Мåндитский драйв

— А потом его затолкали в машину! И уе-е-ехали! С Томасо-о-ом! Почти успокоившаяся Вик завыла по новой. Потом она всхлипнула и, пытаясь попить, забулькала в стакане с водой. Итан, разложив на диване аптечку, сидел перед ней на корточках и бережно обрабатывал ватным тампоном ее кровящие в дырявых джинсах коленки. Похитители просто оттолкнули ее на асфальт, когда она бросилась на них разъярённой кошкой. И хорошо. А то могли бы тоже забрать, или еще хуже, пристрелить. Возле них Дамиано метался и орал на кого-то по телефону. Итан шумно выдохнул через нос и прикрыл глаза. — Все будет хорошо. — Нихрена не хорошо! — рявкнула Вик, — Его просто взяли и запихали в багажник! Как он вообще уместился в багажник бэхи! Лучше бы он там застрял, и я успела бы позвонить вам! Ыыыыы… Зачем мы вообще пошли гуля-я-я-ять… Стакан в ее руках затрясся, вода вылилась на диван и расползаясь по тряпичной обивке неровным темным пятном. Итан обхватил ее лицо ладонями, заставляя замереть и посмотреть ему в глаза. — Слышишь, все будет хорошо. Дамиано разберется. Похищение это еще не конец света, они вышлют требования, мы узнаем кто это, потом выследим, убьём их всех и заберем Томаса. Ладно? Вик шумно дышала, и смотрела на него покрасевшими глазами, но в какой-то момент Итан уловил руками, как она слабо качнула головой. — Вот так, иди сюда, — он притянул ее к себе, приобнимая, и Вик, шмыгнув носом, уткнулась лбом ему в плечо, а потом, прижавшись к жесткому краю куртки щекой, засопела ему в шею, — Если бы хотели убить, убили бы, а так он нужен живой. Все будет хорошо. Будто в насмешку за их спинами раздался грохот и звон, и они обернулись. Взмыленный Дамиано тяжело дышал, рядом застыл Лео, очень явно желая слиться с каким-нибудь диваном, а у стены валялись раскуроченные железки и стекло — то, что осталось от ноутбука, когда Дамиано швырнул его в стену. — Я убью его. Итан мягко отстранил затихшую Викторию, и медленно поднялся, едва сдерживаясь, чтобы не поднять раскрытую ладонь, как будто успокаивая взмыленное дикое животное. — Я его убью! Гниду! Он у меня собственные кишки жрать будет, сука!.. — Кто?.. — Это Рауль! — рявкнул Дамиано. Его явно трясло, но он проверял на перевязи пистолеты так методично, что казалось, он совершенно спокоен, просто зол. Очень зол, в бешенстве. Итан мрачно проследил, каким рубленым движением он натягивает куртку, и нахмурился. — Прислал эмейл, гнида. Томас у него, и он хочет встретится. Итан решительно встал ему наперерез, и Дамиано едва не столкнулся с ним лоб в лоб. Дышал он хрипло, сквозь зубы, и взгляд прожигал, казалось, до самых внутренностей. Итан был уверен, что его сейчас разорвут, поэтому быстро начал первым. — И ты вот так собрался к нему? Исключено. — Иди к черту, — процедил Дамиано, пытаясь его толкнуть и пройти, но Итан сжал его плечо и не пустил. — Это провокация, Дамиано. Он знал, на что надавить. Он только и ждет, когда ты на эмоциях ворвешься к нему… — Ты зато больно спокойный… — Он убьет тебя. Дамиано посмотрел остервенело, и не находя выхода кипящего внутри вулкана, толкнул ногой стеклянный столик, сворачивая ему ножки. Столешница рухнула, брызнула стеклом во все стороны, на секунду унимая клокочущий дикий гнев. Вик пискнула и забралась на диван с ногами. — И что ты предлагаешь? — уже спокойнее произнес Дамиано, и Итан медленно тихо с облегчением выдохнул. — Идти на встречу должен не ты, а кто-то другой. — И кто? — Я мог бы, — осторожно предложил Итан, между делом отталкивая крупный осколок, мыском остроносого ботинка. Невольно они все проследили взглядом, как он плавно проскользил по полу, как льдинка на