мимикрия

Чонгук уже минут пять сидит, уставившись на визитку Ким Тэхёна и не предпринимая никаких действий. Где эта тонкая грань между безразличием и назойливостью, именуемая здоровым интересом? Почему никто еще не написал инструкцию «Через сколько после знакомства прилично звонить владельцу сети отелей»? Ранее Чонгук почти весь день тратит на то, чтобы решить, с какой именно стороны показать Тэхёну Нью-Йорк. Статуя Свободы? Ну они же не школьники на экскурсии. Эмпайр-стейт-билдинг? Он обещал, что покажет, что Нью-Йорк бывает не только деловым. И когда до отчаяния остаётся не больше шага, он находит в постграм видео-отрывок интервью Натали Портман десятилетней давности о роли в фильме «Черный лебедь». И через мгновение он уже звонит Хосоку узнать, сможет ли тот достать билеты на ближайший балет в Линкольн-центр, так как купить их можно только заблаговременно. Простым смертным. Но Хосок таковым не является. Получив ответ, что два пригласительных на сегодняшнего «Щелкунчика» обеспечены, Чонгук решает, что это знак свыше. Всё складывается идеально. Аккуратно забив цифры с визитки и перепроверив несколько раз правильность номера, Чонгук нажимает на кнопку вызова. — Да? — ответ звучит низким слегка хриплым голосом. — Ким Тэхён? Это Чонгук, Чон Чонгук. Мы виделись на вечеринке в выходные. — Ах, Чонгук, точно-точно… — слышится тихое подтверждение того, что Чонгука помнят. — Это Юнги. Ассистент Тэхёна. Это телефон… Да, это рабочий телефон мистера Кима. Поэтому я поднял трубку. Потому что я ассистент. Сейчас я дам ему трубку. Ему, Тэхёну. Вся эта ситуация на том конце «провода» вызывает, мягко говоря, недоумение у Чонгука. Он даже и подумать не мог, что просто Юнги может выдать так много слов подряд. Было ясно, что просто Юнги отодвигает от себя телефон, не выключая микрофон, слова ясно слышны, хоть и отдаленно: «Мистер Ким, вас к телефону. Чон Чонгук.» Спустя несколько секунд с Чонгуком снова заговаривают: — О, Чон Чонгук! Здравствуй-здравствуй! Рад, что ты позвонил, — начинает трещать голос с шотландским акцентом, из-за которого Чонгук не удерживается от закатывания глаз. — Здравствуй, Тэхён! Как проводишь своё время в Нью-Йорке? — старается придать голосу лёгкий оттенок заигрывания в простые слова. — Э-э… Сегодня первый день, когда удалось освободиться от всех этих дел и постоянной суматохи. Аж дышать легче стало, — ответ поступает слегка запоздало, а на заднем фоне слышны какие-то суетливые шорохи. — Тогда я хотел бы украсть тебя на сегодняшний вечер, — говорит Чонгук и готов спрятать голову в песок из-за клишированности его фразы. Хотя Тэхён кажется ему столь простым, что, наверное, это простительно. — Сегодня вечером? Ох, хорошо? В смысле, да, хорошо! — Тогда советую к семи часам облачиться в смокинг. И если бы ты сказал, где остановился, я смог бы забрать тебя. — Конечно-конечно! Но… Если ты не против, давай лучше мы заберем тебя. — Мы? —неуверенно переспрашивает Чонгук, резко уставившись в стену напротив. — Ну, я и Юнги, — совершенно спокойно отвечает Тэхён. В его голосе действительно не замечается ровным счётом ничего: ни смущения, ни удивления, ни насмешливости, ни чего-либо ещё. У Чонгука проскакивает мысль, что если отлепить Юнги от Тэхёна невозможно, то, может, в эгалитарной полиамории нет ничего плохого. Назвав свой адрес, Чонгук отключается и после минуты безэмоционального лицезрения погасшего экрана телефона резко осознаёт, что просто Юнги представился ассистентом Тэхёна. То есть бедным. Как, оказывается, быстро можно потерять всякий интерес к человеку. Будь он даже дьявольски красив. Снова разблокировав телефон, Чонгук открывает окно с последними вызовами и нажимает на предпоследний звонок. Спустя несколько секунд, когда на другом конце «провода» отвечают на вызов, Чонгук говорит: — Делай что хочешь, но мне нужен третий пригласительный на балет.

