All Yours

Заглянуть в родной дом, в квартиру, где провёл счастливое детство, где с распростёртыми объятиями неизменно каждый раз ждут мама и папа, было приятно. На душе было тепло и как-то по-особенному уютно, ведь ещё и время такое — предпраздничное. В прихожей уже мишурой было украшено зеркало, из гостиной разноцветными огоньками мелькала ёлка и шумел какой-то юмористической передачей телевизор. Родители Андрея сегодня и ждали, и не ждали — он им так часто пишет, что, может быть, сможет заехать, и так часто в итоге этого не делает. Хоть и живёт с ними в одном районе, почти в соседних домах, а всё равно вечно находятся ещё дела, или просто сил не находится. Как будто бы незаметно Мишу разглядывая, папа ухмылялся себе под нос — наверное, не мог никак в голове уложить, что Андрей такого молодого жениха в дом приведёт — но почти ничего не спрашивал, а вот мама отрывалась по полной. Мама растаяла ещё на том моменте, когда Миша, выказывая весь свой запас галантности, Андрею и раздеться помог, и разуться, и в щёчку-то его целомудренно напоследок чмокнул — ну идеально разыгранный спектакль семейной пары получился. У Миши с мамой вообще сразу как-то пошёл диалог, он ей и про учёбу, и про музыку, а она ему про новые рецепты и — боже мой — про маленького Андрея успела даже поведать что-то. Поскольку Андрею жесть как нельзя было ужинать, он из-за стола быстренько улизнул и, чтобы лишний раз не грустить, ушёл в свою старую комнату. Тут всё хранилось в нетронутом виде, тут мама даже почти не убирается, зная, как Андрею важно иметь возможность сюда вернуться. В свою юность, полную жизни и заветных желаний, которые тогда казались недостижимыми. Полную сил, веры и целей, ради которых он пожертвовал очень многим. Теперь у него было всё то, что он когда-то каждый Новый год у ёлки загадывал, только вкус этого счастья… притупился, приелся. Обесценился.  — Он ведь у нас непростой, - Андрей немного разбирал мамин голос из-за стенки и, честно, хотел бы этого всего не слышать, да куда деваться с подводной лодки, - Никого не слушает. Всю жизнь такой, в своей голове, знаешь, Мишенька, своё у него всё. Мы-то с Сергеем привыкли, только кто ещё сможет такое терпеть…  Старые рисунки на тетрадных листах, проклеенные между собой скотчем (чтобы не растерялся комикс) и придавленные кнопками прямо к стене, несколько сохранившихся холстов, выставленных в ряд, и ещё стопка работ поменьше, сложенная в шкафу. Когда-то Андрей рисовал намного больше, чем интересовался музыкой, но всё изменилось с первым стыренным синтезатором у папы из ремонта, первыми музыкальными прогами на первом компе. Когда-то всё это было веселья ради, когда-то Андрей ещё жаждал найти кого-то, кто оценит, поймёт.  — От всех уходит, чуть что не по его — уходит, - не унималась мама, а вот Мишу совсем не слышно было, притих, - Сколько раз его замуж звали, не пересчитать. Как уж ты его заманил? И опять — развод.  — Это вы не волнуйтесь, это не по правде, - наконец-то зазвучал и Миша, и Андрей невольно улыбнулся — Миша чётко следовал поставленной перед ним задаче, - Никуда Андрей от меня не уйдёт, уж я его так просто не отпущу.  Сердце в груди дрогнуло — ох уж эти попсовые «я тебя никому не отдам» и «я тебя никогда не брошу», наслушался этой хуеты Андрей за свою жизнь достаточно, наелся. Но вот Миша так сказал, будто истину изрёк, Миша так всё это… Миша верит и Андрея за собой затягивает в веру эту свою, в церковь имени Светлого Совместного Будущего. И ведь тянется же Андрей, как тот пацан четырнадцать лет назад, тянется.  — Надежда Васильевна сказала тебя тут искать, - не встретив сопротивления, Миша потихоньку протиснулся в андрееву комнату, и тут же с нескрываемым восторгом заозирался вокруг, - Ого, это всё ты? Это что, всё истории? Сколько их у тебя? Офигеть! — Да это детские каракули уже, считай, - отмахнулся Андрей, а сам в глубине души обрадовался — знал, что у Миши эмоции  неподдельные, - В дидже намного лучше получается.  