My dearest man

***

Я стою в ванной, расстегиваю пуговицы на планке рубашки и на рукавах, смотрю на себя в зеркало. Такое впечатление, что я постарел лет на 10. Под глазами были темные круги, и взгляд стал каким-то тусклым, потухшим. Я слегка улыбнулся себе, чтобы сгладить это впечатление, но получилось жалко и вымученно. Сзади раздалось какое-то движение, это зашел в ванную Алан. — Помочь? — спросил он, и медленно стал расстегивать пуговицы на моей рубашке. Я не возражал. Алан расстегнул все пуговицы, медленно стянул ее с меня и отложил в сторону. Теперь мы смотрели в зеркало вдвоем. У него был такой же уставший вид, как у меня и забавно лежали волосы на «другую сторону», делая его облик немного другим. Затем он слегка сжал мои плечи, я прикрыл ресницами глаза и оперся головой о его плечо. Несмотря на усталость и перенесенный стресс, в животе закручивался тугой и сладкий комок. Он своими чуткими пальцами коснулся моей шеи, спустился на грудь, обвел на моей груди каждую мышцу, задерживает руку — чувствует мое бешеное сердцебиение, дальше спускается ниже вдоль живота, заставляя напрягаться мышцы пресса и вызывая волны мурашек, по горящей под его ладонями коже руки почти невесомо прикоснулись к спине, прошлись вдоль позвоночника, скользнули по бедрам и ягодицам и замерли на талии. — Нет, — говорит он и убирает руки. — Это неправильно! После такого сильного потрясения, которое ты перенес, нельзя так сразу… Я разворачиваясь к нему, запускаю руки в волосы на его затылке, кончиками пальцев обвожу контур его приоткрывшихся губ, смотрю в его потемневшие от возбуждения глаза. — Очень даже можно! Это именно то, что сейчас нам нужно, причем нам обоим! Обнимаю его и впиваюсь в его поцелуем, вжимаюсь в него всем телом, наши языки касаются и переплетаются между собой, ласкают друг друга. Чувствую, что у него точно также бешено бьется сердце, как и у меня. Заканчивается воздух, мы с трудом переводим дыхание. — Все же, Милко, нужно взять паузу… — выдыхает он. — Боишься, что у нас ничего не получится? — Я боюсь за тебя! За твое здоровье! — С моим здоровьем все будет в порядке! Мы можем продолжать! Я снова тянусь к нему, но он накрывает мои губы ладонью. — Подожди… Я бы хотел принять душ. Мы не мылись больше суток! От меня смердит, как от бездомного на вокзале Ватерлоо! Я усмехнулся. — Это не так, но если ты хочешь, я оставлю тебя! Сейчас принесу чистое полотенце. Я выхожу, возвращаюсь с полотенцем, и вижу его силуэт через стекло душевой кабины, и тихо удаляюсь. Иногда нужно дать любимому человеку побыть наедине с собой, со своими мыслями. Положил полотенце на стиралку и вышел. Мои же мысли были такие. Не очень хорошие. Честно говоря, я подумал, что он хочет уйти. Не доводить себя и меня до крайней точки, а вовремя «спрыгнуть»! Я думал, что наверное, он прав! Мы должны взять паузу. Эта ситуация, из-за которой мы поссорились перед последними событиями, она так и будет стоять между нами! Я захожу в комнату, опускаюсь прямо на мохнатый ковер и приваливаюсь головой к кровати, закрываю глаза, прислушиваясь к сердцебиению, которое и не думает как-то успокаиваться. «Он устал», — твердил я себе, — «он очень устал, пережил стресс…» А я набросился на него с поцелуями! Если он захочет уйти — я пойму, я настаивать не буду!» И, хотя я очень сильно нуждался в нем в тот момент, но если бы он ушел — я бы его безропотно отпустил, потому что по-прежнему ставил его интересы выше своих! Но он вышел из душа, небрежно загребая пятерней свои мокрые волосы наверх, и все мои страхи развеялись. Полотенце, которое я ему оставил, было намотано вокруг бедер и совсем не скрывало то, что должно было скрывать. Наоборот — подчеркивало. Садится около меня, берет меня за руку. — Ты точно уверен, что этого хочешь? — А ты? — Я — уверен! — твердо говорю я. Так, красавицы мои, вы уверены, что вам дальше можно слушать? Вам уже есть 18? А ну, предъявите паспорта! — Ну, Милко, ну перестань! Нам есть уже 18 и даже чуть больше! Продолжай пожалуйста! — Хорошо. I'll let you see me stripped down to the bone*, как поется в песне у Депешей. Викуля, специально для тебя перевод — буквально «позволю вам видеть меня обнаженным до костей». Кстати, во сколько бы вы оценили душевный стриптиз от Милко? — Он бесценен, дорогой! — Хорошо. Рад