***

Надев черный костюм в тонкую белую полоску без рубашки и серо-синее клетчатое пальто, Чонгук решает, что выглядит идеально, хотя изначально думал подобрать нечто более строгое и официальное. На шее висят красные бусы, привлекая внимание к изящной шее и бархатной загорелой коже. Когда телефон оповещает о звонке контакта с именем «Ким Тэхён», обменявшись парой фраз с собеседником, Чонгук не спеша, закрыв дверь, проходит к лестнице, отсчитывая секунды до встречи. — А вот и наша поп-звезда! — слишком громко восклицает стоящий возле машины Тэхён, привлекая внимание проходящих мимо людей. — Прекрасно выглядишь! Мы просто меркнем рядом с тобой. — Брось, ты преувеличиваешь, — говорит Чонгук, хотя согласен с Тэхёном. — И, Тэхён, я не поп-звезда, — продолжает, мастерски скрывая лёгкое раздражение за улыбкой. — Это пока, — искренне и явно не заметив и намека на игру в словах Чонгука, говорит Тэхён. — Здравствуй, Чонгук, — наконец, подаёт голос просто Юнги. — Здравствуй, просто Юнги, — после обращается уже к водителю, одетому в строгий костюм «двойки», — в Линкольн-центр, пожалуйста. — Ого, мы едем слушать оперу? — спрашивает Тэхён воодушевленно. — Лучше, — отвечает Чонгук, ухмыляясь. Тэхён и Юнги одеты в костюмы «тройки». Но они явно не пытались подобрать гармоничные аутфиты. На Тэхёне серый костюм в клетку и белая рубашка с расстегнутым воротом. Образ хоть и в классическом стиле, но от него веет легкостью и свободой. На просто Юнги же классический костюм с укороченным жилетом и черно-белые туфли броги. По мнению Чонгука, слегка вычурно, тем более для всего лишь ассистента. Всю дорогу Ким Тэхён что-то говорит о работе: об отелях, ресторанах, деловых партнерах, но Чонгук слабо слушает его, лишь изображает заинтересованность редкими «ого!», «вот это да!», «должно быть, это невероятно сложно». Когда они уже подходят к Линкольн-центру, телефон Тэхёна раздаёт стандартную музыку входящего вызова и, уже секунд через десять выслушивания собеседника, Тэхён начинает сильно ругаться, называя кого-то «безмозглыми опоссумами» и «бесхребетными амёбами». Сбросив звонок, Ким Тэхён поворачивается к Чонгуку, берёт его руки в свои и, не давая даже вставить слова в его речь, быстро заговаривает: — Ох, Чонгук, ты даже представить себе не можешь, как мне стыдно и неудобно, но я должен идти сейчас же, пока они не наворотили еще больше бед и отель не закрыли в первую неделю его работы. Я так хотел бы провести этот вечер с тобой, но я не могу, Чонгук, прости. И повеселитесь на опере, парни! После этих слов Тэхён отпускает руки Чонгука и уверенным шагом идёт прочь, параллельно звоня кому-то. Чонгук стоит, мягко говоря, в шоке. Его ещё никто не смел бросать. Пусть и человек, который знает его всего час. Слегка запоздало Чонгук лишь шепчет: — На балете… Спустя еще несколько секунд Юнги подле него напоминает о себе: — Эм. Кхм. Чонгук? Мы идём? Чонгук стоит и молчит с потерянным видом, как вдруг его будто ударяет электрошоком и он, сжав крепко руки в кулаки и топнув каблуком туфли, резко, громче нужного, из-за чего привлекает внимание прохожих, говорит: — А к черту! Нет, не идём. — А балет?.. — тихо и неуверенно спрашивает просто Юнги. — К черту балет! Есть хочешь? Чонгук зол. Чонгук ужасно зол. Он вспоминает, как ломал голову, пытаясь придумать времяпрепровождение, как кричал на него Хосок сегодня из-за третьего пригласительного, но всё равно смог достать его. Его сильно раздражает, что этот чертов Ким Тэхён смеет нарушать его планы. Чонгук любит, когда всё идёт ровно по задуманному. А на него сбросили этого просто Юнги. Чонгук близок к тому, чтобы поймать такси и уехать к себе домой, не