soleil canin

***

Вечеринка в честь дня рождения стоила самых блестящих светских раутов. Лин-Лин давно не выступала, а потому находила развлечение в бесконечных празднествах в кругу огромной семьи. Только Брюле чувствовала себя особенно несчастной. Пришлось рано встать, чтобы её накрасили и уложили стилисты, прикрывая замысловатой прической из длинных волос левую часть лица, это было утомительно, а усталость счастья не прибавляла. Прежде всех явилась вторая виновница торжества — Бриджит, явно более свежая и отдохнувшая. Для того, чтобы сделать её красивой, не требовались три часа и три слоя штукатурки. Брюле нашла в себе силы только раздражённо кивнуть своей некогда близняшке – теперь сходство в них находили только по подсказке. И всё же приход сестры скрасил неприятное ожидание. Потом пришли организаторы торжеств и начали украшать её коттедж к приёму гостей. За ними подоспели повара, официанты и целая толпа обслуживающего персонала, которым дела не было до того, кому и зачем они помогают создавать праздник. Март был прохладным, даром что их семейный городок был ближе к экватору, чем к полюсу, потому гостям предстояло распределиться по просторным комнатам дома. Первыми из гостей пришли Кристина, нежно именуемая Компотик; Стелла, она же Смузи, и Кэтрин — она же Кастард. Женщины расцеловали именинниц в обе щёчки, положили подарки на специальный столик и прошли в гостиную, чтобы немного поболтать. Брюле старалась хотя бы не уронить выражение лица на тот же уровень, на котором покоилось настроение. — Хорошо выглядишь, — осторожно сделала комплимент стройная Кастард. — Ага, когда больше половины рожи скрыто за волосами, я выгляжу вполне сносно, — проворчала Брюле. Многочисленные пластические операции испортили лицо. Четверть века назад эстетическая хирургия не могла похвастаться чем-то выдающимся. К сожалению, отчаянное желание исправить положение толкали девушку в объятия к амбициозным специалистам, которые больше хотели прославиться, чем реально помочь. В итоге половина лица почти полностью атрофировалась, левый глаз заплыл, уголок губ едва двигался. Такое наслоение ошибок не могли исправить даже современные медицинские технологии. Брюле уже позабыла то мгновение, когда ей в лицо плеснули кислоту. Канули в Лету боль и злоба. И всё же атрофированные нервы с левой стороны иррационально тянули и ныли в годовщину. По правде сказать, ей снились бесконечные операции, лицо, закутанное в бинты. И особенно ужасным был момент, когда с замирающим в ядовитой надежде сердцем она снимала повязки и видела вместо шрама неестественно перетянутую кожу. Именно тогда она впервые разбила зеркало. — Хватит ворчать, сестрёнка, — строго сказала Бройе. — Сделай хотя бы вид, что ты рада своему дню рождения. Сестры обладали схожими чертами, но угадать это с первого раза было сложно. Брюле саркастично поджала губы: — Тебе легко говорить. Сделаю. Но только на время, пока будет присутствовать мамочка. — Да, только ради неё и стоит, — низким голосом подтвердила Смузи. — Сдала она? — с непосредственным душевным сочувствием задала рискованный вопрос пухленькая Компот. — Сдала? Ага, как же... В словах Кастард послышались опасные недовольные нотки. Всем сёстрам было за что предъявить счёт мамочке, и все были обязаны ей, они обсуждали это много раз, но тет-а-тет, а потому Смузи решила быстро перевести тему в более безобидное русло: — Компотик, расскажи лучше, как обстоят дела с твоим выдвижением в Конгресс. Лоббировать наши интересы будет легче, если у нас окажется защитник в Нордическом Союзе. Брюле задумчиво теребила бисерную вышивку на дорогом платье от знаменитого модного дома, слушая обсуждение вполуха. Вот так всегда и было: даже самые близкие ей люди собирались вместе только рассказать новости, поделиться успехами, посоревноваться в шикарности подарков да продемонстрировать лояльность друг другу, но особенно – матриарху семьи. Вопреки сказанному, изображать радушную хозяйку пришлось сразу же. От натянутой улыбки болело лицо. Старшие братья и сестры приходили непрерывно, демонстрировали радость от встречи, при этом внимательно осматривая толпу уже пришедших. Начали подтягиваться младшие, затем явились самые юные. Фелиция, юная звезда Интернета под ником Фламбе, тут же начала всё снимать, загружая лайвы хорошей жизни прямо в соцсети. — ...