Приличные люди

~Пролог~

Дорогой читатель, история эта произошла совсем недавно, но, к величайшему сожалению, не со мной. Я очень старалась записать самые важные моменты этой своего рода Санты Барбары и могу сказать, что всё, до единого, сущая правда. Но ведь ты, мой дорогой читатель, наверняка догадываешься, какая правда у мечтательного писателя? И даже сейчас этот писатель противоречит сам себе. Ведь я только что сказала, что всё до последнего слова здесь правда. Но если бы я не заверила тебя в этом, ты бы начал читать этот рассказ как любой другой вымысел, да? Если нет, то это небольшое вступление тебе ни к чему, а если я всё-таки права, то знай, что сейчас, когда ты располагаешься поудобнее на мягком диванчике, в кроватке или кресле, может вообще едешь в машине, поезде или метро, вполне вероятно, стоишь в очереди, на остановке или около плиты, ожидая, пока закипит чайник, просто знай: в эту самую секунду герои моей истории даже не подозревают, что я решила превратить их жизни в текст. Не подозревают потому, что считают всё произошедшее с ними совершенно нормальным. А я лично думаю, что такие вывороты судеб встречаются сравнительно нечасто. Забегая немного вперёд, скажу: возможно тебя, дорогой читатель, несколько удивит крайне подробное описание мыслей героев и откровенных сцен.

— Как же это так? — спросишь ты. — Ты же сказала, что просто узнала эту историю, а не присутствовала рядом с каждым героем двадцать четыре на семь и не залезала ему в голову.

— И что ж с того? — отвечу я. — Телепатию и намеренное ясновидение никто не отменял, с чего это такие вопросы?

Ну всё, хватит, пора заканчивать эту бессмысленную болтовню. Уверена, тебе уже порядком надоело немного лишнее с точки зрения хорошего писателя примечание. Но зато теперь ты точно знаешь, что читаешь не вымышленную историю, а историю, в основу которой легли настоящие судьбы настоящих людей.

1

Переулок был тих и безлюден. По неширокому тротуару шёл, покачиваясь, высокий молодой человек. Он был небрит и сильно пьян. На нём была расстёгнутая в ключицах рубашка, небрежно выбившаяся из джинс, и местами пыльная кожаная куртка. Порывы январского ветра лезли под неё своими холодными языками, обжигая разгорячённую от перепитого алкоголя кожу. Чонгук на ватных ногах плёлся по улице, с трудом не натыкаясь на фонарные столбы, которые в этом районе не использовались по назначению, из-за чего вокруг стояла непролазная темень. Только очень редкие машины, периодически шнырявшие по дороге, почти бесшумно скворчали газом и прорезали ночь длинными лучами фар. У Чонгука подкруживалась голова, во рту было сухо, как в Калахаре, тело вело себя непослушно: его одолевала слабость. Он ни о чём не думал и ничего не хотел, причины для пьянства тоже не было, а с точки зрения морального самочувствия всё вообще было великолепно. Соображал Чонгук туго, но дорогу помнил хорошо, так что просто плёлся прямо, не обращая внимания на внешние шумы. Порой ему казалось, будто кто-то шёл за ним, но, пару раз обернувшись, Гук оставил эту мысль, ссылаясь на шум в ушах, не самое трезвое сознание и беспрестанное хрипение ветра в деревьях. Он безжалостно шваркал листьями, трепал ветки и свистел в коре — пронизывающий, предфевральский. Чонгук не чувствовал ничего, кроме кипятка в крови: спирт знатно разогрел его. Когда сзади снова раздался звук грубых шагов, он среагировал не сразу и обернулся уже поздно. В скулу неожиданно прилетел увесистый кулак, и Гука отшвырнуло к бордюру, разделявшему пустую дорогу и безлюдный тротуар. Прилив горячей крови ко лбу заставил его тряхнуть головой и проморгаться. Он тронул пальцем рассеченный висок, подвигал челюстью, проверяя на прочность, и открыл глаза, видя перед собой два чёрных силуэта. Удар, второй вдруг снова отдаются тягучей болью в голове, и Чонгук утирает рукавом струйку крови из носа. — Какого чёрта… — Подхрипывая, он хочет подняться, но голова кружится, заставляя его ненадолго осесть. — Ну что? Хватит, или ещё хочешь? — голосом, которым вполне можно было скрутить гайку, пророкотал один из незнакомцев. Чонгук пересилил себя и поднялся, делая вид, что не способен адекватно стоять на ногах (впрочем, сымитировать это было не так сложно), и вдруг врезал кулак в чужой подбородок, отбрасывая незнакомца в сторону. — Ах ты, уёбок… на посошок захотел? — пропищал второй голос, совсем другой, до отвращения высокий и с некоторой хрипотцой. Резкий пинок в живот заставил Чона согнуться, однако он поборол тошноту и моментально распрямился, обрушивая собственные костяшки в чей-то глаз и на секунду выводя противника из равновесия. Но рука верзилы хватает его со спины, сдавливает шею, силясь задушить. Гук затылком разбивает его подбородок, предпринимает попытку вырваться, снова получает ногой в живот, гнётся, кашляет, ошибочно бьёт каблуком назад: верзила уворачивается. Опять удар в живот, вызывающий головокружение и кашель с привкусом алкоголя и крови. — Веди себя спокойнее, а то мы легко расправляемся с такими придурками как ты, — раздался тот же ржавый голос у него над ухом. — Что вам нужно? — прорычал Чонгук, чувствуя, что кислород потихоньку начинает заканчиваться от пережимания шеи, в голове мутнеет всё сильнее, а живот сводит от желания выплеснуть переизбыток алкоголя. Он слишком пьян для этой драки. — Ты помнишь Ниги? — пискляво спросил голос напротив. Совсем смутно Чонгук разглядел напротив себя какие-то неясные черты лица, которые, впрочем, запомнить не удалось. Он проморгался, больно сглотнул, пытаясь втолкнуть воздух в легкие, и грубо бросил: — Конечно нет. — Уверен? Значит сейчас вспомнишь. Чон почувствовал движение впереди и, успев предупредить следующее действие верзилы, нанёс ему удар в колено, а после в пах, отчего незнакомец взвыл. Не теряя времени, Гук перехватывает руку того, что поменьше, и кидает его через себя на асфальт. На этом его успехи заканчиваются. Грубый, жёсткий удар чем-то тяжёлым по затылку вынуждает ослабить хватку и почти с неконтролируемым бессилием повалиться на тротуар. Один заезд по лицу, второй, на третий Гук чувствует, как начинает заплывать глаз, а в рот сквозь губы просачивается соленая вязковатая жидкость. Удар, удар, еще удар. Чонгук перестаёт их чувствовать, зная только, что голова его сейчас несуразно болтается из стороны в сторону. Особенно больно вдруг стало в районе виска, и Гук понял, что мыслями куда-то падает, роняя голову на грудь, и слышит сквозь путанное сознание: — Идём. Кажется, с него хватит. Шаги удаляются. Не имея возможности даже открыть глаза, Чонгук пытается встать, но оседает обратно, выведенный из строя ломотой в костях. Почему-то болела рука. Чонгуку было душно, несмотря на то, что пошел холодный редкий дождь, совершенно типичный для конца января. Он знал, что, наверняка, у него разбиты губа, нос и часть брови, быть может и на затылке что-нибудь осталось, а судя по кашлю с кровью — был поврежден желудок. Тяжело и болезненно, он думает, что совсем не слабак. Было много драк, жестоких и справедливых, порой неоправданно глупых, но Чонгук всегда оказывался на высоте. Дрался он хорошо. Из боя выходил покоцанный, но победивший и без особых травм. Думая, что, скорее всего, сегодняшней его неуклюжести виной алкоголь, он впадает в болезненное забытие, даже не пытаясь зацепиться за ускользающую реальность. Чонгук приходит в себя от ощущения на губах в запёкшейся крови чего-то мокрого и прохладного, непроизвольно приоткрывает рот, жадно глотая воду, будто смешанную с железом. — Вот так… хорошо… умничка… — слышит он над собой. — Ну же, парнишка… парнишка… посмотри на меня… господи, что же ты тут забыл в такое время… Мягкий голос звучит риторическим вопросом и где-то очень далеко, незнакомец слегка бьёт Гука по щекам, стараясь привести в сознание. Он включает фонарь в телефоне, и Гуку резко ударяет по мозгам этот свет. Он чувствует, как пальцы стирают кровь с глаз и убирают прилипшие к ней волосы. Сквозь грязные ресницы Чонгук совсем смутно видит над собой белую чёлку и правильные мелкие черты бледного лица, но его снова переклинивает болью в животе, а голова безвольно откидывается на бок. Незнакомец рядом суетится и садится ближе, аккуратно перекладывая брюнетистую макушку себе на колени. — Ну же, парнишка… потерпи немного. Сейчас приедет «скорая», всё будет хорошо… Чонгук снова приподнимает тяжёлые веки, порывается встать, но руки незнакомца тут же ловят его, когда не получается совладать с равновесием, а голова опять противно кружится. Прохладная ладонь успокаивающе гладит по волосам и лбу, незнакомец что-то говорит, но Чонгук уже не слышит. Слабость окончательно взяла верх, погружая его в сон.

