Приличные люди

1

— Уверены, что не хотите побыть со мной еще немного..? Блондин ничего не отвечает и провокационно делает шаг навстречу, только сейчас замечая их разницу в росте. Снова глаза в глаза. Прошла секунда, десять: держатся. Никто не поддался искушению, никто не двинулся: только напряжение и начинающее клубиться возбуждение, терпкое, вязкое желание одно на двоих. — И долго вы собираетесь так стоять? – полушёпотом интересуется наконец Чонгук, чувствуя, как начинают потеть ладони, а сердце стучит тяжело и медленно. Глаза напротив всё так же равнодушны, и только лёгкая насмешка пронеслась в них. Вопрос повисает в воздухе. Снова молчание. Это было что-то незнакомое и даже слегка волнующее. Чонгук внезапно ощутил неуверенность в себе. Казалось, эти глаза видят в нём слишком многое, что внушало беспокойство. Он сглатывает и слегка откидывает назад голову, давая себе небольшую передышку, но это почти не помогает. А незнакомец смотрит по-прежнему гордо, даже немного надменно, и за эту надменность Чонгуку захотелось его изнасиловать. Он давно не встречал такого неприступного и в то же время открытого парня, и этот факт распалял интерес Гука всё больше и больше. Они срываются одновременно, когда уже нет сил буравить друг друга горящими наваждением взглядами, когда в проветренном помещении становится жарко и душно настолько, что хочется скинуть с себя все лишние шмотки. Именно тогда, без слов понявшие друг друга, они сталкиваются в горячем поцелуе, нетерпеливо бьются зубами, сплетаются языками. (Они так исступленно задохнулись в друг друге, что потом каждый из них с волнением вспоминал эту минуту) Губы незнакомца влажные, пропитанные въевшимся в кожу тинтом, имеющие из-за него ароматный, чуть сладковатый вкус. Руки Чонгука торопливые, сжимаются на талии блондина, едут по спине, массируют напрягшиеся лопатки и снова направляются вниз, заставляя омегу слегка выгнуться и вздохнуть от таких напористых касаний. Он вплетает пальцы в загривок альфы, покрывая поцелуями его скулы и шею, Чон откидывает голову назад, позволяя горячему языку оставлять за собой мокрые следы, а губам присасываться к коже. — Идём отсюда. Он не говорит больше ничего и утягивает незнакомца к выходу, чувствуя, как напряглось предплечье в его хватке. Блондин думает, что, возможно, это слишком грубо со стороны альфы, тащить его за собой вот так, но плевать. Плевать, что они впервые видят друг друга. Плевать на разовый секс и нормы морали. Плевать на всё. Им плевать. Они словно в бреду шатаются к лифту, бросая друг на друга голодные взгляды, пока эта глупая коробка с кнопками так долго едет, не желая экономить их время. Вокруг, кажется, всё рассеивается. Оглушающая музыка, парни, высыпавшие из лифта... Всё. Двое влетают в лифт и, не дав опомниться, снова бегут друг к другу за поцелуем. Снова жарко, душно, невыносимо плохо. Снова касания, касания, касания. Снова рвано, резко, несдержанно. — Как тебя зовут..? – не выдерживает Чонгук, лишь на секунду прервав поцелуй. Взгляд напротив вспыхивает недоумением. — Это важно? — Очень. Незнакомец не отвечает, только сжимает пальцами скулы взбудораженного альфы и затыкает его поцелуем, вполне недвусмысленно уходя от темы. Лифт остаётся позади, остановившись на нужном этаже, а может и не на нужном. Блондин запрыгивает Гуку на талию, крепко обвивает ногами, напирает с поцелуями, умудряясь тереться бёдрами об его член под тканью. Чонгук с лёгкостью принимает омегу к себе, вылизывает его шею, с силой мнёт плотную задницу в джинсах и роется в своих собственных, ища ключ. Они плетутся по коридору, натыкаясь на стены от нетерпения. Чон жмёт старшего к двери номера. Видимо, они всё же вышли на нужном этаже, потому что когда Гук тычет найденной карточкой в дверь, она открывается. Он снова прижимает блондина к стене, толкнув в номер, кусает плечи сквозь лёгкую ткань майки, рычит от удовольствия. — Прости, если буду слишком груб с тобой, – предупреждает он еле слышно, в ожидании реакции окинув взглядом лицо старшего. Упрямство с него исчезло, и то желание, которым оно было теперь пропитано, вызвало у Чонгука новый взрыв эмоций. Он знал, что на его собственном лице вырисовывались абсолютно все мысли, которые вертелись в голове, и это вдруг заставило его смутиться. Блондин сверкнул понимающим взглядом. Они с чувством неловкости улыбнулись друг другу. — Неудачный день? – Старший погладил ладонями шею альфы, схватился за удлинённые пряди его чёрных волос и потянул назад, заставляя показать кадык. — Наоборот. Чертовски удачный... Чонгук вздыхает, когда чувствует на себе влажные губы, и, охваченный очередным порывом, ещё более безумным, тащит омегу к столу на кухне, сметая на пол тарелку с фруктами и бокалы. Оглушительный звон остаётся незамеченным, когда Гук усаживает блондина на столешницу, получая, наконец, полную свободу действий. Омега жадно кусает губы, тащится от стояка младшего, упирающегося ему в колено. Чонгук немного отстраняется, тяжело выдыхая омеге в губы, тычась носом в тёплые щёки. Ладонь навязчиво скользит под джинсы белобрысого, обводит копчик и мягкие ягодицы, уходя, наконец, к анусу. Палец толкается в тугое колечко, результатом становится глубокий вдох. Гук слегка поумеривает свой пыл. — Давно не было? Омега жмётся ближе, горячо дыша прямо у него над ухом, и шепчет: — Да... Льстит. Это максимально льстит Чонгуку. За это время, не кто-то другой, а он, Гук, заполучил себе этого парня. Он неторопливо посасывает белоснежную шею, слегка потирая подушечкой пальца сжавшуюся дырочку. Омега мычит что-то нечленораздельное, оттопыривая задницу, когда дразнящие прикосновения к анусу заставляют его вздрогнуть и запыхтеть в губы напротив. — Заметно. Такой неразработанный и... такой чувствительный. – Чонгук тепло улыбается, поглаживая свободной рукой упругое тело и возбуждаясь от пальцев блондина, сжимающих на затылке его волосы. – Но если хочешь, мы можем оставить прелюдии. Палец толкнулся глубже в узкое колечко, чувствуя, как оно постепенно заполняется естественной смазкой. Незнакомец тихонько застонал и кивнул, цепляясь губами за шею альфы и сильнее прижимаясь к его мускулистому телу. Чонгук скалится и снимает омегу со стола, но тот внезапно рушит все его планы. Он разворачивает младшего, вынуждая упереться бёдрами в столешницу. Пуговицы рубашки покидают петли под давлением ловких пальцев – теперь на Гуке только чёрная майка без рукавов, но снимать ее омега не собирается. Он пожирает глазами венистые руки, заполненные татуировками, и пальцы, вцепившиеся в гранит столешницы; потом быстро щёлкает пряжкой ремня и поднимает глаза, глядя, как альфа в ожидании буравит его своими. Продолжая смотреть на Чонгука, омега показательно медленно тянет брюки вниз, снимая вместе с обувью. Его ладонь ложится на крупных размеров силуэт члена под тканью, на которой уже проявилось маленькое пятнышко влаги. — Ты же хотел без прелюдий, – напоминает Чонгук, вздыхая от усилившегося давления на член белоснежных даже в темноте пальцев. Омега снова поднимает глаза и облизывается, выглядя при этом так порочно, что Чонгук понимает – его слова были лишними. — Как скажешь. Можешь просто подрочить в правую. Блондин и не планировал вставать, но альфа всё равно кладёт ладонь на его макушку и чуть повелительно тянет ближе к паху. — Уверен, ты справишься с этим гораздо лучше моей руки. Омега ухмыляется, явно не собираясь спешить. Он складывает губы уточкой, приоткрывает их и оставляет на ткани мокрый чмок. Член под ней нетерпеливо вздрагивает. Ещё несколько таких поцелуев оседает на стволе и головке. Чонгук обычно очень терпелив и готов долго ждать, ещё он умеет контролировать свой оргазм и продлевать возбуждение, единственное, что никогда не было в его власти, – это чувствительность. В каких-то случаях она могла и вовсе не проявиться, а порой (гораздо реже) очень стесняла. Видя, с какой силой он сжимает пальцами стол, блондин отстраняется и ласково смотрит в глаза. — Расслабься. Я позабочусь о тебе. Шёпот незнакомца слышится так вкусно в темноте комнаты, что Чонгук, не сдержавшись, быстро наклоняется, целует горячо и мокро. А блондину просто немного смешно от всего происходящего, но он с удовольствием отвечает настойчивым губам. Гук чувствует на своих улыбку, прекрасно понимает её смысл и уже собирается начать властвовать над блондином, но внезапно для самого себя решает дать ему свободу действий. Тот трётся носом о поджавшиеся яички, поддевает их широким мазком языка, лижет основание и наконец оттягивает резинку трусов. Оттуда показывается возбуждённая головка, которую омега тихонько целует, после чего и вовсе спускает к голеням трусы Гука. Чонгук опирается на локти и поджимает губы, чтобы сдержать стон, когда рот блондина неторопливо вбирает член наполовину. — Боже мой, Кудряш... – всё же вылетает у него тихое и жалобное. Омега начинает двигаться, когда слышит возбуждающее прозвище, и чувствует прилив естественной смазки к дырочке ануса. Чонгук вскидывает голову и слабо улыбается, прикрыв глаза, когда сочные губы старательно сжимаются вокруг его члена, насаживаясь глубже. Альфа судорожно выдыхает и давится еле слышным стоном: головка мимолётно касается глотки, а пальцы старшего ласкают яички. Чонгук непослушными руками снимает с себя последний предмет одежды – майку, когда чувствует, что тело начинает вспотевать. — Хён... – с тяжёлым придыханием. – А ты... Ахх... Очень неплох... Я бы даже сказал, прекрасен. Омега, придерживая основание члена, ускоряется, заслышав слова похвалы. Он отдаёт как можно больше слюны, старается брать глубже, иногда насаживаясь до конца. А Чонгуку жарко, пиздец как жарко, и становится ещё жарче, когда тонкие пальцы скользят по его торсу, уползают к соскам и грубовато сжимают их. Идеально. Этот омега знает, как заставить его выпустить весь пар. — Ну всё, хватит, а то я сейчас кончу. Чонгук предоргазменно напряжён и ловит по телу настолько приятную истому, что даже ленится отстранить парня. Но тот ведь слышал его слова и наверняка остановится. Однако происходит обратное. Омега хватает прохладными влажными пальцами бёдра младшего и насильно притягивает к себе, открывая рот шире и, к своему удивлению, кашляя, давясь размером. Гук издаёт что-то вроде недовольного кряхтения с полустоном, всё сильнее чувствуя приближающийся оргазм. Губы на его члене влажно и медленно скользят вперёд–назад с одной скоростью и силой, и альфа вздыхает, готовясь к разрядке, раз уж ему так повезло и этот шикарный блондин не против принять в себя сперму. Но шикарный блондин вдруг останавливается и крепко перехватывает пальцами основание, не давая оргазму вырваться наружу. Чонгук коротко вскрикивает, зажимает рот рукой, испугавшись собственного голоса, и со стыдом замечает, как