у нас в семье абсолютно все — гурманы. Ну а как иначе, подумайте сами! Мы едим только лучшее, одеваемся в лучшее, живём в лучшем семейном вилладже. Моя сестрёнка Бройе. Вообще она Бриджит, но я вам об этом не говорила. А вот ещё одна сегодняшняя др-эшница! Сестрёнка Белль, привет! Школьница подошла вплотную, чуть ли не тыкая смартфоном в искалеченное лицо. Наигранная приторность тона вывела Брюле из себя. — Называй меня как обычно, — бросила она с нажимом, проходя мимо девчушки. Фелиция на мгновение сощурилась, выдавая своё презрение, а потом снова улыбнулась на камеру: — Сестрёнка меня не любит. Наверное, потому что завидует, — громко прошептала она, зная, что её услышат. — Все эти тупые прозвища — отстой. Вот что значит – бумеры решают. У меня скоро депрессия от такого разовьётся, честное слово! Я уже морщинки под глазами нашла! Смотрите! А всё от хронического стресса. Пока я тоже вынуждена продвигаться под именем Фламбе, но как только стану совершеннолетней и начну сама заключать контракты, то сразу сменю имя на настоящее!.. Её болтовня звучала как комариный зуд, а содержание никого не интересовало. Морщинок, конечно же, не было, и Фламбе только напрашивалась на комплименты её идеальной внешности в комментариях. Но даже говорящая с телефоном девочка была явно менее одинокой, чем принимающая объятия Брюле. В конце концов народу набилось столько, что пришлось открыть все двери во двор, впустить воздух взамен углекислого газа. С приходом мамочки всё стало только хуже. Лин-Лин появилась со звуковыми и визуальными эффектами: она прошла через арку из искрящихся фонтанов под торжественную музыку. Минуту она потратила, чтобы обнять дочерей, поздравить с торжеством и отдать подарки. Пьер, как верная правая рука, прибыл вместе с ней. Рассмотрев присутствующих, осыпав комплиментами организацию праздника и угощение, мамочка озвучила важный момент: — А где Катакури? Брюле тоже давно задавалась этим вопросом. — Может, у него срочные дела? — аккуратно внесла версию Смузи. — Какие такие дела? Он не на другом конце света, а значит, всё можно отложить, — вынимая изо рта чупа-чупс, который помогал Пьеру избавиться от пагубной привычки курить, произнёс старший сын Лин-Лин. — Совсем он тебя не ценит, бедняжка Брюле. — Не возводи напраслину, Перосперо, — на раскатистый басистый голос обернулись все. — Я просто заснул. Бройе, Брюле, позвольте вас поздравить. Катакури плевать хотел на дресс-код, потому пришёл в чём обычно и ходил: в рокерской балаклаве, прикрывающей губы, косухе и кожаных штанах. В руках он держал прямоугольную плоскую коробочку, перевязанную розовой лентой, и два золотистых конверта. — Бройе, я открыл на твоё имя золотой обезличенный счёт, в конверте реквизиты и сумма. Женщина с благоговением приняла подарок, тут же вскрывая. После того как покончил с роком, Катакури ушёл в инвестиции. В этой сфере он воистину раскрыл свой потенциал благодаря усидчивости, памяти и системному подходу к анализу фирм и рынков. А ещё он стал меньше общаться с людьми. Как-то быстро завелось, что Катакури дарил счета, акции, коллекционные изделия, раритетные издания и всё то, что можно вложить или реинвестировать. — ...Это пришёл мой брат. Он самый крутой! У него самые дорогие и нужные подарки. Хотя раньше он даже был солистом группы. Кажется, что-то экспериментальное. Его все-все любят. А он просто обожает меня. Да-да, я его любимая младшая... — продолжала вещать Фламбе. — Привет, сестрёнка. Надеюсь, ты меня не заждалась, — Катакури обнял Брюле одной рукой. — У тебя аналогичный счёт. Многие знали, что между этими двумя – особая связь даже по меркам семьи. Может, из-за чувства вины, может, просто потому что Белль единственная пыталась выйти на сцену вместе с ним, но Катакури уделял ей больше внимания, чем остальным. — Рада тебя видеть, — искренне улыбнулась Брюле. — Заснул? С тобой такого раньше не случалось. — Да, всю ночь готовил. Надеюсь, они достаточно настоялись. В общем, любимая сестрёнка, с днём рождения! Щёки Брюле защипало от резко прилившей к ним крови. Женщина с замиранием сердца отстранилась, как ребенок, с предвкушением беря коробку из рук брата. — Сам готовил? Ну-ка, ну-ка, что там у нас... Брюле замерла, пялясь в открытую коробку. Родственники даже успели удивиться и вытянуть шеи, чтобы заглянуть внутрь, как вдруг она натурально завизжала от счастья. — Это же... О боги! Да? Они? Брати-ишка! Нет, не может быть, ты сам приготовил?! Как тогда в Вано?! Ох! Спасибо! Спасибо! Брюле, держа коробку на одной руке, снова кинулась обниматься с братом. — Попробуй сначала. Вдруг невкусные? — смущенно пробормотал Катакури, довольно терпя тисканья сестры. — Они замечательные! Одно то, что это приготовлено твоими руками, уже делает этот подарок особенным! — Что-то такое мне недавно говорили, — поймав недоумённый взгляд, Катакури уточнил, — я просто советовался насчёт рецептов в Интернете. Сам бы, по наитию, я вряд ли смог бы что-то такое сделать. — Брюле, не жадничай, покажи нам! — позвала от основного стола Лин-Лин. Женщина опустила коробку на уровень груди и гордо понесла к мамочке, чтобы все увидели аккуратные моти в виде разноцветных котиков. Выложенные в ряд круглые мордочки смотрелись исключительно мило. Нежные пастельные цвета намекали на разнообразные вкусы. — О-о-о, выглядит так аппетитно! Так бы и попробовала! — глаза Лин-Лин голодно загорелись. Матриарх протянула руку, чтобы взять одно, но вдруг между ней и именинницей возник Катакури, положив маленькую коробку размером с пенал на стол. — Мам, тебе я приготовил отдельно три самые вкусные разновидности моти. Прими, пожалуйста. Секунду она смотрел на него, словно не в состоянии осознать произошедшее. Все знали, что Катакури ходит у мамочки в любимчиках, но мешать ей получить желаемое было крайне опасно. Вспышка гнева могла начаться в любой момент и иметь самые неожиданные последствия. — Ты всё продумал, не правда ли? Мой прозорливый сынок, мой Катакури! — в конце концов рассмеялась она. — Конечно, попробую! А пока мамочка пухлыми пальцами развязывала ленточку на своем угощении, Фламбе отошла от толпы и выскользнула на задний двор подышать. — ...Брюле раньше была самой любимой сестрой Катакури. Но то раньше. Он даже собаку ей подарил. Мой братик такой добрый! Обожает пёселей. Просто обожает. Вот, смотрите, это Фараон. Привет, Фараон! Это настоящая фараоновая собака, самая дорогая порода в мире! Они настолько древние, что сидели ещё в пирамидах у ног фараонов. Честно-честно. Научный факт, я не вру. Ой, засиделся! Милый пёс... Девчушка открыла собачий вольер. Фараон был крайне возбуждён огромным количеством гостей, которых слышал в доме и немного даже видел, и запахом яств, которые буквально проплывали мимо него. Пёс очень любил хозяйку, которая не могла сказать ему "нет". Как только калитка отворилась, Фараон кинулся через открытую дверь в дом, прямо в толпу, расталкивая чужие ноги. Не разбираясь, что к чему, счастливая собака с разбегу прыгнула на руки Брюле. — Фараон, нет!!! — в отчаянии крикнула женщина, но было уже поздно. Котики из моти посыпались на ламинат. Не удержав довольно тяжёлую собаку, сверху на них упала Брюле. Послышался раскатистый хохот: Дайфуку ржал от души. Вслед за ним засмеялись многие из братьев и сестёр. — Ой! Как нелепо вышло, — со смартфоном наперевес спешила к месту события Фламбе. — Плохой пёс! Плохой! Моя сестра Белль крайне плохо его воспитывает! Фараон меж тем начал с аппетитом подъедать смятые комки из рисовой муки, потерявшие товарный вид. — Сидеть! От злого крика внезапно опомнившегося Катакури сел не только пёс, но и пара родственников помладше. Даже у Фламбе затряслись коленки. Смех стих. — На место! Живо! — басисто рявкнул мужчина. Пёс виновато заскулил, поджимая хвост и приникая брюхом к ламинату. На согнутых лапах он пополз в сторону улицы и своей ненавистной камеры, которую глупые люди почему-то называли вольером. Ему стало совсем невесело. — Брат... твой... твой подарок! — дрожащим голосом пролепетала Брюле. Она осматривалась одним не занавешенным волосами глазом, понимая, что всё пропало. Будь Брюле одна, то без проблем подняла бы хоть пару пирожных, но сделать такое на глазах всей