My dearest man

***

Я зажег свет и оглядел помещение более подробно. Мой рабочий стол был перевернут и валялся поперек мастерской. Удивительно, что у того, кто это сделал, (у меня язык не поворачивается назвать его человеком), хватило на это сил. Этот стол был изготовлен из массивного дуба и весил целую тонну. Ткани, нитки, швейные принадлежности были разбросаны по полу. По ним явно топтались чьи-то ноги, я видел отпечатки чьих-то подошв. Вещи, которые я успел отшить для каталога, были изрезаны на куски и сорваны с манекенов. Из машинки были выдраны внутренности с мясом, которые жалко свисали на обрывках ниток. Я смотрел на эту картину маслом, и мне хотелось рыдать. Но слезы застревали в горле. Я прошел дальше, аккуратно ступая. Везде валялись манекены. Но один манекен остался стоять нетронутым. Это был манекен с костюмом, который я сшил для Алана. Я схватил рукава рубашки, и… это было поразительно, но на нем не было ни одного повреждения! Ни на рубашке, ни на брюках, ни на жилетке. Осмотревшись вокруг в этом углу мастерской, я увидел «орудие убийства» — валяющийся на полу хирургический скальпель. Он был измазан кровью, и рядом было несколько капель на полу, образовавших небольшое кровавое пятно. Дальше я увидел нечто, заставившее мое сердце разорваться на тысячу кусочков. В углу, где стоял секретер с моими рабочими документами и телевизором, на котором стояла фотография в рамке и Оскар, тоже валялся ворох содержимого. Когда я подошел к тому месту, увидел треснутую рамку с фотографией Алана, валяющуюся на полу. Я стиснул зубы. — Ах вы ж… Подлые сволочи! И это самое мягкое из того, что я сказал. Я заботливо вытащил эту фотографию, отбросил ногой осколки, а фотографию прижал к груди. «Оскар… Где Оскар?» — вихрем пронеслось в моей голове. Я стал переворачивать и ворошить весь этот хлам. Оскара не было! Он исчез. И тут слезы хлынули из моих глаз. Оскар для меня был очень ценный, сами понимаете почему, мне не жалко было беспорядка, испорченных вещей, моего загубленного труда, но с потерей Оскара я смириться не мог. И я сел в этом углу, привалившись головой к стене и просто заплакал. Как девчонка, навзрыд. — Ты должен был вызвать полицию, а не плакать, — резонно заметила Клочкова. — Да, моя практичная девочка, именно это я (вернее Алан, который пришел позже) и сделал. А пока, силы (и способность размышлять и принимать какие-то решения) будто покинули меня. Вдруг я услышал голос Алана. Он, как будто ангел, сошедший с небес, материализовался из ниоткуда в моей мастерской. Впрочем, как обычно. — Милко! Милко, ты где? Боже мой, что здесь произошло? Он увидел меня, сидящего на полу, бросился ко мне и опустился на колени рядом. — С тобой все в порядке? Ты плачешь? Он отнял руки от моей головы и увидел фотографию, которую я держал в руке. — Что это? Он увидел, что это его фотография и отложил ее в сторону. — Ты как? Ты не пострадал? Он осмотрел мою голову, руки. Они были целые, он убедился, что со мной все в порядке, а с остальным можно разобраться позже, и с облегчением вздохнул. — Я пострадал, Алан… Пострадал от того, что, когда ты мне нужен больше всего на свете, тебя нет рядом! Он обнял меня, прижал к себе мою голову. — Прости меня, пожалуйста! Я не мог вырваться раньше! Как только появилась возможность, я сразу примчался к тебе! Ну, как, простишь? Он гладил меня по голове, смотрел мне в глаза, улыбался, и от его этого взгляда и улыбки у меня все плыло. — Меня не было в Лондоне все это время. Я был в Германии! Мне нужно было с Дагом записать один кусок… оркестровую партию. Оркестр этот находится в Берлине. Потом обработка… поэтому получилось так долго. Плюс мы не уложились в запланированное время… Я очень сильно скучал по тебе, и видел тебя во сне несколько раз… Милко! Ну, не молчи же! — С Дагом ты был? Опять с этим твоим выскочкой? Да, я знаю, я вел себя как ревнивая жена, но при одном упоминании Дага меня разрывало на британский флаг. — Я