Дорога к сердцу

Взяв пакет в руки, опускаюсь в кресло. В нем действительно моя одежда. Потертые туфли на плоской подошве, блузка и леггинсы, в которых было удобно мыть посуду. — Меня уволили? — Я тебя уволил, — отвечает Яр просто. Заводит машину и выезжает на проезжую часть. — Там ещё конверт с твоим расчётом должен быть. Запускаю руку в пакет и, нащупав там прямоугольник из плотной бумаги, достаю и заглядываю в него. — Ого… так много? — по моим расчётам должно быть раза в два меньше. Ярослав слегка улыбнулся привлекательно, лишь пожимает плечами. — И за погром не оштрафовали? — Ты тут при чем? Приходит моя очередь пожимать плечами. Он прав, конечно, но я же помню страсть Лары к штрафам и за более мелкие провинности. — Куда мы едем? — спрашиваю, глядя в окно. В этом районе города я не была ни разу. С одной стороны дороги красивые высотки, с другой — облагороженная набережная с кафе и парками. — На новое место твоей работы. — К тебе домой? — Возражения не принимаются. — А если я не хочу? — начинаю упрямиться. Я, правда, не хочу. Я лучше дворником устроюсь, чем буду в его квартире унитаз чистить. Особенно после того, что было вчера. — Захочешь, — заявляет в своей манере. Вскоре его Панамера минует шлагбаум и въезжает на дворовую территорию жилого комплекса. Я, как дикарка, с прилипшим к окну носом рассматриваю проплывающие мимо парк с аллеей, велосипедные дорожки, открытый стадион, уже спущенный фонтан и большую детскую площадку. — Ты здесь живешь?.. Он молча паркуется и глушит двигатель. — Идем. Я выхожу и быстро семеню за ним. Чтобы не опозориться окончательно, стараюсь не пялиться по сторонам. Мы поднимаемся по широкому, отделанному чёрным гранитом крыльцу, и проходим через широкие, как в торговом центре, стеклянные двери. Минуем просторный тамбур и оказываемся в широком холле. — Ярослав Юрьевич… — степенно кивает ему мужчина, смахивающий на отставного генерала. Консьерж? Офигеть! Меня тоже удостаивают вниманием. Мазнув взглядом, мужчина молча кивает. Отвечаю тем же. Захожу за Дроновым в просторный лифт и, сложив руки на груди, деланно равнодушно обвожу его взглядом. Пусть думает, что я в деревне в таком же доме жила и каждый день на таком лифте каталась. — На каком этаже твоя квартира? — На шестнадцатом. — Я высоты боюсь. — Не выходи на балкон. Двери разъезжаются, и мы попадаем в овальный ярко освещённый холл. Яр останавливается около одной из четырёх дверей и, открыв её, пропускает меня вперёд. Сам заходит следом, скидывает обувь и смотрит на меня. — Чего застыла? Особое приглашение требуется? Я тоже снимаю ботинки и следую за ним вглубь квартиры. Она у него огромная. Это круто, конечно, но мне не понятно — зачем? Больше уборки, больше траты на отопление и электроэнергию. К тому же, куда ему одному столько площади? — Ты с родителями живёшь? — Один. — Ясно, — роняю тихо. Обхожу по периметру огромную гостиную, в которой преобладают белые тона, останавливаюсь у большой плазмы на стене, какой-то встроенной панели из черного стекла, назначение которой мне не понятно. Ступаю на круглый ковер с высоким ворсом и мысленно жмурюсь от удовольствия. Моим ступням нравится. Из мебели в комнате только неглубокий, во всю стену шкаф с глухими дверцами, угловой диван и два широких кресла. — Ну, как? — доносится из-за спины. Он стоит, подперев плечом дверной проём и выжидающе на меня смотрит, скрестив руки на груди. — Мило. — Мне надо, чтобы ты приходила четыре раза в неделю и поддерживала здесь порядок. — Ты, я вижу, и сам неплохо справляешься. В квартире, действительно, стерильная чистота. Я не вижу ни одной пылинки, ни одного валяющегося на полу носка. Такое ощущение, что помещение нежилое. Яр оставляет мой комментарий без ответа и зовёт меня на кухню. Хотя кухней эту комнату у меня язык назвать не поворачивается. В моем представлении, у богытых на кухне должно быть полно всего. Разные комбайны, тостеры, микроволновки. Горы посуды за стеклянными дверцами шкафчиков, висящие на крючках всевозможные ложки — поварешки. А тут… ничего похожего на то, что здесь готовят и потребляют пищу нет. — Я редко ей пользуюсь, — отвечает Дронов на мой невысказанный вопрос, — чашка кофе по утрам и всё. — Угу… Затем он ведёт меня по коридору и толкает дверь в ещё одну комнату. Это его спальня. — Зайдешь? Я переступаю порог и оказываюсь в квадратной комнате с огромной кроватью и плазмой на противоположной стене. В нос ударяет запах парфюма Яра и немного его кожи. Внезапно мне становится нечем дышать. Делаю принудительный вдох и скрещиваю руки на груди. Этот запах навеял ненужные воспоминания. Вкус его губ и языка. — Ну, так что? Пыль вытирать — это не тарелки по ночам дравить. — усмехнулся блондин. — Сколько ты будешь мне платить? — Шесдесят устроит? — Сколько?.. — выдыхаю ошарашенно. Или у меня развилась ранняя глухота, или он совсем идиот. — Мало?.. — Яр с усмешкой наблюдает за мной. — Это много Дронов! Шесдесят тысяч за смахивание пыли? Побойся Бога! Яр остро усмехается и, опустив подбородок, качает головой. — Зачем ты поцеловал меня вчера? — вылетает из меня на порыве. Этот вопрос не даёт мне покоя с ночи. Мне мазохистки хочется, чтобы он прямо сейчас спустил меня с небес на землю и официально повесил на мою грудь бейджик «Уборщица Мирита». Вскинув на меня равнодушный серый взгляд, он пожимает плечами и отворачивается к окну. — У тебя начиналась истерика, что мне оставалось делать? Логичное объяснение. Его метод оказался действенным, он действительно отвлёк меня от проблемы. — Спасибо, — выдавливаю глухо, — но больше так не делай. — Забыли, — отмахивается Яр. Выходит из комнаты, и я за ним. Иду сразу в прихожую и начинаю одеваться. В груди противно скребёт. От обиды, что я этому поцелую придаю больше значения, чем он того требует. — Надеюсь, в универе хвастать не начнешь?.. К щекам приливает кровь и начинает долбить в виски. Пряча от Яра пылающее лицо, застегиваю замочки на ботинках, а затем, выпрямившись, собираю волосы в хвост и смотрю в свое отражение в огромном зеркале. — Было бы чем, — хмыкаю с сарказмом, — сохраню наш грязный секретик в тайне. — Можешь завтра приступать, — игнорируя мой выпад, проговаривает он. Вытаскивает из комода и протягивает мне связку ключей. Взяв её, закидываю в кармашек рюкзака. Он открывает передо мной дверь и, пропуская меня, отходит в сторону. — Пока, — бросаю, не оборачиваясь. — Кстати, — летит в спину, — иногда здесь ты будешь встречаться с девушкой. Её зовут Милана. Я предупрежу её о тебе. — О’кей, — взмахиваю хвостом и бодро шагаю к лифту. Чувствуя, как от его взгляда горит поясница, жму на кнопку и в ожидании постукиваю носком ботинка о кафельный пол. Перевести дыхание получается только, когда съезжаются двери лифта. Рука взлетает к горлу и принимается растирать шею, что ослабить сильнейший спазм и тупые, предательские слёзы на ровном месте уже бегут по щекам, сама не понимаю почему его заявление вызвало у меня такую реакцию. У него есть девушка.