семьи – немыслимо. От отчаяния навернулись слёзы, но плакать тоже нельзя. Женщина подняла растерянный взгляд и уткнулась прямо в дуло камеры смартфона. Руки сжались в кулаки. — Ничего страшного! — мягко сказал Катакури, присаживаясь рядом на корточки. — Бывает. Не расстраивайся. — Ты готовил всю ночь... — в отчаянии шепнула Брюле. — Если брать в расчёт тренировку, то дольше, — поправил её Катакури, пытаясь перевести всё в несерьезный разговор о чём-то будничном. Брюле в ответ посмотрела ему прямо в глаза, не выдержала и заплакала. — Ну-ну, глупости же... — брат потянулся и утёр её слёзы. — Фу, старуха-сестра плачет... — шёпотом выплюнула Фламбе, но получилось слишком громко. Брюле всхлипнула от обиды. Катакури всем телом развернулся в сторону маленькой засранки. Он медленно опустил балаклаву, открывая уродливые шрамы на щеках. А злая улыбка показала специально заострённые клыки. Неспешно, словно в замедленной съёмке, он поднялся с корточек и угрожающе направился к Фламбе. Девчушка и пикнуть не успела, как огромная ладонь сжала её смартфон, а затем послышался громкий треск. — Т-т-ты... т-т-ты... — заикаясь, выдавила она. Бесполезный кусок высокотехнологичного железа упал на пол. — С этих пор каждый телефон, который я увижу в твоих руках, постигнет та же участь. Поняла? — Урод! Придурок! Ненавижу тебя! — Фламбе развернулась и убежала прочь. — Братец, ты не перегнул палку? — допуская осуждающие нотки, спросил Овен. — Ха-ха, ничего! Мням, — Лин-Лин как раз доела третье подаренное ей пирожное из моти. — Пусть привыкает, что мир жесток. Так быстрее станет стервой и легче будет пробиваться наверх. А ты, Брюле, возьми себя в руки. Хотя жаль, что ты их даже не успела попробовать. Моти у Катакури получились. Очень вкусно, спасибо, сынок! — полная женщина хлопнула два раза. — Продолжаем веселиться! Играйте, играйте! Последнее относилось к замолчавшим было музыкантам. Снова полилась непринужденная инструментальная музыка. Все продолжили свои беседы и светские обсуждения последних новостей семьи. Катакури подал руку Брюле, но та сама встала, отряхивая белое платье, расшитое вручную. — Блин, оно стоит целое состояние, — пробормотала она, отвлекаясь от обиды. — Тебе оно нравилось? — спросил Катакури. — Нет. Всё равно. — Ну так... — Твой подарок жалко, — с шумом втянула носом. Катакури похлопал её по плечу. — Пойдём. — Куда? — Хочешь остаться? — Нет, но... Решительный вид Катакури убедил её подойти к маме и предупредить, что виновница торжества отлучится ненадолго. Лин-Лин безразлично махнула рукой, слушая отчёт Компот о её успехах по лоббированию нужных законов в северных странах. Брюле и Катакури скрылись от взглядов гостей, а затем вышли на улицу. Там брат крепко схватил её за руку и потянул за собой. — Но куда мы и зачем?! — Зачем просто спрашивать, если скоро узнаешь? Пойдём! Катакури вёл её по ровной асфальтированной улице. Всего в их коттеджном посёлке было шесть улиц, по три в ряд, они пересекались между собой. Сейчас большинство зданий выглядели пустыми и тихими, потому что почти все обитатели посёлка собрались в одном конкретном доме. Когда брат и сестра подошли к воротам обиталища Катакури, шестеро датских догов начали скулить, радуясь возвращению хозяина, и царапать дверь. — Тихо. Ведите себя смирно. Возможно, собаки не поняли команду, но по тону догадались, что лезть не стоит. Они дружно сели, всё ещё радостно виляя тонкими хвостами. Пройдя двор без происшествий, Катакури наконец привёл сестру на свою кухню. Сначала Брюле не поняла, что не так, но что-то определённо выбивалось из привычного образа. Белые следы от мелкодисперсной рисовой муки встречались тут и там в самых неожиданных местах. Это в вечно идеально вылизанной кухне брата, которой почти никогда не пользовались? Катакури отпустил её руку, оставив стоять посреди комнаты, а сам сделал два широких шага к холодильнику. — Это, само собой, не сравнится с твоим подарком, но... Все полки холодильника были забиты тарелочками и контейнерами с моти. Они были разной величины, цвета и даже формы. — Что? Как? — удивилась Брюле, а потом догадалась. — Ты не выбрасывал неудачные попытки? — Я хотел, но...       

