В плену жестокого чувства

      Жизнь во Франции никак нельзя было сравнить с жизнью в Корее. Люди были совершенно другими: другие эмоции, манеры, стиль одежды и быт. Вопреки ожиданиям, моя гордыня потерпела серьёзный урон. Каждое занятие на французском требовало такой концентрации, что одна лекция утомляла втрое сильнее, чем это было с самыми сложными предметами в Корее. В моём французском обнаружились неожиданные пробелы, а всех говоривших хотелось поставить на паузу или замедлить. Однако эти усилия уже не казались такими титаническими, когда прошло несколько первых дней.       Радушие девушки, которая встретила меня по прибытии, было трудно описать словами. Чрезмерно активная, участвовавшая во всех мероприятиях и проектах, Эва успевала между своими делами знакомить меня с преподавателями и студентами, готовить потрясающую выпечку и каждый приём пищи заканчивать чашечкой кофе. Поначалу мне казалось, что у неё двадцать пять часов в сутках, но вскоре я и сама вошла в этот забавный ритм. Утром мы вместе бегали, днём учились, по вечерам я гуляла по незнакомым улицам или читала в библиотеке, пока Эва занималась своими проектами. На выходных нас обеих позвали в клуб, но Эва не пошла. Только в этот момент я поняла, что свободна делать так, как захочу. И никто не станет смотреть на меня с упрёком, если я проведу один бесполезный вечер или бесполезными будут они все.       Пока я утопала в этих размышлениях, парень по имени Маэль, идущий рядом со мной, задал вопрос:       — У себя в Китае ты, наверное, не танцевала в клубах?       Я усмехнулась, потому что это был уже третий раз, когда он нарочно путал страну, из которой я приехала. Первые два раза я поправила его и только теперь приняла его странный юмор.       — На самом деле, я люблю танцевать. Но… Я давно этого не делала.       Маэль заинтересовался:       — А в чём дело? Разонравились танцы?       — Ну… — я сосредоточилась, подбирая слова, чтобы ответить, не потеряв сути. — Я всегда была там с одним человеком… Но больше мы не общаемся. Так что мне не с кем ходить в такие места.       Чаще всего люди ходят в клубы, чтобы забыться. Мне это не удалось. В толпе незнакомых людей, чьи тела передвигались по танцполу в такт незнакомой музыке, мне то и дело мерещились знакомые лица. Усилием воли подавив желание сбежать, я позволила Маэлю заказать для меня его любимый коктейль. На мой взгляд, Пина Колада не был типичным мужским выбором, но в нём было что-то очень приятное, заставляющее представлять себя не в холодном городе посреди зимы, а на пляже отдалённого острова где-то в тропиках. Однако стоило коктейлю закончиться, как я снова ощутила себя посреди клуба с нарастающим чувством потери глубоко в груди… Оно стало понемногу угасать только после третьего коктейля, а закончился вечер тем, что Маэль предложил прогуляться по ночному городу. Он сам был пьян не меньше моего. Я даже отставала от него на один коктейль…       — Эй, Суйен, — как обычно неправильно произнёс Маэль, — я слышал, что у твоей семьи денег — как тины на болоте. Почему тогда ты приехала по обмену на семестр, а не просто отправилась сюда учиться? Или просто отдохнула бы где-нибудь в Париже, заказала автобусный тур… Или купила бы себе личного гида!       — Ты ведь уже придумал для себя мою историю. Так додумай и это, — закатила глаза я.       — Ничего не придумал, вот и спрашиваю. Может, ты парня себе ищешь? — Маэль обогнал меня и встал напротив, заставляя остановиться. — Пары месяцев бы хватило, и вообще, я уже здесь! Поцелуешь меня, азиатская колдунья?       — К сожалению для нас обоих, парня я себе не ищу, — усмехнулась я, аккуратно толкая парня в грудь.       — Тогда какие причины? — не отставал он, когда перестал прижимать руку к груди, словно его сердце разболелось от моих слов.       — У моей семьи много власти, Маэль. Я могла бы отправиться жить в другую страну, купить себе любое образование… Когда мне было одиннадцать лет, у нас дома поселилась на целый год французская учительница. Её кормили, поили и обеспечивали мои родители, а она учила нас своему родному языку…       — Учила вас? — Маэль нахмурился, перебив меня. — То есть и твоих родителей тоже? Ты вроде говорила, что вы живёте втроём…       — Прости, я ошиблась словом, — смущённо пробормотала я, почувствовав, как сердце в груди неприятно сжалось. — Она учила меня… Наверное, сейчас она бы была в ярости, что я перепутала элементарные слова!       Я неискренне рассмеялась, но напряжение немного спало, когда Маэль подхватил этот смех.       — В общем, моя семья знает ниточки, за которые нужно дёрнуть, чтобы достигнуть нужного результата. И какую обрезать, чтобы в нужный момент на твоего врага свалилась наковальня… А мне хотелось сделать это так, чтобы не чувствовать себя марионеткой в фамильном театре. Не то чтобы я считала себя жертвой или вроде того. Но если бы ты мог сравнить достижения, полученные за свою фамилию, с чем-то, чего ты достиг полностью сам, ты бы понял разницу…       Маэль проводил меня до дома, а затем уже заказал себе такси и поехал отсыпаться. Я же до рассвета промучилась бессонницей.       Уезжая из Кореи, я наперёд загадывала, что родители будут звонить не реже, чем раз в пару дней, а Минги будет забрасывать меня голосовыми сообщениями и ежечасно интересоваться моими впечатлениями, как делал, когда я отправлялась в другие поездки. На деле же первой позвонила я сама, и к этому моменту шла уже третья неделя моего нахождения в Страсбурге.       — …кстати, папа, ты не знаешь, у нас есть какие-то знакомые в Страсбурге? Может, твои партнёры по бизнесу?       — Там могут быть филиалы сети нашего партнёра по поставкам из Парижа, — отец явно забеспокоился. — А что, ты кого-то встретила?       — Пока никого. Мне сказали, что кто-то искал меня в кампусе. Но я никого не знаю, так что… Ладно, это неважно! У тебя явно дела.       Отец улыбался, судя по голосу:       — Ты очень проницательна, Суён. Прости… Позвоню тебе позже!       На самом деле, я не просто так спрашивала отца. Три предыдущих дня мне не спалось. Сначала показалось, что кто-то идёт за мной, когда я возвращалась с прогулки. Потом был странный звонок с молчанием в трубке и ещё один. Незнакомый парень в дальнем углу кафе постоянно поворачивался в мою сторону и спешно ушёл, когда я стала смотреть на него.       Прошлой ночью мне снилось, что Чон Уён снова оказался со мной рядом на той злополучной парковке на окраине города, но избивал он моего нового знакомого — Маэля, затем принявшись угрожать, что убьёт его, если я не вернусь к нему сегодня же. Когда я стала кричать в ответ, что не могу этого сделать, Чон нажал на спусковой крючок. От громкого звука во сне, я тут же проснулась. До рассвета оставался ещё час, когда я, понимая, что снова уснуть не получится, принялась за конспекты.       Усиливающуюся паранойю я искренне пыталась списать на недосып и усталость, но затем мне сообщили, что кто-то искал меня в кампусе. Так как это показалось подозрительным, консьерж не ответила, живёт ли здесь Кан Суён. «Симпатичный молодой мужчина, возможно, азиат», — так описала его девушка, прежде чем вернуться к своим делам.       У меня было два подозрения, и вначале я обратилась ко второму, тут же позвонив отцу. Отбросив этот вариант, я с гораздо меньшей охотой обратилась к своему первому предположению.       — Сонхва, скажи, ты сейчас в Южной Корее? — начала я без приветствия. — Только не ври мне…       С той стороны замешкались:       — Кан Суён, я сейчас в аэропорту. Технически, я не нахожусь ни в одной из стран. Но через пару минут точно буду в Корее…       Я закатила глаза:       — Ты был во Франции?       — Ни разу в жизни. А что, ты встретила моего двойника? — в его голосе слышался смех.       — Нет, я вообще никого не видела здесь, кроме французов и англичан. Просто… Ты бы сказал мне, если бы Чон решил приставить ко мне охрану в другой стране?       — А что, есть повод? — фраза явно планировалась шутливой, но прозвучала очень серьёзно.       — Ничего такого… Ладно, я тебе ещё позвоню, когда будет время!       Я бросила трубку, чтобы не сказать больше ничего лишнего. Затрудняясь, что ещё можно сделать, я снова принялась за свои конспекты и за этим занятием уснула, пристроив голову на тетради в качестве тяжёлого пресс-папье. Проснулась я от стука в дверь. Дежурная с бейджем на имя Мари-Энн протянула мне какой-то листок. Развернув его, я увидела несколько цифр.       — Что это?       — Консьерж сказала, что вы просили предупредить, если о вас снова будут спрашивать. Мужчина оставил свой номер…       Я перебила, схватив девушку за руку:       — Как давно он приходил?       — Не знаю, — Мари-Энн непонимающе уставилась на меня, отнимая руку. — Минуту назад мне отдали этот листок на ресепшене.       Не утруждая себя прощанием с девушкой, я сорвалась с места, пробежав мимо ресепшена и выбежав на улицу в надежде застать того самого мужчину, который спрашивал обо мне. Сердце билось в груди сильнее, чем просто от бега, но я игнорировала это чувство, как и холод, оборачиваясь то в одну, то в другую сторону в поисках человека, оставившего записку.       — Я здесь, — послышалось за спиной.       Я обернулась. В тени около урны кто-то стоял, опираясь спиной на кирпичную стену здания. Между длинными изящными пальцами мужчины была зажата дымящаяся сигарета, и время от времени он подносил её к губам, на которых словно бы непрерывно дежурила полуулыбка. Первый испуг сменился отрицанием реальности происходящего. Затем молодой мужчина шагнул из тени под свет фонаря, остановившись в метре от меня.       — Ну, привет, Заноза, — ухмыльнулся он.       — Ты? — только и получилось вымолвить у меня.       Немая сцена затягивалась. В одно мгновение я не знала, смогу ли собрать в себе силы и шагнуть вперёд. В следующее мне хотелось бежать прочь, а третьей появилась мысль, что от усталости мне мерещатся странные вещи (если я вообще не сплю до сих пор, уперевшись лицом в конспект по социологии). Всё ещё не зная, как реагировать, я увидела, как открывается дверь и из-за неё появляется Эва.       — Эй, Суён! Ты чего так выбежала? Ни пальто, ни нормальной обуви! — Эва шагнула ко мне и набросила что-то на мои плечи. — Идём внутрь, скорее!       Отвлёкшись на её суетливую заботу всего на мгновение, я повернулась к тому месту, где только что стоял мой преследователь. Там уже никого не было, но вдали я разглядела удаляющийся мужской силуэт, сворачивающий куда-то за угол. От его присутствия поблизости остался только дымящийся окурок в пепельнице над урной.       — Эва, одолжи мне свои кроссовки, — попросила я, на ходу вспоминая, что размер её обуви был больше моего.       — Это странно, но ладно, бери, — Эва сняла кроссовки, встав в носках прямо на бетон.       Я быстро переобулась, не особо заботясь о крепкости узлов, и побежала туда, куда только что ушёл молодой мужчина. Я повернула за нужный угол и добежала до ближайшего поворота дороги, но там было много народа, и мужчинами в пальто из них были едва ли не половина. Остановившись и подумав несколько секунд, я не нашла в голове ни одной разумной идеи. Пришлось обойтись неразумной.       — Кан Ёсан! — завопила я на всю улицу.       Я не была уверена, что это сработает, так что не удивилась, когда все обернувшиеся на крик просто посмотрели на меня как на идиотку. В общем-то, я ни в чём не могла быть уверена этим вечером… Наверное, ударилась головой, вставая из-за стола, и валялась теперь на полу в отключке, смотря «мультики»!       Детство, совместные поездки в школу, поход в ночной клуб втайне от родителей… Я многое уже успела промотать в голове, когда лицо, что почти стёрлось из памяти, снова оказалось на расстоянии метра. Жадно разглядывая его черты под светом фонаря, я подошла ближе и хорошенько замахнулась, а затем влепила молодому мужчине звонкую пощёчину.       — Как ты мог убежать, даже не позволив мне поздороваться? Как ты… Что ты вообще здесь делаешь?       