Люби меня, люби

      Пельмени подгорели. Хёнджин сетовал на старую плиту, Феликс на испорченную сковородку, Джисон гари даже не заметил. Когда ты студент, у которого нет хоть сколько-нибудь богатых родителей, даже упавший в суп таракан становится деликатесом.       — Надо сковородку новую купить, — растроенно сказал Феликс, глядя, как Джисон уминает последние куски горелого теста. — эти идиоты первокурсники расцарапали всё покрытие.       — А я говорил, им давать свое имущество — себе дороже, — с полным ртом пробубнил Хёнджин.       — Антипригарное было, — продолжал сокрушаться Ликс, словно бабка над разбитым корытом. — мама в Германии купила.       — В следующий раз запихни свою жалость и доброту подальше в задницу, — посоветовал Хан, с сытым видом разваливаясь на стуле. — А еще лучше — запихни эту сковородку в задницу первокурсникам.       — Гуманист нарисовался, — фыркнул Хван, с кислой миной ковыряя вилкой клеёнку в синюю клетку. — меня начинает волновать твоя одержимость задницами.       Феликс хихикнул.       — А меня — вымирание синих китов в Тихом океане, — съязвил Хан. — и что теперь, усраться?       — Господи, — закатил глаза Хёнджин. — пословицу «не тронь говно — не завоняет» знаешь? Для тебя придумали.       Схватив со стола ложку, Джисон со всей дури треснул его по бритому затылку. В комнате тут же послышался звук, будто кто-то долбанул ногой по старому корыту.       — Всегда знал, что вселенная тебя мозгами ещё в утробе матери обделила, — хмыкнул Хан, бросая ложку обратно на стол.       — С ума сошел? — испуганно прошипел Феликс, подлетая к соседу и принимаясь ощупывать его голову. — ему же больно!       — Скажи спасибо, что не вилкой.       — Премного благодарен, — намешливо фыркнул Хёнджин, убирая от себя руки младшего. После удара он даже бровью не повёл, будто это что-то совершенно обыденное. — сегодня вы слишком милосердны к вашему покорному слуге, сударь.       Феликс недовольно цокнул и закатил глаза. Он ни за что бы не признался ни себе, ни другим, что ревнует. До жути ревнует, то потемнения в глазах, до коликов под ногтями. А ещё завидует. Такую дружбу, как у этих двоих поискать надо.       Отвернувшись к окну, он уткнулся в телефон и принялся демонстративно печатать кому-то сообщение. Несколько секунд в комнате слышалось лишь клацанье его клавиатуры.       — Пива хочется, — вдруг лениво протянул Джисон, вытягивая ноги под столом. Закинув голову на спинку стула, он прикрыл глаза и широко зевнул. — или чего покрепче…       Хёнджин, тупо пялившийся до этого в пустую сковородку, вдруг хитро улыбнулся и покачал головой.       — Вот так и появляются бомжи с высшими образованиями, — сказал он, поднимаясь со стула. — а потом: «как вы докатились до жизни такой?».       — Слышь ты, умник хренов, — пробурчал Джисон. — советую результаты своей гениальной мыслительной деятельности транслировать где-нибудь за пределами этой комнаты.       — Это моя комната, если ты вдруг забыл. Кстати, посуду моешь ты.       — А с фига ли?       — А того ли, что в прошлый мыл Ликси.       — Фу, господи, — Джисон поморщился. — он тебе феечка Винкс что ли?       — Странно, по голове вроде били меня. — усмехнулся Хван. Он подошёл к своей кровати, встал на колени и нагнулся к самому полу, старательно пытаясь что-то нашарить под свисающим с матраса покрывалом. — какая, нахер, феечка…       — Ну, знаешь, с крыльями такая, — пожал плечами Хан, наблюдая за потугами друга. — летает и постоянно орёт что-то про Валтора.       — У тебя просто поразительно обширные вкусы в кинематографе, Джисон-и, — расхохотался Хёнджин. Нащупав искомое, его лицо мигом прояснилось и он победно вскочил на ноги. — Я даже не хочу спрашивать, откуда.       — Он просто ебнулся. — съязвил с другого конца комнаты Феликс, поднимая голову.       — Он просто обзавелся младшей сестрой. — парировал Хан. — и что это?       В руках Хёнджина красовалась темно-зеленая стеклянная бутылка без этикетки.       — Виски?! — вытаращился Ли.       — Нет, — покачал головой Хёнджин и губы его расплылись в подозрительной улыбке. — коньяк.       — Ты сумасшедший… — протянул Джисон, вскакивая на ноги. — Как?!       В их общежитии с алкоголем было в тысячу раз строже, чем во времена сухого закона в Америке. Вахтёр устраивал шмон едва ли не до трусов, и если сигареты ещё хоть как-то студентам прощали, то алкоголь был прямым билетом на выселение. Даже безалкогольное пиво беспощадно облагали санкциями и в лучшем случае конфисковали, но а в худшем… Джисон считал, что лучше уж и не знать.       — Отец пронёс, — пожал плечами Хёнджин, ставя бутылку на стол. — родителей-то не проверяют. Он когда меня после практики привёз, сказал вахтёру, что у нас сломалась ручка на двери, а он, весь такой благородный, приехал чинить её за свой счёт.       — Вот вам ещё одно доказательство, что от осинки не родятся апельсинки, — с философским видом произнёс Джисон, оперативно извлекая из шкафа две кружки. Одну с отколотой ручкой он поставил перед Хёнджином, а другую оставил себе, на что Феликс возмущённо эйкнул.       — В каком это смысле? — не понял Хван.       — Молоко ещё на губах не обсохло, а ему уже коньяк подавай, алкаш малолетний. — покачал головой Хан и треснул младшего по руке, которой тот так отчаянно пытался дотянуться до кружки. — А в том смысле, что теперь понятно, откуда ты так пиздеть красиво научился.       — Надеюсь, это комплимент.       — Надейся.       — Может, ты сходишь за своей кружкой? — не выдержал Феликс, всё ещё изо всех сил пытаясь отстоять свою в неравном бою. — Хён, ну скажи ему!       — Хёнь, ню скази емю, — передразнил его Джисон.       — Ну всё, хватит. Джисон, отдай ему уже эту чёртову кружку и отстань от ребёнка.       — Я не ребёнок!       Насмешливо фыркнув, Джисон сдался. Показал Феликсу язык и выбежал в коридор.       Минхо лежал на своей кровати. Он уже успел полностью разобрать чемодан и перекусить цельнозерновыми хлебцами, упаковка от которых теперь лежала на тумбочке рядом, сложенная пополам. Он не нашёл мусорки в комнате, а идти на кухню или куда-либо ещё было до жути лень — он очень устал. День выдался действительно тяжёлым. Сначала он собирал вещи в прошлой общаге, потом сдавал комнату вахтерше, которая умудрилась придраться ко всему, на что падал её мутный старый глаз, потом тащился с огромным чемоданом и подушкой в руках через лесополосу к железнодорожной станции, рискуя не успеть на одну единственную в день электричку до соседнего города. Затем мучительная трехчасовая поездка с истерично орущим ребёнком по соседству, бесконечные плутания по новому, совершенно незнакомому городу, трамваи, автобусы, заселение, путаница в именах на вахте — в журнал его каким-то боком записали «Ли Мёнхо» — и вишенка на этом до ужаса поганом торте — сосед-гомофоб с комнатой-свалкой. Прекрасное начало учёбы, ничего не скажешь.       Минхо лежал на аккуратно застеленной свежевыстиранным бельём кровати и читал книгу. Точнее, пытался читать, глаза то и дело возвращались на пару строк обратно. Мозг совершенно не хотел воспринимать написанное, буквы сливались между собой, страницы плыли, искажались. Жутко хотелось спать, однако у его организма была просто удивительнейшая способность — засыпать лишь тогда, когда стрелки на часах перевалят за десять, а за окном стемнеет так, что хоть выколи глаз.       