По касательной

      Чимин, устало проводя ладонью по помятому после боя лицу, поднял на себя взгляд и внимательнее всмотрелся в зеркало. Разбитая губа больно ныла, кровь остановилась только на полпути домой, когда они выехали с матча в сторону отеля, правую скулу после предпоследнего удара саднило и тянуло, верный признак того, что останется синяк. Давненько он не испытывал подобных перегрузок. Хосок, что остался в номере, тактично позволив блондину самому себя осмотреть и принять холодный душ, а также максимально остыть после боя и немного привести мысли в порядок, сейчас перерывал большую аптечку с лекарствами и бинтами, что они взяли с собой из дома. Чимин, обдумывая все то, что было до боя, во время и после, хмыкнул и провел ладонью от щеки до подбородка к горлу, сжимая его пальцами и перекрыв на мгновение кислород. Темные глаза смотрели совсем не добро, злость бурлила всполохами глубоко в груди, а челюсть была напряжена настолько, что во рту неприятно скрипнули зубы. Парень, втянув резко воздух через нос, задержал дыхание и медленно досчитал до десяти, чтобы успокоиться. Этого хватило, чтобы в нем переключился рычаг: Хоби ждет его в комнате, и сейчас было не время, чтобы устраивать себе головомойку и разбор ошибок, он может сделать это и позже.       Зачесав пальцами волосы назад, лишь бы хоть немного казаться свежее и спокойнее после тяжелого дня, Чимин взял с собой мокрое ручное полотенце, что он хорошенько остудил в раковине в ледяной воде, поправил на себе простые домашние брюки и прямо так, босиком и полуобнаженный, покинул ванную комнату, не рискнув оставлять тренера Чона наедине со своими мыслями дольше, чем на полчаса.       — Я нашел для тебя лечебную мазь и обезболивающие таблетки, и рану сейчас… обработаем… — Сразу проговорил Хосок, когда услышал, что дверь ванной открылась и Чимин медленно покинул помещение. Щелкнув выключателем, блондин, выключив свет в ванной комнате и приглушив в основной зоне, устало прикрыл глаза, немного рассеянно шагая от усталости вглубь комнаты. Голова гудела так, словно он сидел в колоколе и уже долгое время слушал, как по нему активно бьют кувалдой. Хоби, подумав о том, что вероятнее всего Чимин захочет другой сорт лекарств на поздний ужин, поспешил добавить к лечению еще один пункт. — Или тебе налить виски?       — Сначала виски. И надо что-то заказать в номер, пить, в том числе лекарства, лучше на полный желудок. Подашь мне меню? — Попросил парень, слегка вытащив испод покрывала подушку повыше и пристроив ее так, чтобы на постели можно было удобно сесть.       Хосок, медленно перекочевав с кресла на постель к парню, уже разложил лекарства перед ним на плотном покрывале, смотря порой за тем, как Чимин, обдумывая немного дольше свои мысли, чем обычно, набрал по внутренней телефонной линии рецепшн и сделал хороший заказ еды в номер.       — Ты в порядке?       Пак, что до этого вопроса сидел с закрытыми глазами, плотнее уперевшись спиной в подушку и подогнув правую ногу под себя, слегка лениво приоткрыл глаза, встречаясь своим карим взглядом с глазами напротив. Его лицо показалось парню взволнованным, даже больше встревоженным, Чон на протяжении всех этих месяцев, что они жили вместе с Чимином под одной крышей, никогда не видел парня в таком состоянии. Фраза «Меня по рингу размазали» приобрела совершенно новый оттенок, наглядно показывая, как тяжело выходить после боя, даже если он прошел с наименьшими потерями. Блондин, кладя на влажный после душа торс руку, ощутил тупую боль в ребрах от перенапряжения. Ночка его ждет точно потрясающая, красочная, как сны Алисы из Страны Чудес. С почти наркоманскими картинками.       — Тебе соврать или ответить честно? — Открыто спросил брюнета Чимин, слегка сжимая собственные ребра с левой стороны. Руки непроизвольно напряглись, бицепсы заметно оформились от напряжения, он в глазах Хосока сейчас казался реально огромным в плане телосложения. Парень даже и не помнил, когда Пак вообще бывал в подобной форме и бывал ли за годы тренерства вообще. Чону вдруг стало понятно, почему среди своих Чимина звали или Машиной, или Стальным кулаком, но уж точно Котенком его нельзя было назвать, как обозначил парня конферансье на ринге.       — Ты же знаешь, что ложь я не люблю, — Хоби, подготовив мазь, слегка придвинулся поближе к Чимину и принялся за обрабатывающие средства для раны на его губе. Блондин, медленно поменяв положение, наклонился чуть вперед для удобства, подставляя заботливым рукам свое помятое лицо. Отчего-то хотелось, чтобы расстояние между ними сейчас было куда меньше, чем обычно. К тому же, в голове до сих стоял момент их первого поцелуя и те объятия Хосока через угол ринга перед окончанием боя. Чимину показалось тогда, что он действительно испугался за него и хотел тем самым защитить и огородить от всего на свете.       — Знаю, что не любишь. Но видел бы ты свои глаза. — Прошептал парень, слегка смягчившись в лице, лишь бы унять волнение Хосока касаемо бокса, боев и его состояния. Лучше уж он дальше своего корта и мальчиков в шортах не будет далеко уходить, спать хотя бы будет спокойнее. — Все нормально, так всегда бывает после боя. Все же удар у того парня посильнее будет. Удивлен еще, что он не вырубил меня на первом тайминге.       — Давай не будем об этом, по крайней мере не сейчас, ладно? — Попросил Чимина Хосок, протягивая руку к полотенцу, что лежало на плечах парня, хорошенько вытер руки прежде, чем дотронуться до его лица, но Пак сделал то, чего брюнет точно не ожидал: мягко перехватил его пальцы перед тем, как тот начал бы свое лечение, обхватил запястье покрепче и приложил раскрытую ладонь к своей щеке, несводя с Хосока взгляда. Единственное, что действительно помогало, в том числе морально, так это личное присутствие и нежные касания.       — Тебе же может быть больно… — Проговорил тренер Чон, стараясь было убрать руку от пострадавшего лица, но хватку Пака сложно было ослабить.       — Больнее будет, если не коснешься. Перестань, я не фарфоровый, пылинки тоже с меня сдувать будешь, а, Хоуп? — Улыбнулся немного глазами Чимин, стараясь снять напряжение с плеч брюнета. Тот, выдохнув и усмехнувшись на сказанное, нежнее погладил блондина по щеке и подбородку, сам не отводя взгляда и утопая в его шоколадных глазах. Как же они были хороши, глубокие, почти черные, словно два больших опала, в которых плясали искры света и тепла, так ни на кого и не растраченного. Хосок тонул в них куда сильнее, чем в ледяном океане.       — Я просто…       — Ты испугался. Я понимаю. В тебе говорит адреналин, такое бывает со всеми после первого матча, потом уже становится легче. Просто медленно дыши и смотри на меня, — проговорил Чимин, протягивая к мужчине вторую руку и беря его под локоть, как тогда, в зале перед матчем. Хосок, не сопротивляясь, подался ближе и сам не понял, как Пак усадил его прямо между своих ног совсем близко к себе. Теперь было отчетливо видно расползающуюся красноту на лице Чимина, брюнет поспешил нанести сначала на лицо мазь, и только потом принялся за обрабатывание рассеченной губы.              В комнате воцарилось тяжелое молчание, было только слышно, как глубоко дышит Чимин, расширяясь в плечах и груди сильнее при каждом вдохе. Хосок, методично обрабатывая все полученные ссадины и возможные участки кровоподтеков, внимательно наблюдал за реакцией парня и тем, не делает ли ему больно. После бокса подобное наверняка смотрелось бы очень смешно и по-детски, но все же блондин был очень благодарен за эту заботу и трепет, с которым тренер Чон подошел ко всему. Мало кто на пути Чимина давал ему поблажку в том или ином деле, уступал, оставлял привести мысли в порядок, не стремился полностью занять все свободное пространство вокруг него, будто пытаясь таким образом унять собственный страх быть отринутым. И мало кто мог похвастаться тем, что вот так, просто одним своим присутствием и заботой, перечеркивал все дни и людей до него. Точнее никто, теперь уже никто после Хосока.              — Все же он тебя разукрасил, как бы ты ни старался этого избежать, — проговорил брюнет, наклонившись к лицу Чимина достаточно близко, чтобы видеть четче место обработки и остальные возможные скрытые раны. На счастье парня лицо не так сильно и пострадало, только губа и скула, но вот что, если у него были ушибы ребер или рук? Хосок даже и не знал, обращаются ли боксеры после матчей к медикам для того, чтобы те осмотрели их. Вероятнее всего у каждого всегда был врач в команде, потому больницы те посещали только в крайнем случае. И если Чимин все еще ровно ходил и не жаловался на сильные боли, то матч он выстоял достойно.       — Не повезло, всю красоту, значит, мне помял этот хрен, — ехидно ответил блондин, наклонив немного голову на бок, подставляя лучше рассеченную губу на осмотр своему личному Доктору Чону. Кровь, что остановилась по пути в отель, вновь активно потекла из раны, на что Хосок непроизволно чертыхнулся. Видимо, задели ее слишком глубоко, как бы швы накладывать не пришлось.              — Сарказм твой он точно не помял, — улыбнулся Хосок, подняв взгляд на Чимина, пока промакивал сочившуюся кровь с его кожи. Чимин смотрел глубоко, будто в самую душу, и практически даже не дышал. Чон был так близко, можно было даже ощутить выветрившийся запах парфюма, который он нанес утром, аромат дезодоранта и мыла, блондин едва ли держал себя в руках, так отчетливо ощущая вокруг себя кокон из Хосока, его нежности, доброты и заботы. Внутри разрывало желание, хотелось отнять от своего лица эти руки, ткнуться носом в изгиб шеи, поцеловать так, чтобы остались пятна на коже. Глубоко вздохнув, Пак постарался вновь посчитать до десяти и успокоиться, но все было бестолку. Хоби действовал на него как наркотик, на который парень подсел с того самого дня на отборочных матчах в Сеуле. Этот взгляд на трибуне через плечо, которым одарил его Чон, поставил раз и навсегда жирную точку в неясных желаниях Чимина и поиске в мире чего-то своего. В тот день он нашел все, чего лишила его жизнь.       — Черт возьми, Хоуп… — Прошептал Пак, смотря в глаза Хоби так, словно только что это понял. Брюнет замер с ваткой у разбитой губы, испугавшись, что причинил ему боль, потому поднял на Чимина удивленный и напуганный взгляд, остановившись.       — Больно? Извини, сейчас, — проговорил он, убирая средство подальше от лица и потянувшись за чистым ватным диском, но Чимин, наплевав на возможный дискомфорт, сгреб парня второй рукой за плечо и страстно поцеловал, не сумев сдержаться. Брюнет, замерев от неожиданности, уперся пальцами в ключицу Чимина, ища опору и находя ее в нем, и не понял даже, как такое произошло, но едва в приоткрытые губы ворвалось чужое дыхание, жаркое и притягательное, не смог не поддаться этому чувству. Наклонившись ближе к Чимину, Хосок прикрыл глаза и, обняв того в ответ, также поспешно, как и Пак, впился в его губы своими, с удовольствием целуя и отдаваясь этому поцелую с головой.       Поцелуй снес разом все проблемы, плохие мысли, тревоги и волнение. Чимин, потянув Хосока на себя, спокойно усадил его на свои колени, обхватив рукой за талию так, чтобы парень всем телом вжался в его, нашел долгожданную опору и поддержку именно в нем и в этом поцелуе, напрочь выкинул из головы, что его дом — Сеул, и только там. Для Пака уже свой собственный арендованный дом не был его, все пространство вытеснил этот несносный тренер по теннису, задев все чувства блондина будто бы слегка, по касательной. Но оба понимали, что не было ничего случайного в жизни, просто сейчас все стало восприниматься немного иначе.       — Кровь идет… — Проговорил Хоуп, стирая тонкими пальцами дорожки розоватой жидкости с подбородка Чимина. Блондин, выдыхая воздух полными губами в его, потянулся вновь за поцелуем, откровенно наплевав на собственые травмы и состояние. Единственное, что ему сейчас нужно, так это Хоби, его объятия, губы, весь он.       — Да плевал я, — отрезал Пак, проводя ладонью по широкой шее Чона, зарываясь в слегка отросшие волосы на затылке, вжимая в себя и вновь терзая жаркие губы глубокими и сладкими поцелуями. Усмехнувшись в поцелуе, Хосок, плотнее двинулся на бедрах Чимина, на пробу ощутив давление в паху настолько, что когда соприкоснулся с его вставшей плотью своей даже через одежду, то получил такой разряд тока по позвоночнику, что не смог сдержать стона. Чимин, зашипев от подобного действия, отстранился, руками заблокировав любые возможные движения брюнета на своих бедрах. Нокаут не так сильно травмировал, как эти движения практически на его и без того донельзя возбужденном члене.       — Прости, — нашелся Хоуп, понимая, что поспешил, но Чимин, облизнув рану на губе, улыбнулся и поднял взгляд на Хосока. Тот, всмотревшись мутным взглядом с его, на мгновение замер: никогда еще глаза блондина не были таким темными, поглощающими, полными страсти, похоти и желания. Опасность чистой воды, от которой Хосок немного заерзал вновь, насколько позволяла хватка рук Пака на собственной талии и шее.       — Не ерзай, Хоуп, я не железный. Нам предстоит долгий путь, и уж чего я с тобой не хочу, так это поспешить. Знаю, сладкий, — Чимин рассмотрел во взгляде Хосока легкий укол досады и сомнений, потому поспешил объяснить собственные слова. Мягко ослабив хватку, блондин свободнее устроил парня на своих коленях, прижав вновь к себе так, чтобы он смог почувствовать не только весь рельеф его подтянутого тела, но и возможную проблему спешного секса. Брюнет, сглотнув, доверительно тому кивнул. — Я также, как и ты едва держусь. Дай нам время, и я тебя не разочарую.       — Всегда, — проговорил тренер Чон, проводя по широкой груди блондина своей горячей ладонью, мягко, плавно, заставляя расслабиться, довериться и его согласию также, как он доверился Чимину. Тот понял без слов, мягко коснулся большим пальцем тонких губ, провел по нижней, медленно и плавно, очерчивая контур. Им не нужно было что-то обсуждать, глаза говорили за них: безоговорочное доверие и согласие. Только так, вместе.       Кивнув на слова Хосока, Чимин нежнее обнял его в ответ и вновь потянулся к нежным губам своими, толкаясь в тепло рта жарким и влажным языком. Стоны, вздохи, все смешалось в одно, окуная пару в долгожданные отношения, плотно сплетенные собственными руками. Опуская брюнета на постель и нависая сверху над ним, Пак, всматриваясь в взволнованные, но полные любви и нежности темные глаза, тянулся к Хоби вновь и вновь, бесперебойно бормоча ему между поцелуями лишь одно:              — Теперь я только твой.