***

Сегодня второй пары у нас нет. Преподаватель на какой-то конференции. Поэтому, просидев, почти час в читалке, я иду в буфет. Пересекаю холл и сворачиваю в правый коридор. — Куда прёшь, убогая?! — кричит мне в лицо невесть откуда взявшаяся Нечаева. В момент нашего столкновения, она как раз пила воду из пластиковой бутылки. А теперь она стекает по её лицу и капает на объемный бюст прямо в ложбинку декольте. Я, даже не подумав извиниться, обхожу её сбоку и продолжаю свой путь в буфет. Это первый раз после того случая, когда она со мной заговорила. До этого усердно делала вид, что я пустое место. — Сука… — слышу за спиной шипение. «Сама такая» — отвечаю мысленно но на лице не сумела сдержать свою улыбку. Обедаю в столовке картофельной пюрешкой с гуляшом, а после третьей пары решаю сразу ехать на работу. В квартиру Дронова. «Яр ничего, если я сейчас убрать в квартире приеду?» — пишу ему сообщение. «Приезжай» Я уже посмотрела в навигаторе, как туда ехать. От остановки у Универа можно добраться без пересадок. В итоге, через двадцать минут я уже на месте. Вежливо поздоровавшись с охранником у шлагбаума, объясняю к кому и зачем я приехала. Тот, недоуменно глядя на меня с высоты своего роста, лишь безразлично пожимает плечами. Зайдя в подъезд, если можно его так назвать, дом Яра, повторяю тот же монолог уже для консьержа. — Ярослав Юрьевич предупреждал, что вы придете, — отвечают мне. — А… он дома? — Нет. Обычно его не бывает дома, когда приходит обслуживающий персонал. — Ясно… Представил меня как обслугу. Обижаться и дуться смысла нет, потому что обслугой я и являюсь. Сама согласилась. За хорошие, между прочим, деньги. Решительно потушив появившееся в груди жжение, поднимаюсь на лифте на шестнадцатый этаж и захожу в квартиру. Нужно сделать все очень быстро, пока он не вернулся. Только беда в том, что вчера я даже не спросила, что именно мыть и где взять для этого принадлежности. Вероятно, в ванной. Открываю наугад дверь и жму на клавишу освещения. Мать моя женщина! Застыв на пороге с открытым ртом, в восхищении смотрю на сияние глянцевого кафеля и стекла. И вот это я должна мыть?! Огромная белоснежная ванна без ножек, зеркало во всю стену и отдельная комната, отделенная матовым стеклом. Наверное, душевая. Да это, всё вместе взятое выглядит как фешенебельный номер люкс, ступить в который я робею. Мой внешний вид никак не гармонирует с интерьером этого храма чистоты. Более того, мне кажется, что унитаз Яра оскорбится, если я начну его чистить, потому выгляжу откровенно хуже унитазного ёршика в подставке из хрусталя. — Ладно, — бормочу себе под нос. Чем раньше начну, тем быстрее закончу. Ступаю на тёплый пол и принимаюсь искать бытовую химию и тряпки. Один за другим открываю шкафчики, но ничего подобного не нахожу. В них всё, что угодно, но не то, что нужно мне. Прохожу в кухню и продолжаю поиски там. Снова безрезультатно. Что делать? Обойдя квартиру ещё раз, решаю написать Дронову. Выхожу в прихожую и сталкиваюсь с ним нос к носу, и снова эти сильные серые глаза устремившиеся на меня. От неожиданности ощутимо колит в груди. — Привет. Я не слышала, как ты вошёл… Он молча разувается и снимает чёрную куртку. — У тебя есть, чем мыть? — В смысле? — Он хмуро посмотрел на меня. — Ну… тряпки, ведра, порошок… — Наверное, нет, — отвечает, немного подумав. — И как я должна убираться? — Я не подумал об этом. Не подумал он. Сложив руки на груди, смотрю на него со всем недовольством. А ему хоть бы что, взъерошив свои короткие светлые волосы на затылке, проходит мимо, касаясь меня локтем. — Я что получается, зря приехала? — Почему зря? Приготовь мне кофе. — Я тебе не служанка, Дронов! — отвечаю с вызовом. — А кто? Придурок. Во-первых, я не умею пользоваться кофе–машиной, а во-вторых… я не служанка. — Иди сюда, — зовёт он из кухни. Иду на зов и останавливаюсь в дверном проёме. Ярослав наливает в чайник воду из-под крана и, включив его, спрашивает: — Чай или кофе? — Ни то, ни другое. На работе не ем и не пью. — Как хочешь, — проговаривает нейтральным тоном и достает из шкафа под раковиной белую вискозную салфетку, — иди пыль вытирай. Я порывисто в нему подхожу и, протянув руку, хватаю тряпку. Дергаю её на себя, но Яр почему-то не отпускает. Что за?.. Вскидываю взгляд и оказываюсь пойманной в зрительную ловушку. Он снова это делает. Смотрит так, словно расщепляет на атомы. Меня мгновенно парализует. Умом понимаю, что выказываю перед ним свою слабость, а сил отвести глаз найти не могу. Ярослав, будто очнувшись, несколько раз быстро моргает и размыкает пальцы, снова хмурится. — Иди Мирита, — произносит одними губами. И меня как будто ветром сдувает. Вылетаю из кухни и жадно затягиваюсь воздухом. Этот гад точно владеет гипнозом. Каждый раз, когда он так смотрит на меня, я превращаюсь в инфузорию — туфельку. Намочив тряпку, прохожу в гостиную. Начинаю протирать все поверхности, включая подоконники и не нахожу даже намека на пыль. Нигде — ни вдоль плинтуса, ни под диваном. Складывается ощущение, что кто-то здесь помыл прямо перед моим приходом. Или Дронов настолько ужасен, что даже пылинки боятся залетать в его квартиру. Сама себе улыбаюсь. Ну, ладно, будем справедливы — не настолько он отвратителен и не самый плохой человек, из всех, кого я знаю. Даже мой родной дед в разы хуже. Но то, что он самый странный из всех моих знакомых — это факт. Его слова и поступки не поддаются никакой логике. Сегодня он втаптывает тебя в грязь, а завтра — среди ночи летит спасать. Сегодня — целует, а завтра заставляет чистить свой унитаз. — Напиши список того, что нужно купить для уборки. Я оформлю доставку, — заставая меня врасплох, разносится над ухом. — Зачем так подкрадываться?! — взвизгиваю я. — У тебя проблемы со слухом. Ты проверялась? — спокойно глядя на меня, сидящую на корточках у его ног, отпивает из чашки чай. — У меня всё в порядке, а тебе нужно повесить колокольчик на шею! Дронов отходит от меня и, усевшись в кресле, закидывает ногу на ногу. Он, что, собрался наблюдать, как бессмысленно еложу тряпкой по полу? — Продолжай, — между тем велит он и широко улыбается. — Я здесь уже всё помыла… Поднимаюсь на ноги с намерением выйти из комнаты. Ползать перед ним на коленях он меня не заставит даже под дулом автомата. Решительно иду мимо его кресла и чувствую захват на запястье. Это прикосновение прошивает током до ключицы. — Пусти. — У тебя секс был уже? Я, отказываясь верить услышанному, просто немею. Глядя на его руку, удерживающую мою ладонь, с ужасом чувствую, как растекается по лицу жар, переходит на шею и спускается к груди. Сердце, рискуя взорваться, бьётся в припадке.

