метанойя

Дженни чинно усаживается рядом со своим отцом, который даже не удосужился взглянуть на нее хотя бы мельком. Пока он ведет очередную нудную беседу со своим партнером по бизнесу, она никогда не будет центром его внимания. Хотя, если уж говорить начистоту, нахождение посторонних не так уж и важно; Дженни не была любимой дочерью для Джунхена. Пока девушка сидела с идеально ровной осанкой и гордо поднятым подбородком, ей против своей воли приходилось слушать чужой разговор. Потом господин — имя которого Дженни забыла с первой секунды знакомства — ушел, и к отцу наведался его личный помощник Бонхван и, возможно, только возможно, его близкий друг. Она не знала, как отец его воспринимал, но он точно доверял ему. — Господин Ким, — он кланяется. — Я могу чем-то помочь? Отец, кивнув, предложил ему сесть напротив. — Да, — он слегка оттягивает свой галстук, прежде чем откинуться на спинку дивана, обитого натуральной кожей буйвола. — Этот ублюдок Ли, что только что вышел из моего кабинета. Его нужно убрать. Дженни прикусывает нижнюю губу и отпивает ненавистный ей чай, который не так давно принесла секретарша. Бонхван кивает, чтобы потом уточнить: — Каким именно образом вы хотите избавиться от него, господин Ким? Девушке не нравилось, что она стала свидетелем этого разговора. Она знает, что отец так хорошо поднялся в бизнесе не потому, что вел дела легально. Пусть он и управлял фирмой по производству автомобилей, которые стоят целое состояние, но это далеко не единственное, чем он торгует. Все куда глубже, грязнее и отвратительнее. Джунхен не боится разговаривать так открыто при дочери. Он знает, просто знает, что она будет молчать, что в случае чего она прикинется невинной дурочкой и начнет отрицать все гнусные слова и обвинения в его сторону. И плевать ему на ее чувства. Плевать, что Дженни очень часто винит себя в смертях людей, которым не посчастливилось пересечься на пути с ее отцом. — Я должен это придумать, черт возьми? — огрызается отец. На лице его помощника и мускул не дрогнул, в отличие от Дженни, которая чуть дернулась и быстро отвела глаза. Она отчетливо ощутила на себе взгляд Бонхвана, но тот был мимолетным. — Неужто ты сам не можешь решить? Мне все равно, как. К завтрашнему утру ублюдок Ли должен быть покойником. Девушка начинает неловко ерзать на месте. Сомнения грызли ее изнутри, и пусть Дженни боялась напороться на гнев отца, — а это обязательно произойдет — потом ей будет хуже. Совесть съест. — Пап, — тихо зовет она. — Но ведь у господина Ли семья. Жена и дети. Может быть, будет не совсем правильно лишать их своего кормильца? Дженни уловила поджатые губы Бонхвана. Он не одобрил. Более того, он медленно прикрыл глаза, а это значит, что она сказала лишнее. — Дженни, — мрачно произнес отец. Его глаза злобно сверкнули, когда он повернул голову в ее сторону, тем самым говоря, что она облажалась. — Ты уверена в том, что только что сказала? — девушка открыла было рот, чтобы ответить, но он оборвал ее: — Я не хочу с тобой это обсуждать. Поговорим дома. После этих слов в груди Дженни что-то болезненно сжалось, пока она прокручивала в голове одну и ту же фразу. «Поговорим дома».