дёрнулось в конвульсии его тело, а к глазам подкатила жаркая влага. — Какого чёрта ты творишь? – рычит он, раздражённый тем, что его дразнят. – Хочешь, чтобы я совсем тут с тобой крышей поехал? Блондин улыбается как-то по–знакомому холодно, но глаза его горят азартом и доверием. От такого взгляда Чонгуку становится натурально дурно; такой взгляд слишком принижает его достоинство; такой взгляд подчиняет себе, берёт власть. Мысль о том, что с каждым взмахом чёрных ресниц Гук теряет кусочек своей альфасамцовой ауры, вынуждает его с некоторой грубостью всадить блондину член по самые гланды. Омега давится слюной, не успевает сплёвывать и сглатывать, когда сильная, чуть дрожащая ладонь в его волосах немилосердно тянет пряди, ищет нужный темп. Сегодня омега позволил слишком много сделать с собой. Много того, чего ему не хватало, что было необходимо, и в глубине души блондин понимал это. А Чонгук наслаждается, закрыв глаза и иногда улыбаясь, когда язык омеги скользит по венкам, прикрывает зубы, чтобы они не коснулись нежной кожи. "Что же это за позор такой..?" – думает Гук, когда к животу снова начинают подкатывать тёплые спазмы. Он знает, что ночка будет долгой и, надо признаться, очень приятной, а альфа хоть и обладает прекрасной потенцией, всё же не хочет растрачивать свои силы раньше времени. Поэтому, одобрительно погладив белые кудри, Гук тянет старшего от себя, желая снять с члена, однако белобрысый толкается вперёд, кряхтит, кашляет, но не отстраняется. Чонгук рефлекторно подаётся бёдрами назад, встречает только холодную столешницу, шипит и сжимает волосы старшего, но уже ничего не может сделать, когда блондин, заглотнув теперь наполовину, щекочет языком готовую к удовольствию дырочку уретры. — Бл–лять... – еле слышно хрипит Чонгук, бродя пульсирующими пальцами по кудрявой шевелюре. Его пресс напрягается, а по ягодицам бежит крупная дрожь, когда сперма резкими толчками заливает глотку омеги. Тот покорно ждёт, глядя на брюнета сквозь скопившиеся на ресницах слёзы, старается дышать через нос, чтобы снова не закашлять. Чонгук рвано выдыхает и жалко стонет, когда блондин начинает неторопливо посасывать головку. Стараясь контролировать свою чувствительность, но не добиваясь успеха, он ещё несколько раз конвульсивно вздрагивает, наконец отстраняя блондина от члена. Омега на это посмеивается и открывает рот, демонстрируя на языке оставшуюся часть спермы. Её белые ниточки так пошло и грязно тянутся по языку, что Чонгук не выдерживает и скользит по по губам большим пальцем, заныривая внутрь. Омега хитро жмурится, вылизывая фалангу, обмазывая её вязкой слюной, причмокивая. — Ты быстрый, – нарушает он тишину комнаты чуть хриплым и дрожащим от перенапряжения голосом. – А я так надеялся на долгую ночь. Чонгук ухмыляется, грубым давлением пальцев на подбородок вынуждая омегу послушно встать. Его целуют мягко и растянуто, блондин отвечает, лениво обсасывая чуть пухлые губы. — Поверь мне, это даже не начало... – Тон Чонгука густой и насыщенный, омега может поклясться, что слышит в нём обещание всевозможных ласок. — В таком случае... когда же мы начнем? – Прежняя холодная нотка скользит в его интонации, но Гук быстро возвращает себе контроль над ситуацией. Он властным движением притягивает омегу ближе, сжимает пальцами его талию, смотрит в глаза уверенно и внимательно. — Когда я хорошенько трахну тебя. Трахну так, что ты будешь умолять остановиться. Можешь даже не рассчитывать на спокойную ночь. Сегодня ты очень усердно будешь извиняться за то, что так нагло отшил меня у бара. Сказано всё это было с такой уверенностью, что блондин немного растерялся. Его бледные, почти прозрачные скулы слегка порозовели, кровь прилила и к губам, которые были теперь по-настоящему красными, создавая непередаваемо красивый контраст. — Какой ты... – протянул омега, поборов, наконец, эмоции. – Высоко летаешь — больно будет падать. — Если я слишком красивый, это не значит, что ещё и самовлюблённый. Блондин тихо усмехается, обвивая руки вокруг шеи Чонгука, тянется к его уху, игриво прикусывает мочку и бормочет: — Корону сам поправишь, или помочь? — Ты смотри свою не урони, – парирует Гук и вздыхает от ощущения теплых губ на изгибе скулы. Омега ничего не отвечает, только слегка улыбается, продолжая вылизывать шею Чонгука. Тот позволяет себе расслабиться и скользит ладонями по торсу старшего, ныряет под джинсы к ягодицам и сжимает их пальцами. Подушечкой касается горячего колечка мышц. — Ого... – чувствуя вязкую влагу, довольно хмыкает. – Да ты потёк, Кудряш. Не ожидал, что станешь влажным так быстро. — Кто бы говорил... – язвят в ответ. — Считаешь, я не способен на долгий секс? — Ты сам это сказал, – улыбается, отстраняясь от шеи Гука и глядя на него озорным взглядом. Чонгук зависает: улыбка слабая, но, как-никак, улыбка, а он видит настоящую улыбку этого омеги только во второй раз. Выглядит красиво. Однако Гук уже успел заметить, что глаза его от улыбки не мягчели, а хранили тот же неприступный, холодно-сдержанный блеск. — Та-а-ак... – руки альфы с силой жамкают мягкие ягодицы блондина, демонстрируя свое недовольство. – Значит, тебе нужно доказательство... Что ж, без проблем. Иди на кровать. — На кровать? – переспрашивает омега, в его глазах мелькает хитрость. – Не хочу. Чонгук поднимает брови, делая вид, что удивлён (раз уж омега так хочет это увидеть). Он знает, прекрасно знает, что тот задумал добиться его раздражения и, надо сказать, почти смог. Ну ладно, Гук и сам не против подоминировать. — Не хочешь..? Хорошо. Твоё желание для меня закон. Чонгук хватает омегу на руки и, в два шага оказавшись у кровати, грубовато швыряет на неё. Блондин утыкается носом и щеками в покрывало, цепляется за него пальцами и вздыхает, наконец расслабляя напряжённое тело. Он уже так давно возбуждён, и все его мышцы подёрнуты какой-то сладкой тяжестью. Это немного не то, что планировал омега, но тоже неплохо. Он, честно говоря, сам не знал, что планировал, просто захотелось вывести из себя этого красавчика. Блондин приподнимается и старается заглянуть через плечо, посмотреть, как выглядит сейчас альфа, но его толкают обратно в кровать. Горячее дыхание вдруг опаляет шею омеги, из-за чего он замирает. — Я не разрешал тебе вставать, Кудряш. Чонгук целует открытую белоснежную щёку, как ему кажется, налившуюся смущением, и вдруг резко всасывает кожу на шее, чуть прикусывая зубами, чего оказывается достаточно: остаётся пятнышко из лопнувших капилляров. Омега вздрагивает и касается пальцами пораненого местечка. — Ты... – он сглатывает. – Это засос? — Прости. – Чонгук ухмыляется, говоря это с ехидством. – У тебя же нет парня? — Разве я похож на изменщика? — Ну не знаю... – Он снова склоняется, прикусывает пропирсованную мочку аккуратного ушка и предполагает вполголоса: – Может я настолько тебе понравился, что ты не смог сдержаться. — Самовлюблённая скотина... Скопившееся возбуждение давит на нервы, и блондин очень рад, что появилась возможность выругаться. Чонгук улыбается и вдруг ныряет двумя руками под бедра старшего, сжимает его член под джинсами, глядя, как омега жмурится и кусает губу. — А ты грубый, знал? — А ты медленный, знал? – огрызается блондин, за что получает ещё более сильное давление на член. – Сссс... Да чтоб тебя... Чонгук не успевает и рот открыть, как старший резко, хотя и с трудом, сбрасывает его с себя и усаживается сверху, облокотившись на ладони около плеч альфы. — Ты что задумал..? Гук может, но не хочет сейчас вернуть себе потерянное место: омега на нём верхом гораздо приоритетнее. Блондин не отвечает, только облизывает раскрасневшиеся губы и припадает к чужим, принявшим его с неожиданным напором. Чонгук чувствует, как медленными толчками снова встаёт член и теперь трётся нежной головкой о ткань джинсы. Омега, кажется, понял, как это дискомфортно для младшего, и расстегнул ширинку, предоставляя ему возможность дальше действовать самому. Гук меняет поцелуи с торопливых на растянутые, вкусные и скользит ладонями под мешающую ткань на блондине. Тот напрягается и вздёргивает бёдра, напрашиваясь на новые прикосновения. И Чонгук не отказывает, сразу толкается пальцем на всю длину во влажное колечко. Внутри горячо и скользко, палец легко двигается по коже, вынуждая омегу задышать глубже и уткнуться носом в шею младшего. Когда второй палец проникает внутрь, растягивая забывшие все приятные ощущения стеночки, блондин тихонько мычит и совсем слабо прикусывает кожу чонгуковой шеи. А тот уже и забыл про собственное неудобство. Он полностью сосредоточен на своих пальцах, старается контролировать их движения и каждым касанием попадать точно по простате, чтобы вызвать у старшего новый взрыв дрожи по телу. Гук уже заметил, что омега ему попался крайне тихий, и эта тишина сильно била по самолюбию Чона. Ему хотелось услышать больше, попробовать больше, именно поэтому Чонгук добавляет третий палец и начинает в быстром темпе разрывать ещё не до конца привыкшее колечко ануса. Незнакомец стонет на первых движениях так сдержанно и несмело, что Гук снова ускоряется, чувствуя, как тёплая ароматная смазка всё сильнее обволакивает пальцы. — А-а-ах... – чуть слышно пищат ему в ухо. – Пом-медленней, п-п-ож-ж-алуйста... — Помедленней? – хмыкает Чонгук. Дыхание на его коже такое обжигающее, от омеги пахнет так вкусно, но младший всё равно не замедляется, даже наоборот: нарочно попадает по простате всё чаще и чаще. – Неужели ты уже готов, хён? Какой ты быстрый... Блондин не слышит иронии в интонации. Его бёдра дрожат на Чонгуке, он хватается ладонью за член и когда падает альфе на грудь, кажется, что сейчас лишится сознания. Но нет, этого не происходит, а хриплая просьба над ухом говорит о том, что старший ещё способен здраво мыслить: — Продолжай... пожалуйста. Я близко... я близко... близко... — Близко? Чонгук усмехается и вдруг вытаскивает пальцы. Омега плюхается всем весом на его тело и загнанно дышит из-за сорвавшегося оргазма. Альфа ещё раз быстрым движением входит пальцами в дырочку и резко вытаскивает, вырывая из старшего, наконец, полноценный стон. Он лыбится, оттягивая мешающую ткань джинсы, и шлёпает на пробу горячий бархат упругой задницы, оставляя на ней влажный отпечаток смазки. Блондин на нём вздрагивает, цепляясь обессиленными руками за покрывало. — Изверг... – словно в бреду, мямлит он и валится на кровать рядом. — Я просто не такой великодушный как ты. Гук рассматривает собственную ладонь, ласнящуюся от влаги, разводит фаланги в стороны, наблюдая, как между ними тянутся ниточки смазки. Омега лениво следит за его действиями, ничуть не стесняясь того факта, что эта рука секунду назад насиловала его задницу, и даже с каким-то укором стреляет по альфе глазами. — Оргазм от моих пальцев