сказав ни слова, но, собрав мысли в кучу, решает натянуть маску безразличия, будто его не бесит вся эта ситуация, будто он уже не показал несколькими мгновениями ранее своё раздражение, и вот они сидят в туфлях и дорогих костюмах в кафе «Naruto Ramen» и доедают свои рамэны. — Чонгук? Земля вызывает Марс. Чонгук осознаёт, что с ним пытаются говорить, и выныривает из своих мыслей, выдавая лишь: — М? — Я спросил, сильно ли ты расстроился, что пропускаешь балет? — А? Да нет, на самом деле, я не особо хотел, — решает не скрывать Чонгук. Он не фанат балета. Этот вид искусства кажется ему жестоким. Он считает, что сколько бы ни был прекрасен танец, он не стоит тех жертв, через которые проходят балерины. Ему больше по душе контемпорари — свобода и сила, которые танцоры показывают зрителю, сравнимы с полетом дикой птицы. — А зачем тогда позвал нас туда? — Ну, вообще, я звал лишь Тэхёна. Решил впечатлить твоего начальника, — Чонгука уже не волнует, звучит это грубо или нет. Не волнует его также, что о нём подумает этот просто Юнги. Но тот лишь улыбается, отчего в уголках глазах появляются морщинки. Чонгук решает не уточнять, что такого смешного он говорит. — А чем бы ты действительно хотел заняться, Чон Чонгук, если бы не хотел никого впечатлить? Вопрос застаёт Чонгука врасплох, но спустя пару секунд отвечает: — Кормить уток в Центральном парке. Мне кажется, это и есть обратная сторона Нью-Йорка. Тихий оазис в самом центре города. Это вызывает еще бóльшую улыбку у собеседника, и он говорит своим слегка хриплым глубоким голосом: — Пойдем. — Куда? — недоуменно спрашивает Чонгук, сведя брови вместе. — В смысле куда? Уток твоих кормить. В ближайшей пекарне Чонгук покупает несколько пшеничных булок, упакованных в бумажный пакет, и неспешно в компании просто Юнги направляется под тёмным небом, на котором не видно ни одной звезды, в парк. — Давно ты работаешь на Тэхёна? — задаёт вопрос Чонгук, сидя на скамье и бросая очередной кусок хлеба птицам. — Достаточно, чтобы уже не помнить, сколько точно, — размыто отвечает, уставившись куда-то далеко. Они сидят еще, кажется, вечность на лавочке под деревом с огромной густой кроной, которая скрывает их от этого мира. Оба прекрасно чувствуют себя в компании друг друга, не говоря ни слова. Это не неудобная или неловкая тишина. Ленивыми движениями отщипывают крохотные куски последней булочки и бросают их прожорливым птицам, которые чуть ли не начинают драку. Чонгук и просто Юнги наслаждаются умиротворяющим спокойствием некоторое время, пока Чонгук не нарушает ее. — Пойдем, — говорит, увидев, как на спокойную гладь пруда падает несколько капель дождя. — Но ещё не все утки накормлены… — У этого города свои планы! Поднимайся быстрее, — после этих слов он забирает остаток хлеба из руки просто Юнги и целым куском выкидывает его уткам. — Кто последний до выхода, тот проставляется, — весело говорит Чонгук и сразу срывается в бег. Просто Юнги стоит мгновение, переваривая информацию, а затем стартует, догоняя Чонгука. Дождь набирает силу всё больше и больше, и они, словно дети, бегут, собирая на себе, кажется, каждую каплю, что обрушивается с неба. Они бегут и заливаются смехом. — Что ты думаешь о современном искусстве? — переводя дыхание, спрашивает Чонгук, когда они забегают под ближайший козырек какого-то невзрачного входа. — Ты хочешь в музей современного искусства? Он же сейчас закрыт, наверное. Вместо ответа Чонгук берет за руку просто Юнги и тянет в сам бар, который располагается за этой самой дверью на минус первом этаже. Просто Юнги ожидает увидеть андеграундную выставку с абстрактными изображениями вульв или нечто подобное, но… Но они