Голубая монета

       Сережа просыпается, когда машина сменяет ровную асфальтированную дорогу на ямы и неровности, что чувствуются чересчур хорошо. Опершись локтем о дверь, голова начинает болтаться, с каждым разом всё точнее и больнее выбирая места на стекле, ладонь пытается сопротивляться постоянным стыкам. Взгляд сонно просматривает салон. Во время сна Матвиенко и вовсе позабыл, что куда-то едет.       Первым в глаза бросается Антон, который сидит совсем рядом. Он так и не нашёл подушку, но зато откуда-то взял рюкзак. Из-за ям лямки бьют по лицу, но ему так мягко, что он не чувствует. Губы расплылись в улыбке, и, заняв положение сидя, Серёжа протирает глаза.              Циферблат показывал половину десятого. Еще совсем рано. Следующим в глаза бросается небо. Солнце мерцает на горизонте, поднимаясь все выше и предвкушает жаркий день. В кофте приятно, хотя жарковато, но все же она была в первую очередь мягкой. На самом деле проблем ее снять не было и просто облокотиться, но так не хотелось показывать такую, как казалось, детскую футболку с рисунками. На тот момент больше волновало мнение, чем личный комфорт, поэтому с каждой такой мыслью кофта становилась прохладней сама по себе.              Наушники пищали, сообщая владельцу, что зарядка кончается и осталось пару минут. Сережа вытаскивает один за другим, погружая их в кейс, надеясь, что они зарядятся быстро. Без музыки стало совсем тихо. Еще не проснувшееся сознание таращилось по сторонам и останавливалось на разных предметах, осматривая их со всех сторон ,видя как будто впервые.       Арсений спал. Его подбородок был задран вверх, взирая на потолок с немым вопросом. Даже во сне Попов сохранял роль, что так легко удавалось ему играть на людях: руки скрещены на груди, словно он застыл в момент объяснения. Сережа готов был поспорить на всё, что угодно, что Арсений и сейчас кому-то что-то доказывает.              Вообще, он сразу привлек к себе внимание. Он был загадочным, наверное, чуть больше, чем Дима. У Позова была скрыта половина, которую он хранил, потеряв запасной ключ в болоте, а Попов просто был таким. Как только глаз бросался на него, сразу почему-то хотелось узнать о нем больше, чем тот говорит.              Парень не стал пользоваться зеркалом, как делал это раньше, и просто открыто рассматривать уставшего и без того Позова. Честно говоря, обладатель очков выглядел довольно помятым, выступая защитником спокойного сна своих спутников. В отличие от остальных, он сосредоточенно следил за дорогой. Его руки крепко сжимали кожаный руль, а глаза строго устремились вперед. Голова через силу держалась на весу, стремясь наклониться. Он казался более расслабленным, чем прежде; возможно, просто перестал волноваться, или же у него не оставалось сил. Сережа поймал себя на странной мысли о том, что слишком долго рассматривает Диму, и, мотнув головой, отвел взгляд к окну.              За стеклом медленно пробуждалась природа. Ночь была приятной, но заря несла в себе особое очарование. Дорога вновь претерпела изменения: асфальт был покрыт ямами и неровностями, оставшимися от больших машин. Местами она змеилась между лесом, а сосны с густыми зарослями возвышались над небом. На обочинах висели знаки, указывающие на близлежащие населенные пункты, и вдоль стояли палатки. Продавцы предлагали проезжим свежие овощи и фрукты. Сережа наблюдал, как люди останавливались и закупали продукты целыми пакетами. Наверняка, он не скоро поймет это, возможно, когда подрастет…       Следом располагались вывески: «Водитель, будь начеку, дикие животные». Позов крепче вжимался в руль, а безымянный палец, под действием напряжения кольца, забил в такт тревожным мыслям.              Листва рисовала тени на дороге, превращая её в плодородный предвестник осени. Мимо проносились дома и посёлки, поля с еле заметными плодами, ведь только недавно ступило лето, и природа ещё не успела окрепнуть. Вдали угадывалась мельница. Серёжа прижал ладонь к стеклу и сопоставил её с мизинцем. Как же хотелось приблизиться, ощутить круговорот вертушки, вновь оказаться в той сказке, о которой он читал раньше…              В машине было тихо, не слышно играла музыка, и Матвиенко всерьёз задумался, как у Димы получается ехать в полной тишине. Возможно, он был слишком сильно увлечён приходящими идеями, или же музыка попросту отвлекала.              Дорога длилась ещё около часа. Серёжа успел проверить сообщения, пришедшие как с работы, так и от Ильи, что так и не дождался ответа и стал надоедать вопросами. Позов услышал шевеление и, повернувшись, столкнулся с изумлёнными глазами, что так редко моргали, но смотрели трезво и чётко. Сказать хоть слово он не решился, поэтому просто развернулся.              Вот вдалеке начала приближаться калитка. Машина останавливается у ворот, которые обросли зеленью и уже почти скрываются из виду. Дима покидает сидение и, пока Серёжа смотрит ему в затылок, подходит к маленькой будке. Оттуда выглядывает мужчина в чёрной форме, на спине которой надпись «Охрана». Охранник пожимает руку и нажимает на кнопку, что так быстро отворяет двери. Позов вернулся в машину; хлопок двери, и она резко тронулась с места, пересекая границу.        Территория начинает блистать в отражении зрачиков. Зелёная трава блестела от росы. Домиков, как понял Серёжа, было несколько, каждый из них был не дальше друг от друга. Приятного морского цвета прилива волны. Проезжая мимо, парень видит детишек, что бегают на детской площадке, родителей не видно. Среди деревьев красуется белая беседка, полностью скрытая кронами деревьев, и солнечные лучи вовсе не касаются.        