Проклятье фараона

Палящее солнце безжалостно обрушивало свои лучи на древние пески Египта. В прохладных недрах дворца фараона, где толстые каменные стены защищали от изнуряющего зноя, два могущественных альфы стояли друг напротив друга. Их разделял огромный стол с инкрустированной картой вместо столешницы — детальное изображение земель, за которые они боролись и которыми правили. Один из них — фараон Псамметих, величественный и грозный, облаченный в белоснежные одежды из тончайшего льна, украшенные золотом и драгоценными камнями. Его гладко выбритый череп блестел в свете масляных ламп, а глаза, подведенные сурьмой, казались бездонными омутами мудрости и хитрости. Другой — Дафнис, царь Карии, чье загорелое лицо, обрамленное короткой бородой, выражало напряженное внимание. Его простая, но изысканная туника резко контрастировала с пышными одеяниями египетского правителя. Воздух в зале был густым от аромата благовоний, струящегося из медных курильниц. Пламя факелов отбрасывало причудливые тени на стены. Тишину нарушало лишь легкое потрескивание фитилей и отдаленный шум дворцовой жизни. Оба монарха знали тайну, которую тщательно скрывали друг от друга — их дети были истинной парой. Но каждый хранил молчание по своим причинам. Псамметих, чьи амбиции простирались далеко за пределы настоящего, видел в омеге усладу для своей спальни. Дафнис же, движимый отцовской любовью, желал для своего ребенка жизни, свободной от интриг и манипуляций фараона. Псамметих медленно приблизился к столу, его сандалии беззвучно ступали по прохладным каменным плитам. Он провел рукой по карте, словно лаская свои владения. — Дафнис, — начал он, его голос был глубок и мелодичен, как воды Нила, — ты знаешь о роли моих детей в будущем моей страны. — Его пальцы очертили контуры Египта на карте. — Все это нужно удержать в руках. И эти руки должны быть сильными. Дафнис молчал, его темные глаза, подобные агатам, внимательно следили за каждым движением Псамметиха. Карийский царь стоял неподвижно, словно одна из многочисленных статуй, украшавших дворец, но его напряженная поза выдавала готовность к действию. Псамметих продолжил, его голос стал мягче, почти вкрадчивым: — Ты, Дафнис, являешься моей сильной рукой. Ты стоял со мной рядом, когда все зародилось, и я надеюсь, что не уйдешь в момент рассвета. — Рука фараона изящным движением подцепила золотой кубок с вином, инкрустированный лазуритом. Его глаза, темные и пронзительные, буквально впились в лицо карийского царя. — Я могу быть уверенным, что это все так? Дафнис напрягся и сделал большой глоток вина, вбирая в себя его густой аромат, прежде чем ответить: — К чему ты ведешь, Псамметих? — его голос был спокоен, но в нем слышались нотки настороженности. Фараон не двинулся с места, лишь слегка повел рукой, подавая сигнал. Тяжелые занавеси на входе в зал раздвинулись, и двое стражников втащили внутрь окровавленного человека. Пленник едва держался на ногах. Его одежды превратились в лохмотья, сквозь которые проглядывали многочисленные раны и синяки. Лицо представляло собой сплошное месиво из крови и кровоподтеков, но даже в таком состоянии можно было различить характерные черты карийца. Псамметих презрительно скривил губы, глядя на израненного воина: — Сообщи своему царю все… да подробнее. Пленник, подняв голову начал свой рассказ. Его голос, хриплый и прерывистый, наполнил зал историей о тайном сговоре между детьми фараона и командой корабля, которую Дафнис отправил в помощь своему сыну Тэхёну. По мере того как разворачивалось повествование, лицо Дафниса становилось все более напряженным. Его рука, до этого спокойно лежавшая на поясе, теперь сжалась на рукояти меча. Он чувствовал, как каждое слово пленника словно затягивает петлю вокруг шеи детей фараона. Псамметих внимательно наблюдал за реакцией Дафниса, медленно потягивая вино из своего кубка. Когда рассказ подошел к концу, фараон отставил напиток и произнес с неожиданной горечью: — Они хотят лишить меня власти, Дафнис. Кто, как не ты, должен наказать их? Дафнис спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Ты хочешь, чтобы я их убил? Глаза Псамметиха расширились от удивления, а затем он разразился громким смехом, который эхом разнесся по залу. — Что ты, друг мой! — Фараон энергично замахал руками, словно отгоняя нелепую мысль. — Меня интересует другое… Он оборвал фразу, многозначительно глядя на Дафниса. Повисла тяжелая пауза, во время которой оба правителя изучали друг друга, пытаясь разгадать истинные намерения собеседника. Наконец Псамметих продолжил, его голос стал мягче, почти вкрадчивым. — Я не хочу смерти. Ни твоего сына, ни моих детей. Но мы должны преподать им урок, показать, что значит истинная власть и ответственность. Дафнис медленно кивнул, чувствуя, как напряжение немного отпускает его. Однако он понимал, что это лишь начало новой, еще более сложной игры фараона. — Что ты предлагаешь? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал заинтересованно, а не настороженно. Псамметих улыбнулся, и эта улыбка заставила Дафниса вновь напрячься. В глазах фараона плясали огоньки, которые могли означать как веселье, так и жестокость. — У меня есть план, — начал Псамметих, снова поворачиваясь к карте. — План, который укрепит мою власть и научит наших детей ценить то, что они имеют. Но для этого мне нужна твоя полная поддержка, Дафнис. Ты готов выслушать меня? Дафнис глубоко вздохнул, понимая, что от его следующих слов зависит судьба не только его сына, но и всего царства. Он посмотрел на израненного карийца, все еще стоящего на коленях, затем перевел взгляд на Псамметиха. В его глазах читалась решимость человека, готового на все ради защиты своих близких. Он сделает все, чтобы обойти планы фараона. — Я слушаю тебя, Псамметих, — произнес он твердо. *** Великий Змей наблюдал за людьми, что удаляются к берегу великой реки. Его чешуйчатое тело, покрытое узорами, напоминающими иероглифы, сливалось с ландшафтом, делая его незаметным для простых смертных. Палящее солнце безжалостно обжигало землю, создавая миражи на горизонте. Омега, что привлек собой его, привёл свой отряд к Нилу. И Змей видел каждый его шаг и каждое его движение на этом пути. Они его восхищали. Еще он видел, как днем ранее омега жарко отдавался поцелуям альфы. Змей тогда находился рядом с ними приняв форму скалы. Он чувствовал их слившиеся ароматы и они будоражили его сознание. Змей понял, что они истинные и почувствовал, что это вызывает у альфы и омеги боль. Их любовь была невозможной, но полна нежности и желания защитить друг друга и это нравилось Змею. Он видел взгляд альфы, обращенный на Омегу, тот был полон той же глубины чувств, что испытывал сам Змей. Это казалось ему правильным, словно подтверждением собственного выбора. Однако их идиллия была нарушена появлением другого альфы. Этот новоприбывший вызвал у Змея мгновенную неприязнь. От него исходила аура опасности, угрожающая тому, кого Великий Змей выбрал своим палачем. Глаза Змея сузились, а из его пасти вырвалось тихое шипение: — Только тронь его, и ты познаешь всю силу моей ярости. Молодой альфа резко обернулся, словно уловив отголосок угрозы. Его глаза тщетно пытались различить источник звука среди однообразного пейзажа из песка и одиноких скал. Он втянул ноздрями горячий воздух, но не смог уловить ничего необычного. Наивный смертный не понимал, что Великий Змей пах самой пустыней — его аромат был неотличим от запаха песка и камня. Черное сердце Змея, ставшее таким от одиночества и могущества, замерло, наблюдая, как Омега и его отряд постепенно растворяются в мареве пустыни. Их силуэты становились все меньше, пока не превратились в крошечные точки на фоне бескрайних песков, уступающих место живительным водам Нила. — Вся надежда на тебя, Хасни, — прошипел Змей, обращаясь к невидимому защитнику. — Сбереги его для меня. И приведи его обратно, чтобы он мог победить меня. Только