В плену жестокого чувства

      Минги смотрел на меня оскорблённым взглядом. Я силилась понять, что он имеет в виду, говоря об отсутствии честности с моей стороны, но поняла, что проще будет выслушать его, чем делать выводы самой.       — Это началось не вчера. Так было с самого начала: нам навязывали романтические отношения, а мы отрицали, компенсируя всё шутками о том, что на старости лет распишемся, чтобы завести общую собаку!       Понадобилась минута, чтобы отфильтровать желание просто уйти и вникнуть в суть слов Минги.       — Хочешь сказать, что я на самом деле люблю тебя именно как мужчину, но задавила это в себе? — я подняла бровь, не веря, что Минги на самом деле мог так думать.       — Да ты всегда задавливала любые свои чувства! Помню, ты хотела заниматься танцами, пианино и много чем ещё. Потом ты стала задавливать в себе абсолютно всё.       — Я не… — я осеклась.       С тех пор как Ёсана не стало в нашей семье, я действительно многое в себе задавливала. Но такое чувство не задавить, я в этом уверена.       — Я думал, что дождусь, когда ты вылезешь из своей скорлупы. Думал, что, что бы ни было между нами, это проявится, когда я справлюсь со своей болью, а ты преодолеешь свою. Вчера это было… Мне казалось, что всё наконец изменилось! Конечно, мне казалось, что ты можешь полюбить Чон Уёна, но после всех его выходок не мог позволить и дальше развиваться этому фальшивому чувству, которое он тебе навязал!       — Сон Минги! — я перебила его, пока он не сказал ещё какой-нибудь вздор. — Я сказала, что мы не будем парой. Остановись, если хочешь, чтобы мы продолжили быть хотя бы друзьями!       — Думаешь, мы будем друзьями, Суён? — он улыбнулся немного безумно, затем, проигнорировав боль, отложил компресс и подошёл ко мне. — Я люблю тебя!       Я отвернулась. Мне было больно от его слов так же, как и от того, что не могу ответить ему на признание. Однако, как бы мне этого ни хотелось избежать, в это мгновение пришлось быть жестокой.       — Сними футболку, Сон Минги!       Он поднял бровь, но действий не последовало. Я взяла со стола медицинские ножницы, что забыла убрать в аптечку. Ими я разрезала уже повреждённую ранее футболку под непонимающим взглядом Минги.       — Так я и думала! — торжествующим тоном проговорила я, указывая пальцем на татуировку слева под грудью.       Там чёрными чернилами было выведено имя «Ли Сэми», а красными перечёркнуто «Ли» и сверху надписано «Сон». Сон Сэми. Бывшая невеста Минги, которая погибла.       — Ты говоришь, что я не знаю собственных чувств… Что ж, возможно! Но к моменту, когда решишь кому-то сказать «люблю», на твоём сердце не должно быть раны в форме чужого имени, Минги!       Смотреть на Минги стало совсем невыносимо. Побитый и измотанный, он смотрел себе под ноги, а в глазах стояли слёзы. Я обернулась, чтобы уйти, но остановилась в проёме, обернувшись не полностью, чтобы не видеть его.       — Я хочу быть твоим другом. Но если хочешь снова попытаться обмануть меня и самого себя, говоря о чувствах… Лучше не звони мне и не пиши!       Не зная, что ещё могу сделать, я вернулась в библиотеку, чтобы вернуть на места выбранные книги и одну забрать домой.       «Доводы рассудка» Джейн Остин. История повествовала о девушке, которая уже совершила ошибку, оставив человека, которого любила, и сталкивается с последствиями своего выбора через несколько лет после своего отказа, встречая непрямые упрёки и болезненное безразличие от прежнего объекта своих чувств… Мне хотелось знать, чем это кончится, и я приложила все усилия, чтобы не отвлекаться от чтения, из-за чего уснула глубокой ночью, подмяв под себя раскрытую на последней четверти книгу.       Утром я увидела в телефоне кучу пропущенных вызовов от Пак Сонхва и одно-единственное сообщение от Чон Уёна:       «Сегодня я весь день в своём номере на 13-м этаже. Жду расплаты».       Закатив глаза, я быстро набрала ответное сообщение:       «Я передумала. Тошнит от мысли, что придётся с тобой встретиться!»       Пока я была в душе, поступил ответ:       «Так и думал. Одни пустые угрозы…»       Да, это было глупо и предсказуемо, но уже через полчаса я ехала на такси к отелю.       — Я тебе устрою расплату! Решил взять меня на слабо, Чон Уён?       — Чон Уён — как Чоны, что владеют тем отелем? — поинтересовался водитель такси.       — Не знаю, это из пьесы, — быстро соврала я. — Остановитесь здесь, я войду через главный холл. Вот, держите, сдачи не нужно!       Меня проводили до нужного лифта и оставили одну внутри. Нажав на кнопку, которую помнила с прошлого раза, я заметила, как сенсор считал мой отпечаток, а затем лифт двинулся вверх. Преодолевая коридор, я ловила флешбеки о предыдущих двух случаях, когда приходилось быть здесь. Сердце ускорило темп, и я уже никак не могла вернуть себе хладнокровие к моменту, когда открыла дверь.       «Терять особо нечего, хотя бы накричу на него!» — подумалось мне в момент, когда я нажала на дверную ручку, и, поддавшись лёгкому усилию, дверь отворилась.       Сначала мне показалось, что в номере пусто, но затем я заметила движение в дальнем углу: там, отделённый сквозной книжной полкой, стоял офисный стол с ноутбуком, из-за которого тут же поднялся хозяин отеля.       — Здравствуй, Кан Суён, — почти с улыбкой произнёс он.       — Брось деловой тон, Чон Уён! Не будем делать вид, что это — визит вежливости, — я подошла ближе и теперь увидела, что у него разбита губа. Не сильно: ещё день-другой, и совсем заживёт, как и побледневший за сутки синяк на подбородке. — Что это с тобой?       — Я думал, новый будущий муж тебе всё рассказал, — закатил глаза Чон, отчётливо скрипнув зубами на слове «муж». — Я ожидал, что удар в защиту твоей чести будет гораздо крепче… Ошибся, видимо!       — Стендапом не думал заняться, шутник? — я скрестила руки на груди. — Своей цели Минги добился: взбесил тебя как следует. Однако, если у нас с тобой не вышло дожить до помолвки, это ещё не значит, что я стану выходить замуж за кого-то ещё!       Чон поднял бровь и почему-то раскрыл губы. При этом ещё с минуту в помещении было тихо.       — Хочешь сказать, что его намерение «счастливо состариться вместе» — это только повод вывести меня из себя? И между вами ничего нет? — взгляд Чона требовал немедленного и правдивого ответа, но я отвернулась, чтобы не поддаться.       — Между нами много чего происходит, но это не касается ни тебя, ни смены моей фамилии, Чон Уён! — я остановилась, понимая, что мой тон становится истеричным. — С чего я вообще должна тебе отвечать? По-моему, ты положил конец честности между нами!       — Я… Мне бы этого не хотелось, — чётко проговорил Чон Уён, и только теперь я заметила, что он подошёл ближе.       — Ни шагу ближе, Чон Уён! Иначе я уйду и ты больше никогда не увидишь меня в своём грёбаном отеле, даю тебе своё слово!       Он остановился. Почему-то мне не хотелось видеть взгляда, которым он сейчас на меня смотрит. Равно как и не хотелось, чтобы он видел мои глаза. В голову влетали картины, представленные, пока Рейна рассказывала об их прошлом: шёлковые простыни и смуглая испанская танцовщица, которую Чон Уён любил так, как мог любить чёрствый невыносимый мудила из богатой семьи преступников!       — Ты позволишь мне объясниться? Мы обещали, что будем честны друг с другом, и я своё слово не нарушил!       Я всё же повернулась, чтобы увидеть, с каким лицом Чон лжёт мне: его взгляд был прямо на моих глазах, а лицо было серьёзным и печальным. Я обернулась, намереваясь уйти, пока самообладание ещё не дало окончательный сбой, но его голос остановил меня вновь:       — Ты сказала, что не станешь говорить, если я произнесу ещё хоть звук. И я умолк, пока ты сама не возобновила разговор. Пока я выполнял все твои условия… Выслушай меня, Кан Суён!       Пришлось признать, что он действительно умолк тогда и сейчас остановился, когда я потребовала. Выдохнув, я обернулась, но не подняла взгляда, чтобы не сбиться с уверенного тона:       — Выскажись. А я решу, верить тебе или нет!       Чон Уён проводил меня до кресла в другом углу, а сам сел на диван напротив. Несколько минут он задумчиво молчал, а я чувствовала нарастающее желание сбежать.       — Как-то я уже говорил тебе, что полюбил бы Рейну, если бы мог. Пожалуй, я был не до конца честен с самим собой, и потому сказал тебе то, что сказал… Мне казалось, что это была любовь, когда мы были вместе. Но её объяснения тогда дали мне понять, что мысли и чувства другого человека недосягаемы, как далёкие планеты… Я чувствовал себя идиотом, как никогда прежде и никогда после. Обещал себе, что сделаю всё возможное, чтобы таким идиотом снова не оказаться!       Я поднялась на ноги, чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться.       — Если ты собираешься пересказывать то, что я и так знаю, то у меня нет времени это слушать!       — Сядь, — спокойно сказал Чон. — То есть… Пожалуйста, присядь, я ещё не закончил.       Не знаю, почему, но я повиновалась.       — Утром перед праздником Рейна пришла на работу с цветком в руке, который поставила в вазу. Она с кем-то говорила на перерыве и приложила этот цветок к губам… Неосознанный жест, но я всё понял и потребовал, чтобы она призналась, с кем встречается, — Чон сделал паузу, прижав пальцы к переносице. — Между нами уже несколько лет ничего не было, и я не строил иллюзий. Более того, я стал думать о совершенно другой женщине!       Чон сделал небольшую паузу, попутно и мне давая передышку: другая женщина, о которой он думает — это я?       — В этот момент в моей душе как будто воскресло всё то, что я убил так давно, — Чон поднял взгляд на меня, ища понимания. — Ты вряд ли такое испытывала: не зависть, не ревность, даже не любовь… Но меня совершенно выбило из колеи, что она кого-то выбрала после того, как отвергла меня со словами вроде «я никогда не смогу полюбить»… Что такого есть в нём, чего нет во мне? Чем он так хорош? Самое ужасное, что я знал ответ, но не хотел смиряться с ним, — Чон говорил всё тише, а после последней фразы и вовсе замолк.       Я ждала продолжения, но казалось, что мой собеседник совсем ушёл в себя. Отчего-то у меня стало меньше злобы, и я хотела узнать остатки той правды, что он хотел мне поведать.       — И в чём же этот ответ? — как можно спокойнее спросила я, отрывая Чона от раздумий.       — Несмотря на то, что это я дал ей свободу и будущее, для Рейны я навсегда останусь напоминанием о прежней жизни… Пока я рядом — для неё эта история не закончилась полностью. И для неё я покупатель, а не друг, — Чон усмехнулся, потерев запястье левой руки пальцами правой. — Ты была права: мне было больно. Но это не та боль ревности, которую ты мне приписала… Скорее, боль ущемлённого эго и недовольство несовершенством мира!       Я усмехнулась:       — Хочешь сказать, что у тебя не было приступа ревности?       — Был, — кивнул Чон, — но за него я получил в челюсть! — он прикрыл глаза ладонью, а затем протянул эту ладонь мне, словно это должно было заставить меня поверить. — Рейна не вызывает у меня ревности! Иначе я бы не предложил того, о чём мы говорили во Франции.       — О, да это же не «Волан-де-Морт»! — закатила глаза я. — Можешь и повторить разок: настоящие отношения.       — Ты так легко это произносишь, потому что для тебя слова не имеют того смысла, что они имеют для меня, Кан Суён! — Чон Уён встал со своего места, теперь глядя на меня ещё серьёзнее, чем прежде. — Я так воспитан. Если я скажу, что убью кого-то — значит, до конца недели он будет трупом. Моё слово твёрже камня, как слово моего отца! — Чон сделал паузу, сглотнув, когда наши взгляды пересеклись. — Я ни одной девушке не говорил, что люблю её или собираюсь построить серьёзные отношения. Ты первая, кому я сказал, что восхищаюсь тобой. И я не беру своих слов назад из-за мимолётной глупости, за которую всё же приношу извинения: мне стоило сдержаться, потому что, в отличие от тебя, Рейне я ничего не обещал!       Мне понадобилось несколько минут, чтобы осознать услышанное. Чон Уён не влюблён в Рейну. Чон Уён был серьёзен, говоря об отношениях. Чон Уён приносит извинения…       — Ждёшь, что я тоже извинюсь? — спросила я, поражаясь тому, как слабо звучал мой голос. — Думаешь, что, сказав это, выйдешь «красавчиком» из ситуации? Ты просто… — я вдруг поняла, что из глаз уже льются слёзы.       Чон Уён оказался рядом во мгновение ока. Выуженный неизвестно откуда платок коснулся моей щеки.       — Я просто — что? — тихо спросил Чон. — Если это оскорбление, я всё равно должен его услышать… — он сделал паузу, пока я немного успокаивалась. — Разве можно выйти «красавчиком» из ситуации, если ты сидишь вся в слезах?       — Не сижу я в слезах, — я отвернулась, размазывая следы тех, которых не должно быть, пальцами. — Ещё я буду из-за тебя плакать! Не доставлю тебе такой радости.       Чон повернул моё лицо к себе, заставляя смотреть на него.       — «Радости»? Смотрю на тебя с красными глазами, и хочется самому себе дать в челюсть!       Я почему-то сразу улыбнулась сквозь ещё стекающие слёзы:       — Много всякого мне говорили, но что при виде меня возникают мазохистские желания — никогда!       Мне казалось, что шутка получилась удачная, но Чон смотрел на меня как-то слишком внимательно, а его зрачки расширились. Я попыталась вывернуться из пальцев, что держали мой подбородок, но тогда он приложил ладонь к моей шее, пальцем приподнимая подбородок.       — При виде тебя у меня возникают разные желания, Кан Суён, — полушёпотом произнёс он. — А мазохизм в том, чтобы находиться так близко, несмотря на твою неприязнь!       Ошарашенная его словами, я просто смотрела в его глаза с минуту, борясь с мыслью, что между нами совсем небольшое расстояние, которое легко преодолеть для поцелуя…       — Тебе холодно? Ты дрожишь…       Чон Уён отошёл от меня, чтобы взять плед из шкафа в углу, и обернул им меня. Сев обратно на диван, он что-то набрал в своём телефоне, но так и не поднял на меня взгляд.       — Кан Суён, что ты делала ночью в доме Сон Минги? Он вёл себя так, как будто между вами, — Чон прокашлялся. — Как будто у вас именно то, что я подозревал, а ты отрицала.       Мчась сюда, чтобы обвинить Чон Уёна, я совсем забыла, что и сама виновата не меньше. Его оправдания я услышала. Однако совершенно забыла подготовить свои.