льду, и застрял под диваном. Дамиано отмер первым и нахмурился. — Это самоубийство. — От того, что пойдешь на встречу ты, это не станет менее самоубийственным, — возразил Итан, — Рауль показал, что серьезен, и готов разговаривать. И от того, что ты сорвешься и начнешь пальбу, ты не спасешь ни Томаса, ни себя. — Почему ты? — Ну, отправь кого-то другого, — он небрежно дернул плечами, — Вот, хотя бы Грилло. У показавшегося из-за дивана Лео лицо было такое, что становилось кристально ясно, что ни к какому Раулю он не пойдет. Лучше пристрелить на месте. Дамиано медленно прикрыл глаза, и Итан понял, что вместе с гневом его захлестывает отчаяние, как водой в пробоину судна, медленно неотвратимо. Он тонул. Поэтому сжать его плечо показалось верным решением. Если бы он мог обхватить его лицо руками, как это только что сделал с Вик, он бы тоже это сделал. Успокаивающе сжал бы щеки, чувствуя, как ладони колет щетина, доверительно заглянул в глаза. Казалось, что Дамиано расслабился бы, заземлился. Вспоминая предыдущие дни, урывками высмотренные, будто украденные, моменты, когда эти трое оставались либо втроем, либо попарно, Итан вдруг понял, что Дамиано заземлялся от Томаса. Подходил, сжимал плечи, лежал на коленях, мимоходом трепал волосы, вжимался в них лицом, когда думал, что никто не видит. Он был тем островком спокойствия, той мягкой периной, в которую так приятно упасть после долгого рабочего дня, утонуть, позволить поглотить себя и успокоить. Итан выдохнул через нос. Его дернувшиеся пальцы, случайно коснулись шеи Дамиано, и кожу будто обожгло. — Я обещаю, я его верну, — произнес Итан, — Я верну, слышишь? Я все улажу. Дамиано посмотрел с прищуром, но кивнул. Итан видел, как прямо на глазах он собрался, закрываясь в непробиваемый панцирь, готовый действовать. Он кивнул Лео. — Отвези Вик в Гарласко. — Я могу… — начала было Вик, но Дамиано указал на нее пальцем. — Ты едешь в Гарласко. Ты, — палец грозно уставился на Лео, — Ты головой за нее отвечаешь. Передай всем, пусть ныкаются по лёжкам и не высовываются без приказа. А ты… — Дамиано посмотрел на Итана и осёкся. Потом кивнул к выходу, — Идем, я отвезу. * Отель совсем не изменился с тех пор, как он был там последний раз. Вспомнилась лестница и мягкие губы насмешливой игривой Вик. Теперь он шел туда же, но уже за Томасом, и во всем этом Итан с мрачной иронией определил некоторую долю фатализма. Он проследил взглядом особенно пузатую завитушку на фасаде, и шагнул к дверям, где охранники его уже заметили и смотрели недобро-оценивающе. Пока один, что-то докладывал по рации, а второй обыскивал и разоружал его, Итан внезапно поймал тягучее медитативное состояние, когда всё проходило через голову свободно, не застаиваясь, не цепляясь за тревожные мысли и не дергая лишний раз нервы. Голова стала легкой, а тело расслабленным, как как перед броском, когда во всю используешь крупицы отдыха, чтобы поработать хорошенько потом. Он спокойно проследил, как у него забрали из кобуры единственный пистолет, а потом посмотрел вопросительно: из рации легкими прерывистыми шорохами доносились указания. Итан отчетливо услышал «пропустить» и «замкнуть периметр», и даже успокоился: раз его не убили сразу, то выслушают. Они шли по незнакомым коридорам отеля, которыми в обычное время пользовался бы только обслуживающий персонал, и Итан снова вспомнил ту вылазку, возвращаясь мыслями к голосу Томаса в наушнике, который вел его как влекущий прекрасный голос сирены. Невольно Итан скатился мыслями в беглый анализ, и это единственное, что удержало его от перенапряжения. Он не понимал, каким образом Рауль о нем узнал, когда Дамиано почти