепчет, что приставать никто ни к кому не будет, поэтому можно поспать. В конце концов, Тэхён не виноват, что страдает от кошмаров, а если в отряде поползут грязные слухи про роман командира, то их легко будет опровергнуть перед императором.       — Теперь я буду спать спокойно и крепко, — Тэхён прервал цепочку его мыслей, встал на ноги и, прихватив с сундука серую рубашку, подошёл к выходу, после чего оглянулся и улыбнулся. — А ты красивый. Я всегда завидовал твоей красоте.       Он надел его рубашку и вышел на улицу. Убрав полог в сторону, чтобы запустить в шатёр ветер, Тэхён выпрямился и сделал три шага в сторону. Сначала он не сообразил, почему не может пройти дальше, словно в забор упёрся. Через пару секунд в свете факелов он рассмотрел перед собой полное ужаса лицо Соджуна, которому последний час ночи придал мистические оттенки. Казалось, он увидел один из страшных снов Тэхёна, только наяву. Вытаращив глаза, он окаменел на несколько секунд, пьяным рассудком принимая истину и составляя план на спасение. Чонгук и Тэхён одного роста, у обоих длинные волосы, а телосложение в полутьме толком не рассмотреть. Взбрело же в голову Тэхёна надеть рубашку Чонгука, да и ранее он говорил, что идёт к Чимину. Соджун перепутал людей. За убийство командира ему полагалась бы смертная казнь, но даже опьянённый вином мозг понял, что за убийство Тэхёна придётся перед смертью испытать на себе наказание колдуна. Чонгук не простит. И хоть императору он сдаст преступника живым, перед приездом в город успеет довести его до состояния, когда Соджун сам попросит отряд устроить самосуд.       — Прости! — судорожно прошептал Соджун, в испуге поднял дрожащие руки вверх и, посмотрев на Тэхёна взглядом, полным сожаления и страха, сбежал.       Тэхён наклонился немного вперёд — тело начало реагировать на боль. С левой стороны из живота торчит рукоять ножа, а полы рубашки постепенно приобретают тёмные очертания крови. Лезвие ножа мешает чувствовать прежний уют, и мышцы резко сводит судорогой. Тэхён потянулся к чёрной рукояти, но замер от понимания, что кровью уже не пахнет, а в голове чудовищные мысли. Нет паники, нет инстинкта самосохранения и нет прощания с миром. Последний раскололся надвое, когда с рукояти скатилась горячая кровь и крупной каплей опустилась на землю. Следом упала ещё одна, и мировоззрение Тэхёна погрязло в понимании тонкого эфемерного мира, ради которого колдуны проводят ритуал, чтобы впасть в состояние предсказаний. Мир, состоящий из чувств и ощущений, приобрёл очертания комнаты, в которой стоит стол и стул, а окно настолько большое, что солнечный свет проникает в каждый угол. На столе стоят чернила, перо и бумага, на которой написано предсказание. Чтобы его прочесть, необходимо подойти, но Тэхён не может переступить высокий порог. Не хватает совсем немного сантиметров, чтобы пальцами ног зацепиться за его край. Можно использовать для помощи руки, но тогда будет мешать красная одежда со множеством складок, слоёв ткани и лент. Нужен стул или табурет, чтобы по-королевски придерживая одежду, подняться по ступенькам и войти в комнату. Надо срочно что-то придумать, пока солнце освещает комнату и можно прочесть надпись.       Чонгук насторожился, когда не унюхал запаха крови. Тэхён ушёл, и пропал запах — явно не совпадение. Всё, что связано с Тэхёном, не имеет случайностей, но полно загадок и опасности. Чонгук ума приложить не может, почему этот сплошной секрет приковывает к себе взгляд и толкает в грязную лужу низменной фантазии. Самое неприятное в положении Чонгука — бессмысленно искать ответы. Мимолётное увлечение альфой не имеет оснований, поэтому только время расставит по местам чувства и даст ответы на любые вопросы. Пока можно руководствоваться опытом, и он подсказал Чонгуку, что нужно выйти на улицу. Воображение красочно обрисовало ему образ Тэхёна, убивающего кого-то из воинов. Фантазия показала Тэхёна убийцей, чтобы разочаровать Чонгука и дать ему сил вырвать из сердца семя влюблённости. Чонгук никогда не хотел влюбляться и гнал любовь от себя, потому что на примере старшего брата видел, насколько паскудное это чувство. От любви сплошные слёзы: измены, ложь, предательство, боль и никогда не заживающие раны на душе. Знахарь свалился как снег на голову, корчит из себя брата Чонгука, но у самого Чонгука внезапно возникла заинтересованность, от которой он бежал всю жизнь. Если между ними отношения всё же зайдут дальше и в конечном итоге приведут к слезам, то пусть они льются из-за правды про Тэхёна, какой бы она ни была, а не из-за чувства любви.       Чонгук медленно подошёл к выходу и прислушался — кажется, что никого на улице нет и не слышно голос постового. Чутьё колдуна подсказало, что нужно отнестись к тишине настороженно и не думать, что беда не случилась. Чонгук сделал шаг на улицу и боковым зрением увидел светлое пятно. Посмотрев в сторону, он узнал стоящего к нему спиной Тэхёна — тот замер в полусогнутой позе и делает глубокий вдох и медленный выдох.       — Ты не ушёл? — он обошёл его и первым делом опустил взгляд.       В этот момент со стороны раздался крик, затем упало что-то деревянное. Чонгук увидел в пяти метрах от себя Чимина, который смотрел на Тэхёна и явно думал, что командир всё же убил колдуна-конкурента, а значит, у Юнги уже нет последнего дела, которое необходимо закончить перед смертью. В ногах Чимина валялась деревянная миска для молока, теперь уже непригодная для использования.       — Чимин как Банши, — тихо и хрипло проговорил Тэхён и посмотрел на Чонгука: — Уйди с дороги.       В его глазах Чонгук увидел смятение ума. Не столько страдает раненое тело, сколько сознание, которое один раз уже затухало навсегда. Чонгук никогда не интересовался у Тэхёна последними минутами жизни брата, поэтому сейчас понятия не имеет, что творится в голове знахаря.       — Идём ко мне, — Чонгук максимально мягко положил руку на его плечо, но услышал отказ от помощи. — Я тебе помогу.       Тэхён отрицательно замотал головой и приложил ладонь возле раны. Горячая кровь стекает по пальцам и ножу, капает на траву, впитывается в одежду и длинным пятном расползается к подолу. Ради Юнги Чимин прибежал помочь и попросил сказать, кто напал на Тэхёна. Тот слабо перевёл на него взгляд, и Чимин оторопел. Он никогда и ни у кого не видел настолько чистый взгляд, что кажется, можно его пить, как воду ручья. Чимину почудилось, что в глазах Тэхёна он видит своё отражение и, если в него долго всматриваться, то можно увидеть своё прошлое, свои деяния, своё оружие, которым отобрал сотни жизней, и последние взгляды своих жертв. Чимин шарахнулся назад и моментально отвлёкся на упавшую миску.       — Отгони людей! — приказал Чонгук Чимину, замечая бегущего постового, и поднял на руки Тэхёна.       Слыша приглушённый стон боли, Чонгук прошептал, что залечит рану и быстро справится с наложением повязки. Он положил Тэхёна на свою кровать и невольно подумал, что если бы оставил его ночевать у себя, то беда не случилась. Всего лишь стоило не идти на жёсткие меры. И ведь знал же, что в постели не будет распускать руки, но всё равно не задержал Тэхёна, чтобы самому себе доказать, что он ему не нравится. Это настолько детский поступок, что Чонгук на себя разозлился и, быть может, изнутри его сгрызла бы совесть, чтобы не забывал чувство ядовитого сожаления и позор, но быстро переключился на помощь. Ему необходимо, чтобы Тэхён спал. Процедуры предстоят болезненные, поэтому жестикуляция и крики будут мешать лечению.       — Если не дал отпор нападавшему, то позвал бы на помощь, — Чонгук присел возле кровати и приложил большой палец ко лбу Тэхёна, чтобы заставить его спать.       Тэхён посмотрел на него пустым взглядом без чувств, как смотрят на стену, когда уходят глубоко в мысли, и Чонгуку к горлу подступила тошнота. Как бы он ни презирал ложь, сейчас видел, что именно о ней думает Тэхён. В деревне во время битвы брат нуждался в помощи, но только Чимин, которого за глаза называют то клопом, то коротышкой, побежал его спасать. Где в это время ошивался Чонгук, Чимин знал, поэтому понимал, что один с толпой чернокнижников не справится, а значит, Тэхёна не спасти. Сейчас Чонгук обещает помощь тому, кто считает себя его братом. Обещание звучит ложью. Не помог во время битвы и бесполезен в этот раз. Тэхён смотрит на него так, будто слышал эту ложь постоянно, всегда после неё умирал и наконец-то устал верить.       — Я помогу, — Чонгук сам не знает, откуда у него взялась наглость напрашиваться дать второй шанс, несмотря на то, что сам никогда и никому его не даёт. — Я тебе клянусь.       Тэхён перевёл взгляд на стол, словно на нём сидела смерть и говорила не слушать Чонгука. Его клятвы гроша ломаного не стоят, слова сказаны от желания, чтобы они оказались правдой, но глаза никогда не врут. Сколько Тэхён знает Чонгука, никогда не подумал бы, что глаза колдунов способны отражать одновременно тревогу, мольбу и заботу. Они как ясное звёздное небо, от которого невозможно оторвать взгляд, — всё так же в их тёмном цвете горят огни чаш, а через секунду огонь расплывается в блеске слёз. Тэхёну не нравится, когда брат плачет. Сама собой выработалась привычка утешать его и идти ему на уступки, и плевать, что Чонгуку в сентябре исполнится двадцать семь лет. Даже сейчас, когда смерть ласково гладит Тэхёна по руке, в которой сжата игрушка, он идёт на поводу слёз младшего брата и переносит путешествие в иной мир на неопределённый срок. Просто для того, чтобы Чонгук не разочаровался в себе и помнил, как важно трезво оценивать свои возможности.       — Я тебе обещаю… — Чонгуку очень плохо.       С одной стороны, ему будто кости ломает чувство вины за смерть брата. С появлением Тэхёна в отряде Чонгук не успел полностью отпустить скорбь и боль от утраты, и сейчас они с лихвой вернулись, чтобы скрутить душу в канат до хруста здравого рассудка. С другой стороны, Чонгук видит, насколько уязвим Тэхён, не помня себя. Он точно не чернокнижник, потому что у них есть потусторонние помощники, а Тэхён совсем один. Помощник его защитил бы и убил преступника. Чонгук хотел бы стать этим защитником, но невозможно защитить того, кто не борется за жизнь.       — Верю, — внезапно прошептал Тэхён, немного кивнул, словно подтверждая решение, и медленно закрыл глаза.       