***

Утро следующего дня начинается для меня затемно. Проснувшись в шесть утра, я молча пялюсь в темноту, раз за разом переживая вчерашний шок. Ругаю себя за свою реакцию на слова Яра и снова чувствую, как, словно от пощёчин, горит лицо. Да, выросла я не среди монахинь и разговоры сверстников были по большей части на эту тему, но то, что именно Дронов заговорил о моей интимной жизни, обнажило все мои комплексы. Потому что, относительно секса мы с ним вообще в разных плоскостях находимся. Представить то, что он мог думать обо мне в таком ключе — до вчерашнего дня было апогеем абсурда. Я плохо помню, как убежала. На ходу запрыгнула в свои ботинки и, схватив куртку с рюкзаком, выскочила из квартиры. Повела себя, как дура малолетняя. Это сейчас я успела придумать не менее дюжины остроумных ответов, а вчера вообще забыла, как буквы в слова складываются. Испанский стыд. Позже, вечером, я всё-таки написала ему список того, что мне необходимо для уборки. Он ответил: «Окей, сейчас закажу», а вдогонку прислал ещё одно сообщение «Стесняшка:)». Нравится ему надо мной потешаться. А я каждый раз поддаюсь. Сегодня суббота. Лекций в университете нет, но снова нужно идти на «работу». Тихонько, стараясь не шуметь, встаю с кровати и, нашарив ногами шлепанцы на полу и захватив с собой полотенце, иду умываться. Возвращаюсь и так же неслышно, чтобы не разбудить Свету, юркаю в кровать. — У тебя телефон жужжал… — раздаётся вдруг хриплый ото сна её голос, — спасибо, что дала выспаться в выходной. — Прости, — шепчу я, — спи, я отключу звук. Света не отвечает. Отворачивается к стенке и уже в следующую секунду снова сопит. Я же, выудив телефон из-под подушки, активирую экран. «Все привезли, можешь приезжать» Перечитываю сообщение и смотрю на часы. Восемь утра. Он что, тряпку для мытья полов в круглосуточном магазине заказал? Извращенец. «Ты дома?» — печатаю в ответ. «К твоему приезду уеду по делам». Ну и чудненько. Не будет стоять над душой. Быстренько всё сделаю и весь день буду свободна. Кутаясь в собственные руки от холода, быстрым шагом пересекаю двор элитной новостройки и захожу в холл первого этажа. — Здравствуйте, — в огромном помещении мой голос звучит неестественно звонко, — я в 520 квартиру. Сегодня дежурит другой мужчина, но не менее представительный, чем предыдущий. — Да, меня предупредили, — кивает он. Поднимаюсь на лифте и захожу в квартиру. Если не отвлекаться и делать всё быстро, есть шанс с Дроновым не встретиться. Поэтому, не теряя времени, раздеваюсь и сразу заглядываю в ванную комнату. Там, на полу обнаруживается ящик с моющими средствами. Интересно, а раньше как в квартире порядок поддерживался? Предыдущая домработница со своим приходила? Как-то странно… Надеваю перчатки, развожу моющее средство в воде и, взяв тряпочку, выхожу в прихожую. — Ты кто такая? — застает меня врасплох. От неожиданности я подскакиваю на месте и едва не расплескиваю мыльную воду. В дверях спальни Яра стоит заспанная девушка в мужской футболке и с рассыпанными по плечам длинными светлыми волосами. — Я?.. — теряюсь с ответом, — эмм… я… — Горничная? — подсказывает она. — Да… горничная. Ярослав должен был предупредить. — Ярослав Юрьевич, девочка, — ледяным тоном проговаривает девушка, — не забывайся. Заглушив волну зародившейся в груди ярости, прохожу мимо неё и скрываюсь в гостиной. Остервенело полируя поверхности тряпкой, решаю сегодня же уволиться. Пошёл он к чёрту со своей помощью! Чем работать у него лучше, чем в баре? Там мыла и здесь мою. Там унижали, и здесь — не лучше. Прислушиваясь к звукам, доносящимся из квартиры, ловлю себя на том, что вид девицы в его футболке пробуждает что-то нехорошее внутри. Доставляющее реальный дискомфорт. Паршивое чувство. Немного подумав, решаю, что это зависть. Боже… это правда… Закусываю губы и тру тряпкой ещё усерднее. Я завидую этой блондинке. Потому, что она носит его футболку, потому что она ходит по его квартире, как хозяйка, а не как горничная. Потому что она ему ровня. И он наверное её любит. Пока я работаю в гостиной, блондинка принимает душ. Выходит через полчаса с тюрбаном из полотенца на голове и все в той же футболке. Тихо напевая себе под нос, проплывает мимо меня, берет что-то в шкафу и останавливается над моей головой. — Я вижу пыль. — Где? — спрашиваю я, прослеживая за её взглядом. — Вон там на верхней полке, — указывает пальцем на шкаф у окна. — Я там ещё не мыла. — Медленно работаешь, — выносит девушка вердикт и уходит, оставляя после себя запах мужского геля для душа. Сучка. Она торчит в квартире ещё с полчаса, пьёт кофе и, смерив меня строгим взглядом, наконец, избавляет от своего общества. Только после этого я решаюсь зайти в спальню Яра. Там ведь тоже убрать надо. Постель разобрана, шторы задернуты, а воздухе витает какой-то терпкий запах. Наверное так пахнет то, чем они здесь занимались. Утихшее на грудиной свербение возвращается и приносит с собой обиду. Морщу нос и прикрываю его ладошкой в перчатке. Это не зависть, это — ревность. Моя женская сущность эгоистично хочет Ярослава Дронова себе. И плевать ей, что он брезгует мной. Всхлипнув, встряхиваю головой и решительно распахиваю шторы. Застилаю кровать, делаю влажную уборку и пылесошу. Примерно через два часа я заканчиваю. Ещё раз обхожу всю квартиру, что проверить результат своей работы и только после этого ухожу домой. На часах время обеда, поэтому перед возвращением в общежитие решаю зайти в супермаркет за чем-нибудь съестным. Не торопясь, гуляю вдоль прилавков. Кладу в корзинку молоко, сырок, свежий батон и… о, мать моя женщина… упаковку сосисок. Я больше не нищенка. Выкладываю всё на кассе и, пробежавшись глазами по стойке, добавляю к покупкам шоколадку. Выхожу на улицу и слышу, как звонит в кармане куртки телефон. На экране номер тёти Наташи. Нашей соседки в деревне. Первая мысль — дед снова во что-то вляпался. — Здравствуйте, Тёть Наташ! — отвечаю настороженно. — Мирита! Ой, Миритка… чего случилось-то! — плачет в трубку. — Что? — Мирит, дед-то твой того… помер!.. — Как умер?! — шепчу одними губами, чувствуя внутри всё обрывается. — Вот так! Два дня уж… — Как два дня?.. — Два дня он не выходил из дома, а сегодня Захарыч к нему с бутылкой пошёл, а он там… мёртвый. — Боже… Я еле стою. Ноги становятся ватными, в руках слабость. — Приезжай хоронить, — проникает в затуманенное сознание голос тёти Наташи.