слишком мелочен для тебя, – объясняет тот. — Какая высокая оценка моей персоне, – замечает старший с ноткой нахальства, фыркнув и прикрыв глаза. — Ты достоин большего, уж поверь, – заверяет его Чонгук, говоря то, что действительно считает правдой. – Прыгнешь мне на лицо? а, Кудряш? – предлагает Чонгук, игриво облизывая губы. – Твоя попка выглядит слишком вкусной. Блондин с секунду думает, глядя влажноватыми глазами на альфу, быстро сглатывает и отвечает решительно: — Нет. — Ничего себе... Это еще почему? Чонгук видит замешательство старшего, ободряюще улыбается и тянет к нему руки, но омега категорично качает головой. — Тк вот оно что... Смущаешься, значит. — Вот еще. Просто... Просто... — Ааа, тогда ясно, да... Ну ладно. Я же все равно вылижу тебя. Не сегодня, тк в другой день. Омега коротко улыбается (в этой улыбке нет смущения, только вязкое удовольствие), переводит взгляд на Чонгука и прикусывает губу, побуждая его к действиям. Младший не медлит ни секунды, в два счёта нависает над блондином, быстрым движением отбрасывает на пол его джинсы вместе с бельём и ползёт к тумбочке. Омега заворожённо рассматривает его татуированные пальцы, когда те умелыми движениями растягивают презерватив по всей длине. На блондине всё ещё свободная белоснежная майка, и Чонгук скатывает её в рулет, оголяя бледный животик, подтянутый, с еле заметным рельефом брюшного пресса. Омега вздрагивает, когда чувствует на себе влажные касания губ, ловит мурашки по всему телу, что не укрывается от младшего. Гук улыбается, ощущая на себе жаркий взгляд из-под длинных ресниц, обводит круговым движением языка животик и отстраняется, хватает омегу за стройные ноги, двигает ближе к себе и нежно поглаживает гладкие, почти белые ягодицы. — Кудряш, ты... Но старший перебивает: — Не спрашивай меня ни о чём. У меня давно не было секса, и я хочу, чтобы ты отодрал меня хорошенько, понял? — Это как раз-таки не обсуждается. Я просто хотел сказать, что ты очень красивый. Твое лицо, когда ты почти кончил... — А ты очень беспардонный, – сердито рявкает блондин, скрывая застенчивость за показушной злостью. – Если ты сейчас же не засунешь в меня свой член, то я засуну в тебя свой, ясно? — Громкое заявление, – ухмыляется Чонгук, растирая смазку омеги по розоватому анусу головкой члена, – особенно учитывая то, что я сказал правду. Омега отвечает не сразу, потому что, кажется, перестаёт дышать, когда чувствует дразнящие прикосновения к чувствительной дырочке. — Хватит болтать, иначе я прибью тебя... Он ёрзает, прогибается в пояснице и смотрит уверенным, но просящим взглядом Гуку в глаза, и тот просто не может противиться такому взгляду. Он послушно толкается внутрь головкой и задерживается в одном положении, слыша под собой жалобное мычание. — Всё хорошо? – решает уточнить. — Давай уже... – сипит блондин сквозь стиснутые зубы и тяжело вздыхает, когда член наконец заполняет его полностью. – Твою ж... мать... – шепчет он, зарываясь дрожащими пальцами в собственную чёлку. – Подожди... Остановись... Ты так... так глубоко... Чонгук покорно ждёт, хотя это почти невозможно: всё внутри кричит о необходимости как можно скорее вытрахать из этого кудрявого всю дурь и замашки. Его глаза, влажные и такие прекрасные, смотрят на альфу не отрываясь. Чон знает, что старшему говорить сейчас очень трудно, поэтому начинает потихоньку двигаться, совсем медленно, стараясь не причинить дискомфорта. — Да... вот так... – еле слышно бубнит блондин, мутным взглядом окидывая тело альфы и тормозя на его татуированных венистых руках. – Какой же ты... шикарный, господи... — Ничего себе... Это первый комплимент за всё наше знакомство, – улыбается Чонгук и, чтобы не дать старшему съязвить на этот счёт, наклоняется и целует, чувственно, с наслаждением смакуя вкусные губы незнакомца. Немного грустно, что Чонгук не знает и не узнает его имени, по крайней мере, в ближайшее время. Но ничего, это можно и позже, ведь у них ещё всё впереди.        Гук знает: омега на грани, достаточно нескольких быстрых движений члена в нём – и оргазм не заставит себя долго ждать. Начав осторожно, Чонгук в один момент ускоряется. Омега протяжно заныл, почувствовав в себе монотонные и глубокие движения члена. Всё внутри него стянулось в один крепкий узел, способный с минуты на минуту разорваться на удовольствие и томительную ломкость во всём теле. Касания к простате через раз заставляют омегу снова негромко стонать, прикрывая глаза и выгибаясь торсом. Он неосознанно тянет пальцы к члену, но его руки неожиданно заводятся над головой и придавливаются чужой, мягкой и сильной. Чонгук улыбается, крепко держа тонкие запястья и двигаясь теперь в неумолимо растянутом темпе. — Какого хрена..? – рычит белобрысый, лишившийся долгожданного оргазма. — Посмотрим, на что ты способен. Голос у Чонгука грудной, с придыханием: он сам уже несколько раз был готов излиться, но нежелание выглядеть смешным и умение контролировать оргазм спасли его. — Что... – омега теряется, поняв задумку младшего, – но я никогда... — Просто доверься мне. "...не кончал без рук..." – домысливает старший, но сдаётся, хотя, кажется, сдался он в лапы этого безумца ещё у бара, когда только увидел сильные руки в чёрной рубашке, пальцы в татуировках, тёмные густые волосы и прямой, решительный взгляд. Но его воспоминания разлетаются по голове и вовсе теряются, когда Чонгук сменяет размеренные толчки на резкие и быстрые. Незнакомец стонет так открыто и доверчиво, что альфа больше не может томить его. Он несколько раз намеренно попадает точно по простате и слышит тихую надломленную просьбу: — Можешь... вот здесь... пожалуйста... И Гук слушается, отпускает ноги старшего со своих бедер и наклоняется к нему, чтобы коснуться раскрытых в полустоне губ. Он двигается уже целенаправленно, прижимает к себе омегу одной рукой: хочется чувствовать весь жар его белоснежной кожи на себе. Блондин скрещивает на пояснице альфы голени, притягивая его ближе к своему вспотевшему телу, всхлипывает и вдруг зажимает рот рукой, не давая стону вырваться наружу, когда спазмы накатывающего оргазма щекотят его тело. Чонгук захватывает его ладонь своей, — Не надо так делать. Я хочу слышать тебя. и омега уже не успевает ничего сделать, дёргается, рвано крича, когда сильная струя марает его живот своей белёсостью, а из ануса на член Гука брызжет теплая смазка. Омега становится ватным, сразу словно тает в руках Чонгука, и тот чувствует, как маленькое тело бьет дрожь удовольствия. Чон сжимает челюсть и старается думать о чём угодно, кроме того, как ему хорошо. Как же ему сейчас хорошо. Его член продолжает входить в подрагивающую дырочку, легко скользит по коже, чвокает ароматной вязкостью естественной смазки омеги. Он старается успокоить дыхание и закрывает глаза, чтобы не видеть обжигающий взгляд старшего, не видеть его приоткрытых алых губ и разрумянившихся щёк. Но Гука резко тянут вниз и целуют. Губы омеги дрожат на его губах, потные пальцы сжимают кожу на шее, тянут волосы, зарываются в них, и Чонгук сдаётся. Рычит, разгоняется до безжалостного для омеги темпа и трижды с силой впечатывает ладонь в белую ягодицу. Он слышит, как старший постанывает под ним, чувствует, как анус насильно сжимается его обладателем, стараясь доставить максимальное удовольствие. Гук последний раз толкается, вгоняя член на полную, закусывает бледное плечо старшего, что-то хрипит и кончает, оседая коленями в кровать. Крупная дрожь колотит его вспотевшие бедра, ноги вибрируют от оргазма и перенапряжения. Перед глазами мелькают разноцветные круги и точки, из-за чего Чонгук жмурится, устало касаясь губами чужих. Внезапно языком ощущается влажная солёность, и альфа, нахмурившись, всматривается в лицо напротив. Глаза омеги закрыты, но младший видит на его щеках редкие мокрые полоски слёз. — Прости, прости меня... пожалуйста, прости... – быстро шепчет он, зарываясь дрожащими руками в белоснежные кудри незнакомца, целует его скулы и щёки, гладит шею, где алеет его собственный засос. Омега вдруг открывает глаза и смеётся, смеётся негромко и красиво, оголяя свои белоснежные зубы. — Ты так нелепо выглядишь, когда пугаешься, – констатирует он сквозь смех. – Мне не было больно, успокойся. Горячая волна из груди катится по животу и замирает в районе паха, когда до Чонгука доходит: — Тк ты плакал... от удовольствия? Омега отворачивается. Окно пропускает в комнату голубоватый свет луны, и Чонгук может видеть порозовевшую от смущения щёку старшего. Сильно выделяющаяся линия скулы тянет Чонгука к себе, и он вдруг наклоняется, ведёт по ней языком, кажется, сейчас порежется. Блондин вздрагивает, воспринимая этот действие как ожидание ответа. — У меня иногда бывает такое, – словно извиняется он, и Гуку смешно от этой интонации старшего. — Да ты... ах ты, господи... – альфа не находит слов, настолько его веселит смущение блондина. – Ты прекрасен, знаешь об этом? Тихоня кудрявый. — Кто я? Блондин хитро поглядывает на Чонгука, и тот догадывается, что обязательно схлопочет, если повторит сказанное ранее, однако с некоторым мазохизмом наклоняется к губам старшего и говорит громким шёпотом: — Кудрявый. Тихоня. Омега, состроив на лице обманчиво спокойное выражение, вдруг изо всех сил сжимает в себе член, вырывая из Чонгука душераздирающее рычание с полустоном. — Твою ж... Ты... Кудряш чёртов... — Ещё хочешь? — Но мне нравится так называть тебя. – Чонгук снова походит на мазохиста своим признанием. — Мне тоже нравится, когда ты так меня зовёшь, просто решил поиздеваться, – на лице снова горделивая ухмылка. — Ну ты у меня получишь... Чонгук отбрасывает использованный презерватив, хватает блондина за ноги и резким движением тянет к себе. Старший насмешливо щурит глаза и облизывает губы, когда альфа склоняется над ним, оставляя ничтожно маленькое количество воздуха. Глаза Гука мажут по щекам белобрысого, влажному лбу, прилипшей к нему белой чёлке. Ему так невыносимо хочется поцеловать старшего, но альфа держится даже тогда, когда парень под ним приоткрывает рот и тянется навстречу, желая поцелуя. Чонгук именно этого и ждал. Он грубым движением разворачивает омегу на живот и наваливается сверху, лижет белый загривок, покусывает шею и шепчет: — Я тоже хочу поиздеваться над тобой. Как думаешь, могу я это сделать? Ах, точно... я и забыл совсем: Твое разрешение мне не нужно. — И что же ты сделать собираешься? – В голосе омеги насмешка. — Да ничего особенного. Напомню тебе, где находится простата. — Ты сам-то помнишь? – усмехается блондин, но охает, когда три пальца резко входят в него и безошибочно находят чувствительный бугорочек нервов. — Конечно помню, только вот вдруг ошибся, – мягко растягивает слова Чонгук. – Может она здесь, – давит на стеночки совсем рядом с