Он сделал одолжение. Чонгук уверен, что не услышал в его голосе веру, но вцепился за слово, чтобы доказать: он исправит ошибку. Только где-то в глубине подсознания опыт твердит, что Чонгук не успел даже спасти Тэхёна. Причина смерти: кровопотеря.       Продолжая безрассудно лечение, Чонгук находит в сундуке травы, забирает со стола кувшин с водой и старается не смотреть на кровать, чтобы не впасть в истерику. Его психика получила стресс и для собственного сохранения вынудила его делать привычные движения и игнорировать шёпот подсознания. Чонгук должен сделать лекарство и вылечить — отложить момент принятия смерти. Сначала он выполнит обещание, а потом сделает вид, что не он солгал — лекарство не помогло. Зачем он обещал, сам не понимает. Так сильно хотел помочь? Или решил добить своё жалкое состояние после потери брата? Или нужно больше боли, чтобы укутаться в её плащ, как в пелёнку, и в его складках похоронить прежнего Чонгука, а миру предоставить бесчувственную мумию? Чонгук не хочет терять себя, однако подсознательно понимает, что сейчас как раз безумен и не отдаёт отчёт своим действиям. Но надо продолжать двигаться, чтобы не сойти с ума, потому что дальше хуже — похороны. В жаркую погоду трупы не перевезти в город, поэтому нужно успокоиться сейчас, чтобы найти в себе силы расстаться с мертвецом. Или с двумя, потому что Юнги точно не смирится со второй смертью друга.       Смешивая порошки для лекарства, чтобы остановить кровь, Чонгук шептал себе проклятия. Он терпеть не может своё поведение перед проигрышем. Его не научили проигрывать. Колдун должен быть победителем во всём — так звучало наставление родителей. Колдун Его Величества и вовсе обязан ничем не уступать магистру магии. Чонгук мастер в своём ремесле, но как же безжалостно смерть обесценивает его труды. Она — враг невидимый, созданный из нескольких факторов, которые не зависят от человека. Чонгук скармливает ей своих врагов, будто задабривая её, и забывает, что у неё нет союзников. Она забрала у него брата, знахаря и медленно отбирает рассудок.       Чонгук добавил воду в деревянную миску, пальцами перемешал порошок до густоты и повернулся к кровати. Тэхён лежит с дурацкой игрушкой, будто сладко спит, а она, как он и хотел, отгоняет от него кошмары. Он всё ещё сказочно красив, как красная роза в объятиях снега. Смерть не исказила черты его лица, словно напоминая Чонгуку о том, кто ему понравился вопреки инстинктам.       Чонгук присел возле кровати, поставил рядом со своими ногами миску с лекарством и встал на колени. Всматриваясь в нож, он узнал его и догадался, что на месте Тэхёна должен быть он. Соджун не нашёл лошадь, а убить ребёнка не смог, потому что рядом с ним спят Чимин, Юнги и Донхён. И если последний поднимет крик на весь отряд, а Юнги попробует договориться, то Чимин убьёт на месте. Если бы Соджун пришёл к ним в шатёр драться или воровать вещи, то Чимин его максимум побил, но если идти отбирать жизнь, то надо быть готовым защитить свою.       Тэхёна Соджун застал врасплох, и Чонгук обязан привести преступника на суд императору. Безусловно, Соджун не признается, что хотел убить командира. Ему проще сказать, что видел, как Тэхён встречался с чернокнижниками, поэтому пошёл в палатку к Чонгуку предупредить про предателя. Затем он увидел, как Тэхён крадётся к командиру, и Соджун из благородных побуждений пошёл на преступление. Может, добавит ещё историю про то, что оборонялся от нападения Тэхёна. Нет доказательств вины или невиновности обоих, однако Чонгук слишком хорошо знает Босона, поэтому предвидит тюремные заключение Соджуна до выяснения обстоятельств. Из этого следует, что Чонгуку придётся доказать, что Тэхён не имел связи с чернокнижниками, а помочь ему способны только монахи с горы Таэлин.       Чонгук одной рукой обхватил липкую рукоять и медленно вытащил нож. Положив его на сундук, чтобы сохранить кровь Тэхёна для ритуалов, он разорвал окровавленные рубашки на месте ранения и взял миску. Понимая глупость своих действий, он всё равно продолжил лечить. Пальцами взяв густое лекарство, он приложил его к ране и придавил. Продолжая лечение, Чонгук ощутил обиду. Детский бунт пощекотал душу, и стало тошно от самого себя. Паршивая черта характера мешает свободно жить, но превратилась во вредную привычку и проявляется даже в мелочах, которые не заслуживают внимания. Юнги учил Тэхёна достойно проигрывать, воспринимать проигрыш как опыт, а Чонгук злился, даже когда брат не занял первые места в глупых соревнованиях. Сейчас, когда Чонгук видит, что дошёл до абсурда и скоро перешагнёт черту сумасшествия, всерьёз задумался над проблемой. Смерть не уйдёт из отряда, потому что Юнги привязал её к себе, а поведение Чимина после потери любимого человека сложно предугадать. Он одинаково способен утопиться, чтобы его тело не нашли, и сгореть вместе с жилым домом, заперев его предварительно. Он очень непредсказуемый и идейный. Если его обучить чернокнижию, то он возглавит секту, и даже отряду Чонгука придётся повозиться, чтобы его одолеть.       Опуская пальцы в тёплое лекарство и заталкивая его в рану, Чонгук наблюдал, как некогда белый порошок смешивается с кровью и превращается в инструмент для сумасшедшего человека. Издевательство — лечить рану, которая никогда не заживёт. Так же с чувствами: нет смысла просить прощения у того, в ком чувство умерло. У Чонгука осталась маленькая привязанность, причём по брату он скучает, а от вида знахаря едва не орёт, как Чимин в горящей деревне. Смерть брата ещё не забылась, жизнь без него не наладилась, и когда знахарь перетянул на себя всё внимание Чонгука, судьба решила, что короткой встречи для обоих достаточно, чтобы посмотреть на возможную другую жизнь. Один наконец-то прекратил строить из себя умершего воина, а проблемы другого растворились сами собой: не надо искать правду, скрывать заинтересованность в альфе и избегать её даже в незначительных ситуациях.       Чонгук урок усвоил, но ему сейчас больно настолько, что он не изменится в лучшую сторону. После смерти брата душа тоже болела, и Чонгук строил вокруг себя максимально комфортные условия, чтобы впитать светлые чувства и не забывать, что они существуют и их нужно принимать. Но смерть знахаря — это даже не боль, а убийство души. Наверняка то же чувствует Юнги. И как Юнги, Чонгук очухается от скорби, продолжит руководить отрядом, но станет человеком, чья душа превратилась в прах, который сыпется во внутренних часах, отсчитывая последние минуты жизни. Душа всегда хочет жить, поэтому даже умерев, она оставляет свой след в надежде, что те немногие дни существования помогут человеку найти причину продолжить радоваться жизни и возродить душу из праха. Чонгук не хочет становиться пустой оболочкой, но ему страшно слышать, как дают трещину его чувства, мысли, эмоции. Их он никогда не испытывал, с любопытством изучал, а сейчас они теряют смысл. Чонгук лишается того, что полностью не узнал, что ему нравилось и что невозможно взять в руки и сберечь. Те светлые чувства, которые он искал, поддерживались другим человеком и нитью шли от сердца к сердцу.       Чонгук выронил миску и положил голову на грудь Тэхёна. Настал час не для слёз, а для принятия реальности. Впереди сложный период, когда решится судьба Юнги и Чимина, а у Чонгука нет сил оставаться строгим командиром, который не теряет стальную хватку даже в окружении врага. Сложно быть сильным и устрашающим, когда внутри не лишён элементарных мягких чувств.       Расслабляясь на чужой груди, Чонгук позволил своей душе ещё немного вольностей и, поддаваясь её порыву, пальцами коснулся тёплой щеки Тэхёна. Он подумал, что всё же поднимется на гору Таэлин, обсудит с монахами знахаря и выяснит правду. Тэхён говорил, что одно письмо монахам знахарь не успел отправить, поэтому будет лишний повод поднять нужную тему. А игрушку Чонгук вовсе не сможет забрать из ладони Тэхёна. Пусть она останется с ним.       Чонгук решил, что окончательно и бесповоротно сошёл с ума, причём можно начинать тревожиться и объявлять себя опасным колдуном. Самое время искать учителя и просить заблокировать магию, иначе Чонгук совершит плохие дела, какие воображал по отношению к Тэхёну. Ему в голову влетела совершенно бесшабашная мысль: Тэхён живой. Быть может, Чонгук выдаёт желаемое за действительное, но есть вероятность, что смерть вовсе не намеревалась устраивать поединок с Чонгуком. Всё же рано сдаваться тоже нехорошо и надо воспользоваться шансом, предоставленным то ли жизнью, то ли смертью.       Подняв голову и убрав руку от лица Тэхёна, Чонгук схватил его за ворот своей давно порванной рубашки и окончательно её разорвал. Следом он проделал то же с ночной рубашкой Тэхёна и приложил ухо к груди. Благо, Чимин никого не пускает к шатру, иначе пришлось бы орать на отряд, чтобы замолчали, тем самым теряя драгоценное время. Чонгук прислушался к чужому сердцу и впервые в жизни пожалел, что не верит ни в одного бога, помощь у которого сейчас бы попросил. Не зная имён богов, Чонгук обратился к сердцу Тэхёна и умолял его биться. Пусть слабо, редко и через боль, но биться, а Чонгук моментально примчится на помощь. На этот раз он не обещает исправить ошибки, но клянётся, что готов творить немыслимое ради помощи, потому хочет спасти не только Тэхёна, но и себя.       И сердце его услышало. Оно отозвалась в груди Тэхёна глухим и едва слышным ударом, словно собрало последние силы ради того, чтобы вновь любить и дарить тепло, впускать в себя едва знакомых людей, трепетать перед очарованием небесной лазури и ускорять ритм от запаха пряного табака. Оно не пресытилось человеческими чувствами и эмоциями, поэтому отдало ситуацию в руки того, кто видит мир через густую вуаль колдовства.       Чонгук вскочил на ноги, перевернул миску с лекарством и выскочил на улицу. Позвав Юнги, он осмотрел пустоту поляны — Чимин всех загнал в шатры. Посмотрев вверх, Чонгук убедился, что тьма неба — союзник для заклинаний и передаст высшим силам магические слова колдуна.       — Что случилось? — перепуганный Юнги, одетый в льняные рубашку и штаны, вышел из тёмного угла.       Он подсматривал за шатром Чонгука и теперь встревожился, потому что услышал, как непривычно хрипит голос некогда строгого и холодного командира.       — Мне нужен помощник, — быстро проговорил Чонгук, и Юнги, юркнув под его рукой, без раздумий забежал в шатёр.       