***

Джунхен снова заносит кулак, и он приходится Дженни прямо по животу. Удар был настолько сильным, что она, не удержавшись, рухнула на землю с громким вскриком. — Сколько раз я тебе, блять, сказал, чтобы ты не лезла не в свое дело?! — крикнул он, с силой пнув свою дочь в болезненное место. — Твоя гребаная доброта мне уже вот тут сидит! — мужчина тыкнул пальцем себе в шею. — Джунхен, — в комнату зашла Сохэн, мама Дженни, и с безразличием оглядела развернувшуюся перед ней сцену. — Не желательно бить ее в живот. Она девочка, ты можешь что-то важное повредить, и тогда она станет бесплодна. Кто тогда возьмет ее в жены? Отец остановился, глядя на свою жену совершенно другим взглядом. Гнев сразу поутих, он отшатнулся, пока руки безвольно упали по бокам. — Я не подумал. Дженни лежала на полу, ее плечи содрогались из-за тихих рыданий. Она знала, что именно это ее и ждет, поэтому отреагировала на отцовское «Поговорим дома» с искренним ужасом. Он не умеет разговаривать. Он умеет только бить и оскорблять, но спокойно и нормально говорить — нет. Девушка не помнит, когда это началось и по какой причине. Сколько же ей было? Семь лет? Восемь? Без понятия. Избиение вошло в рутину, и она даже не пыталась уже это остановить. Захочет дать отпор — получит в ответ вдвое больше и больнее. Никто не знает, что с Дженни обращаются дома так жестоко. На публике семья Ким — идеальная, пример для подражания. Они, вроде как, тихие и спокойные, даже не алчные. Госпожа Ким даже почти не выходит куда-то со своим супругом, всегда сидит дома, читая свои книжки и пересматривая старые фильмы девяностых годов. Такую семью нельзя ставить в пример, ни в коем случае. Проблема в отце. Он довольно влиятельный человек, и если Дженни заикнется о чем-то подобном, он быстро все уладит, и девушка все равно получит свое. Кажется, единственный человек, который примерно понимает ее ситуацию — это Бонхван. Этот мужчина тридцати лет слишком наблюдательный и, что уж там, проницательный. Он всегда все замечает, даже любую мелочь, анализирует, а потом находит в этом что-то, из чего можно извлечь выгоду. Дженни всегда старается обходить его стороной и особо не контактировать, но даже короткие встречи, которые проходят по большей части вместе с Джунхеном, говорят ему о многом. О том, какой его господин на самом деле человек и о том, что его дочери совсем не повезло родиться в такой семье. Несмотря на это он даже никогда не задумывался о том, чтобы помочь ей. Это его не касается. Отец обнимает маму за плечи и уводит прочь отсюда, даже не оглядываясь. Вот так просто. Дженни не знает, сколько времени прошло с тех пор, как она обессилено лежала на идеально чистом мраморном полу. По ощущениям несколько часов, и, вероятнее всего, что так оно и было. Когда отец начал ее бить, было еще светло, а сейчас на улицу опустились сумерки. Она попыталась встать, но по телу прошлась электрическая боль, и девушка, заскулив, рухнула обратно. По щекам снова потекли жгучие слезы, но она упорно стояла на своем; попытка подняться — новая боль из-за очередного падения. Дженни плакала тихо. Ей не хотелось, чтобы ее кто-то услышал. Рядом появилась чья-то фигура, и прежде, чем она повернула голову, чтобы посмотреть на пришедшего человека, мягкие руки обвили ее за плечи. Дасом. — Моя бедная девочка… — прошептала женщина, и после этого гробовую тишину комнаты нарушил всхлип. Сначала Дженни подумала, что он принадлежал ей, но нет… Нет. Рыдания душили не только ее. — Боже, мне так жаль… За что он так с тобой на этот раз? Монстр… Чем больше Дасом говорила, тем сильнее Дженни хотелось плакать. И даже не от физической боли, а от жалости к себе. Как ничтожно. Вопреки своим мыслями, она плакала вместе с женщиной. Пока та ее обнимала и нашептывала любящие слова, девушка утыкалась ей в шею и тихо всхлипывала, потому что если отец услышит хотя бы один звук, напоминающий ему рыдания, он разозлится. Он на дух не переносит слезы. Дженни за все время не проронила ни слова. Даже когда Дасом — женщина тридцати семи лет, работающая у них поваром — вела ее в комнату, затем набирала горячую ванную и помогала снять одежду. Молчала, когда та мыла ее волосы, потом тело… Прикосновения женщины были нежными, едва ощутимыми. Кажется, она боялась задеть ушибленное место и снова спровоцировать боль. Дженни благодарна ей за такие волнение и заботу. После этого Дасом уложила ее в мягкую кровать и, поцеловав в лоб, ушла. Она знает, что девушка прямо сейчас нуждается в одиночестве, и что то, что она нашла ее обессиленную на полу, а затем и вовсе помогла смыть с себя боль и унижение — уже слишком для Дженни. Поначалу она не могла перестать плакать. Каждый раз, когда отец снова поднимал на нее руку, она не могла перестать задаваться вопросом: «За что ты так, пап?». Сейчас девушка тоже прокручивает его в голове, но ответ не находится. Снова отдает тишиной. Снова мучиться от неизвестности. Натянув мягкое одеяло до подбородка, Дженни аккуратно перевернулась на бок. Почему каждый раз после побоев она ощущает сильную потребность во сне? Глаза слипаются, и она начинает проваливаться в дрему. Все, о чем она думает перед этим, это — не винит ли себя сейчас отец из-за того, что в очередной раз ее обидел? А мама? Злится ли на отца, или, может, на Дженни? На кого-то? Голова взрывается из-за количества вопросов, на которые она никогда не получит должного ответа.