Ёсан смотрел на меня, ошарашенно держась за покрасневшую щёку. Затем он улыбнулся, а в глазах блеснули слёзы. Сделав шаг вперёд, он заключил меня в объятия.       — Боже… Я был уверен, что мне больше никогда в жизни не удастся увидеть тебя вживую, сестрёнка!       — Оппа… — мои глаза тоже наполнились слезами, и я обняла его в ответ. — Я так скучала! Я так хотела увидеть тебя! Родители никогда не говорили, знают ли они что-нибудь. Бабушка запретила мне спрашивать, она сказала… Она сказала, что я должна жить так, словно у меня никогда не было брата!       Спустя несколько минут, когда мы оба немного пришли в себя и разомкнули объятия, Ёсан оглядел меня с головы до ног:       — Ты такая худышка… Я думал, что любовь к тортикам таки заставит тебя набрать лишний вес! — он вытер лицо в очередной раз, хотя от слёз на нём уже не осталось следов, и только покрасневшие веки выдавали недавний наплыв чувств. — Давай где-нибудь перекусим, ладно? Тебе явно нужно поднять сахар в крови.       С минуту мы шли молча, но затем Ёсан стал задавать обыденные вопросы: чем я занимаюсь, нравится ли мне учёба, как мои успехи во французском…       — Тебе не кажется, что мои дела — явно не самая интересная из тем для обсуждения?       Ёсан закусил губу, о чём-то размышляя ещё минуту, но так и не заговорил снова, так как мы дошли до небольшого кафе. Внутри пахло выпечкой и кофе с корицей. Мы сели в самом дальнем углу, но Ёсан заговорил только после того, как официант принял заказ.       — Наверное, ты хочешь знать, с чего началась моя ссылка, но я точно не всё могу тебе рассказать!       — О, неужели? — меня расстроили его слова, и я тут же стала язвить. — Тогда скажи, как много я могу спросить у родного брата, который наплевал на традиции семьи и исчез, порвав все связи с семьёй?       — Это так выглядит с твоей стороны? — напрягся Ёсан. — Отлично, я предатель семьи! Думаешь, я мог просто порвать связи со всеми и даже с тобой?       — А что именно я должна была думать? Ты просто исчез, Ёсан!       На моих глазах лицо брата сначала стало из обиженного растерянным, а затем из растерянного — обречённо-смиренным. Ёсан, которого я знала, никогда так не выглядел. Но я ещё не была уверена, что передо мной тот, кого я действительно могу назвать знакомым человеком.       — Они совсем ничего не сказали тебе? Вообще ни слова о том, что я сделал и почему?       — Я видела, что ты сделал, Ёсан. Все видели! Ты посреди свадьбы включил какое-то вздорное видео, а затем сбежал!       Ёсан кивнул какой-то своей мысли, глядя на сложенные в замок руки.       — Что ж, с твоей точки зрения я и вправду просто исчез… Нарим, должно быть, выглядела настоящей мученицей.       — Хан Нарим вышла замуж спустя полгода и счастливо поживает где-то в Японии с тех пор. Я бы тоже сбежала от такого объёма жалости со стороны общества, и тебе не стоит над ней смеяться, Кан Ёсан! — я осознала, что почти кричала на брата, и тут же умолкла.       Ёсан выглядел оскорблённым. Я миллион раз думала о том, что когда-нибудь мы можем снова встретиться, и я узнаю наконец, что было в его голове и как он решился на то, что сделал. В моих наихудших фантазиях Ёсан был абсолютно уверен, что поступил правильно, бросив семью и сбежав ото всех, а меня оставив единолично нести бремя наследия семьи Кан. Но, на самом деле, я искренне считала, что встречу раскаяние и извинения, а не это ошарашенное лицо, словно он поступил верно, а я сейчас оскорбляю его благодетель.       Собрав в себе силы, я позвала официанта и попросила нас рассчитать. Проигнорировав протянутую Ёсаном карту, я оплатила заказ сама. Официант лишь кивнул, забрав щедрые чаевые.       Не сговариваясь, мы вышли из кафе и зашагали обратно в сторону моего общежития. Боль внутри изворачивалась и подкатывала к горлу, заставляя переживать за сохранность выпитого недавно кофе. Но возобновить разговор мне не удалось. Демоны внутри меня, борющиеся между желанием пообщаться с давно потерянным братом и плохо скрываемой обидой и непониманием, так и не пришли к единому мнению.