К Тэхёну он подошёл для оценки состояния. Приложив пальцы к его запястью, он долго не ощущал пульс и успел подумать, что нужна помощь в похоронах. Однако Чонгук впал в лихорадочное полоумие: хватал травы, роняя другие, переворачивал посуду в поисках нужной и трясущимися руками наливал воду из глиняного кувшина в большую миску. Пока Юнги наблюдал за ним, кончиками пальцев ощутил слабый удар пульса, который будто попросил вылечить тело. Юнги одновременно обрадовался и погрузился в недоумение. Обычно люди умирают от сильной кровопотери, но, кажется, Тэхёну несказанно повезло. Юнги оторвал низ ночной рубашки Тэхёна и осмотрел рану, но из-за лекарства на ней не смог увидеть, насколько серьёзное ранение. Быть может, Тэхён умирает, а Чонгук зря суетится? Юнги выбросил из головы дурные мысли и решил, что, если колдун взялся за дело, значит, шанс спасти раненого есть.       — Я очень удивлён, — Юнги обошёл кровать и сел с другой стороны, чтобы не стоять у Чонгука на пути. — Тэхён не успел кому-то напакостить, а его решили убить заранее. — Мне кажется Соджун его перепутал со мной, — Чонгук высыпал в миску сухие травы. — Я хотел оставить Тэхёна у себя, но в последний момент струсил.       — Себя боишься? — Юнги злорадно улыбнулся. — Ещё ничего не случилось, а ты уже в каждом слове и жесте видишь подвох. Ты не трус, Чонгук. Просто бывают моменты, когда человеку не справиться без поддержки.       Чонгук только пожал плечами. Добавляя в миску настойки, он пробурчал, что мог бы себя понять, если бы ему понравился омега, с которым он знаком хотя бы месяц. Всё же за месяц есть представление о человеке, а знахарь вовсе загадка даже для самого себя.       — Ты же его знаешь, — Юнги его перебил на середине слова, и Чонгук на секунду оглянулся. — Тэхён в такой же ситуации. Он тянется к тебе, потому что знаком с тобой с самого твоего рождения, а твои недостатки он либо оправдал, либо они ему никак не мешают с тобой сблизиться. Ты же помнишь своего брата? Ты тоже знаешь его с рождения. Вам не надо заново знакомиться. Сейчас вы видите перед собой лучшие версии друг друга, так почему бы и не влюбиться?       — Бред, — Чонгук хмыкнул и пальцами перемешал полученную жижу. — Он сам себя не помнит.       Юнги прищурился, не находя связь между своим мнением и тем, что Тэхён не помнит жизнь знахаря. Решив, что таким образом Чонгук хотел, чтобы его слово было последним, Юнги замолчал. Он уступит этот словесный бой только потому, что Чонгуку необходимо время, чтобы перебороть самого себя и принять тот факт, что людям, будь они колдунами или нет, свойственно находить в себе доселе спавшие сюрпризы.       Чонгук подошёл к Тэхёну, поставил миску на землю и сложил в несколько раз кусок ночной рубашки. Юнги снял сандалии и взобрался на кровать, чтобы посмотреть на работу колдуна. Чонгук вытер тканью лекарство с раны, затем поднял миску и что-то тихо прошептал. Юнги не разобрал слова, но интуиция подсказала, что не к добру Тэхён не просыпается. Чонгук, продолжая что-то шептать, замазывал рану и заталкивал в неё смесь. Лекарство жёлто-серого цвета забивалось под ногти Чонгука, сохло на коже, то исчезало в воспалённой ране, то вылезало наружу вперемешку с кровью, словно живое и управлялось шёпотом колдуна. Тревога Юнги возросла. Он осмотрелся, не замечая опасности, и подвинулся ближе к Тэхёну, будто в любую минуту Чонгук мог засунуть в рану не палец, а руку по локоть.       Ладонь Чонгука покрылась коликами — магия Тэхёна давала отпор лечению. Если она не примет лекарство, то придётся стоять в стороне и смотреть, как Тэхён медленно умирает. Чонгук не отступил — положил смесь на рану и осторожно надавил. Кисть руки окутало жаром, будто невидимая сила надела на неё раскалённую перчатку, кожа Тэхёна стала горячей, а Чонгук резко отпрыгнул в сторону. Юнги попятился назад и пальцем указал на покрасневшую кожу руки Чонгука.       — Что происходит? — Юнги осознаёт, что в любом случае он ничем не поможет, но быть в курсе дел обязан.       — Ты всё равно не поймёшь, — Чонгук опустил руку, чувствуя дрожь в пальцах от ожога. — Ничего страшного, если только из магии знахаря не образуется огненный смерч, как из куколки рождается бабочка. Если ты верующий, то самое время начать молиться, чтобы знахарь себя не вспомнил. По крайней мере, для нас лучше с ним не видеться до того, как узнаем про него побольше.       Юнги согласно кивнул, но разочаровал — молиться не намерен. Боги ему не помогли сдохнуть в плену, как бы сильно он их об этом ни просил, и вряд ли они сейчас отзовутся на его молитвы, чтобы выжил отряд.       — Знаешь, — Юнги посмотрел на Тэхёна с большой долей уважения во взгляде, — а пусть всех перебьёт.       — Эти люди вытащили тебя из плена, — Чонгук посмотрел на руку, вспомнил рецепт от ожога и подошёл к Тэхёну, чтобы контролировать его состояние.       — Не убедительно, — Юнги пожал плечами. — Но ты можешь попробовать остановить Тэхёна, а я с любопытством на это посмотрю. Серьёзно, Чонгук, ты и отец Хван подозреваете его в связи с врагами. Вот представь, что так и есть, и сейчас этот враг встанет и сожжёт весь отряд, лес, город. Попробуй его переубедить сохранить всех в целости и сохранности, или пусть пойдёт и убьёт чернокнижников, которые засели в лесу, как мы.       — Юнги! — Чонгук на него прикрикнул. — Ещё ничего не случилось, а ты уже мечтаешь посмотреть, как кому-то так же плохо, как тебе.       Тот тяжело вздохнул и кивнул на Тэхёна, без слов предлагая заняться делом. Быть может, Юнги сказал ерунду, но с гордостью объявит себя единственным человеком, который до сих пор верит, что в теле знахаря сидит Тэхён. А раз Тэхён, значит, не откажет себе в удовольствии отомстить чернокнижникам за свою смерть. Если кто-то попробует его остановить, то автоматически пополнит число тех, кто встретится с праотцами. Тэхён в прежнем теле шёл напролом в толпу врагов, а с навыками колдуна подавно не поскупится на использование магии.       — Юнги, — Чонгук склонился к Тэхёну, замечая потемнение кожи, — если ты хотя бы попробуешь использовать Тэхёна ради мести чернокнижникам, я посажу тебя в тюрьму.       — Пусть сам решает, соглашаться или нет, — Юнги улыбнулся, намекая, что Тэхён обязательно поможет другу.       Чонгуку стало не до ссоры. Он видит, как на теле Тэхёна медленно выступает чёрный рисунок, дыхание тяжелеет, а пальцы крепко сжимают игрушку. Чонгук забыл про ожог на руке и насторожился, ожидая опасность даже из воздуха. Чтобы войти в состояние предсказания, колдуну необходимо провести несколько ритуалов, но Тэхён потратил минуту. В семье Чонгука историю про его первое погружение в состояние предсказания рассказывают при любой возможности. Тэхён тогда сильно испугался за брата, поэтому история больше настроена посмеяться над незнанием Тэхёна и возгордиться Чонгуком. Маленькие носители гена колдуна не умеют себя контролировать, их тело и сознание меняются, поэтому задатки предсказателя непроизвольно проявляются. Сейчас Чонгук своими глазами видит то, что когда-то видел брат. Разница лишь в том, что Тэхёну двадцать восемь, его тело горячее, а состояние неизученное. Неровные и разнообразные линии то появляются на его коже, то исчезают, то мелькают змеями, и Чонгук понимает, что происходит что-то магическое, словно на случай ранения в подсознании знахаря есть установка. Кажется, будто Тэхён знал про нападение и заранее подготовился, только Чонгука не предупредил, заставив его от стресса увидеть перед глазами всю свою жизнь, подвести её итог и обдумать каждый прожитый год.       Тэхён открыл глаза. Они светятся жёлтым и ищут цель. Чонгук сразу отскочил в сторону, опасаясь попасться под пытливый взгляд. Однако Тэхён попытался встать, поэтому Чонгуку пришлось плюнуть на осторожность и завалиться на его грудь. Внутри Тэхён сгорает. Его горячее тело погружено в пламя магии, и Чонгук не припомнит ни одного учителя или мастера, который мог бы так же полыхать. Он уверен, что если Тэхён вернёт себе способность колдовать и вспомнит все заклинания, то перейдёт к практике, чтобы посмотреть на магию в действии.       — Не надо вставать, — Чонгук прошептал ему на ухо и непроизвольно погладил его больной рукой по голове. — Ты хотел спать, поэтому отдыхай, а я о тебе позабочусь.       Тэхён под ним расслабился, поэтому Чонгук приподнялся и заглянул ему в глаза — жёлтые, как отражение пламени чаш. Взгляд колдуна способен читать книгу судеб людей, видеть очертания лица в капюшоне смерти и наблюдать за сменой мыслей в голове человека. Последнее для Чонгука очень нежелательно, потому что он слишком много думал о Тэхёне и вытеснить из памяти то, что заняло большую часть суток, невозможно.       Тэхён пристально на него посмотрел, не проявляя при этом каких-либо эмоций, и прошептал:       — Никогда ничего не бойся.       — А теперь ложись спать, — Чонгук позже подумает над его словами, потому что необходимо разорвать цепочку предсказаний. — Я тебе помогаю не для того, чтобы ты умирал. Быть может, в будущем я даже пожалею об этом.       Никто не знает, что видит Тэхён, поэтому невозможно сказать, в какой ситуации Чонгук внезапно начнёт бояться сделать что-то во вред себе или окружающим, а быть может, целой империи. Смотря в глаза Тэхёна, он понимает, что чудес не бывает. Откуда им взяться, если сущность колдуна не поменять, а приобретённые навыки не забыть? Тэхён знает свою магию и умеет колдовать, но ему это не интересно, поэтому он не пытается вытащить из памяти колдовство, а значит, Чонгук зря надеется, что знахарь никогда не вернётся.       — Юнги, — Чонгук кивнул ему на место возле Тэхёна, — ползи сюда. С младенцем рядом спишь и с большим ребёнком переночуешь.       — Командир, мне ожоги не нужны, — Юнги поднял руки вверх, но на коленях подполз к середине кровати.       — Если в тебе есть магия, то ожог получишь, — Чонгук простил ему неосведомлённость и медленно отстранился от Тэхёна. — Ты только в глаза ему не смотри, чтобы он тебе ничего не предсказывал. Чем меньше знаешь будущее, тем больше чувствуешь свободу в жизни.       