2

Он с усталым равнодушием бегал взглядом по молодой медсестричке с блокнотом в беленьких ручках и грузному врачу — мужчине средних лет, с белыми пушистыми усами и в заляпанном пенсне. Чувствовал Гук себя препаршиво, но быстро поднялся, автоматически хватаясь за нывший затылок. — Вам лучше, господин? — благодушно спросил врач, помогая Чонгуку приподняться. — Вас уже ждут. — Я прекрасно себя чувствую, — ответил тот, слегка поморщившись от боли в боку. — Вас избили, господин, — тем же бархатным голосом сообщил мужчина, думая, что, возможно, эта информация будет новой для Чонгука, и что избитый человек даже гипотетически не может чувствовать себя лучше, чем фаршированная камбала. — Вы были оглушены, и вам повезло, что обошлось без сотрясения мозга — крепкий вы, однако, орешек. Ещё у вас сильные ушибы мягких тканей и повреждение желудочных сосудов. Дело нехорошее, но поправимое, осложнений никаких не прогнозируется. Ваш помощник уже купил необходимые лекарства, так что через неделю будете как новенький. Гук снова скривился, сдавив пальцами виски. Прекрасно, избили. А вот с предположением о повреждении желудка он не ошибся. Вот что значит — опыт. Но его вдруг осенило. — А парень, который звонил вам? Он… — Ушёл, господин. Сидел с вами больше трёх часов, потом за вами приехали, и он ушёл. — Вы его регистрировали? Врач с сожалением покачал головой, его глаз-пенсне извинительно сощурился. — Мы недавно отменили регистрацию экстренных вызовов. Не успеваем, видите ли. Информации и так слишком много. Чонгук взял висевшую на стуле куртку и подошёл к зеркалу. Губа была криво разбита и залеплена пластырем, над левой бровью запеклась дорожка крови, на затылке виднелось что-то вроде заплатки из бинта. Правый глаз рассечён у виска, капиллярчики в нём полопались, верхнее веко распухло, поэтому приходилось держать его       полузакрытым. Гук перевёл хмурый взгляд на порванную грязную рубашку и поднял её: на животе красовалось несколько крупных гематом. — Я бы посоветовал вам отлежаться у нас денёк–другой, — обходительно предложил врач, будто отвечая на скептический взгляд Гука при виде травм, — но, вижу, вы уже готовы протестовать? — Всё верно видите, я не намерен здесь валяться. Мужчина понимающе кивнул. — Возьмите, — он протянул Чонгуку тюбик с мазью, — два раза в день тонким слоем. И не забудьте, пожалуйста, принимать лекарства. Я дал вашему помощнику необходимые инструкции. Чонгук благодарно глянул на доктора, размазывая белую массу по синим подтёкам и наблюдая за его лицом в зеркале. Тот вдруг смутился, что-то обдумывая, и спросил осторожно: — Вы будете писать заявление? Вообще-то мы были обязаны сообщить в полицию сразу, но… — Он замялся, пожевал свой седой ус, прикрыл глаза, сбив пенсне на цепочке, и закончил: — Мне сказали посоветоваться с вами. — Я не намерен ничего писать, спасибо, что посоветовались. Медсестричка, покорно молчавшая позади доктора, ответила каким-то испуганно–удивлённым взглядом, когда начальник обернулся к ней, чтобы пояснить глазами отсутствие необходимости что-либо записывать. — Это, конечно, не моё дело, господин, — опять начал врач спустя недолгое молчание, — но ваша личность является несколько публичной, а потому может часто подвергаться опасности. Со мной связался ваш врач, и его заключения о вашем состоянии здоровья вполне положительные. Однако если подобные травмы будете получать с незавидной регулярностью, то это сильно вас подкосит. Ведь у вас наверняка много недоброжелателей, в значит — много проблем. Чонгук перевёл на доктора сердитый взгляд. — Не думаю, что это повторится снова. — Он чуть было не ляпнул, что это действительно совсем не врачебное дело. Мужчина только беспомощно пожал плечами. — Если вы считаете меня публичной личностью, то, конечно, догадываетесь, что всё происшедшее должно остаться конфиденциальным? — Разумеется. И да, вам не рекомендуется употреблять алкоголь хотя бы недели две, пока ваша микрофлора полностью не восстановится. Чонгук, проигнорировав наставление, нащупал во внутреннем кармане куртки тугой бумажник и положил на тумбочку под зеркалом две купюры крупного номинала. — Всего доброго. Врач ответил ему молчаливым наклоном головы. Чонгук накинул куртку и вышел в коридор. Там висел слабый запах чистых халатов, спирта и каких-то душистых витаминов. Всё вокруг сияло новизной. Даже шедшие медленно и устало санитары, полусонные, с прикрытыми глазами, казались в этой новизне не такими удрученными. За бесконечно–длинным, с кучей окошек, столом регистрации спала седовласая располневшая женщина лет пятидесяти. Над дверью чуть дальше висела табличка «exit». Было холодно и тихо — типичное предрассветное состояние природы. Густая и важная Сеульская ночь лениво скатывалась за горизонт. Чонгук сделал широкий глоток по ощущениям чуть морозного воздуха и, сбросив мурашки, медленно выдохнул, наслаждаясь кислородом, пока ещё не пропитанным дневными газами. Совсем рядом мигнули фары приземистой статусной машины, откуда вскоре появился невысокий, но хорошо сбитый брюнет. Он был одет не по погоде холодно: измятый чёрный пиджак и неровно застегнутая рубашка. У него был вид разочаровавшегося в жизни и уставшего от неё человека, и если бы он сказал, что чувствовал себя сейчас прекрасно, это было бы враньём. Парень зевнул и неконтролируемо громко закрыл дверь машины. Недовольный своим действием, он вошел в свет фонаря, благодаря чему разглядеть его стало проще. Лицо брюнета отливало красивой смуглостью. Глаза смотрели серьезно и негодующе. Нос был строго прямым, скулы резкими, ровными. И весь он казался будто угловатым, но угловатость эта невероятно шла ему. Даже движения его были словно отточенными заранее, может даже роботизированными, но все равно невероятно привлекательными. — Какого чёрта я должен ловить тебя по больницам в пять часов утра да ещё и в свой выходной? — низким недовольным тоном возмутился он, кидая в Чонгука пакет с лекарствами и открывая дверь, ведущую на переднее сиденье. — Хорош, — заметил, оглядев парня. — Неплохо разукрасили. Тебе даже идёт. — А тебе, Вао, я плачу за мою безопасность, вот только или мало плачу, или работник неквалифицированный, потому что шляется неизвестно где, — отозвался Гук с мрачной грубостью и широко зевнул, опуская сиденье. — Ты правда считаешь, что в мои обязанности входит шатание за тобой везде и всюду? — фыркнул Вао, через секунду беспрепятственно несясь по пустым дорогам всё ещё спящего города. — В таком случае, у тебя полностью смещены ориентиры. — Именно это и входит в твои обязанности. — В первую очередь, я старший менеджер в компании твоего отца, а уж потом твой прихвостень. Я вынужден нянчиться с ребенком-переростком по его же собственной прихоти. — Ты бы базар фильтровал, а то так недолго и в ебальце получить, – спокойно буркнул Чонгук. — А я не прав? Вчера ты сам сказал мне: «Вали, куда тебе там надо, пока я не передумал.» И заметь: я напомнил тебе звонить, как только понадоблюсь. — Я, знаешь ли, как-то не предполагал, что меня отчибучат за ближайшим поворотом. В следующий раз сигнальную ракету пущу. — День за днём одно и то же, когда ты уже в нормального человека превратишься? — Не ной, — Чонгук, ворочая вялым языком, устало зажмурился, — и без тебя тошно. А вообще, если жизнь пресная, не грех и перчика добавить. — Так не мудрено и язву желудка заработать. — Вао помолчал, раздумывая. — И всё же, что произошло? — Просто случайность. — Ты в такие «случайности» вляпываешься с завидной регулярностью, а частая случайность — признак закономерности. У тебя потрясающая способность лезть куда не просят и наживать сраную кучу проблем на свою богатую задницу. Чонгук ненавидел подобные беседы: он находил в них унижение для себя, но не мог пойти против старшего, который был прав (Гук, естественно, сам себе вряд ли признается в этом). — Слушай, — всё же не выдерживает он, — харе меня позорить. Вао фыркает. — Да чего тебя позорить-то? Ты и сам хорошо справляешься. — Но в этот раз всё было действительно по-другому. Я много выпил и решил пройтись, оставил машину у клуба. Идти было не так уж и близко, поэтому я срезал путь через соседний переулок, а тут эти двое мордоворотов набросились на меня с кулаками и почти превратили в фарш для котлеты. — Да–да… в запой ещё сходи, себя пожалей, это же как раз в твоём стиле. — Вао помолчал. Ответ младшего его не успокоил, пусть он и отнёсся к нему с пренебрежением. — Не думал, за что тебя так отделали? — Да братки одного из мальчиков за него впреглись. Как его… блин… Гуга, Гига… Пофиг, короче. — Чонгук сполз по спинке кресла вниз и снова зевнул. — В любом случае, я не сильно жажду встретиться с этими очаровательными парнями ещё раз, чтобы они снова начали растирать меня в порошок. Ты, главное, проследи, чтобы вонючие СМИ и ребята из службы правопорядка не пронюхали об этом и не совали свои длинные носы куда не следует. Вао согласно кивнул. Спокойный голос господина насторожил его. Вао знал, что в случае с хозяином чрезмерная уверенность никогда ни к чему хорошему не приводила. Знал, что и теперь не приведёт. — Завидую твоему хладнокровию, — сказал он. — Но ты бы раньше времени не расчехлял свой энтузиазм. Твой отец сейчас не в лучшем настроении. Я не говорил ему насчет драки, он пока знает только, что ты бухал почти сутки. — Плевал я на него. Выдумал себе сынка, который будет ему ботинки вылизывать… Ну уж нет: сам выдумал, пусть сам и вылизывает, я в этом не участвую. Вао не ответил, только обречённо покачал головой, понимая, что мусолить одну и ту же тему каждый раз смысла нет. — Чем он, кстати, был занят всю неделю? — спросил Гук как бы между прочим. — Что с делами в компании? — Неужели? Опомнился… — Вао с показательным раздражением вытягивал буквы в словах. — Ладно, попридержу свой сарказм. Отец твой моделей ищет. Ты пока зависал по кутузкам с больницами не встречал парня идеальной внешности? — Ну да, встречал, когда смотрел в зеркало. Вао метнул на Гука презрительный взгляд. — Господи, я так давно тебя знаю, но ты до сих пор меня бесишь. Особенно, когда бухаешь. — Брось, я выпил-то сто грамм с прицепом. — Да видел я, как ты нацеплялся. На тебе трезвого места не осталось. Даже паспорт проспиртован. — Тебе мыло дать? или без него везде влезешь? — неожиданно вспылил Чонгук. — Какая тебе к черту разница? Я занимаюсь тем, чем хочу, и мне совершенно плевать на чьё-либо мнение. Вао только молча пожал плечами. Подобные всплески раздражительности были ему хорошо знакомы, так что он давно привык игнорировать их. Оставшуюся часть пути они ехали молча. Чонгук курил, вальяжно раскинувшись в кресле. Вао хотел было толкнуть долгую речь про вред сигарет и их отвратительный запах, но не стал, лишь приоткрыв окно, чтобы впустить свежий воздух в салон. Вао был крепким симпатичным омегой. Черноволосый, скуластый, с чуть глубоко посаженными серьезными глазами, он привлекал внимание сразу, стоило только бросить на него взгляд. Весь мускулистый, широкоплечий и хорошо сбитый, Вао был совсем не похож на омегу. Он женат, женат крепко и бесповоротно влюблённо. Прямолинейный, порой даже грубый, но всё такой же честный. Чонгук уважал его за чувство ответственности, целеустремлённость и умение дать объективный, действительно правильный совет. Он вытаскивал Гука не из одной перепалки, прикрывал перед отцом, первое время выручал деньгами, научил работать фрилансером. Всё это Чонгук помнил и очень ценил, и сейчас, чувствуя себя должным, старался по возможности помогать ему любыми способами, будь то связи, деньги или любая другая услуга. Вскоре машина свернула на узкую улочку с чистыми тротуарами. Всё вокруг было засажено высокими, идеально остриженными кипарисами, демонстрирующими богатство района. Они тянулись вверх, как свечи, серые, шаткие от ветра. Справа и слева от дороги уходили переулочки, заставленные громоздкими респектабельными особняками золотой молодёжи и их содержателей. Дома, совершенно не похожие друг на друга, сразу бросались в глаза своей изысканностью и эстетичностью. Вао припарковался около одного из них. Вокруг дома броской громадой высился длинный каменно-красный забор с повителью, засохшей, в снежном налёте. За забором возвышались крыши башен самого особняка, походившего на сказочный. На территории особняка было три въезда: для машин хозяина, для машин родственников и для машин гостей. Дорога около въездов была вымощена идеальной по своей ровности плиткой, похожей на одну сплошную глыбу из асфальта. Широкие ворота, изрисованные какими-то непонятно-вычурными, но, видимо, безумно дорогими узорами, вполне гармонировали с оградой. Одни из ворот беззвучно, но грузно открылись, и показались двое охранников, одетых в одинаковые чёрные пальто, кожаные утепленные кепки и высокие сапоги с начёсом. Под грудью многоговорящими силуэтами выпирали пистолеты, к воротникам пальто были прикреплены датчики с красной кнопочкой, в руках — рация. Охранники расступились, давая машине заехать на плиту из асфальта, зажали кнопки на пультах, и асфальт поехал вниз, вскоре привозя машину в немаленькую парковочную зону (вторую. Первая была на верху и предназначалась для гостей). Вао выключил мотор и сочувственно глянул на младшего. — Ни пуха ни пера, — сказал он так, словно отправлял своего господина на допрос к инквизитору. — Не жди от меня типичного ответа. Мне абсолютно плевать на всё, потому что за сутки я так нормально и не поспал. — Выходя из машины, он бросил: — Подожди здесь, отвезёшь меня домой.