***

Билет на автобус мне удается взять только на утро следующего дня. Я не спала всю ночь, и теперь у меня нещадно болит голова. Нет, не плакала, не получилось выдавить ни слезинки. Просто, глядя в потолок, всю ночь думала, смогу ли я достойно проводить деда в последний путь. Прибыв в семь часов на вокзал, в банкомате снимаю с карты все деньги и добавляю их к наличке. Не густо. Даже мне понятно, что нормальные похороны обойдутся раз в пять дороже. Но я всё же надеюсь на посильную помощь соседей и поселковой администрации. Спустя три часа, автобус, раскачиваясь из стороны в сторону из-за разбитой дороги, въезжает в деревню. На автостанции меня уже ждёт тот самый Захарыч. Его старую красную Ниву вижу издалека. — Вот ведь, Миритка, — вздыхает усатый мужичок, — помер наш Петрович. Я судорожно затягиваюсь морозным воздухом и с трудом открыв дверцу, сажусь на пассажирское сидение. — От чего умер? Известно уже? — Да кто его знает! Мы тогда с ним выпили… немного… Немного? Серьёзно? Обычно они так напивались, что Егор Захарович засыпал, сидя на стуле, и спал так до утра или до тех пор, пока не упадет на пол. — Он говорит, ты иди, Захарыч, я спать буду… Ну, я домой пошел, а он прямо в тулупе на диван завалился. На этом диване-то я его через два дня и нашел… Какой ужас! Бедный дед. Как бы я его не ненавидела, смерти никогда не желала. Тем более, такой. — Сердце, наверное, — продолжает рассуждать Захарыч, — или печень, он в последнее время жаловался. — Где он сейчас? Его увезли? При мысли о том, что он всё так же лежит на диване, у меня мороз по коже идёт. Я очень боюсь покойников. — Забрали, ага… Участковый приезжал, вызвал кого-то, они его в райцентр в морг забрали. — Как его оттуда забрать, чтобы похоронить? Я в этом ничего не понимаю. Когда умерла мама, мне почти семнадцать было, но я ничего не помню. Ревела несколько дней, а кто похороны организовывал, даже не задумывалась. — Туда ехать надо… завтра… Хочешь, я тебя свожу? — Да, спасибо. — У меня денег нет — хоть так помогу. — Спасибо, — повторяю я. Вскоре Нива сворачивает на нашу улицу и тормозит у старого деревянного штакетника. Отворяю покосившуюся калитку и вхожу во двор. Всё ещё хуже, чем я помню. Пёс деда на цепи совсем отощал, всюду мусор, пустые банки из-под пива и разбитые стеклянные бутылки. Надо будет всё это убрать. Дядя Егор идет следом. Смущённо кряхтя, тоже смотрит по сторонам. — Помочь? — Не мешало бы… Дверь в дом, как всегда, не заперта. Дергаю её на себя и непроизвольно морщусь. В нос ударяет затхлый запах прокисшей пищи и грязных тряпок. Здесь тоже придется всё мыть. — Хорошо, что зима, — говорит Захарыч в спину, — два дня печь не топлена… Петрович даже не завонял… О, Господи… зачем мне эти подробности? Я и так чувствую, как к горлу тошнота подбирается. А теперь невольно ищу в несвежем воздухе запах разложения. — Дядь Егор, принесите дров! — Так у него нет дров, он нынче не покупал… — Чем же тогда печь топил?.. — Ну-у-у… — пожимает он плечами, — собирал… то там, то сям… — А мне что делать? — Пойду у Наташки спрошу… Друг деда исчезает за дверью, а я спешу открыть в окнах все форточки. Распахиваю грязные занавески и дверь на улицу тоже открываю. Может, получится выветрить эту вонь. Не теряя времени, прямо во фляге включаю кипятильник и, найдя под столом пустой пакет, скидываю со стола весь мусор. Его тут накопилось очень много. Судя по всему, после моего отъезда в доме ни разу не убиралось. Абсолютно вся посуда грязная, пол завален консервными банками, рваными газетами и окурками. Всюду валяются какие-то тряпки, с потолка свисают тенеты. Здесь работы минимум дня на три. Вскоре, слышатся приближающиеся голоса, и в дом вваливаются соседи, среди которых Захарыч с дровами и тётя Наташа. Последняя, увидев меня, сразу начинает плакать. Будто это её родственник умер, а не мой. — Ой, Миритка! Вот и осталась ты круглой сиротой! Горе-то какое-е-е… Я не успеваю увернуться, как оказываюсь в её пропахших жареной картошкой объятиях. Так неловко. На нас с любопытством смотрит человек пять, а может, и больше, а я совершенно не знаю, как правильно себя вести. Плакать вместе с тётей Наташей у меня не получится, слёз нет совсем да и не стану я этого делать при всех. — С поминками поможем, — шмыгает она носом, — кисель и блины с меня. — Спасибо… — Мирит, мы тут денег немного собрали по-соседски, — вступает другая наша соседка, тётя Марина. — Спасибо, — забираю свёрнутые в трубочку купюры, — они пригодятся. — Обращайся, если что надо будет, — говорит её муж, — я завтра приду калитку починить. — Хорошо, спасибо. Я настолько растеряна, что ничего, кроме как отвечать «спасибо» и часто кивать головой, не могу. Не представляю, как справлюсь со всем этим. Вскоре соседи, за исключением тёти Наташи, уходят. Она садится за стол, который я уже успела привести в порядок, а мне приходится вспоминать, как правильно топить печь. — Ты документы деда всё найди, без них тебе справку в морге не дадут. Рассказывает, куда ехать и что покупать в райцентре. Я слушаю всё внимательно, стараюсь всё запомнить и задаю уточняющие вопросы. Однако наш диалог прерывает входящий на мой телефон. Бросив взгляд на экран, отклоняю вызов. Не до Дронова мне сейчас. Тётя Наташа остается со мной ещё ненадолго. Помогает собрать грязное белье и вымести полы. Примерно через полчаса звонок повторяется. — Это с работы, — поясняю соседке и, быстро накинув куртку, выхожу из дома. — Почему не отвечаешь? — с какой-то претензией в голосе спрашивает Яр. — Я… эмм… не могла. — Ты где? — тут же летит вопрос. — Я не в городе. — А где? — Мне пришлось домой уехать, у меня в семье… неприятности, — проговариваю глухо, — я завтра прийти к тебе не смогу. — Что случилось? Шумно вздохнув, поднимаю лицо к серому небу. Его голос что-то надломил во мне. Сломал то, что держало меня последние часы. — У меня дед умер. В трубке повисает тишина, и я неосознанно сдавливаю свой старенький смартфон пальцами. — Кто хоронить будет? Ты? — Да, у нас никого нет больше, — произношу на одной ноте, чувствуя, как к горлу подкатывает огромный ком. Именно в этот момент, произнеся эти слова, я вдруг осознаю, что осталась совершенно одна. Не считая мифического отца, у меня больше никого нет. Что никому я не нужна, и никто меня не любит. Тихо всхлипнув, зажимаю рот ладошкой. — Помощь нужна Мирит? — Нет, наверное, мне соседи немного денег дали, а завтра я в сельсовет схожу — может, помогут. — Ясно, — слышу на том конце провода его хриплое. — Пока Яр, — отключаюсь и ещё какое-то время стою на улице, подставив лицо холодному ветру. К вечеру я совершенно без сил. Тётя Наташа, сославшись на домашние дела, ушла сразу после обеда, и забежала потом только вечером, когда на улице уже стемнело. — Я гляжу, ты во дворе порядок навела. Молодец! — Ещё не всё сделала, — отвечаю, сидя на стуле и вытянув гудящие от усталости ноги