***

С того вечера прошло четыре дня, и они были относительно спокойными. За исключением того факта, что на следующий же день в новостях было объявлено о смерти господина Ли. Говорят, что причиной тому послужила остановка сердца, и, к удивлению, все в это поверили. Ни одного подозрения, что это было убийство. Как все хорошо сработано, отец. Сидя за столом, Дженни пыталась сосредоточиться на математике. Уже июнь, а значит, что ноябрь приближается, как и CSAT. Она всегда хорошо училась, и, казалось бы, волноваться ей не нужно, но удушающая паранойя не оставляла в покое. Теперь к этому волнению добавилось следующее; из головы не вылетал господин Ли. Как чувствуют себя сейчас его родные? Что делают? Есть ли у него семья? Жена и дети? В кабинете отца Дженни так уверенно сказала, что они есть, будто действительно знала о их существовании. Но на деле она вообще понятия не имела, и любопытство начало брать верх. Может, посмотреть в интернете или почитать некоторые статьи? Тогда она сможет принести свои личные соболезнования. Сжав в пальцах ручку, Дженни покачала головой. Фу, ну и наглость. Ее отец убил господина Ли, так правильно ли будет ей хотя бы разговаривать с его семьей? Нет. Она не имеет права даже смотреть на них. В груди что-то больно кольнуло. Черт, как же ей надоели вечные сомнения, постоянное «если» и куча другого дерьма, через которое девушке приходится проходить в своей голове ежедневно. Из мыслей ее вытянул телефонный звонок. Дженни бросила взгляд на часы, отметив, что уже восемь вечера. В такое время ей может звонить только один человек. — Привет, дорогая! — в трубке послышался веселый голос Розэ, ее подруги. — Как твои дела? — Привет, Розэ, — откинувшись на спинку стула, Дженни позволила себе немного расслабиться. Оказывается, она просидела в напряжении около четырех часов. — Я в порядке. Ты там как? — Супер, — она замолкла. Ким знает, что сейчас она выдаст нечто безумное, что ей совсем не понравится. — Джен, милая моя, ты ведь знаешь, что я люблю тебя? Ты меня тоже любишь, да? Манипулирует. Буквально мгновение до того, как она выдаст какую-то дичь… — Розэ… — предупреждает Дженни. — Поехали на уличные гонки? Выдала, блин. — Розэ, ты издеваешься? — выдыхает она, покачав головой. — Это опасно. Уличные гонки запрещены в Южной Корее законом. В Сеуле так вообще… — Ой, я знаю что ты скажешь сейчас, — по ту сторону послышалось цоканье. Спорим, что Розэ сейчас закатила глаза? — В Сеуле улицы больше всего контролируют. Но, серьезно, в Инчхоне тоже. Разве это кого-то когда-то останавливало? Вспомни прошлогодние новости. А Дженни и вспоминать не нужно. Тогда новостные газеты и интернет взорвались от новости, как вместо развлекательной гонки она переросла в настоящую, когда копы гнались за тачками по всему Инчхону. Тогда произошла серьезная авария, но, к счастью, без смертей. Большинству гонщиков удалось оторваться, ну а тем, кому не повезло, пришлось отвечать перед законом. И разве это здорово? Стоят ли глупые развлечения того, чтобы испортить себе всю жизнь, гния потом за решеткой? Удивительно, если кто-то ответит положительно. — Езжай без меня, — в конце концов сказала Дженни. — Мне нужно готовиться к экзамену. — О, я тебя умоляю! Ты и так все знаешь, зачем готовиться? Поехали, развлечемся. — Я не хочу… — Дженни, ну пожалуйста! — перебивает она, тем самым вызывая раздражение. — Мне нужно туда. Это дело жизни и смерти. — Жизни и смерти, говоришь? Ну, да. Так и будет, если нас собьют на каком-то спорткаре. Розэ вздохнула, будто устав от пессимизма подруги. — Там будет один парень из параллельного класса. Он мне сегодня сказал, что если я не трусиха и не малолетка, то смогу прийти к нему на уличную гонку. А он мне нравится, и… — Из-за парня, серьезно? — Да, серьезно, Джен. Я, между прочим, волнуюсь за свою личную жизнь, в отличие от некоторых, — Ким ничего на это не ответила. Если Розэ не забыла, то ей не разрешено заводить отношения до брака. — Но ты не сердись, я помню о том, что тебе запрещено. Короче, я не могу пойти туда одна. Умоляю тебя, поехали со мной. Дженни задумалась. Может действительно сходить? Все таки Розэ единственная подруга, которая у нее есть. Да, ее все, вроде как, уважают и постоянно приветливо улыбаются или здороваются, но не так давно девушка начала понимать, что это банальное лицемерие. Многие завидуют успеху ее семьи и тому, что все учителя ее любят; возможно, ее отличным оценкам — тоже; возможно, ее внешнему виду — в большей степени. Вздохнув, она нехотя согласилась: — Хорошо, поехали. Заберешь меня? — О да, ты лучшая! Скоро буду, собирайся! — и бросила трубку. Почему же Дженни кажется, что ничем хорошим это не закончится?

***

Надо было остаться дома. Нет, серьезно, это буквально первая мысль, которая посетила Дженни как только они приехали. Хаос — довольно подходящее слово для описания общей картины здешнего мира. Складывается ощущение, будто он отрезан от внешнего, и все правила, которые имеют там вес — не имеют здесь. Вообще, если говорить начистоту, то здесь никаких правил или норм приличий нет. Все делают то, что хотят, и эта вольность пугающе обманчива. Здесь абсолютно небезопасно, а Дженни всегда сторонилась таких мест. Это заброшенный аэродром, усыпанный мелкими камушками буквально везде, а в некоторых местах и вовсе валяются целые груды камней, на которых сидят девицы в кожаных коротеньких шортах и обегающих топах. У них яркие и дерзкие макияжи, которые Дженни никогда не поощряла. Ей намного ближе спокойные тона и минимум косметики. И еще главное ее отличие от этого вызывающего микромира в том, что она никогда бы не позволила так открыто заигрывать с парнями, как это делают все девицы здесь. — Ну и где твой парень? — спрашивает она у Розэ, обнимая себя за плечи. — Он не мой парень, — ворчит она в ответ, и когда Дженни посмотрела на нее, то заметила легкий страх и, возможно, разочарование. — И я понятия не имею, где он. Запахнув джинсовую куртку поплотнее из-за ночного ветра, Дженни покачала головой. Интересно, Розэ умеет думать? Как можно было довериться какому-то старшекласснику и прийти сюда? — Я думала, что вы договорились о встрече здесь. — Не совсем, — уклончиво ответила Пак. — А как тогда? Блондинка закусила губу и отвернулась. Ей стыдно. О Боже, это действительно хреново. — Я не подумала, Джен. Мне казалось, что это будет проще. В смысле мы легко найдем друг друга, и… — запнувшись, она помолчала, а потом выдохнула, прикрыв глаза. — Если честно, я не ожидала увидеть это. Мне совершенно не нравится это место. — Мне тоже, — кивнув, она замолчала, не зная, что еще сказать. Затем, после короткой паузы, снова заговорила: — Есть два варианта развития событий. Розэ посмотрела на нее заинтересованным взглядом: — Какие же? — Первый: мы можем просто уехать домой, — начала Ким, рассматривая возрастающий хаос вокруг них. — Второй: остаться и посмотреть, что и как здесь происходит. В конце концов, мы зря ругались с тем водителем на трассе, который перекрыл нам дорогу? — Точно, — хихикнула