Он не сказал, что совет вместо предсказания колдуны говорят крайне редко. Чонгук может собой гордиться, потому что ему выпала честь получить совет от самой жизни, однако после слов Тэхёна тревожных вопросов о своём будущем стало много. Раньше оно не волновало. Жизнь наёмника весьма скучная, не отличается стабильностью и разнообразием, строить планы даже на завтрашний день нет смысла, а поиски работы чаще провальные. Но появление Тэхёна резко поменяло привычный быт Чонгука, причём в лучшую сторону. Есть проблемы в виде памяти и магии Тэхёна, однако Чонгук не видит причин для его убийства.       — Юнги побудет с тобой, — Чонгук говорит мягко и игнорирует ожоги, которые жарят до костей. — Рано ты умирать собрался. Я сам буду решать, когда тебе умереть.       Юнги подвинулся ближе, пальцем коснулся плеча Тэхёна — не обжигает. Опустив голову, он попытался перевернуть Тэхёна лицом к себе, чтобы лечь с ним в привычную позу, но пришлось просить помощь Чонгука. Тот ловко перевернул Тэхёна на бок и приказал обоим спать. В случае опасности Юнги велено бежать и звать командира, потому что в одиночку простому человеку с колдуном не совладать.       Юнги долго копошился, старался аккуратно обнять, чтобы не тревожить рану и не смотреть в жёлтые глаза. Тэхён резко вдохнул и захрипел. Перепуганный Юнги поднял на него взгляд и замер, заворожённый светом в его глазах. Они показались красотой природы, как северное сияние или яркий закат, и захотелось раствориться в них, стать частью их света и ими смотреть на мир. Увидеть бы то, что скрыто от обычных людей и познать мудрость самой жизни, приоткрыть завесу тайны её смысла и прочесть ноты песен птиц. Всё возможно, когда в глазах колдуна загорается магия, но для души простого человека она — погребальный костёр. Юнги видит в жёлтом пламени то, что ему нужно, чтобы выкарабкаться из своего состояния, и в то же время понимает, что он узнает лекарство от болезни своей души и сразу погибнет.       На лице Тэхёна отразилось удивление, затем засияла милая и добродушная улыбка. Стесняясь того, что увидел, он прикрыл рот окровавленной ладонью и сообщил:       — Ты займёшься сексом с Чимином.       Он опустился вниз, уткнулся носом в грудь Юнги и обнял, показывая, что с делом справился и намерен спать. Чонгук сделал вид, что ничего не слышал, взял свой меч и вложил в ножны. Он понимал, что Юнги не скоро отойдёт от новости и вряд ли поверит в предсказание. Не в его состоянии видеть в Чимине полового партнёра. Да никогда он и не хотел ни с кем связывать свою жизнь.       — Вот так просто уйдёшь? — Юнги насупился и напомнил: — Оставь ткань и лекарство, чтобы я мог обработать рану, если она начнёт кровоточить.       — Не будет с ней ничего, — Чонгук подошёл к Тэхёну, наклонился и посмотрел на рану, чтобы оценить вероятность кровотечения.       Чёрные полосы на теле Тэхёна исчезли, жар прошёл, а сон поглотил сознание. Телу нужно время на восстановление. Колдовство отнимает много сил, а Тэхён морально не подготовлен к магии, поэтому, когда проснётся, будет чувствовать себя как с похмелья. Чонгук в тени на его животе присмотрелся к прилипшей смеси, не увидел воспалённую кожу и пальцем провёл по ней. Высохшее лекарство отвалилось от кожи, как сытая пиявка, показывая чудеса магии. Ни раны, ни шрама Чонгук не увидел. Если бы рядом не находился Юнги, который продолжал бормотать про бред после ранения, Чонгук подумал бы, что ему привиделся умирающий Тэхён.       — Всё хорошо, — Чонгук выпрямился, внутри себя панически убегая куда-то за горизонт. — Рана зажила. Тебя может страшить только состояние предсказания. Ты же спишь чутко, поэтому не проспишь, когда Тэхён будет шептать тебе на ухо про твои отношения с Чимином. Ты быстрее лани прибежишь ко мне за помощью.       Юнги проворчал, что Тэхён озвучил своё сокровенное желание. Всем известно, что он не так сильно переживает за свою личную жизнь, как за любовный союз двух друзей. Чонгук не стал комментировать и переубеждать, сказал, что скоро вернётся, и покинул шатёр. К реке он едва не бежал, наспех затянул на талии ремень с ножнами и периодически подпрыгивал. Нервная система пыталась расслабиться, мозг постепенно отпускал ситуацию, а змея на сердце с облегчением выдохнула. Пальцы на руках затряслись, Чонгук сел на берег и проскулил, сцепив зубы и сдавленно дыша. Закричать бы, чтобы выплеснуть наружу напряжение, но орать ночью в лесу и среди врагов — накликать беду. Ещё и хаос в голове. Бардак, в котором сложно разобраться, творится во всех углах сознания, а мысли взлетают в воздух, перемешиваются и с тяжестью падают на нервную систему. Чонгук не может понять Тэхёна. Учителя говорили, что колдун не видит жизнь человека, в котором есть магия. Чернокнижники — не исключение. Если бы Чонгук видел их жизнь, легко бы нашёл их слабое место и похоронил всех ещё в деревне. А Тэхён увидел что-то в жизни Чонгука или же отреагировал на страх в его глазах, поэтому всего лишь успокоил. Странно это — убивать и подбадривать одновременно. Магией Тэхён сжигал, а на словах поддерживал. Как бы сильно Чонгук не пытался найти оправдания словам и при этом придерживаться учений колдунов, сдался перед неоспоримыми фактами. Тэхён увидел его жизнь, его многочисленные страхи и их последствия. В последнее время Чонгук начал даже себя бояться, а ужас от мысли не успеть спасти Тэхёна вовсе едва не свёл с ума. Не надо обладать магией, чтобы определить страх на его лице, однако совет Тэхёна доказал, что проблема не только способна нести за собой губительные последствия, но и не имеет под собой оснований. За всю свою жизнь Чонгук в состоянии предсказания лишь дважды давал советы. Оба раза они относились к императорской семье: поддержание здоровья старшего принца и определение наследника трона. Именно по совету Чонгука на трон посадили Босона. Исключительно из-за молодого возраста и малого опыта в предсказаниях Чонгук отнёсся к задаче легкомысленно и даже глазом не моргнул, когда ему озвучили повеление императорской семьи. Сейчас бы он волновался, потому что жизнь каждого человека в империи ляжет на его плечи и будет зависеть от его слов. Одна ошибка, и государство либо погрязнет в нищете, либо в войне. Более Чонгук ошибку не повторял, несмотря на то, что в прошлые разы справился блестяще.       Магия Тэхёна сильная, однако Чонгук потихоньку начинает задумываться над тем, что можно быть могущественным колдуном, но не злым. Например, брат Чонгука славился силой, ростом, мастерством, добротой. Он все свои навыки, достоинства и недостатки использовал не только в бою, но и для помощи людям и животным. Если бы не слабость на омег, его, скорее всего, наняли бы охранять сына какого-то зажиточного человека. Причём работой его бы обеспечили на много лет вперёд, пока ребёнок не вырастет. Увы, любовь к омегам оказалась сильнее тяги к стабильному заработку.       Магия Тэхёна удивительная. Как колдун Чонгук восхищён ею. Он считает, что встретить колдуна, магия которого сравнима разве что с силой природы, — великая удача, и понять её способны только другие колдуны. Но ещё более невероятно то, что Тэхён не использует её во вред. Гонец не приносил новости про вредителей в империи. За последние десятилетия ни в Корее, ни в соседних государствах не происходили катастрофы, катаклизмы, эпидемии. Чернокнижие — самый большой паразит за последние пять лет. Чонгук уверен, что знахарь, может, делал зелья и талисманы для чернокнижников, но не говорил им про свою магию или лгал про неё, иначе они дрались бы с отрядом наёмников за сильного колдуна. Чонгук верит письмам — знахарь лечил, помогал монастырям с приготовлением лекарства и скрылся от глаз горожан. В городах живут колдуны, которые способны увидеть в нём магию и рассказать про неё императору. А затворники в монастырях сами прячутся от мира, поэтому не заинтересованы за кем-то шпионить. Если с ними знахарь встречался, значит, получал от них полезные советы для развития или, наоборот, сдерживания магии. Чонгук ему завидует, ведь иметь несколько закалённых жизнью наставников — невиданная роскошь.       — Ты в порядке? — встревоженный Чимин спустился к реке и сел рядом с Чонгуком. — Юнги не выходит из шатра, потому что оплакивает самозванца?       Чонгук отрицательно замотал головой и встал с земли. Буркнув, что оба сладко спят, он попросил Чимина попробовать подружиться с нынешним Тэхёном. По крайней мере, есть шанс, что колдун друзей не убьёт, когда потеряет над собой контроль. Да и Чимину лишний друг не помешает, учитывая наличие ребёнка.       — Донхён отлично справляется! — Чимин закатал рукава серой рубашки и пошёл следом за Чонгуком в глубь леса. — Я же вижу, что ты пытаешься создать Тэхёну комфорт. А мне не нужен тот, кто взял себе чужую личность.       — Он сказал, что ты и Юнги займётесь сексом, — Чонгук зашёл с козырей. — Ты забыл, что он колдун? А вот Юнги помнит, и всё же по неосторожности получил предсказанием в лоб.       Чимин поравнялся с ним и фыркнул, затем ещё и ещё. У него нет слов, чтобы описать своё озадаченное состояние. Придётся менять жизнь? Чимин про изменения часто мечтал и сросся с привычкой исключительно мечтать, а к реальным действиям его жизнь не готовила. Теперь не до смеха, потому что впереди опасность. Юнги говорил, что его интересует работа, а замуж он выйдет, когда не сможет сражаться. Сейчас он не думает даже над сражениями — бессмысленно существует, а не живёт. Чтобы он сделал то, к чему никогда не стремился, должно случиться что-то грандиозное, как падение астероида на землю. Чимин сомневается, что Юнги даже ради одолжения предложит ночь любви и страсти. Есть ещё один очень неприятный вариант, на который Чимин не согласен, — приказ Чонгука. Юнги с каждым днём становится грубее, насмешливее и едва слышит, что ему говорят. Ему душевно плохо, поэтому он хочет, чтобы все вокруг тоже страдали. Не трогает он только Тэхёна, которому паршиво и без едких шуток друга. Чонгук тоже пытается наладить жизнь Тэхёна, но его методы не нравятся Юнги из-за различных мнений: один верит в ритуал чернокнижников, а другой — нет. Юнги думает, как вернуть Тэхёну максимально близкую к прошлой жизнь, а Чонгук всеми силами пытается вернуть знахаря. Если над Чонгуком сейчас посмеяться, то он способен причинить Юнги вред, приказав обслужить омегу. Чимину медвежьи услуги не нужны, а Юнги он зла не желает, поэтому, если понадобится, будет спорить с Чонгуком, за что тоже получит наказание. Чтобы предотвратить худшее, нужно найти способ закрыть рот Юнги в момент, когда он перейдёт границу дозволенного в общении с Чонгуком.       — Что-то я не рад, — Чимин остановился и посмотрел вверх, где между тёмной листвой видно звёздное небо.       — Поэтому я тебе говорю: подружись с Тэхёном, — Чонгук остановился и присел, ощутив запах крови. — Он единственный, кто способен повлиять на Юнги. Отец Хван, несмотря на свои мудрость и добродушие, потерпел поражение в попытках достучаться до здравомыслия Юнги.       — Его у него нет, — Чимин оглянулся и заметил, как Чонгук постепенно приближает лицо к траве. — Чернокнижники убили моего Юнги, а тот Юнги, который сейчас живёт в отряде, только внешне на него похож. Так что балабол твой Тэхён и предсказания у него фальшивые.       Спорить с ним бесполезно не потому, что его мнение отличается от мнения Чонгука, а потому что оба могут быть ошибочные. Нет объяснения предсказанию Тэхёна, и оно действительно выглядит чушью, и пока время само не намекнёт на скорую интимную близость Чимина и Юнги, нет оснований верить колдуну. Однако Чонгук настойчиво верит, но его не понять простому человеку. Он попытался объяснить Чимину, что у Тэхёна магия сильная, поэтому ошибки быть не может.       — Он хихикал, когда предсказывал, — откровенно заговорил Чонгук и понюхал пахнущую кровью землю, после чего поднял голову и посмотрел на Чимина: — Когда я предсказываю, отстраняюсь от мира. Я будто сижу в тёмной бочке, а вокруг меня слышны голоса и яркими картинками мелькает чужая жизнь. Потом всё сливается воедино, и я вижу итог. Тэхён же видел Юнги, понимал, что лежит возле него, и что вокруг происходит.       — Если так не бывает, значит, мошенник твой Тэхён! — Чимин от злости поморщил нос и перевёл взгляд на ночной лес.       Чонгук встал на ноги и кивнул, мысленно соглашаясь, что искать помощи у Чимина не стоит. Нужно ждать, когда он сам подойдёт и поднимет тему предсказания Тэхёна. Пока у Чимина происходит перестройка мышления, и надо дать ему время смириться с появлением любовника в его постели. Он привык жить отвергнутым, не ждать любви Юнги и смирился со своим стабильным половым покоем. Он настолько свыкся с ритмом своей жизни, что быстро принять резкие изменения в ней ему не по силам. И опять нужно время. Чонгук только дважды видел отрицания Чимина, когда он весь мир называл дураками, лишь бы опровергнуть неприятную информацию, чтобы остаться в привычном эмоциональном состоянии. Оба раза связаны с Юнги — слабым местом Чимина.       В конечном итоге Чонгук остался один на один с проблемой. Он сомневается, что способен усмирить сильную магию, однако попробует корректировать поведение Тэхёна. Будет сложно, потому что сам Тэхён не контролирует свою магию, а раз так, то Чонгук видит только один выход: вернуть Тэхёну способности и научить ими пользоваться. Чонгук рискует всей империй, но считает, что лучше низкий шанс на удачу, чем оставить Тэхёна в неведении про самого себя и наверняка допустить трагедию.       — В оба глаза смотри, — Чонгук принюхался к воздуху. — Опять кровью воняет.       — Может, Соджун решил до тебя добраться? — Чимин сжал рукоять меча и прислушался.       Тихо как в склепе, даже ветра нет. Свет луны придаёт лесу малую долю оживлённости и тенями показывает, что деревья настоящие, а не нарисованные. Хотя Чонгук легко поверил бы, что попал в нарисованный мир. По крайней мере надежда у Чонгука как бумажная. Она тонкая, её легко смять, порвать, намочить, сжечь и разрисовать. Удерживая её, Чонгук быстро уяснил, что в чужие руки её нельзя передавать. Пока есть надежда, он будет стараться разобраться в магии Тэхёна, но, если надежду кто-то отберёт со словами «Я лучше тебя знаю, что нужно делать», назад Чонгуку вернётся в лучшем случае мятый комок. Нет, Тэхёна он на опыты не отдаст. Сам Тэхён пусть хоть глаза себе завязывает, хоть испишет всю бумагу рецептами и заклинаниями, а к нему подпускать можно исключительно тех, кто придерживается нейтральной позиции в магии. Те, кто решают проблему на корню, сразу убьют Тэхёна. Те, кто верит исключительно в успех, слишком беспечны. Лучше Чонгук начнёт исследования чужой магии с разговоров по душам с её носителем, а постепенно перейдёт к практике. Возможно, на каком-то этапе вернётся знахарь и расскажет чудную историю своей жизни.       — На самом деле, — Чимин последовал за Чонгуком, — в глубине своего эгоизма я хочу, чтобы предсказание твоего Тэхёна оказалось правдой. Но я понимаю, что это навредит Юнги, поэтому мне нужны подробности ситуации. Будет очень хорошо, если Юнги всё же примет помощь врача или друга, а потом придёт ко мне с заманчивым предложением. Вот только у меня даже надежды на это нет.       — А если этот друг — Тэхён? — Чонгук посмотрел на Чимина в свете серебра луны и улыбнулся. — Юнги к нему привязан, поэтому прислушается к его словам и постепенно выкарабкается из состояния саморазрушения.       — Если так, тогда я не понимаю, где связь между мной и выздоровлением, — Чимин почесал темноволосый затылок и прошептал, что попробует немного сблизиться с Тэхёном для выяснения предсказания. — А ты не думал, что Юнги тронется умом и решит меня изнасиловать? Причём заметь — успешно.       Чонгук остановился и тяжело вздохнул, после чего подметил, что фантазия ушла в дебри маразма. Юнги даже в бреду не навредит Чимину, хотя есть все шансы. Сможет ли Чимин его оттолкнуть, ударить, сразиться на смерть? Возможно, если совсем не увидит иного выхода. А вот убить Чимин не способен, даже если Юнги станет врагом. Всё дело в любви, в этом необъяснимом чувстве.       — Какой-то ты спокойный, — Чонгук повернул в сторону и сосредоточился на запахе крови. — Не противно идти рядом с тем, кому нравится альфа?       Чимин хмыкнул, подавил улыбку и объяснил:       — У меня своих дел навалом, да и есть в тебе отвратительная черта — постоянно стремиться получить всё самое лучшее. Приучили тебя к этому родители, а ты с гордостью продолжил традицию. Ты точно не изнасилуешь альфу, потому что изнасилование — не самое лучшее. Скорее, ты его будешь соблазнять. Это мне Юнги сказал. А раз любовь по обоюдному согласию, тогда любитесь на здоровье.       Чонгук посмотрел на него в ожидании смеха. Шутка, конечно, не смешная, но и Юнги не в состоянии шутить. Чимин посмотрел на Чонгука в ответ и пожал плечами, словно напоминая, что высказал чужое мнение. Странно слышать про альфу, который соблазняет альфу. Чем соблазнять, если альфы на запахи друг друга реагируют не как на запахи омег? Глазки строить? На это не клюнет ни один альфа. Подобные союзы начинаются исключительно с откровенных разговоров и договоров, а потом уже позволено подмигивать. И никакого соблазнения. В случае с Тэхёном вовсе нельзя флиртовать, потому что он считает Чонгука своим братом.       — Представляешь, если твоя симпатия взаимная? — Чимин широко раскрыл глаза, требуя сплетни.       — Это ужасно, — мрачно отозвался Чонгук, и Чимин плотно сжал губы, чтобы более не задавать глупых вопросов.       Чонгук не представлял, что должно твориться в голове при влюблённости в того, кого считаешь братом? Должно быть, Тэхёну мучительно больно видеть Чонгука, а значит, любовь — чудовищное чувство.       Чонгук остановился и принюхался — запах усилился и в воздухе появился невидимый тяжёлый туман. В этой части леса недавно толпились люди и оставили часть своей энергетики: мрачная, приковывающая к земле и нагоняющая страх — чернокнижие. Оно не похоже на магию Тэхёна, а его энергетика, несмотря на то, что он альфа, лёгкая, воздушная, парящая. Не зря ему дан запах озона после дождя, который освежает, соединяет с природой и толкает спуститься в пляс. Другое дело — вербена Чимина, распыляющая цветочное настроение, и сам Чимин, который в порыве гнева заживо закопает врага. Ещё в начале изучения колдовства Чонгука учили, что вербена несёт исключительно светлую энергию, поэтому ею можно уничтожить зло. Глядя на Чимина, начинаешь сомневаться, что постепенно он сам не становится злом, которое истребляет ещё большее зло.       Чонгук за рукав рубашки остановил Чимина и прислушался к тишине округи. Слишком тихо и слишком сильно пахнет кровью. Скорее всего, чернокнижники проводят ритуал, для которого нужна жертва, поэтому лес воняет гибелью. Но к предыдущему запаху крови ритуал не имеет отношения. И всё же Чонгук предложил подойти поближе и посмотреть на мракобесие сектантов. Отец Хван говорил, что изучает своего врага для лучшего понимания, а Чонгук не видит в этом смысла, потому что без всяких изучений уничтожает всё, что приносит вред людям и империи. Зачем тратить время на понимание того, кто сеет насилие? Чонгуку не интересны мотивы врага, однако он решил дать шанс опыту отца Хвана и посмотреть на ритуал чернокнижников.       Чимин с радостью согласился наблюдать за жертвоприношением и пообещал не лезть в драку. Обещание дал осознанно, понимая, что к мечу нельзя даже прикасаться, чтобы не разносить по округе лязг стали. Зато, если сейчас перетерпеть, то позже император даст волю на истребление чернокнижников. Вот тогда Чимин вдоволь отомстит им за смерть друга и издевательство над Юнги.       Повернув за очередные высокие кусты, Чонгук прошёл пару метров, остановился и вновь схватил рукав Чимина. Дальше лучше не двигаться и вернуться к отряду. Они дошли до чужой территории, на которой живут дикие звери с лицом человека и одержимостью в душах. Чонгуку не лень объявить охоту на дикарей, но Юнги необходимо доставить императору в целости и сохранности. И ведь сейчас не составит труда развернуться и уйти к шатрам. Надо всего лишь поработать ногами — держа рукав рубашки Чимина, бежать куда глаза глядят. Но Чонгук, наоборот, отпускает серую ткань и в настороженности подходит к месту то ли преступления, то ли ритуала. Откуда-то из-под рёбер вылезло склизкое любопытство, подползло к солнечному сплетению, и змея на сердце приоткрыла один глаз и посмотрела на труп. Он принадлежит Соджуну. Его сначала повесили, а потом отрубили руку и спустили кровь. Руку и кровь нелюди унесли с собой, а труп оставили на съедение падальщикам и червям. На фоне бледности кожи карие глаза с красными пятнами на белках показались игрушечными маленькими шариками для игр с детьми. Язык вывалился наружу, будто сама смерть дразнила тех, кто проходил мимо висельника, а обоссаные штаны в сочетании с лужей крови рядом показали, что чернокнижникам чистота ритуала совсем не важна. Любопытство Чонгука сошло на нет и вновь спряталось за диафрагмой до лучших времён. С одной стороны, колдуну никогда не понять мышление и образ жизни чернокнижников, потому что для ритуала он не убивает людей и животных, а уединяется, погружается в запах благовония, затем уходит глубоко в подсознание и, конечно же, соблюдает чистоту. С другой стороны, Чонгук совсем немного знаком с тем, что видит перед собой, и успокаивается тем, что ритуал не настроен против отряда. Ещё вчера Тэхён писал, как с помощью магии найти вора. Одно из действий — отрезать руку висельнику и использовать его кровь для начертания заклинания. Вроде хорошо понимать действие врага, как это делает отец Хван, но есть в этом и чувство перегруженности информацией.       — Бежал от твоего гнева навстречу смерти, — Чимин подошёл к Чонгуку и присмотрелся к трупу в полутьме. — Может, Соджун был с врагами заодно?       — Нет, — Чонгук отошёл от трупа, позвал за собой Чимина и объяснил: — Вора ищут. Мне кажется, что пропала у них книга без названия. Надо её вернуть, пока вор с магией и оружием не пришёл её забирать.       Чимин напоследок посмотрел на труп и побрёл за Чонгуком. Ситуация вокруг Соджуна спорная. Как император будет судить её — загадка для пытливых умов. Чонгук, угадав мысли Чимина, прошептал, что чернокнижников всё равно ждёт наказание. То, как Соджун повёл себя в отряде, заслуживает казни, однако чернокнижники убили его ради своих чёрных ритуалов, а не во вред воинам.       — Поделом ему, — прошипел Чимин и поравнялся с Чонгуком, после чего лукаво прищурил глаз и сладким голосом затянул: — Ты сейчас пойдёшь охранять Тэхёна?       Чонгук кивнул, но на Чимина не посмотрел. Терпения не хватит выдержать его хитрый взгляд из-под длинных ресниц, а если ещё бровью дёрнет, намекая, что раскусил влюблённое сердце, так вовсе руки зачешутся его за уши оттаскать. Чонгук сосредоточился на Тэхёне, которому помощь нужна больше, чем мёртвому Соджуну. Причём помощь необходима срочно, но чтобы понять его состояние, спешить нельзя. Получилась ситуация, в которой всегда следует искать баланс между сдерживанием магии и её извлечением. Чонгук почувствовал себя канатоходцем без страховки над пропастью: перевес на миллиметр в одну сторону, и свершится прыжок в объятия смерти. Но Чонгук рискнёт, несмотря на то, что ему страшно. Он одновременно боится Тэхёна и чувствует, что в состоянии ему помочь.       На подходе к лагерю Чимин побежал в шатёр к Донхёну и ребёнку. Чонгук морально настроился на разговор с Тэхёном, набрался терпения, будто вдохнув его вместе с тёплым воздухом, и пообещал впредь серьёзнее относиться к чужим магиям. Надо выведать подробности пророчеств, заодно узнать, что Тэхён помнит, когда их говорил. Поразительный навык — контролировать предсказание и находиться в реальности. Чонгук готов учиться этому, если его уровень владения колдовством достаточен для усовершенствования.       Полог шатра оказался отодвинут в сторону и прижат камнем. В пяти метрах от него на корточках сидел Юнги и курил. Он никогда не курил, поэтому ни Чимин, ни Тэхён в юности не тянулись попробовать за компанию выкурить с кем-то сигарету. Чонгук сделал вид, что видит привычное для себя зрелище и пожелал Юнги доброй ночи и счастливого утра. Он сам себя слышит и противно от нотки недовольства в голосе. Юнги точно её уловил — слух у него музыкальный. Но он только голову повернул в сторону Чонгука, проводил его сонным взглядом и вновь повернулся к зажатой между пальцами сигарете.       Чонгук заглянул в шатёр — Тэхён, полусидя на кровати, с аппетитом ел. Поскольку завтрак ещё не готовили, Чонгук догадался, что Юнги, у которого нет интереса к еде, принёс её Тэхёну и велел, как обычно, есть, ибо пропадёт. Большая тарелка с мясом и овощами стоит у Тэхёна на ногах, рубашки по-прежнему испачканы в крови и порваны, руки тоже, будто красной мукой, усыпаны засохшей кровью, но аппетит поборол даже гигиену. Тэхён ест руками, заталкивает в рот мясо и едва пережёвывает. Он похож на пеликана: того гляди проглотит пищу целиком. При этом рядом лежит полотенце, которым он периодически вытирает руки и рот. Чонгуку стало одновременно смешно и грустно. Если после самолечения Тэхён ест, как волк, тогда мало что поменяется в жизни Чонгука, потому что брат с похмелья мог съесть всё, что похоже на еду.       — Смотрю, что ты в порядке, — на лучшее приветствие у Чонгука не хватило сообразительности. — Приказать Чимину приготовить завтрак?       Тэхён отрицательно замотал головой и вновь набил щёки овощами и мясом. Воображение Чонгука раскололось на две части из-за несоответствия Тэхёна и его аппетита. Сам звонкий, стройный, а остановиться есть не может, причём даже попить не просит.       — Почему ты не позвал меня, когда тебя ранили? — Чонгук положил оружие на сундук и сел на кровать возле ног Тэхёна, чтобы поговорить и при этом не мешать есть.       — А ты бы смог выжить? — с набитым ртом спросил Тэхён, зная, что ответ очевиден, и желая прекратить разговор про своё поведение.       — Я тебя спрашиваю не про причину, по которой ты подставился под нож, — Чонгук ощутил, что мало подготовился к общению и сейчас едва сдерживается, чтобы не отругать Тэхёна, — я интересуюсь твоим бездействием. Ты знал, что не умрёшь? Ты мог бы меня предупредить про весь план Соджуна, но вместо этого позволил ему тебя ранить и стоял неподвижно, как дерево, истекая кровью.       Тэхён пожал плечами, проглотил большой кусок мяса и признался, что просто очень хотел спать, поэтому пришёл к Чонгуку. Поступок Соджуна легко предсказывался его обидой. Чонгук прилюдно его унизил, заставил выполнять работу обслуги, а омегу оценил выше него. Тэхён не намеревался следить за Соджуном, да и Чонгук не зря ветром охранял шатры, поэтому на первый взгляд казалось, что беда не случится. И Тэхёну очень хотелось избавиться от кошмаров, которые клином сошлись на сражении в деревне, поэтому ранение показалось малой платой за спокойный сон.       — Некоторые вещи мне тяжело объяснить, — Тэхён облизал губы и пожал плечами, подбирая подходящие слова, чтобы выразиться как можно точнее, — Я просто хочу мирно спать. Я знал, что не умру, а подставился под нож, потому что так до чего-то быстрее приду и ты не пострадаешь.       Чонгук кивнул, принимая ответ, затем пересел ближе к тарелке и отставил её в сторону. Рубашки порваны в лохмотья, поэтому Чонгук без проблем нашёл нужную дыру и показал Тэхёну его чистый живот: ни царапины, ни шрама. Тот удивился, сделал свои умозаключения, затем улыбнулся и счастливо поблагодарил за заботу.       — Это не я, — объяснил Чонгук и вернул тарелку на место. — Я так не умею. Это ты сам себя вылечил. Научишь?       Тэхён отрицательно замотал головой и повторил, что не может рассказать про своё состояние ни простыми словами, ни грамотными. Ему удалось написать несколько рецептов, которые он слабо понимает, а ощущение между жизнью и смертью ему вовсе сложно описать.       — Я не хотел умирать в деревне, — тихо заговорил Тэхён, рассматривая огонь в чаше. — Я хотел увидеть твою победу над богом чернокнижников, но не увидел даже свою смерть. Я вовсе перестал её бояться.       Ему больше нечего добавить. Стоя возле шатра с ножом в животе, он знал, что ничего критического или смертельного не происходит, или что смерть — временное явление. Он не бессмертный — не возродится, но всё равно вернётся к Чонгуку в любом виде, хоть человеком, хоть дождём с неба, иначе быть не может. Возможности тела знахаря ему неизвестны, поэтому он не может сказать, почему пропала рана, но уверен, что это нормально.       Чонгук посмотрел на свои руки без следов от ожогов и предпочёл не говорить о них, чтобы не расстраивать Тэхёна. У него и без дополнительных плохих новостей пропал аппетит, он убрал тарелку в сторону и виновато опустил голову, после чего попросил прощения за доставленные неудобства.       — Ты помнишь свои предсказания? — Чонгук говорит мягко, показывая, что не допрашивает и ни в чём не обвиняет Тэхёна. — Меня и Юнги во время предсказания видел?       В ответ Тэхён засмущался и сморщил нос. Стыдно вспоминать то, что привиделось. Разве можно предсказывать пошлость? Тэхён никогда не стремился за кем-то подсматривать, но увидел Юнги и Чимина, занятых любовными ласками, за что теперь стыдно до красных щёк. Ещё и Юнги он высказал то, что видел. В состоянии предсказания невозможно не говорить. Тэхён смотрел в глаза человеку и где-то в подсознании, будто в районе затылка, видел будущее. Сейчас у него невидимые мурашки по спине бегают и жутко от воспоминаний, но в процессе колдовства он душой и телом погрузился в негу. Это состояние опиумное, которое накрывает с головой и обесценивает внешний мир.       — Я видел порнографические видения, — прошептал Тэхён и ниже опустил голову. — Сначала я увидел одно, а потом — твои глаза, и видение усилилось. Это была пошлость. Мы занимались тем, чем братья не должны заниматься.       Это только слова, а Чонгуку в душе стало приятно, что хоть где-то Тэхён относился к нему не как к родственнику. Однако предсказание на словах не касается интимной близости, в отличие от Юнги и Чимина. Чонгук хотел поинтересоваться противоречием, но другой вопрос вырвался вперёд:       — И как? Тебе понравилось?       От удивления Тэхён не сразу сориентировался, что ответить. Сначала он безмолвно открывал рот, затем протяжно засопел и лишь потом с нотой протеста заголосил:       — Откуда мне знать? Я никогда не состоял в отношениях с альфой, поэтому мой мозг не способен возродить ощущения в полной мере! И я никогда с тобой не занимался сексом и даже не целовался, поэтому всё, что видел, — сборная картина из кусков прошлых отношений!       — Я тебя понял, — перебил его Чонгук и сменил тему разговора: — Ты помнишь, что мне сказал? Как это связано с тем, что ты видел? Чего именно мне не надо бояться? Я человек безрассудный в большинстве поступков, если не возглавляю отряд, поэтому лишний страх мне не помешает для сохранения жизни.       