простатой, чувствуя, как пальцы всё обильнее покрываются влагой. – Или здесь, – обходит комочек нервов стороной, мимолетно задев его. Омегу выгибает в пояснице, он кусает губы и краснеет щеками, но молчит. — Ну? – Чонгук неторопливо двигает мокрыми пальцами, нарочно не доходя до простаты. – Что скажешь, Кудряш? Блондин пыхтит, жмурится и утыкается лбом в покрывало, сжимая его пальцами. — Ничего не скажешь, значит..? А если так? Пальцы грубо упираются в простату, тело омеги вздрагивает и покрывается мурашками. — Ааааххх! – вскрикивает он, и Чонгук довольно лыбится. — Вон оно как, оказывается... Сказал всё-таки. – Пальцы Чонгука чуть замедляются, давая омеге перерыв. – Иди-ка сюда. Блондин в изнеможении поворачивает голову и поднимает на младшего свои по-прежнему холодные глаза. У него совершенно не осталось сил язвить, настолько безумно хочется кончить. — Что ты там о себе возомнил? – не сдержав колкого вопроса, хрипит он. — Я возомнил? Разве это не ты ведешь себя как последняя сука? – Чонгук наклоняется к уху омеги, прикусывает мочку и говорит вполголоса: – Ты динамишь меня, но в то же время скачешь на моих пальцах. Чонгук кивает на мокрые от смазки бёдра блондина, и тот послушно поворачивается, глядя, как его задница, самовольно найдя пальцы, насаживается на них. — Ты течешь, Кудряш, – продолжает шептать Чонгук. – Течешь от моих пальцев. Посмотри на себя. Ты весь дрожишь. Он вытаскивает фаланги и подносит к глазам омеги. Розоватая смазка стекает по ладони, ласнится вязкостью, и блондин впервые за сегодняшнюю ночь чувствует смущение. Чонгук видит его зардевшиеся щеки и ласково гладит по волосам свободной рукой, потом целует загривок, часть шеи, плечи и произносит: — Не волнуйся. Я разберусь с тобой. Ты будешь кончать, пока не сломаешься, понял? Такие упёртые как ты бесят меня. Обычно я даже не знакомлюсь с ними, но ты... – замолкает на секунды. – Твоё тело, Кудряш, сводит меня с ума. — Как... банально... – через силу давит насмешку блондин, чувствуя сильные ладони на пояснице, теперь влажной от собственной смазки. — Может быть. – Чонгук крепко сжимает чужие белые бёдра, наблюдая за светлыми следами от своих пальцев, которые совсем скоро пройдут. – Но я откровенен с тобой. – Он ведёт языком по позвоночнику, чуть прокаченным мышцам спины, и омега содрогается от лёгкого холода. – Ты такой сладкий, такой беленький и чистый, такой открытый для меня. Только мой сегодня. — Думаешь, я в таком состоянии даже при желании смогу куда-нибудь деться? – хрипит блондин и почти стонет, когда чувствует на затылке горячий воздух. Чонгук широким глотком вдыхает сладковатый запах волнистых волос, и омегу ведёт. Он вообще заметил, что за сегодняшнюю ночь ему пришлось надломиться уже не раз, но удовольствие, коробящее своей неприкрытостью удовольствие отключает его сознание циника полностью. Чонгук на слова старшего только хмыкает, думая, насколько острые фразочки омеги сгладились со временем их пребывания вместе. И это даже немного льстит. Внезапная мысль о том, что старшего кроет от власти в постели, собирается жарким шаром где-то в груди и резко падает в пах. Чонгук чувствует, что член встал полностью, поджимает губы и снова проталкивает пальцы в растянутое колечко. Омега тихо скулит, так тихо, будто этого ни за что нельзя сделать, и поворачивает голову к Гуку, смотрит мутными от возбуждения глазами и приоткрывает губы, влажные от беспрестанно смачивающих их языка. Чонгук сглатывает. — Ты... – тянется к старшему и тяжело дышит ему в лицо. – Так заводишь, черт бы тебя... — Ты тоже... – чуть улыбается омега, в какой-то степени признавая себя сломленным. Чонгук отвечает такой же невесомой улыбкой и накрывает своими губы старшего, совсем аккуратно, нежно и легко, разрушая клубившуюся в воздухе грязную похоть. Они целуются медленно и чувственно, ласково, без напора, правда непроизвольно торопятся друг за другом: каждый боится остаться в проигрыше. Взрослые, знающие свои желания мужчины упустили один важный и такой очевидный факт: они капитулировали друг перед другом сразу, как только их телам суждено было соприкоснуться, как только их глаза столкнулись взглядами, такими разными, но такими подходящими. Всё происходит быстро, как-то смазанно и непонятно. Когда секунда без движения виснет в раскаленном от поцелуя воздухе, двое снова понимают друг друга. Омега вздёргивает бёдра чуть выше, давая Гуку возможность залезть настойчивыми пальцами к члену, сжать его и выбить из белобрысого более громкий стон. Чонгук чувствует, как дрожит принажлежащее только ему тело, чувствует, как стоит собственный член, больновато и назойливо поднывая в головке. Хочется вставить старшему по самые яйца, хочется слышать его тихие вскрики и ловить мурашки белого тела. И необходимость помучить омегу пальцами сама отъезжает на второй план. Омега вертит блестящими от смазки бедрами и поворачивается к застывшему парню. — Ты там всё ещё собираешься отодрать меня или уже передумал? Чонгуку всегда нравилась прямолинейность. Он усмехается, опускает короткий шлепок на белую ягодицу и лезет в тумбочку за презервативом, параллельно уточняя: — Спрашивать, хочешь ли ты этого, думаю, нет смысла, верно? Всё равно не ответишь. — Конечно, какой в этом смысл? Будто бы ты сам не знаешь, насколько сильно я хочу почувствовать в себе твой член. Чонгук так и замирает с презервативом, натянутым только на головку, потом резко раскатывает по всей длине и, упираясь членом в бедро омеги, склоняется к его шее. — Значит ты можешь и не быть вредным, если захочешь, да, хён..? – шепчет. Блондин вертится, устраиваясь поудобнее, глубоко вздыхает от прикосновений члена к своей коже и отвечает: — Естественно. Мне несложно признаться человеку в том, что я его хочу. Зачем ходить вокруг да около? Чонгук прикрывает глаза и чуть улыбается. Этот парень так подходит ему. Он разворачивает к себе старшего за подбородок и целует. Их губы почти не касаются друг друга, только языки мягко сплетаются в воздухе, поражая тишину комнаты мокрым чавканьем. — Мне кажется, или в прошлой жизни ты был моим мужем? – спрашивает Чонгук в паре миллиметров от влажных губ. Омега хмыкает, в глазах снова холод, однако с примешанной к нему страстью. — Тебя от собственного пафоса не тошнит? — Тошнит, – соглашается Чонгук, – но я всегда мечтал испробовать этот подкат на ком-нибудь, просто подходящего человека не было. — Скольким парням ты уже это говорил? — Сотням. Но только тебе подходит роль моего мужа, – честно отвечает, поглаживая красиво изогнутую поясницу омеги. — Тебе не кажется странным тот факт, что мы сейчас обсуждаем какую-то нелепицу, в то время как нормальные люди уже давно трахались бы? — Наверное эти люди несильно нормальные, если так торопятся. Разве у нас впереди не вся ночь? Я еще успею отыметь тебя не только на этой кровати. — Почему я должен тебя уговаривать поторопиться? – внезапно для самого себя откровенничает блондин. – Тебе самому разве не хочется перейти от оперетива к основной части? — Ах, знал бы ты, Кудряш, как давно я захотел перейти к основной части... Как только увидел тебя у бара, сразу захотел разложить на нём. Чонгук собирает в ладонь стекающую по машонке омеги смазку и растирает по члену. Старший подаётся бедрами назад от такого мимолетного прикосновения, встречается с мокрым членом и бесстыдно трется об него, рваными движениями напряженной задницы демонстрируя нетерпение. — Хватит меня плавить, – его голос дрожит, но это почти не заметно, – я уже лет десять не ведусь на такие милости. Либо ты сейчас же трахнешь меня, либо я ложусь спать, понял? — К чему такие жертвы, что ты... Как же ты уснешь без моего члена? Молчи. Чонгук, видя, что старший собирается возразить, притягивает его к себе за волосы и целует грубо, настойчиво. Когда поцелуй стихает, старший смотрит на Чонгука уже другим, более мягким взглядом. — Угомонись наконец со своими подколами. – Чонгук, обняв ладонями порозовевшее лицо блондина, внимательно и подчиняюще всматривается в лисьи росчерки красивых глаз. – Я знаю как сделать тебе приятно, поверь. — С чего ты взял, что я собираюсь тебя подколоть? – щурится тот. Ему неудобно лежать вот так, выворачивать назад шею и опираться на руки, но чёрные глаза напротив компенсируют эти неудобства с лихвой. — С того, что ты всегда и со всеми такой. Только если человек максимально близок тебе, ты способен быть открытым и честным. — Ошибаешься. Когда ты мне так необдуманно приказал молчать, я хотел сказать, что действительно не усну без твоего члена. Чонгук секунду думает, улыбается, толкается языком в щёку и снова целует старшего, теперь растянуто и неторопливо, потом отпускает его шевелюру и, придерживая одной рукой белокожее бедро, другой приставляет член к дырочке. — Не будем больше болтать. Пора к делу, верно? – произносит вполголоса, на что омега только кивает и, побуждая к действиям, несколько раз сжимает и разжимает сфинктер. Чонгук всё понимает правильно и входит сразу полностью, но неспеша и продуманно, не желая вызвать неприятные ощущения, хотя блондин и так уже достаточно растянут. Старший замирает, покорённый ощущением большого крепкого члена в заднице, и громко и тяжело выдыхает только тогда, когда Чонгук полосует по его шее широким мазком языка. — Снова... Медлишь... – сипит еле слышно омега, жмурясь и чуть не трясясь от наслаждения. — А ты у нас значит скорость любишь? Чонгук и сам еле справляется: его голос почти дрожит, а по спине и шее скользят горячие капельки пота. — Люблю, – полушёпотом признаётся старший, нетерпеливо ёрзая с членом в заднице. Чонгук на это только улыбается, выходя из омеги полностью и тут же резко вгоняясь. Блондин охает, его руки подворачиваются, и он падает грудью в кровать, пытаясь упереться ладонями хоть во что-нибудь. Чонгук, становясь поудобнее, подтягивает к себе старшего за бёдра, вынуждая его утонуть щекой в покрывале и сдавленно вздохнуть. — Скорость, значит... И потекла для омеги бесконечная череда оргазмов. Член вбивался в него неумолимо быстро, растянутые до онемения мышцы ануса то и дело пульсировали, стреляя смазкой, а член гудел от непрерывного возбуждения. Блондин кричал, цеплялся пальцами то за собственные ноги, то за одеяло, жевал подушку и пускал слюни; слёзы уже давно превратили его лицо в мокрый бардак, а волосы растрепались от властной руки Чонгука и быстрых толчков. Чонгук же овладевал белым телом со всем желанием и со всей страстью. Он кончал в презерватив раз за разом, то и дело сменяя на новый, оттягивал половинки пышной попки, шлёпал, играл пальцами, потом снова грубо трахал. Низкий голос старшего становился порой девчачье высоким, порой сходил на хрип, а порой и вовсе что-то шептал и выкрикивал. Однако даже эти вскрики и бормотание казались Чонгуку