это слышать! Я поднялся на ноги, подал ему руку, чтобы он тоже встал. Медленно снял с него полотенце, отбросил его в сторону. Затем встал перед ним на колени, прикоснулся губами к его головке, очертил языком рисунок вен, задел и специально подразнил уздечку, поласкал немного его рукой, а затем полностью покрыл ртом всю поверхность. Слик издает короткий выдох, больший похожий на стон, и осторожно и неуверенно толкается мне навстречу, придерживает мою голову руками и начинает двигаться. В какой-то момент я выпустил его, снова поиграл с крайней плотью и снова захватил его во всю длину. Его голова закинута назад, а дыхание стало коротким и рваным. Я думаю, моя коленопреклоненная поза, склоненная перед ним голова сносили ему башню, он сбивается с ритма, пытается отстраниться, тяжело, толчками дышит, но я придерживаю его за ягодицы, не даю слишком отстраняться от меня. Наконец, он отпускает голову, отпускает все свои страхи, и напряжение последних дней изливается с его жидкостью. И из меня тоже. Мне было тяжело это контролировать… — Охмм, — глухо и протяжно стонет он. Я отпускаю его, вытираю свой рот свободной рукой, вторую руку вытираю о полотенце. Откидываюсь головой на диван и закрываю глаза. Он садится рядом кладет голову мне на плечо. Его еще не до конца высохшие волосы щекочут мне шею и щеку. Я чувствую, что если ему поначалу и хотелось уйти, то сейчас это желание испарилось, как с белых яблок дым… — С белых яблонь, — поправляет меня Кира. — Пускай… Похер. — Мой бог, — выдохнул Ал. — Каждый раз, когда ты это делаешь, я не знаю, на каком я свете! Ты выжал меня, как лимон! — Только не говори, что тебе это в новинку! — Не скажу. Но с другими… женщинами, все не было так… Совсем не так! — А как было? — Да никак не было. Обыденно! Не срывало башню, не уносило нафиг в космос, ничего такого и близко не было! — А сейчас что изменилось? — Сейчас… Происходит вот это вот все, что я сказал! — Наверное, это вот все происходит от осознания того, что занимаешься сексом с мужчиной? — Нет, мне сносит башню от того, что занимаюсь я сексом с тобой! У меня мороз по коже только от одной мысли, если бы это делал со мной «мужчина», как ты говоришь. Позволь мне поухаживать за тобой? — Ты же знаешь, я не могу тебе отказать! — Ок! Он поднимается и уходит, сверкнув своей великолепной поджарой пятой точкой и возвращается с диванной подушкой из гостиной и пледом. Подушку он заботливо устраивает мне под спину, а пледом укрывает. — Отдыхай! А я займусь тем, что мне удается лучше всего. — Это чем же? — Закажу в ресторане еду! Он поцеловал меня в губы долгим и нежным поцелуем и ушел. А я закрыл глаза, и задремал. Перед глазами у меня замелькал разрушенный город, пожарище, толпы людей, пытающихся сесть на паром. Хорошо, что Алан выдернул меня из этого тяжелого марева. Я услышал его голос, только не понял, что он сказал. — Ты спишь, что ли? Прости, что разбудил… — Правильно сделал. Мне снился кошмар, который мы видели наяву. Что ты говорил? — Я говорил, что один раз я потерпел в Лос-Анджелесе кулинарное фиаско и больше не хочу рисковать. Поэтому вот! От увиденного на столике для завтраков натюрморта и запахов у меня потекли слюнки. — Вау! Скажи, ты хоть штаны надел, когда забирал все это? — Я прикрылся полотенцем! Давай, ешь! И не вздумай отказываться! Я все проконтролирую! Я и не думал. Впервые после приезда я почувствовал зверский голод. Мы с аппетитом уплели все подчистую, запивая великолепным вином любимой марки Алана. И все же я не удерживаюсь. — Скажи мне, Алан, это правда, что тебе срывает от меня башню? — Конечно, правда! Все так и есть! Я уткнулся носом в его плечо. — Спасибо тебе! Он сжимает мою руку, какое-то время молчит. Потом говорит: — Знаешь, мы скоро не сможем часто видеться. Мы приступаем к работе над новым альбомом. Сначала записываться будем в Мадриде, затем в Гамбурге. В Мадриде уже арендована вилла, на которой находится студия. А после мы поедем в тур. Это будет очень обширный тур, даже дольше, чем в прошлый раз! — Ох… неужели это уже скоро? — Да. Приступаем к работе сразу после нового года. — Так надолго? — расстраиваюсь я. — Хочешь, можешь снова шить нам костюмы и жить на вилле? Я улыбаюсь с горечью этой шутке. Мы оба знаем, что такого уже не будет. — Кстати, мне