понимаю, что, возможно, он тебе не нравится, и я говорил, что у меня с ним ничего не может быть! Но, мы работаем вместе, и… Ну, если тебя это утешит — с нами был Флад! Он спрашивал о тебе, как ты! Блин, ну, сейчас не время выяснять отношения! Давай, оставим разборки на потом? Расскажи мне, в конце концов, что здесь произошло? — Не будет никаких разборок! Ты же знаешь — я не могу долго на тебя сердиться! — Отлично! что произошло? — Я и сам не знаю… Я пришел на полчаса раньше тебя. Пришел, а тут погром! О том, что я провел вечер с Роджером, я скромно умолчал. — Почему же ты плачешь? — Оскар пропал! — Какой? — Тот самый! Из Лос-Анджелеса! Они украли его! Он снова вздохнул с облегчением. — Господи, ну слава богу, что все закончилось только этим. Знаешь, я знаю, что нужно делать. Я закажу у ювелира еще один, такой же, точную копию! И все! Я не могу смотреть на твои слезы… Ты разбиваешь мне сердце! Он поискал в своих карманах носовой платок и протянул мне. — Вот, возьми, он чистый. — Не нужно, Алан. Я больше не буду плакать! Обещаю тебе, что больше ты никогда не увидишь моих слез! Давай встанем, чего мы расселись на полу… Но платок я у него взял, и вытер свои заплаканные глаза. Алан поднялся на ноги и помог подняться мне. — Развели здесь бардак, скоты… Помоги мне здесь лучше убраться! — Не нужно, Милко. Не нужно сейчас ничего трогать! Ты полицию вызвал? — Нет. — Тогда дай мне ключ от квартиры, я поднимусь к тебе и вызову. Или нет! лучше в паб напротив! Так будет быстрее! И он выскочил из мастерской. Пока его не было, я слонялся по разгромленной мастерской, отбрасывая ногами обрывки материи, словно топчась по собственной душе, испоганенной чужими башмаками. Через несколько минут появился Алан. — Все, сейчас приедут, — сообщил он. Я как раз находился около уцелевшего манекена. — Все же, Алан, забери этот костюм. Как оказалось, здесь он в опасности. Алан увидел уцелевший костюм, и глаза его округлились. Он присвистнул. — Нифига себе! — А что ты скажешь на это? Я показал глазами на скальпель. Алан аккуратно обошел лужицу крови. — Я скажу, что нападающий увидел этот костюм и сделал себе харакири, от невозможности повторить задуманное. А если серьезно, я думаю, что это проделки конкурентов! Видимо, крепко ты кому-то перешел дорогу. Я стал стаскивать с манекена жилетку, но Алан меня остановил. — Не трогай пока! Пусть полиция все осмотрит, потом я заберу его. Нужно было сразу это сделать! То, что он видел все это… явно не пошло ему на пользу! — Это точно, — заметил я.

***

Полиция приехала через несколько минут. Они попросили мой паспорт, и внимательно изучали мое разрешение на пребывание в стране, на Алана посмотрели с подозрением, но его водительские права не вызвали никаких вопросов. Они осматривали помещение и фотографировали погром. Допросили подробно меня, как я попал в помещение, как обнаружил бардак и так далее. Попросили договор на аренду, который тоже валялся в мусоре, но я его нашел, слава богу. Один из полисменов осмотрел дверной замок и сообщил, что его не вскрывали. — Как это? — изумился я. — Смотрите сами, сэр. Полицейский покрутил ключ туда-сюда. Он свободно ходил в скважине. — И вокруг нет и царапины. Смотрите — все целое! Мы с Аланом изумленно переглянулись. — Ты что, снова не закрыл дверь? Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Возможно… Я не помню! Полисмен на меня посмотрел, как на идиота и дальше пошел делать свою работу. Остальные полицейские как раз упаковывали окровавленный скальпель в полиэтиленовый пакет. Меня попросили написать заявление и список украденных и поврежденных вещей. Я все описал в подробностях, записал Оскара в список пропажи и задумался. Я явно чувствовал, что пропало нечто еще, но что именно — вспомнить не мог. — Чего задумался? — спросил Алан. — Еще чего-то не хватает… Я чувствую это! — Подумай хорошенько, что это может быть? Моя голова варила плохо. Было уже два часа ночи, и она трещала. Я попытался