[Никогда не выбрасывайте еду! Никогда. Хотя таким милым девушкам можно простить абсолютно всё. Я бы простил даже это. Но, пожалуйста, послушайте меня: если есть возможность, лучше постараться съесть приготовленное или отдать тому, кто его съест. Да, по фото видно, что первые моти вышли жидкими. Это нормально для первой попытки. Вы всё равно огромная молодец! Просто расцеловал бы руки! И я уверен, что моти получились вкусными. Мог бы, с радостью сам бы съел! Выкидывать годную еду, пока хоть один человек в мире голодает, — святотатство.]

— ...но меня отговорили. Пришлось сохранить все неудачные попытки и обречь себя на неделю моти. Брюле тем временем во все глаза рассматривала содержимое полок холодильника. Она сложила руки домиком, в глазах плескался восторг. — Брат, ты — лучший! Она бросилась к нему на шею, как в беззаботном детстве. Катакури осторожно, даже как-то непривычно аккуратно погладил её по голове, разрушая идеальную причёску. — Я просто вспомнил наше путешествие. — В Вано, да?! Я тогда была безмерно счастлива. Это моё лучшее воспоминание. Только мы вдвоём, никаких родственников! Гуляли весь день, дурачились, сорили деньгами в радость. Хорошо тогда было. — Да. — Ну что, давай всё достанем, и я наконец попробую? — Давай. Он помог ей отнести всё приготовленное на стол. Вышло внушительное количество тарелок. Брюле села во главе стола, как королева. — Дай угадаю, — она осмотрела все моти. — Эти были первыми? — Как угадала? — Они самые страшненькие и помятые, прям как я, — улыбнулась Брюле лишь одним уголком губ и закинула маленькое моти в рот. — О, ничего так! — Хм, — Катакури зажал ладони под мышками, поймав себя на том, что переживает из-за её комментариев. — Ого, а эти просто очень вкусно вышли! — Брюле попробовала побольше и покрасивее. — А вот и в форме котика. Кривенький! Смотри: "На меня упали Брюле и жизненные невзгоды"! Не повезло бедняжке... Вкусно! — Я рад, что тебе понравилось. Так ты считаешь, что поездка в Вано была самым счастливым воспоминанием? Я просто боялся... — Ну, неважно, в какой стране мне плеснули кислоту, это могло произойти где угодно. Но вот поесть моти мы могли только там! Потому мне не больно при упоминании Вано, скорее, наоборот, — тихо призналась Брюле, медленно пережёвывая моти с голубикой. На самом деле она очень давно боялась этой темы. Катакури выходил из себя в мгновение ока, стоило ему услышать о Вано или о своих поклонницах. И Брюле за него сильно переживала, мучаясь оттого, что являлась причиной его душевных ран. — Тогда как-нибудь съездим? — вдруг спросил брат. — Серьезно? Давай! — А что ещё тебе понравилось в той поездке? Помнишь что-то? — Конечно! Так много всего! Тот монастырь, заполненный оленями, игровые автоматы, странные фрукты! А ещё – как ты танцевал на станции метро перед прохожими за деньги. — Не помню такого, — Катакури отвёл взгляд и слегка покраснел. — Я был безбашенным. — И немного пьяным. — Рокеры вечно немного пьяные. — Это точно. Но, знаешь, я тогда смотрела на тебя и восхищалась. Ты танцевал без музыки, но выглядел как истинный король сцены. Тобой любовались, останавливались надолго, чтобы посмотреть. Кидали монеты под ноги, а ты их топтал, не обращая внимания. Потому что главное для тебя было быть в центре внимания. Чтобы тобой восхищались и любили тебя. — Это было в прошлом, — покачал головой Катакури. — Нет, — вдруг всхлипнула Брюле, склоняясь над маленьким помятым моти. — Это моя трагедия заставила тебя бросить музыку. Это я во всём виновата. Женщина аккуратно поддела каплю с щеки и стряхнула на черную плитку пола. — Не говори глупости, — Катакури похлопал её по плечу. — Нам, старшим, нельзя оставаться раздолбаями и жить как хочется, сама прекрасно знаешь. Да и младшим это не особо позволено. Но, кстати, я выступал не в тишине. Ты мне подпевала! — Что-о-о? Нет! — Да-да. Ты тоже была немного пьяна? — Эй, неправда! — улыбнулась Брюле. — Правда, иначе почему ничего не помнишь? — Потому что это ты помнишь криво! Я не пела! — И хлопала в такт! — Катакури встал во весь рост, отбивая ритм ногами и хлопками. — Ви вил! Ви вил... — Да нет же, ха-ха-ха, прекрати! Не коверкай свой голос так! Ха-ха-ха! Катакури сел обратно и обнял лицо ладонями. Он счастливо улыбался. — Что? — вдруг напряглась от пристального взгляда Брюле. — Ничего. Просто, кажется, мы впервые с тех пор вот так непринуждённо болтаем. Кажется, это магия еды. — Магия моти? — Магия моти, — легко согласился Катакури, отправляя одну, розовую с клубничкой, в рот. Так они и сидели вдвоем, тихонько подъедая казавшийся бесконечным запас моти. Беседуя о прошлом, будущем, о всяких мелочах, о современном мире и своих чувствах. Катакури улыбался, счастливый от вида такой вот радостной Брюле.