недостаточно громкими, сдержанными и, почему-то, заводили альфу не на шутку. Бёдра блондина то и дело норовили упасть в кровать, коленки дрожали, а шея затекла, но омега, казалось, совсем не замечал этих неудобств. С каждым оргазмом он тихо и надрывно вскрикивал, бился в слабых конвульсиях и мочил белое постельное слезами и спермой, заставляя Чонгука самому кончать от такой картины. И вот когда очередной презерватив выброшен и очередной натянут, омега наконец отлипляет щёку от одеяла и смотрит вспухшими жаркими глазами на Чонгука, облизывает красные губы и тянется за поцелуем. Чонгук нежничает, гладит пальцами вспотевшую шею старшего, попутно перекладываясь на спину и усаживая его к себе на бёдра. Член приятно вибрирует от постоянной стимуляции, но он не успокоится, пока не отымеет этого мужчину во всех позах, поэтому нужно набраться сил для последнего. — Кудряш... Сможешь сам? – хрипит Чонгук, поглаживая чуть дрожащую поясницу омеги. Тот кивает, ищет член рукой и насаживается, охает от неконтролируемо резкого наскока и начинает двигаться. Чонгуку до оргазма еще как до Китая пешком (так он сам для себя решил), поэтому он мацает руками тело везде, где может дотянуться, взглядом исследует каждую рельефную впадинку на белой коже, лезет ладонью к ключицам старшего, сжимает ошутимо шею, глядя на закатившиеся от удовольствия глаза, откинутую назад голову и изогнутую спину. — Почему ты такой красивый... господи, детка... – восхищенно шепчет он, сражённый эстетикой перед собой. Чонгук всегда думал, что такое только в хорошо поставленных эротических фильмах бывает, а тут вот оно, в жизни, да еще и с ним происходит. Омега ничего не отвечает, лишь с готовностью открывает губы, впуская в них большой палец Чонгука и вылизывая его с влажным причмокиванием. Младший думает, что в этой позе блондин особенно красив. Его белая тонкая талия мягко, как пластилиновая, гнётся и извивается, бёдра умело объезжают чонгуков член, руки, закинутые за голову, сжимают собственные волосы. Безумие. Омега вдруг коротко вскрикивает, впивается Чонгуку в губы, дёргается и стреляет спермой младшему на грудь, рвано что-то хрипит и сквозь гул в ушах слышит, как громко и несдержанно рычит Чонгук, продолжая целовать. Старший ладонями обнимает щёки альфы, и Чонгук понимает: продлить возбуждение не получается. Он видит тяжело дышащие мокрые губы блондина, чувствует на себе его дрожащее тело, тонкие пальцы в своих волосах и видит сытые, но горящие тем же возбуждённым огнём глаза. Чонгук смотрит в эти глаза жадно и доверчиво, ощущает внутри себя кипяток и откидывает презерватив. Ему хватает только пары движений рукой, чтобы напряжённо вскинуть бёдра и выплеснуть оргазм прямо на чужую спину и ягодицы. — Господи... – Блондин, совершенно обессиленный, мелко подрагивая, размазывает по потной груди младшего собственную сперму. – Невероятно... — Это... ты... невероятен, – срывающимся голосом давит из себя Чонгук, отпуская влажный член и хватая конвульсию от того, что его головка коснулась растянутого колечка ануса. Давно не было такого секса. Омега улыбается и выпускает язык, чтобы вялыми движениями исполосовать солёную кожу шеи Чонгука. Последний глубоко и медленно дышал, оглаживая ладонями круглые ягодицы и лениво подставляясь под касания. Блондин понимал, что, наверняка, выглядит сейчас слабым и нуждающимся во всём том, что они выделывали друг с другом минутой ранее, но эта слабость совсем не заботила его. Он устало поднимает глаза на альфу, но веки Чонгука прикрыты, и на них спадают чёрные влажные локоны. Омега убирает мешающие пряди с его лица чуть напряженными пальцами и снова опускает голову, ощущая на лбу благодарный поцелуй. — Интересно, сколько по времени мы занимались этим? – спросил блондин, устраиваясь поудобнее на сильном теле. — Часа четыре, – отозвался Гук и притянул расслабленное запястье старшего к глазам. Наручные часы, циферблатом съехавшие на внутреннюю сторону кисти, показывали почти два часа. – Ну да, четыре. Старший медленно расстегнул ремешок и вслепую положил часы на тумбочку. — У меня нет сил идти в душ... – сообщил он, явно не планируя слезать с Чонгука. "Неопытный совсем", – подумал тот, кутаясь носом в душистую кудрявую шевелюру, сам, однако, не имея сил подняться. Он чувствовал, что омега принадлежит сейчас только ему, что прежние его холодность и равнодушие больше не властны над блондином, и это почему-то заставило Чонгука гордиться собой. — А мы и не пойдём, – заговорщически проговорил он тихим голосом и прижал к себе горячее вспотевшее тело парня. Тот заегозил в руках Чонгука и сполз на кровать. — Нет, мы должны пойти. Омега откидывается на подушку рядом и расслабленно вздыхает. Чонгук поворачивает голову, наблюдая, как переливается его потная шея, вздымается плоский животик в размазанной сперме, и понимает, что очень не против ещё одного захода. Но ему кажется, что тело блондина больше не выдержит, поэтому не напирает, просто смотрит на старшего, восстанавливает дыхание и старается унять в животе вновь поднимающееся желание. Блондин вытягивается по матрасу во весь рост, жмурится и сообщает, еле ворочая языком: — Мне кажется, я не смогу встать. Широко зевает, потирает кулаком глаз и, противореча своим словам, вдруг буркнув: – Пить хочу, – подскакивает с кровати. Это выходит у него с такой лёгкостью, что Чонгук ошарашенно садится, наблюдая за омегой с нескрываемым восторгом. Блондин тем временем распахивает дверцы мини-бара и оценивающе разглядывает содержимое, что-то побурчивая себе под нос. Чонгук в который раз заметил, что телосложением блондин отличался безукоризненным. Он лапает сальным взглядом формы старшего: ягодицы, вымазанные спермой, прямую спину, плавно перетекающую в сильно выделяющуюся талию, стройные ровные ноги. — Хён, – зовёт он, быстрым движением облизнув губы. — Мм? Блондин уже выудил какую-то бутылку и теперь, стоя спиной к Гуку, наливал её содержимое в бокал. — Иди сюда. — Зачем? – спокойно уточняет тот, обернувшись. — Надо. Подойди. Блондин облокачивается ягодицами на столешницу и чуть склоняет голову. Даже сквозь темноту комнаты Чонгук видит его твёрдый взгляд и сдаётся. Он с вызовом смотрит в ответ и ухмыляется одной частью губ. — Трахнуть тебя хочу. Блондин фыркает и одним глотком выпивает весь стакан, судя по цвету, сока. — Хватит с тебя, – немилосердно отзывается он, ополаскивая в раковине бокал. В его голосе снова звучит надменность и прохлада, что только подстёгивает Чонгука. — Подойди, если не хочешь, чтобы это сделал я. Омега не ответил и даже не повернулся, только выключил воду и вытер о махровое полотенце руки. Он вздрагивает, когда Чонгук одним движением оказывается рядом и обнимает со спины, а голос над ухом заставляет его прикрыть глаза и судорожно вздохнуть. — Я смотрю, ты любишь нарываться... Чонгук показательно грубо жмётся ляжками к его заднице, упираясь в неё чуть напряжённым членом, и намеревается уже показать, каким он может быть властным. Но план Чонгука относительно показа своей альфасамцовости быстро и качественно разрушают. Блондин выворачивается из его объятий и устремляет холодные коричневые глаза прямо в лицо Гука, смотрит с уже знакомой насмешкой и ожиданием. — Чего бы ты сейчас хотел больше всего на свете? – внезапно спросил он, усаживаясь на стол позади себя. Чонгук многозначительно подёргал бровями и облокотился ладонями по бокам от сидящего старшего. — Чего бы я хотел? Заняться с тобой сексом ещё пять, нет... – он подумал, – шесть раз. А ты? – спрашивает, глядя в небольшие, красивого разреза глаза омеги. Тот хмыкает и вдруг хватает альфу за шею, сгребает в кулак его удлинённые волосы и дёргает на себя, впиваясь в губы бесцеремонным поцелуем. Чонгук кусается, напоминая, что он, вообще-то, если никто не забыл, альфа. Но кудрявый напирает, и Гук чувствует, как начинает позорно твердеть только от одних поцелуев. Омега умеет целовать так, чтобы по его губам изнывали, и такая сила не нравилась Чонгуку. Может, потому что он сам обладал подобной, а может – просто не привык быть под контролем. Ему казалось, что это слабость – признаться в своих пристрастиях, а потому никогда не давал мыслям выползти в слова. И когда омега отстраняется, не дав разомлевшему Чонгуку превратиться в безвольную лужицу, брюнет удивлённо смотрит на него и сжимает пальцами плотные ягодицы, как бы говоря старшему быть поосторожнее. — Ну признайся... – Гук склоняется к его щеке и оставляет на ней мокрый след от языка. – Ты же хочешь меня. Омега коротко смеётся своим низким голосом, и Чонгук снова слышит в нём презрение. (Что удивительно, в этот раз ему только кажется) — Ещё чего. Я в душ хочу. — В душ? Ну пошли. Омега хочет слезть, но ему не дают, глядя большими взбудораженными глазами. — Может отойдёшь? — Да я вот думаю, идти с тобой, или нет... Ладно, уговорил, идём. А то вдруг что интересное пропущу. Блондин не успевает ответить, как его подхватают на руки и несут в сторону ванной. Он невольно охватил ладонями смуглую шею Чонгука, воркующе и тихо засмеялся. Чонгук мельком словил взгляд старшего. Его глаза сияли, искрились насмешкой, но сияние это показалось Чонгуку фальшивым, будто за этим презрительным сиянием скрывалось что-то совершенно противоположное: смущённое, интимное и очень честное. — Не надорвешься? – язвит блондин, чувствуя себя каким-то особенно маленьким в этих руках. — Ещё килограммчик – и точно надорвался бы, – отзывается Гук, ставя омегу на пол большой душевой с прозрачными стенками. — Интересно мне очень знать, здесь есть фен? – обращается блондин то ли к самому себе, то ли к Чонгуку. — Фен? Я никогда не пользовался им, так что не знаю, но по идее должен быть. – Чонгук ищет на панели подходящий режим и включает его, замечая, как напряжённое тело рядом вздрагивает от чуть тёплых капель. Омега прижимается к его груди, льнет ближе всем телом, макушкой щекоча ключицы и шею. Младший на это только улыбается, крепко обнимает за плечи и талию, глядя, как белые волосы постепенно мокнут под потоками воды. — Видел бы ты себя сейчас со стороны, хён, – негромко, но перекрывая шум воды, говорит Чонгук, через секунду ловя на себе уже знакомый ершистый взгляд из-под мокрых ресниц. — И что бы я увидел? — Милого Кудрявого Тихоню. – Чонгук гладит пальцами белые волосы старшего, жмурится от спадающей на глаза воды. Омега ничего не отвечает, принимаясь шарить взглядом вокруг в поисках геля для душа, но Чонгуку, конечно, сразу становится ясно, что своими действиями блондин только скрывает смущение. — Разворачивайся, я потру тебе спину, – говорит он, выливая на ладони душистую субстанцию из небольшого флакончика. Чонгук послушно подставляет спину, сразу чувствуя на ней мягкое скольжение небольших ладоней. Они с легким напором оглаживали