всегда и везде ходил с Вик? Если кого и надо было похищать, то логичнее всего — её. Но Рауль поступил нестандартно, и Итан не верил, что за этим не стоит какой-то особый расчет. Или заблуждение. Рауль ждал в небольшом кабинете-переговорной, меблированный двумя диванами, разделенными низким столиком, и низкой жардиньеркой у подлокотника, на которой ароматно парил чай и картинно лежал пистолет. На боковой стене висел экран темным выключенным провалом. — Добрый день, — произнес Итан непослушными губами, припоминая, как отец всегда говорил, что вежливость — оружие королей. На самом деле — точность, но и Итан, и его семья ценили вежливость превыше. Рауль видимо тоже. Он сдержанно кивнул, оглядывая его всего, и Итан на секунду замер, нанизанный на его взгляд, как на лезвие ножа. Потом ему приглашающим жестом указали на диван напротив. Опускаясь на скрипучую кожаную подушку, Итан хладнокровно, но быстро размышлял. Первые секунды переговоров казались самыми сложными и напряженными, потому что заговорить самому — значит упустить настроение другой стороны; промолчать слишком долго — и прослыть невежей или упустить лидерство, что тоже обернет переговоры против него. Но Рауль решил его проблему сам, заговорив первым. — Забавно, что Давид таскал и показывал везде девочку, но мне хватило одного только взгляда, чтобы понять, что она подставная, — лениво и никуда не торопясь произнес Рауль, откидываясь на спинку дивана так, что черная кожа натужно скрипнула, а Итан с удивлением понял, что он говорит о Вик. — Подставная девочка? — Чтобы отвести подозрение от своего настоящего любовника, разве нет? — Рауль криво усмехнулся, — Достаточно было простой провокации, чтобы все понять. Он зря взял своего мальчика на переговоры. Все это лучше оставлять в постели, чтобы не мешало работе. Итан едва сдержался, чтобы не свести со стоном брови. Провокация в клубе Лотос, задумчивый, слишком пристальный взгляд Рауля на Томасе, все это имело смысл. — Он жив? — спросил Итан как можно более бесстрастнее, но вместо ответа Рауль взял с жардиньерки небольшой черный пульт и включил телевизор на стене. Картинка, цветная, явно транслировалась с внутренней камеры где-то в здании, и Итан окаменел лицом, только силой воли заставляя себя успокоиться, потому что виском чувствовал взгляд Рауля, считывающий каждый проблеск эмоции. Там был Томас, лежал на боку, подтянув к себе колени, голый, в повязке на глазах и с зажатым между губами алым шариком-кляпом. Веревка оплетала его всего от шеи до щиколоток, перехлестываясь черепашьим узлом на груди и животе, и у Итана внутри все полыхнуло яростью, злобой и стылым ужасом, от того что происходило в этой комнате, пока он не приехал. Но было видно, что Томас дышал. Итан медленно повернулся к Раулю, беря себя в руки и мысленно радуясь, что не пустил сюда Дамиано. Тот бы вцепился Раулю в горло и получил пулю. — Он… — все-таки начал было Итан, боясь предполагать, но Рауль легко отмахнулся, выключая экран. — Накачан наркотой, спит, а так в порядке. Выглядит страшнее, чем есть на самом деле, для острастки, — его полные влажные губы растянулись в улыбке, — Его никто не тронул. Зачем дразнить Давида больше, чем я и так это делаю. Странно, что вообще при таком влиянии, он допустил подобную ситуацию, и его драгоценный мальчик ходил без охраны. «Какая охрана? — с горечью подумал Итан, — Двадцать семь человек! На дела бы хватало людей, а не на праздные шатания по улицам за Томасом и Вик». А потом его вдруг осенило. Как по затылку ударило. Секунды хватило, чтобы понять и просчитать ситуацию, и осознание вспыхнуло в голове. Озарение. Как белая магниевая