с тех пор

***

Майкл гладает Стива узкокостные фаланги, словно кот оставшиеся кости мёртвой птицы, дурачится, рычит промежутками по-животному, мотает туда-сюда своими дикими космами — на бешеного дикобраза похожий, а потом смеётся взахлёст, как будто ввек большего веселья не видал. Ветер промёрзлый сушит его зубы, терзает кожу и оставляет акварельно-красные размывы на ней, а мальчик как мимо глядит. Только угрюмый сам Стив, кажется, собирался вечно и застыть на этих холодных ступеньках, от которых кости только хлеще занывали, певец даже надеялся, что это сможет приглушить майкловы укусы, но он сам не знал, что с этим в конце концов делать. Ну, в его до крайности дурной башке пока что не думали всплывать расписные сцены кровавых мучений младшего блондина рядом, а значит всё сходилось мило, только изнутри Баторс — словно провод под высоким напряжением. Сигарета меж свободной руки пальцев тлела, выдувая спиральку дыма прямиком в облака, когда Стив уже сделал очередную затяжку. И глядел он со своего верха вниз на Майкла, как на бедную скотинку, не понимая в приемлимой степени, проявлять ли к нему жалость или пнуть под рёбра, чтобы тот кубырем с этих ступеней покатился безо всяких прочих нежностей и жалости. — Если ты мне скажешь сейчас, что ты не на эфедрине, я не поверю. — Стив параллельно резко запускает свои пару пальцев глубоко-глубоко в майклову глотку, отчего тот выплёвывает такие звуки, какие раньше у человеческого рода зафиксированы точно не были... Весь в родных слюнях, всё ещё сплёвыющий их прямо на ботинки Стива, Монро прервался от своих видимых планов полностью сожрать друга до последней голой кости. Неуклюже, на всех четверых, он пополз к самой верхней ступеньке, правда спотыкнулся почти сразу же и скрутился в броненосца, чтобы миру, наверное, больше даже и не показываться. Стив нагнулся сверху, чтобы затушить сижку в мыс его кеда. С тех пор, Майкл больше не хотел Стива грызть. Вот прям вообще.

***

— О, а потом мы прилетели в Японию — да, это было нечто! Мы на такси добирались до отеля, а за нами следовала целая, чёрт возьми, цепочка из таких же разноцветных машинок! А в отеле нас чуть ли не заживо давили толпы девчонок, я клянусь, они были повсюду: выпрыгивали изо всех вокруг номеров, более стеснительные, видимо, тёрлись бесконечно у стен и пялились, а остальные запрыгивали прямо к нам в лифт до единой, пока кто-нибудь просто не окажется зажатым нахрен в ешл дверях. Как больно было, когда одна из них выдрала мне целый клок волос! Сейчас уже заросло, конечно... Мы ещё скупали так много украшений, талисманов и вееров! У каждого оставалось хоть пара вещей с иероглифами, а у меня даже осталась бандана Раззла... Ну, мы придём к тебе домой и я всё-всё покажу тебе. И Волчонок, наверное, по нам скучает. Майкл, правда, понимал, что сможет разговаривать о своих с группой приключениях ещё очень, даже слишком много, но Джуд ведь уснёт, когда он только дойдёт до половины истории! Девушка и так, небось из последних сил опиралась на этот старый дом, возя острым носом туфли по рыхлой земле и скуривая по-изящному уставше последнюю сигарету, как настоящая леди. Хотя взбудораженный, весёлый голос рядом так и подначивал её ткнуть этого поддельного блондина в нос со словами "Милый мой, а я всё уже давно это знаю!". Иногда они вели себя, будто были знакомы впервые. С тех пор, единственной оставшейся мечтой Майкла и правда стало ещё раз в жизни как-нибудь познакомиться с Джуд Уайлдер.

***

Кому, настолько маленькому и отчаянному, пришло когда-то в голову сказать, что Джонни Тандерс и Стив Баторс — правда-правда один и тот же человек? Ну, на самом деле, это не было бы большой ложью сказать, что они похожи, и что этот Стив, мать его (чёртов, ебаный, сукин сын), Баторс вообще-то не только и умеет, что рычать да ругаться на всё, как же он тогда выдавливал бы этот девичий, кхэ-кхэ... Певческий голосок, да прямо как куколка-Джонни! А если бы, например, Стив и вовсе под него потрудился замаскироваться, это сразу вызвало бы шквал обсуждений в каких-нибудь фанзинах! Всё-таки был Тандерс просто элегантно уторченным, живописней в его случае и не скажешь. От этого он певца и не понимал (вот горе от ума, что-ли?) — а каково это в принципе быть настолько отпетым страдальщиком, чтобы любой обжитый город охарактеризовывать столь краткословно, вроде "прямо как в Кливленде!" и "ой, в Кливленде лучше было..." ? Сколько они вдвоём работали, столько Джонни и был в этом неведении. А ведь Стив-то однажды ему посоветовал: "Сходи в горы, возненавидь панк-рок и кури сигарету горящим концом — вот тогда тебе и станет всё понятно настолько, что будет аж скучно!". С тех пор, они почти в один год и послали жизнь куда подальше. Просто совпадений иногда так много бывает!

***

Ещё одно интервью, ну конечно — на пике славы вообще-то сильно от них устаёшь! Интервьюерша так и пялится, как завороженная, пока кто-нибудь отвечает, хотя большинству здесь и дела нет до её вопросов. А как же, пинать балду где-нибудь на заднем плане намного веселей! — О, групи? Я даже не думаю о них, я сплю со своим гитаристом! — выдёт, даже не видимо, накуренный Энди, а Майкл снова закатывает свои на скорую руку подведённые глаза. С тех пор, кажется, никто по такой славе не скучал даже.

***

Майкл вроде сказал, что это было ради воссоединения с природой, она как бы должна пройти сквозь тебя своими ветрами, протечь по твоим венам ручьями-подземными водами и зажечь твоё сердце солнечным зноем, что-то такое... Это выглядело хорошей идеей ровно до того, как они оказались здесь, совершенно одинокими среди бесчисленных возвышающихся деревьев, с единственной дряхлой, шаткой палаткой и свечущимся рядом тёплый костром, рызбрасывающим туда-сюда свои крошечные уголёчки. Себастьян глядел глубоко в чёрное небо, светлые его волосы все были вымазаны немного в грязи и прочих земных привычках. Только ещё один блондин, как постоянное тепло, чуть ли не наваливался на него целиком, крепко-крепко держался и пугался отцепляться, словно он мог упасть ещё ниже — ха-ха, чушь! Как будто они вдвоём казались более значимыми, чем муравьи, бессмысленно бегающие в лесной траве у их же ног... Монро мог ещё тысячи раз трындеть и трындеть про смысл жизни, смерть, рога и нимбы, а у Себастьяна это вызывало лишь виноватую улыбку. Но богу похуй на всех — он сверху на нас смотрит и ест звёзды. Иногда ещё плачет. С тех пор, они, конечно, так больше не собирались. Слишком взрослые и вечно занятые.

***