В плену жестокого чувства

      — Разумеется, я в курсе… Удивлён, что она рассказала всё тебе, — он скрестил руки на груди. — Мы слишком долго знакомы с Рейной, чтобы скрывать подобное.       Я приложила ладонь ко лбу, ощущая новый наплыв ярости.       — Худшего вместилища для такой тайны Рейна просто не могла найти… Такая явная ревность! Стоило, наверное, догадаться раньше.       Чон нахмурился, его челюсть стала жёсткой, а глаза налились сталью:       — Глумишься над моими чувствами, Кан Суён?       Серьёзность его тона и этот взгляд раненого зверя выбили из моей грудной клетки весь воздух, но я по привычке быстро «пришла в себя», надев безразличную маску.       — Приятно знать, что ты что-то можешь чувствовать, Чон Уён, ведь во Франции ты уверял меня, что не мог полюбить Рейну!       Звучало более браво в моей голове. На деле получилось гораздо тише. Он подошёл на полшага ближе, и теперь на его губах заиграло что-то похожее на улыбку, что устрашало ещё больше вкупе с этим хищным взглядом.       — Знаешь, ты звучишь как обиженный ребёнок, Кан Суён. И я всё не возьму в толк: неужели ты думала, что, имея перед глазами кого-то такого невероятного, как Рейна, я не мог полюбить её за все годы нашей дружбы, но по какой-то причине должен отдать предпочтение тебе за пару месяцев? Может, ещё и полюбить? Ты, видимо, начиталась романов, решив, что именно ты сможешь разбудить что-то в моём сердце!       Я закатила глаза, собрав на лице весь имеющийся цинизм:       — Помнится, кто-то говорил, что любовь живёт не в сердце, а в голове!       — Точно, — усмехнулся Чон. — Я много чего мог сказать, потому что моей конечной целью было тебя усмирить. Мой авторитет зависит от моей женщины, а ты по прихоти можешь выставить нас обоих идиотами! Грубая сила мне ближе, но я готов сделать вид, что у нас большая любовь…       Чон прервал речь только потому, что я с громким шлепком дала ему пощёчину. Его взгляд в это мгновение не поддавался описанию: с девяностопроцентной уверенностью я была готова к ответному удару, но его руки лишь сжались в кулаки, оставшись всё там же, около карманов. Мой телефон, который в неожиданный момент выпал из его ладони, жалобно светился, валяясь на земле.       — Пришёл в себя? — громко спросила я, проигнорировав, как срывается мой голос. — По-моему, тебе просто больно, и поэтому ты лягаешься, как раненый конь! Как придёшь в себя, можем поговорить. Но сейчас — посмеешь произнести хоть слово, и я больше никогда не заговорю с тобой, даже если это ничего для тебя не значит!       Я подобрала с земли телефон и боковым зрением заметила, что Сонхва вышел из машины и ошарашенно смотрел на нас. Поймав его взгляд, я помотала головой из стороны в сторону. Машину уже назначили, так что мне пришлось только принять звонок водителя.       Садясь в машину, я всё же скользнула взглядом по лицу Чон Уёна: он прижимал ладонь к покрасневшей щеке с совершенно отсутствующим взглядом.       Уже отъехав на приличное расстояние, я получила сообщение от Рейны:       «Я всё слышала… Пожалуйста, встретимся со мной завтра, я объясню. Давай поговорим, я не хочу, чтобы ты думала что-то неправильно».       Я заблокировала телефон, боясь наплыва чувств прямо в такси. Мне нужно было ещё выдержать приветствие матери и вопрос отца о том, как прошёл мой день, прежде чем я смогу позволить себе хоть какие-то эмоции…       Было необъяснимо больно. Не зная, как ещё выразить всё это, я пошла в душ и добрых полчаса просто рыдала, не видя ни причин, ни следствий такого проявления чувств. Не знаю, чего я хотела добиться, но слабая надежда на хорошие отношения возникла где-то глубоко в груди в нашу прошлую встречу. А сейчас эту надежду словно тисками вытягивали из меня, но она упиралась, шипами цепляясь за рёбра. Я дала нам шанс, доверившись его словам во Франции, и сейчас проклинала себя за это. Был ли он серьёзен тогда? Или то, что было сказано сегодня, и было настоящей правдой? Так или иначе, сегодня Чон Уён растоптал возникшее к нему доверие…       — Когда я вообще стала такой наивной? — я дала себе мокрую пощёчину, а затем приложила ладонь к пульсирующей щеке. — Как же больно…       Было ли что-то между Уёном и Рейной? «Я бы полюбил её, если бы мог…» — прозвучало в голове голосом Чона. Конечно, что-то было. Чтобы понять это более конкретно, пришлось бы устроить допрос Чону, но даже так не уверена, что узнала бы что-то от него… Покинув наконец душевую кабину, я ещё влажной рукой схватила телефон и набрала сообщение Рейне:       «Встретимся днём в Fuego, я бы хотела обсудить всё на нейтральной территории».       