My dearest man

***

В ту ночь после проишествия я спал плохо. Не выходили слова Флада о женщине в жизни Алана, и случай с бедолагой Энди. Я уговаривал себя, что это нормально, если у него были женщины и помимо жены, и, возможно, даже и парни, что особенно меня доставало. Я думал, что смогу смириться с этим, но все же… Эта новость уж слишком сильно потрясла меня! Флад жестоко ударил прямо по болевой точке. Затем, когда проворочавшись битый час в постели, я наконец, начал проваливаться в сон, мне показалось, что хлопнула входная дверь. «Неужели Пино вернулся?», — подумал я. Встал посмотреть в чем дело, но это с силой захлопнулось окно в его комнате. Я его закрыл, как следует. Настенные часы в его комнате показывали два часа ночи. За окном шумел ветер. Я вышел на улицу, чтобы немного подышать воздухом. Собиралась гроза, и в небе полыхали зарницы. С наслаждением я вбирал в свои легкие свежий воздух. Когда же я вдоволь налюбовался игрой стихии в небе и собирался вернуться в свою постель, вдруг увидел в студии свет. «Интересно, кто там торчит в такой час», — подумал я и направился в том направлении. — Можешь ничего не спрашивать, — поспешно перебил я открывшую рот Клочкову. Только один человек мог торчать ночью в студии. Это Чарли, да. Он спал, свернувшись калачиком в кресле. На голове у него были наушники. Я прислушался — в них была тишина. Какое-то время я смотрел на него, и у меня внутри поднималась огромная волна нежности, хотелось его обнять, защитить от всех невзгод этого мира. По крайней мере, укрыть его чем-то, потому что его голые ноги в шортах и руки были покрыты «гусиной кожей». Я поискал глазами, что-то подходящее, но в control room ничего не было. В лаунж-зоне был плед, я его принес и аккуратно, чтобы не потревожить, укрыл его, затем выключил свет и едва ступая, пошел к выходу. — Кто здесь? — вдруг раздался его голос. — Март, это ты? — Это я, Милко, — отозвался я и вернулся в control room, снова включил светильник. Алан выглядел растерянным и таким… домашним, что ли. Он удивленно разглядывал плед. — Это ты меня укрыл, что ли? — Я. — Зачем? Он поймал меня врасплох этим вопросом. Я почувствовал, что краска бросилась мне в лицо, но врать я не привык. Хорошо, что в студии горел «ночной» приглушенный свет и он этого не видел (я так надеялся). — Мне показалось, что ты замерз, и я решил тебя укрыть. Только и всего. — А что ты вообще делаешь ночью в студии? — Я спал дома, и вдруг услышал, что хлопнула входная дверь. Я вышел на улицу, думал, что Пино вернулся, и увидел свет в студии. Пришел — ты спишь. Я не хотел тебя будить, просто выключил свет и хотел уйти. Это все! Прости, что разбудил. Я лучше пойду. — Да подожди ты, не спеши! Я хотел закончить одну вещь, но нечаянно уснул. Но, видно, уже не закончу. — Почему? — Мне нужен Мартин. Без него не получится это сделать. — Завтра закончите. Завтра рабочий день. — Да нет… Боюсь, теперь работа встанет с отъездом Энди. Как твоя спина? — поспешил перевести он разговор в другое русло. Честно говоря, я уже и забыл за нее, за спину. — Спина? Да нормально, спина… Знаешь, я наконец послушал всю вашу музыку. У Пино есть все ваши записи. — И как тебе? — Если честно, самый первый альбом мне понравился больше всех. Потом, последующие альбомы мне показались несколько… — Какими? Я замолчал, подбирая слово, чтобы не обидеть его. — Знаешь, я никогда не увлекался музыкой. Она для меня всегда была как фоновый шум. Да, я слушал иногда наших, югославских певцов, но так, чтобы это все меня цепляло… Не скажу. Ваша музыка совсем на нашу не похожа. Поэтому мне сложно сказать. Скажу только, что у Дэвида очень красивый голос. Ой, я наверное, не должен так говорить, да? — поспешил я добавить, увидев на лице Алана легкое замешательство. — Я знаю, иногда мой язык меня подводит. Извини! Мне лучше уйти. — Да сядь ты! — со смешком сказал Алан. (Я послушно уселся). — Чудной ты парень! С чего ты взял, что ты что-то не то сказал? Наоборот, я спрашиваю твое мнение как у человека первозданного, если можно так сказать, чей разум незамутнен всяким музыкальным мусором. У вас очень хорошая музыка, и талантливые музыканты. Я слушал ваших Бреговича, Радмилу Караклаич, группу More и других. Когда