вспышка, слепящая до потери зрения. Дальше Итан знал, что сказать. *** Томаса он забирал на руках, беспамятного и завернутого в простынь. Итан нес его через весь отель, как принцессу из драконьего замка, собирая глумливые ухмылки охраны Рауля. Но ничего из этого не имело значение кроме того, что Томас на его руках дышал ровно и был жив. Выйдя на улицу, Итан сначала застопорился, думая, как дальше, но к тротуару резко вырулила знакомая машина, и Дамиано, взъерошенный, почти серый от волнения, выскочил на дорогу и открыл им заднюю дверь. Итан успел перехватить его взгляд, и сказал непослушными губами, что все в порядке. Рауль позволил им уехать. Казалось, что время тянулось мучительно медленно. Дамиано вел машину молча, но сидящий сзади Итан знал, что тот то и дело смотрел в зеркало, стараясь увидеть Томаса. Он лежал головой у Итана на коленях, рассыпав по плотной ткани брюк мягкие, как пух, волосы, а на его спокойном лице, на щеках, еще виднелись розоватые отпечатки ремешков от пережимавшего его кляпа. Итан, сведя к переносице брови, погладил рельефные полосы, и отвернулся к окну, за которым быстро проносилась улица, мост через реку, доки, и сгруданные коробки гаражей. Когда они свернули к пустынной старой железной дороге, которую перекрыли с возведением стены, Томас так и не проснулся, но дышал ровно и чисто. Возле одного из гаражей, которых здесь была россыпь, их встречала Лавиния, врач, тонкая изящная девочка с выразительными глазами. Дамиано заехал в жестяную коробку, где кроме мусора и хлама стоял черный фургон, и Лавиния подошла с чемоданчиком наготове, тут же принимаясь командовать Итаном, чтобы он положил Томаса сподручнее. Проверить пульс, давление, анализ крови в маленьком пластиковом эппендорфе, который она отвезет в больничную лабораторию на обратном пути — все это она делала быстро, привычными отточенными движениями, не смея терять время, и ее напряженное лицо разглаживалась и расслаблялась все больше. Все явно было не так плохо, как казалось. — Его чем-то накачали, — сказал Итан, и Лавиния снова нахмурилась. Пока она ставила переносную капельницу, рядом жужжал шуроповерт: Дамиано менял номера на машине, потом на фургоне. Когда она закончила все, что хотела и разрешила больного перевозить, Дамиано скомандовал перенести Томаса в фургон вместе с капельницей, а сам скурил две сигареты одну за одной, стоя напротив окна заднего сидения. Через тонированное стекло Дамиано не мог ничего видеть, но Итан смотрел, как волчком вертится почти пустая пачка от сигарет в его пальцах, выдавая мечущиеся чувства. Дальше он снова сел за руль. * Только проследив, как проплывает за окном большой торговый центр, Итан вдруг понял, что они проехали узкую часть «груши», из которой условно складывался Округ. И теперь они въезжали в широкую часть, условный пригород. Итан придерживал капельницу, следя, чтобы ее не болтало от тряски, и чтобы не выскочила игла из катетера на сгибе локтя Томаса, и чтобы сам Томас дышал, ровно, по спящему спокойно. Но когда тесный, устремляющийся вверх многоэтажками город сменился на приземистую полосу частных домов, Итан не выдержал. — Куда мы едем? Дамиано будто выдернули из транса, когда он отсутствующе взглянул на него через зеркало. — В безопасное место. — Осталось ли оно — безопасное место? — невесело хмыкнул Итан. — Это дом, — сказал Дамиано, не отрываясь от дороги, — записанный на подставного человека. Марта наш хороший друг, она согласилась помочь, и теперь у нас есть убежище, о котором никто не знает. Итан молча посмотрел в окно, где мелькали заборы и двухэтажные дома, думая о том, каким же нужно быть хорошим другом, чтобы