3

Чонгук уверенно зашёл в кабинет. Черноволосый с проседью, коротко стриженный, в серой шелковой пижаме, невысокий и немного располневший мужчина лет пятидесяти стоял у окна, напряжённо сложив руки за спиной. Он был очень похож на Чонгука (точнее Чонгук на него), но огромный портрет на стене имел с Гуком немного больше схожих черт. Мужчине на нём было не больше тридцати лет. Курчавый, смуглый, невероятно приятный, он улыбался сдержанной, но мягкой улыбкой (первое сходство). Чуть широкий нос (уже второе) и упрямый, формы мягкого квадрата подбородок (третье). По веселому взгляду глаз, разрез которых нередко сравнивался его супругом с Бемби, можно было подумать, что он омега, но нет — на портрете альфа. Зато Чонгука было невозможно спутать: его черты были чуть более жёсткими и грубоватыми. — Что ж тебе всё неймётся-то… Шило в одном месте сидит? — начал мужчина у окна без предисловий и не оборачиваясь. — Где ты шлялся? — Здравствуй, отец. — Я задал тебе вопрос. — Он повернулся к сыну, глаза блеснули раздражением, когда быстрый взгляд оценил состояние Гука. — Это что ещё такое? — Не «что», а «кто», — пренебрежительно поправил Чонгук. — Это непутёвый сын своего великого папаши. Вокруг было много посадочных мест, но Гук остался стоять, понимая, что если сядет, то отключится моментально — усталость одолевала его. — Кто тебя так отделал? — игнорируя грубость в словах сына, осведомился мужчина. — Или ты одержал очередную победу в смертельной схватке с главарём помойной мафии? — Весёлая встреча с бывшим. — Знаешь, что? Не умеешь держать своих альфонсов в узде, запишись в кружок кройки и шитья. — Это исключительно моё личное дело, — огрызнулся Гук. — Ошибаешься, — резко возразил мужчина, демонстрируя свои не по годам белые и ровные зубы. — Твоя репутация напрямую связана с моей, а значит, с моими управленческими навыками и с тем, как я воспитал своего сына. — Не поднимай пыль впереди стада, — устало буркнул Чонгук, растягивая рот в широком зевке. Глаза тут же стали влажными, так что ему пришлось проморгаться и раздражённо потереть веки ладонями. — Это я поднимаю? Разве не ты уже так давно в ней купаешься? — Я найду постоянную работу. — Чонгук вздохнул, давя в себе тянущее чувство слабости и желание сна. — Просто дай мне время. Мужчина сел в кресло, глянул в окно, сдвинул на край стола кипу бумаг и глотнул остывший кофе. Господин Чон невероятно любил своего сына, но порой Гук казался ему полнейшим глупцом. — Чем тебя не устраивает моя фирма? — спросил он спокойно, но по всему было видно, что ему раз за разом приходилось задавать этот вопрос, притом получая один и тот же ответ. Эта тема уже успела стать болезненной для обоих. — Я не буду работать на тебя. — Голос Гука обрёл стальную нотку: подобные разговоры бесили его. Он не хотел работать на отца, так как не хотел зависеть от него в принципе. Он любил деньги, любил, когда их много, но любил также, чтобы это были только его деньги, заработанные им самим. — К тому же, — добавил он, хотя прекрасно знал, что это не аргумент, — у тебя совсем другой профиль. Дизайнеры интерьера не требовались и не потребуются уж точно. — Ну почему обязательно дизайнер? Твой диплом юриста… — Я уже не раз говорил тебе! — Да это пожалуйста, но ведь тебе хорошо известно, как трудно найти работу, которая будет полностью устраивать. А у меня ты получишь быстрый карьерный рост, достойную зарплату, оплачиваемые отпуска, больничные — всё, как полагается. — Серьёзно, па..? — Чувствуя, что от отсутствия сил колени начинают пружинить, Гук всё же опустился в кресло сзади, опять потёр тяжёлые, словно свинцовые, веки. — Разве не ты постоянно требуешь от меня серьёзности и самостоятельности? Или, быть может, я что-то неправильно понял? — Да, но… — В таком случае, я сам решу где работать. Губы мужчины, сероватые от постоянного курения, негодующе сжались. — У тебя ничего не выйдет. — Ты видел меня в действии, чтобы делать такие поспешные выводы? Совсем не веришь в меня? Мужчина усмехнулся. — Мне достаточно знать твой характер, чтобы быть уверенным в твоей никчёмности, — сказал он, тут же ужасно пожалев о последнем слове. Моментально растеряв сдержанность, он кашлянул и суетливо закурил. — Вот как? — в глазах Гука скользнула злость. — Да будет тебе известно, что у меня есть заказы уже почти год. — Я бы очень удивился, если бы ты не брал даже самую мелкую работу. Тебе ведь нужно деньги на казино и проститутов где-то искать. — Раз ты такой прямолинейный, тогда давай, вспомни, каким ты был в мои годы. Отец рассказал мне парочку фактов из твоей разгульной молодости, даже я живу не так весело. — Д в твои годы… — Ага, давай-давай, говорю же, расскажи, как ты весь из себя молодой и перспективный мотался где-то между Сеулом и Шанхаем или между Нью-Йорком и Парижем, что-то я забыл этот факт твоей биографии. — Чонгук встал с трудом, но взгляд его был твёрд. — Оставь меня в покое, не разрушай мою жизнь так же, как разрушил свою. Или стоит напомнить тебе, почему отец… — Не трогай отца. — Мужчина резко вскинул подбородок, давая понять, что не собирается рассуждать на эту тему. — Ты ничего не знаешь. — Конечно знаю и именно поэтому говорю тебе: не лезь, если не хочешь, чтобы я стал таким же, как он. — Твой отец был прекрасным человеком. — Взгляд мужчины словил фотографию на столе, потом портрет. Глаза блеснули невольными слезами, в редких морщинках у век скопилась влага. — Если ты не заметил, я ни в чём его не обвиняю, — Чонгук тоже глянул на портрет, быстро отворачиваясь, — но это ты запер его в четырёх стенах, запретив работать, разве я не прав? Он сгнил здесь, а ведь всё могло быть по-другому. — Хватит! Замолчи. — Мужчина потёр пальцами лоб, решаясь. — Твой отец был болен. Почти десять лет он страдал от опухоли, ему были запрещены любые нагрузки. — Мужчина не смотрел ни на сына, ни на портрет, мысли его, кажется, вернулись на несколько секунд в пошлое. Чонгук молчал, побелев. — Болезнь то прогрессировала, — продолжил наконец мужчина, — то затухала. Я не мог так рисковать его здоровьем. Чонгук похлопал по карманам. Сигарет не было, и он зачем-то сел, потом встал, еще раз обшарив карманы. Эта новость на мгновение вывела его из равновесия, ударив прямо по больному, но Гук быстро овладел собой, и уже ни один мускул не дрогнул на его лице, только глаза всё ещё хранили следы бесконечной горечи. Севшим бесцветным голосом он спросил: — Почему ты говоришь мне об этом только сейчас? Мужчина тяжело выдохнул. — Роби был уверен, что, узнав о его болезни, ты не полетишь в Америку, а ты планировал учиться там, поэтому он попросил ничего тебе не говорить. Я согласился, потому что хорошо знаю тебя: ты бы никогда не бросил его в таком состоянии. — Ладно, — Гук встрепенулся, словно стряхивая с себя оцепенение, — скандал перенесём на завтра. Сейчас я ужасно устал. — Мы снова не пришли ко взаимному соглашению, — беспомощно пробормотал мужчина. — И никогда не придём. Извини, я хочу спать. Чонгук вышел, оставив отца наедине со своими мыслями. Тот долго смотрел на закрывшуюся дверь, потом взял фотографию, рассматривая родное лицо на ней с грустной улыбкой. — Почему тебя нет с нами, Роби..? Ты нам нужен. Очень нужен.

4

Чонгук сидел на своём излюбленном месте в углу зала. Потягивая крепкий макколи, он с привычной тщательностью бродил взглядом по клубу. Гук проспал почти пятнадцать часов и сейчас чувствовал себя великолепно. Настроение у него было самое что ни на есть прекрасное, оставалось только подкрепить его подходящим омегой, а если повезёт, то парочкой. Телефон завибрировал, и Чонгук нехотя включил экран. _________________________________ Кэрл: +07-518-9553 _________________________________ Придёшь сегодня?) 22:15 _________________________________ Чонгук задумчиво выдохнул. «Материалы диалога» — и Гук, размышляя, листает огромное количество фотографий. Вот Кэрл стоит напротив зеркала в кипельно белых хипсах; вот его красивый торс, бёдра, эстетично расположившиеся на столе и оттопыренные в сторону камеры; вот он в чёрных чулках и такого же цвета кроссовках на высокой подошве. Ещё немного поразмыслив, Гук возвращается к переписке: __________________________________ Кэрл: +07-518-9553 _________________________________ Придёшь сегодня?) 22:15