После получаса мучений, Минхо таки захлопнул книгу и бросил её на тумбочку, прямо на упаковку от хлебцев. Потянулся, зевнул, а затем достал из кармана толстовки телефон. Надо бы написать родителям, а ещё Рюджин, его лучшей подруге со школьной скамьи. В последнее время они перестали так часто переписываться, учёба отнимала все свободное время, однако каждый из них считал своим долгом написать хоть парочку сообщений в конце дня, дабы убедиться, что у них двоих всё хорошо.       В тот самый момент, когда Минхо уже занёс пальцы над клавиатурой, попутно соображая, что написать матери, в комнату ввалился Джисон. Дверь с грохотом отворилась и ударилась о стоящий рядом шкафчик, отчего Минхо вздрогнул и подскочил, роняя телефон на пол.       — Господи… — пробурчал он, недовольно оглядываясь и наклоняясь вслед за ним.       — Ну не Господи, но да, я, — нахально хмыкнул Джисон, подлетая к столу.       Минхо почувствовал, как у него в затылке что-то засвербело, зачесалось. Что-то такое, отчего захотелось скукурузить мерзкую рожу и блевануть. Прикусив нижнюю губу, лишь бы не ляпнуть чего-нибудь в ответ, он внимательно осмотрел экран на предмет трещин и, убедившись, что он цел, улегся обратно на кровать, стараясь не обращать внимания на соседа.       Джисон неистовствовал. Перевернув вверх дном весь свой срач на обеденном столе, он принялся за шкафчик, предназначенный для посуды. Естественно, посуды там никакой не было, единственное, что хоть как-то напоминало оное — потрепанная подставка под горячее в виде кулака с выгнутым средним пальцем. Он перевернул всё барахло на полках сверху до низу, а затем вдруг его лицо расплылось в хитрой гримасе.       — Я возьму твою кружку, спасибо, — словно коршун цапнув стоящую на краешке письменного стола посудину, он пулей вылетел из комнаты.       Не успев никак среагировать, Минхо пару секунд тупил ему вслед, а затем с его губ сорвалось лаконичное, но при этом самое красочное «блять», которое он когда-либо говорил в своей жизни.       А говорят, общага никого не портит.

* * *

      Джисон вернулся обратно в комнату глубоко за полночь. От него дико несло перегаром и крабовыми чипсами, а на футболке, прямо на груди, красовалось огромное мокрое пятно — Феликс случайно пролил колу.       Споткнувшись в темноте обо что-то, что в последствии оказалось стулом, он, отборно матерясь и икая, полетел прямиком на кровать Минхо. Приземлившись где-то на уровне его бёдер, он тут же мощным пинком был отправлен в другой конец комнаты.       Минхо, медленно, но верно идущий на рекорд, второй раз за сутки проорал смачное «блять!» и свалился на пол, запутавшись в одеяле и ударившись ногой о тумбочку.       Джисон, с грохотом приземлившийся где-то в углу, признаков жизни не подавал. Замерев на пару секунд, Минхо прислушался, но не уловил даже его дыхания.       — Твою мать, — прошипел он и принялся шарить руками по тумбочке, куда положил перед сном свои очки.       За стенкой кто-то не очень дружелюбный во всю глотку заорал «да вы заебали, суки, дайте поспать!».       С трудом выпутавшись из одеяла и нацепив очки, Минхо, потирая ушибленную коленку, поскакал было к выключателю, но вспомнил, что свет так и не дали. Развернувшись на пол пути, он поскакал обратно, но снова запутался ногами в одеяле и грохнулся на кровать, больно ударяясь лбом о железную спинку.       — По башке себе постучи, — пробурчал вдруг откуда-то с пола Джисон. — дятел.       