взять на себя такой риск, а потом вспомнил, что сам не лучше. Волосы у Томаса были мягкие, и Итан рассеяно касался их пальцами, пока вдруг не почувствовал, как он прерывисто вздохнул и завозился. Но не проснулся — Томас просто потянулся, не открывая глаз, и повернул голову, прижимаясь к руке Итана щекой. Дом оказался обычной виллой, каких в этой части Округа было очень много, с гаражом, садом и бассейном, которые отделялись от соседей густой и высокой живой изгородью. По одной ее части как червоточина полз дикий виноград, часть которого пыталась перекинуться еще и на домик теплицы, но пластиковые стенки были слишком гладкими, чтобы гибкие стебли и усы смогли за них зацепиться. Участок не выглядел заброшенным, видимо Марта жила здесь, пока этот дом не понадобился по назначению. Томаса, который чуть ворочался, но не просыпался, перенесли в комнату, и Вик, встрепанная и дерганая, в надетой наизнанку длинной футболке, доходящей ей до колен, тут же переняла над ним бдение. К тому времени отзвонилась Лавиния, и все дружно выдохнули: тяжелых наркотиков не было, только большая доза флунитразипама, и единственное, что Томасу было нужно — это покой. Выспится, будет как огурчик. Ну, может будет плохо помнить, что произошло, но это все ничто по сравнению с тем, как все могло бы закончиться. На улице за узорными занавесками медленно темнело. Итан, оставшийся в одиночестве, потоптавшись какое-то время посреди гостиной, бросил взгляд на верх, где в одной из спален Дамиано и Вик укладывали Томаса, и решил, что делать ему здесь больше нечего. Он уже надевал обувь, когда по лестнице послышался дробный перестук шагов, и Дамиано его позвал. Итан повернулся, так и замирая посреди прихожей в одном ботинке: Дамиано мягко едва уловимо улыбался. Дома он явно почувствовал себя в безопасности и убрал из взгляда ту удушающую тяжесть, которая будто прижимала к земле и заставляла шевелиться волосы на затылке. Он разулся, сбросил куртку, снял перевязь с кобурой, внезапно становясь таким по-бытовому домашним, что сердце зашлось от непрошеной нежности. Дамиано упал на диван, и было отчетливо заметно, как сильно он устал. — Куда собрался? — Домой, — как-то неловко отозвался Итан, застряв в прихожей и разглядывая этого нового вымотанного Дамиано, уютного, такого, что казалось, протяни ладонь, и он, как кот, притрется к ней и позволит запустить пальцы в волосы. — Без тачки? — хмыкнул он, — Не дури. — Грилло уехал. — Он на тачке приехал, на ней же и свалил. А тебя кататься на таксерах по Округу я не пущу, — Дамиано кивнул перед собой, — Сядь. В какой-то момент он растер ладонями лицо, и, будто с усилием захлопнулся обратно в непробиваемый панцирь, и когда Итан опустился напротив в кресло, на него уже смотрел привычный собранный Дамиано. От мнимой домашней уязвимости не осталось и следа. — Что ты сказал Раулю? — спросил Дамиано, окидывая Итана внимательным оценивающим прищуром, — Ты сказал, что все уладишь, и ты уладил. Как? Как бы хорошо Дамиано ни относился к Итану, он был обязан осторожничать. В их жестоком закрытом мире потеря осторожности — первая ступень к краху. И сегодняшний почти крах будет еще аукаться и Дамиано, и Виктории, и Томасу в страшных снах. Как? Хороший закономерный вопрос, и Итан ждал его и внутренне был готов. Он поднял взгляд, смотря Дамиано в глаза, в его два темных до черноты омута. — Я блефовал. — Рауль же не дурак… — Но он проглотил, — быстро сказал Итан, — Он же отдал Томаса. Значит все в порядке. Дамиано застопорился, и его взгляд заскользил по лицу напротив, рассматривая и изучая. Итан знал этот взгляд, Дамиано всегда так смотрел, когда он