Машина стоит на месте. Позов вытащил ключи, и двигатель заглох. Потягивается и смотрит на Сережу, все еще пользуясь зеркалом, хотя легко может обернуться.       — Пацаны, просыпаемся. Приехали, — его голос хрипит, перехватывая телефон и забирая папку с документами, Дима быстро покидает машину, выбираясь на воздух.       Антон, погруженный в музыку, не слышит. Матвиенко, желая помочь, осторожно касается его плеча, чтобы не испугать. Блондин резко открывает глаза, снимает наушники, осознавая, что поездка подошла к концу.              Разбудив Шастуна, парень переводит взгляд на переднее сиденье, где видит Арсения, потягивающегося и уставившегося в окно. Тот не решается дернуть ручку, боясь разрушить иллюзию, которая кажется ему почти сказочной. В глазах мерцает легкий блеск, и Сережа замечает, что при свете зрачки становятся светлее, словно звезды, рассыпанные по синему небу.              На улице витает свежесть, пронизанная прохладой. Ветер, играя листьями, рождает мелодичный шелест, ласкающий слух. Дети, смеясь и перекрикиваясь забавными фразами, пытаются поднять воздушного змея. Свежий воздух, острый и чистый, напоминает табачный дым, что когда-то курил Дима, но, в отличие от него, не щиплет глаза и не заставляет прятать нос.              Антон выходит последним. Дверь с гулким стуком захлопывается, и в тишине раздаётся протяжное мычание, переходящее в зевок. Он прикрывает рот рукой, потягивается, вытягивая руки к небу. Только сейчас Серёжа замечает разницу в их росте — целая голова, а может, и больше. «Шпала» — это слово мелькает в мыслях, но сейчас оно звучит не как оскорбление, а как признание, смешанное с завистью и смутным смятением.              Дима освобождает багажник, аккуратно складывая сумки у колёс.Блондин, не теряя времени, подходит к другу, хватает несколько вещей и накидывает их на плечи. Попов исчезает из виду, и сколько бы парень ни оглядывался, брюнета найти не удаётся.              Шастун достаёт из кармана телефон. Пока Позов ещё копается в багажнике, Серёжа замечает, как делают несколько снимков, один из которых — селфи. В груди что-то ёкает, и Матвиенко понимает: он тоже есть на этом фото. Возможно, не самый удачный кадр — лица Димы и Антона размыты, а сам Серёжа, застигнутый врасплох, не успел улыбнуться. Но именно такой снимок был нужен. Когда они будут пересматривать фотографии, то вспомнят этот день. Вспомнят, как провели выходные, так же, как он.       Сумки уже покоились на песке. Дорога, пыльная и раскалённая, вздымала облака пыли при каждом падении тканевого предмета, оседая на ботинках и вещах. Дима заканчивал работу, собираясь закрыть багажник, как вдруг его ноги цепляются друг за друга.Антон успел схватить его за плечи, удержав от падения.              Серёжа, наблюдая за этой странной парой, подхватил оставшиеся сумки. Блондин бережно придерживал Позова, и это, вопреки грустной картине, вызвало у Серёжи улыбку. Было жаль Диму, спотыкавшегося на каждом шагу, особенно после долгих часов за рулём. Шмыгнув носом, парень потянул толстовку вниз, чтобы скрыть футболку, которая почти выбилась из-под неё из-за сумки, повисшей на плече.              Они направились к дальнему домику. Дима достал из кармана шорт связку ключей: два ключа и бирка с аккуратно выведенной маркером цифрой девять.              Когда Антон и Дима переступили порог комнаты, их охватило ощущение идеальной гармонии, смешанное с ароматом мебели и легкой ноткой хлорки. Блондин осторожно ввел Диму в дверной проем, не снимая обуви, и направился к дальнему углу. Как только дверь распахнулась, Сережа мельком заметил массивную двуспальную кровать, облаченную в свежие простыни. Пока Шастун оставлял сумки в прихожей, недовольное ворчание раздалось из глубины комнаты. Матвиенко усмехнулся, сбросив с плеч последнюю ношу, и уселся на диване, отрешенно потягиваясь.              — Давай, давай, даже не хочу слушать! — настойчиво уговаривал Шастун. В итоге, сломленный упрямством, он покинул комнату, показывая прощальный средний палец. Проходя, он сбросил кроссовки и в этот миг вспомнил: Дима все еще в них. Вернулся, Позов тихо сопел на диване, кроссовки свисали с ног. Скинув обувь, блондин осторожно покинул комнату, но захватил с собой ту самую папку, что обнимал Дима.              — Часто он так?              — Постоянно, — усмехнулся блондин, вынимая из кармана телефон и пробегая взглядом по тексту. — Терпеть не могу, когда он так делает. Вроде взрослый, а ведёт себя как ребёнок, — его приятная улыбка оставляет неопределённость: говорит ли он о Диме или о каком-то незнакомом контакте.              — Я заметил…              — Мы же так и не познакомились. Я Антон — лучший друг зануды. Знаю, он меня так никогда не назовет, поэтому говорю от себя. Арсений опять куда-то пропал. С ним такое частенько, поэтому не бери близко к сердцу, сам не до конца понимаю, как это работает.              — Серёжа, — устраиваясь чуть дальше на диване. Ноги отрывались от земли, в то время как — Антона уверенно стояли на полу. Матвиенко фыркает, готовый обидеться, но внимание привлёк вопрос, ставящий в тупик и вызывающий размышления.              — Ты, кстати, откуда? Не припомню тебя… Хотя правильнее будет сказать, — Шастун морщится, долго сжимая телефон, метаясь. Затем, стараясь избежать грубости, он пересформулирует вопрос: — Вы встретились на новом проекте? Просто новые лица… Не думал, что есть еще те, с кем я не знаком. — Блондин с облегчением выдыхает.       — Мы… — почему-то тема знакомства кажется странной, как в романтических фильмах, где пути двух пересекаются в самых неожиданных обстоятельствах. Пальцы сжимаются в кулаки, язык острит у зубов. — Мы познакомились при весьма странных обстоятельствах… — Но слова как будто застревают в горле, видимо, что-то пронзает Антона, и он слегка подскакивает на месте.              —Неужели из-за спора? — Его глаза сверкают азартом, жаждой правды, изумрудный оттенок которых удивляет Серёжу особой глубиной. Кулак разжимается, и привычная: «Ты снова всё испортил» — плавно уходит в тень. На лёгком выдохе Матвиенко, отводя взгляд на ковёр. Ни с того ни с сего он начинает интересовать больше, чем вся суета диалога. Узоры создают лабиринт из иероглифов, и приятно видеть, что кто-то продолжает выпускать такие, которые одним своим существованием напоминают о счастливом детстве.       — Думаю, можно и так сказать, — отвечает Серёжа, пожимая плечами.              — Офигеть... — Шастун не может сдержать заразительный смех, который, хотя и тихий, звучит долго и весело. Для Серёжи это означает лишь одно: он снова стал объектом насмешек. Опять из-за того, что сказал нечто совершенно неуместное. — Надо написать Роме. Я и не предполагал, что всё так обернётся. — Смех затих, но улыбка всё ещё не покидала его лица, и её отголоски продолжали звучать в сознании, словно эхо.              Серёжа криво улыбается, и, хотя эта улыбка совсем не похожа на искреннюю, Антону становится достаточно. В комнате тишина, нарушаемая гулом холодильника и перекатами Димы, ворочающегося в соседнем помещении. Это мгновение становится небольшим островком спокойствия, позволяя мыслям унестись далеко, где смех и недопонимание лишь тени, уже не тревожащие сердце.              — Прости. На самом деле мне безразлично, с кем общается Дима. Просто не предполагал, что мимолетная шутка добавит в его коллекцию очередную монету.              — Монету? — Сережа наконец отрывает взгляд от ковра и вновь смотрит в глаза с зеленым отливом.              —Ага, — он откидывается на мягкую спинку , поднимая руки, при этом сустав издает характерный хруст. — Он их собирает. Ты не подумай, это не оскорбление, скорее привилегия. Зная Диму столько лет, я могу сказать, что он нечасто приглашает новых людей куда-либо. — Антон крутит указательным пальцем, как бы обращая внимание на его особенность: — Не такой он человек. Поэтому быть монетой в этой копилке очень даже ничего. — Блондин бросает улыбку и вновь погружает взгляд в экран телефона.       Сережа растекается на диване, устремив рассеянный взгляд к запертой двери. Сознание наполняется странными, навязчивыми вопросами, которые, казалось бы, не должны его касаться вовсе. Что это за монета? Когда он успел ею стать? О каких привилегиях идёт речь? Антон, погружённый в клавиатурный стук, явно не намерен отвечать на них — по крайней мере, сейчас.              Часы растворились в невесомости времени. Дима, затерянный в пространстве балкона, то появлялся за стеклянными стенами, то исчезал за занавеской, словно тень, блуждающая между реальностью и иллюзией. Его шаги, размеренные и тревожные, чертили узоры на полу, а дым от сигарет ненадолго заглядывал в комнату, растворяясь в воздухе. Арсений, погруженный в ритуал сортировки продуктов, бросал косые взгляды на Антона, который, уткнувшись в телефон, казался отрезанным от мира.              Сережа опустился рядом, и пружины дивана сдавленно застонали под их весом. Взгляд скользнул по экрану, где иконка отсутствия связи мерцала, как тихий упрек. Беспокойство шевельнулось в груди, но тут же уступило место странному облегчению: писать было некому, а тот, кто мог понадобиться, уже был рядом.              — Уже оценили отсутствие связи? — Голос Димы, сопровождаемый хлопком двери, вырвал Серёжу из раздумий. Экран погас. Арсений усмехнулся, но осознание чего-то важного витало в воздухе.              Матвиенко, краем глаза уловив сообщения на экране блондина, тяжело вздохнул. Антон улыбается и поднимает большой палец вверх. Опершись на спинку сиденья, он делает недовольное лицо, и повисает обида.       Порой Диме начинало казаться , что Шастун навсегда застрянет в бездонном океане школьных лет. И, возможно, именно это ощущение не позволяет ему потерять источники вдохновения в облике юного друга. Время, увы, невозвратимо, однако всегда можно взглянуть на Антона и вновь окунуться в потоки воспоминаний о том, с чего все начиналось.       Арсений заканчивает с расстановкой и, комкая шуршащий пакет, кладет его в одну из дверц шкафа. Поворачиваясь, брюнет замечает неудобство данной кухни. Пусть всё и умещается, развернуться всё же мешает стоящий стол. Взгляд сначала падает на Диму, а потом уже на друга.        — Ну что? — Арсений облокотился на плиту и с интересом задает вопрос, который волновал его больше, чем беспорядок в кладовой. — Я, конечно, понимаю, что связь важна и всё такое, но я тут подсчитал и понял, что нам не хватает спальных мест. — Взгляд Арсения, изучающий и немного осуждающий, остановился на Диме.               Позов берёт инициативу в свои руки и, прикрыв рот рукой, подавляет зевок. «Кто больше поймает, тот и будет выбирать, где спать», — говорит парень достаточно громко, чтобы Антон успел это услышать, прежде чем заиграла музыка в его наушниках.         — Ну, заебись... — Шастун не выдерживает и в порыве гнева подскакивает с места, чем очень сильно пугает Сережу, что так хорошо пригрелся рядом. — Вот урод! — показывая средний палец удаляющему Диме, что успел перехватить папку и исчез на улице. Блондин удаляется на балкон, громко хлопнув дверью напоследок, сообщая всем присутствующим, что сейчас явно не в духе.              Наблюдая за происходящим, Попов только сейчас осознает свою позицию: он явно приехал не для рыбалки, а скорее для того, чтобы сделать пару снимков и отдохнуть от городской суеты. Серёжа глубже вжимается в диван, и в его голове начинает кружиться навязчивая мысль, затягивающая его всё глубже в идею.              Было непривычно вливаться в новый коллектив. Оставались загадки и трудности, которых хотелось избежать. Например, странная монета, не выходившая у Серёжи из головы. Но и у него самого были свои тайны, потому он оставался внимательным слушателем, но не лучшим рассказчиком.              Мысли накапливались, и всё из-за предстоящей ночи. Вопрос Попова поставил всех в тупик. «Мне точно нужно поймать больше всех», — сказал себе парень, поставив цель, равную стремлению стать миллионером. Вероятно, кто-то будет бороться, и у него появится достойный соперник.              Арсений скрылся в гардеробной, занявшись разборкой сумок. Дверь плотно прикрылась, но его силуэт просвечивал сквозь матовое стекло. Он не просто раскладывал вещи, а тщательно отбирал их, щурясь, размахивая руками и жмурясь. Порой что-то выбрасывал, но затем, словно передумав, возвращал на место. Антон немного поворчал, успокоился, бродил по гостиной, а потом застыл на кухне, пытаясь уловить ускользаемую связь. О Диме Сережа старался не думать, хотя тот, казалось, преследовал куда ни посмотри.              Матвиенко не мог сосредоточиться, мысли витали вокруг предстоящей рыбалки. Не покидало желание услышать заветную похвалу, чтобы Дима похвалил, обратил внимание, сказал, что рад тому, что взял с собой. Не дождавшись этого, он бросил взгляд на освещённую гардеробную и на Шастуна, согнувшегося над телефоном. Осознание, что его отсутствие никто не заметит, вызвало тоску, но она рассеялась, как только он взглянул на улицу.        Прогулка всегда помогает упорядочить мысли и вдохновляет на новые идеи. Ветер ласково касается лица, заставляя короткие пряди трепетать. Июньское солнце, играя среди деревьев, превращает всё вокруг в полотно скромного художника. Его картины отражают мировоззрение, а нежная цветовая гамма манит запечатлеть мгновение. Хочется сохранить это настроение на время, когда за окном завоет вьюга, чтобы, взглянув на снимок, вновь ощутить эту атмосферу. Из кармана выскальзывает телефон, и палец уже готов запечатлеть картинку.        Сережа наводит объектив. Вдруг, когда квадратик камеры ловит идеальное расположение солнца, вдалеке он замечает синеватую кепку. Матвиенко отрывает взгляд от экрана и видит его: Позов увлечённо разговаривает, жестикулируя левой рукой, а правой придерживает телефон у уха. Сережа замирает, словно боясь спугнуть момент. Подняв камеру, он успевает запечатлеть улыбку, которая навсегда останется в памяти.        Мгновение пролетает незаметно. Парень скрывает фотографию, помечая её в избранные. Дима, обернувшись, замечает и машет рукой, приглашая подойти.       — Ну что... — на выдохе говорит, пристально вглядываясь в лицо, словно видел его впервые. Под мышкой он держал папку, которую когда-то забрал Антон. — Я закончил, — радостно произносит обладатель очков и, словив лучик, быстро отражает его на дорогу. — Лодка будет через пятнадцать минут, скажи, чтоб манатки свои собирали. — Позов расплывается в улыбке. Серёжа не успевает вставить и слова, как телефон вновь звенит, и парень в кепке уходит.        Ноги касаются травы, собирая ещё не высохшую влагу. Вновь останавливается перед дверью с серебряной цифрой «девять». Парень нажимает на ручку и оказывается внутри, где сталкивается с Арсением.        — О, Серега... А мы тебя искали, ты ушел, даже весточки не оставил. — Попов пропускает внутрь и, завязывая шнурки, просматривает их сочетание с носками. Его глаза смотрят с опаской, которую он пытается скрыть за дружелюбной улыбкой.        — Да, вышел прогуляться... — не успел договорить, как брюнет навострил уши и, едва услышав заветные слова, выскакивает из дома, оставив открытую дверь и Серёжу в полном недоумении.        — Забей, он тронутый, —говорит Антон, закатывая глаза. Он кладёт телефон экраном вниз на стол и, присаживаясь на стул, продолжает, не отводя взгляда от окна: — Здесь красиво.        Матвиенко уходит, оставляя дверь приоткрытой, и скрывается в гардеробе.         — Дима просил передать, что будет ждать через пятнадцать минут на пирсе. Сказал, что арендовал лодку... — на одном дыхании проговаривает Сережа, перебирая руками ткани футболок.        — Он? — в доме повисает тишина, и слышны только резкие, истерические вздохи Антона, который, развалившись на диване, чуть не задыхаясь от смеха. — Ты, наверное, шутишь... Где он и где лодка? — не унимался зеленоглазый. — Никогда не поверю.        Серёжа высовывает голову в проём, надеясь, что ему объяснят, в чём смысл шутки. Что может быть смешного в лодке..?        — Он же боится воды больше, чем огня! — смех становится всё громче. — Мы столько раз уговаривали его поплавать, а он всё отказывался. Он ведь не умеет плавать, и я не помню, чтобы за всё время моего пребывания он хоть раз согласился. — Шастун корчится от смеха, а Матвиенко, прячась за дверью, возвращается к выбору.         