Минхо показалось, что он слышит хруст собственного черепа. В глазах от боли аж звезды заплясали, он едва не взвыл, схватившись теперь уже за лоб. Голова мигом разболелась, а над левым глазом принялась медленно наливаться жирная шишка.       Едва удержавшись от того, чтобы разразиться последними словами, которые только знал, Минхо нащупал под подушкой телефон и включил фонарик, освещая комнату.       Хан сидел на полу, чудом вписавшись ровно между столом и кроватью. Крепко зажмурив левый глаз, он прищуренным правым пытался разглядеть Минхо в свете фонаря.       — Сука, — выдал он наконец глубокомысленно, а затем завалился на пол, едва не зацепив затылком угол стола.       Какое-то время Минхо молча наблюдал за ним. Не то, чтобы он сильно беспокоился за нового соседа, просто не хотелось лишних проблем в первый же день после заселения. Минхо боялся, что Джисон может начать буйствовать или, не дай бог, куда-нибудь сбежит, а там камеры, разборки и прости-прощай, шняга шняжная, жизнь общажная, никто тебе и не подумает поверить, что ты просто рядом стоял, и сам ни капли в рот, ни сантиметра в жопу.       Убедившись, что с Джисоном всё в порядке (насколько это может быть в его состоянии), Минхо снял очки, выключил фонарик и улегся обратно на кровать. Он даже не потрудился его поднять, оставив валяться там, где он валялся. Ещё не хватало ему пол ночи с этим пьяным телом возиться.       Он уже начал проваливаться в сон, когда какой-то жуткий грохот резко и бесцеремонно вернул его в действительность. Он вскочил раньше, чем успел разлепить глаза.       Джисон стоял перед шкафом, усердно роясь на полках. Рядом на полу уже лежала гора футболок, носков, из-под зелёного свитера выглядывал бинокль. В сторону двери, громыхая, катилась алюминиевая кастрюля. Что-то бормоча себе под нос, он едва ли не по пояс влез внутрь, то и дело ударяясь локтями о стенки и задевая головой вешалки.       — Что ты, черт возьми, делаешь? — прошипел Минхо, снова надевая очки.       Даже если Джисон что-то и ответил, он все равно ничего не услышал — кастрюля, ударившись о дверь, закрутилась юлой и с режущим слух металлическим шумом отскочила к шкафу. В соседней комнате кто-то выдал целую тираду матов и со всей силы треснул кулаком по стене.       — Бога ради, уймись уже, пожалуйста, — вздохнул Минхо, раздражённо глядя на Хана.       — Слишком много пиздишь, ботаник, — заплетающимся языком выдал Джисон. — закройся.       Задумчиво оглядев результаты своего вандализма, он удовлетворённо кивнул, сел на корточки и принялся рыться в ворохе одежды.       Минхо возмущенно втянул воздух в легкие и прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Джисон бесил до скрипа зубов. Никогда в жизни Минхо ещё не хотелось настолько сильно врезать кому-либо. Сам по себе он был не конфликтный, на драки никогда не нарывался, деликатно обходил ссоры стороной, а если уж совсем все было плохо — старался решить ситуацию мирным путем, без рукоприкладства и слишком бурных выяснений отношений. Однако сейчас кулаки чесались так, что он едва усидел на месте.       Раскидав вещи вокруг себя, Джисон нашёл-таки то, что искал. Он встал и швырнул на кровать большое банное полотенце. Минхо чуть не заржал в голос, когда увидел это произведение искусства — зайчик на лужайке в окружении пасхальных яиц с букетом ромашек в передних лапках.       