Розэ, и, кажется, напряжение слегка спало. — Значит, остаемся и наблюдаем? — А, то есть первый вариант тебя не устроил? Когда Розэ тыкнула ее локтем в бок, Дженни прыснула со смеху. Обычно она не позволяет себе такого, но в этом месте чувствуется странная свобода, когда не обязательно придерживаться чинных правил этикета или чего-то вроде этого. Взяв подругу за руку, Пак повела ее в сторону заброшенного аэропорта. Отовсюду раздаются обрывки музыки из колонок — глухие удары баса, свист турбин, рев двигателей, перемежающийся с визгом тормозов. Люди шумят, кто-то смеется, кто-то спорит, а кто-то затевает драку — здесь все живет без излишних правил и скованности. А если что-то из этого и есть, то правила они устанавливают себе сами. Один из механиков в спешке заливает в двигатель что-то подозрительно пахнущее, пока гонщик нервно курит рядом. А может это и вовсе не механик. По виду трудно определить. Когда девушки пробиваются внутрь, их встречает новая волна оглушительного шума. От непривычки хочется закрыть уши руками, и Дженни замечает, что не одна испытывает такой сильный дискомфорт. Розэ тоже нахмурилась. — Пойдем возьмем себе выпить! — крикнула она, надеясь быть услышанной. Дженни только кивнула. Может быть находиться здесь будет несколько проще, если они выпьют немного спиртного. Проблема только в том, что она не разбирается в здешних коктейлях, и, судя по виду, Пак тоже не спец. — Нам два слабоалкогольных коктейля! — с умным видом попросила она, заправляя выбившуюся светлую прядь волос за ухо. Вот же лисица хитрая, выкрутилась. И все-таки они передумали оставаться внутри аэропорта. Несмотря на его гигантские размеры, молодежи здесь до головокружения много. Неужели все эти ребята так сильно нуждаются в крупицах свободы, поэтому сбегают в это безумное место, в надежде спрятаться от токсичного и вечно осуждающего общества? На улице спокойнее. Здесь тоже царит хаос, но по сравнению с тем, что было там — терпеть можно. Подруги держатся за руки, боясь потеряться. Здесь это сделать проще, чем сплюнуть на землю. — Тебе не кажется, что в коктейли здесь что-то подмешивают? — спрашивает Розэ, обернувшись к ней. Они ушли чуть подальше от центра хаоса, найдя отдаленную глыбу камня. Здесь темнее, чем там, но достаточно, чтобы видеть друг друга. Дженни присела на холодный камень следом за подругой, пожав плечами. — Не знаю. Наверное. — Я не выпила и половины, а у меня уже понемногу все начинает плыть в глазах. И алкоголя здесь правда не так уж и много, — она поморщилась, положив стеклянный стаканчик на твердую поверхность рядом. — Не буду пить это дерьмо. Вдруг наркотики? После предположения Пак Дженни повторила ее действие и отложила стаканчик в сторону. Первая рассмеялась. — Ой, какая ты доверчивая! Может, я ошиблась. — Предпочту быть осторожной. — Как знаешь, — пожав плечами, Розэ снова сосредоточилась на том, что происходит в центре аэродрома. — Как тебе это место? — Никак. Мне некомфортно. Отчасти я понимаю молодежь, которая прячется здесь от внешнего мира, но мне все еще непонятно это рвение к риску. — Также. На этом их разговор закончился. Дженни бы никогда не сказала, что они были падки на душевные разговоры. Хотя, говоря по правде, она была, но в окружении никогда не находилось человека, с которым можно было бы обсудить абсолютно все. С виду может показаться, что они с Пак лучшие подруги, но вот в чем заключается дешевая правда: они не были близки душевно. Дженни не приходила к ней, когда болело. Розэ — также. Они просто вместе учатся