шею, лопатки и поясницу, и Чонгуку казались эти движения какими-то особенно ласковыми, приятными. — Хён. — Мм? Чонгук помолчал, обдумывая зревший в голове вопрос. — Как считаешь, мне действительно стоит привести свою жизнь в порядок? Старший, по своей привычке, ответил не сразу. — А что не так с твоей жизнью? — Ну... Мне двадцать четыре, а я всё еще не нашёл свое место. У меня есть всё: много парней, машины, шмотки, далеко не плохой заработок, но... Что-то всё равно не так, понимаешь? Чонгук почувствовал, как замедлились на нём чужие руки: блондин задумался, но не дольше, чем на несколько секунд. Ладони его снова принялись бродить по плечам и шее, уползая к ключицам, а сам омега ответил серьёзно: — Много парней бывает, когда один не по зубам, а дома, машины, шмотки – всё это не заменит одного: личного счастья и счастья твоих близких. Чонгук повернулся к старшему лицом и требовательно заглянул ему в глаза. — Я должен жениться? Омега пожал плечами, с пристальным вниманием скользя мыльными ладонями по груди и прессу альфы. — Можно и жениться, но ты не совсем так понял смысл моих слов. Женитьба приносит счастье только в том случае, если ты выбрал того человека. — Ты имеешь в виду, что есть смысл задуматься о серьёзных отношениях, оставив в покое разгульную жизнь? — Можно и так сказать. Чонгук задумчиво гладил глазами белоснежный блеск его волос, проворачивая в голове факт того, что к этому парню его влечет тяжелое плотское желание, граничащее с еще чем-то совсем не понятным. Омега продолжал сосредоточенно разносить по крепкому телу пену, и Чонгук внезапно почувствовал возбуждение. — Да всё-всё, – он мягко отстраняет от себя чужие ладони в мыле, – а то у меня сейчас встанет. Блондин улыбается одними губами, но руки не убирает, наоборот даже спускается ниже, к паху и бёдрам. Пальцы невосомо скользят по мокрой коже, даря приятную щекотку и тягучее напряжение внизу живота. Чонгук терпит это всего несколько секунд, по истечении которых резко захватывает ладонью кисти старшего, толкает того к стенке и прижимает своим телом. Хорошо знакомая равнодушная насмешка в глазах блондина заставляет Чонгука не только мысленно метаться от потери собственного превосходства, но и без всякой нежности впиться в его мокрые губы, кусая и оттягивая. Омега отвечает не менее пылко, но, когда Чонгук отстраняется для вдоха, освобождает одну ладонь, легонько упирается ею в грудь младшего и говорит вполголоса: — Перестань, у меня совершенно нет сил. — Нет сил? – Чонгук тянется к дрожащему колечку мышц, а омега вздыхает от ощущения настойчивых пальцев в чувствительном местечке и чуть улыбается. Чонгук подносит к его глазам влажные от смазки и воды пальцы, хитро щурится. – Уверен? — Всего полчаса назад я не задумываясь скакал бы на тебе, но в этот раз да, я действительно хочу спать. А ты нет? Чонгук пожимает плечами. — Не знаю, вроде нет. Обычно я не испытываю сонного состояния, когда хочу трахать кого-то всю ночь. — А я-то думаю, от кого же это пахнет дерзостью и гормонами? Чонгук усмехнулся, вставая прямо под струи воды и смывая с себя пену. Старший, смочив руки и добавив геля, тоже начал растирать по своему телу ароматную пену, и Чонгук не сдержался. С мягкой настойчивостью он притянул его к себе за талию и заглянул в глаза. Омега часто моргал от спадавших на лицо капель. Его взгляд светлел хитрецой, бледное лицо было теперь чуть румяным, пухлые губы — бесстыдно-жадными, и Чонгуку пришлось сделать над собой усилие, чтобы очнуться от его обаяния. — Иди давай, я хочу нормально искупаться, – вполголоса буркнул старший, упираясь ладошками в грудь Чонгука и предпринимая попытку вырваться из объятий. — Поцелуешь – уйду, – тут же поставил ультиматум Чонгук, нарочно немного отодвигая лицо от омеги. Снова взгляд взрослого на ребенка. Однако сейчас Гук чувствует себя под этим взглядом более интересным старшему, словно тот принял его маленькую игру, хотя все еще и считает ее детской. Внимательно склонив голову и поставив режим струй на минимальный, омега привстал на носочки, схватился ладонями за щёки Чонгука и ласково коснулся его губ своими. По телу младшего прошелся холодок мурашек, а потом стало очень жарко – и он с силой прижал к себе вкусное тело – не хрупкое, но миниатюрное и аккуратное. Мягкие губы старшего отстраняются. — Иди уже. — А тебе не нужна моя помощь? – тонкий намек на толстые обстоятельства так очевиден в словах Чонгука. Старший презрительно сощурился веселыми росчерками шоколадных глаз и кивнул в сторону двери. Чонгук пожал плечами, послушно вылез из душевой и, захватив полотенце, вернулся в комнату. Омега выходит спустя несколько минут. Его кожа переливается капельками влаги, когда старший входит в широкую полосу холодного и тусклого лунного света. Только зайдя в комнату после душа, блондин вдруг ощутил тягучий, густой и пряный воздух в помещении. Пахло его собственной смазкой, оргазмом незнакомца, одеколоном, выветрившимся разбитым алкоголем. Окно было открыто предусмотрительным младшим, но успело пропустить сквозь себя холод ночи только на половину комнаты. Чонгук проходится долгим взглядом по голому телу старшего, довольно жмурится и гнёт губы в еле заметной улыбке. Кожа влажная, белая, волосы растрепанные, взъерошенные. Белые, бесстыдно ровные голые ноги вдруг настолько манят, что Гук чувствует, как сохнет во рту и в чугунном звоне пухнет голова. Ему кажется эта ночь какой-то особенно студеной, и он думает, что оставлять окно открытым надолго было бы опасно: разгорячённое тело старшего может подхватить простуду. Майка находится непонятно где, поэтому Чонгук кивает на свою рубашку, валявшуюся совсем рядом. — Закрой окно и надень вон, а то замёрзнешь. Рубашку омега не надел, только осторожно дернул от себя ручку окна, задержал взгляд на ночной улице и наконец вернулся к кровати. Его влажное тело скользнуло к Гуку под одеяло, и альфа прижался к нему ближе, залез рукой под белую шею, вынуждая старшего улечься к нему на грудь. Густая белокурая шевелюра щекотала своим нежным ароматом рецепторы Чонгука, и он с настоящим удовольствием вдыхал этот аромат, ощущая, как начинает погружаться в сладкую дрёму. Чувствуя на своем плече давление маленькой головки, мерное дыхание по коже груди, Чонгук думал, что вполне счастлив и что сложилось всё как нельзя лучше. Он был на вершине блаженства и слезать с этой вершины, по крайней мере в ближайшее время, не планировал. Такого парня он не знал с самого Сайгона, где маленькие вьетнамцы были чуть более пылкими, чуть более искушенными, но не намного. — Почему у тебя до сих пор нет парня? – неожиданно спрашивает незнакомец, вынуждая Чонгука покинуть свои мысли. — Нет парня? – попытался тот сыграть удивление. – С чего ты взял? Блондин насмешливо глянул на младшего. Чонгук медленно выдохнул, поглаживая пальцами его белое плечо. — Наверное, не научился сохранять то, что имею. — И поэтому ты спишь со всеми подряд? Гук изумлённо покосился на омегу. — С чего это ты решил? Тот помолчал, заёрзал и переложил свою белую макушку Чонгуку на локоть. — Не знаю... думаю так. Чонгук глянул старшему в глаза. Те были чуть уставшими и заинтересованными, но по-прежнему хранили в себе следы равнодушия. — Очень ошибочно думаешь. — А я уверен, что прав, – вдруг настаивает блондин. – Не хочешь серьёзных отношений? — Мм... да, пожалуй, именно так. Меня всё устраивает в моей жизни, пусть даже, как ты знаешь, меня терзают некоторые сомнения. К тому же, разве свободу не нужно беречь? Омега неоднозначно передёрнул плечами. — Свобода разная бывает, – отозвался он. – Может, тебе просто однажды не повезло? Омега и не думает о намёках, просто его чем-то заинтересовал этот черноволосый, а если так, то почему бы не поболтать? — Везение..? – Чонгук задумался. – Ну я бы так не сказал. У меня никогда не было проблем с партнерами. – Только ты всё равно отказался бороться, не так ли? Смерился или сдался? — Всему есть предел. Какое-то время они лежат молча. Чонгук снова дремлет, прикрыв глаза, чувствуя на своей груди легкие потоки воздуха спокойно дышащего омеги. — А почему ты одинок? – вырывается у Гука вопрос. Омега ответил не сразу. — Я не одинок, я одиночка, – целомудренно поправил. — Чего ты боишься? — Пауков, акул, драконов и налоговой инспекции. —...а еще у тебя боязнь близости и привязанностей. Омега с видимым неудовольствием вздохнул, но промолчал, не желая отвечать. — У тебя есть кто-нибудь? – поинтересовался Чонгук, помня, однако, что старший ни с кем не спал уже давно. — Да, работа. — Мда уж... Я думал, после безалкогольной водки меня уже ничем не удивить. – Он помолчал, оформляя в голове вопрос, но в итоге спросил прямо: – И ты счастлив? — Счастлив, – без промедления ответил старший. — Трудно быть счастливым в одиночку. — Сильным людям это легко даётся, – строго отзывается омега. — Все мы сильные, пока не встретим свою слабость, Кудряш. — Это не со всеми работает. — Со всеми, поверь. Вот ты тут размахиваешь своей принципиальностью, а ураган в душе сметает все твои строгие принципы. — Ты же знал, что я пойду с тобой, не так ли? – меняет тему старший, устав от очевидных фактов, которыми швырялся альфа. — Разумеется. Я был убежден. — Неудивительно. Самоуверенным сложно отказать. Кудрявый резко садится на кровати, выуживая из джинс на полу телефон. Чонгук рассматривает его красивую спину, такую белую в темноте комнаты, что можно даже увидеть россыпи мелких родинок. — Любишь таких? Блондин неопределённо пожал плечами, откидывая гаджет: где-то в стороне послышился звук его глухого падения. — Не написал? – Чонгук с сочувствием глянул на вздохнувшего омегу. Тот фыркнул, откидываясь на подушки. — Разрядился. Можно подумать, ты бы написал парню, с которым расстался два года назад, – скептически бросил он. — Вполне возможно, – честно ответил Чонгук. – Я, как минимум, выкинул бы что-нибудь противненькое, ну или хоть как-то напомнил о себе. С секунду белобрысый думает, потом накрывается одеялом по плечи и решительно отрезает: — Это глупо. Хотя в прошлом году он поздравил меня... — Интуиция подсказывает мне, что он и в этом не забыл тебя. — Слушай, давай закругляться. Подскажи своей интуиции, чтобы она спать шла. Блондин переворачивается на бок и закрывает глаза, чуть заметно выдыхая. Чонгук двигается ближе, склоняется к уху старшего и тихо спрашивает: — Ты любишь его? Омега молчит, переваривая вопрос, хотя четко знает на него ответ. — Любишь? — Нет. Чонгук возвращается на подушку, почему-то веря этому чуть с хрипотцой голосу. Ощущая на губах солонцеватый привкус губ уже такого знакомого незнакомца, бережно храня в памяти жаркую к ласке кожу и его сложный запах - запах тепла, сигарет и фруктов - Гук быстро проваливается в сон, удовлетворённый хорошим сексом.