Джисон же с совершенно невозмутимым видом отвернулся к стене, взялся за края футболки и стянул её, швыряя куда-то в сторону. Несмотря на то, что он был довольно худощавым, мышцы на его бледном торсе так и играли — кубики пресса, рельефные руки, крепкая грудь с татуировкой какого-то мифического существа, — это было какое-то странное сочетание тонкого, почти феминного изящества и грубоватой силы, сквозящей пивом, качалкой в гараже и парфюмом эйвон мэн. Вообще весь Джисон был какой-то… какой-то весь противоположный. Будто инь и янь, чёрное и белое. Весь такой странный, резкий, но при этом манящий, приковывающий к себе взгляд. Минхо так и залип на нём, не в силах оторвать глаз. Да, чёрт возьми, Джисон был красивым. До ужаса красивым, таким, что аж хотелось впиться в его шею, сжать талию, вгрызться в ключицы. Минхо очень не хотел этого признавать, но этот грубый и неотёсанный недо-рокер был абсолютно точно в его вкусе, как бы сильно не бесил.       Закинув полотенце на плечо, Джисон взял с тумбочки гель для душа и пошёл в сторону двери. Минхо опомнился лишь тогда, когда петли заскрипели и резиновая накладка в нижнем углу прошоркала по линолеуму.       — Куда?! — крикнул он, вскакивая на ноги.       Не то, чтобы он прям сильно беспокоился за него, но червячок в душе все же шевельнулся. Там же всюду камеры, если этот полудурок сейчас надумает на пьяную голову натворить чего-то в коридоре, где гарантия, что завтра не влетил и ему заодно? А вдруг он в душе воды наглотается, да захлебнётся? Или подскользнётся на мокрой плитке и череп проломит? Да мало ли что может случится. Минхо не знал почему, но в сердечке что-то ёкало. Что-то такое, что заставило его схватить собственное полотенце и побежать вслед за Ханом, надеясь, что он пошёл все же в душ, а не в какое-нибудь другое весёлое местечко.       Где находится душ Минхо выяснил сразу. Общаги друг от друга особо не отличались, было такое ощущение, что их строили все под единую копирку. Добежав до двери с нужной табличкой, он ввалился внутрь и с облегчением выдохнул, услышав журчание воды. В предбаннике было темно. В углу лишь горели цифры на бойлере, оповещая, что температура воды тридцать семь с половиной градусов.       Он наощупь отыскал дверь в сами душевые и вошёл, оглядывая небольшое помещение с шестью кабинками друг напротив друга. На удивление, выглядели они вполне сносно, хоть и без шторок. Выложенные плиткой перегородки, поблескивающие в свете телефонного фонарика новые краны, полочки, даже скамейка в углу, правда непонятно для чего.       Джисон стоял в самой первой слева от двери. Подставив лицо под струи воды, он смывал шампунь с волос. Вода немного отрезвила его, успокоила, разморила. Он чувствовал себя просто прекрасно. Намылив мочалку гелем для душа, он натирал ею тело.       Минхо бесшумно прошмыгнул к кабинке напротив. Наскоро раздевшись, он включил воду и отвернулся к стене, стараясь не смотреть на Джисона. Он очень надеялся, что его присутствие останется как можно дольше незамеченным. Разорётся же, как пить дать.       Джисон тем временем расслабленно водил мочалкой по разгоряченному телу, не упуская ни единого участка. Пена с ароматом морского бриза обильно покрывала кожу плотными воздушными облаками, стекала вместе со струями воды вниз, щекоча и лаская все тело. Напряжение постепенно уходило, остатки алкоголя, горячая вода, размеренное журчание воды делали свое дело. Вдруг нестерпимо захотелось разрядки и расслабления. Дойдя мочалкой до паха, Джисон остановился. Он почувствовал, как его член заинтересованно дернулся, внутри все стало наливаться сладким тянущим желанием. Прикрыв глаза, он обвёл мочалкой вокруг своего полувставшего друга и, будучи уверен на сто процентов, что находится в душе один, тихонько простонал, прикусив губу.       