в одном классе, иногда гуляют, но даже тогда не ведут себя как по-настоящему близкие подруги. Это все — оболочка, красивая картинка для прессы, которая пишет о двух подругах из замечательных семей. Всем так нравится думать, что они лучшие подруги, ведь в них присутствует особая гармония, но нет… Нет. Иногда Дженни мечтает о сближении с Розэ. Ей хочется. Но нужно ли девушке это? Может быть, для нее это не так важно. Семья Пак также успешна, как и Ким. Вероятно потому общество и одобряет их союз. Сколько Дженни себя помнит, Розэ всегда приводили к ней или наоборот, чтобы они еще с детства понимали, кто и с кем должен вести дружбу. И они поняли. Позади раздались шаги, и девушки вздрогнули, одновременно обернувшись. — Воу, не пугайтесь, — с усмешкой произнес какой-то парень, и Дженни нахмурилась. — Это Тоюн. Тот самый старшеклассник, — прошептала Розэ. Когда она обратилась к нему, ее голос звучал уже нормально. — Как ты нас нашел? — Нужно было отойти кое с кем и решить одну проблему. Только сейчас закончил, поэтому возвращаюсь. Гонка скоро начнется, — он обошел глыбу и встал рядом с Розэ. — Ты будешь гонять? — Да, — он кивнул. — Как тебе здесь? Нравится? — Очень, — ее ответ вышел убедительным. Она даже улыбнулась. Дженни хотела неодобрительно покачать головой, но сдержалась. Зачем она врет? Ей некомфортно, она чувствует себя, как не в своей тарелке. И это нормально. Они вместе росли в совершенно другом мире, в другом обществе — в общем, в противоположном от этого мире. И в этом нет ничего постыдного. — Рад, если это так, — он бесстыдно положил ладонь на ее оголенное из-за джинсовых шорт бедро. — Пойдем к остальным ребятам? Оставаться в стороне ни к чему. Ким не смотрела на реакцию подруги, потому что отвернулась. Ее щеки вспыхнули от смущения. Куда он свою руку положил? Почему Розэ не убрала ее? Да, у нее нет запрета насчет отношений, но дело в том, что встречаться она может только с парнем равным ей по статусу. А Тоюн им не ровня. Им запрещен какой-либо контакт. — Да… — Дженни ощутила, как ее дернули за рукав джинсовой куртки. — Милая, пойдем? — Она с нами? Я думал, ты будешь только со мной. После его слов Дженни ощутила еще больший дискомфорт. Она стала обузой для подруги. Она нигде не вписывается, везде только мешает и, по сути, является лишней. Лучше бы она осталась дома… — Я не брошу свою подругу, — твердо заявила Розэ и поднялась на ноги. — Джен, пойдем. Этот парень уже раздражал. В данный момент только Ким, но она надеется, что Розэ разглядит в нем придурка и перестанет искать повода для совместной встречи. Возвращаться в центр хаоса тяжело. Волна шума и гама накатывает, голова начинает гудеть. Дженни не так много выпила, но что-то не так… Она чувствует себя нехорошо. Посмотрев за Розэ, она замечает, как та смотрит на нее. Взгляд… растерянный. Кажется, им правда пора уходить. Может быть, такая реакция подруги вызвана страхом близости, потому что Тоюн бессовестно прижимает ее к своему боку. Так сразу? У них так не принято. — Розэ… — ее обрывает свист. Затем они повторяются, и люди начинают выкрикивать чье-то имя. — Тайвин! О да, настоящая дьяволица! Дженни зажмурилась. В голове звучали голоса, выкрикивающие одно имя: — Тайвин! Тайвин! Тайвин! Она потянула руку вправо, дабы коснуться Розэ, но пальцы поймали только воздух. Осмотревшись, девушка быстро поняла, что подруги здесь нет. И Тоюна тоже. Неужели она… бросила ее? Одну, посреди этого хаоса? Когда пришла эта Тайвин, люди сошли с ума. Начались крики, кто-то спорит