вспомнить расположение содержимого секретера, и тут меня как током ударило. Пропало еще нечто. Что-то более важное, важнее Оскара, и всех поврежденных готовых вещей. Я застонал сквозь зубы и схватил голову руками. — Вспомнил? — осведомился Алан. — Алан… пропал еще… мой рабочий блокнот… Со всеми эскизами, чертежами и пометками! Какое-то время я сидел, раскачиваясь как болванчик из стороны в сторону. Алан взял меня за руку. — Милко… Я понимаю, это неприятно, но не смертельно! Ты сделаешь из этого выводы и будешь жить дальше! Мы проведем в мастерскую сигнализацию. Главное, что с тобой ничего не случилось! Представь, если бы ты вернулся на полчаса раньше… А у них был этот ножик… Он смотрел очень серьезно. — По крайней мере, — сказал я, — есть надежда, что они не прочтут правки, которые я делал. Я писал их на хорватском языке. И записал свой рабочий блокнот в список пропаж. — Вы двое должны появиться в полицейском участке, чтобы с вас сняли отпечатки пальцев. И вообще, всех людей, которые здесь были. Так нам легче будет идентифицировать преступника. — Когда, сэр? — Как можно скорее. Честь имею! Полицейские сделали свою работу, забрали улики и убрались восвояси, а я опять устало опустился на стул. За окном уже серело небо. — Какая сумасшедшая ночь! И как же я устал от этого всего! Они украли мой мозг… И мою душу, прихватив Оскара! Всех людей, которых были здесь — это придется позвонить всем клиентам, которым я шил. А их телефоны остались в блокноте! — Энди на что? У него должны быть все твои телефоны. Послушай, Милко, я думаю, что, мозг твой остался при тебе. Они украли несколько идей, именно потому, что весь твой мозг они украсть не в состоянии! Мы проведем сюда сигнализацию, и арендуем банковскую ячейку для твоих гениальных идей! — Нет, Алан. То есть, сигнализация будет ок, но держать свои записи в банке? А если меня накроет среди ночи вдохновение? Куда я побегу, в какой банк? Я лучше буду впредь свои идеи держать при себе. Как говорится, все свое ношу с собой… Как деятели ядерных держав повсюду таскают за собой свой чемоданчик! — Ок, мы пойдем завтра и выберем самый надежный ядерный чемодан в мире! Но все же подумай насчет ячейки. Там можно держать что-то «долгоиграющее», ну, в смысле, на долгую перспективу. Предлагаю отложить все на завтра, а сегодня я знаю, чем придать тебе сил! У меня кое-что есть для тебя. И он выудил банку из кармана куртки с золотистым наполнением. В таких банках обычно бывает мед. — И что же это? Мед, что ли? — спросил я. — Викуля, если ты так будешь делать глазами, они у тебя закатятся, и больше никогда не выкатятся обратно! — Это не просто мед, а новозеландский мед манука! Страшно полезный! И дорогущий. Лечит изжогу, гастрит, язвы, похмельный синдром… В общем, все на свете! Я взял баночку у моей… У Джери, в общем. — А что лечит твоя Джери этим медом — похмельный синдром? — Нет, ей подарили. — Кто? — Клиенты. Она парикмахер-стилист. Довольно неплохой, между прочим! Только она умеет управляться с моей буйной шевелюрой. До меня постепенно дошла абсурдность ситуации. — То есть… Ты спер у своей жены банку меда для меня? Он невинно пожал плечами: — Получается, что спёр! И я расхохотался. Хохотал я долго и от души, и этот мой ржач принес мне облегчение. Алан сказал: — Прости, я не мог к тебе ехать с пустыми руками, а заезжать куда-то в магазин не было ни времени, ни желания. Я думаю, в нашей ситуации он будет как нельзя кстати. Пойдем, я сделаю тебе чай с этой манукой. — А если она хватится пропажи? — Ну, придумаю что-нибудь. Пойдем? Уже почти 6 утра! — Я не хочу оставлять этот срач. Давай хоть немного здесь приберемся. Мы вернули на место стол, убрали обрывки тканей и ниток в большие пакеты, в которых мне недавно делали доставку из супермаркета. Разгребли сугубо «по верхам», еще предстояла основательная уборка. Забегая вперед, скажу, что я позже лично вылизал каждый сантиметр мастерской, чтобы ничего не напоминало об этом мерзком