2

Он проснулся так же внезапно, как и уснул, проспав всего лишь часа два. В комнате темно, только панорамное окно пропускает слабый свет желтеющих уличных фонарей. Блондин стоит у окна, потягивая сигарету. На нём тонкая, почти прозрачная чёрная рубашка Чонгука, которая ему велика в плечах и рукавах, поэтому висит бесформенным мешком. Сквозь неё выгодно просвечивается точёный профиль, идеально смотрящийся на фоне бледных огней города: красивые плечи, узкая талия и небольшие, но крепкие, налитые ягодицы. Аккуратные полупопия подкачены до потрясающе нужного состояния: ни перебора, ни недобора – именно так, как нравится Чонгуку. Он бесшумно переваливается на бок, укладывая руку под щёку для более удобного наблюдения. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь альфе не составляет труда разглядеть лицо блондина. Мягкие черты скованы какими-то тяжёлыми мыслями, губы поджаты, между бровями две кожные полосочки. Омега, погружённый в размышления, напряжённо, почти не мигая, смотрит за стекло, где необычайно яркие голубые звёзды усыпали чёрный бархат неба. Чонгук всё ещё глазеет, не собираясь упускать такого прекрасного шанса полюбоваться на эстетичное тело. Потом зевает и неохотно бродит взглядом по комнате. Здесь разбросаны в некрасивом, но многоговорящем беспорядке их вещи. На стеклянном столе – откупоренная бутылка, рядом – полупустой бокал. — Прекрасный выбор, – отмечает Чонгук, думая, что сможет удивить омегу внезапным нарушением тишины, но тот лишь слегка поворачивает голову на голос и снова возвращет внимание к окну. – Любишь белое вино? — Нет, – не сразу отзывается старший. – Мне нужно было выпить. Он делает глубокую затяжку и тушит сигарету в пепельнице, слыша позади короткий смешок альфы. — Ты называешь это алкоголем? – Чонгук скатывается с постели, хватая со стола бутылку и разглядывая этикетку. – Это же самое слабое из белых вин, хотя, как я уже сказал, хорошее. — Вообще я не люблю алкоголь, – отрезает старший, следя за проносящимися под окном редкими машинами, – а если и выпиваю, то по возможности беру самый слабый и неназойливый. — Но пару стопок текилы пропустить тоже не прочь, да? – иронизирует Чонгук, вспоминая, как блондин подкатывал к барной стойке в перерыве между танцами. Оскорблённый взгляд заставляет его направиться к старшему. — Да ладно тебе. Какой ты сложный... – примирительно тянет он, обнимая омегу со спины. Тот фыркает, но вжимается в брюнета бёдрами, нагло потираясь о его пах, неприкрытый абсолютно ничем. Чонгук почти бесшумно вздыхает у него над ухом, мягко касаясь губами изгиба тонкой шеи. Омега прикрывает глаза и склоняет голову набок, требуя от партнёра больше внимания. Его ладонь скользит по бедру Гука, нарочно обходит член, легонько пощипывает пресс и совсем прекращает хозяйничать на его теле. — Чёрт... – шипит альфа в бледное плечо, прикрыв глаза. – А ты умеешь заводить с пол оборота... Кудрявый улыбается, но эту улыбку видят только огни и мириады звёзд. Чонгук вздыхает, укладывая подбородок на прямое плечо и рассматривая две машины где-то далеко внизу, остановившиеся у последнего парковочного места. Небольшой жёлтенький автомобильчик, явно принадлежащий омеге, и громоздкий синий внедорожник: следуя логике, им владел альфа. Машины остановились. Из жёлтой малютки выкатился миниатюрный человечек в разноцветной одежонке, а синяя громадина выпустила наружу крепыша в чёрном костюме. Последний вдруг набросился на жёлтенького с недовольными жестами. Чонгук слабо хмыкнул. — И почему это он с ним нюнькается? – говорит задумчиво. – Я знаю парня в чёрном, этот мелкий хотел занять его место. Блондин оценивающе склоняет голову. — Он мог пойти на компромисс и уступить разок. Чонгук снова прыскает насмешкой. — Эй... Разве ты отдал бы то, что по праву твоё? — Иногда можно пойти против своих принципов. Чонгук мягким давлением заставляет старшего развернуться к нему лицом, гладит пальцами почти высохшие волосы и, улыбаясь, говорит: — Ты такой возбуждающий, когда серьёзен... Холодная насмешка скользит по губам омеги, и он обнимает Чонгука за шею, двигаясь чуть ближе. Чонгук сглатывает. Их губы соприкасаются в мягком поцелуе, и только яркие звезды могли видеть, как человек в черном костюме, махнув рукой, залез в машину и проехал дальше, а на свободное парковочное место втиснулся жёлтый малыш. Поцелуй нежный, совсем невесомый, и старший притягивает Гука за волосы, настаивая на дальнейших действиях. Чон даёт ему желаемое, оставляет губы, кусая и вылизывая чуть раздражённую кожу предплечья. Ладонь, до этого прижимающая его голову ближе, скользит по скуле. Несколько пальцев останавливаются у губ, Чонгук мгновенно улавливает мысль, широким мазком языка смачивая подставленные фаланги. Блондин довольно урчит, когда снова чувствует поцелуи на плечах, и хватает смоченной ладонью член альфы, сдавливает у основания, немного болезненно тянет вперёд. Чонгук рычит, смотрит в глаза омеге, на секунду замирая, но тут же продолжает исследовать слегка дрожащее тело: лижет шею, кутается носом в кудрявый блонд, пускает руки бродить по торсу и ягодицам омеги. Последний шумно дышит, не прекращая надрачивать, и прежде, чем Гук успевает осмыслить происходящее, разворачивается спиной и подставляет его член к собственному анусу. — Ты... – Чонгук собирается отойти за презервативом, но чувствует горячие губы на своих и расслабляется. Снова выходит нежно и неторопливо. Омега касается почти невесомо, а Чонгук напирает, хочет захватить влажные губы, но те снова сторонятся, не давая углубить поцелуй. Необходимость предохраняться как-то сама перестаёт быть необходимостью, и Гук, порядком уставший чувствовать омегу так слабо, повелительно кусает мочку его уха – тело блондина, почувствовав власть, теперь послушно не двигается, а голос Чонгука звучит нетерпеливым шёпотом: — Хочу тебя. И кудрявому ничего больше не нужно, кроме этих слов, простых и банальных. Именно они заставляют его развернуться к альфе и с напором пройтись языком по его губам, наконец занырнув им внутрь. Чонгук отвечает до безумия грубо, кусается, насилует рот старшего, снова кусается, тянет нижнюю губу и целует с мокрыми звуками. Они не успевают друг за другом, хватают воздух и опять жадно сталкиваются в поцелуе, словно источник их жизни – это вовсе не каждую секунду заканчивающийся кислород. Чонгук медлит, позабыв обо всех планах и думая сейчас только о том, как бы растянуть момент. Его ладони ласкают спину омеги, сползают ниже; пальцы тонут в горячей коже, с силой впиваются в мягкие половинки задницы, разводят в стороны; подушечки задевают розоватое колечко, которое уже значительно увлажнилось. — Ну же... – требует наконец омега, не стерпев. – Ты хотел... так возьми меня. И Гук понимает: тормоза снесло. Снесло, ещё когда приметил белобрысого у бара, когда встретился глазами с чёрными глубинами чужих – ледяными и равнодушными; Снесло, когда низкий, с еле заметной хрипотцой голос сообщил, что вовсе не нуждается в чьей-либо компании; Снесло, когда впервые ощутил на своих губах чужие мягкие губы, попробовал фарфоровое тело на вкус. Воспоминания сегодняшней ночи, вплоть до настоящей минуты, захлёстывают с головой, член пульсирует в руке блондина, который всё ещё ритмично его надрачивает. Чонгук вдруг подхватывает старшего на руки, чувствуя его голени на пояснице, и подставляет головку к анусу. Оба замирают, готовясь к чему-то замечательному. Толчок, глубокий и неспешный, заставляет кудрявого стукнуться головой о стекло, выгнуться и растянуто застонать, стискивая плечи альфы в пальцах. Тот жмурится, обходясь громким выдохом, и со вторым движением входит до конца, ощущая влагу вокруг члена. Омега напрягается в его руках, кусает губу, привыкая к заполненности, обнимает Чонгука крепче и доверчиво прижимается к нему как можно сильнее. Младший перехватывает лёгкое тело удобнее и медленно начинает двигаться, через несколько толчков уже не чувствуя сложность в проникновении – мышцы помнят их бурный секс всего пару часов назад. Единство с омегой без резинки приводит к немного другим ощущениям. Это кожа к коже, это горячая вязкая влага вокруг члена. Каждая конвульсия, каждое слабое сжатие дырочки, каждое прикосновение к простате – всё это чертовски интимное, глубокое и личное, существующее сейчас только для двоих. Спина блондина притёрлась к стеклу от резких, почти быстрых толчков, его тело летает в сильных руках, и парень ничего не может делать, кроме как благодарно стонать и в исступлении хвататься за плечи альфы. Кудрявого вдруг опускают на пол, целуют шею, ключицы и грудь, кусают соски, даже не зализывая. Омега сходит с ума от того, как член вдруг упирается в подбородок брюнета, пока тот вылизывает его живот и бёдра, оставляет на коже слабые укусы, которые, омега уверен, все же станут засосами. Белобрысый потеряно стонет, когда чувствует на члене губы, тут же захватывающие его в свой горячий плен. Чонгук не силён в минетах, берёт только наполовину, но честно старается доставить ответное удовольствие, помогает рукой, массируя основание, отдаёт как можно больше слюны и втягивает зубы, пытаясь не задеть нежную кожу. Но омега наверху тяжело дышит и поскуливает, а потому Гук, всё же, очень доволен собой. Он ускоряется, то ритмично насаживаясь, то вовсе останавливаясь, чтобы у Кудряшки не было возможности кончить. Он замирает от неожиданности, когда чужие ладони вплетаются в его шевелюру, крепко пережимают волосы и вдруг начинают управлять головой Гука на члене, помогая найти нужный темп. В другой ситуации альфа, естественно, возмутился бы: такие властные проявления от омег он не терпел. Но сейчас, когда он может перестать контролировать темп и начать выполнять просто роль дырки, у него появилась возможность поднять глаза на старшего. Омега жмурится, вздрагивает, кусает губы, мычит и постанывает, двигаясь бёдрами навстречу Чонгуку, и последний вдруг осознаёт всю силу его сексуальной притягательности. В этом и кроется желание Чона исполнить всё, что захочет омега. Страсть, даже не страсть, одержимость, желание обладать стройным телом, желание подчинить и быть подчиненным. Этих мыслей хватает альфе, чтобы неожиданно для блондина подняться и со всей силы впечататься в его губы. Гуку отвечают не менее горячо, белые зубки кусаются, язык скользит во рту, требовательный и напористый, пробует себя же на вкус. Омегу разворачивают, прижимая грудью и щекой к стеклу, снова входят одним толчком и сразу начинают двигаться. Блондин захлёбывается воздухом. — Господи... — Хочешь меня? – резкий толчок, омега глубоко и тяжело вздыхает. – Хочешь меня? – еще один, старший почти вскрикивает. – Хочешь!? – хлесткий удар по ягодице заставляет блондина коротко вскрикнуть. Чонгук улыбается, под осуждающий стон старшего вытаскивая член из мокрой дырочки. – А? скажи, Кудряш. Блондин стискивает зубы и вполголоса, с трудом, выговаривает: — Я тебя еще не знаю, а ты меня уже бесишь... Можешь просто продолжить, без этого подчиняющего бреда? Чонгук хищно улыбается, проходится языком по нижней губе, двигается близко–близко к уху старшего: — Как же мне нравится, когда ты злишься... – шепчет, нежно дыша в белые волосы и чувствуя, как дрожит в его руках тёплое, стройное тело. Омега хочет что-то сказать, но его хватают за волосы, с силой дёргают вверх, вынуждая встать прямо, и резко, не жалея, входят полностью. Блондин охает, снова впечатывается грудью и щекой в стекло, ищет опору рукам, в исступлении елозит пальцами по холодной поверхности, видя сквозь прикрытые веки, как она запотевает рядом с его губами, а Чонгук быстро, грубо и жестко вгоняется членом в аккуратную попку, сжимает челюсти, руки на талии, почти стонет, когда вздохи и похрипывания старшего становятся слишком возбуждающими. Обессиленные и вспотевшие, они лежали поперек кровати, уже минут пять восстанавливая сбитое дыхание. — Ты знаешь, что по пьяни сексом лучше не заниматься? – задает Чонгук вопрос, который особенно глупо звучит от него. Омега усмехается. — Но когда мы встретились, тебя это совершенно не волновало, –напоминает он, медленно садясь на кровати и пытаясь размять спину. — Меня и сейчас это не волнует. Резко подтянувшись на руках, Чонгук заваливает белобрысого себе на грудь и покрывает щеки частыми поцелуями. Омега жмурится, розовеет от смущения и удовольствия. — Ну все, прекрати, – нехотя протестует он, – я в душ собирался. — Какой душ, или сюда давай. Альфа ложится на подушки, утягивая к себе старшего, и довольно закрывает глаза, чувствуя, как проваливается в дрему. — Пойду-ка я всё-таки в душ. – Омега устало стекает с кровати и нетвёрдыми шагами идёт в ванную. — Три часа ночи... Какой... – Чонгук зевает, и его последние слова тонут в подушке. – ...какой к чёрту душ... Сквозь сладкую дрёму он слышит шуршание воды и вдруг вспоминает, что видел фен в шкафу на второй полке, засыпая сразу после этой мысли.

