All Yours

Андрею, конечно, наклепать стихов забавных как за нехуй делать. И, главное, прям в кайф ведь было, давно он подобной хренью не страдал. Он, можно сказать, в последние годы вообще в плане творчества сдал, не пёрло как-то. То, что они с Мишей набросали в этот вечер, трудно назвать чем-то стоящим с профессиональной точки зрения, но зато прикольно. И дело доброе сделано на благо какого-то там университета. И Миша ещё светился, довольный, Андрею казалось, у Миши этот свет сейчас из ушей польётся, как его много. Счастья, прямо осязаемого счастья, и Андрей им тоже будто подпитывался. Андрей вообще вдруг задумался о невообразимых ранее вещах: о том, что он давно так не смеялся, о том, что с Мишей этим и почудить по-всякому можно, о том, что они с Мишей этим вообще на одной волне, понимают друг друга раньше, чем откроют рот, чтобы что-то сказать. О том, что он бы с Мишей вместе ещё повытворял. О том, как бы с Мишей ожили те самые стихи, что Андрею под сценический образ не подходят. О том, что они, стихи эти, как будто Мишу и ждали всё это время. В ушах всё ещё стоял гул, когда Андрей всё же завалился спать. Усталость как всегда быстро придавила его к матрасу, но сон не шёл, и сначала Андрей принял это состояние за обычное перевозбуждение — ну, разгулялся на ночь глядя. Миша уже сладко посапывал рядышком, и Андрей без доли стеснения пользовался мишиным тёплым боком, но расслабиться не получалось никак, и очень долго. А потом, посреди ночи, стало ясно, что это его накрывает очередной, как всегда внезапный и люто несвоевременный отходняк. По сравнению с тем, как ему прихуёвило, всякие там головокружения ранее были вообще ни о чём. Андрей знал, что после отмены таблеточек что-то такое обязательно случится, но не знал, когда, и уж точно не знал, что будет настолько плохо. Почти весь декабрь всё шло относительно ровно (и без улучшений, правда), и Андрей уже надеялся, что обойдётся как-нибудь. И вот его всё-таки скрутило, с температурой, ознобом до стучащих зубов и ломотой во всём теле, да такой, что Андрей уже руки себе самому удерживал, как хотелось их куда-нибудь деть. Он начал возиться, ворочаться, зарываться с головой в одеяло и через минуту скидывать всё с себя, потому что его тело никак не могло определиться, холодно ему или жарко. Понимая, что такими темпами он и Мише поспать не даст, Андрей собирался уже перекочевать в соседнюю, гостевую, спальню, по пути, может быть, всё же зарулив на кухню и закинувшись хоть чем-нибудь, но лишь сжался в комочек и простонал в подушку от безысходности, ведь низ живота тоже решил поучаствовать в этой мясорубке.  — Андрей? - Миша позвал его в темноте, ещё хриплый и сонный, но уже встревоженный — если он и правда чуял всё, что Андрей чувствует, то его сейчас, наверное, тошнить будет оттого, насколько его омега хуёво пахнет. Болезненно, жалко, стыдно. Нужно было срочно прогонять Мишу в другую комнату, если Андрей и правда мечтал сохранить отношения (ну хоть ненадолго) с этим восторженным малявкой, пока он не понял, с кем связался на самом деле. С больным, проблемным, сложным. Ну что ему не найти себе кого-нибудь такого же мелкого и свежего, чего он повёлся на образ?  — Андрей, что с тобой? - наспех выпутавшись из одеяла, Миша зажёг нижний свет и попытался развернуть Андрея к себе лицом, - Тебе плохо? Кому позвонить? Ты весь горишь, где у тебя аптечка? — Не надо, не трогай меня, - взбрыкнул Андрей и заныл, так позорно ещё, прям как собака побитая — его снова словно тисками всего сдавило, - Уйди, пожалуйста, отсюда.  — Никуда я не уйду, придурок, - Миша, вполне ожидаемо, не послушался, - Ох, ебать тебя колотит, давай найдём что-нибудь? Обезболка есть? Андрей реально чувствовал себя придурком, потому что он не до конца понимал, что происходит. Миша же ему не мамочка с папочкой, Миша с ним знаком несколько дней и ничего ему вообще не должен, тем более носиться по квартире с таблетками и водичкой и кутать в одеяло в успокоительных объятиях. Но у Миши как будто и в мыслях не было, чтобы не впрягаться в чужие проблемы. Он был рядом, и не только физически, он всем сердцем был рядом.  — Как тебе ещё помочь? - вздыхал Миша, обвивая Андрея руками и ногами, прижимая его к себе так крепко, словно от этого всё зависело, и казалось, что реально зависело. Конечно, начинало действовать жаропонижающее, которое они вдвоём в Андрея влили, конечно, когда с кем-то разделяешь свою боль, становится легче, но тут… Андрей понял, почему Агата говорила, что ему надо альфу, хоть какого-то — чтобы грел и держал. Только в одном она была неправа — «хоть какой-то» здесь не прокатил бы, Андрей уже не сомневался. Не было бы так уютно, не было бы… по-настоящему. Да ничего бы не было, Андрей бы просто не подпустил.  Измотанный, он и не заметил, как вырубился, и проснулись они вместе уже по будильнику. Состояние было всё той же паршивости, разве что без жуткого жара, но со своими прикольчиками — Андрей тупо не смог с утра стерпеть линзы, потому что глаза и без них зудели. Опухший, отёкший, со шмыгающим носом и трясущимися руками он собирался на автомате, пока Миша всеми силами отговаривал его от этой затеи.  — Ты заболел, останься дома, - Миша злился, стараясь всё равно поспевать за сборами и тоже, вроде как, не завтракая, - Ты что, не имеешь права заболеть?  — Не знаю, - Андрей отнекивался, уворачивался, ускользал — не было сил растолковывать, что так не делается, что есть, помимо прямых обязанностей, ещё и внутреннее долженствование, без которого в жизни нихуя не добьёшься. Хорошо хоть, что Миша без вот этой всей альфачьей хуйни по типу «я лучше знаю, что для тебя лучше» и «я сказал так, значит, делай так». Миша просто смотрел глазами грустными, ловил Андрея на резких поворотах, поправлял на Андрее очки…  — Я буду рядом, - зачем-то пообещал Миша, что и так само собой понятно было, и Андрей за это его почему-то обнял.  ***  Миша был в бешенстве. Это, между прочим, очень тяжело, когда ты в бешенстве и не можешь заявить об этом открыто, вот как сегодня. Упрямый Андрей со своим трудоголизмом, совершенно дебильные эти мероприятия под названием «фотосессия», раздражающие люди вокруг. Вот чё придумали, блин, бредятину какую-то — давай мы тебя сначала намажем так и оденем сяк, потом мы тебя разденем, потом смоем это всё с лица, поедем в другое место и раскрасим тебя снова? Миша был просто в ахуе, для чего столько телодвижений, для рождественских календариков? Чтобы какая-нибудь фанатка потом крутила эту сотую, а то и тысячную карточку с Князем и вздыхала? Или какой-нибудь фанат, каких у Князя тоже стадион соберётся, дрочил потом на его полуголое тело на плакате?  Да ладно ещё это, хуй со всем. Просто Андрей загибался, и это было невооружённым глазом видно. Он постоянно мёрз и шатался, у него постоянно пересыхали губы, и только Миша один предлагал ему чего-нибудь поесть, попить. Чая горяченького желательно, но Миша уже тоже заебал всех убегать встречать доставки. Да вообще заебал, потому что он не давал спокойно работать, что значило, он не давал Андрея бездушно пользовать на всю катушку. И Миша бы не лез, правда, если бы сам Андрей хоть раз его остановил. А Андрей только бросал на него жалобный взгляд, когда уже позарез нужен был перерыв.  — Ой, боже мой, Андрюш, тебя где так помяли? - вместо приветствия воскликнул второй визажист за день и начал вот эту всю суету на андрюхином лице по новой. Первый хотя бы тактично промолчал, передав своё мнение с многозначительными вздохами, а этот… полный кретин. Андрей от него ещё больше посерел и осунулся, а Миша ещё сильнее на них на всех озлобился. Да что это вообще за отношение такое? Понятно было, что Андрей над внешностью своей обязан трястись, и он и трясётся, но всё равно, повежливее можно с ним как-то? — Андрюха уже Новый год празднует, походу, - хохотнул фотограф, развалившийся пока на диване неподалёку — тоже гадюка та ещё, два часа до этого Андрея мурыжил, чтобы тот живот втягивал, подбородок втягивал, а Миша вот вообще не врубался, как втягивать то, чего нет?  — Штаны задерживаются, - не отлипая от смартфона, сообщила Мышка, - Я с ними воевала по поводу размера, чтобы всё-таки прислали два. Вот ведь говнарики, мы им такой коллаб, а они… как будто не могут побольше просто… Андрея при упоминании штанов этих злосчастных замутило — Миша точно видел. Ну неужели Маша совсем не чувствует, что тоже Андрея ранит этими разговорами про размеры? Могла бы вообще ничего такого не рассказывать, нарядился бы и не знал, какая ему разница! Андрей задышал мелко и часто, цепляясь пальцами за собственные колени, и Миша подскочил поближе, отнимая у Машки стакан с какой-то розовой жижей и протягивая его Андрею.  — Ой, ой, он с сахаром… - запищала Маша, как будто, блять, с говном — Андрей аж подавился на полпути — и тут уже Мишу так понесло, что ему казалось, его уже ничто не остановит.  — Да как же вы заебали все! - взорвался Миша, выдирая у испуганного визажиста кисточки злоебучие, - Вы чё, не видите, как ему хуёво? Вы чё доводите человека? Попить, блять, нельзя уже или чё? — Миш, Миш, - хватая Мишу за руку, устало прошептал Андрей.  — А чё, я не прав что ли? - Миша продолжал распаляться, несмотря на то, что от него уже даже Мышка отпрыгнула, - Чё вы несёте? Он в отличной форме, а вы про него! Всякое! Скажите спасибо, что пришёл! — Миш, - снова позвал Андрей, утыкаясь лбом в мишин живот.  — А ты кто такой вообще? - фотограф, видимо, решил влезть под горячую руку, и в ноздрях аж порохом запахло — ну щас Миша ему скажет! Андрей бы съехал со стула, если бы не Миша, успевший его поймать и вздёрнуть обратно. Конечно, тут все заохали, закружили, и водички принесли, и к Мише поуважительнее как-то стали. Миша всё ещё удерживал Андрея в своих руках, всё ещё гладил его во волосам, не парясь, что попортит какие-то там укладки, всё ещё судорожно его звал, потому что неясно было, Андрей здесь или опять отчаливает, и только встретившись с мутными глазками напротив, Миша ощутил безумное, дикое, для кого-то, может, странное и необъяснимое желание утащить Андрея отсюда.  — Домой? - он уточнил просто для галочки, ни секунды не сомневаясь, что получит кивок в ответ. Мише больше ничего и не нужно было — он и так на низком старте полдня провёл, дожидаясь, когда же ёбнет, ведь он всем собой предчувствовал, что ёбнет. Он даже не стал никому больше ничего объяснять, и извиняться тоже не стал — не за что, Миша во всём прав, пусть подумают. Машка предлагала отвезти Андрея ко врачу, но Андрей сам запротестовал. А потом, как только они с Мишей оказались в машине, Андрей распахнул пошире мишину куртку, ткнулся носом в мишин свитер и затянулся Мишей так шумно, что Миша аж вспыхнул весь от такой неожиданной, да ещё и прям при водителе, близости. — Ты пахнешь, - восторженно проговорил Андрей, хватаясь за Мишу ещё отчаяннее, - Как же ты охуенно пахнешь.