вперед, — завтра пораньше встану — доделаю… — Я тебе картошечки принесла… — проговаривает женщина и резко поворачивает голову к двери, — кто там?.. — Где? — Вроде, идёт кто-то… — Наверное, снова кто-нибудь из соседей. Сегодня весь день кто-нибудь идёт. Кто с деньгами, кто за рюмочкой — помянуть деда, а кто-то просто из любопытства. Дверь открывается, и в дом заходит… Ярослав Дронов. Я чувствую толчок в грудь и медленно поднимаюсь со стула. — Здрасти, — почтительно здоровается тётя Наташа, глядя на него большими глазами. Яр молча обводит взглядом убогое убранство дома и останавливает его на мне. — Это, наверное, из администрации, — шепчет соседка, трогая меня за плечо. Если бы я его не знала, то тоже так подумала, потому что выглядит он соответствующе. В начищенных до блеска ботинках, чёрных брюках, белой водолазке и коротком расстегнутом пальто. Как нечто инородное, особенно на контрасте с окружающей обстановкой. Цепко глядя мне в глаза, Яр делает шаг вперёд. — Тёть Наташ, вы идите пока… — торопливо шепчу ей в ухо, — я потом к вам сама прибегу. Но соседка и не думает двигаться. Как завороженная смотрит на Дронова как на восьмое чудо Света. — Идите, — вдруг подает он голос, и женщина будто просыпается. Начинает суетливо одеваться, не забывая при этом шнырять по Яру глазами. Только когда за ней закрывается дверь, я нахожу смелость посмотреть ему в глаза. — Как ты узнал мой адрес? — Это не проблема. Ну, да. Для таких, как он, проблем вообще не существует. — Зачем приехал? — Собирайся, ты здесь не останешься. — В смысле?.. — нервно хохотнув, в изумлении поднимаю брови, — думаешь Яр, я по твоей прихоти всё брошу и вернусь в Москву? — Угомонись, Разминаева, – проговаривает парень ровно, крутя по сторонам головой, — я забираю тебя в ваш райцентр. — Зачем? — Ты хочешь ночевать здесь? Нет. Ночевать в этом доме, где двое суток на диване пролежал мой мёртвый дед, мне безумно страшно. И я уже заранее знаю, что уснуть не смогу. — Где я буду спать? — Поехали, по дороге все расскажу. Подходит к открытой вешалке, снимает с неё мою куртку и протягивает мне. Я бездумно принимаю одежду и начинаю одеваться. — Возьми все документы деда и свои тоже. — Хорошо. Выйдя за ним на улицу, на ходу застегиваюсь и надеваю шапку. С трудом переставляя уставшие ноги, спешу за быстро удаляющейся спиной блондина. — А ты?.. — спрашиваю, когда мы выходим через скрипящую калитку, — ты тоже ночевать в райцентре будешь? Или нет? Зачем ты приехал? Если честно, я пребываю в некотором шоке от его внезапного появления и совершенно не понимаю, что он забыл в нашей деревне. — Садись, — открывает дверь и ждёт, когда я усядусь на тёплое сидение. — Мириточка! — вдруг доносится до нас неестественно высокий голос тёти Наташи, — ты куда? — По делам, — отвечает за меня хмурый Яр, — завтра вам сообщат, когда и где состоится прощание с вашим соседом. — Хорошо… Я поняла… — наклоняется и заглядывает в салон автомобиля, — Мирит, ты мне позвони, ладно? — Да, конечно, позвоню, — обещаю я, — тёть Наташ, присмотрите, пожалуйста, за домом. — Обязательно! Дронов решительно закрывает дверь и, обойдя машину, садится рядом. Заводит двигатель и включает фары. — Ты обещал объяснить… — напоминаю я. — Что именно? — Зачем ты приехал. — Ты деда хоронить на местном кладбище хочешь? — Да. Здесь мама и бабушка похоронены. — У вас в селе ритуальная служба есть? — Нет. Вряд ли. — Ясно. Что ему ясно? Мне, например, ничего не ясно. Повернувшись к нему полубоком, прислоняюсь щекой к удобному кожаному подголовнику. Смотрю на его строгий профиль и чувствую, как отступают напряжение и тревога. Вместе с этим наваливается такая сонливость, что веки становятся неподъемными. — Ты хочешь мне помочь? — спрашиваю, подавляя зевоту. — Ты против? — Нет. Просто мне не понятно… — Спи, — перебивает как обычно. Я медленно киваю и закрываю глаза. — Я сегодня с твоей девушкой встретилась, — зачем-то говорю ему, — она красивая. Яр не реагирует, и я уже решаю, что не дождусь ответа, как слышу: — Она должна была уйти до твоего прихода. — Не ушла… Ходила по квартире в твоей футболке. — Тебя это задело? — интересуется негромко. — Меня? Нет, конечно. Мне плевать. Мне какое дело до твоей личной жизни. Разворачиваюсь в другую сторону и устремляю взгляд в окно. Там кромешная тьма. Ничего, кроме своего отражения в стекле там не вижу. — Она мне не девушка, — через пару минут молчания выдает Ярослав. — Сестра? — Нет, любовница. Это слово режет слух, и я мысленно скукоживаюсь от стыда. Потому что к своему ужасу понимаю, что этот факт причиняет мне боли едва ли не больше, чем смерть родного деда. Боже, я отвратительная внучка! — Разве это не одно и то же? — тем не менее, выдавливаю сипло. — Нет. — Для меня — да. Примерно через час мы добираемся до гостиницы с подсвеченной неоном вывеской «Солнечный берег». При чем тут берег, я не совсем понимаю, потому что никакого водоема здесь отродясь не было. Ну да ладно. Выхожу из машины и, закинув рюкзачок на плечо, плетусь за бодро шагающим впереди Яром. У меня же от усталости и недосыпа голова звенит, а в глазах резь. Нас встречают в холле. Пока мы ехали, я слышала, как Дронов звонил сюда, чтобы заказать номера. Он достает из бумажника наличку, кладёт на стойку и, даже не замечая, какими глазами смотрит на нас женщина администратор, разворачивается и указывает мне головой на лестницу, ведущую наверх. — Хорошего отдыха, — догоняет нас в спину. Бедняжка. Наверное, весь мозг себе сломала, гадая, зачем такой, как он привез сюда такую, как я. — А где я буду спать? На коврике у кровати? — спрашиваю, едва переступив порог одноместного номера с двуспальной кроватью. — Других номеров не было. — И?.. — Будем спать вместе, — отвечает парень невозмутимо. Как ни в чем ни бывало, снимает пальто, бросает его в кресло, скидывает ботинки и распахивает большой шкаф. — Спать с тобой?! — шиплю я в шоке, — да ни за что! Внутри за секунду поднимается паника. Мысли, одна отвратительней другой, атакуют мозг. Он же не собирается взимать с меня долги интимными услугами? — Расслабься, Разминаева, — слышу смешок и его острую усмешку, — я сказал спать, а не трахаться. Пока я, красная, как рак, нахожусь с ответом, Яр через голову стягивает водолазку и, взяв в шкафу полотенце, скрывается в душе. Матерь Божья! Абсурдность происходящего сшибает с ног. Номер гостиницы, я и полуголый сын губернатора Ярослав Дронов. Что происходит? Я, сама того не зная, стала участницей реалити-шоу? Или у его отца предвыборная компания, а мне отведена роль спасённой благородными чиновниками сиротки? Устав копаться в куче слипшихся, как разваренные макароны, мыслей, снимаю верхнюю одежду и тоже достаю себе из шкафа большое белое полотенце. Зарывшись в него лицом, блаженно вдыхаю запах свежести. Привычка с детства — всегда все нюхать. Оглядевшись вокруг, ступаю в мягкий ворс ковра. Ооо, такой кайф для