***

      

[Как всё прошло? Ваша сестра обрадовалась подарку?]

[Да, впервые за очень долгое время видела её такой счастливой. Опять визжала от счастья, как девчонка.]       

[Рад слышать! Хотел бы увидеть! Счастливые девушки прекрасны.]

[Мне кажется, что счастливые люди — прекрасны.]       

[Всё так, леди! Воистину вы — настоящий Ангел! А вы были счастливы?]

[Да, спасибо большое!] [Без тебя я бы вряд ли справилась. Это всё только благодаря твоей поддержке.] "Кто бы мог подумать, что мне нужна будет моральная поддержка?" — саркастично подумал Катакури.       

[Прекрасно! Если пришлёте своё селфи, то я просто умру, ослепленный такой счастливой красотой.]

Катакури усмехнулся. Забавный парень ему попался. Почему-то с ним было просто и приятно общаться. Может, потому что он не воспринимал серьезно его поверхностные подкаты, которые выглядели как необязательные танцы с бубном. [Обойдёшься фотками еды.]

[Вы жестоки и неприступны, моя прекрасная леди!]

***

Катакури знатно подсел на готовку. Внезапно это стало его основным хобби, хотя получалось далеко не всё: по крайней мере, пончики он до сих пор предпочитал заказывать, а не готовить самому. Санджи поддерживал все начинания, вдохновляя попробовать даже сложные рецепты, подсказывая секретные ингредиенты и анализируя неудачи. Конечно, Санджи отвечал только потому, что Катакури до сих пор сидел под личиной Анжелики. Из любопытства он даже завел мужской аккаунт и написал от своего имени с просьбой помочь. Ответ был довольно грубым:

[Сам разберёшься, если ты мужик.]

[Я думал, что вы помогаете новичкам.]

[Мне плевать на тебя. Катись.]