и кладет деньги ради ставки, кто-то начинает бурное обсуждение о том, кто сегодня выйдет победителем. А Дженни… Дженни стоит одна, в самом центре, безнадежно оглядываясь в попытке уловить родные белые волосы. Но они исчезли, как и их обладательница. — Ну-ну, а это еще что за заблудившаяся принцесса? — сзади раздался женский голос. Когда Ким обернулась, чтобы увидеть его хозяйку, она напоролась на девушку с черными волосами, доходящие ей до плеч. Челка идеально гармонировала с загорелой кожей, темные глаза сверкали опасным блеском. Она одета во все черное, прикид выглядит довольно дерзким. Судя по кожанке, это, должно быть, гонщица. И пусть она находилась в нескольких метрах от Дженни, последняя чувствовала странное напряжение и… страх. — Ты вообще знаешь, где находишься, или перепутала это с очередной гламурной тусовкой? Губы девушки приоткрылись в удивлении, глаза округлились. Толпа вокруг начала понимать, что намечается какое-то шоу, поэтому они прекратили свои пустые разговоры, вместо это сосредоточив все свое внимание на девушках в центре. Кто-то даже достал телефон, дабы запечатлеть этот момент, и это ужасно плохо. Не дай Бог это видео сольют в сеть… — Это ты мне? — уточняет Дженни. В конце концов, она не особо выделяется здесь. Они с Розэ перед тем как приехать сюда заезжали в торговый центр, чтобы купить какие-то джинсовые шорты или майки, потому что подобного в их гардеробе нет. Только элегантная одежда, а она не особо подходит для здешнего места. — Нет, со своей машиной разговариваю, — поморщившись, она оглядела Дженни с головы до ног и обратно. — Что здесь делает отпрыск богатенького бизнесмена, м? Такая правильная и чопорная. Может ты и ментов с собой привела? Толпа неодобрительно загудела. — Тайвин, надо вышвырнуть ее отсюда! О, так это и есть та самая Тайвин. — Послушайте… я здесь с подругой. Ничего такого. — А подруга где? — спрашивает какой-то парень из толпы. — Я… я не знаю. Она пропала. Тайвин изогнула бровь, из ее груди вырвался смешок. — Вот прям так взяла и пропала? — покачав головой, она подошла к Дженни вплотную. У них такая удивительная разница в росте, как оказалось. — Смотри, кукольное личико, на гонках люди рискуют. Тут тебя могут раздавить быстрее, чем ты успеешь закричать. А судя по твоему виду, кричать ты уже умеешь, да? Толка ликует, довольная таким развитием событий. Дженни же, в свою очередь, внутренне сжимается и, кажется, уменьшается в размерах. Какого хрена происходит? — Почему ты разговариваешь со мной таким грубым образом? — выпалила она. — О, а ты у нас такая нежная и ранимая? Надеюсь, что не задела твои чувства и никак не обидела… Хотя, если быть честной, мне поебать. Все ждут, когда Дженни ответит, но она просто понятия не имеет, что именно. Тайвин же, в свою очередь, испытывающе смотрит на нее, наклонив голову к плечу. Ее вид буквально говорит в нетерпении: «Ну?». — Ты все сказала? — в конце концов интересуется Ким отстраненным тоном. — Нет, — девушка оскалилась. — Если ты не хочешь, чтобы твое кукольное лицо оказалось под чьими-то колесами, держись подальше от гонок. Это место не для тебя. Она отталкивается назад, не разрывая зрительного контакта, и собирается уходить. Но что-то остановило ее на половине пути. — Братва, — обращается Тайвин к толпе. — Не мне же одной интересно узнать, из чего она соткана? — все одобрительно загудели, и взгляды снова устремились на Дженни. — Ты участвуешь в гонке, принцесса. Хуже всего то, что это был не вопрос. Даже не просьба. Это был приказ.