Стон был слабенький, едва слышный, однако Минхо услышал его отчётливо. От этого звука его будто током хорошенько шандарахнуло. Широко распахнув глаза, он какое-то время пялился в стену, чувствуя, как сильно колотится сердце. Он очень старался взять себя в руки, не оборачиваться, спокойно делать то, что делал, однако желание его все же пересилило. Когда он повернулся в сторону кабинки Джисона, его щеки были настолько пунцовые, что со стороны могло показаться, что их натерли свёклой.       Облокотившись левой рукой о стену, Джисон медленно обхватил правой уже полностью вставший и затвердевший член. У него давно не было полноценного секса, поэтому сейчас он был как никогда чувствителен. Снова негромко застонав, он принялся водить рукой по стволу, ускоряясь с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Ему хотелось поскорее достичь оргазма, почувствовать желанное расслабление. Он буквально втрахивался в собственную руку, не скупясь на хриплые низкие стоны, которые с каждым движением становились все громче.       Минхо в эту секунду чувствовал себя каким-то гребаным вуайеристом. Его сосед дрочит буквально в полутора метрах от него, а он просто стоит и смотрит на это так, словно ничего такого вовсе не происходит.       Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Минхо медленно опустил руку к собственному паху. Только сейчас он понял, насколько сильно возбудился от всей этой картины. Внизу живота все ныло и горело адским пламенем. В тусклом свете телефонного фонарика, который лежал на полочке у двери, все ощущалось в несколько раз острее, чувствительнее. Полумрак придавал какой-то сокровенной таинственности, интимности. Минхо понимал, насколько всё это странно, но просто не мог себя остановить, не мог прекратить то, что теперь вытворяла его собственная рука где-то там, внизу, в самом чувствительном месте. Складывалось ощущение, будто это не Джисон сейчас пьяный, а он сам. Голова гудела, перед глазами плыло, в висках стучало. Пристально глядя на парня спереди, он постепенно сравнял с ним темп, голодным взглядом пожирая его стройную фигуру, всю в пене и каплях воды. Хотелось сжать эти упругие смуглые ягодицы, вонзить в них ногти до крови. Слышать, как они шлепают о его крепкие бедра. Сцепить тонкие запястья за спиной, зарыться ладонью в шевелюру, чтобы до слез, до мучительного наслаждения. Минхо с огромным трудом сдерживал стоны. Он видел, что Джисон уже на грани и сам едва держался, готовый в любой момент излиться на мокрую плитку.       Однако, удача сегодня была не на его стороне. Едва держась на ногах от накатывающего наслаждения, он поднял руку, чтобы ухватится за стену, но вместо этого случайно зацепил локтем полочку, на которой стояли бесхозные бутылочки. Шампуни, гели, пена для бритья, чья-то ржавая бритва — всё тут же с оглушающим грохотом посыпалось на пол, а затем на долгие пару секунд в душевой воцарилась гробовая тишина.       Джисон вздрогнул. Сжав член у самого основания, он открыл глаза и почувствовал, как сердце стучит где-то в пятках. Медленно, словно в замедленной съёмке он обернулся и уставился на Минхо. За это время на его лице успели отразиться все возможные и невозможные эмоции, на которые только способен человек.       Минхо был не из пугливых, но здесь ему вдруг стало страшно. Он даже не мог объяснить самому себе причину, просто почувствовал, как трясутся коленки и уши горят, словно два факела, превращаясь почти в бордовые.       Джисон убрал руку от паха и медленно втянул носом воздух.       — Какого. Хуя. Ты. Здесь. Делаешь?! — наконец почти прорычал он, делая шаг в сторону Минхо. — Извращенец ты хренов!       — То же, что и ты, — Минхо старался говорить как можно спокойнее, однако почувствовал, как голос предательски хрипит. — или мыться в одном помещении с тобой запрещено законом?       