инциденте. Затем я стал снимать с манекена уцелевший костюм. — Это просто удивительно, — сказал я. — Удивительно, что до него не смогли добраться! — Скорее всего, кто-то или что-то спугнули его, или ее… или их. Или же, преступник поранился этим ножом, судя по лужи крови… при покушении на костюм. — Я же тебе говорил, что никто не сможет владеть этим костюмом! На нем защитное силовое поле! — Так может, нам не нужно ставить сигнализацию и забирать отсюда костюм? Пусть охраняет своим силовым полем! — Нет! — вскричал я. — Забирай его отсюда! Мы не можем им больше так рисковать! Если с ним все-таки что-то случится — я не переживу! — Ладно-ладно, я забираю. Пойдем, вынесем мусор, и я отнесу костюм в машину. Мы вышли на улицу. Серело туманное лондонское утро, начиналась обыденная будничная движуха. Я закрыл мастерскую. — Наверное, уже нет в этом смысла? Ничего не осталось ценного. Машину даже сломали! Что им машина сделала? — Ничего не сделала. Просто пытались нанести тебе максимальный материальный ущерб! Ничего, переживем, как-нибудь… Это «переживем» очень сильно подбодрило меня. Это значило, что он собирался «переживать» это вместе со мной. Мы отнесли пакеты в большие круглые рифленые баки с крышками (такие аутентичные баки еще сохранились в некоторых районах Лондона, в том числе и в моем). Алан положил костюм, который я упаковал в уцелевшую бумагу, в машину, и мы поднялись ко мне. Несмотря на то, что уже скоро совсем станет светло, я все равно разжег камин. Отопление я не включал. Пока я возился с дровами, Алан отправился на кухню делать чай с манукой. Буквально за десять минут стало жарко, я разделся до пояса, устало опустился на диван и закрыл глаза. Услышал в полусне, что меня зовет Алан и касается моей обнаженной кожи на плече. Затем почувствовал, что он укрыл меня пледом. Я открыл глаза. — Я разбудил тебя? Прости… Я хотел сделать это аккуратно, чтобы тебя не разбудить. — Ничего страшного. Ты же обещал мне чай с манукой! — Да, он уже готов. Сейчас принесу. Он ушел на кухню и вернулся с подносом, на котором стоял прозрачный чайник, наполненный чаем, листьями мяты. Из носика поднимался легкий пар. Еще на подносе стояла пиала с медом и две ложечки. Хорошо, что я сделал накануне большую закупку в магазине, где и приобрел в чайном отделе новый чайник и разные чайные «приколы». Алан поставил это все добро на столик и разлил чай по двум чашкам, в которые добавил по чайной ложке «мануки». — Нет, ты попробуй, какой аромат! Просто прочувствуй это! Я отбросил плед, взял пиалу, потянул носом около нее. Этот мед и правда пах сильнее, чем обычный. Возможно, такой аромат давали все ингредиенты вместе. У чая был жгучий, но приятный привкус. — Я потер туда корень имбиря, — прокомментировал Алан. — Надеюсь, не переборщил с ним, как с рисом. — Спасибо тебе, — сказал я. — Это просто божественно! Прекрасное завершение этого идиотского дня! — И начало нового дня. А он будет лучше! — Безусловно. Когда ты рядом — мне ничего не страшно! Мы поставили одновременно чашки на поднос, наши руки случайно коснулись друг друга. Я взял руку Алана, сплел наши пальцы вместе. — Ты вылечил меня, — сказал я. — Еще несколько часов назад мне жить не хотелось! Твой божественный напиток придал мне сил… Я взял его за затылок двумя руками и нежно коснулся губами его губ. Мое сердце заколотилось как ненормальное, он это почувствовал. — Мой бог, — выдохнул он. — Ты так легко заводишься… и этим заводишь меня! А я хотел дать тебе отдохнуть… — Я не устал! Я ждал тебя целых три месяца! И потом… Этот мед… Это действительно что-то! У твоей жены хороший вкус… — Не нужно, Милко… Здесь нет жен, любовников, и прочих. Есть только мы! И все… Он избавился от лишней одежды, а потом я чувствовал его сильные и горячие ладони на своей груди, спускающиеся и забирающиеся под ремень, ласкающие бедра, ягодицы, избавляющие меня от всего на свете, плавившие мой мозг поцелуи, а дальше… Целый день был наш.

***