Как получится

22:17

Скучаю😘😘😘 22:17 _________________________________ Чонгук с нескрываемым раздражением пихает телефон в карман и делает небольшой глоток алкоголя. Мимо прошествовал мальчик в зеленом парео, обдав Чонгука нестерпимо сладким запахом то ли духов, то ли течки. Чонгук вдруг подумал, что очень хорошо знает этот запах, что, вероятнее всего, это именно духи, и что они как две капли воды похожи на духи Кэрла. Этот приторный запах, вместе с пошло-игривым тоном сообщения, вместе с всплывшим в памяти черноволосым маленьким лживым лицом, вдруг поднял в Чонгуке отвращение. Он еще раз пролистал фотографии и задался резонным в такой ситуации вопросом: чем привлёк его Кэрл? Ответ был ясен и до невозможности прост: красотой тела и, конечно, доступностью. Кроме того, рядом с ним Чонгук чувствовал собственное превосходство, а Кэрл своим фанатичным восхищением только добавлял Чону самоуверенности. Чонгук не любил назойливость. Это было неинтересно. Ему нравилось чувствовать себя охотником, отслеживать жертву, ловить (непременно с сопротивлением) и, наконец поймав, выискивать её слабые места, чтобы бить туда, чтобы уж точно без промаха. С другой стороны, чрезмерная замкнутость и сложность характера жертвы усложняли процесс захвата, требовалось больше времени, что совсем портило планы Гука. Поэтому он давно уже определил для себя золотую середину. На постоянке этой серединой, до недавнего времени, был Кэрл, но и тот последние месяцы без конца напоминал Чонгуку о своём существовании. Если же говорить о ночных мотылёчках, то тут всё было попроще. Необходимо было опираться на собственную интуицую, которая, впрочем, подводила крайне редко. И вот сейчас внимательный взгляд альфы тормозит на баре. Тонкий и миниатюрный парень со смольно–чёрными волосами сидит на высоком стуле и оживлённо болтает по телефону. Рядом тоже кто-то расположился, но Чонгук как-то не обратил на них внимания. Его завлек именно этот омега. Худая ножка малыша закинута на коленку так, что Гук может видеть чуть пухлую ягодицу и часть очень неплохой задницы. На парне был ярко–красный свитер, оголяющий плечи, облегающие, светлого оттенка джинсы и черная плотная шляпа. Чонгук колеблется не дольше секунды. Дождавшись, пока омега закончит разговор, Гук направляется к нему, усаживаясь на стул рядом. — Ты здесь один, прелесть? — поинтересовался как бы невзначай. Парень повернулся. У него было круглое личико с сильно выделяющимися щеками, маленький рот, пухлые, чуть подкрашенные губы и небольшой курносый носик. Его глаза были аккуратно подведены, розоватые тени ровным тоном лежали на веках. Вокруг парня витал запах цитрусовых. Судя по его лёгкости, омега был бестечный, но это совсем не волновало Чонгука. Он по инерции глянул на запястье брюнета: там красовалась аккуратно выведенная татуировка в виде змейки. Проститут. Оно даже и лучше. Парень поправил своими изнеженными пальчиками чёлку, куснул губу и улыбнулся, показав маленькие ровные белоснежные зубки. — Это можно исправить, — сказал он приятным голосом, быстро осмотрел Чонгука и явно остался доволен, потому что одарил его новой улыбкой, ещё более многообещающей. Тот и сам чувствовал, что не ошибся. Он ответил широким хищным оскалом и щёлкнул пальцами в воздухе. Бармен — яркий рыжеволосый альфа, с голым торсом, но зато в фартуке — моментально оказался рядом, с любопытством рассматривая парочку. — Тебе соджу или что покрепче? — обратился Гук к омеге. — Лимонный сок с сахаром, пожалуйста. — Какой невинный, — ухмыльнулся Чонгук, вдруг чувствуя, как сбилось дыхание от внезапного прикосновения небольшой ладони к члену под брюками. — А ты хорош. Не люблю лишнюю болтовню. Парень улыбнулся, сильнее сжав пальцами бугорок и принимая от бармена заказ. — Я выпью, но чуть позже. Чонгук привык понимать намёки. Порывшись в карманах и не обнаружив там ключа, он поднялся, сунул бармену несколько купюр и повернулся к омеге: — Подожди меня здесь, маленький. Администратор — невысокий пухлогубый бета с большими хомячьими щеками и хорошо прокрашенными жёлтыми волосами — привычно улыбнулся подошедшему Гуку, без вопросов протягивая ему ключ. — Большой поток? — поинтересовался Чонгук у администратора. — О да, господин Чон, — с готовностью отозвался тот. — Сегодня просто завал, все номера заняты, кроме вашего, конечно. Коротко кивнув и улыбнувшись, Гук направился к омеге, покорно сидящему у бара. — Стой!!! Стой!!! Стой, Чонгук-ааа!!! — знакомый голос с трудом перекричал бой музыки из соседнего зала. — Ну же, Си, давай позже. Я сейчас немного занят, — недовольно бросил Чон подлетевшему хозяину клуба и продолжил было идти, но Дарси снова тормознул его. — Я всё понимаю, Гуки, — умоляюще пролепетал тот, — но сейчас в твой номер нельзя. — Что значит «нельзя»? — с нетерпеливым удивлением переспросил Чонгук. — Видишь ли, — Дарси неловко помялся, заламывая красивые пальцы во множестве колец, — мне тут птичка нашептала, что перфект будет проездом в Сеуле, вроде как, по делу, и собирается сегодня посетить моё скромное заведение. Мальчиков свеженьких ему захотелось. Вот я и подготовил ему лучший номер, то есть — твой, просто не успел ещё предупредить администратора. Дарси был смуглокожим брюнетом с прекрасным телосложением и очень симпатичной мордашкой. Ему было тридцать три, но это казалось наглым враньём. Крайне требовательный к себе, он часами зависал на тренировке по спортивным танцам, изнурял себя долгими диетами, порой, правда, срываясь и набивая свой подтянутый до идеального состояния животик сладостями. Необычайно большие для азиата глаза выдали его замуж за одного из самых влиятельных альф Сеула, и его семейная жизнь складывалась крайне удачно. Джусон страстно любил его, но был вечно занят, что очень огорчало омегу. А его благоверного, в свою очередь, не устраивало то, что Си продолжает заниматься делами клуба. Ссоры по этим поводам первое время могли длиться до глупости долго, но уже лет пять и Дарси и Джусон обходились только недовольным бурчанием друг на друга, что значительно облегчило их жизнь. Однако до недавнего времени над счастливой семьёй висела… нельзя сказать, что проблема… скорее, несогласованный вопрос. Джусон хотел детей, искренне и с радостью всегда говорил об этом с мужем. Но Дарси был категорически против. Он в принципе склонен к полноте, из-за чего ему приходится регулярно тренироваться, а что же будет после родов? когда на пилатес, танцы и зал времени совсем не останется. Мысли о лишнем весе после родов окончательно закрепилась в сознании Дарси с приездом брата — Долорси. Всего год назад он вышел замуж, через девять месяцев родил девочку и уже был беременный вторым. Когда он приезжал к Дарси, шёл только первый месяц, пол определить возможности нет да и живота не видно, но Дарси ужаснула полнота раньше стройного брата. Ему было всего двадцать пять, когда он покинул родную Корею идеального телосложения красавцем. Сейчас же перед Дарси стоял улыбающийся колобок с двухмесячной крестницей в переноске. Поразило Дарси не столько покруглевшее лицо брата, сколько его безмятежный тон: — Поднабрал я немного, как видишь, — счастливым голосом говорил младший, — но, знаешь, это такая мелочь, по сравнению с… Ней. И он ласковыми глазами глядел на розовое личико дочки — копию его супруга–канадца. — Ещё и тут вот… Думаем, может мальчик будет. — Любовно гладил совсем чуть-чуть располневший живот (Дарси, однако, казалось, что он просто заплыл жиром). — Ну а ты сам когда чудеса планируешь творить? — спрашивал Долорси брата, на что тот морщился и отвечал: — Не знаю, Лорь. Как можно позже, как можно позже… Джусон обсуждал этот вопрос с мужем при любом удобном случае, но Дарси, начитавшийся статей по поводу послеродовых мук с лишним весом, отделывался коротким: — Нет. — и просил больше не возвращаться к этому разговору. И вот, где-то полгода назад Джусон добился своего: две полоски на тесте, который принёс Дарси, довели до таких удушающих объятий, что он закряхтел под натиском родных сильных рук.

(Сцепка не всегда свидетельствовала о беременности, поэтому необходимо было делать тест, а порой и обращаться к УЗИсту)

Резкие перепады настроения теперь часто давали о себе знать, нервничать омеге было тоже нельзя, поэтому Чонгук успокоил его: — Да всё нормально, без проблем. Ничего же страшного не случилось, чего ты так разволновался-то? Можно и дома денёк перекантоваться. — Нельзя, Гукки, — снова активно запротестовал Дарси, — ты не можешь покидать клуб с мальчиками, это навредит твоей репутации. — Перестань драматизировать, — отмахнулся Чонгук, собираясь уйти, но Дарси снова возник перед ним. — Тогда обещай мне быть максимально осторожным, — не угоманивался он. — Обещаю, — вздохнул Гук, покидая взбудораженного старшего и через несколько минут уже выходя из клуба, ведя за руку своего нового черноволосого знакомого.

5

— Всё, Гук. Всё!!! Моё терпение лопнуло. — Что-то случилось? — не вылезая из кипы чертежей, спокойно поинтересовался Чонгук. — И когда ты успел приехать? Мне не докладывали. — Случилось..? — мужчина не нашёл ответа и только помахал в воздухе толстым журналом. — Да. Случилось. На, — он швырнул журнал поверх бумаг и линеек, — полюбуйся. Гук открыл глянцевую обложку на заложенной странице и, сняв большие круглые очки, с любопытством пробежал глазами по статье. Его брови коротко дёрнулись в удивлении, а взгляд снова скользнул по названию статьи. — Доволен? Всего добился? А я предупреждал тебя! Было так по-идиотски считать, что ты меня послушаешь. — И? — Гук небрежно отбросил журнал. — Тебе действительно бог дал всё, кроме мозгов. Ты правда считаешь ЭТО, — отец ткнул пальцем в журнал, — нормальным? — Слушай, я всё понимаю, но мнение СМИ должно меньше всего интересовать такого публичного человека, как ты. Лучше торопись, поезжай скорее… куда тебе там надо, пока кто-нибудь вместо тебя все деньги не заработал. — Прекращай паясничать. — Чего ты хочешь? — без энтузиазма отзывается Чонгук, подходя к миниатюрному бару с разноцветными бутылками. — Прижми свой блудный зад, не создавай у людей впечатление, что ты спишь со всеми подряд. — А зачем врать-то? — Чонгук!!! Ты..! — взгляд мужчины падает на большую фотографию собственного мужа на столе. Он улыбается как-то любовно и ободряюще, это успокаивает разозоленного родителя. Мужчина вздыхает. — Ты только и можешь ходить по шлюхам и бухать, — говорит уже спокойнее. — Мне такой сын не нужен. — Ну, уж какой есть. — Гук делает глоток какого-то цветного напитка. — Что ж, будем переделывать из того, что есть. Я скоро улетаю в Нидерланды на месяц, но когда вернусь… это будет… — мужчина задумчиво глянул в пол, — если я не ошибаюсь — пятница. Значит в понедельник я устрою тебе небольшой кастинг. Ты должен выбрать себе омегу–наставника, который будет исправлять твои скверные привычки, остепенит тебя и направит. Критерии определишь сам, но имей в виду, что пока Я не увижу в тебе мужчину с мозгами, этот омега будет с тобой. Так что я бы, на твоем месте, хорошенько подумал, прежде чем выбрать. И, знаешь, почему именно омега? Потому что ты будешь сгорать от желания, но не будешь иметь возможности откочевряжить его. Чонгук задумчиво потягивал алкоголь и совсем не смотрел на отца. Потом, словно вернувшись к сознанию, он снова заполнил бокал и безучастно глянул на мужчину. — Делай что хочешь. Мужчина устало закрыл глаза, направившись к двери. — В общем, я предупредил. В понедельник, Гук. Я устал от тебя. И в кого ты такой непутёвый… — пробормотал он грустно. — Твой отец был совсем другим.