Тэхён посмотрел на него широко раскрытыми глазами, словно вновь готов повторить предсказание. В его представлении ответ банальный, но чем дольше он о нём думает, тем больше понимает масштаб проблемы своих чувств. Они сумасшедшие, фанатичные и без тормозов. Это пушечное ядро, которое никогда не остановится и снесёт любую преграду на пути, чтобы расчистить его для Чонгука. Именно поэтому ему не надо бояться проблем, как больших, так и маленьких. Вот только Чонгуку не объяснить то, что чувствует Тэхён. Если бы чувства имели свойство превращаться в вещи, Тэхён назвал бы своё бордовой бархатной материей, которая покрывает весь земной шар и служит ковром для Чонгука. Чувство контролирует всё вокруг, даже то, что незримо глазу. Оно держит под охраной Чонгука, потому что любит его. Тэхёну страшно от двойственного понимания: вроде Чонгук ему родственник, но что-то в груди испытывает к нему жгучую страсть. Может, это душа или истинная любовь, или таким образом Тэхён глупо снимает с себя ответственность за любовь к брату и пора бы принять её со всеми грехами.       — Никогда и ничего, — подтвердил Тэхён. — Всё, что тебе в голову придёт, того не опасайся. Я всегда буду рядом и помогу.       Последнее предложение невидимым жалом пронзило грудь Чонгука, отчего змея рассердилась и сделала ещё два витка вокруг сердца, полностью закрывая его собой и охраняя более тщательно. Кто она и что ей надо — до сих пор загадка для Чонгука. Она не шевелилась, когда Тэхён лежал при смерти, но негативно отреагировала на душевную боль. Чонгук сделал вывод, что ей не нравится, когда слова Тэхёна воспринимают неверно. Наверняка он не вкладывал в них двойной смысл и не пытался напомнить про гибель в деревне чернокнижников. Но из-за его обещания защиты, Чонгук вспомнил брата и то, как не смог в сложный момент его защитить и быть рядом с ним.       — Ты сильный колдун, — Чонгук перешёл к откровенному разговору. — Твоя магия способна помочь и навредить, поэтому тебе необходимо её заново изучить. Я посильно тебе помогу, а дальше сам решай, в какое русло её направить.       Тэхён кивнул и объяснил, что знания периодически всплывают в голове, а практики он боится. Как бы кому ни казалось, а он никогда не жил жизнью колдуна, поэтому до сих пор опасается всего, что связано с магией. Если он будет проводить ритуалы, то предпочтёт находиться под присмотром. Зная Чонгука, он выбирает идти по его пути: вредить и помогать. Иными словами, Тэхён намерен стать помощником Чонгука в боях: врагов убивать, а союзников спасать. Вслух он не сказал, что всего лишь хочет остаться рядом с ним. Да и планы нарушить способна воля императора, который может потребовать разделить колдунов во избежание ущерба от их ссор. Тэхёну Его Величеству не перечить, в отличие от Чонгука, поэтому он возложил на него надежды.       Посчитав, что наелся, Тэхён выбрался из кровати и проворчал, что нуждается в новой одежде, поэтому сходит к Юнги. Да и надо извиниться перед ним за предсказание и объяснить, что оно само вырвалось.       Тэхён вышел на улицу и первым делом посмотрел на небо — утренние сумерки постепенно стирали звёзды с небосвода. Удастся поспать, если не позавтракать, а сборы уже не пропустить, потому что необходимо перенести вещи в телеги. Тэхён отошёл в сторону, удаляясь от шатров, чтобы подумать над своим чувством к Чонгуку. Вот бы вернуться в прошлое и избежать смерти. Поздно сожалеть, но мысли и сон регулярно возвращаются в горящую деревню. Сколько бы Тэхён ни думал над последним боем, а всегда приходил к выводу, что иначе бы не поступил. Он взял на себя чернокнижников, которые охраняли Юнги. Кто знает, что случилось, если бы враг увидел, что спасти пленника идёт не один воин, а несколько. Быть может, Юнги увезли бы или убили, лишь бы не отдавать. Но есть одна странность.       Тэхён сел на бревно и посмотрел на ряды тёмных стволов деревьев, вспоминая битву. Он помнит, как разгонял мечом надоедливых гиен в чёрных плащах, рубил их пополам и ударом кулака по голове сотрясал им мозги. Враги прибавлялись, не жалели свои жизни ради того, чтобы завалить здоровяка Тэхёна. Раньше казалось, что они бросили все силы, чтобы поймать родственника Чонгука, а сейчас сомнения чёрным дымом клубились в груди. Могли же убить одного врага и вернуться в темницу, но не убили и бросили Юнги, которого до появления Тэхёна охраняли как зеницу ока. Сложно понять чернокнижников. Очевидна только их сплочённость, будто у них разум роя, поэтому без приказов знают, как действовать в любой ситуации.       Вспоминая гильотину, Тэхён почесал шею в попытках воссоздать ощущение от касаний острого лезвия, но так и не смог вспомнить момент казни. Тогда он смотрел на огненную бездну, в кольце которой умирали люди, а потом потерял сознание. Палачи говорят, что отрубленная голова катится по земле и в эти секунды человек ещё видит и осознаёт происходящее. Потом взгляд стекленеет и наступает смерть. Тэхён этого не помнит, поэтому ещё больше верит, что чернокнижники успели провести ритуал до обезглавливания. Если же у них есть между собой магическая связь, то казнь, вероятно, вовсе не провели. Тэхён потерян в догадках, но ему кажется, что если он разберётся в своей магии, то поймёт чернокнижников.       Шум справа отвлёк от мыслей, Тэхён посмотрел в полутьму и увидел Чимина, недовольного тем, что его опять заметили в неположенном месте. Однако, как он нарушал правила, никто не видел, поэтому сразу оправдался качественной ложью: проверял периметр. Тэхён постеснялся поинтересоваться, зачем его проверять только в кустах. Без слов ясно, что по ночам шастать по лесу без крайней нужды никто не станет. В конце концов, нет виновников в том, что людей в отряде много, а отхожее место одно.       — Проверяй, а я пойду к Юнги за пижамой или ночной рубашкой, — Тэхён встал, но короткое «Эй» заставило остановиться.       — Ты бессовестный! — Чимин кивком приказал следовать вперёд. — В шатре спит ребёнок, а ты намерен шуметь. Пусть хоть кто-то в отряде выспится!       Он осмотрел Тэхёна: в крови, одежда порванная, даже трусы видны и волосы торчат, как солома. Но Тэхёну всё равно, потому что ему важнее думать, анализировать и решать вопросы про свои жизнь и магию, а за внешним видом присмотрит Юнги. Тэхён, которого знал Чимин, всегда выглядел идеально, иначе омеги не обратят внимания. Он стремился, чтобы все омежьи взгляды принадлежали ему, поэтому никогда бы не позволил себе прийти с видом восставшего из могилы мертвеца завоёвывать сердце омеги. Если нынешний Тэхён проберётся к Юнги, Джихун точно испугается кроваво-белого привидения возле сундука с вещами и криком разбудит даже воинов в дальних шатрах.       — Я дам тебе свою ночную рубашку, — Чимин пошёл к своему шатру, контролируя, чтобы Тэхён шёл рядом. — Да, чуть-чуть будет маловата на тебя, но только чуть-чуть!       — Тебе Чонгук рассказал про моё предсказание? — Тэхён резко сменил тему разговора, чтобы не говорить про рост Чимина.       — Поделишься подробностями? — Чимин не растерялся и воспользовался шансом узнать обстоятельства, при которых Юнги внезапно изменит своим принципам. — Может, это будет лет через двадцать? Хотя, нет, для Юнги это рановато. Через сорок?       В его голосе Тэхён услышал ядовитую насмешку, и стало гаденько на душе от того, что в пророчестве нашлось что-то смешное. Тэхён, чтобы прекратить слушать издёвки, предпочёл сказать, что толком не помнит видение. Он так и не сказал, что Чимин, по возвращении домой, не останется в городе с Юнги и не будет работать в театре. По крайней мере в ближайшие месяцы ему не видеть спокойствия, потому что он и Юнги уйдут с отрядом выполнять ещё одно задание. Тэхён видел их двоих ночью в шатре, а вокруг — лес. Осень не коснулась листьев, воины не кутались в тёплые одежды от холодного ветра, полог не утеплили шкурами животных. Значит, отряд явится к Его Величеству и почти сразу покинет столицу или войдёт в её лесную часть. Юнги ещё будет жить, но Тэхён не скажет Чимину об этом, потому что оскорблён насмешкой.       — Юнги мне сказал, что тебе перехочется его ждать, — Тэхён наступил ему на больную мозоль. — Не думал найти себе другого альфу?       Чимин тяжело вздохнул, сдерживая наплыв бранных слов, и демонстративно на пару секунд закатил глаза, показывая, насколько сильно ему надоел вопрос. Он вошёл в свой шатёр и при свете одной свечи открыл сундук. Ковыряясь в нём в поисках одежды, он рассказал, что любовь в шестнадцать лет для него сильно отличается от любви в тридцать.       — У меня нет юношеского всплеска гормонов, — он бросил на кровать рубашку, — когда хочется окунуться в неизведанный мир страсти с головой, — следом полетели штаны. — Если сейчас за мной приударит альфа, я буду носом вертеть, чтобы побегал за мной и томно вздыхал, глядя на меня. А что? — он посмотрел на Тэхёна в полумраке шатра. — Пусть не думает, что я доступный омега. И путь докажет, что у него серьёзные намерения. Ладно, цветочные клумбы пусть не обрывает, но пикник на природе да с гитарой и серенадами в мою честь мне необходимы, — он вновь нырнул в сундук и на кровать полетели вещи. — Я не вредный, просто сейчас альфы и омеги едва прекращают одни отношения, кидаются в другие и хотят словно продолжения предыдущих. Они тащат тебя, нового партнёра, к себе в гости, предлагают выпить и укладывают в постель. А на утро предыдущий партнёр приходит, извиняется, и всё, ты уже не нужен и со штампом «ошибка» на лбу, — он нашёл ночную рубашку и протянул её Тэхёну. — Или альфа несамостоятельный и привык, что омега его обслуживает. Вот как Соджун был! Представь альфу, который предлагает мне отношения только потому, что ему нужен омега как слуга с функцией секса, — он сел на кровать, и Тэхён забрал у него из рук одежду. — Я почти десять лет командую стадом альф, поэтому не смогу в отношениях покорно стирать, убирать, приготавливать пищу, в огороде ковыряться. Пойми, мне не нужен альфа, которым нужно командовать, а он будет немедленно выполнять. У меня таких десяток в отряде. Мне нужен альфа, которому не надо гавкать над душой, не надо учить, как ухаживать за собой, напоминать про гигиену и объяснять, как важна чистота для здоровья. Я выйду замуж только за того, кто понимает мою работу и то, как она сказывается на мне. Мне надо, чтобы с человеком можно было не только поговорить, но и помолчать. Взамен я способен отдать многое, однако из подходящих альф я знаю лишь Юнги, — он вновь тяжело вздохнул и махнул рукой, закрывая тему разговора, однако тихо закончил: — Если бы ты знал, как я жалею, что много лет назад из-за дурости юности воспринимал заботу и внимание, как что-то постоянное в моей жизни, будто солнце и луна в небе. На деле оказалось, что этот комфорт — дело рук одного человека.       