к его ногам я паду. С этими словами гигантское тело Великого Змея начало погружаться в песок. Его чешуя переливалась в лучах солнца, создавая иллюзию движущихся дюн. Через мгновение от существа не осталось и следа — лишь легкая рябь на поверхности песка свидетельствовала о его недавнем присутствии. Пустыня вновь погрузилась в безмолвие, хранящее тайны. *** Город тысячи врат, купался в лучах палящего солнца. Храм Амона, сердце древней столицы, возвышался над городом, его массивные колонны отбрасывали длинные тени на священную землю. В одном из внутренних дворов храма, где журчание фонтанов смешивалось с шепотом молитв, карийский воин Дарданий, могучий альфа с загорелой кожей и глазами цвета грозового неба, застыл на месте. Его взгляд был прикован к юной фигуре, появившейся словно из ниоткуда. Принц Тэхён, омега, сын его царя, стоял перед ним, покрытый пылью дальних странствий. Уставший, но с сияющей улыбкой и слезами в глазах цвета янтаря, он шагнул на встречу командиру. — Мой принц! — выдохнул Дарданий, его голос дрожал от изумления. — Как же? Вы тут… — Дарданий! — воскликнул Тэхён, его лицо озарилось радостью. Забыв о своем статусе воина и сына царя, юный омега на глазах превратился в ребенка и бросился к капитану, обвивая руками его крепкую фигуру. Прижавшись к груди альфы, Тэхён вдохнул знакомый запах — смесь кожи, металла и пряностей, напоминающий о доме и безопасности. Дарданий, поначалу оцепеневший от неожиданности, медленно обнял принца в ответ. Его суровые черты смягчились, а в глазах появилась теплота, предназначенная только для этого «несносного мальчишки», которого он с самого детства защищал и воспитывал как воина. — Я отправил за тобой корабль, юный сорванец, — проворчал Дарданий, но в его голосе слышалась нежность. — А ты… сам… как же? Тэхён поднял голову, его медовые глаза искрились озорством. — Дядя! Я же командую отрядом. Неужели ты думал, что я сгину в нубийской пустыне? — он улыбнулся, обнажая ровные белые зубы. — Даже отец доверяет мне, а ты удивлён. Раскатистый смех Дардания эхом разнёсся по двору, заставив нескольких охранников обернуться с любопытством. — Несносный, — проворчал капитан, отстраняя омегу и держа его за плечи на расстоянии вытянутых рук. — Все ребята с тобой? Лицо Тэхёна на мгновение помрачнело. — Нет. Только Гилас, — заметив тревогу в глазах альфы, он поспешно добавил. — Остальные живы, остались с частью слуг и скарбом в пустыне, в оазисе Амона. Нам к ним придётся вернуться. Дарданий нахмурился, его густые брови сошлись на переносице вспоминая карты, что ему показывала Нейтикерт. — Это где? Не помню такого на местных картах. — Дай их мне. Я покажу, — радостно воскликнул Тэхён, но тут же поморщился, оглядев свою запыленную одежду. — Но сначала я бы не отказался от омовения. Здесь же есть купели? Хаммон обещал радушный прием. Глаза Дардания потеплели. — Тебя здесь очень ждали, мой принц. Очень. Он снова обнял омегу за плечи и громко крикнул что-то на египетском. В ответ на его зов появились две стройные девушки в полупрозрачных одеяниях, их глаза были подведены сурьмой, а на запястьях звенели золотые браслеты, что звенели, сообщая об их приходе. — Это купальщицы. Они проводят тебя и помогут. Иди с ними, я найду тебя позже, — сказал Дарданий, легонько подталкивая принца в сторону девушек. И Тэхён послушно последовал за ними, мечтая скорее избавится от пустыни на его теле и чувствуя, как с каждым шагом усталость накатывает волнами. Купальни Дома Счастья при храме Амона поразили его своим великолепием. Мраморные бассейны, наполненные прохладной водой, были окружены колоннами из розового камня. Воздух был напоен ароматами лотоса и мирры. Девы указали на большую ванну и омега избавившись от одежды шагнул в нее. Опускаясь в воду, Тэхён ощутил, как его кожа, раскаленная солнцем пустыни, начала остывать с тихим шипением. Одна из дев, склонившись над ним, произнесла на общем языке с сильным акцентом. — Позвольте