Чувства и предубеждение в Соборе св. Павла

      Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену.              Архидьякон Кентерберийский Джеймс Монтгомери уже несколько лет рассматривался всеми его соседками в качестве завидного жениха для их дочек. И пусть его нелюдимый характер играл против него, достоинство в виде двух тысяч годовых перевешивало все имеющиеся и мнимые недостатки. Две тысячи годовых! Собственное поместье в Ноттингемшире! Таким образом, все новые знакомые, едва узнавали два этих факта, говорили о преподобном Монтгомери исключительно уважительно.       Однако так было не всегда.       В двадцать лет вдохновенный и полный надежд Джеймс Монтгомери, третий сын провинциального помещика Роберта Монтгомери, с отличием окончил Оксфорд и собирался стать адвокатом. В свою очередь профессора всеми силами убеждали его остаться и преподавать в университете: толковых молодых людей стало так мало! Он никогда не был замечен в сомнительных связях, попойках и ленности, и это давало ему некоторый авторитет среди профессоров. Юный Джеймс в самом деле рассматривал этот вариант.       Но от положительного ответа на это соблазнительное предложение его останавливало одно обстоятельство: его родители были категорически против обоих вариантов. Чтобы стать успешным адвокатом, нужно иметь как минимум связи с аристократией, а лучше быть одним из них. Их же семья подобным происхождением или родством похвастаться не могла, они были всего лишь представителями мелкого дворянства, а таких семей в Англии — тысячи.       Родители мечтали, что он сделает духовную карьеру и тем самым возвысит их имя. Помимо этих намерений ими руководили и исключительно практические соображения: их скромное поместье унаследует старший сын, Уильям, второй сын — Джордж — ещё в 10 лет поступил на морскую службу, поэтому Джеймсу следовало выбрать карьеру священника. По крайней мере так у него будет хоть и небольшой, но гарантированный доход. А если он не станет вести себя как совершенный дурак и очарует какую-нибудь престарелую леди, которая предоставит ему богатый приход и своё покровительство, то о чём же ещё мечтать?       Джеймс отлично понимал, в каком шатком положении он находится: 50 фунтов, которые составят его собственный доход, если он решится покинуть родителей, не обеспечат ему пристойный для его положения уровень жизни. На первых порах в Оксфорде он сможет получать не более 30 фунтов. На эти деньги он в лучшем случае наймёт одну неопытную горничную — даже не лакея. С другой стороны карьера священника его никогда не привлекала, как бы его ни настраивали на неё с детства.       Так он и лавировал между Сциллой и Харибдой до одного чёрного дня. Их добрая соседка в Девоншире прислала ему письмо, что его родители совсем плохи. Оказалось, что в графстве уже несколько месяцев бушевала холера. А он узнаёт об этом только сейчас! Джеймс побросал в дорожную сумку немного вещей и на ближайшем дилижансе бросился домой. И через двое суток он уже вошёл в родительский дом.       Увы, он опоздал. Родители скончались накануне. Теперь Джеймс остался совершенно один в этом мире: Уильям умер, вылетев из седла, ещё два года назад. Известие о смерти Джорджа пришло совсем недавно: он погиб в бою близ Тулона в июне 1795 года.       Джеймс в ужасе прошёл в дом, и до его слуха донёсся плач младенца. Он обессиленно плакал в своей колыбельке. Джеймс взял его на руки и вышел из дома. Что с ними теперь будет? На доход с земель в ближайшие годы можно не рассчитывать, процентов с пяти тысяч фунтов едва хватит на самый простой образ жизни: без доходов от арендаторов они составят дай бог сто с небольшим! И если он станет священником, то станет получать хотя бы ещё столько же. Это следовало обдумать.       Впрочем, младенец, оказавшийся на его полном попечении, оказался весьма сильным аргументом.       Оставалось подождать лишь два или три месяца, пока Джеймс будет облечён в сан. На это время он снял квартирку на третьем этаже на Мидуэй-стрит, где в трёх комнатках разместился сам Джеймс, маленький Гарри и горничная-няня, обходившаяся в двенадцать фунтов в год. Джеймс питался в дешёвых тавернах, потратив сэкономленные деньги на несколько сборников гимнов и проповедей, справедливо рассудив, что в глуши, куда его отправят, такого выбора, как в Лондоне, не будет. К счастью, за это время ему удалось подзаработать на индивидуальных занятиях целых двадцать фунтов.       Через два с небольшим месяца его облекли в сан и отправили на север, в графство Дарем, где ему предстояло возглавить приход в городке Дарлингтон за сто десять фунтов годовых.