Он замолчал и опустил голову, чтобы не смотреть на Тэхёна и игнорированием прогнать его из шатра. Тэхён быстро сообразил, что услышал лишнее и пора уходить к реке, пока не выгнали пинками под зад. Чимин не сказал ему что-то новое. Скорее всего, он нуждался в свободных ушах, которые способны слышать. Тэхён, как случайный попутчик, удачно подвернулся под руку. И пусть он дружит с Юнги, ничего неожиданного не расскажет ему, если решит пересказать откровения Чимина. Как обычно, Юнги криво усмехнётся чужим чувствам и буркнет, что отношения с работой намного выгоднее, чем с омегой. А Тэхён будет знать, что Юнги врёт, но не возразит ему.       Выйдя на улицу, Тэхён посмотрел на шатры в мрачных красках сумерек и насторожился тишине. Кажется, Чонгук вновь разогнал людей по кроватям и запустил магию охранять отряд. Значит, он либо пошёл спать, либо враг близко. Тэхён решил проверить первую догадку и побрёл к Чонгуку. Ветер стремительным потоком догнал его, окутал ноги, вихрем поднялся к груди, и Тэхён почесал зудящий нос, чувствуя, что в ноздрю залетела соринка.       — Дай пройти, — прошептал он и запустил руку в нагретый магией поток воздуха. — Иначе я тебя рубашкой Чимина поймаю и не выпущу.       Он даже грозно сдвинул брови и со свирепостью посмотрел на кружащие кусочки травы и пыли в прозрачных завитушках. Ветер послушно опустился к земле и кометой юркнул между узких проходов, продолжая контролировать территорию. Тэхён подошёл к шатру Чонгука — полог отодвинут в сторону, а на кровати кавардак. Видимо, Чонгук убрал все вещи, которые испачкалась кровью и лекарством. Тэхён, стоя на пороге, опустил взгляд на живот и прикоснулся пальцами к месту ранения. Чудное тело, как снаружи, так и внутри. Но Тэхён не ощущает себя живым сосудом для магии. Он вовсе её не чувствует. Чонгук когда-то рассказывал, что в нём она как вторая кровь: раскаляет ауру, течёт по венам древними знаниями и проникает во все органы чувств. А у Тэхёна что? Сплошное смирение и грязное чувство к брату — невелик колдун. Но что-то живое в теле есть и периодически даёт о себе знать. Это похоже на инстинкт, потому что срабатывает в критической ситуации. Быть может, есть магическая память? С колдуном случилась беда, и сработал рубильник для спасения. Тэхён не понимает тело знахаря и предпочтёт оставить его на совесть Чонгука, но оно тянется к нему. Получится ли изучать магию? Или вместо уроков будет любование братом, как цветущей вишней?       Чонгук ему родственник ровно до прикосновения к нему. Потом размываются границы прошлого и настоящего, понятия кровного родства и чужого партнёра, стыда и вожделения. Чувства обостряются, в груди вяжется тугой узел и его нити требуют свободы. Тэхён только кончиками пальцев касается Чонгука, а уже мечтает слышать над своим ухом его дыхание. Да и сам дышит через раз, очарованно рассматривая того, от кого должен уносить дальше любовь, а лучше — её убить и похоронить под тяжёлым надгробием моральных запретов. И ведь умом Тэхён всё понимает: сейчас он и Чонгук — чужие друг другу люди, но вскоре знахарь вернётся, и кто знает, к чему это приведёт. Но так хочется прикоснуться к Чонгуку, что Тэхён в фантазии бесконтрольно тискает его, ласкает и иногда даже от переизбытка чувств кусает. И он точно знает, что в грязной фантазии виновато сердце, которое так трепетно реагирует на появление Чонгука в поле зрения. Глупый орган не может жить в тишине и спокойствии, требует биться с чувством любви, качать подогретую ею кровь и петь в жаре страсти. «Но не брата же любить», — мысленно возражает ему Тэхён, а сердце не слушается, тянет его в предрассветном лесу искать Чонгука, чтобы убедиться в его безопасности.       Тэхён заглянул в свой шатёр — пахнет возбуждающим табаком. Все вещи на первый взгляд на месте. Скорее всего, Чонгук искал Тэхёна, чтобы проверить его состояние. Пошёл искать в лес? Вряд ли, потому что ветер ему сообщил о местонахождении Тэхёна. Может, пошёл к купели, к реке — куда угодно для утренних процедур. Но Тэхён нутром чует, что настолько рано Чонгук не пойдёт чистить зубы. Да и нет нужды во время умывания запускать ветер для охраны.       Тэхён выскочил на улицу, пробежался в лес и услышал, как сзади его догоняет невидимый охранник, чтобы вернуть беглеца в шатёр.       — Отстань! — Тэхён остановился, всмотрелся в хоровод листвы над травой, и сжал кулаки. — Иди за Юнги присматривай!       Он расслабил руки, вспоминая Соджуна и блуждающий между шатрами ветер. Получается, Соджун по ветру догадался, что Чонгуку сообщили про пьющего между шатрами воина. А Чонгук только ждал его действий. И тут влез Тэхён со своим эгоистичным «мне надоели кошмары». Или ему кровь нужна была? Он точно не может сказать, чего добивался. Вроде всё и сразу, чтобы по очереди не заморачиваться над чем-то одним. И всё же нехорошо это — влезать в дела другого колдуна. Надо либо их сообща вести, что Тэхёну пока не под силу, либо не мешать работать друг другу.       Вспоминая, что натворил, Тэхён сравнил безопасный план Чонгука и свой кровавый и причиняющий вред окружающим. Странная у него магия: эгоистичная, беспощадная и требующая жертв. Тэхён сильнее захотел попасть на гору Таэлин и попросить колдунов избавить его от плохого гена. Это же даже не магия, а проклятие.       Ветер оковами окутал ноги Тэхёна и поднял суету, кружа восьмёркой и нарушая покой растущей рядом травы. Тэхён шикнул на него, переступил и направился дальше в лес, настраивая интуицию на поиски Чонгука. Ветер помчался в сторону, словно спеша к другому нарушителю, и Тэхён сообразил — жаловаться побежал. Так даже лучше, потому что теперь можно точно узнать, где находится Чонгук.       Ветер мчался доложить обстановку и сбегал от назойливости Тэхёна, но остановился в нескольких метрах от Чонгука, словно дожидаясь своей очереди на общение. Подкидывая мелкий мусор на пять сантиметров вверх, ветер почти стих, не нарушая разговор колдуна и чернокнижника. Тэхён, принимая полёт сгустка магии как игру, сначала едва не повизгивал от удовольствия, затем увидел в первых проблесках рассвета широкую спину Чонгука и рядом — чернее смолы плащ врага. Чонгук с чернокнижниками не в сговоре и общих дел с ними не имеет, поэтому Тэхёну стало до жути любопытно подслушать разговор. Он спрятался в кустах и вдоль них на четвереньках пополз к ближайшему дереву.       — Эту книгу ты скрысил у товарищей, — Чонгук показал её собеседнику. — Забирай её и верни на место, чтобы твои друзья не ошивались возле моего отряда.       Тэхён нашёл брешь между нижними ветками куста и с прищуром сосредоточенности всмотрелся в чернокнижника. Лицо скрыто в глубине капюшона, руки спрятаны в рукава, а сам человек не видит головы Чонгука. Он смотрит вниз, но не из-за вины, а потому что иначе капюшон скроет от его глаз дорогу. Чонгук общается с ним спокойно, не угрожает и не отчитывает за проделку. Он протянул ему книгу, сообщил, что никто её не читал и разве что отец Хван проявил больший интерес к врагам. Чернокнижник вытащил руки из рукавов и молча принял книгу. Тэхён широко раскрыл глаза, узнав кисти рук. Именно они в деревне возле огня очертили странный жест после требования Чонгука перенести душу его брата в другое тело. По словам Чонгука и многих воинов, чернокнижники, которые стояли возле огня, покончили с собой. Однако Тэхён уверен, что книгу забрал тот же человек, кто и сделал жест двумя пальцами над ладонью. Если и придираться к воспоминаниям, то только к их подробностям. Тэхён не понимает, почему всё помнит, ведь он находился на холме, а деревня горела внизу. Возможно ли увидеть короткий жест с большого расстояния?       — Не скажешь, зачем Тэхёну знания из этой книги? — Чонгук посмотрел на отблеск света на капюшоне, дожидаясь, когда прозвучат слова.       — Ничего нового для себя он бы не прочёл, — прошептал чернокнижник и спрятал руки и книгу в рукава. — Поскольку ты мне помог, то и я у тебя в должниках не останусь. Советую тебе бросить Тэхёна в лесу и без него возвращаться в столицу. Хочешь жить спокойно — оставь его в лесу, где Юнги его и подобрал. Тэхёну не место среди людей.       — Чтобы твоя шайка его забрала себе? — Чонгук удивился совету, в котором различил запугивание. — Я знаю, что у него разрушительная магия, но я и он договорились попробовать с ней справиться. А ты, если хочешь отблагодарить, не подпускай к моему отряду своих дружков.       Чернокнижник резко, словно нервно, отвернулся и быстрым шагом поспешил скрыться в чаще. Ветер сразу прозрачной лентой оплёл Чонгука и впитался в его ауру. Магия передала информацию, и Чонгук посмотрел в сторону кустов. Тэхён сразу вышел из укрытия, сжал в руках рубашку Чимина и помялся на месте, показывая, что стыд за подсматривание есть, но сожаления — ни капли. Наоборот, даже в преддверии рассвета в глазах Тэхёна серебристым блеском переливается заинтересованность в услышанном. Надо лишь Чонгуку дать добро на разговор и показать, что не держит зла, и Тэхёна будет не остановить в общении.       — Перехватил его, когда он к отряду подходил, — сказал про чернокнижника Чонгук и пошёл в сторону шатров. — Лучше отдам ему книгу, чем до самой столицы буду отбиваться от врагов и их магии.       — Ты видел его лицо? — Тэхён догнал Чонгука и посмотрел на него пытливым взглядом.       — Нет, он тебе книгу подкладывал с накинутым на голову капюшоном, — Чонгук пожал плечами, показывая, что бессилен перед привычками чернокнижников, а лица у них обычные, только с кровавой меткой на лбах.       Тэхён взахлёб рассказал, что узнал руки чернокнижника, который должен быть мёртв. Его руки невозможно перепутать: узловатые суставы пальцев, квадратные ладони и ногтевая пластина выпуклая и толстая. Человек серьёзно болен, а в болезнях знахарь знает толк, поэтому сейчас Тэхён уверен, что чернокнижник один и тот же. Шанс встретить второго такого же больного настолько низок, что смешон. Вероятно, враг умело скрывает себя настоящего или его бог тщательно охраняет своих поклонников от смерти. Это наводит на мысль, что после битвы в деревне у чернокнижников потери минимальные, если вообще есть, а отряд Чонгука значительно поредел. При этом враг делает только вылазки к воинам и не намерен напасть, хотя имеет преимущество численностью.