бы не помешал сценический костюм, продолжает Алан. — Я хочу нечто оригинальное, и максимально странное, чтобы его части можно было комбинировать друг с другом. Чтобы я не думал о том, что какого хрена я должен каждый концерт быть в одном и том же, и что мне надеть на следующий раз? Прости, это не относится к прошлому туру, где ты мне подарил одежду библейского Джо. Вот такое мое желание! Можешь мне дать карандаш и бумагу, я нарисую тебе примерный эскиз? Я принес ему то, что он просил. Он набросал эскиз и протянул мне. — Вот что-то такое. Он должен быть из такого материала, чтобы я мог свободно двигаться. Я посмотрел на этот набросок. — Комбинезон? Это не очень красиво. И действительно максимально странно. И потом, вы уже знаете концепцию альбома? — Ничего не знаем! Встретимся все вместе, узнаем, что насочинял там наш сонграйтер за эти два года. Но я думаю, что он подойдёт под любую концепцию. Я подсмотрел такой костюмчик у одного из музыкантов американской хип-хоп группы. Я, конечно, озадачен такой его странной просьбой, потому что я его видел в другом образе. Но решил, что если он так хочет комбинезон — он у него будет. — Хорошо. Давай, я немного его доработаю. И началась наша совместная работа на этим спонтанным эскизом. Мы рисовали каждый свое, касаясь головами, жарко спорили, забирали друг у друга этот несчастный карандаш, перечеркивали, начинали заново рисовать… На листе не осталось живого места. Тогда я взял новый лист бумаги, нарисовал два окончательных варианта — такой, на котором я настаивал, и тот, что хотел Алан. Сказал, что сошью оба варианта, и он сможет выбрать себе тот, который придется милее сердцу. На том и порешили. Он налил еще вина в оба бокала, взял себе один, и был чрезвычайно доволен нашей небольшой потасовкой. — За новый костюм, — объявил он. — И за его создателя. Стекло соприкоснулось с лёгким звоном, я немного отпил вина, по горячим следам, пока не ускользнуло это видение, вырвал еще один лист из своего блокнота и быстро набросал его портрет, с этим бокалом вина. Получился очень атмосферно — легкая полуулыбка, острые скулы, длинные ресницы, прикрывающие глаза, прядь волос, свисающая на лоб и изящная кисть руки, держащая бокал с темным напитком. — Держи, это тебе, — протянул я ему рисунок. — Вау! Офигительно! Но мне кажется, или ты немного меня приукрасил? — Нет. Я нарисовал то, что вижу. — Недаром тебя оценил Антон! А у него глаз очень наметанный! — Благодаря Антону мы и познакомились! — Нет! Мы познакомились благодаря судьбе. Он отставил бокал, мы посмотрели друг другу в глаза и… нас снова замкнуло! Он взял мой затылок руками и снова стал целовать губы, лицо, шею… Я увлек его за собой на постель. Он выдохнул: — Подожди… Я хочу, чтобы сегодня это сделал ты! — Уверен? — Абсолютно! Мы меняемся местами. Я усаживаюсь на его бедра сверху, он гладит ладонями мои бедра, ягодицы. Я щёлкнул крышкой банки с лубрикантом. — Давай, что же ты медлишь? — Обещаю, я буду осторожен! Я никогда не причиню тебе боль! Аккуратно массирую пальцами, а потом постепенно, миллиметр за миллиметром, вхожу сам, практически во всю длину. И все вокруг перестает существовать — наш дом, вооруженные конфликты, угроза ядерной зимы и прочая хрень, происходящая снаружи. Только мы в нашей вселенной, и наши до крови прокушенные губы, белые костяшки пальцев, судорожно комкающие простынь и этот длинный «охмм», срывающийся с губ в точке наивысшего наслаждения… Потом мы заснули, вымотанные поездкой и друг другом. Он заснул на моей груди, на своем любимом месте, и мы проспали всю ночь и почти целый следующий день. Потом, не откладывая в долгий ящик, мы слетали в Милан за вещами. Там я снова плакал, рассказывая Пино и его маме о нашей поездке в Дубровник, плюс обстановка его дома снова ввергнула меня в ту нервную атмосферу ожидания и неизвестности, и я приехал оттуда абсолютно разбитый. НО я отпустил Алана, целенаправленно, потому что он и так слишком много времени уже со мной возился. — Ты точно этого хочешь? — спросил он. — Да. Абсолютно! Я справлюсь! — Хорошо. До (скорой) встречи! — Пока! Долгий поцелуй на прощание, и он ушел. А появился уже аж 20-го декабря, в мой 23 день рождения. Встреча оказалась не слишком скорая. С другой стороны, очень скоро их было еще меньше...

***