После такой короткой переписки деанониться не хотелось. И всё же поведение Санджи казалось самому Катакури загадочным. Он явно не имел никакой выгоды от общения с Анжеликой, даже не надеялся с ней встретиться. Не получал фото, даже намёков на эротику и уж тем более на секс. Так зачем? Общение с Санджи занимало всё свободное время. Если бывают подковёрные переписки, то это была она. Анжелика обещала никому не говорить про источник нового увлечения брата, так что единственная из всех родственников понимала, почему он стал ещё более нелюдимым. Санджи всегда был онлайн, подбадривал, осыпал комплиментами, всегда верил в успех. Делал то, что никому и в голову не пришло бы проявлять в отношении взрослого богатого мужчины под два метра ростом. И, внезапно, этого ему как раз и не хватало. Отчасти любовь к готовке объяснялась и тем, что это было время на подумать: руки заняты, дело есть, а мозг свободен. Такое отвлечение очень помогало загруженному монотонностью своего существования Катакури. Забавно, что яблочные пироги стали чуть ли не визитной карточкой второго сына Лин-Лин. Сам он особенно любил фруктовый пирог из черёмуховой муки: с минимальным количеством сахара, тем не менее с легким шоколадным ароматом и многогранным вкусом. Как он сам шутил, на шарлотках он собаку съел. — Брат, здравствуй! Опять готовишь? Мамочка уехала на встречу миллиардеров, так что ей можешь не откладывать. Перосперо с хлюпающим звуком снова втянул леденец в рот, демонстрируя, что отдаёт право говорить другому. — Руки убери. Тебе от прошлой партии перепало. Это шарлотки бугристоголовых пятерняшек, с шоколадом – для Пудинг и ещё одна для Анжелики. — А восьмая? — Ко мне сегодня заглянет Брюле, так что мы её прикончим за чашечкой чая. — Так меня тоже угости. Или ты на меня обиделся? — Ты хочешь задержаться? Или, как всегда, расскажешь дело и свалишь? Если так, то чай ты не допьешь, пирог не поешь, а мне потом посуду убирать да еду выкидывать? — Что ж, ты реально прозорливый, как любит говорить мамочка. Мне нужно, чтобы ты проанализировал кое-что и дал свою экспертную оценку. — Что именно? — У нас проблема с сетью рыбных ресторанов. Мы запустили работу на берегу Синего Моря и в столице, но... — Пьер красноречиво изобразил, что дела почему-то не пошли. — Конкуренты? — Да, дело в них. Сеть ресторанов "Барракуда" и "Терцио" и точек быстрого питания под брендом "ЗеФ". Но непонятно, почему мы со своими связями и деньгами не можем обогнать два захудалых ресторанчика и парочку кафешек с тремя дополнительными точками реализации готовой продукции. Прежде чем давить их незаконными методами и усугублять плохую славу семьи в конкретных политических и бизнес-кругах, я бы попытался всё же задавить их легальными методами. — Ты же знаешь, фаст-фуд – это не мой профиль... — Знаю, но всё же твоё мнение будет очень ценным. Я уже заказал экспертизу у двух конкурирующих маркетинговых агентств, так что, само собой, буду ориентироваться не только на твои ощущения и логические доводы. Плюс ко всему ты через пару недель будешь в столице. Зайди к ним. Поешь. Благо они очень вкусно готовят. Короче, не мне тебя учить промышленному шпионажу. — Хорошо, я посмотрю. Перосперо словно почувствовал подвох. Он замер, внимательно всматриваясь в сосредоточенное на горячих формочках с пирогами лицо младшего брата, но потом решил, что показалось. Ничто не могло поколебать второго сына Лин-Лин. Он был даже более непробиваемым, чем первенец. Потому-то Пьер и отступился. — Буду ждать твоего анализа. Спасибо, — и быстро ушёл. Катакури спокойным взглядом выпроводил гостя. Он традиционно посещал столицу в начале лета, чтобы пройти несколько сессий закрытого инвест-клуба. А это значит, что с Санджи стоит поговорить о возможной встрече. Хотя... зачем? Как только гость покинул кухню, рука сама потянулась к телефону. [Почему ты так любезен с женщинами?]

[Мой учитель — мужик старой закалки. Он буквально вбил в меня некоторые истины.]

[Так твой учитель из деревни?]

[Смотря что считать деревней. Маленький городок в Провансе считается? Зато знания у него фундаментальные, а без этого никуда.]

[Ты его любишь]

[Да]

[Он мне как отец.]

Странно, но такой откровенный ответ выбил Катакури из колеи. Он всматривался в неинформативную аватарку Санджи с изображением спирали золотого сечения, гадая, кто же он. Навязчивый подкаблучник, тайный извращенец, гениальный повар, добрый и одинокий человек...

[Ангел мой, вы уже готовили драмский маковый пирог?]

[Нет. Это просто?]

[Очень! Вот список ингредиентов и рецепт.]

Катакури внимательно прочитал состав, граммовку и пошаговое приготовление. Действительно, выглядело очень просто, а главное – нереально вкусно.

[Я чуть позже запишу небольшое видео, как готовить.]

[Ты опять соблазняешь меня провести пару часов на кухне.]

[Если я способен соблазнить такую прекрасную девушку, то я счастлив. В благодарность пришлёте мне своё видео с готовкой?]