Рейна прочитала, спустя минуту ответив:       «Буду ждать тебя в 12, столик в дальнем углу зарезервирую на твоё имя».       Уснула я поздно, из-за чего едва не опоздала на встречу, ведь таксист, как оказалось, не знал, как быстрее доехать до нужного мне ресторана. Увидев меня, Рейна почему-то забеспокоилась. Мне же хватило хладнокровия, чтобы никак не реагировать и ничего не говорить, пока Рейна сама не начала свой рассказ, по временам переключаясь на испанский…       Рейна встретила Чон Уёна и его отца в Испании, когда подавала напитки, помогая подруге в семейном ресторане. Юноша за VIP-столиком пристально смотрел на неё, пока, закончив разносить заказы, Рейна предалась обычной для этого места забаве — танцам под жаркую испанскую музыку. Взгляд юноши, вдумчивый и невинный, не покидал её до конца вечера. Рейна вышла через чёрный ход, но стоило ей пройти сотню метров — и она увидела юношу снова.       — Ты преследуешь меня? — спросила она по-испански, но парень не среагировал, словно не понимал. — Глухой, что ли?       Он вздохнул, но обратиться к ней мог только по-английски:       — Простите, я не говорю на вашем языке…       — А на каком говоришь? — перейдя на английский, Рейна улыбнулась: обворожительно, как её учили с детства. — Судя по акценту, английский тебе тоже не родной…       — Я из Южной Кореи, — пожав плечами, выдал незнакомец. — Меня поразил ваш танец… Вы были обворожительны!       Рейна усмехнулась. Она не так много времени знала мужчин, но уже пресытилась комплиментами на всех известных ей языках. Однако этого человека почему-то хотелось воспринимать всерьёз, вопреки несерьёзному виду.       Рейна пригласила его прогуляться, а затем привела в свою комнату «общежития», как назвал его Чон. Она всё ждала, когда он станет к ней приставать, но Чон действительно пришёл только за хорошей компанией. Они проболтали до рассвета, а затем Рейна помогла ему вызвать такси. Так продолжалось ещё два дня. Затем он исчез на месяц, вернувшись уже с хромающим испанским и не на три дня, а на целых две недели.       Всё шло хорошо, пока охранник на выходе из «общежития» не поинтересовался, в какой валюте джентльмен расплачивается и не хочет ли попробовать «что-нибудь ещё из местного меню». Это было за день до его уезда, и Чон явно был шокирован.       Они провели очередную ночь без сна, но в этот раз Чон Уён напряжённо молчал, временами становясь похожим на каменное изваяние. Рейна рассказала ему всю свою историю, не утаив ни одной неприятной подробности. Слова сами собой лились, словно она должна была объясниться перед ним. Пусть и не намеренно, она обманывала и его, и себя, ведя эти невинные беседы о книгах, танцах, поэзии и кухне разных стран, словно не была просто подстилкой с почасовой оплатой…       — Прости, Чон Уён, — сказала она, уже глядя ему вслед у дверного проёма. — Я просто хотела оставаться чистой для тебя…       Он так и не сказал ни слова, уехав снова.       Спустя ещё два месяца Чон вернулся снова, но уже не один. Он пришёл прямо к ней в комнату, объявив, что выкупил Рейну и теперь она свободна жить как захочет.       — Я больше не смогу приезжать, Рейна. И здесь я ничего не могу сделать, если кто-то снова затянет тебя в бордель… Но я обещаю, что, если ты поедешь со мной, я обеспечу тебе защиту и помощь хотя бы первое время…       Они всю ночь спорили, потому что Рейна не верила, что сможет заниматься чем-то ещё, а Чон перечислял то, что знал о ней. Именно в ту ночь они придумали открыть ресторан, где Рейна будет шеф-поваром, когда посчитает, что уже готова.       — Всё это очень интересно, Рейна, — перебила я, осознав, что во мне возникла невыносимая печаль. — Но что было между вами?       Рейна опустила глаза, но я и так могла сказать, что ей было стыдно. С минуту мы обе молчали, затем она заговорила тихо, как будто опасалась, что в пустом зале ресторана нас могут услышать.       — Сантана, тебе стоит знать, что я очень мало знала о том, как живут «нормальные» люди. Меня хорошо научили единственной приемлемой форме благодарности со стороны женщины… — она сделала паузу, лишь на мгновение подняв на меня взгляд, чтобы убедиться в верном понимании сказанного. — Когда я пришла впервые, была уверена, что этого он и ожидал от меня, выкупив из борделя. Так продолжалось какое-то время, пока шла подготовка к открытию ресторана, — Рейна тяжело вздохнула, снова погружаясь в не самые приятные воспоминания. — В какой-то момент он стал задавать разные вопросы, выяснять, сравниваю ли я его с другими мужчинами, с которыми спала. Я честно призналась, что для меня все одинаковы и я не различаю мужских тел вовсе…       Мне понадобилось всё самообладание, чтобы продолжать сидеть смирно, но, даже не замечая моей реакции, Рейна горько усмехнулась, продолжая рассказ:       — Стоило сказать что-то более приемлемое, но тогда я совсем не понимала, откуда взялась его ревность! Он был сильно уязвлён, но, как и было принято между нами, продолжил честно спрашивать и внимательно слушать. Он не хотел спать с кем-то, кто не собирался его любить, а я призналась, что испытывать любовь я не способна. Даже к нему. То была последняя наша совместная ночь. Теперь ты знаешь всё…       — Не всё, — вмешался голос откуда-то сбоку.       Повернувшись, мы обе увидели Чон Уёна, стоявшего в паре метров от нас. Как много он услышал? Ответа я не могла знать.       — Ты пропустила, как убеждала меня, что первые чувства — это всегда иллюзия, и я лишь хочу видеть в тебе кого-то особенного, кем ты не являешься. Ещё ты пропустила, что я пресмыкался, как нищий, ища любые варианты. Обещал дать тебе столько времени, сколько нужно, чтобы ты могла привести чувства в порядок после всего, что пережила… — тон Уёна был ровным, отполированным, как могильная плита, а взгляд ничего не выражал. — И что же ты ответила мне?       Прежде чем ответ сорвался с губ Рейны, из её глаз покатились непрошеные слёзы.       — Я сказала, что могу изобразить любовь, но никогда не полюблю в тебе мужчину. Потому что я не способна любить.       — Получается, ты солгала мне, раз смогла в итоге полюбить кого-то другого! — он сказал это почти спокойно, но это «почти» отдалось где-то под рёбрами.       Вот теперь я точно знала всё. На целое «всё» больше, чем мне следовало знать… Поднявшись со своего места, я прошла мимо Чона, который меня и не заметил, и покинула ресторан.       Не зная, куда бы ещё податься, я позвонила Минги и попросила о встрече. С неохотой, но Минги согласился, а у меня сейчас не хватало чувствительности, чтобы поинтересоваться, почему он не в духе для встречи со мной.       В мастерской оказалось непривычно чисто и спокойно. Комната была убрана настолько, что я даже удивилась, когда из-за ширмы у дальней стены вышел Минги. Персиковое кимоно на его плечах совершенно не сочеталось со строгими тёмно-синими брюками и жилеткой поверх классической белой рубашки.       — Ты быстро добралась, — констатировал он, присаживаясь на старый диван в углу. — Что-то случилось?       — Много всего, — признала я, садясь рядом. — Мы с Чоном решили попробовать стать настоящей парой, а потом он втоптал в грязь мои попытки сблизиться. В общем, кажется, я сделала невозможное: откатила отношения с «будущим мужем» в ещё худшее состояние, чем они были полгода назад!       Поощряемая кивками и уточнениями со стороны друга, я рассказала о своей поездке во Францию всё, что не касалось брата, так как не знала — будет ли он против таких откровений. Затем я описала встречу у Рейны (ту часть, в которой Чон вёл себя странно) и совсем вкратце — что было между ними в Испании и как Чон появился в конце нашего разговора.       — Господи Иисусе, да ты же попала в настоящую драму! — он внимательно смотрел мне в лицо, ища признаки раненых чувств. — Какой же всё-таки урод этот Чон…       Я пожала плечами:       — Не сказала бы, что он урод… Он не обманывал меня и не обещал, что полюбит. Однажды он сказал, что восхищается мной, но это не значит, что я смогу сравниться с первой любовью, которую он ещё не забыл!       — Ты что сейчас его оправдываешь? — Минги снова стал пристально на меня смотреть, но теперь было больше похоже, что он считает меня травмированной на голову.       — Вовсе нет. Он повёл себя как настоящий кретин, и мне больно от его слов и от своей наивности… Но в этом есть смысл. И он ведёт себя как любой мужчина, чьё эго задето, а сердце — разбито! — я смахнула выступившую из левого глаза слезинку, надеясь, что Минги этого не заметит. — По большей части я просто чувствую себя идиоткой, потому что решила, что меня это всё касается. Он ведь не мой по-настоящему. Так просто решили наши родители…       Минги задумчиво молчал несколько минут. Так бывало обычно, когда у него были новости, и он решал — говорить или нет. Я закатила глаза и скрестила руки на груди.       — Минги, я не обижусь, если твои новости окажутся интереснее моих. В конце концов, мы нормально не говорили с твоей поездки с дедом! Уж явно что-то за это время накопилось.       — Это точно, — улыбнулся Минги, но в этой улыбке было радости не больше, чем в моём сегодняшнем дне. — Дедуля хочет, чтобы я возглавил компанию через три года. Это время он мне дал, чтобы я профессионально вошёл в индустрию моды или сдался на его милость.       — Ну, чего-то такого стоило ожидать от твоего деда, — протянула я, пытаясь осознать, что это значит для Минги. — На мой взгляд, это тот самый толчок, который был тебе нужен, чтобы выйти со своим творчеством на большую аудиторию!       — Да, но я уже не так уверен, что хочу этого. Дед показал мне и другой вариант: перспективы работы в компании, возможность давно необходимого ей ребрендинга, и у меня сразу будут все необходимые ресурсы… — он запнулся, увидев мой взгляд. — Я и не ждал, что ты сразу поймёшь меня, Суён! — добавил он обиженным тоном.       — На самом деле, я понимаю, но… Минги, постарайся не обидеться на это: я не совсем тебя узнаю! Ты ведь всегда говорил, что мой вариант существования тебе не подходит. На моей памяти ты не менял своего мнения ни разу, так что я пока не знаю, как к этому относиться…       — В этом вопросе у меня хотя бы есть какие-то варианты…       — А в каком нет? — я заглянула другу в глаза. — Дедушка выставил ещё какие-то условия?       — Да, Суён, это ведь мой дед! — Минги как-то особенно помрачнел. — Какой бы вариант я ни выбрал, через те же три года у меня уже должна быть семья. Он сказал… — Минги коснулся щеки, и мне показалось, что он смахнул слезу. — Дедушка сказал, что я уже достаточно времени скорбел, и все это понимают. А жизнь не стоит на месте, и пора что-то изменить!       Я взяла Минги за руку и потянула ближе, а он, вместо того чтобы, как обычно, безвольно подчиниться, внезапно резко притянул меня к себе и обхватил руками так, что я едва успела руки устроить у него на талии. Минги держал меня так всего пару минут, но я чувствовала, что нуждался он в этом гораздо дольше…       — А я думала, что наша дружба… Мне казалось, что ты решил больше не тратить на меня время, потому что… Не знаю даже…       — …решил, что пора стареть? — как-то печально дополнил Минги. — Возможно, этого решения от меня и ожидают… — Минги отстранился чтобы затем серьёзно, но нежно, посмотреть в мои глаза. — Знаешь, Суён, стареть с тобой рядом было бы удовольствием!       Я улыбнулась:       — Звучит так, как будто ты собрался на мне жениться!       Это была обычная шутка, одна из миллиона. Мы вечно шутили на тему брака, потому что знали, что между нами ничего такого нет и не будет. Особенно забавлялись, когда кто-то с уверенностью заявлял о нашей скорой помолвке… Но сегодня эти слова попали в какой-то другой участок души Минги, и я отчётливо видела, как его зрачки расширились при моих словах.       — Суён, а что если бы я действительно собрался жениться на тебе?