он назвал эти имена, я буквально сполз под стул, на котором сидел, от изумления. Мне стало стыдно! Он знал нашу местечковую музыку, группа More вообще была родом из соседнего Сплита, а я не знал и половины того, что знал он и другие музыканты! — Подожди, что нам на сухую разговаривать? Я сейчас! Он сбегал на кухню и вернулся с бутылкой красного вина, штопором и двумя бокалами. Когда я увидел эту бутылку, я пришел в ужас. Больше никогда, ни одна капля алкоголя не попадет ко мне внутрь после вчерашней ночи! — Я пить не буду категорически! — сказал я. — Что так? Болеешь? В Милане, помнится, ты лихо налегал на текилу! Алан ловким движением откупорил бутылку и налил понемногу в оба бокала. — Я начинаю говорить разные глупости. Язык мой — мой самый большой недостаток! — Ну, и говори себе на здоровье! Здесь все свои, чужих нет. А свои всегда все понимают и принимают, верно? Предлагаю выпить, за знакомство. Оно произошло при таких странных обстоятельствах, но я рад, что познакомился с тобой! Говори, говори, Алан! Я готов слушать это вечно! И у тебя такой приятный, обволакивающий голос! Наши бокалы соединились с легким звоном, Алан отпил из своего, а я с опаской заглянул внутрь своего, не зная, куда он меня приведет. — Это очень хорошее вино, — сказал Алан. — Пей смело! Я набрал в легкие воздух и слегка пригубил вино. Оно действительно имело божественный и вкус, и аромат. Но я поставил бокал на стол. — Я тоже рад знакомству, но... Я никогда не думал, что попаду на звукозаписывающую студию, — ляпнул я. Я чувствовал жуткий дискомфорт, боялся что-то ляпнуть не то. Но чем больше я старался, тем хуже получалось. — Жизнь непредсказуема, правда? Я хочу, чтобы ты кое-что послушал… Не выпуская бокал из рук, он начал что-то искать в своем компьютере. — Я схожу за сигаретами, — сказал я. — После выпивки всегда тянет курить. — Не нужно ходить, возьми мои. Вон там они лежат, за тем MIDI контроллером. Увидев мой недоуменный взгляд, который дал ему понять, что я понятия не имею, что такое MIDI контроллер, он сам принес мне сигареты. Я с удовольствием закурил и разглядывал его четкий профиль на фоне светящегося монитора, пока он искал свою музыку. После того, как я закурил, мое напряжение немного спало. — А! Вот она. Слушай! По вступлению я сразу узнал, что это будет песня Депеш Мод. Но такой именно песни я не слышал на кассетах Пино. — Что это за песня? — спросил я. — Это песня из альбома, который мы сейчас записываем. Называется она World in my eyes. Слушай внимательно! Я очень хочу узнать твое мнение. Я слушал. Курил, пил вино, и слушал. — Мощный текст! — затем сказал, когда песня проиграла во второй раз. — Очень сильные, проникновенные слова! — Это все Мартин, в этом он большой мастер. — А музыку ты написал? — Скажу тебе так. Мартин записывает нам демо, так? Демо вот оно. Для этого альбома мы его попросили максимально упрощать запись. Он включил мне демо. На нем был записан голос Мартина, исполняющего эту же песню под акустическую гитару. Вроде и мотив был тот же, но песню все равно можно было узнать с трудом. — Видишь, там записано то, что он хочет слышать, мотив, тональность и так далее. Ну, а дальше за дело берусь я. Делаю аранжировку, то есть обработку, создаю атмосферу. Для этого я использую звуки из своей библиотеки. Но именно с этой песней возник затык. Прости, тебе это интересно? — Да, конечно, — встрепенулся я. Мне было бы интересно, даже если ты вслух прочитаешь телефонный справочник. — Так вот, эту песню мы записали еще в Милане. Но я чувствовал, что что-то в ней не то, что-то цепляет весь трек. Мы обсудили это с Дэвидом, он чувствовал тоже самое. Тогда мы пришли к Фладу и сказали ему об этом. Оказывается, с тем же вопросом к нему обращались Мартин и Энди. И он нам сказал: «Давайте отпустим все, что было, забудем все, что мы уже записали и начнем заново». Мы засели с ним в студии. И появился на свет этот ритм, который вначале. Тебе нравится? Он с таким воодушевлением это говорил, у него горели глаза, девочки, вы понимаете? Как бы я ему сказал, что мне это не понравилось? Я был в таком замешательстве, что не знал даже, понравилась ли мне песня! И я ответил: «Да, недурно вышло». — Тебе что, совсем не