моих уставших ног. Медленно обхожу номер по периметру, выглядываю в окно, пробую на ощупь текстурную штукатурку стен, проверяю на мягкость матрас кровати. По моим меркам — шикарно. Не знала, что в таком захолустье есть подобные места. Звук льющейся воды за тонкой перегородкой прекращается, и через минуту из душа выходит Ярослав. В тёмных боксерах, на ходу вытирающий голову полотенцем. Онемев от шока, резко отворачиваюсь к стене. Лицо обжигает жаром. — Мыться пойдешь? — спрашивает он, откидывая с кровати покрывало. — Да, — сиплю еле слышно, стараясь не смотреть в его сторону. — Иди. Старательно отводя взгляд, добираюсь до заветной двери и юркаю внутрь. Вешаю полотенце на крючок и, прислонив руки к пылающим щекам, смотрю на себя в зеркало. Я не верю, что всё это реальность. Мне снится затяжной странный сон, который никому нельзя рассказывать. Иначе сдадут в психушку. Закрывшись изнутри, раздеваюсь и встаю в душевую кабину. Моюсь быстро, но очень тщательно. Как перед медосмотром. Дура, да? Но я собираюсь спать рядом с Дроновым. Не хочу увидеть, как он брезгливо морщит нос. Голову решаю не мыть. Иначе моя шевелюра просохнет в лучшем случае к утру. Вместо этого расчесываю волосы и собираю их в неплотную косу. Чищу зубы, надеваю предусмотрительно взятый с собой спальный комплект из майки и шорт, и, накинув на плечи полотенце, выскальзываю из душа. Свет в номере выключен. Яр уже лежит на кровати поверх одеяла и смотрит в экран телефона. Я, переминаясь с ноги на ногу, нерешительно жду от него хоть слова, но, так и не дождавшись, кладу полотенце в кресло и подхожу к своему месту. Быстро, пока ему не пришло в голову рассматривать меня, поправляю подушку и ныряю под одеяло. — Спокойной ночи, — обращаюсь к нему через плечо. — Спи давай. — Угу… Как же, уснешь тут. Присутствие полуголого Ярослава в одной со мной кровати, в критической от меня близости, не располагает к безмятежному сну. Устав лежать на одном боку, я переворачиваюсь на спину. Скосив взгляд, незаметно его разглядываю. Подсвеченный светом экрана телефона ровный профиль, красивый изгиб губ, шею с выступающим кадыком и заметной артерией на шее и грудь с развитыми мышцами. Ниже смотреть я не осмеливаюсь. Не дай Бог, увидит. — Почему не спишь? — тихо спрашивает Яр, продолжая хмуро пялиться в телефон. — Немного волнуюсь… — Я помогу всё организовать. — Спасибо, — осмелев, поворачиваюсь на бок к нему лицом, — можно вопрос Яр? — Какой? — У тебя есть бабушки и дедушки? — Есть. — Они тебя, наверное, любят? — Наверное… Конечно любят, они старенькие. — И ты их… — И я… Как это здорово. Я никогда не мечтала о том, чтобы дед любил меня, но я всегда хотела бабушку. Мне казалось, будь она у меня, то обязательно бы любила. Бабушки не могут не любить собственных внуков, верно? — Я деда не любила, — проговариваю негромко. Ярослав гасит экран и, положив телефон на прикроватную тумбочку, поворачивает ко мне голову и смотрит своими серыми глазами. — Он меня тоже. — Он обижал тебя? — Эмм… — я запинаюсь, рассказать о том, как со мной иногда обходился родной дед, не хватит смелости, — он… просто не любил… — За что? Откуда мне знать? Я с рождения его раздражала, выхватывала, если попадалась под горячую руку, бесила, если болела. — Не знаю. Дронов смотрит на меня долгим прищуренным взглядом, а затем, протянув руку, касается моих волос. Я перестаю дышать, а когда он поворачивается ко мне всем корпусом, делаю жадный вдох, наполняя легкие его концентрированным запахом. Он снова хочет успокоить меня? Плевать. Пусть сделает это, пусть пожалеет. Мне сейчас это надо. Опустив взгляд, чувствую, как скользят его пальцы по моей косе, замирают на несколько минут, а затем касаются щеки. Сердце разгоняется за мгновение, работает так, что стук его набатом отдает в барабанные перепонки. Шумно вздохнув, Яр придвигается ближе и, взяв меня за плечо, переворачивает на спину. Я даже не сопротивляюсь. Не могу ни думать, ни говорить. Не моргая, гляжу в его напряженное, красивое лицо. Он тоже. Сантиметр за сантиметром ощупывает взглядом мои лоб, скулы, нос, губы. Им уделяет особое внимание. Тщательно разглядывает, а затем трогает их подушечкой большого пальца. Это касание выводит меня из ступора. Вздрогнув, я упираюсь ладонями в его голую, бледную грудь на которой серебряная цепочка с крестиком. Яр хмурится, обхватив мои запястья руками, решительно отводит их в стороны и вновь возвращается к исследованию моих губ. Ощупывает их кончиком пальца, давит, словно пытается стереть с них помаду. Хмурится ещё больше и, наконец, смотрит мне в глаза, прожигая своими. Я не знаю, что он видит в моих, но в его серых отображается мука — внутренние метания и борьба с самим собой. — Где я так нагрешил? — обреченно но привлекательно усмехается хрипло парень, — за что мне это? Я даже подумать над его словами не успеваю, потому что уже в следующее мгновение он вгрызается в меня поцелуем. От неожиданности и непонимания, как реагировать, каменею. Часто хлопая глазами, позволяю его языку раздвинуть мои зубы и проникнуть в рот. Боже… Тело вспыхивает и за мгновение накаляется до максимума. Само подается вперёд, прогибается в пояснице, а руки сами взлетают к его крепким, широким плечам. Я не умею целоваться, но отчаянно отвечаю Яру. Сплетаюсь с ним языками и вжимаюсь в него до боли в губах. Он не уступает. Целует так, будто от этого зависит его жизнь. Царапает кожу щек своей маленькой, незаметной светлой щетиной что у него на подбородке, ударяясь своими зубами о мои, метит языком всю полость рта. А когда мне кажется, что я теряю сознание от недостатка кислорода, отстраняется, позволяя сделать живительный глоток но смотрит в глаза. — Рита… твою мать… Потом все… позже… — Хочу ещё, — пищу жалобно. Щипаю пальцами гладкую мужскую кожу плеч, тяну на себя. Яру тоже мало. Вижу, каким голодом горят его серые глаза, с какой жадностью он смотрит на меня. С болезненным стоном начинает покрывать поцелуями всё мое лицо. Я инстинктивно отвожу голову в сторону, облегчая ему доступ к шее и чувствую его губы за ухом. У меня окончательно срывает крышу. Извиваясь под ним, протяжно стону: — Яша, умоляю тебя-а-а… Но он останавливается. Нависнув сверху, глядит на меня безумным светлым взглядом его короткие светлые волосы, были взлохмачены и упали на лицо и глаза, слегка закрывая их. — Что?.. — выдыхаю рвано, даже не стараясь скрыть разочарования. — Потом, Ми-ри-та… Я буду твоим первым, но не здесь и не сейчас. Первым? Господи… только теперь до меня доходит, к чему могли бы привести наши поцелуи. Мы чуть не переспали?.. Я и Дронов? Жмурюсь от стыда и прячу лицо в ладонях. Яр тихо смеется, чем повергает меня в ещё больший шок. Склонившись, прижимается губами к моим рукам. Трётся о них лицом, а затем целует нежно волосы. — Ты вкусная Рита, — шепчет он, — я не хочу от тебя отказываться. Тихий его красивый голос, баритон