мне прикоснуться к вам, господин. Омега расслабленно кивнул, отдаваясь в умелые руки купальщиц. Они натирали его тело ароматными маслами, смешанными с тонко измельчённым песком, очищая кожу от грязи и омертвевших клеток. Вторая дева, сидя у изголовья, мыла его золотистые волосы, подготовленной ей водой, смешанной с соком лимона, бережно расчёсывая спутанные пряди костяным гребнем. Закончив с омовением, используя горячую пасту из растопленного тростникового сахара, они удалили с тела омеги все лишние волоски, придав его коже гладкость и шелковистость. После финального омовения чистой водой, Тэхёна укутали в мягкие льняные полотна и нанесли на кожу благовония из цветков лотоса и кедрового масла. Погруженный в негу, Тэхён чувствовал, как его сознание парит где-то между явью и сном. Усталость от долгого путешествия превратилась в приятную дремоту. — Проводите меня в мои покои, — тихо попросил он дев, борясь с желанием заснуть прямо здесь, в купальне. Девушки поклонились, их браслеты тихо звякнули, и они повели омегу по прохладным коридорам. Тэхён, едва переставляя ноги, следовал за ними. Сейчас он отдохнёт, а после встретится с Дарданием и все ему расскажет. Покои, приготовленные для принца Тэхёна, располагались в восточном крыле Дома счастья, где в это время уже не было солнца и комнаты наполнялись спасительной прохладой. Когда девушки-служанки распахнули массивные кедровые двери, инкрустированные слоновой костью и лазуритом, омега невольно задержал дыхание. Просторная комната была залита мягким светом, проникающим через узкие окна, затянутые тонкой тканью. Стены, расписанные сценами из жизни богов и фараонов, поражали своей красотой и детализацией. В центре комнаты возвышалось огромное ложе, покрытое льняными простынями и мягкими подушками, набитыми пухом ибиса. Тэхён медленно прошел вглубь комнаты, его босые ноги утопали в мягких коврах. Воздух был наполнен ароматом благовоний, курящихся в бронзовых жаровнях. Тэхён упал на мягкий матрас, чувствуя, как Египет, древний и таинственный, укутывает его этой мягкостью словно принимает его в свои объятия. Омега шумно выдохнул и тут же уснул. Спустя несколько часов омегу разбудили. — Господин, — прошептала одна из девушек, — ваши одежды готовы. Она указала на низкий столик из черного дерева, на котором лежали аккуратно сложенные одеяния из тончайшего льна, расшитые золотыми нитями. Рядом поблёскивали украшения — браслеты и кольца, инкрустированные драгоценными камнями. Тэхён потянулся, зевнул и выпив из кубка розовой воды, кивнул, позволяя девушкам облачить его в новые одежды. Пока они работали, омега рассматривал комнату, отмечая каждую деталь. Его внимание привлек небольшой алтарь в углу, посвященный Амону. На нем стояла статуэтка бога с головой барана, перед которой лежали свежие фрукты и цветы лотоса. — Сын фараона Нехо пожелал видеть вас, как только вы будете готовы, принц Тэхён, — произнесла вторая служанка, заканчивая укладывать золотистые локоны омеги. — Я готов, и буду рад его видеть. — твердо сказал Тэхён, расправляя плечи. Девушки склонились в глубоком поклоне и повели его по длинным коридорам храма. Стены здесь были еще более впечатляющими — каждый камень рассказывал историю великих побед и божественной власти фараонов. По мере приближения к тронному залу, Тэхён чувствовал, как учащается его пульс. Он слышал аромат истинного и он кружил его голову. Они остановились у огромных золотых дверей, охраняемых стражниками с копьями и щитами. Девушки-служанки остановились и низко поклонились. — Да пребудет с вами благословение Амона, принц, — прошептала одна из них. Тэхён глубоко вздохнул, расправил плечи и кивнул стражникам. *** В храмовом зале, в этом священном месте, где тысячелетиями возносились молитвы богам, разворачивалась сцена долгожданной встречи. Нехо и Нейтикерт крепко обнимали вновь обретённого брата своего — Хасни. Их руки, унизанные золотыми браслетами, сплелись вокруг брата, не