Ни слова о любви

Новогодний праздник. Посреди сцены живая наряженная елка. Пахнет хвоей. За окнами бушует метель. Родители всё ещё рассаживаются, переговариваются, приветствуют друг друга. До начала представления около пятнадцати минут. Анна, прижимая к груди папку со сценарием, невольно оглядывается вокруг, ищет глазами Корфа. Но его нет. Двери то и дело открываются и закрываются, гости прибывают. Анна оборачивается и смотрит на детей, занявших стульчики вдоль стены. Настя сидит в сторонке, отрешенная, в сером костюме нищенки и с клюкой в руках. У Анны сжимается сердце. Ей отчасти удалось настоять на своем: завуч позволила Насте выступить… Классная поначалу заявила, что все роли уже заняты. Анна возразила, что это не так: никто из детей не захотел играть Чернавку — старую нищенку. — Вот и отдайте Насте эту роль! — махнула рукой завуч. *** Прошло около часа с начала праздника. Дети водили хороводы, отгадывали загадки, пели песни. Приходил и Дед Мороз со Снегурочкой. Впереди лишь постановка сказки «О мертвой царевне и семи богатырях». Анна время от времени наблюдала за Настей. Та по-прежнему грустила. Папу ждала? Или ей не по душе роль?.. На репетициях девочка была спокойна, послушна. Не жаловалась. Сказала лишь вчера, что папа в командировке. Наверняка он на праздник уже не успеет. А дочери так нужна его поддержка… Анна подходит к детям, усмиряет спорящих «богатырей», поправляет на головах у «царевен» картонные короны. Наклоняется к Насте, спрашивает: — Настенька! Ты готова? Девочка кивает, прижимает к себе клюку. Черный платок Насте не к лицу. Она будет играть Чернавку, ту самую старушку, которой царица дала отравленное яблоко, предназначенное царевне. «Может, это и хорошо, что Владимира Ивановича не будет. Роль какая-то… мрачная», — вздыхает Анна и гладит Настю по голове. — Ты справишься! У тебя маленькая, но интересная роль! Ты умница! По математике самая сильная в классе… Звенит звонок — условный знак. Спектакль начинается. Девочка из четвертого «Б» громко и выразительно читает за автора: Царь с царицею простился, В путь-дорогу снарядился, А царица у окна Села ждать его одна… *** Настя стоит за занавесом, ожидает своего выхода. И вот, пора… Девочка, хромая и неумело опираясь на клюку, выходит на середину сцены. Становится перед «грозной царицей», своей одноклассницей. Настя стоит, сгорбившись, глядит в пол. Так нужно для роли. Ну же, Настя, начинай… Анна напряженно слушает, как она читает. Губами проговаривает за нею слова. В этот момент двери распахиваются, и на пороге возникает запыхавшийся Владимир Иванович в офицерской шинели, с дипломатом в руке. Глядит, не отрываясь, на дочь. Прислоняется спиною к стене. Родители на него оглядываются, освобождают от сумок стул, жестами приглашают присесть. Настя продолжает декламировать. Замечает отца, сбивается, а в конце читает громче, четче, увереннее… У Анны бешено колотится сердце. Корф не сводит взора со сцены. Настя берет из рук «царицы» яблоко, кланяется ей в ноги и скрывается за занавесом. В зале раздаются аплодисменты. *** Праздник подошел к концу. Анна поспешила в учительскую — расписаться в журнале и забрать свою одежду из шкафа. Кабинет завуча был приоткрыт и, казалось, ходил ходуном. Анна заглянула в щель. За столом сидела пожилая женщина и распекала Галину Дмитриевну. — Как можно так относиться к детям-инвалидам?! — Лидия Михайловна, прошу вас, успокойтесь! Мы сделали для Насти всё, что могли: она выступила. Но вы всё же подумайте, не лучше ли будет вашей внучке продолжить обучение в специальной школе для детей с ограниченными возможностями? Возможно, там она не будет чувствовать себя ущербной… — Моя внучка останется в этой школе, и точка! — отчеканила Лидия Михайловна. Послышался