будоражит ещё сильнее, смысл слов все во мне переворачивает. — Я тебе нравлюсь Яр? — спрашиваю через ладони. — Нравишься, — вздыхает Ярослав и откатывается в сторону, — давай спать, завтра много дел. Я слегка поворачиваю голову в его сторону и отнимаю руки от лица. Парень лежит с закрытыми глазами, но дышит так, словно только с пробежки. — Спокойной ночи Яр, — произношу одними губами, но он всё равно слышит. — Спи давай… не провоцируй… — его губы на секунду расплылись в улыбке. Я гашу глупую улыбку и ныряю с головой под одеяло. Чувствую, как блондин придвигается ближе и закидывает на меня свою руку. Поначалу мне кажется, что мне ни за что не уснуть, потому что в голове дурные мысли хороводы водят, а сердечко колотится, как у загнанного зайца. Но постепенно приходит умиротворение. Тревоги касательно организации похорон деда рассеиваются как туман, и чувство тотального одиночества гнетёт уже не так сильно. Потому что, оказывается, на свете есть человек, которому я небезразлична. Которому есть дело до меня, моих проблем и моих мыслей. Это фантастика! Может быть, у меня тоже есть шанс на счастье?.. Прислушиваясь к размеренному мужскому дыханию за спиной, плавая в радужных мыслях, я постепенно засыпаю. Этой ночью мне снится много чего. Мама, мое детство и даже трезвый дед. Потом я вижу, как иду по коридору универа с гордо поднятой головой в красивой одежде и с красивой сумкой на плече. Со мной всё здороваются и приветливо улыбаются, потому что знают, кто мой парень. — Рита, — проникает в сонное сознание, а следом к щеке прижимаются горячие губы. — Ммм… — Просыпайся, Рита. Воспоминания обрушиваются лавиной. Распахнув глаза, натыкаюсь на пристальный взгляд Яра и чувствую, как кровь окрашивает лицо в красный цвет. — Я уже полчаса любуюсь, как ты дрыхнешь, — усмехается тихо, — подъем — дел невпроворот. — Сколько времени? — хриплю я. — Полдесятого… — Ого! Соскочив, лечу в душ и закрываюсь изнутри. Не только потому, что нужно торопиться. Меня дико смущает то, что случилось между нами ночью. Стыдно и страшно. Вдруг, он снова скажет, что хотел меня просто успокоить? Умываюсь, чищу зубы и тщательно расчесываю волосы. А когда возвращаюсь в номер, Дронова там не обнаруживается, чем я незамедлительно и пользуюсь. Со скоростью кометы скидываю шорты и влетаю в джинсы. Успеваю поменять майку на толстовку и слышу, как открывается дверь. — Готова? — Да, — беру свой рюкзачок, проверяю всё ли на месте и иду на выход туда, где в дверном проёме стоит Ярослав. Исподлобья смотрит, как я приближаюсь, а когда между нами остается не более метра, делает шаг вперёд и заключает мое лицо в свои ладони. Решительный серый, прищуренный взгляд в глаза, в котором читается предупреждение даже не думать сопротивляться, а следом жадный поцелуй. Глубокий, с языком. — Я не отказываюсь от своих слов, — отстранившись, проговаривает Яр улыбаясь и снова целует. На этот раз неторопливо. Так, что ноги слабеют, а в груди начинают петь птицы. — Идем, — пропускает меня вперёд, закрывает дверь и берёт мою руку в свою тёплую, бледную ладонь. Я иду почти вслепую, в голове туманная дымка и абсолютное непонимание происходящего. Мы теперь вместе? Мы пара? Или нет? Что тогда? Пока он решает какие-то вопросы у стойки администрации, я смакую его вкус у себя во рту. Рассасываю его, как конфету и стараюсь растянуть удовольствие. Следующие полчаса мы тратим на завтрак в местном кафе, а затем едем сразу в морг. Все организационные вопросы Яр берёт на себя, не разрешая мне ни договариваться о погребении, ни потратить ни копейки. — У меня есть деньги! — доказываю я, доставая конверт из рюкзака, — я могу всё сама оплатить. Даже не ставя меня в известность, Ярослав оплатил все услуги своей картой. — Оставь их себе. — Их соседи собрали! Специально на похороны. — Они тебе ещё пригодятся. Возмущенно пыхча, я усаживаюсь в машину. Следующий пункт по плану — ритуальная служба. Но и там, оставив меня выбирать цветы, он сам всё оплачивает. — Яша, — рычу предупреждающе, — хватить благотворительности! — О’кей, — соглашается с широкой улыбкой парень, — свои деньги потратишь на поминальный обед. — На что?.. Какой обед? Ни о чем подобном я не думала. Скромные похороны и всё. — Ясно… — бормочет он. Активирует экран своего телефона и начинает в нём что-то искать. — Есть в вашей деревне общепит? — Я не знаю… хотя, подожди, есть столовая. Я сейчас тёте Наташе позвоню! В итоге всё складывается как нельзя лучше. Соседка договаривается на счёт поминального обеда, а всё остальные вопросы решает Яр. В гостиницу мы возвращаемся уже вечером, после ужина всё в той же кафешке. Легкость из нашего общения испаряется в ту же секунду, как только мы остаемся наедине в нашем номере. Воспоминания вчерашней ночи снова атакуют мою нервную систему. Меня буквально трясет от волнения, у Яра же вид абсолютно безмятежный. Скинув куртку, и разваливается в кресле и вытягивает длинные ноги. — Иди, — кивает в сторону душа, — я после тебя. — Спасибо, — пищу тихо. Хватаю из шкафа свою пижаму и скрываюсь за хлипкой дверью. Уфф… Что сулит мне сегодняшний вечер? Спать-то снова вместе придется. Значит, и целоваться опять будем?.. Я не знаю, чего боюсь больше — что это повторится или, что не повторится. По телу пробегает дрожь. Приблизив лицо к зеркалу над раковиной, всматриваюсь в свое отражение. Пытаюсь взглянуть на себя другими глазами. Обычная. Как ни смотри. Хоть в анфас, хоть в профиль. Странный вкус у Дронова, если конечно он не врёт, говоря, что я ему нравлюсь. Касаюсь кончиками пальцев своих губ, но, внезапно вспомнив, какой завтра день, резко одергиваю. Нет, всё-таки я редкостная дрянь. Любая другая на моем месте рыдала бы от горя, а я о поцелуях мечтаю. Трясу головой, чтобы вытряхнуть из неё все мысли о Дронове, и встаю под душ. Зря я так волновалась. После душа Яр садится в кресло и, предупредив, что у него важное дело, залипает в телефоне и начинает сильно хмурится. Долго что-то читает, потом пишет и отправляет. И снова читает. Я, лежа под одеялом, незаметно его разглядываю. У него такой строгий вид, когда он сосредоточен но всё равно он красивый. А сосредоточен он почти всегда. Эмоции на его лице отображаются крайне редко, но у меня уже получается считывать его настроение с одного взгляда. Они все в его глазах. Если Яр спокоен, то глаза его серебристого светлого цвета, если зол или… возбужден — они приобретают цвет ртути. Сейчас, наблюдая за ним, мне впервые становится интересно, какие у него планы на будущее, кем он собирается стать. Такие, как он, одним днём не живут. У него, скорее всего, жизнь на десятилетия вперёд расписана. Решив, что расспрошу его об этом в ближайшее время, незаметно расслабляюсь и засыпаю. А спустя некоторое время, сквозь сон, чувствую, как прогибается сзади матрас, а следом моего виска касаются горячие губы и он меня обнимает прижимает к себе, сам засыпая.