В течение всей поездки происходят загадочные события и открываются новые факты, к которым Серёжа относится с большим подозрением. Футболка выбрана и уже красовалась на теле. В его руках оказалась сумка со спиннингом и отдельно упакованная удочка, которую, как говорил Дима, он очень любит.        Появившись вновь, парень больше не видит веселого Антона, скорее спокойного и рассудительного, который разговаривал по телефону и ритмично выговаривает скучные ответы. Блондин машет рукой и, скрепя зубами, прижимает рукой к динамику, произносит: «Положи половину, я возьму», — возвращается к диалогу.       Матвиенко послушно избавляется от двух лишних сумок и, держа в руках только одну, отправляется на поиски пирса.        Улица не перестаёт удивлять. Природа — как же приятно иногда оказаться на свежем воздухе, вдали от серого города и многоэтажек. Сумка натирает руку, лямка перекручивается, оставляя красные следы. А вот удочка оказалась такой лёгкой, что Серёжа мог бы её подкинуть, но не рискнул.        Арсения он встретил по пути в довольно странной позе. Тот настраивал камеру, смотрел освещение и выделял крупный план. Если бы Серёжа не знал о его зависимости к фотографиям, спутал бы с профессиональным фотографом. Парень приглядывается и замечает, что брюнет успел переодеться в более светлые оттенки, гармонично смотревшиеся на поляне среди белоснежных берёз. Жёлтые светлые брюки, больше похожие на джинсы, белая футболка и сверху голубая рубашка со странным рисунком, подчёркивающая цвет глаз. Она развивается под потоками ветра и создаёт тот самый эффект полёта, что так сильно хотел добиться Попов.        — Ооооо, Сережкинс. А можно тебя попросить? — Попов опускает руки. Сумка со спиннингом и удочка падают на траву, и Серёжа превращается в штатив для неугомонного фотографа. Арсений контролирует всё, даже не видя экрана. Он подсказывает, как фоткать и под каким углом.        —Тебе побольше природы или тебя? —вопрос звучит несколько неожиданно, но всё же Матвиенко рискует его задать, опасаясь услышать то, о чём уже догадывался.         — Конечно, меня! — с восторгом и уверенностью отвечает модель и, продолжая позировать, заставляет Серёжу изо всех сил корячиться с камерой.        Всё. Работа окончена, сделано множество сотен фото. Парень видит, как Попов заходит в галерею и, видя огромное количество снимков, широко улыбается, одобрительно кивая.        — Спасибо. Но... конечно, можно было и постараться. — Арсений начинает придирчиво подходить к каждому снимку и с малейшей несостыковкой моментально удаляет. — А тут вообще вспышка. — Его взгляд мутнеет, и он полностью погружается в просмотр. Серёжа смотрит со стороны, изредка поглядывая на нового знакомого и закатывая глаза с его огромных предпочтений. — Будет тебя учить... — возмущенно разносится скрежет от Попова, но, поднимая головы, видит, что никого нет. Вдалеке видна удочка, единственная оповещающая, что Серёжа двигается в сторону пирса.       Арсений нагоняет парня и, убрав телефон, окидывает его взглядом.Останавливает рукой.              — Куда это ты сумки тащишь? — Попов прищуривается, будто Серёжа замышляет кражу.              — Дима попросил, сказал встретиться через пятнадцать… пять минут на пирсе. — Парень повторяет и замечает, как лицо знакомого искажается.              — Дима… Пирс… Шутишь? — Арсений усмехается, добавляя: — Это антонимы. — Проводит рукой по волосам.              — Ты с нами?              — Конечно! Очень хочется на это посмотреть. — Ухмылка не сходит с его лица. Попов, казалось, был больше Серёжи, его шаг — как два собственных. Подпрыгивая с удочкой, парень старался успеть в срок.По пути подхватили блондина, который и притащил оставшиеся сумки.              — Готовы посмотреть на шоу? — Антон переглядывается с Арсением, и оба замирают в предвкушении. Улыбки расплываются по их лицам, а вдалеке, за забором, мелькает оранжевое пятно.              Позов движется медленно, словно не замечая насмешек вовсе. Сережа, переминаясь с ноги на ногу, сжимает удочку, опуская голову, разглядывает бирку, застрявшую в замке.       — Ну что, — Дима улыбается с видом победителя, потирая руки. — Я подумал и решил: если хотим честного состязания, отправляемся в центр озера. Там, говорят, рыбы — вот такие! — Он отмеряет на руке расстояние с ладонь.              — Дай угадаю… — начинает блондин, но Позов кладет ему руку на плечо.              — Я тоже еду. — Дима указывает на спасательный жилет, замечая, как за Антоном прячется брюнет, пытаясь скрыть глаза за очками. — Арс, а где твоя удочка?              — Поз, ты же знаешь…              — То есть спать где попало согласен? — Позов выпрямляется, почти сравниваясь с Арсением ростом.              — Придурок, ты же знаешь, что я не выношу всё рыбное! — шипит Арсений, сжимая кулаки. Он представляет, как снимает рыбу с крючка, и мурашки бегут по коже. — Фу-у-у! — кричит, отворачиваясь, не вынося мерзости собственного воображения.       — Вот и решили, — Дима пропускает к лодке, выхватывая удочку у Сережи.              Лодка предстала перед ним во всем своем великолепии, словно сошедшая с полотна мариниста. Парень, никогда прежде не ступавший на подобное судно, замер в восхищении. За границей он не бывал, а уж о жарких курортах , мечтать не приходилось. Глаза жадно скользили по деталям, цепляясь за каждую мелочь.              