[Я пришлю фото результата. Как всегда.] Почему-то это казалось важным — готовить рекомендованное и делиться результатом. — М-м-м, как вкусно пахнет, братишка! Что это? Брюле вплыла на кухню, с восторгом принюхиваясь. Высокий конский хвост не скрывал оплывшую половину лица, но в этом доме дефекты внешности никого не пугали. — Маковый пирог. Должен быть вкусным. — Не сомневаюсь! Катакури аккуратно достал пирог из формы, переложив его на пергаментную бумагу поверх деревянного подноса. Песочная основа прекрасно держала форму, а творожно-маковое наполнение источало настолько вкусный аромат, что приходилось сглатывать слюну. Мужчина отвлёкся на то, чтобы снять прихватки и выключить духовку, а когда снова взглянул на дело своих рук, Брюле уже надрезала корку. — Подожди!!! — Что? — удивилась сестра. — Я что-то не так сделала? — Я его ещё не сфотографировал! — Эм, — зрачки Брюле заметались в непонимании. — Зачем тебе? Ты ведёшь блог или что-то в этом роде? — Нет. — Тогда зачем? — Просто. Катакури внимательно осмотрел надрез, затем сделал второй, отделяя красивый ровный кусок. Начинка, которая была главной частью пирога, состояла из крохотных зёрен мака в кремово-творожной основе на тонком песочном корже. Даже визуально уже было вкусно. Линия среза получилась идеальной. Мужчина нашёл нужный ракурс и сделал фото. — Так даже лучше. Прости, что накричал. — Да вроде и не кричал. Уже можно есть? — Можно! Пробуй. [А вот и фото результата.] Катакури загрузил фотографию. Ожидание тянулось мучительно долго, но Санджи так и не прочитал сообщение. Он даже не сайт не заходил. Впрочем, какое дело Катакури до этого клоуна? Правильно — никакого. Пообщались пару месяцев, вот и ладно. Вечером всё ещё не было ответа. И назавтра. И на послезавтра. Катакури заходил проверять сайт каждый час, но ничего не менялось: счётчик уведомлений о личных сообщениях был пуст. Болезненно щемило сердце, словно лишалось чего-то важного. По крайней мере, очень приятного. Стало скучно. Спустя неделю отсутствия постоянного дружеского общения онлайн его с головой накрыло осознание тоски. И заменить Санджи было попросту нечем. Прошло ещё несколько семейных торжеств, но их результатами не с кем было откровенно поделиться. Догадки о причинах такого исчезновения лезли в голову одна другой краше. Вплоть до теорий заговора среди самых успешных ресторанов – с отравлениями, гурманской мафией и кровавыми разборками. [С твоим стариком всё нормально? Надеюсь, все живы-здоровы? Родным и близким ничего не угрожает? Если вдруг что, имей в виду, что твоя прекрасная леди обладает довольно влиятельными связями и может решить большой спектр нерешаемых для обычного человека проблем.] [Мне бы пригодился совет, а то я совершенно не представляю, что сегодня приготовить.] [Надеюсь, что с тобой ничего существенного не случилось и ты просто отвлёкся на реальную жизнь.] Обычно Катакури не выражал свои чувства настолько откровенно, но ему было даже приятно от мысли, что Санджи сгорит со стыда, узнав, что леди так за него переживает. Наконец сообщения прочитали. Пришлось прилипнуть к экрану, ожидая ответ, но его довольно долго не наблюдалось. Спустя пять минут пришёл виноватый смайлик.

[Простите, моя прекрасная леди, я не хотел заставлять вас переживать. Боюсь, что я перестану заходить на сайт вовсе.]

[Что-то случилось? Влюбился?]

[Меня бросили.]

В очередной раз короткий и откровенный ответ поверг Катакури в ступор. Его никто и никогда не бросал. Если уж на то пошло, то нельзя было сказать, любил ли он когда-нибудь. [Это плохо.] Пустое сообщение. Глупое и нелепое. Неудивительно, что его прочитали, но не ответили. [Давай встретимся?] Катакури глупо замер всем телом. Он написал до того, как успел себе возразить. Ведь ему действительно был интересен этот человек. И терять общение с ним не хотелось. Мозг начал быстро работать, рационализируя сделанное. Что если познакомить его с холостыми сестрами? У него их так много, что хоть одна должна понравиться этому странному повару. Что если попросить Пудинг сыграть влюблённость? Ей такие вещи даются крайне легко. А за время, пока Санджи будет присматриваться к его семье, Катакури присмотрится к нему и окончательно составит своё мнение относительно этого каблука.       

[Вы предлагаете свидеться?]

      

[Зачем?]

Ответ сквозил неверием и сомнением. Катакури испугался, что за этим последует отказ. [Просто хочу.] [Ты же в столице живешь? Я скоро там буду гостить. Смогу подъехать, куда скажешь.] [Может, ты знаешь кафе или ресторан, где подают лучшие пончики?]       

[Ловите мой топ-10 мест с лучшими пончиками столицы.]

      

[Если где-то ещё не были, то можем встретиться там.]

      

[Когда?]

[В понедельник? Вечером. Скажем, в восемь часов не поздно будет?] Катакури не видел смысла ждать. Прилетал в столицу он в половине шестого вечера, а значит, должен был успеть. Им стоило увидеться: вдруг он сможет решить проблемы этого странного повара? Если же что-то пойдёт не так, то он лишится этого общения навсегда. Конечно, такую потерю нельзя назвать страшной или горькой, скорее, досадной, но всё же... всё же Катакури слишком редко радовался хоть чему-то за последние годы, а потому иррационально дорожил даже такой удивительной мелочью.