***

Утром я просыпаюсь первой. Нервы. Сегодня очень тяжёлый день. Выскользнув из тёплой постели, быстро принимаю душ, а когда возвращаюсь в номер, вижу, как Яр, взъерошенный после сна, одевается, сидя на кровати. — Доброе утро, — улыбаюсь я. — Угу… — слегка сонно мычит он, нахмурившись, ладонями стал тереть лицо и зевать. Кажется, кто-то не любит болтать по утрам. Ой, о чем это я? Болтать — это вообще не про Ярослава Дронова. Мне тоже не до болтовни. Внутри всё сжимается от страха и волнения. Не каждый день приходится единственных родственников хоронить. — Не дергайся, — говорит Яр, наблюдая за тем, как я расчесываю волосы перед зеркалом. — Я не дергаюсь. — Я вижу. Прячет телефон в задний карман джинсов и, подойдя ближе, становится сзади. Так близко, я кожей чувствую исходящее от его тела тепло. Смотрит мне в глаза через отражение в зеркале и кладет руки на мою талию. Я не ожидала этого, поэтому непроизвольно дергаюсь и замираю, пойманная в зрительную ловушку. Он не спешит. Дает привыкнуть, а затем усиливает давление своих ладоней, не переставая при этом наблюдать за мной. Коротко выдохнув, я инстинктивно напрягаю мышцы живота. Нервно облизываю губы и вижу, как темнеет его взгляд. Боже… — Не надо, — прошу тихо. Яр склоняется и, прикрыв глаза, ведёт носом по моим волосам. — Я хочу, чтобы ты не нервничала, –шепчет на ухо, пуская по телу мурашки, — всё пройдет, как положено. — Да, — киваю, отводя голову в сторону, — спасибо Яр за помощь. Все, действительно, проходит так, как и говорил Яр. Сразу после завтрака мы возвращается в мое село. Я держусь, даже спокойно общаюсь со знакомыми и соседями, разговариваю с моей учительницей, но когда вижу, как из катафалка выносят гроб с телом моего деда, во мне будто что-то надламывается. Смотрю широко раскрытыми глазами на безжизненную бледную маску и чувствую, как по лицу струятся слёзы. Перед мысленным взором вдруг начинают мелькать картинки моего детства. Краткие эпизоды нашего с ним общения. Как мама, оставляя меня маленькую с дедушкой, уходила на работу, а он, чтобы я не мешалась под ногами, давал мне играть свою трубку. Я тащила её в рот, а потом долго не могла избавиться от неприятного горького вкуса. Как однажды он взял меня с собой на рыбалку, а я полезла купаться и начала тонуть. Он меня вытащил. Дал по заднице, отругал. Но ведь вытащил! — Мирит, — проникает в сознание голос Яра, а следом мои плечи обнимает его рука. — У меня больше никого нет Яр, — всхлипываю жалобно, — совсем никого… я одна… — Не одна… — Ты про отца? Он обо мне даже не знает. Дронов шумно выдыхает и, притянув за плечи, прижимает меня к своей груди и поцеловал в лоб. Лучше бы не делал этого. Я даю слабину и, уткнувшись лбом в ткань пальто, начинаю плакать. — Бедняжка, — слышится рядом, но я не понимаю, кто говорит. — Совсем девчонка сирота… — Да лучше сиротой, чем с таким дедом, — басит мужской голос. Я задерживаю дыхание и буквально силой заставляю себя успокоиться. Ненавижу быть объектом внимания и, тем более, жалости. К тому же это деревня, в которой меня знают с рождения. Они ещё год будут обсуждать похороны и моего загадочного спутника. Тётя Наташа уже пыталась выведать о нём, но я прикинулась глухой и недалекой умом, потому что понятия не имею, как представить им сына губернатора. Друг? Парень? Ха-ха… кто мне поверит? После погребения, мы с Яром, как положено, сидим на поминальном обеде, пока его не покидает последний сосед, и только после этого, уже вечером, выезжаем из села в сторону города. Я провожаю глазами местный пейзаж и мысленно прощаюсь с селом. Не знаю, когда теперь сюда приеду. Погода хмурится и с почерневшего неба начинает хлопьями валить снег. — Зима скоро, — произношу, чтобы разбавить тишину. Яр лишь согласно кивает и включает дальний свет, потому что с каждой минутой из-за усиливающегося снегопада видимость всё хуже и хуже. — Спасибо тебе огромное. Благодарность к нему топит через край. Его помощь неоценима. Только теперь я понимаю, что вряд ли осилила бы все траты на похороны. Даже с учетом помощи соседей и администрации. — Я буду работать у тебя бесплатно, ничего платить не надо… — продолжаю говорить, — не представляю, что бы я делала, если бы ты не приехал Яр. Яр словно не слышит. Читает какое-то сообщение в телефоне, на ходу печатает ответ. — Спасибо тебе, — повторяю упрямо. — Останешься сегодня у меня? — вдруг спрашивает он и резко смотрит в глаза. — Что?.. В смысле у тебя? Зачем? На самом деле мне понятно, зачем. И мне страшно. От волнения потеют ладони, и живот стягивает узлом. Как отказать? Учитывая то, что теперь я перед ним в неоплатном долгу? — Ты чего так занервничала? — усмехается он хитро, поглядывая в мою сторону? — Я? Нет… тебе показалось… — Останешься? — Может, в следующий раз? — мямлю невнятно, — у меня завтра пара в восемь. — Завтра?.. — А завтра я убираться к тебе приду, — подхватываю с энтузиазмом, — во сколько приходить? В три? В четыре? — Завтра останешься у меня? Я сильно смущаюсь. Глядя на зажатый в руках телефон, царапаю ногтем испещренный трещинами экран. Мне не понятно, что конкретно он предлагает. Какой формат отношений. Просто секс или что-то большее? Господи… сын губернатора предлагает мне секс. Не верю. Мне ни разу в жизни не везло. Я неудачница с рождения. — Если придет твоя… эмм… любовница? Что она подумает? — Она не придет. — Потому что она только по расписанию? — Потому что я отправил её в отставку навсегда. — Ярослав наклонился близко к моему лицу своим, улыбнулся и чмокнул кончик носа а потом в шутку дал по нему пальцем легкий шалбан.