оказываются в обычном, потрепанном временем баре. Судя по наличию небольшой сцены и человека, рассказывающего монолог на ней, это точно не музей современного искусства. — Стендап? — Ага, — с улыбкой отвечает Чонгук, высматривая в толпе нужное ему лицо. — Но ты говорил про современное искусство. — Это современно? Да. Искусство? Определенно. Чем не современное искусство? Наконец, найдя свою цель, Чонгук решительно направляется к ней, а просто Юнги остаётся лишь следовать за ним. — Чонгук! Какой сюрприз! — восклицает мужчина средних лет, увидев Чонгука. — Сколько тебя тут не было? Год? Два? — Четыре года, Майк, — отвечает Майку Чонгук, поправляя мокрые от дождя волосы.— Но время действительно очень быстро летит, да. — И ты решил спустя столько лет прийти снова позориться на моей сцене? — Нет-нет, что ты, с этим я бесповоротно завязал. Сегодня я лишь слушатель, — с виноватой улыбкой говорит Чонгук, затем продолжает, переводя взгляд на просто Юнги. — Майк, это Юнги. Юнги, это Майк Фишер, владелец этого бара и мой старый друг. — Приятно познакомиться, Юнги?.. — Просто Юнги, — отвечает, пожимая руку Майку. — Тогда добро пожаловать в мой бар, просто Юнги! Парни, вы насквозь промокшие, может вам чаю или чего покрепче? — Определенно, лучше чаю. Майк удаляется, а Чонгук и просто Юнги располагаются за свободным столиком подальше от сцены. Чонгук снимает своё пальто, которое из-за дождя стало гораздо тяжелее, и оставляет его сушиться на соседнем от него стуле. Наконец избавившись от груза, Чонгук расправляет плечи и осознаёт, как он устал. На мгновение прикрывает глаза, но хриплый голос рядом возвращает его в реальность: — Так… Значит, ты был комиком? — Оу, нет, — смутившись и улыбнувшись, Чонгук продолжает, — я думаю, ты либо комик, либо нет. Нельзя им стать или перестать быть. Я хотел быть комиком. Давно. Но это явно не один из моих талантов. — Мне кажется, ты себя недооцениваешь. — Поверь, я переоценивал себя, что вообще выходил на сцену. Я был поистине ужасен. Майк подходит суетливо к их столику, держа в одной руке поднос с чайником и двумя чашками, а в другой руке плед. — Парни, я подумал, что вы не откажетесь от пледов, так как, наверное, замерзли. Но это всё же бар, а не уличное кафе, так что я нашёл лишь один плед, — и бросает его бесцеремонно на колени Чонгука. — Спасибо большое, Майки, это очень кстати, — улыбается учтиво Чонгук, и Майк в ответ лишь по-отцовски треплет его промокшие волосы. Просто Юнги снимает с себя пиджак, жилет, и Чонгук уже шутливо думает, что ему вдруг устроили стриптиз, но на этом просто Юнги заканчивает раздеваться, молча поднимая плед с колен Чонгука и, придвинув стул к нему, накрывает их обоих. Они так и сидят, не разговаривая, и слушают глупые шутки со сцены, пока внутри разливается тепло от зелёного чая. Или не чая? Чонгук столь уязвимо ощущает интимность этого момента, даже окруженный десятками мужчин и женщин за соседними столиками. Его согревает не плед, а жар тела рядом. Ему так хочется прикоснуться к нему, ощутить это тепло под своей ладонью, но он не может позволить себе разрушить этот момент, лишь смотрит на просто Юнги, чьи губы после очередной шутки расплываются в улыбке, отчего в уголках глаз появляются морщинки, смотрит на пушистые ресницы, на то, как двигается кадык, когда он делает очередной глоток чая. И сейчас его внешность не кажется ему дьявольской. С растрепанными волосами и уставшим видом просто Юнги кажется таким мягким, хочется спрятать его от всего мира. Стоит просто просто Юнги повернуться к Чонгуку, как тот отворачивается и больше не позволяет себе так бесцеремонно пялиться. Не сейчас. Не сегодня. Не в этой жизни.