отчебучивал что-то эдакое. Потом уголок его губ пополз вверх, и Дамиано широко и громко рассмеялся, качая головой. — Ты инопланетный динозавр со способностью к убеждению. Что ты ему сказал? — спросил он почти весело, и Итан с нарочитым пренебрежением дернул губами. — Сказал, что ты соберешь армию, если потребуется. Возьмешь его задрипаный отельчик штурмом. И сотрешь его и его банду с лица земли. Ты догадывался, что он совершенно ничего не знает о Монескин? Ни сколько у нас людей, ни устройство. Он заглотил мой блеф… — Как проститутка — член. Дамиано осклабился, и от его торжествующей хрипотцы в голосе прошлась горячая волна по позвоночнику. Итан замер, сдерживаясь, чтобы не скользнуть взглядом на его пах. Скопившееся за день напряжение, звенящие нервы, завязший в крови адреналин выплеснулись в невыносимое душное возбуждение, и мучительно остро захотелось сползти в кресле ниже и поправить твердеющий в штанах член. От осознания, что он у Дамиано, Вик и Томаса дома и его практически оставили на ночь, Итана повело, и он держал себя только на чистом упрямстве и врожденной упертости. Он прикрыл глаза. — Да. По самые яйца, — произнес он непослушными губами, чувствуя, как пересохло во рту. Дамиано скалился довольно и молчал какое-то время, но потом посмотрел со странным выражением, от которого Итан невольно напрягся и дернул головой, через силу отставляя возбуждение на второй план. — Я тебе обязан, — сказал Дамиано серьезно, и прежде, чем Итан открыл рот, отмахнулся, — Обязан, не спорь. Очень сильно обязан. Можешь просить, что хочешь, — он дернул щекой и раскинул руки, будто описывая размах возможной просьбы. Итан сдержался, чтобы не поморщиться, потому что помнил тот раз, когда Вик с Томасом совершали свое паломничество к нему в квартиру, заваливая подарками и попытками хоть как-то расплатиться за Дамиано. Теперь они поменялись местами, и это начинало походить на плохую привычку. Итан молчал, и Дамиано неторопливо продолжил. — То, что ты для нас сделал оплатить невозможно, но хоть что-то я могу сделать для тебя? А? Итан? В оказавшейся тишине, внезапно громко, но глухо, тикали антикварные часы на стене, а вечер лег темнотой мягко и быстро так, что за занавесками улица уже зияла чернотой . Итан вздохнул и проследил пальцем рельефный узор на подлокотнике кресла. — Что угодно? Дамиано усмехнулся резко и остро так, что стало неприятно. Но он все же приглашающее развел руками: — Что угодно. Итан задумался, наблюдая, как Дамиано вытаскивает из кармана пачку сигарет, но не открывает, крутя ее в руках, как всегда, когда нервничал или злился. Мысль, что он запомнил этот мелкий, незначительный жест, хлестнула изнутри теплом, разлившимся по телу. Итан прикрыл глаза, собираясь с духом, подавляя правильное желание отказаться от всего. Он же просто так Томаса спас. Но Дамиано привык, что бесплатно ничего не бывает, что все нужно оплатить, даже жизнь любовника. И Итан не стал рубить сгоряча. — Я не хочу что-то материальное, — наконец осторожно произнес он, — Хочу задать вопрос. Я же могу задать вопрос? — Конечно, — протянул Дамиано, прикрывая глаза, все также растягивая в усмешке губы, — Информация тоже входит в это все что угодно. — Тогда я спрашиваю. — Валяй. Дамиано вдруг подался назад, раскинув руки по спинке дивана. Движение вышло нарочито-ленивым, но хищным, опасным, провоцирующим, и Итан на секунду подумал, что на переговорах с тем же Раулем он бы вел себя так же. А потом выхватил бы ствол и расстрелял собеседника в упор. Как легко его мотало из одного состояния в другое: вот только что Дамиано приглашает его остаться и смеется вместе с ним, а в следующий миг