Миша его уже как будто и не слышал. Он прильнул к стене, изучая каждую мелочь, вздыхая, зачитывая что-то вслух, угорая открыто там, где как раз супершутка и планировалась, а Андрей сидел на краешке стула и впервые за очень долгое время вообще не знал, как ему реагировать. Хотелось сорваться с места и закричать, какого хрена Миши не было раньше, хотелось ещё мишиного восхищения, хотелось впитать этот момент, хотелось запомнить этот смех, эту улыбку, эти горящие глаза и вечно растрёпанные волосы, хотелось снова взяться за карандаш и скетчбук и все страницы вот им заполнить. Мишей. Человеком, который так рад узнать Андрея настоящего, которому интересно что-то, кроме внешки и статуса, с которым, несмотря на тонну принесённых с собой трудностей, так легко. В Андрее бурлило столько чувств, что он думал, что не сможет выдавить из себя ни звука, но в итоге он отвечал на расспросы, показывал исписанные тетради и ловил это дикое, расшатывающее воодушевление оттого, как Миша нырял в его мир без оглядки и выныривал, только чтобы сверкнуть глазами и вздохнуть: «Охуенно! Ещё есть?» — Почему у тебя в песнях… не всё, не такое? - листая очередной черновик, поинтересовался Миша, и Андрей даже удивился — ему казалось, это очевидно.  — Ну так… не всё к образу подходит, понимаешь. Я же… омега… романтично должно быть, короче.  — Жаль! - воскликнул Миша и снова вскинул взбудораженный взгляд на Андрея, - Тут у тебя такое! И в столе! Столько всего нарубить можно! — А ты бы смог? - само как-то вырвалось у Андрея, и он застыл, не веря своим собственным ушам, губам, языку — никогда ещё он не пытался доверить самое сокровенное кому-то… кому-то, кроме себя самого.  — Я бы? - Миша осёкся, нахмуриваясь и замедляясь, зажимаясь и поля тетрадные большими пальцами поглаживая, - Не знаю, я бы, может… я бы только пожёстче…  — Эй, молодёжь! - дверь в комнату распахнулась, и папа с извиняющимся видом затоптался в проёме, - Там Надя уже тортик нарезала.  *** Это было что-то невероятное. Миша и представить себе не мог, что поездка к родителям Андрея выйдет такой эмоциональной. Андрей предупреждал, что его мама слишком сильно переживает по поводу его одиночества, но Надежда Васильевна… она сама вся и есть одно большое переживание. Местами было даже неловко оттого, как она Мишу почти что уговаривала не бросать Андрея, хотя Миша и не собирался. Неловко, а ещё обидно. Андрей же такой! Он лучший из всех самых лучших! Неужели и правда нужно хвататься за любого, даже сомнительного качества, альфу, лишь бы у сыночки-омежки муж был? Не хотелось, конечно, думать о себе в таком ключе, но Миша ведь понимал положение вещей — где он, и где его суперзвезда. — Ты как? - спросил Миша, как только они переместились в логово Андрея. Когда Миша нашёл Андрея в его детской (творческой) комнате, у него такие глаза были… тоскливые. Нет, Миша бы даже сказал, невыносимо тоскливые. Сразу стало ясно, что он это всё от мамы в свой адрес слышал уже, и не раз, и в носу у альфы тоже сразу засвербило, что его омеге тошно. Тогда поддержать Андрея нормально не вышло, ведь Мишу захватила эта потрясающая комната, и её потрясающая атмосфера, и потрясающие работы, стихи, и тетради эти с кропотливо оформленными страничками. Миша даже расставаться с ними никак не хотел, а Андрей даже разрешил ему забрать парочку с собой, что тоже никак в голове не укладывалось — такую драгоценность, и Мише трогать можно! Район был всё тот же, а вот дом — новее, и сама квартира — охуеть-не встать какая пиздатая. Теперь понятно было, почему Андрею у Миши всё так не нравилось, куда уж Мише до этого люкса. На какое-то мгновение альфе стало дурно от осознания, насколько же он до Андрея не дотягивает, насколько же он для Андрея смешон, на какое-то мгновение Мише даже захотелось бросить всё и всю эту затею, но Андрей, сам подхвативший мишину небольшую дорожную сумку и потащивший Мишу вглубь своего жилища, прервал этот приступ самоедства.  — Заебался, - честно ответил Андрей, почти что с разбега упал на свою огромную кровать и, нащупав маленький пульт на столике, ткнул несколько волшебных кнопочек, чтобы занавески сами занавесились и телек из огромной тумбочки сам выплыл наверх. Миша замялся посреди комнаты, по сторонам оглядываясь — вроде бы интерьер без золотых вензелей, а всё равно сразу чувствуется, сколько бабла тут в плинтуса из натурального дерева зарыто.  — Залезай, передохнуть надо, - Андрей демонстративно подвинулся в сторону, предоставляя Мише половину кровати, и до Миши запоздало дошло, что комнату-то им всё равно одну на двоих делить придётся, ведь браслеты только в радиусе двух метров нормально работают. Андрей, в итоге забивший на телек, уже увлечённо тыкался в телефоне, а у Миши откуда-то хрен пойми откуда в межреберье кольнула ревность — а вдруг там Андрею кто-то вот интересный написывает. Интересный и богатый. Вдруг у Андрея вообще есть кто-нибудь там, с кем он вот на этой своей роскошной кровати… Хоть Андрей и не заявлял ему, что он занят, но всё равно. Чё ему Мише вообще о чём-то там заявлять. Чё ему Миша вообще.  — Смотри, с нами уже коллажей наделали, - весело хрюкнул Андрей и сам к Мише, всё же на кровать усевшемуся, подвинулся, - Красиво так-то, но вот этот угарный.  С экрана смартфона на Мишу смотрел Князь в образе какой-то бабки в пуховом платке и шубе, а сам Миша, со словами «Выходи за меня!», стоял рядом и вместо кольца, почему-то, протягивал корвалол. Андрей не мог перестать ржать, и этот его ржач заставлял и Мишу подхихикивать, а ещё взгляд, хитренький такой, с прищуром — Андрей ждал мишиной реакции.  — Да чё это? Хуета какая-то! Почему корвалол? Ты же дед всё-таки, а не бабка, ты бы на боярышник повёлся лучше, - Миша изобразил возмущение, но Андрей только ещё сильнее рассмеялся и даже завалился на Мишу, постепенно сползая всё ниже и ниже и голову на мишины колени укладывая. Ещё боясь спугнуть момент, но не выдерживая порыва, Миша накрыл одной рукой андрееву спину, приобнимая, а пальцы второй руки запустил в андреевы волосы, и Андрей постепенно успокоился и обмяк, на удивление никуда от Миши не рыпаясь. Снова было как-то странно — ещё несколько дней назад Миша был уверен в своём решении завоевать этого Князя, кем бы он ни был, а теперь уже Мишу самого глодали сомнения, а зачем он Андрею вообще сдался.  — Мама всё верно про меня рассказывала, я сам от всех ухожу, - тихо начал Андрей, прикрыв глаза от удовольствия — Миша точно чувствовал, что омеге нравятся эти размеренные поглаживания, - Мой первый альфа был моим продюсером. Не подумай, я реально верил, что у нас любовь. А потом узнал, что у него с каждым встречным… любовь. Я сам ушёл. Потом был фотограф, он даже катался со мной везде, но и это не помогло. Он в итоге женился на моей бывшей ассистентке, с которой год за моей спиной мутил. Он просил прощения, но я всё равно ушёл. А последний вот хотел семью, детей. Я даже думал, что тоже хочу. Мы съехались, и оказалось, что я вообще не омега нихуя, мало того, что я не растекаюсь перед альфой в лужу, так ещё и не умею типа готовить, носки стирать. Да и не хочу. Ну, я тоже сам ушёл. А потом узнал, что и он мне изменял.  Миша осторожно стёк вниз, укладываясь рядом и Андрея со спины обнимая вообще всего — ему точно сейчас это было до боли необходимо — и, наплевав на всё, зарываясь носом в андреевы волосы на затылке. А потом ещё и позволил себе Андрея зацеловать — едва ощутимо, мягко, по волосам, боясь переборщить, боясь вдохнуть слишком громко и прижаться слишком пылко, но всё же погружая Андрея во всю ласку, которую Миша только мог ему дать.  — Я тебе прямо могу сказать, ты мне нравишься, - прошептал Андрей, накрыв ладонями мишины руки, — Только я хочу чего-нибудь нормального, понимаешь? Чтобы не пришлось опять… уходить…  —  Не придётся, - обняв Андрея ещё крепче, произнёс Миша, хоть и понимал, что слова для Андрея это просто слова. Даже если бы он уже чуял в Мише своего истинного, он бы всё равно оставался закрытым и настороженным. Он бы всё равно боялся влюбляться.  Абсолютно не вовремя запиликал домофон, и Андрей нехотя завозился, бурча: — Мышка приехала. Костюм мерить.  — Ты полежи ещё, я её встречу, — тоже еле оторвавшись от этого Андрея потеплевшего, разомлевшего, по-джентельменски предложил Миша, и Андрей уступил и уткнулся лицом в матрас — спрятался. Но оставалось в воздухе какое-то хрупкое напоминание, что с Мишей он готов показываться, что с Мишей у них зреет что-то гораздо более крепкое, чем Миша себе представлял в начале.