звук отодвигаемого стула. — Спецшкол в нашем городке нет! А мой сын — военный, два года назад получил назначение на патронный завод. Его семья здесь и служба тоже! Переезд невозможен! Ненадолго воцарилась тишина. — Что же вы хотите, Лидия Михайловна? — Хочу справедливости! Хочу, чтобы в школе работали учителя, способные сочувствовать, понимать… Их необходимо воспитывать, проводить с ними беседы! Вы — взрослые люди, женщины, призванные быть женами, матерями, постыдитесь! Ваш подход к детям, как минимум, непедагогичен! Неужели так трудно было дать моей внучке нормальную роль, дабы она не чувствовала себя ущербной? Неужели так трудно перестать называть ее при других детях унизительными прозвищами?! Почему нельзя отнестись к ней по-человечески? Ей и так в жизни досталось… Анна, тяжело дыша, прислонилась к стене. Так вот чем обернулась её «помощь»! Бабушку покоробила внучкина роль. Наверняка и Владимир Иванович сейчас рвёт и мечет. Может, он до директора уже дошел!.. Девушка вздрогнула: в кабинете кто-то с силой трижды стукнул кулаком по столу. — В первом классе мы молчали, терпели, надеялись на лучшее… А в этом году на осеннем празднике мою Настеньку и вовсе оттеснили, не дали выступить! А она старалась: весь вечер накануне плясала предо мною, отрабатывала движения… Стыдно им, видите ли, инвалида комиссии показать! А мне не стыдно! Я горжусь своей внучкой! — Лидия Михайловна, поймите же: детей много! — продолжала гнуть свою линию завуч. — Мы не можем угодить каждому. Ваша внучка, наверное, хочет играть лишь принцесс да цариц. А отобрав у другого ребенка роль, в угоду Насте, мы поступим непедагогично. Лидия Михайловна снова стукнула кулаком по столу. — Что же вы все с ног на голову переворачиваете! Моя внучка вовсе не капризна! Но мне больно видеть, как её обделяют! Не позволяют развиваться, не способствуют тому, чтобы она воспрянула духом! Детский сад какой-то! Я не говорю о ролях королевен или принцесс, есть же что-то более нейтральное, но вдохновляющее! Роль бабочки, скажем… снежинки, красной шапочки! Мне ли учить вас?! Вы — педагог! Вы — завуч, Галина Дмитриевна! И в ответе за каждого ребенка в школе! Ответа завуча Анна не разобрала. Разговор на повышенных тонах продолжался. Девушка была так подавлена, что не имела более сил стоять возле дверей и слушать. Пора было собираться домой. Расписавшись в журнале и вернув его в нужную ячейку, Анна прошла к шкафу, чтобы снять с вешалки пальто. В этот момент двери распахнулись, и в учительскую ворвался Корф. Едва поздоровавшись с Анной, капитан спросил сурово, не у завуча ли его матушка? Получив утвердительный ответ, постучался и исчез за дверью, а уже через минуту под руку с матерью покинул кабинет. — Мам, ты понимаешь, что сделала Насте только хуже, — услышала Анна его тихий, полный боли голос. — Я приехал на служебке. Вот тебе ключи! Жди меня в машине! Я за Настей! Владимир Иванович почти что силой вывел мать из учительской. Анна, сунув ноги в сапоги, взяла пальто, сумку, шапку и, внезапно вспомнив про костюмы, поплелась в классную комнату второго «А». Ей необходимо было дождаться, пока дети переоденутся, привести в порядок их костюмы и перенести всю эту ношу в актовый зал. … Девушка обнаружила Владимира Ивановича в коридоре напротив класса, там же были и остальные родители. Он стоял, привалившись спиной к стене, с поникшей головой, погруженный в свои думы, и не замечал ничего вокруг. Ждал, когда дочка переоденется. Дети кучками выходили из классной, а Настя всё не появлялась. Анна прошла в класс. За шифоньером копошились три ученицы. Настя сидела на стульчике в одних колготках. — Как же вы долго, девочки! Поторапливайтесь, поторапливайтесь… — Анна обернулась к Насте: — Давай