Джисон выглядел так, словно готов был в любую минуту броситься на него и придушить. Подойдя ещё ближе, он злющими глазами окинул его тело и задержался на стояке, который тот старался прикрыть руками.       — Сука, — прошипел он. — ещё скажи, что у тебя на меня встал, пидорас недоделанный!       Минхо не шелохнулся. Он какое-то время молча смотрел на Джисона, а затем вдруг неожиданно для самого себя спросил:       — А если и так? Что ты мне сделаешь?       Где-то в углу душевой с лейки капала вода. Капли размеренно, звонко падали на плитку словно манометр, отдавая эхом в высоких потолках. Было ощущение, будто маленький молоточек долбит по ушным перепонкам. Мучительно, тяжело.       Джисон шагнул ещё ближе, даже не пытаясь скрыть свое возбуждение.       — Я тебе яйца оторву, — процедил он сквозь зубы. — и прямо здесь повешу, на этой самой полке.       Он изо всех сил пытался выглядеть грозным. Таким, чтобы Минхо испугался, чтобы поджал хвост и сбежал, как испуганная собачка. Чтобы больше не посмел даже смотреть в его сторону. Однако, в его глазах слишком отчетливо виднелась паника, настолько отчетливо, что Минхо ощутил её ещё раньше, чем увидел. Улыбка медленно расползлась на его губах.       — Ты можешь попробовать, — тихо произнёс он, приближаясь так близко, чтобы можно было дотронуться. — Хан Джисон.       Его рука мягко легла на его грудь, слегка цепляя сосок. От страха не осталось и следа. Он понял, что Джисон сам боялся, сильнее него самого.       — Руки убери, — глаза Джисона опасно потемнели. Он схватил Минхо за запястье и больно сжал его, закручивая назад. — педик.       Но тот лишь усмехнулся, ловко вывернулся и отступил назад.       — Как же тебе страшно. — прошептал он, рассматривая его лицо.       — Сука! — зарычал Джисон. Он почувствовал, как в его груди клокочет настоящая буря. Смесь бешенства, страха, злости, какого-то ещё доселе неведомого чувства подступили к самому краю, неудержимо вырываясь наружу.       С силой швырнув Минхо в стену, он схватил его за горло и принялся душить, напирая всем своим телом. Наклонившись к самому лицу, он прошипел:       — Скажи спасибо, что я сегодня добрый, иначе давно превратил бы тебя в петушинный фарш!       — Какая страсть… — просипел Минхо, отчаянно пытаясь вдохнуть воздух. — как забавно, Хан Джисон, у меня как раз кинк на асфиксию и бешенных гомофобов…       — Закрой свою пасть, — процедил Джисон, но хватку слегка ослабил. — чего ты добиваешься? Тебя давно в жопу не ебали?       — Может быть… — хмыкнул Минхо. Он выгнул колено и надавил ему прямо между ног. — знаешь, Хан Джисон, в твоих глазах читается не только ярость…       — Да? — прищурился Хан. — и что же ещё ты там видишь, телепат хренов?       — Я вижу в них желание. Очень сильное желание. — Минхо почувствовал, как хватка совсем ослабла. Он наконец откинул от себя его руки и навис над ним, едва не касаясь его губ своими. — ты так же страдаешь и нуждается в облегчении, как и я. Мы просто можем помочь с этим… друг другу.       — Да я лучше шлюху сорокалетнюю с трассы выебу, чем позволю тебе прикасаться ко мне, — выплюнул Джисон, отстраняясь. Он отвернулся и шагнул в сторону своей кабинки.       — Какой ты мерзкий, Хан Джисон, — скривишись, сказал Минхо и протянул руку, хватая его за плечо. — так и хочется врезать тебе по роже.       — Ну так вре…       Он не закончил. Притянув его вплотную к себе, Минхо нахально и без особых раздумий впился в его губы, сходу врываясь языком в рот.       