Пацаны вошли и устроились на мини-диванчике у входа. Сережа отметил, что судно двухэтажное, и все сомнения рассеялись, когда он понял разницу между лодкой и яхтой. Не деревянная скорлупка с веслами, а роскошное творение с баром, огромным штурвалом, манящим к себе, плазменным телевизором и блестящими бокалами на столе. Рядом лежащей открыткой: «Спасибо, что выбрали нас».              Голова шла кругом. Не каждый день видишь воплощение мальчишеской мечты. «Сколько он, черт возьми, за это отдал?» — подумал Сережа, садясь напротив.               — Ну что, готовы? — Судно отчалило. Пол под ногами закачался, двигатель заработал, и нос устремился в открытое пространство.              Выглянув наружу, Сережа замирает в изумлении: берег стремительно отдаляется, превращаясь в едва различимую полоску на горизонте.Ветер, разгулявшийся на просторе, ледяными ножами режет лицо, а уши немеют от холода. Матвиенко, недолго думая, решает скрыться в рубке.              Путь оказывается недолгим — уже через четверть часа ребята достигают места. Антон распаковывает сумку, извлекает компактную удочку, которая под его ловкими руками превращается в полноценное орудие рыбалки. Арсений, устроившись поудобнее, не спешит покидать уютное место, соглашаясь лишь на пару снимков. Однако, уловив недовольные взгляды команды, быстро меняет решение.              Дима всё это время проводит на верхнем этаже, что не на шутку тревожит Сережу. Раздражённый тем, что не может его найти, он отправляется на поиски и невольно становится свидетелем чужого разговора.              — Да…              — То есть, чисто теоретически, здесь есть, но надо проехать подальше, — Позов рисует в воздухе карту, указывая куда-то вправо.       Матвиенко следит за каждым движением, словно пытаясь разгадать загадку , превратившегося для него в игру в крокодила.              — Думаю, если решите вернуться сюда, к тому времени мы уже всё сделаем, — капитан одобрительно кивает, продолжая крутить руль, пока Дима, уточняя детали, задает вопросы.              Диалог обрывается, когда снизу раздается стук. Позов оборачивается к лестнице и замечает Сережу. На мгновение парень пугается, понимая, что всё это время подслушивал. Но Дима, не дав ему договорить, хлопает по плечу и, поблагодарив, удаляется.              «Вот… Жопа», — Матвиенко сползает, бросая негодующий взгляд снизу вверх. Всем видом пытаясь показать, что сделал это не специально, но Дима проходит мимо, цокая в сторону паруса.              Следом появляется Арсений, бережно держа в руках фотоаппарат.Сначала в поле зрения возникает одна из его фотографий, а затем и он сам. Устроившись на носу, Попов садится и начинает снимать пролетающих птиц. Сережа раздражается от солнца, светящего так ярко, что приходится прикрывать глаза рукой. Спасение он находит в чужих очках, привлекающих не только защитой от солнца, но и стеклами, окрашенными в красный цвет. Желание увидеть мир сквозь алую призму становится непреодолимым, и он решается на отчаянный шаг.              Пока Дима с Антоном выравнивают удочки и спорят о забросе, Сережа крадется к брюнету. Обойдя его сзади, он внезапно хватает очки и убегает. Надев их в погоне, погружается в мир, залитый малиновыми оттенками. Волны кажутся фиолетовыми, и он замирает, завороженный.              Арсений ловит с другой стороны, забирает очки, протирает линзы и, не говорит ни слова, лишь бросив неодобрительный взгляд, исчезает. Вернувшись, Сережа замечает блондина с удочкой, а рядом Диму, рассказывающего о рыбалке и спиннинге.              — …Значит, берешь, закатываешь… — обладатель кепки обрывает речь и замолкает.              — Правильно, а нехер приезжать и не ловить, — Шастун улыбается, поднимает палец вверх.              Рыба клюет, и даже слишком. Сережа, едва переступая через бортик, вынужден вставать на цыпочки, чтобы хоть что-то вытащить. Рядом Антон с легкостью поднимает удочку с рыбой, словно это пушинка. Матвиенко, вздыхая, смиряется и продолжает возиться, пока в ведре болтается одинокая рыбка.              Яхта разворачивается. Подсчет улова наступает неприятно быстро. Дима предлагает Арсению начать, но тот, показав средний палец и захватив пустое ведро, удаляется в рубку, бросая на прощанье: «Уроды». Шастун показывает четыре пальца и давит лыбу, понимая, что это вполне неплохой результат. Позов отшатывается назад и произносит цифру в разы больше: «Восемь!».       — Ой, иди нахуй, какие восемь? Ты всё время ходил да поддакивал! — Антон разочарованно разворачивается к пристани, скрестив руки. Сережа мнется, запуская руки в волосы. Заглянув в ведро, видит двух крошечных рыбок, кружащих по кругу. «Может, это и не так важно».       — Серёг, у тебя сколько? — Блондин смотрит напряжённо, понимая значение ответа.              Матвиенко опускает глаза, показывая два пальца. Шастун ликует, Дима пожимает плечами.              — Ладно, у Арса вообще ноль, — успокаивает Позов, похлопав по плечу и удаляясь складывать снаряжение.              Блондин продолжает бегать, смеясь, Сережа сжимает кулаки, стискивая зубы. «Даже здесь облажал». Поникший, добирается до берега. Дима скидывает спасательный жилет, жмёт руку капитану, отдаёт честь, с усмешкой кричит: «Я подумаю».              Но Сережа больше не слушает.              Ночью Сережа просыпается от странного топота и шелеста занавесок. Сон совсем не идет, а спина затекла от матраса, где невозможно пошевелиться. Перед глазами застыла картина маслом, словно кошмар: Антон спит в обнимку с Димой, а на его месте ведь мог быть он. Мысли нагоняют тоску, и их направление лишь усугубляет. Зачем все эти состязания, если исход был ясен с самого начала? Зачем сейчас представлять возможные картины, мечтать оказаться на его месте? Зачем? Вопросы бьют сильнее ударов боксера, и, зажимая лицо подушкой, парень надеется отключиться от нехватки воздуха.              