желая отпускать. Черные от сурьмы слезы оставляли влажные дорожки на их смуглых щеках, контрастируя с белизной одеяний. Хасни, что был измучен долгим путешествием, уже успел отдохнуть, привести себя в порядок, стоял между ними стройно, но вскоре все же мягко попытался высвободиться из объятий. — Брат, сестра… отпустите меня. Я выжил в удушливом жаре пустыни не для того, чтобы задохнуться в ваших объятиях. Его голос, все еще хриплый от долгого пребывания в песках, был полон нежности и легкой иронии. Нейтикерт отстранилась, но не убрала руки с плеч брата. Ее глаза блестели от слез. — Брат мой, — всхлипнула она, голос дрожал от переполнявших ее чувств. — Я не видела тебя несколько лет. А пока ты был заложником нубийцев, вообще думала, что потеряла тебя навсегда. Хасни мягко улыбнулся, его взгляд смягчился при виде искреннего беспокойства сестры. — Жрица Амона, вы с братом послали за мной самого отчаянного из карийских воинов. Разве могло со мной хоть что-то случиться? Нехо, не отрывая взгляда от лица брата, нежно провел рукой по его слегка выцветшим волосам. Его пальцы, украшенные перстнями с лазуритом, замерли на шее Хасни, словно проверяя, не осталось ли следов от цепей нубийского плена. — Сестра права, Чонгук, — произнес он мягко, но с нотками беспокойства в голосе. — Твой истинный, конечно, отличный воин, но он юн и неопытен. Это был огромный риск. — Но оправданный… ведь ты не можешь не согласиться? — улыбка Хасни, искренняя и теплая, казалось, осветила весь зал, успокаивая сердце его брата-омеги. Затем его лицо стало серьезным. — Что отец? Нехо и Нейтикерт обменялись быстрыми взглядами, в которых читалось беспокойство и нерешительность. Этот молчаливый диалог не ускользнул от внимания Хасни. — Прекратите, — резко сказал он, нахмурившись. Морщинка между бровей выдавала его растущее раздражение. — Нубийцы неспроста меня похитили. Они хотели потребовать от него вернуть им власть в Фивах. — Хасни сделал паузу, его глаза потемнели от гнева. — Неужели послать за мной небольшой отряд карийских воинов — это все, на что он был способен? Почему не развернул масштабную войну с предателями? Нехо опустил глаза, его пальцы нервно теребили край своего воротника, инкрустированного бирюзой. — У него наверняка был какой-то замысел. Здесь не все так просто. Боюсь ему было выгодно, чтобы вы не добрались до Фив. И то, что вас не перехватили по пути — это нам на руку, — тихо произнес он. Затем, собравшись с духом, продолжил. — Вы с Тэхёном истинная пара, но отец против вашей связи настроен. Он все еще не отказался от мысли поженить нас с тобой. — омега выглядел печальным, его плечи поникли под тяжестью этих слов. — Мы можем признать вашу истинность здесь в храме Амона, и жрицы станут вашими свидетелями. Тэхён здесь, ты здесь… нам ничего не мешает. Хасни глубоко вздохнул, его грудь поднялась и опустилась под тяжестью золотых амулетов. Он медленно покачал головой, и в этом жесте читалась вся тяжесть принимаемого им решения. — Боюсь, пока я не выполню обет, что дал Амону, мы не сможем этого сделать, — вымолвил он, каждое слово давалось ему с трудом. — Он не признает нас. — Обет? — в унисон воскликнули Нехо и Нейтикерт, их глаза расширились от удивления. — Я обещал Амону сделать все, если он спасёт жизнь Хаммона. И он спас. Теперь мне нужно отдать ему долг. В этот момент двери в зал открылись и к ним вошёл Тэхён, его шаги были лёгкими и грациозными. Золотистые локоны обрамляющие его лицо блестели, а янтарные глаза сверкали радостью встречи. — Приветствую вас семья равных богам. — произнес омега с улыбкой. — Тэхён, ты знаешь, что задумал мой брат?! — вместо приветствия воскликнула Нейтикерт. — Знаю и я помогу Хасни с его обетом, — раздался его медовый голос, заполняя пространство. — Нехо, ты же не думаешь, что я отпущу твоего брата без защиты? — Янтарь его глаз сверкнул, когда он подошёл ближе, нежно положив руку на плечо Хасни в жесте поддержки и