3

Он слышит тихие шаги и нашаривает рукой телефон: почти шесть. Спал Чонгук совсем недолго. — Ну и куда ты несёшься в такую рань? – сквозь сон бурчит он. — А что? – бросил блондин с холодной иронией. От этого тона Гук удивлённо приподнимается на локте, следя за омегой, который бродил по комнате в одних брюках, явно что-то потеряв. Его белоснежный торс, с чуть видными мускулами на руках и подкаченным брюшным прессом, приковал взгляд Чонгука, который уже не первый раз подумал о том, какое прекрасное создание он отхватил. Волосы его были сухими, но взъерошенными, значит омега всё же не нашёл фен. — Всё в порядке, Кудряш? — Конечно. Как нельзя лучше, – спокойно отзывается тот и садится на кровать с найденным кроссовком. — Хочешь так уйти? Чонгук подползает к нему и обнимает со спины, оставляя где-то в районе талии мокрый поцелуй. — Не так, конечно. Еще майку сейчас надену и пойду. Ну еще пальто из гардероба заберу. Омега встаёт, не обратив на Гука ни малейшего внимания, окуная свою красивую фигуру в белую майку. Альфа чувствует укол печали, но, когда его обдаёт лёгким запахом чего-то приторного, забывает о своём огорчении. — Течка? — Угу. — Банан? — Банановое молоко. Чонгук понимающе кивает, как вдруг его бросает в жар, а к животу спускается комок горячей энергии. Его член дернулся, сообщая о внезапном возбуждении, и альфа ошарашенно покосился на старшего. — Ты в курсе, что мой истинный? – всё ещё сомневаясь, обратился он к омеге, который причесывал взъерошенные волосы, внимательно глядя на себя в огромное, встроенное в шкаф зеркало. — И? – Его голос был по–прежнему ровным. — Ну не знаю... – Чонгук сполз с постели и облокотился на стену около зеркала, разглядывая старшего, который тщетно пытался уложить непослушные волнистые пряди. – Истинные же вроде как созданы друг для друга и всё такое... Что обычно делают люди, когда находят своего истинного? — Те, кто придерживается таких стереотипов, лечат голову, – цедил ледяные слова омега, – остальные просто живут дальше без него. — Или с ним, – добавляет Чонгук, надеясь заполучить этого омегу на постоянку. Старший снабдил его блёклым взглядом и неожиданно рассмеялся, рассмеялся своим приглушенным, суховатым голосом, даже прекратив бесполезные манипуляции с волосами. — Ты такой ребёнок... Сопливых сериальчиков, что ли, пересмотрел? Чонгук пропустил это замечание, только пожав плечами. Сейчас всё это было не важно. Его интересовало другое. — Номерочек свой оставить не забудь. — Что? – блондин посмотрел на Чонгука, будто не расслышал. – С какой же это радости? Чонгук ничего не ответил. Упрямство омеги начинало бесить его. Если ему кто-то нравился, этот кто-то автоматически становился его собственностью и самому Чонгуку ни в коем случае не требовалось прикладывать к этому никаких усилий. Так, абсолютно плёвые дела, ну разве что приходилось слегка попотеть после череды оргазмов. Резкий отказ старшего кажется ему унизительным, он принимает это за вызов. Поэтому Чонгук не знает о чем думает, когда хватает старшего на руки и утаскивает в кровать, обнимает со спины и крепко держит, прижимая к себе. — Что ты делаешь? – Омега не отбивался, просто лежал в руках Чона. – Пусти, – приказал. – Сейчас же. – Ноль реакции. – Пусти, сказал. Его всё так же не слушают, а потому блондин резко хватает обнимающую его поперёк шеи руку и выламывает её за спину альфы. Чонгук шипит, и старший сразу отпускает его, вставая и подбирая откуда-то с пола телефон. — Да какого чёрта?! Что с тобой не так?! – ещё сильнее злится Чонгук, потирая нывшее предплечье. Омега недоумённо повёл бровью, отметив, что на загорелых скулах альфы играют желваки. Не любит отказов? Это омегу совсем не касается. Просто так, маленькая деталь и больше ничего. — Разве похоже, что со мной что-то не так? Чонгук растерялся. Прямой взгляд омеги лишал Гука уверенности в себе, гнев становился каким-то неоправданным. — Если ты думал, что я бы продолжил с тобой спать, то ты либо идиот, либо просто сбрендил, – глядя на Гука своими чёрными глазами, холодно и невыразительно бросил омега. Он помолчал, стараясь понять эмоции младшего. – Серьёзно? Ты действительно так думал? – Блондин смилостивился: взгляд его стал мягче, в нём мелькнуло замешательство. – То, что всю эту ночь происходило между нами... — Ну, я хочу, чтобы так было всегда, – перебил его Чонгук, решив выразить свои мысли напрямую. Он только потом понял, что вместо "всегда" надо было сказать "регулярно" или "как можно чаще", потому что ничего серьёзного на будущее с этим блондином он не планировал. Омега, конечно, интересный, но с ним будет сложновато, а сложности никогда не входили в планы Чонгука. — А почему это должно меня волновать? Переспать – не повод для знакомства. Такая система шаткая, понимаешь? Она не работает. – Омега глянул в окно, где небо из баклажанового постепенно превращалось в серовато–белесое. – Ложись спать, ещё слишком рано. Чонгуком внезапно овладело смятение. Он привык, чтобы перед его силой и привлекательностью все прекланялись, и ему было дико и обидно видеть непоколебимое равнодушие этого омеги. — Постой! – Забывшийся в своих мыслях Чонгук вовремя спохватился, потому что омега уже направился к двери. На зов тот обернулся. — Ну что ещё? Его голос снова сделался стальным и выражал явное нетерпение; взгляд остыл, в нём не было больше того возбужденного блеска и азарта – только надменность и раздражение. — Почему ты... даже не спросишь моего имени? Чонгук, совершенно сбитый с толку, как-то потерянно глядел на старшего. Омега в удивлении приподнял брови. Сверкнул черными глазами. Усмехнулся. — Почему? Я, наверное, очень тебя удивлю, но... – он прикладывает ладошку ко рту и наклоняется вперёд, будто собираясь открыть секрет. – Потому что я не хочу его знать... – шепчет. И шёпот этот переполнен колкой насмешкой. Нет, ну это уже совсем. Незнакомец перешёл все границы дозволенного, разрушил своего рода иерархию, которую Чонгук создавал годами. И он собирается возмутиться, а может даже прямо сейчас оттрахать этого кудрявого хорошенько, потому что член стоит колом из-за тёплого сладковатого запаха бананового молока. Незнакомец же стоял покрасневший и, кажется, еле терпел. Тело его подрагивало, глаза застелила поволока возбуждения. Чонгук прекрасно знает, что такое течка. Знает, каково это спать с течным омегой.

(Так, для справки, секс с течным – лучший секс. Омега особо чувствительный и пылкий в такие дни. Он способен на многие извращения, может часами ублажать своего альфу, безудержный и пошлый, таким его можно увидеть только раз в два-три месяца)

О том, каково спать с истинным течным омегой, Чонгук, конечно, пока не имел понятия, но знал по наслышке, что лучше этого может быть... а ничего не может быть. Это слишком кайфово, чтобы искать сравнения. Не сказать, что он прямо сейчас задумался обо всём этом. Просто так фартило далеко не часто. Ему нравились и течные, и бестечные, но в каждом было что-то, что Гука не устраивало. Манеры поведения, навязчивость, излишнее проявление чувств или наоборот пассивность бревна. В случае с этим белобрысым Чонгука не устраивал только его сложный характер. А, как мы уже знаем, Гук не любит приспосабливаться. Ему надо всё и обязательно сразу. Если же нет — да без проблем, всегда можно найти замену. Вот и сейчас он говорит себе, что это просто омега, очень наглый, очень дерзкий и очень в его вкусе. Говорит, что не стоит так сильно париться, но со страхом и отвращением вдруг слышит собственный заискивающий голос: — Можешь хотя бы сказать, как тебя зовут? — Юнги, – ответил блондин без малейшего энтузиазма, однако с трудом сдерживая скопившееся возбуждение. – Меня зовут Мин Юнги. Чонгук встал с кровати и осторожно подошёл к старшему. Тот не дрогнул, только чуть вздёрнул ровную бровь, выражая недоумение, и попытался успокоить сбившееся дыхание. — Юнги... – Гук пробует на вкус имя, которое оказалось состоящим из совершенно разных, но прекрасно сочетающихся звуков. Давится односторонней ухмылкой. – Поцелуемся, Мин Юнги? Блондин чуть вскидывает подбородок и улыбается. Улыбается спокойно, искренне, смотрит прямо Чонгуку в глаза, потом привстаёт на носочки и касается скулы в легком поцелуе. — Спасибо за ночь, – говорит Юнги вполголоса, отстранившись. Он опять улыбается дружелюбно и приветливо, унизительно–благодарным жестом холодной руки гладит Чонгука по щеке и уходит, попутно заправляя в брюки такую же белоснежную, как и он сам, футболку. Гук с минуту стоит, о чем-то размышляя, сосредоточенно и строго разглядывая елочки ламината на полу, потом возвращается на измятую кровать, роется по тумбочкам в поисках сигарет и закуривает. Едкий дым перебивает почти совсем не слышный аромат бананового молока и прохладного одеколона. Чонгук задумчиво обводит взглядом комнату, вспоминая, каким прекрасным образом его вещи оказались разбросанными. Заметив на полу всего несколько часов назад используемые презервативы, он отмечает, что надо бы прикупить ещё как минимум пачки две. Больше Чонгука не посещают подобные мысли. Даже не подобные, а вообще никакие не посещают. Он смолит уже третью сигарету, глядя за большое панорамное окно, где подступающий рассвет начинал кутать своим рыжим покрывалом сероватое небо, и далеко, за бесконечными небоскрёбами, малюсеньким краешком светилось пушистое от частых лучей белоснежное солнце.