В комнате что-то падает, и Матвиенко замирает, понимая, что все спят. Руки неподвижны, уши ловят каждый звук. Он закрывает глаза, убирая подушку, словно снова десятилетний, верит, что одеяло защитит от неизвестного. Воображение шепчет: «Сейчас случится что-то странное, страшное». Рука сжимает край пододеяльника, скрывая потные ладони. Открывает глаза — белый потолок, тьма, тишина, прерываемая хриплым кашлем. Поднявшись на локти, Сережа бросает взгляд на приоткрытую балконную дверь, затем на Арсения, который ворочается, укутавшись в одеяло.              Схватив с собой кофту, парень движется в сторону двери. Переступая порог, видит стол и пластиковый стул, на котором, раскинувшись, полулежит Дима. Его губы зажимают фильтр, и, делая долгую затяжку, он выдыхает облака дыма. Как только в поле виденья появляется новый объект, Позов приподнимается, бросая быстрый взгляд в сторону. Его глаза блестят, но как только он замечает Сережу, они становятся тусклыми и серыми.       Матвиенко мгновенно улавливает настроение, понимая, что здесь ему не рады. Накидывая кофту, он чувствует, как ветер пробирает шорты, заставляя волосы вставать дыбом.              — Подумал, это Антон… Думал, опять будет читать нотацию… — шутливо бросает Позов, облокачиваясь на спинку стула, и она слегка прогибается.              — Красиво… — едва выдавливает Сережа. Его взгляд устремлен вдаль, туда, где над водой клубится густой туман, окутывая еще не проснувшийся рассвет. И, возможно, он уже не так сильно жалеет, что пришел.              Сигаретный дым разливается по веранде, и Матвиенко чувствует тяжелый, непривычный табак. Едкий дым заполняет легкие, заставляя кашлять, прикрывая рот рукой. Дима встает, тушит окурок о пепельницу, и Сережа замечает на краю еще несколько — он здесь давно.              — Люблю курить утром, когда все спят, а вокруг так красиво, — он поворачивается к едва виднеющемуся за водой солнцу. — Ты чего не спишь?              — Да просто… — машет рукой и замирает, увидев Диму слишком близко.              — Я разбудил? — его дыхание касается шеи, вопрос звучит так интимно, что комок подступает к горлу, и он не в силах вымолвить ни слова.              — Не-е-ет…              Мысли сливаются в одну: «Какой же он красивый». Серёжа застывает, разглядывая Диму на фоне леса и рассвета. Сердце учащает ритм, согревая холодное утро. Вдруг Позов приближается, резкий запах бьёт в нос, вызывая желание откашляться, но такое странно приятное. Остаётся меньше метра, и, облокотившись на турникет сзади, Матвиенко затаивает дыхание.              — Прости, я не хотел будить, — шепчет почти на ухо, оставляя следы дыхания на коже. Он отстраняется и уходит к выходу, так и не услышав ответа.              «Он был так близко… А что, если я… Нет, это слишком. Он просто пригласил меня, а я веду себя как дурак, надеясь на что-то», — руки опускаются на деревянные поручни, надеясь зацепить занозы. Голова падает в ладони, и Сережа садится на пустой стул, продолжая смотреть на рассвет в одиночестве.              Утро, быть может, когда-нибудь станет добрым, но не сегодня. Вчерашний разговор, точнее, его отголоски, не дают покоя. Уснуть так и не удалось, Серёжа задремал на балконе под щебет птиц и свежий воздух. Разбудили соседи — домики стояли недалеко, и было слышно, как они моют посуду. Мужской голос отпускал саркастичные замечания, а женский поддакивал. «Как дома…» — утром голова пуста, но остаётся горький осадок после ночи. Серёжа засовывает руки в карманы.              «Если я сегодня не буду на него смотреть, посмотрит ли в ответ… Может, это всё сон, и я в больнице… Не может быть, чтобы всё было так хорошо, хотя, если подумать, ничего хорошего и не происходит. Обратил внимание, и что теперь — ходить за ним хвостиком?..» Собственные мысли кажутся чужими. Ещё пару дней назад всё было иначе. Тогда теплилась надежда, её семечко, постепенно превращающееся в цветок.              — Эй, — рядом стоящий силуэт размахивал руками, но так и не привлёкает внимания, решив подойти ближе. — Серёг, ты что, есть будешь? — это был Арсений. Он стоял переодетый, с уложенными волосами.              Серёжа дёргается, чуть не падает, захватывая с собой пепельницу.       — Ты че пугаешь? — шипит парень, и, восстанавливая дыхание, Серёжа чётко понимает, что больше всего его пугают люди, чем летающие предметы и уж тем более привидения.       — Да я не пугаю, спрашиваю: хавать будешь? Если да, то иди, — напоследок произносит Попов, скрываясь за шторой.       Спину ломит от сна в сидячем положении, желудок тяжел, а настроения нет. В голове мелькают несвойственные мысли, и, шагая в гостиную, Серёжа замечает Шастуна, уплетающего йогурт за обе щеки. Это вызывает лёгкую улыбку, которая гаснет, как только на горизонте появляется Дима.              Что именно вызывал Дима, понять было сложно. С одной стороны, хотелось быть рядом, ловить его взгляд, ждать улыбки. С другой — избегать, чтобы не питать пустых надежд. Казалось, если он сделает шаг вперед, рухнет что-то хрупкое, как стеклянный мост, едва выдерживающий одного, когда на другом конце стоит кто-то еще. Дилемма казалась нерешаемой, как кубик Рубика, требующий времени и терпения. Но Сережа не хотел ни ждать, ни действовать, будто в этом состязании он останется посередине.              