собственничества. — Тэхён, — жалобно произнес Нехо, его голос дрожал от эмоций. — Как же я рад тебе. Воздух в зале, казалось, загустел от напряжения и невысказанных слов. Солнечные лучи, проникающие через окна, освещали лица четырех молодых людей, чьи судьбы переплетались в сложный узор, достойный самых величественных фресок Египта. Тишина, последовавшая за словами старшего принца, казалась почти осязаемой. Лишь далекое пение жрецов и шелест пальмовых листьев за окнами нарушали эту гнетущую тишину. — Брат… Нехо, — начал Хасни, его голос был тихим, но твердым. — Нам нужно в Абидос, чтобы выкрасть у Исиды глаз бога. Эти слова, произнесенные так спокойно, словно речь шла о прогулке вдоль Нила, заставили Нехо и Нейтикерт застыть в изумлении. Их глаза расширились, а лица побледнели, несмотря на смуглую кожу. Нейтикерт первой нарушила молчание, ее голос дрожал от смеси страха и недоверия. — Вы с ума сошли? Ее слова эхом разнеслись по залу, отражаясь от высоких колонн, украшенных сценами из жизни богов. Статуя Амона, казалось, смотрела на них с немым укором. Хасни сделал шаг вперед, его руки сжались в кулаки — Это не безумие, сестра. Это необходимость. Амон спас жизнь Хаммона, и теперь я должен отплатить ему. Глаз бога — это то, что поможет мне. Тэхён стал рядом с Хасни плечом к плечу, его янтарные глаза светились решимостью. — Мы понимаем, как это звучит, но у нас нет выбора. Обет, данный богу, нельзя нарушить. Нехо покачал головой, его золотой воротник тихо звякнул. — Но почему Абидос? Почему Исида? Это самое охраняемое святилище во всем Египте. Вы не просто рискуете жизнью, вы навлекаете на себя гнев богов! Хасни глубоко вздохнул, его взгляд скользнул по фрескам на стенах, изображающим суд Осириса. — Потому что только там мы сможем найти то, что нужно Амону. Глаз бога — это не просто артефакт, это ключ к силе меча, который может изменить судьбу Египта. Нейтикерт подошла ближе, ее глаза блестели от слез. — Но как вы собираетесь это сделать? Это же самоубийство! Тэхён улыбнулся, но его улыбка была полна грусти. — У нас есть план. Нехо посмотрел на брата и его истинного, его лицо было искажено болью и страхом. — А если боги вас поймают? Если вы не вернётесь? Что тогда? Хасни обнял брата, крепко прижав его к себе. — Тогда вы должны будете хорошо проститься с нами. Но мы вернемся, брат. Я обещаю. Тишина вновь опустилась на зал. Лучи солнца окрасили стены в золотисто-красный цвет, словно предвещая кровавый путь, который предстоял Хасни и Тэхёну. Нехо и Нейтикерт смотрели на них со смесью страха, гордости и любви, понимая, что не могут их остановить. — Да защитит вас Амон, — прошептала Нейтикерт, ее голос дрожал от едва сдерживаемых эмоций. Нехо кивнул, сжимая руку брата. — Мы будем молиться за вас каждый день. Хасни и Тэхён переглянулись, их взгляды встретились, полные решимости и любви. Они знали, что впереди их ждет опасное путешествие, но также знали, что вместе они способны преодолеть любые препятствия. *** В стенах Дома счастья при храме Амона, где воздух был напоен ароматами готовящегося пира, Гилас стоял у окна своих покоев. Его фигура, облачённая в белоснежный льняной шенти, четко вырисовывалась на фоне заката, окрасившего небо Фив в оттенки золота. В руке он держал небольшую склянку из тонкого алебастра, искусно украшенную иероглифами и символами бога Тота. Гилас медленно повертел сосуд, наблюдая, как мерцающая жидкость внутри переливается в лучах заходящего солнца. Его лицо, обычно спокойное и невозмутимое, сейчас было искажено гримасой внутренней борьбы. Тяжелый вздох сорвался с его губ, нарушая тишину комнаты. «Я не опоздал,» — подумал он, сжимая склянку чуть сильнее необходимого. «Напротив, сейчас это зелье нужнее, чем когда-либо.» Его взгляд скользнул по роскошному интерьеру комнаты: по резным стенам, по низкому столику из черного дерева, уставленному фруктами и вином, по мягкому ложу, покрытому шкурами леопардов. Все это великолепие лишь усиливало его