6

— Си. — Я знаю, знаю, успокойся. Чонгук обессиленно бухнулся в кресло. Дарси вздохнул и поднялся, чтобы сунуть альфе бокал с терпким бакарди. Гук подумал, но всё же выпил и выдохнул от высокого градуса. Дарси ждал, облокотившись на невысокий комодик и с каким-то упрёком скрестив на груди тонкие смуглые руки. — Беременность тебе к лицу, — с еле заметной улыбкой сообщил Чонгук, оглядывая располневшего старшего. Тот вскинул брови, как бы говоря, что слова Гука сказаны не в тему. — Но это правда так, — доказывая свою правоту, утверждает младший. — Животик делает тебя таким милым. — Как бы ты не пытался уйти от темы, обсудить её всё же придётся, — проговорил Дарси своим мягким голосом. Чонгук вздохнул и резко поднялся, принимаясь, как потерявший управление робот, кружить по комнате. Дарси терпеливо наблюдал за лицом младшего, но то так и не приняло сознательное выражение, и потому омега решился подать голос. — Я смог сделать совсем немногое, — тихо и виновато начал он, следя за Чонгуком, всё ещё мерившим комнату широкими шагами. — Парень, с которым ты ушёл, оказался подсадной уткой. Его подослал какой-то журналюга, а впустил мой охранник за кругленькую сумму. Я уже перекрыл ему все дороги в правоохранительные органы, но того парня найти не смог. — Он замолчал, изучающе глядя на альфу своими большими коричневыми глазами. — Тебя тревожит что-то другое? — После этой статьи отец совсем потерял веру в меня, — глухо заметил Чонгук, останавливаясь и потирая пальцами лоб. — Он считает, что я человек, несущий свою необузданность, как знамя, и не собирающийся меняться в лучшую сторону. — А ты в самом деле считаешь своё поведение необузданным? Чонгук серьезно глянул на старшего. — Некоторым образом. — Тк вот пока ты сам не сочтёшь нужным внести изменения в свою жизнь, она будет катиться по наклонной вниз. А знаешь, что в этом низу? Глубокая задница. — Но так много людей живут подобной жизнью… — И ты непременно хочешь присоединиться к ним? — перебил Дарси. — Почему бы тебе не стать ответственнее? Плывя по течению и периодически сворачивая не туда, ты никогда не будешь счастлив. Только наши поступки меняют наши судьбы, Гукки. Чонгуку всё это было известно уже давно. Давно он собирался завязать с выпивкой и мальчиками, давно хотел реализовать кучу то и дело зарождавшихся в голове идей. Но все планы относительно светлого будущего гасли ещё в зародыше. Вроде как всё есть, а проблем нет, значит — какой смысл напрягаться? — Я рад, что ты задумался, — нарушает молчание Дарси, действительно довольный, что сумел выбить младшего на философские мысли. — Идём, проводишь меня, сегодня мне нужно быть дома пораньше. Глаза Дарси блеснули сладким предвкушением, когда он подумал о сегодняшнем вечере. Чонгук подал ему пальто, терпеливо ожидая, пока старший попадёт кистью в рукав. — Признаюсь, иногда я даже завидую тебе. Ты идёшь к любимому мужчине, — с некоторой печалью говорит Чонгук, наблюдая, как омега шарит по ящикам в столе, ища ключи от кабинета. — Что же тебе мешает остепениться? — Отсутствие любимого мужчины. А искать никого не хочется, можно даже сказать, что меня всё устраивает. — Совсем растяпой стал… вот же они… — бурчит Дарси себе под нос, найдя пропажу в кармане. — Я задолбался промывать тебе мозги, — выходя вместе с Гуком из кабинета и закрывая дверь, раздражённо выдаёт он. — Ты ни к кому не прислушиваешься, тогда зачем тебе вообще нужны советы? Увидимся. Чонгук проследил за старшим, скрывшимся на улице, сунул руки в карманы и пошёл в соседний зал, где его ждали и где не было никакой громкой музыки: только так, биты для атмосферы.