скорее одевайся, папа тебя ждет. Если нужна моя помощь, позови… — Нет, спасибо, я сама, — с пафосом ответила девочка и сурово свела темные бровки. Ну совсем как Корф! Анна привела в порядок костюмы и решила оставить их в классном шкафу до утра. Сегодня совершенно не осталось сил на переноску. А завтра она попросит Валю помочь. Наконец Анна с Настей вышли из класса. Владимир Иванович словно очнулся. — Анна Петровна, — нахмурился он. — Вы же только что были в учительской… — Я в классе костюмы в порядок приводила, — кротко ответила девушка. *** Анна, Корф и Настя быстро шли по пустому коридору к лестнице. Уборщица, ворча, шаркала следом и гасила в школе свет. — Анна Петровна, на этой неделе я к вам зайду, — остановившись возле двери, заявил Корф. Анне он показался крайне утомленным. — Когда у вас в пятницу уроки заканчиваются? Во вторую смену? В шесть вечера? Хорошо, я буду. — Папа, а давай пригласим Анну Петровну к нам? Покажем ей нашего котика, рыбок… Ну пожа-а-алуйста… Корф раскрыл дверь, пропустил дочь с учительницей на крыльцо и поежился от холода. Шальной ветер вмиг растрепал его волосы. — Настя, нет! Анне Петровне пора домой! Поздно уже. День был трудный. Все устали. Ты вон на ногах едва стоишь… Обернулся к Анне: — Я вас подвезу! Возражения не принимаются! «Волгу» Корф вел молча. Анна устроилась рядом с Настей на заднем сиденье. На переднем сидела притихшая Лидия Михайловна. Анне казалось, будто «волга» плывет. Давно она не ездила на таких маневренных машинах. Девочка подалась вперед, к водительскому креслу и крепко обняла отца за шею. — Папочка, я не видела тебя целых три недели! Как я рада, что ты вернулся! — Я тоже рад, Настя! — отозвался Корф дрогнувшим голосом и погладил ее ладошку. — Ты прекрасно выступила, молодец! Как читала! Четко, с выражением! Не зря я прилетел… — Как ты прилетел? На самолете? — Да нет же! На машине летел… Быстро ехал, почти без остановки. — Ты молодец, папа! Ты успел! А где твоя шапка-ушанка? — Э-э-э, в дипломате! Анна слушала их и улыбалась. Теперь ей стало ясно, почему Корф за весь декабрь ни разу не зашел в школу и почему был удивлен, увидев дочь в роли Чернавки… В командировку отбыл в начале месяца… А бабушка… Ох уж эта бабушка… — Вот и ваш дом! Машина остановилась. Резкий мужской голос заставил Анну встрепенуться. Она подняла голову: в зеркале заднего вида отражались утомленные серые глаза. Корф велел дочери оставаться на месте, мать проигнорировал и пошел провожать девушку до подъезда: из-за снежных заносов машину не удалось припарковать возле дома. Анна всё порывалась сказать, что она дойдет сама, но сильный ветер и снегопад мешали ей. Она пригнулась, чтобы не задохнуться. — Ну что это за беспечность?! — воскликнул Корф и, развернув девушку за плечи, расстегнул верхнюю пуговицу её пальто, подтянул шарф и прикрыл оголенную шею. Ловко застегнул пуговицу. — Вот теперь всё как надо… — До подъезда ведь рукой подать! Что ж вы со мной, как с маленькой… Корф сделал вид, будто не расслышал реплики. Он подхватил Анну под руку и, сопротивляясь яростным порывам ветра, они добрались-таки до подъезда. — Спасибо вам… Владимир Иванович, я хотела сказать… Не расстраивайтесь, поверьте: всё наладится… У Насти все будет хорошо… А меня простите за эту роль, за Чернавку… Я хотела как лучше! — Девушка прилагала титанические усилия, чтобы перекричать ветер. А Корф, словно назло, стоял как истукан и не соизволил даже нагнуться к ней. — Сейчас не время и не место для подобных бесед, — оборвал он Анну. Она насупилась, попыталась открыть дверь, но та не поддавалась: примерзла. Мужчина, крепко выругавшись, стал с силой дергать за ручку, и на третий раз дверь распахнулась. — Проходите скорее… До пятницы, Анна Петровна!