решимость. Гилас мысленно вернулся к долгому путешествию через пустыню. Использовать зелье тогда было бы безумием — они все погибли бы, затерявшись в бескрайних песках Нубии. Но теперь, в безопасности и роскоши Дома счастья… — Это так просто, — прошептал он себе, поглаживая гладкую поверхность склянки. — Усыпить сына фараона или Тэхёна. Одного из двух — и дело сделано. Он представил себе два сценария, разворачивающихся в его воображении с жестокой ясностью. Первый: Хасни, погруженный в непробудный сон. Явный повод для Псамметиха примчаться сюда и забрать своего «неразумного» отпрыска. А потом убитый горем Тэхён найдет утешение в объятиях своего верного друга Гиласа. — Просто вылить все содержимое склянки в его кубок, и все, — пробормотал альфа, его пальцы нервно сжимались и разжимались на прохладном алебастре. Второй сценарий разворачивался в его голове еще более ярко: Тэхён, спящий в своих покоях. Хасни, приглашенный туда под покровом ночи, заставший своего возлюбленного в объятиях Гиласа. Неизбежное бегство оскорбленного принца к своему гарему в поисках утешения. Злорадная улыбка искривила губы Гиласа. — Он никогда не простит его. И для этого нужно всего пару капель. Альфа прошёлся по комнате, его босые ноги бесшумно ступали по прохладным каменным плитам. Он остановился перед небольшим бронзовым зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Глаза, обведённые темной краской, смотрели решительно и холодно. — Это гораздо проще устроить, — произнес он, — И сегодня за ужином, который жрицы готовят в саду, я осуществлю свой план. Медлить больше нельзя. Снаружи доносились звуки вечерней жизни храма: тихое пение жриц, шелест пальмовых листьев, отдаленный гул города. Но внутри покоев Гиласа царила тишина, нарушаемая лишь его тяжелым дыханием и едва слышным звоном браслетов снующих слуг. Он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Впереди был вечер, который мог изменить все. Гилас спрятал склянку в складках своего шенти и направился к выходу. Его шаги были уверенными, а лицо приобрело маску спокойствия и дружелюбия. Открыв дверь, он вышел в коридор, освещенный мерцающим светом масляных ламп. Впереди его ждал сад, залитый лунным светом, где среди благоухающих цветов и журчащих фонтанов должна была решиться судьба двух влюбленных и целого царства. Гилас был готов сыграть свою роль в этой древней, как сам Египет, игре власти и страсти. *** В роскошных покоях Нехо, старшего сына фараона Псамметиха, царила тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием спящей Хедебнейтирбинет. Комната купалась в мягком свете масляных ламп, отбрасывающих причудливые тени на стены, покрытые иероглифами и символами божественной защиты. Огромное ложе из черного дерева, инкрустированное слоновой костью и золотом, занимало центральное место в покоях. На нем, завернувшись в простынь из тончайшего льна, спала Хедебнейтирбинет. Длинные черные волосы, заплетённые в множество тонких косичек, украшенных золотыми бусинами, разметались по подушкам, наполненным лебяжьим пухом. Воздух в комнате был напоен ароматом лотоса, смешанного с тонким, но отчётливым запахом Нехо. Этот аромат, пропитавший каждый уголок покоев, обволакивал Хедебнейтирбинет, даря ей ощущение защищенности даже во сне. Однако сейчас ее сон был далек от спокойствия. Лицо омеги, обычно безмятежное и прекрасное, как лик богини Хатхор, было искажено тревогой. Брови сдвинулись, а пальцы судорожно сжимали край простыни. В глубинах ее сознания разворачивались видения, яркие и тревожные, словно послания от самих богов. Перед ее внутренним взором проносились образы, сменяющие друг друга с калейдоскопической быстротой, но всегда с двумя неизменными фигурами — Хасни и Тэхёном. Первое видение перенесло ее в бескрайнюю пустыню, где золотой песок простирался до самого горизонта. Внезапно пески расступились и, словно из глубин земли, появились Хасни и Тэхён. Их фигуры, окутанные сиянием, напоминали