7

— Вот такая вот история, парни. — Это очень плохо, — тянет Тэхен, в задумчивости почёсывая затылок. — Слишком слабо сказано, — хмыкает Гук, — это ещё хуже, старина. Это катастрофа. Щас подошлёт мне какого-нибудь ботаника и слушай его нудёж целый день. Про то, как есть, как спать, и где, по фен-шую, нужно поставить кастрюлю с супом. — А я думаю, тебе стоит попробовать, — сказал Намджун, перебирая пальцами светловатые волосы парня у себя на коленях. — Ну, то есть, следовать всем инструкциям этого твоего учителя и всё такое… — объяснил, заметив на себе недоумевающие взгляды. — Тебе ведь давно пора остепениться, не думаешь? Чонгук вяло передёрнул плечами от фразы, которую он слышит уже второй раз за вечер. — Не знаю, меня пока устраивает моя жизнь. Намджун с сомнением покосился на младшего. Ким Намджун был альфой тридцати двух лет. Высокий, с мягкими каштановыми волнами средней длины волос, прямым носом, красивым овалом чуть квадратного лица и сияющими умом небольшими глазами, он не мог не нравиться омегам. Намджуна нельзя было назвать красивым, но его сдержанная мимика, пронзительный взгляд, движения крупных резких губ, светящихся иногда спокойной улыбкой, чистая кожа сильной смугловатой шеи, даже выбритые виски — всё это делало его привлекательным какой-то особой мужественной привлекательностью и заставляло верить этим чуть заметно насмешливым щелочкам глаз с периодически плавающим в них раздумьем. Он хотел было снова возразить Чонгуку, но отвлёкся на парня, внезапно заегозившего у него на коленях. — Что с тобой, милый? Ты уже хочешь спать? — обеспокоенно вопрошает Джун, заглядывая в лицо супруга. — Нет, всё в порядке. Сокджин был старше своего мужа на два года и был полной его противоположностью. Его белоснежная улыбка всегда светилась наивной лукавостью, как будто он нарочно вскрывал все карты, перед этим, однако, виртуозно подложив нужные. Он был русым, высоким и стройным, отличался красивым размахом плеч и узостью талии. Кожа его отливала живым румянцем на щеках, а глаза смотрели не по годам задорно и дерзко. Несмотря на одинаковый с Намджуном рост и более широкие плечи, Джин волей–неволей сразу казался омегой. Быть может тому виной были его тонкие руки и аккуратный стан, может необычайно пухлые розовые младенческие губы, а может блестящее озорство глаз выдавало моментально. В то время как его муж был рассудительным и уравновешенным, сам Джин был экспрессивным и порой даже резким. Только сбалансированная и добрая натура Намджуна помогала этой паре вот уже десять лет избегать совершено мелочных, ничего не стоящих бытовых ссор. — Я просто считаю, что твой отец прав, Гукки. Он выбрал верную тактику. Если ты не ошибёшься, то выбранный омега приведёт твою жизнь в порядок, вынудит задуматься над тем, что делать с ней дальше, и, вполне возможно, ты наконец впихнёшь в свои планы семью. — Слушай, Гу, может тебе реально посерьёзнее отнестись к этим выборам, а? — осторожно поддерживает брата Тэхен. — Вдруг этот самый омега понравится тебе в физическом плане? Подумай, как выгодно тебе будет исправляться. Сидевший напротив Джин укоризненно глянул на Тэхена. Тот состроил вопросительную гримасу. — Ладно, забейте. — Чонгук, раздосадованный отсутствием правильного решения в данной ситуации, залпом осушил бокал. — У тебя статья с собой? — интересуется Тэхён. — Просто я еще не читал. Чонгук достаёт из внутреннего кармана кожанки измятый глянец журнала. Ким читает, и его брови в изумлении поднимаются всё выше и выше. — «Сын крупного бизнесмена Чона Би Рэйда снова задержан службами правопорядка. Чон Чонгук находился за рулём в состоянии алкогольного опьянения и ранее неоднократно был оштрафован за вышеописанное нарушение. Во всех случаях задержания с Чонгуком в машине находились молодые люди, имеющие весьма спорный источник дохода. Также стало известно, что…» — Достаточно, — прерывает его Чонгук, и старший понимающе замолкает. — Нда, — протянул он, спустя недолгую паузу, — неплохо они проехались на твой счёт. Совсем не стесняются в выражениях. — А не надо членом своим размахивать направо и налево, — отрезает Джин. — Ты же прекрасно знаешь, что в твоём случае нужно выбирать никак не мальчиков с пониженной социальной ответственностью. — Да я мелькал–то с проститутами только раза два. А они сразу набросились. — Ага, два… — хмыкнул Намджун. — Может, всё же, сто двадцать два? Скажи спасибо, что у тебя и у нас есть связи во многих журналах и все прошлые статьи не публиковались. Но, взгляни, сейчас ты не смог этого предотвратить. Мы не знаем этот журнал, верно? Ни у кого из нас там нет знакомых, значит придётся ждать, пока всё забудется само. А ты знаешь, с каким смаком любят пережёвывать такие дела. — Разве я должен быть в центре внимания? Я просто сын одного из бизнесменов, которых в Корее тысячи. — Кончай играть идиота, — нетерпеливо прервал Джин. — Твой отец не просто бизнесмен, он ещё и очень влиятельный человек, а пресса таких людей не пропускает. Она высасывает из пальца любую информацию, которая хоть на дюйм связана с их жизнью, особенно личной. Чаще всего именно она является главной помойной ямой. В неё можно сбросить что угодно, и попробуй тогда докажи, что из этого мусор, а что действительный факт. Ты — то, что доставляет Господину Чону ненужные хлопоты. Сын эгоист — самое больное, что может быть. — Эгоист? Как бы ты всё красочно не описывал, хён-а, моя личная жизнь только моя, и как бы пресса не хотела прицепить её к отцу, связи здесь не будет. — Ты действительно эгоистичный придурок, Гукки, — уверенно заключает Сокджин. — Что ты так на меня смотришь? Всё ещё не веришь? Тогда позволь напомню, что ты всегда только пользовался, но не давал. Бросал, как только тебе становилось скучно, а это случалось до безобразия часто. Ты использовал парней как машину: пока она на ходу, ты катаешься на ней, а если разобьёшь, то заменишь на другую. Так не поступают люди, имеющие хоть каплю совести и уважения к другим. Чонгук исподлобья покосился на старшего. Конечно, это было правдой. Но зачем давать что-то взамен, если товар некачественный? Он ничего не стоит: подстилки, чуть толще бумаги. Непрочные, на день. А ещё этим подстилкам всё равно, кто ими пользуется. И добивает ложь. Фразы, которые ласкали бы слух, будь они сказаны устами человека, говорящего их от души. Но фальшь в голосе даже не пытается скрыться, а если и пытается, Гук всё равно чувствует её. Жить действительно тяжело, зная, когда тебе врут. Ведь слова должны подкрепляться действиями, а действия — чувствами. Но из всего этого есть только секс. Нет, он ни в коем случае не надоел Чонгуку. Просто если последний не конченный идиот, в чём его трудно заподозрить, то должен знать, что так продолжаться больше не может. И Гук знает. Пустой взгляд скользит по лицам друзей, которые смотрят на него с жалостью и сочувствием. Они никогда не отказывали в поддержке, но бывают ситуации, когда, кроме самого себя, никто помочь не может. Схвати себя за шкирку и тащи. Тащи так сильно, как можешь, потому что это твоя жизнь, борешься за неё тоже ты сам, и ты должен дойти до конца. Ведь, отказываясь от борьбы, ты заранее отказываешься от победы. Продолжительное молчание грузит, потому что старшим тяжело видеть своего друга в таком состоянии. — Ну прости, Кукки… — извиняется Джин, мягко поглаживая сжавшуюся в кулак ладонь младшего. — Ты же знаешь: мы не скажем — никто не скажет. Лично я не хочу увидеть тебя с памятной надписью на лбу «дотрахался», — он встаёт. — Извини, нам пора, — тянет Джуна за рукав, вынуждая подняться. — Почти девять, няня скоро уйдёт, а близнецов спать уложить надо. Чонгук, нервно куснув губу, резко поднял взгляд на хёнов, словно возвращаясь к реальности. Сегодня все его движения сопровождались этой резкостью, а голова пребывала в каком-то нервозном состоянии. — Спасибо, что вырвались, нечасто так с вами посидишь, — говорит он уже немного бодрее. — Мы рады были повидаться. — Намджун обменивается с ним рукопожатием. — До скорого. Глаза Чонгука снова омрачаются грустью, а лицо принимает угнетённое выражение. Тэхен бросил на младшего быстрый взгляд, мгновенно впитав в себя его состояние, и пересел ближе, крепко стиснув ладонью его плечо. — Послушай, не нужно так переживать. У тебя всё ещё будет. И любовь, и счастье, и верность. Просто подожди. Я слышал, в какой-то стране говорят: «Судьба и на печке найдёт.» — Чонгук погрузил напряжённый, испытующий взгляд в глаза старшего. — Да ладно, не кисни, — Тэхен ободряюще потряс друга за плечи. — Вот что я тебе скажу: хёны, конечно, правы, но частично. Ведь иногда не грех присунуть хорошенькой шлюшке, верно? — Ого, хён… это совсем на тебя не похоже. Ты всегда так категорично выступал против… отношений на ночь, как ты любишь это называть, — грустно усмехнулся Чонгук. — Если ты меня внимательно слушал, то услышал, что я сказал «иногда». Отказаться полностью у тебя силы воли не хватит и уверенности в себе. Тебе всегда нужен тот, кто будет тобой восхищаться. Без этого твоя самооценка начнет падать. — Вот всегда ты такой. Вроде и поддержать пытаешься, а бьёшь по самому больному. — Больному? А я думал ты бесчувственный. — Да пошёл ты… — Чонгук обиженно покосился на старшего. — Раздавать советы явно не твоё. — Может быть, но я знаю к чему стремлюсь. У меня есть цель, и я иду к ней. Мы не раз говорили с тобой на эту тему, но, кажется, на досуге ты так и не обдумал мои слова. — Да понял я, понял, — нетерпеливо заговорил Чонгук, — давай просто выпьем. Тэхен с сожалением наблюдал, как, подняв бокал в воздухе и сымитировав столкновение, младший глотает обжигающие молекулы текилы и неторопливо зажёвывает лаймом. Обидно, всё же, что Чонгук, обладая умом и сообразительностью, не может понять простых вещей. Тэхен борется с ним долго, применяя как простые беседы, так и принуждение, ультиматумы, даже шантаж. Тщетно. Чонгук неподдающийся. Его не изменит никто и ничто, и этот факт очень огорчал Тэхена. Гук был его другом. Самым лучшим другом. Они знакомы вот уже шесть лет. Знакомство это произошло в Америке, штате Массачусетс. Родители Тэ умерли рано, так что Кима воспитывал Джин. Благодаря строгости брата и своему усердию, Тэхен поступил на бюджетный вуз фотографического института в Штатах. На последнем курсе он познакомился с Чонгуком, второкурсником факультета юриспруденции — тогда он получал только первое образование. Знакомство их было в баре и выглядело примерно так: — Тэ. — Гук. рукопожатие* А потом стопка за стопкой, стопка за стопкой. Абсолютно пьяные, они почти до рассвета шатались по Кэмбриджу, пугая случайных прохожих тихих переулков своими громкими завываниями и гыгыканьем. Счастье, что не наткнулись на полицейских. Утро выдалось совсем ужасным: они проснулись на скамейке в каком-то непонятном закоулке. Дворник — седоволосый и низенький дедуся, со старой метёлкой в руках — что-то бубнил, выметая из-под их лавочки пыль. С трудом проморгавшись, ребята тяжело выпрямились и уставились на него, понимая происходящее весьма поверхностно. — Ишь, узурпаторы… — старик с осуждением разглядывал их сонные, опухшие лица. — Ну! Чего развалились? — Он снова с недовольством осмотрел парней, покачал головой и отошёл на ещё не подметённый участок. — Пить меньше надо… меньше надо пить, — продолжал шамкать он, двигаясь вместе со своей метёлкой всё дальше по тротуару. К чему вам была эта информация, не знаю, но факт остаётся фактом: самый тяжёлый период после алкогольной ночи они пережили вместе: пили у Чонгука на диване холодное пиво и уверяли друг друга, что никакой алкоголь не заслуживает таких похмельных мучений. Тэхён, к слову, пил ужасно редко: в тот бар его занесло расставание с парнем. Чонгук же пил от безделья и до неправильности часто. Правда, настойчивость Тэхена и его непоколебимый характер смогли удержать личность Гука на уровне цивилизованного человека и не дали превратиться в пьяницу. Здесь будет совершён резкий переход к другой теме, ибо просто необходимо отметить, что Ким Тэхен был по-настоящему красивым альфой. У него был тот же цвет волос, что и у Чонгука, вот только, в отличие от младшего, имел более длинные волосы (Чонгук был стрижен в короткую британку: выбритые под единичку виски и густая копна хорошо уложенных локонов ближе к верху). Как и многие альфы, Тэхён обладал замечательным телосложением, однако чуть более замечательным, чем те «многие». Несмотря на это, он одевался неброско и просто, носил тёмные вещи больших размеров и, что примечательнее, имел на своём счету совсем немного отношений. В последнее время Тэхён похудел. Щёки сменились скулами, которые, впрочем, очень даже шли ему; мышцы на руках стали видны отчетливее, а линия талии теперь выделялась гораздо сильнее. Всё это делало его ещё более привлекательным, но только Чонгук знал, что за этой