готов вцепиться в горло, если что-то пойдет не так и Итан позволит себе лишнее. Привычка не доверять и всегда держать людей на расстоянии просматривалась так явно, что Итан дернул уголками губ и поднял глаза, недоумевая, как давно научился читать Дамиано Давида, как открытую книгу, и что сам Дамиано Давид его прочитать не может. Ему же хуже. — Хорошо, — произнес Итан медленно, смотря на Дамиано снисходительно мягко, желая уловить и просмаковать выражение его лица, когда он задаст вопрос, — Вик, Томас и ты, как вы познакомились? — Что? — оторопел Дамиано, и Итан про себя посмеялся: да, лицо вышло отменное. — Ну, как вы встретились? Виктория каждый раз рассказывает разную историю, и достоверности в каждой, знаешь, как в дешевом боевике. А Томас только хитро улыбается. Дамиано открыл рот, закрыл и опустил голову, с прищуром разглядывая его исподлобья. — И ты вот так проебешь мое «проси все что угодно» ради этой глупости? — спросил он с сомнением. — Но мне ужасно любопытно, — пожал плечами Итан, — Когда еще узнавать, как не сейчас? Дамиано хмыкнул и расслабился, будто распрямился всем телом. Потом сел удобнее, опираясь локтями на расставленные колени, и дернул губами в подобии улыбки, вспоминая. — В школе мы познакомились, — начал он расслабленным легким тоном, и Итан невольно вздрогнул, подаваясь вперед, — Я играл в школьной баскетбольной команде, был капитаном. И, наверное, только это и спасало меня от исключения — я был чертовски хорош в баскетболе. Итан не сдержался и закатил глаза, но пытаясь удержать этот образ — юный Дамиано, еще не заматеревший, не закрывшийся в толстую непробиваемую раковину, который плохо учился и хулиганил, но играл в мяч как бог. — Сомневаешься? — вскинул бровь Дамиано, и Итан спохватился. — Нисколько. Я видел тебя в деле. — То-то же, — прищелкнул он языком и продолжил, — Я был на два класса старше их. А в подростковом возрасте еще и злее. Злее, чем сейчас? — едва не сорвалось у Итана с языка, но он сдержался. — …и Томас перевернул на меня поднос в столовой. Итан прикрыл глаза, и едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Томас, Томас, неуклюжий угловатый, наверняка с какой-нибудь стремной челкой, падающей пушистой паклей на глаза. Томас, Томас, которого толкнули, и он улетел в капитана баскетбольной команды, переворачивая на него весь свой завтрак. — И ты его чуть не убил, — все-таки дернул уголками губ Итан, и Дамиано отзеркалил, качая головой. — Нет. На меня наорала Вик. Итан издал странный короткий звук и прикрыл пальцами расползающиеся губы. — И что ты? — Отступил, — махнул рукой Дамиано, внимательно его рассматривая, — Сложно ругаться с горячей девчонкой, стоя перед ней по уши в йогурте. Итан провел ладонями по лицу и услышал странное: — Не сдерживайся. — Что? — он поднял голову, и нанизался на пристальный взгляд Дамиано, как на незамеченную в драке заточку. — Если тебе смешно — смейся. — Да, это я так… Все нормально. Я просто… Дамиано смотрел странно, долго, изучающе. А потом внезапно поднялся, и, шагнув к Итану, замер, почти касаясь ногами его колен. Пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть Дамиано в лицо, задумчивое и оценивающее, как будто он еще размышлял, не придя к единому решению. Взгляд знакомый, но что-то было не так. Итан молчал, послушно смотря в ответ, и когда Дамиано вскинул руку и обхватил его подбородок, в голове сделалось вязко и пусто. От прикосновения кожа как будто вспыхнула, и от нее нутро прошило вспышкой жара, которая осела в паху острым возбуждением. Итан шумно выдохнул, и прикрыл глаза, до боли стискивая пальцами подлокотники. В то же время Дамиано хмыкнул. — Я