нравилась их музыка? — спросила Кира. — На тот момент я ее еще не распробовал. С самого начала, как я стал слушать кассеты Пино, мне все время казалось, да, в этой музыке точно что-то есть, от чего сносит башню миллионам людей. Но это не совсем моя музыка. Прозрение, именно прозрение, как катарсис, накрыло меня чуть позже. Но мы еще к этому доберемся. Алан продолжил: — Энди и Мартин были немного в шоке от того, что получилось. Но мне удалось их переубедить, хотя, так бывает не всегда. Затем, если всех устраивает, начинается процесс микширования, в этом уже разбирается Флад, Пино. Это если очень примитивно описать весь процесс. Еще нужно записать бэк-вокал. Для этого нужен Мартин, плюс еще кое-для чего. Я еще хочу использовать кое-какую фишку, но должен согласовать это с ним. Поэтому он мне и нужен позарез. Я не смогу двигаться дальше, а если я не смогу двигаться, то…запью! Вот! — А ты не сможешь сам спеть бэк-вокал вместо Мартина? — Нет, мой голос не подойдет для этой песни! Ну, вот сам послушай! Он нашел какой-то трек в компьютере. Определенно, я слышал его на одной из кассет Пино. — Я эту песню знаю, — сказал я. — Я слушал ее у Пино в магнитофоне. — Что, не узнаешь голос? — спросил Алан. — Нет. Это ты, что ли? Он спел в унисон с треком в микрофон. Голос лег один в один. Я слушал, как завороженный. — Не наговаривай на себя, пожалуйста! Пусть твой голос не такой сильный, как у Дэвида, но в нем имеется свое очарование. — Ты действительно так считаешь? Он смотрел прямо мне в глаза, как бы требуя подтверждение моим словам. — Это чистая правда. Я всегда говорю то, что думаю! — Если ты так действительно считаешь, то спасибо за откровенность. Но у Мартина голос выше, и вместе с голосом Дэвида это просто взрывоопасная смесь. А мой голос потеряется. И да, эту песню я полностью сам написал! И музыку, и слова. Мы ее включили в альбом только потому, что нам тогда не хватало двух треков. Да, есть еще одна песня! Будет тебе домашнее задание найти ее у Пино на кассете, — поспешил он опередить мой вопрос. — Но, знаешь, с тех пор я понял, что написание текстов не мой конек. Я лучше буду заниматься тем, что действительно умею, и что люблю. У меня принцип, никогда не идти против своей воли. Очень хороший принцип, знаешь ли. Я слушал. И растекался лужицей. Вино начало свое коварное действие. Но я старался, очень старался держать себя в руках! И молчать! воздержаться от того, чтобы сказать, Алан Чарльз Уайлдер, я люблю тебя! Да, вот так вышло, что я втрескался в тебя как последний идиот! Но я не Флад, я не мог сказать ему «поехали в город, я знаю одно уютное местечко, где нам никто не помешает», я просто молчал. И знайте, что мне это молчание очень тяжело давалось! Мы опустошили свои бокалы и Алан наполнил их снова. От сигаретного дыма можно было уже вешать топор. Он клубился около светильника. — Не хочешь сам спеть? — спросил он меня. — Что? Я? Да никогда! Я совсем петь не умею! Мне медведь на ухо наступил! — Да ладно! После вина обычно поют все! Я думаю, у тебя получится. Сейчас, подожди немного! Он прошел в комнату за стекло, где записывался Дэвид, вернулся оттуда с каким-то листом бумаги и снова взял микрофон. Это были от руки рукой Мартина написаны слова этой песни. — Раз, раз, — включил он микрофон. — Готов? Давай! Я кивнул головой, куда мне было деваться. Он снова включил трек на пульте. В колонках пошло вот это начальное «тарарарам, тарам-тарам», я взял микрофон, и он подал знак, когда мне вступать. Я запел. Сначала мой голос звучал неуверенно, но постепенно я входил во вкус и стал подражать Дэвиду. Я хотел чтобы мой голос лился также широко и свободно. Я даже пытался скопировать его движения, но мне было далеко до имперсонаторского таланта Дэвида, который изображал других людей похоже до истерики. И я был на грани истерического смеха. Затем, когда «фонограмма» закончилась, Алан поставил воспроизведение. — Что? Вот это я? Не может быть? Я ржал так, что у меня слезы из глаз брызнули. Это невозможно было слушать! Мало того, что я совсем не узнал свой голос, так я еще не попадал в ноты и завывал невпопад. Алан тоже хохотал. Это было одновременно и забавно, и ужасно. Когда мы оба проржались, я попросил его