Джисон громко замычал и принялся вырываться. Он отчаянно колотил его кулаками по спине, коленями по ляжкам, животу, куда придётся. Но разница между ними была слишком очевидна. Минхо был больше по телосложению, сильнее, его спортивное тело едва ли не в два раза превосходило по размерам Хана. Шансы были настолько минимальны, что в конце концов Джисон замер и зажмурился, чувствуя, как чужой язык развязно и мокро исследует его собственный.       Почувствовав, как Хан постепенно успокоился, Минхо воспринял это по-своему. Углубив поцелуй настолько, настолько это было возможно, он вжал его в холодную плитку и принялся водить руками по груди, талии, бёдрам, ключицам. Он чувствовал, как его горячий пульсирующий член изредка соприкосался с членом Джисона и это сводило его с ума. Проведя рукой по его животу, он обхватил сразу оба члена и сжал, закатывая глаза от резкого наслаждения.       Джисон не выдержал. Это было слишком. Тяжело дыша, он позорно и громко застонал, дрожа всем телом. Не отдавая отчета своим действиям, он прижался ближе к Минхо и обхватил его талию руками, впиваясь ногтями в кожу на спине.       Почувствовав это, Минхо наконец оторвался от его губ и усмехнулся. Он сместился в сторону и принялся медленно водить рукой вперед-назад, слегка помогая себе бёдрами.       — Я тебя ненавижу, — проскулил Джисон и схватил его за волосы, снова впиваясь в его губы.       Минхо казалось, что он достиг рая. Ускорив движения, он чуть сильнее сжал члены ладонью. В его глазах плясали звезды.       — Блять, я не гей, — прошептал Джисон, отстранившись, чтобы отдышаться. — если бы я давно не трахался, то свернул бы тебе сейчас шею.       — Просто расслабься, — усмехнулся Минхо, чувствуя, что уже близок. — ты слишком сильно напряжен. Отпусти себя и получай удовольствие, пока есть возможность.       Хан ничего не ответил. Он протяжно, почти жалобно застонал и закатил глаза, чувствуя, как его член дергается, готовый вот-вот кончить.       — Давай, малыш, — шепнул ему на ухо старший. — сделай это…       В глазах будто взорвались фейерверки. Уткнувшись в его шею, Джисон вгрызся в нежную кожу зубами и бурно излился, едва не крича от наслаждения. Это был один их самых ярких оргазмов, которые он когда-либо испытывал за всю свою жизнь.       Минхо дошёл до финала через пару секунд после него. Ещё какое-то время они стояли неподвижно, в том же положении, пытаясь прийти в себя, а затем Ли медленно разжал пальцы и сунул руку под кран, смывая сперму.       Отдышавшись, Джисон вывернулся из объятий и, не глядя на него, пошёл в свою кабинку. Он чувствовал себя уже совершенно трезвым, но осознание всего произошедшего нахлынуло только сейчас такой ударной волной, что едва не сшибла с ног.       Наскоро сполоснувшись и обтеревшись полотенцем, он оделся и шагнул в сторону двери.       — Если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь только что произошло, я тебя живьём закопаю, — холодно произнёс он. — ясно?       Минхо, уже успевший привыкнуть к угрозам, лишь пожал плечами и усмехнулся.       — Не беспокойся, ни одна живая душа ничего не узнает, — произнёс он негромко. — если ты сам ничего не растрепаешь.       Джисон убийственным взглядом окинул его с головы до ног, но ничего не сказал. Открыв дверь, он уже было вышел в коридор, но Минхо снова его окликнул.       — Хан Джисон.       — Ну что ещё?       — Тебе когда-нибудь говорили, что ты красиво кончаешь?       Джисона как будто со всей дури треснули кувалдой по затылку. Пулей вылетев из душа, он за рекордные двадцать секунд долетел до комнаты, швырнул полотенце в кучу вещей на полу и бросился на кровать зарываясь с головой под одеяло. Всё тело нестерпимо горело и пылало, а в голове пульсировало лишь одно-единственное слово: «ПИЗДЕЦ».