древних богов, сошедших на землю. Рука об руку они направились к величественной статуе Исиды, возвышавшейся над пустыней. Перед богиней выросло чудовище — Великий Змей, его чешуя сверкала в лучах палящего солнца, а глаза горели демоническим огнем. Но Хасни и Тэхён, не дрогнув, вступили в бой. Их движения сливались в единый танец, полный грации и смертоносной красоты. Мечи в их руках сверкали, рассекая воздух, а их тела двигались в идеальной гармонии. С каждым ударом Великий Змей отступал, пока, наконец, не рассыпался золотым песком у их ног. Победив чудовище, пара обнялась, и их силуэты, слившиеся воедино, медленно растворились в водах Нила, уходя в свой собственный мир, недоступный простым смертным. Но не успела Хедебнейтирбинет перевести дух, как видение сменилось. Снова пески расступились, и вновь появились Хасни и Тэхён. На этот раз сцена разворачивалась в роскошном пиршественном зале, где золото и драгоценные камни сверкали в свете тысячи факелов. Хасни, облаченный в одеяния из тончайшего льна, расшитые золотыми нитями, поднял кубок, инкрустированный рубинами и сапфирами. Его глаза, полные любви, были устремлены на Тэхёна. «За тебя, мой возлюбленный,» — произнес Хасни, и его голос эхом разнёсся по залу. Он поднес кубок к губам и сделал глоток. В тот же миг его тело начало растворяться, превращаясь в золотой песок, который уносил ветер пустыни. Тэхён, охваченный ужасом и горем, беззвучно закричал, его прекрасное лицо исказилось от боли. Он протянул руки к исчезающему Хасни, но схватил лишь пустоту. Через мгновение Тэхён упал на пол, бездыханный, его сердце разбилось вместе с потерей возлюбленного. Едва это видение растаяло, как началось новое. Вихрь песка поднялся столпом к небесам, а затем опал, открывая взору Тэхёна и Хасни, стоящих лицом к лицу. Глаза Тэхёна сияли любовью и нежностью, когда он улыбнулся Хасни. Но в этот момент между ними возникла третья фигура, размытая и неясная, словно мираж в пустыне. Эта тень протянула Тэхёну кубок, сверкающий странным, неземным светом. Омега, словно завороженный, принял его и сделал глоток. В тот же миг его глаза вспыхнули неестественным огнем, и он упал в объятия таинственной тени. Вместе они растворились в песке, оставив Хасни одного. Принц смотрел вслед исчезнувшим фигурам, его лицо застыло маской шока и отчаяния. Внезапно его сердце вспыхнуло ярко-красным, словно раскаленный уголь, и он рассыпался тысячей искр, которые унес ветер пустыни. Последнее, что увидела Хедебнейтирбинет перед пробуждением, была бескрайняя пустыня, безмолвная и равнодушная к человеческим страданиям. С громким вскриком Хедебнейтирбинет проснулась, резко сев на ложе. Ее грудь тяжело вздымалась, а на смуглом лбу выступили капельки пота, сверкающие в свете ламп, словно крошечные бриллианты. Ее глаза, широко раскрытые от ужаса, блуждали по комнате, словно пытаясь убедиться, что она действительно проснулась. — Что это? — прошептала омега, ее голос дрожал от страха и волнения. — Хасни и Тэхён в опасности? Ее слова повисли в воздухе, не находя ответа. Лишь легкий ветерок, проникший через открытое окно, колыхнул занавеси, словно вздох самих богов. Хедебнейтирбинет обхватила себя руками, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу. Аромат Нехо, обычно успокаивающий, сейчас казался недостаточным, чтобы развеять тревогу, поселившуюся в ее сердце. Она встала с ложа, ее босые ноги бесшумно ступили на прохладный каменный пол. Подойдя к окну, Хедебнейтирбинет всмотрелась в вечерний город, раскинувшийся перед ней. Фивы затихая готовились к вечерним делам, но даже в этой тишине чувствовалось напряжение, словно сам воздух был насыщен предчувствием грядущих событий. Омега знала, что нужно поделится своими видениями с Нехо. Ее истинный должен знать об опасности, угрожающей его брату и Тэхёну. С этой мыслью она направилась к двери, готовая искать своего возлюбленного, чтобы предупредить его о тревожных знамениях, посланных богами.