худобой стоит недавнее расставание. Расставания Тэхён обычно переживал недолго, но тяжело. Он уезжал загород на несколько дней и проводил всё это время наедине с фотоаппаратом. Несмотря на свою экономность, в такие дни Тэхен не жалел денег. Он снимал небольшой коттедж прямо на берегу пляжа и, по мнению Гука, «кис там со скуки». Сам же Тэхён считал такие дни отдушиной. Он полностью отдавался любимому делу, почти ничего не ел, а только бродил по окрестностям пляжа в поисках подходящих локаций для съёмок. Возвращался он посвежевший, весёлый и словно перезагруженный, только вот, как известно, изрядно сбросивший вес. С парнем Тэхен расстался уже около двух месяцев назад, а вернуться к своему первоначальному состоянию ещё не успел. Так уж случилось — его завалили работой. Вокруг бурлила ночная жизнь: немилосердно бились в уши громкие басы музыки, звук которой, кажется, увеличили, лязгали друг о друга рюмки, в полумраке зала мелькали официанты, кружились мальчики на шестах, но даже вся эта типичная клубная суматоха своим шумом не смогла перекрыть настойчивое дребезжание. Тэхён с отвращением посмотрел на стол, где разрывался телефон, постепенно из-за вибрации съезжающий куда-то в сторону. — Девять вечера. Воскресенье!!! — взревел Тэхен, глядя на незнакомый номер. — Они что там вообще курят, интересно мне очень знать? — Возьми, чего ты, — устало сказал Чонгук. Текила притупила его чувства, но он всё равно был убийственно зол на себя, на отца, на возникшую проблему и невозможность её решить. — Возьми, вдруг что важное. Сомневающийся и явно недовольный разрушением дружеской атмосферы Тэхён нехотя потянулся к телефону. — Да? — прокричал он в трубку, затыкая одно ухо, чтобы лучше слышать. — Да, это я. Что? Сейчас? Вы там совсем уже?! Нет, сейчас я занят! — Его лицо резко приняло ошарашенное выражение. — Извините, вы просто не представились… Спасибо, вполне устраивает. — Он помолчал, сосредоточенно слушая. — Скоро буду. Тэхен перевел рассеянный взгляд на Чонгука. — Он? — спросил младший. — Тот самый. — Я очень рад за тебя, Тэхён-а. — Искренность в голосе зашкаливала. — Ты заслужил это, так что просто иди и разбей их всех. Если ты не заграбастаешь эту работу, я тебя убью, понял? Старший поднялся, усмехнулся и взял стопку текилы. — Ку-у-уда-а… — Чонгук вынул из руки Кима стаканчик, тут же осушая его и кусая кислый лайм. — Ты и так уже поддатый слегка, а тебе ещё с договором разбираться или что там надо, чтобы на них работать. — Да, мне и впрямь хватит. — Тэхен нашел где-то в диване помявшуюся куртку и сунул ее под мышку, понимая, что она в весьма непотребном виде. — Я попробую выяснить, кто раздобыл информацию для этой статьи. — Д что ты… Не заморачивайся, у тебя и так дел полно. — Но я всё же попробую. Чонгук встал. Они пожали друг другу руки, параллельно обнимаясь. — Увидимся. Гук опустился на диван и сделал глоток бурого, чувствуя, как его смешение с текилой дало в голову заряд каких-то разноцветных кругов. Клуб был переполнен. Все пили с таким пылом, словно умирать именно сегодня и именно им. Гремела музыка. Пахло гоном и течкой. Альфы и омеги наливались алкоголем, просаживая честно и не очень заработанные деньги, говорили нарочито громкими голосами, курили и целовались. В двери вип–комнат то и дело шныряли нетерпеливые парочки. Вокруг железных шестов крутились стройные парни в блестящих хипсах, собирая вокруг себя огромное количество зрителей, щедро пихавших капусту под резинку их трусов. Глотнув как следует из своего бокала, Чонгук расслабленно вытянулся в кресле. Настроение его было пасмурным. Он знал, что рано или поздно придётся подправить себе мозги, а лучше вообще вставить на место. Гук был тем ещё эгоистом, но весьма нелестно считал себя пустоголовым и развратным бездельником. Каким бы циничным не было это замечание, справедливость требовала сознаться, что оно правдивое. Будучи человеком уверенным в себе и зачастую чрезвычайно самовлюблённым, Чонгук считал, что властен над всеми и решителен во многих вещах. Но ты, мой внимательный читатель, уже наверняка заметил, что это далеко не так. Этот человек представлял собой яркий пример безалаберности и слабохарактерности, в нём не было силы воли, не было желания к изменениям. Хотя если бы это сейчас читал Чонгук, он, возможно, осудил бы меня: ведь именно в тот момент он думал с чего начать эти самые изменения. Надо сказать, что, так и не придя ни к какому выводу, Гук уже через секунду забыл о своих мыслях (и всё-таки, желания менять жизнь, что бы он сам ни говорил на этот счёт, у него не было). Он скользнул взглядом профи по танцующей толпе, надеясь отыскать в ней что-нибудь подходящее. Выбор был, но теперешнему настроению Чонгука не соответствовал. «И правда на работу, что ли, устроиться, — внезапно подумал он и скучающе зевнул. — Да ну… чего мне не хватает-то? Деньги есть, а что ещё нужно, собственно? Ничего. Если только… ладно, паренька бы адекватного не помешало. С другой стороны, он будет требовать внимания. В самом деле я, что ль, об отношениях задумался? Ведь проходили уже: не моё это, не умею я. Да и пошло оно всё к чёрту! Лучше денька через два сдам эскизы, вдруг зайдут. Тот лысый дедок из конторы ведь оценил. Или лучше ещё повременить.? А то вдруг что не так…» Внезапно поток его мыслей относительно планов на будущее прервался: среди пестроты клубной одежды мелькнула белая майка. Она села за стойку, осушила поданный стакан и снова скрылась в толпе. Чонгук был слегка в подпитии, и ему пришлось сощуриться, чтобы сфокусировать взгляд. Майка оказалась невысоким блондином, в чёрных облегающих джинсах с массивным ремнём. Узрев парня, Чонгук сделал стойку, как охотничий пес. Он решил, что более интересной вещицы никогда не видел. Заинтригованный, Гук неотрывно следил за танцующим телом, наблюдая, как красиво оно гнётся в пояснице и как майка всё больше выскакивает из джинс, создавая стильный беспорядок в образе. Незнакомец выглядел неплохо. Очень даже неплохо. Минут десять Гук терпеливо ждал, пока парень вернётся за стойку, потом встал и направился к нему, чувствуя внизу живота приятное волнение. — Добрый вечер. — Голосом человека, избалованного всеобщим вниманием, начал Чонгук. Он хотел ещё что-то сказать, однако внутри вдруг всё скомкалось, а слова застряли в горле, когда карие глаза пронзили насквозь, посылая по телу бешенные разряды. «Это что-то новенькое…» — подумал он, ожидая встретить хорошо знакомый оценивающий взгляд. Но ничего подобного не произошло. Парень посмотрел на него холодно, спокойно и изогнул бровь, как бы спрашивая, что от него требуется. Чонгук же медлил с объяснением. Он неторопливо разглядывал незнакомца перед собой, находя его в близи ещё привлекательнее. Возраст его было сложно определить. Незнакомец был просто молод. Кудри ровного блонда удивительно хорошо смотрелись с его темными глазами. Белая майка оголяла шею, плавно перетекающую в ключицы, и Гук на мгновение подвис, замечая: его ужасно тянет к аккуратным мускулам на шее, которые при напряжении проглядывают красивыми выступами. Тонкое длинное серебро цепочки где-то в районе груди смотрелось очень элегантно и стильно. Маленькие губы, поблёскивающие чувственной влагой, розовые щёки — всё это, особенно вместе с твёрдым, умным взглядом, составляло впечатление, что такого лица невозможно не заметить, хотя его нельзя было назвать красивым, согласно штампованным стандартам. Ласковый, почти совсем неуловимый запах чего-то сладкого убедил Гука: перед ним омега. — Что вам нужно? — спросил тот наконец, всё так же дерзко-вопросительно глядя Чонгуку в глаза. Альфа с трудом расслышал вопрос из-за гула музыки, но ответил, адресуя незнакомцу свою фирменную улыбку: — Ничего. Просто хочу скрасить ваше одиночество своим присутствием. Незнакомец подавился слабой ухмылкой, осмотрел Чонгука с ног до головы и, очевидно, остался не в восторге (это было грубой ложью. На самом же деле, омегу пробрали с ног до головы мурашки, когда он увидел сильные руки с татуированными пальцами, крепкие бёдра и натянувшуюся в груди ткань рубашки). — Я не нуждаюсь ни в чьей компании, — с безразличием произнёс он. — Вы, может, и не нуждаетесь, а вот вашему настроению необходима компания. Омега с нескрываемым ожиданием склонил голову набок и ещё раз, уже внимательнее, окинул взглядом альфу перед собой. Тот вдруг схватился за ножку стула, на котором сидел блондин, и резким движением дёрнул к себе. Стул оказался всего в паре сантиметров от Чонгука вместе со своим пассажиром, но тот не придал этому действию альфы никакого значения: только без удовольствия глотнул остатки текилы. Чонгук же, твёрдо решивший вывести бледнокожего незнакомца на румянец, наклоняется и почти касается губами его уха. Блондин чуть двинул головой, но не вздрогнул и не покраснел, от чего удержаться было очень сложно. Он почувствовал крышесносный аромат терпкого одеколона от брюнета, дурманящего, заводящего, но даже не подал виду, продолжая сидеть с тем же невозмутимым выражением на лице. А Чонгук не дурак и, конечно, всё замечал, поэтому даже не думал спешить. Он знал, что блондин будет сегодня принадлежать ему, просто вопрос времени и флирта. Он знал также, что такой тип парней встречается очень нечасто, а если и встречается, то уже давно имеет партнёра. Чонгуку приходилось иметь парочку таких вот пареньков, и надо отдать им должное: в постели шикарны. Поэтому сегодня Гук не намерен отступаться от своих планов. — Ваши глаза прекрасны, но я вижу в них капельки грусти, — прошептал он наконец. Губы легонько тронули кожу под ухом в поцелуе, не в поцелуе даже — в еле ощутимом касании: блондин не дрогнул. От него слабо веяло прохладным парфюмом, и эта ненавязчивость заставляла Чонгука принюхиваться, чтобы получше запомнить аромат. Незнакомец хотел фыркнуть, но передумал. Вместо этого он посмотрел на Гука обманчиво мягким взглядом, потом тихо выдохнул ему в ухо так, что альфа почувствовал, как волна дрожи скользнула по позвоночнику, и тоже шепнул: — Дешевле этого подката только привокзальные токпокки. Чонгук откинул голову, закрыл один глаз и, оценивая, прикинул: ночка сегодня будет неимоверно страстной и явно его устроит. — Вы правы. Подкат действительно банальный, но я ведь угадал, разве нет? Вы расстроены, — объяснил, словив вопросительный взгляд. — Дайте угадаю… Проблемы на работе? Губы незнакомца на секунду растянулись в улыбку и снова сжались так быстро, что Гук подумал, не показалось ли это ему. Улыбнулся омега так, как улыбается взрослый сопляку, сморозившему какую-то чушь. На лице его почти тут же появилось выражение скуки. — Ага. Я работаю здесь каждый вечер, студентам и старикам скидка. Чонгук улыбнулся, не скрывая заинтересованности. — Неправда. Я никогда не ошибаюсь. Могу отличить истинный бриллиант от дешёвой подделки. — Он помолчал. — Видимо, я прав, — так и не дождавшись ответа, заключил, глядя, как незнакомец размеренно перекатывает в руках стакан со льдом. — Но если так, что же здесь делает такой сексуальный малыш? Блондин смерил его быстрым взглядом, и по этому взгляду Чон понял, что малышом называть омегу больше не стоит. Блондин отвернулся, поглядел на дно стакана, где бултыхались остатки льда, и сказал каким-то странным голосом: — К сожалению, иногда обстоятельства складываются не так, как нам хочется. — Он отставил бокал на стойку и поднялся. — Всего доброго. — Эй, постойте. Чонгук схватил блондина за запястье. Тот требовательно опустил взгляд на его руку, которую Гук тут же поспешил убрать. — Что-то ещё? — спросил блондин до тошноты равнодушно: по всему было видно, что собеседник его ни капли не интересовал. — Фигура у вас очень красивая, — признался тот, вдруг чувствуя, как потеет где-то в районе копчика. — А вы слишком самонадеянный. — При чём тут это? — растерялся Чонгук. — Ну мы же обмениваемся очевидными фактами. Желаю удачи. — Постойте!!! Куда же вы?! — но белая майка так быстро скрылась в толпе, что даже Чонгуку со своим ростом не удалось её увидеть. Это был первый и, по ощущениям, самый жестокий облом его жизни. Чонгук несколько минут без дела бродил среди танцующих, инстинктивно ища в них знакомую майку, потом, ничего этим не добившись, вернулся к стойке и с разочарованием выпил ещё порцию чего-то крепкого. Ночь, сулившая тридцать три удовольствия, неожиданно показалась ему скучной и противной. К Чонгуку уже несколько раз подплывали красивые мальчики с готовыми ко всему улыбками, но быстро теряли интерес, являя на лицах смертельную скуку, когда не встречали отдачи с его стороны. Настроение испортилось. Трахаться не хотелось. Гук чувствовал себя униженным и оскорблённым. — Здравствуй, малыш, — раздался рядом знакомый, слегка заискивающий голос. Чонгук тут же оживился, чуть повернул голову в сторону звука, не без удовольствия ощущая, как тонкие пальцы