немедленно удалить это безобразие, пока никто этого не слышал. — Это был не я, — сказал я. — Это совсем другой человек! — Неудивительно, что ты так говоришь. Мы слышим свой голос совсем иначе, когда он звучит в записи. Возьмешь пару уроков у Дэвида, и в следующий раз все получится. Ладно, подурачились, и хватит! Я хочу, чтобы ты еще послушал кое-что. Он поставил мне какую-то мелодию. Это было уже что-то! С первых аккордов музыка захватила меня и понесла, как волна, когда ты оказываешься под ней, и сопротивляться бесполезно! В этом треке не было каких-то сильных технических наворотов, но от этой мелодии и голоса Дэйва и Мартина сжималось что-то внутри. Алан с интересом наблюдал за мной. — Господи, что это, — прошептал я. — Это было слишком… — Плохо? — Да нет, что ты… Это было прекрасно! Что это за музыка, скажи мне? — Эта композиция называется Waiting for the night. Музыку написал Мартин, а аранжировка моя. Эта композиция тоже войдет в новый альбом. Мы в этот раз хорошо поработали, плодотворно. Я доволен! — Депрессивно, но есть свет в конце тоннеля. Белиссимо! — сказал я любимое слово Пино. — Поставь мне еще раз, пожалуйста! — Нет, — твердо сказал он. — Хорошего понемножку! Нет, мне не жалко, просто, не сейчас! Давай вообще «сменим пластинку». Вино все больше и больше развязывало мне язык. — Послушай, Алан. Я все пытаюсь для себя выяснить… Почему гетеросексуальные мужчины так стараются отодвинуться от однополой любви? Не кажется ли тебе, что любой мужчина по своей природе бисексуален? И они просто боятся себе признаться в этом? Он взглянул на меня, но вопросу не удивился. — Если ты хочешь узнать мое отношение к геям, то я отношусь к этому нормально. Я работал и сейчас работаю с людьми нетрадиционной ориентации. Я считаю, что каждый должен проживать свою жизнь так, как он считает нужным. Что же касается бисексуальности… Вот к примеру, наш Мартин. Если бы ты видел его одежду пару лет назад, то не удивился бы. Он мог спокойно разгуливать на публике в женской одежде и при полном макияже, и не считал это чем-то постыдным. Причем, геем он не является. Правда, один раз он забыл смыть лак для ногтей и приехал в свой Бэзилдон, где и был избит своими же хулиганами. Если бы он явился туда в своем платье… Я думаю, мы бы его потеряли. Так что, да, я думаю, ты прав. Бисексуальность присуща каждому мужчине. А те, кто громче всего кричит, как ненавидят п..доров, сами латентные геи. И тут я почти решился признаться ему. Я вдохнул в себя воздух, почувствовав, как мое сердце ухнуло, куда-то вниз, и… в студии появился сам Мартин. В клубах табачного дыма он казался призраком. Его изображение искажалось и качалось, но он заговорил человеческим голосом. — Чем вы тут занимались всю ночь, девочки? Он изумленно смотрел на нас с Аланом, на клубы дыма, на бутылки, валяющиеся на полу и включенный светильник, хотя на улице было уже светло. — Не тем, чем ты подумал, — язвительно бросил Алан. — Мы просто разговаривали! — А я ничего не подумал… Я работать вообще-то пришел! — сказал Мартин, и зевнул. — Милко, — быстро проговорил Алан. — Оставь нас, пожалуйста. Иди к себе, отдохни немного. А мне нужно пользоваться моментом! — Хорошо. Я только приберусь здесь и уйду. Сделать вам кофе? — Да, пожалуй. Спасибо! Я сварил им целый литр кофе, убрал всю посуду, помыл бокалы, вынес переполненную окурками пепельницу, принес им поднос с кофе, сливками и сахаром. — Тут сахарница, сливки, добавьте каждый себе, сколько нужно. — Спасибо большое. Я подошел к Алану, взял его за руку, хотел сказать ему, что он самый лучший человек на Земле, но вместо этого сказал вполголоса «Не сиди долго, ты тоже устал», и пошел к себе. Я чувствовал, буквально физически ощущал на своей коже удивленный взгляд Мартина. У себя я улегся спать с улыбкой на лице и ощущением тепла его руки в своей, вспоминая снова и снова эту ночь. Удивительно, да? Хотя у нас и не было физического контакта, но послевкусие она оставила гораздо более теплое, чем ночь, проведенная с Фладом. И спасибо Алану за то, что он ни словом не обмолвился о своей той женщине. Иначе… — Иначе что? — спросила Вика. — Иначе, я бы, наверное, запил, как он говорит. А так, пока это тепло согревало мою душу.

***