так и знал, — Итан вздрогнул от его голоса, густого и внезапно хриплого, и сглотнул, и Дамиано почувствовал кончиками пальцев его дёрнувшееся горло, — Какое-то время я еще сомневался, думал, что это? Самоубийственная преданность или желание услужить? А оказалось, это личное. — Нет, я…- попытался возразить Итан, но Дамиано сжал его челюсть, и слова как-то сами встали поперек пересохшего горла. Подавшись вперед, упираясь коленями в кресло, Дамиано скользнул ладонью по щеке, на границе темнеющей щетины, за ухо, и, намотав длинную черную прядь на ладонь, сжал кулак. Итан едва не застонал от того, как сладко натянулись волосы у корней, стягивая кожу головы мурашками. Лицо Дамиано оказалось так близко, что Итан, уставившись ему в глаза, смог рассмотреть каждую крапинку в каштаново-зеленой радужке. — Личное, — шепнул Дамиано, — Так кто твое личное? Вик? Томас? Или я? Его отрывистое дыхание касалось губ теплом, и их нестерпимо хотелось облизнуть или прикусить, чтобы унять зуд. Итан упрямо молчал, сведя брови, а потом, сдаваясь, прикрыл глаза. — А это важно? — сказал он. Дамиано усмехнулся, выпустил из хватки его волосы и неожиданно стек на колени, проводя теплыми ладонями по ногам так, что сдержаться и не развести их шире было едва ли не сложнее, чем взять вес в два раза больше своего. Развел их уже Дамиано, когда подался вперед и начал расстегивать Итану брюки, суетливо, но твердо, не давая передумать. Вжикнула молния, резкий звук отрезвил, и Итан очнулся будто от глубокого сна. С ужасом вперемешку с чем-то темным и голодным он смотрел, как Дамиано собирается сдвинуть резинку белья. — Не надо. — Если ты не говоришь, что ты хочешь, тогда я сам решу, что тебе дать, — отозвался Дамиано упрямо и взглянул снизу так, что Итана повело, как не вело даже в шестнадцать, когда хотелось всегда и всех, а стояком можно было стены протрахивать. Дамиано оттянул вниз белье и обхватил теплыми пальцами член. Итан зажмурился, и обреченно голодно застонал, сползая в кресле, выгибаясь к его рукам. Стояло так, что было почти больно. Когда члена влажно коснулся язык и провел по всей длине от корня до головки, слизывая выступившую мутную каплю, Итан задохнулся, жадно хапнув ртом воздух. Он впился в обивку подлокотников, чтобы не потянуться руками к Дамиано, хотя до одури хотелось запустить пальцы ему в кудри, сжать в кулаке пряди, наверное жесткие, как весь его непробиваемый характер, и натянуть его насмешливый рот, упираясь в горло. Итан, почувствовал, как головку обхватывает горячее кольцо, и опустил взгляд вниз, на темные тонкие губы, которые растягивались вокруг члена. Дамиано смотрел на него, пронизывая насквозь потемневшими глазами, и скользил по члену ртом, и от этого зрелища Итана едва не выгибало. Месяцы воздержания давали о себе знать, и каждое движение, любое прикосновение действовало так остро, что казалось в голове мелко и ярко вспыхивали фейерверки. В какой-то момент он со стоном дернулся и обвел по кругу раскрасневшиеся, натруженные губы. Когда Дамиано, быстро почти агрессивно ему дроча, снялся с члена и облизал ему пальцы, вместо того, чтобы откусить за самовольство голову, Итана как будто выжгло изнутри. С красным маревом перед глазами, кончая, он все-таки вцепился ему в волосы, жесткие, как он и думал, и Дамиано рукой выдоил из него все до капли, пачкая брюки и немного рубашку. Когда он поднялся, его губы, расплывшиеся по контору, горели цветом, как спелые вишни, и Итан не мог отвести взгляд. Вязкая в пустой голове мысль металась между «нужно попробовать их на вкус» и «теперь можно и пулю, не жалко». Хотя нет, было бы жалко. Потому что слишком мало.