Грозный таранак

      1923 год подходил к концу. В середине ноября и начале декабря Фрэнк принял участие в двух договорных боях, из которых вышел победителем. Его по-прежнему раздражала эта, ранее неведомая ему, лживая часть бокса, но деньги сглаживали чувство разочарования. В конце концов, и публика довольна: Грозный таранак у нее в почете, притом не тот таранак, который побеждает по причине быстрого "выключения" противника, а тот, который играет с врагом, выслеживает его, словно добычу, припугивает, в общем, - держит мир, вращающийся вокруг бокса, в напряжении.       Рэйчел, хоть и была увлечена работой в "Гералд сан", все же, нередко видя Фрэнка хмурым, пыталась искать компромисс между отношениями и карьерой: старалась долго не задерживаться, не брать работу на дом (хотя это можно объяснить скорее тем, что пока не было "острых" новостей уровня полицейской забастовки) и даже все-таки занялась обустройством квартиры и приготовлением еды, правда, совместно с Ви. Но имело место быть одно "но": Рэйчел сама везде платила за себя и сестру и не давала Фрэнку шанса хоть как-то их обеспечить.

***

      Наступило Рождество. Ви отправилась со школьной платной экскурсией в Хангинг-рок, а Фрэнк с Рэйчел – в Западный район штата Виктория, где находилось побережье Южного океана, а на этой части побережья - скалы, называемые в народе «Свинья и поросята», которые с течением времени «отвалились» от берега, так как их размыл океан. Рэйчел много раз видела эти скалы на фотографиях; они казались ей восьмым чудом света, и она давно мечтала побывать в этих местах, но почти все время было недосуг. И вот, наконец, представилась такая возможность.       Они с Фрэнком держали путь на автобусе по Великой океанской дороге, которую соорудили совсем недавно в качестве воинского мемориала в честь памяти о жертвах Первой мировой войны; одновременно эта дорога должна была связать отдалённые населённые пункты побережья и облегчить транспортировку пиломатериалов. Видя в окне широко простирающуюся ленту океана и просторные панорамы, влюбленные ликовали, предвкушая прогулку, которая надолго останется в памяти. После остановки пришлось долго идти по жаре пешком вдоль крутого берега, чтобы выйти к более удобному спуску и приблизиться к скалам. По дороге они увидели трех кенгуру, скачущих куда-то вдаль; Рэйчел взвизгнула от восторга, - все-таки она была до мозга костей городской жительницей и еще не видела воочию этих диковинных зверей, считавшимися символом Австралии. Фрэнк же произнес:       - Не такие уж и милые животные эти кенгуру, как о них говорят. Постоянно подскакивают к оградам, заборам, и все грызут и грызут прутья. Траву всю пощипали у фермы. Их приходилось отстреливать, - и вреда хозяйству меньше, и бесплатный корм пастушьим собакам.       - Как ужасно! – с возмущением сказала Рэйчел.       - Уж как есть. Я тоже противился этому, как только приехал, но вскоре пришлось понять, что к чему…       - Ой, какая птичка! – отвлеклась Рэйчел, с восхищением указывая на птицу, размером с курицу, с синей головой и коричневым туловищем, непринужденно шедшую по тропинке.       - Не знаю, у нас такой не было, - ответил Фрэнк.       Вскоре жаркий сухой воздух стал порядком прохладнее и влажнее, а вдали показались эти самые чудные скалы сине-фиолетового оттенка, разделенные, словно непослушные дети, отбившиеся от матери-берега. Они были разного размера и формы: и узкие, и круглые, и огромные валуны, и небольшие, в средний человеческий рост, полосатые, словно кошки. С этого расстояния они напомнили Рэйчел пирожные, которые как-то привозили в столовую при «Мелспортньюз».       - Как же хочется перелететь на них и сесть на макушку! – с восторгом сообщила она.       - Наверное, на них можно влезть, при желании, - ответил Фрэнк. – Но лично у меня такого желания нет; мне достаточно любоваться ими и издалека.       - Так как мы не птицы, а лезть ленишься далеко не ты один, нам приходится довольствоваться лишь этим, - усмехнулась Рэйчел.                       Через час они, наконец, спустились к берегу. Какие же эти скалы снизу!.. Чувство сказки, которое Рэйчел начала ощущать еще на крутом берегу, усилилось, а Фрэнк вспомнил, как Падрик рассказывал сыновьям, что в Ирландии немало подобного; закрыв глаза, он тогда представлял себе как раз картину, похожую на этот ансамбль со столь неблагозвучным названием «Свинья и поросята», и вот теперь он видит ее воочию… Ветра почти не было, водная гладь была спокойна. Рэйчел сняла туфли, прошла по довольно холодной для жаркого времени воде к самой ближайшей скале, длиной в трехэтажный дом и потрогала ее рукой. Поверхность была шершавая, почти колючая; зайдя за камень, Рэйчел внезапно рассмеялась.       - Что такое? – с любопытством спросил Фрэнк и подошел к ней. Увиденное заставило его тоже улыбнуться: в воде, прислонясь к камню, стояла елка почти ростом с Рэйчел, украшенная мишурой.       - Кто-то начал здесь праздновать Рождество даже раньше, чем мы, - весело сказала она.       - Давай, может, перенесем ее подальше, на песок? – предложил Фрэнк. – А то совсем смоет.       Они так и сделали; перенеся елку ближе к тени, они водрузили ее в песок, а сами сели рядом с ней на покрывало и решили открыть шампанское.Фрэнку было так хорошо в этот момент, что, казалось, все эти тяжелые дни притирок и подозрений далеко позади, и больше не произойдет ничего подобного. Видя, как радуется Рэйчел, он радовался вместе с ней.       - Как тут хорошо! - с наслаждением произнесла Рэйчел, вытянувшись на покрывале. - И воздух другой, гораздо чище; здесь прямо чувствуется разница.       - Ну, правильно: нет транспорта, как в городе, меньше пыли, - ответил Фрэнк. – Я и сам забыл, что такой бывает. Иной раз вспоминаю: вот пасу овец вдали от Дрохеды, и как же привольно дышится!..       - Скучаешь по тем временам? - спросила Рэйчел.       - Да нет... Вся эта деревенская жизнь по душе моим братьям, но не мне. Мне нравится вот так, как сейчас. А то влачение дней я прямо ненавидел. Но знаешь... - Фрэнк прилег поудобнее, - даже, живя так, как раньше, я пришел к тому, к чему должен был прийти. В Новой Зеландии я чуть ли не с детства работал кузнецом, - тоже ненавидел это дело, но оно развило во мне силу. Потом мы переехали в Австралию... Надеялся, что тут меня что-то ждет, но нет, - снова много работы и бедняцкое существование. Однако вскоре мы встретились с Джимми Шарменом, что держал боксерскую труппу, и вот итог... То есть сила, что дала мне кузница, и эти постоянные драки в детстве мне пригодились! И переезд в Австралию оказался не напрасен, ведь вряд ли в Новой Зеландии я бы встретил труппу или что-то подобное. Хоть мне и претила моя прежняя жизнь, но она была необходима для того, чтобы я стал хорошо оплачиваемым боксером, и чтобы встретил тебя!       - М-да... А мне, чтобы встретить тебя или попасть работать в газету, не обязательно было торчать в "Мемфисе", - усмехнулась Рэйчел. - Эта часть моей жизни стояла особняком. Хотя... Ну, я, наверное, стала лучше в постельных делах, чем была бы, если б не имела этого опыта, а?       Она кокетливо поддела Фрэнка ногой, а тот, неловко усмехнувшись, отвернулся. Рэйчел позабавило его смущение, которое сохранялось до сих пор, хотя она считала Фрэнка одним из лучших своих любовников, несмотря на его недавний опыт, приобретенный только с ней. Скорее всего, у него врожденная чуткость к желаниям женщины, помноженная на недюжинную физическую силу...       - Я же тебе сразу понравилась, как ты меня только увидел? - спросила Рэйчел, которой шампанское уже изрядно ударило в голову. - Мне показалось, что позже та наша встреча, после которой мы пошли в столовую, была не случайной.       Фрэнк, вздрогнув, ответил:       - Ну, наверное, да... Сразу понравилась.       - А чем? Я же не вот чтобы красавица.       - Красавица! - произнес Фрэнк и погладил ее по щеке. - Для меня.       - Да ну! - отмахнулась Рэйчел и положила голову на его колени. - Напомнила, может, кого? А то мне немного непонятны все эти чувства с первого взгляда. В тебя вот я втрескалась после всей этой череды помощи и нашей первой ночи... Не пойму, когда раньше, но во время или после интервью у меня к тебе возникла разве что легкая симпатия, и только.       Её рассуждения напомнили Фрэнку о том, что ему говорил Кэгни, но это в нем не всколыхнуло никаких чувств. Действие шампанского пробило его на откровенность, и он ответил:       - Да, напомнила...       - И кого же?       - Мою мать...       Рэйчел задумалась. Она вспомнила, как Фрэнк говорил ранее о матери, и сделала вывод, что эта женщина занимает особое, незыблемое место в его сердце, и он всегда, при любых обстоятельствах будет защищать память о ней.       - Ты, верно, очень любишь ее, - произнесла Рэйчел.       - Да... Но эта любовь меня изводила... Только, уехав от нее, я понял, что так быть не должно.       - Ты уже не винишь себя за то, о чем ты мне тогда говорил?       - Да... как-то не думаю об этом, - пожал плечами Фрэнк.       - А чем я ее напоминаю? - перевернувшись на живот, спросила Рэйчел.       - Внешним обликом. Но только им. Вы с ней совершенно разные, как потом выяснилось.       Рэйчел молчала, задумчиво глядя в сторону, затем произнесла:       - Фрэнк... Я хочу, чтобы ты осознал всем своим существом, что я - это не она.       - Я уже давно все осознал, - вздохнул Фрэнк. - Но вот порой не отпускает меня одно... видение: она сидит за роялем,в длинном пышном платье из нежнейших бледно-розовых кружев сидит в огромной светлой комнате, озаренная сиянием свеч.Все должно было быть именно так с самого начала.       Глядя на Фрэнка, Рэйчел поняла, что он ничего не осознал и вряд ли когда-нибудь осознает...       Вскоре поднялся ветер, а, вместе с ним, - волны, которые начали бить по скалам и даже обрушиваться на берег. Рэйчел и Фрэнк еще немного побродили по окрестностям и направились на станцию, а как раз в этот момент закатное солнце красиво освещало скалы, и их сине-фиолетовый оттенок, что был днем, сменился багрово-красным.