начали массировать его плечи. — Привет. Он потянулся, перехватывая руки омеги, заставляя того усесться к себе на колени. Хосе — миловидный брюнет, с большими крашенными глазами и красивой линией рта — ласково поцеловал альфу в губы. На нём был блестящий костюм для выступлений, состоящий только из каких-то серебристых висюлек на плечах и такого же цвета узких хипсов. — Ты чего такой понурый? Всё ещё думаешь о статье? — спросил он, перебирая волосы на затылке Чонгука длинными пальцами. — Есть такое… — неопределённо протянул тот, ничуть не удивленный, что омега уже в курсе событий. — Быть сыном богача не так радужно, как кажется, — не думая, добавил, занятый мыслями об отшившем его парне. — Ты просто сам всё усложняешь. Тебе нужно расслабиться, — проворковал Хосе, прижимаясь ближе к внезапно напрягшемуся альфе. — Я сейчас выступлю и буду свободен. Можешь заглянуть ко мне на пару часиков, — заманчиво предложил он. — Пару? Ты явно меня недооцениваешь. — Ну раз ты так расщедрился, можно и подольше. — Что, рыбка плоховато клюёт сегодня? — с усмешкой спросил Чонгук. — На самом деле, заказы есть, даже больше, чем обычно. Но ради тебя, — омега провёл пальчиком по раскрытому вороту рубашки Гука, — я откажу парочке клиентов. — Извини, сегодня я что-то совсем не в настроении. Омега удивлённо покосился на Чона, стараясь заглянуть тому в глаза. Чонгук бессмысленно пялился куда-то в сторону, но, почувствовав на себе внимательный взгляд, повернулся. Хосе ему нравился, но именно сегодня он был не совсем тем, кто действительно нужен. — Правда. Просто нет настроения, — стараясь быть убедительнее, проговорил Чонгук, заметив, что лицо омеги заполнилось недоверием. Мимо прошествовал высокий длинноногий брюнет. Хосе проследил за взглядом Чонгука и скривил свои красивые губы в насмешливой улыбке. — А тебя жизнь ничему не учит, да, Гукки? Хочешь снова нарваться на корреспондентишку? — Нужно доверять людям, к тому же, я сказал, что сегодня не в настроении. А это так… привычка. Хосе понимающе кивнул и сполз с альфы, поправляя серебристый тканевый дождь на тонких кофейного оттенка плечах. — Ну если что, ты всегда знаешь где меня найти. Он махнул Чонгуку рукой и, профессионально виляя пухлыми бёдрами, скрылся в толпе. Чон с некоторым скучающим интересом наблюдал за шестами, на которых уже грациозно кружился Хосе и ещё несколько парней. Голова начала поднывать. Он выпил немного, и теперешнее его состояние было более чем адекватным. Но голова всё же болела, а потому ничего не оставалось, как направиться в туалет. Он оказался пустым, а может и нет — Чонгук не заметил, потому что бросился к первой попавшейся раковине, принимаясь смывать холодной водой алкогольную дрёму. Подняв голову и сморгнув влагу, Гук рассматривал себя в зеркале, наблюдая, как прозрачные капли спадают на расстёгнутую в области ключиц рубашку, потом выдохнул, ненароком оглядев комнату. Раковины, несколько кабинок, рядом с последней — окно. Оно было закрыто, но Гук ринулся к нему за помощью, распахивая настежь и тут же с удовольствием вдыхая холодный воздух. — Решили проветриться? — донеслось негромкое сбоку, и Чон вздрогнул, оборачиваясь. Белобрысый сидел в открытой кабинке на бочке унитаза. Он коротко и все так же вполголоса засмеялся, присасываясь губами к горящей сигарете. — Я настолько страшный? — низким, с лёгкой хрипотцой голосом спросил, подходя к Чонгуку и запрыгивая на подоконник. Чонгук на секунду застыл, но быстро нашёлся, усаживаясь рядом. — Не думал, что вы ещё в клубе, — ответил он, без стеснения разглядывая парня. Тот, видимо, почувствовал, что его изучают, и повернул голову, протягивая Гуку сигарету. — Я не курю, — соврал тот, почему-то думая, что застыдился бы, озвучив правду. — Неужели? А по вам и не скажешь, — заметил незнакомец, делая глубокую затяжку и долго выдыхая дым, словно о чём-то раздумывая. — А давайте на «ты», — предложил Чонгук, внезапно ощутив неловкость, когда карие глаза блондина заполнились каким-то насмешливым презрением. — Вот сколько тебе было пятнадцать лет назад? — спросил он, стойко выдержав на себе колкий взгляд. — На пятнадцать лет меньше, — отрезал блондин, вытягиваясь за окно, чтобы потушить сигарету о железный карниз и выкинуть окурок. Он спрыгнул на пол, собираясь уйти, но голос сзади остановил его. — Снова уходите… а я ведь так и не нашёл ключ к вашему сердцу. — Чонгук тоже слез, подходя к блондину со спины, но тот опять шагнул к двери, даже не оглянувшись. — Стойте же. — Чон схватил его бледное запястье, вдруг ощутив, какое оно холодное, почти безжизненное. — С вами всё в порядке? Блондин помолчал и обернулся, посмотрев на Чона каким-то тяжёлым взглядом. Он опустился на кафель, прижался затылком к стене и закрыл глаза. Его лицо, имеющее живой белоснежный блеск, теперь побледнело и выражало ту неприкрытую тоску, которую испытывает человек, потерявший смысл жизни. Он повернулся к Гуку, собираясь, видимо, что-то сказать, но опустил голову и только буркнул: — Мне двадцать восемь. Чонгук был удивлён — уж слишком хорошо парень выглядел — но не подал виду, лишь кивнул и ответил: — А мне двадцать четыре. Через Чонгука, в эти двадцать четыре, прошло немало парней. Когда дело доходило до секса, Чон, насытившись, сматывался. Омеги: высокие и низкие, брюнеты и блондины, стервозные и «невинные» — абсолютно все, без исключения, в тот момент, покопавшись в себе, выуживали самый полезный актёрский талант, принимаясь рьяно им пользоваться. Они называли Чонгука уродом, потом вдруг переходили к слезам, пытались играть на психике, истеря, как потерпевшие, ну и в конце — избитый сценарий: долгий, уставший (после жаркой ночки) зевок, безучастный взгляд и: «Придурок. Ты потом поймёшь, что лучше меня тебе не найти». Чонгуку же было все равно, что он, быть может, теряет очередного единственного замечательного человека в его жизни (здесь ирония, не думайте, что я это серьезно). Его сердце умело любить, он знал это, а если и не знал, то свято верил в чистоту своей души. В его жизни были очень хорошие парни, буквально созданные для любви. Но как оказалось, в плане отношений Чонгук крайне придирчив и потому ему было сложно найти подходящего партнера. Он оставил эту мысль быстро и просто ворвался в большой секс — его собственный мир похоти и разврата, в котором ему было тепло и уютно. — Можете всё рассказать, и вам станет легче, — предложил он и, немного поколебавшись, опустил ладонь на тонкое плечо. Блондин вздрогнул, с испугом глядя на руку Чонгука, но потом расслабился. — Сегодня наша с бывшим годовщина знакомства. Хриплый, едва картавый голос снова приятно полился в уши Гука, и тот невольно посмотрел на тонковатые ярко-персиковые губы его обладателя. «Красивые…» — подумал он, неосознанно скользя взглядом по немного пухлым щекам, аккуратному лбу и взъерошенным кудрявым волосам. — «Всё же, этот блондин удивительно хорош собой, и он будет сегодня моим.» — Мы начали встречаться четыре года назад, — продолжал тот, — а в позапрошлом расстались. — Он изменил вам? — Да, — на удивление просто ответил блондин. — Без сомнения, этот мужчина дурак, — твёрдо заявил Чонгук. Старший неоднозначно фыркнул. — Кажется, дурак здесь только я. Они помолчали. — А что для вас любовь? — вдруг спросил Гук, поворачиваясь к парню. Тот задумчиво облизал нижнюю губу и глянул в потолок. Когда он думал (Чонгук уже заметил), красивый разрез его глаз чуть сужался, брови хмурились, и весь он становился каким-то соблазнительно–неприкосновенным. — Любовь… непозволительно дорогое удовольствие, — ответил он наконец. — Это слабость, которую нужно скрывать. А что ещё надо со слабостями делать? — вопрос был риторическим. — Бороться. — Вы сами-то в это верите? — Конечно, только на практике у меня это плохо получается, — грустно усмехнулся белобрысый. Он полез в карман за сигаретой, тут же без наслаждения зажигая. — Курить вредно, хён, — голосом правильного мальчика сообщил Чонгук. — Вредно, — согласился омега. — Надо бросать. — Боритесь со своими слабостями, хён, — отпарировал Чонгук, словив на себе смеющийся взгляд вкупе с лёгким поднятием уголков аккуратных губ. — А у вас красивая улыбка, — нахально сообщил, тут же отворачиваясь, не выдержав на себе заинтересованных глаз. Он коротко кашлянул, опустив голову в пол, и, к своему удивлению, услышал низкий шелестящий хохот. Гук тревожно посмотрел на старшего, смех которого резко сменился на глухие рыдания. Блондин закинул недокуренную сигарету в унитаз и потёр глаза пальцами. С секунду Чонгук наблюдал, как незнакомец тихо хнычет, пялясь пустым взглядом в пол, потом, прежде чем успел сообразить что делает, притянул его ближе, заставляя носом уткнуться себе в плечо. Блондин всхлипнул, абсолютно нуждающийся в поддержке, и благодарно потёрся щеками о Гука. Чон смело прислонился к белой макушке, вдохнув полной грудью лёгкий запах чего-то сладкого, приятного, даже чем-то знакомого. Тонкие аристократичные черты белого лица вспомнились ему тут же. — Это были вы? Парень поднял голову, внимательно посмотрел на Чонгука, потом утёр глаза тыльной стороной ладони и предательски сексуально встряхнул пушистой чёлкой. Взгляд Гука тут же приковался к этому незначительному движению, и альфа почувствовал, как в нём поднялось желание. Он сглотнул. — О чём вы? — тем временем собравшись с мыслями, спросил незнакомец, однако, даже не попытавшись принять безучастное выражение лица. — В тот день, когда меня избили. Я помню вас. Будь незнакомец человеком непосвящённым, связка этих коротких, не имеющих какого-то определённого смысла предложений ничего бы ему не дала. Но по глазам Чонгук понял, что блондин тоже всё прекрасно помнит, а потому ждал ответа. — Вы нашли тех, кто это сделал? — А смысл? Это было заслуженно. — Чонгук замолчал, раздумывая. — Я просто хотел сказать вам «спасибо». Люди не всегда делают подобные вещи. Блондин ничего не ответил, коротко кивнув. Из окна подул сквозной и холодный северный ветер — и Гука снова обдал знакомый парфюм. Чонгук закрыл окно, из-за которого в помещении было уже слишком свежо, и одновременно подумал, что парень, который бросил этого белобрысого, многое потерял, по крайней мере в физическом плане. Неожиданно вспомнив своих пассий, Чон скривился. От них всегда пахло одинаково: смазкой и чужими альфами. Их тела были красивы, но имели потрёпанный, несвежий вид. До этого момента использованность своих партнеров совсем не раздражала Чонгука, но, оказывается, достаточно было просто сравнить. Этот парень вдруг вызвал в нём уважительное благоговение. Они сидели, прижавшись друг к другу плечами, а потому Чонгук был достаточно близко, чтобы услышать запах чистого белья, еле ощутимого одеколона и нежного геля для душа с приятной смесью ароматов. Парень рядом перевёл усталые глаза на младшего, видя, как тот с интересом изучает его, непринуждённо посмотрел в ответ и отвернулся. — На самом деле, я не понимаю вашего бывшего, — просто сказал Гук. — Вы очень красивый, и я… — вдруг теряется, — даже несмотря на то, что мы… что вы… Он замолкает, почему-то боясь продолжить, и опускает голову, чувствуя, как его испытующе пронизывает ожидающий взгляд. — Что я что? — блондин близко взглянул Гуку в глаза. А у того внутри всё перемешалось. Чёрный взгляд дурманил, сводил с ума. Это невозможно и слишком быстро, чтобы быть правдой, но Чону кажется, что он лишился последнего свободного места в сердце, когда всмотрелся в небольшие белые зубки, проглядывающие между губ. Этого омегу не хотелось: его страстно желалось. К нему тянуло, словно к магниту, и провалиться Гуку на этом месте, если он испытывал нечто подобное раньше. Впрочем, и сама ситуация сейчас была максимально странной для Чонгука, только возбуждение связывало её со всеми предыдущими. Но даже если бы Чон не был сейчас возбуждён, то забрал бы парня с собой без разговоров. Он так и сделает, но это потом. — Даже несмотря на то, что мы так мало знакомы, я очень хочу вас, — заканчивает Чонгук почти шёпотом, решительно всматриваясь в правильные черты.

(У него, естественно, не было привычки хотеть только тех, кого он хорошо знал, просто сейчас захотелось выразить свою мысль именно таким образом.)

Парень ничего не ответил, только изогнул ровную бровь, хмыкнул и слабо улыбнулся глазам напротив, буквально сжигая своими, вспыхнушими каким-то непонятным азартом. Однако этот азарт оказался ложным. — Что ж, — незнакомец легко поднялся и поправил майку в плечах, — может когда-нибудь увидимся. Он направился к выходу. — Постойте. Чонгук подошёл к блондину, тот повернулся. Его губы так близко, глаза смотрят прямо в чонгуковы, подбородок немного горделиво вздёрнут. Гук приподнимает уголок губ в ухмылке и отстраняется, находясь теперь на безопасном для соблазнения расстоянии. — Уверены, что не хотите побыть со мной ещё немного.?