Позов стоит с полотенцем на плечах, умывается, кивает чаще обычного.Заметив парня, желает доброго утра. Сережа, не решаясь занять последнее место за столом, качает головой, обувает кроссовки и выбегает на улицу.              Утром намного теплее, но что-то не дает снять кофту и просит остаться в ней подольше. Сережа выбежал без всего, имея при себе пижамные шорты и обувь, поэтому решение, куда именно отправиться, принимается методом тыка.       «Может, вообще на него не реагировать?» — что именно сейчас чувствует Матвиенко, объяснить сложно, скорее вину за свою некомпетентность, за то, что не может вести себя нормально рядом. Отчаянно понимая, что всё выдумано и всего лишь игра.              Ноги несут к скамейке. Он садится, открывая перед собой вид на дремучий лес. «Никто даже не знает, куда я ушел», — усмехается парень, прислоняется к спинке. «Интересно, кто-то из них вообще об этом думал…» Под «ними» он, конечно, подразумевает кого-то одного, но так звучало лучше. Руки скользят по кофте, медленно, но крепко сжимая локти.              От обиды были готовы хлынуть слезы, но, сдерживая их, Сережа наблюдает за облаками, что стремительно перелетают из угла в угол, не давая сосредоточиться. Это не давало им вырваться, глаза высыхают, оставляя мутные пятна. В одиночестве время тянется медленно. Матвиенко успел обдумать слишком многое, не произнеся ни слова вслух. Ноги топчутся в грязи, но кроссовки не жалко.              Тихое шуршание нарушает тишину, шаги становятся всё ближе.       — Ты чего здесь? Сбежал, ничего не сказал, — голос дрожит, и,возможно, в нем и были нотки волнения, но сейчас они не имели ничего ценного.              — Да, — ответ сух, и, не присматриваясь к собеседнику, Серёжа нагибается, разглядывая след, оставленный обувью.              — Почему не взял телефон? — продолжает донимать, и вспоминается поездка в машине, когда так много хотелось сказать, а Дима так резко обрывал диалог, теряя интерес.              — Забыл.              Персона не уходит, а устраивается рядом, занимает собой свободное место на лавочке. Тишина. Трассы далеки от людского слуха, лишь голос природы разливается по полям вокруг. Матвиенко не решается поднять глаза. Может, это тот самый момент, чтобы просто уйти? Сережа сдается и, протирая внутреннюю сторону ладони, поднимает. От удивления брови взлетают вверх: Арсений, раскинувшийся на спинке, лишь в отражении его очков парень различает облака. «Не пришел…»       Нельзя сказать, что Арсений не умеет поддерживать, но в этой ситуации нужен был другой человек. Сережа пинает камушек, и тот отлетает на другую сторону дорожки. В лотерее из трех билетов он вытянул проигрышный. Попов молчит, лишь изредка косится, проверяя, не ушел ли парень.              Матвиенко поднимается со скамейки и шагает к дому. Арсений остается на месте. Обернувшись, Серёжа замечает: брюнет не сдвинулся, застыв в той же позе. Ноги хлюпают по земле, собирая пыль. Вернувшись в мир звуков и новых проблем, зашагивает домой.На пороге сталкивается с Антоном, который, в спешке оглядываясь, застывает в одном ботинке, опустив руки.              — Ты где был? — его зрачки скачут, и Сережа усмехается, видя бурную реакцию. — Мы чуть всех на уши не поставили.              Стол пустует, всё убрано, и хлопок двери вновь возвещает: он снова один.Неважно где — в лесу, пыльном городе — везде есть место, где Серёжа чувствует себя отвратительно. «Может, я зря согласился?»              Открывает холодильник, находит пару творожков, берёт один, ест ложка за ложкой. Из окна доносится песня, и Серёжа различает слова, всё глубже погружаясь в смысл строк. Почему текст так странно совпадает? Творожок съеден, Антона нет дома, и только мысли о Диме заставляют задуматься о гибкости этой ситуации.              Дима, Дима, Дима… Имя значило слишком много, больше, чем должно. Серёжа знал: так не бывает, всё это выдумка, заставившая поверить спустя годы. Он знал: людей не зовут просто так, все эти посиделки — от безысходности или глупого обещания. Сквозняк поднимает подол футболки, хлопает дверь. Серёжа не смотрит на вошедшего, уставившись в стену. Силуэт бродит по дому, ищет что-то, затем замирает…              Рука касается плеча, слегка сжимая, и парня словно вырывает из реальности. От неожиданности он вздрагивает на стуле, едва не опрокидывая его, и, промахнувшись мимо сиденья, бросает взгляд на источник раздражения. Дима стоит в метре, рука замерла на том же месте. Его глаза мечутся, словно ищут опору.              — Ты чё так пугаешься? — Позов, набравшись смелости, первым нарушает тишину.              — А кто со спины подкрадывается?.. — Серёжа встаёт, отряхивает шорты и снова садится, скрещивая руки. Мысли путаются, будто растворяясь, не в силах вспомнить, на чём он остановился.              — Так… — Дима сжимает в руке телефон, понижая голос: — Я тебе сколько кричал...              — Чего хотел? — Парень наклоняет голову, ожидая ответа, равного по силе падению. Ляжка ноет, но он игнорирует, надеясь, что Позов просто уйдёт. Серёжа едва разглядывает вещицу в руках напротив, дыхание сбито от испуга или чего-то ещё, грудь поднимается неприлично часто.              — Хотел… — парень в кепке теряется, засовывая телефон в карман, смешно переминаясь. — Хотел спросить, пойдёшь кататься на сапах? — Он отводит взгляд куда угодно, лишь бы не столкнуться глазами.              — Сапах? — в смущении роняет Серёжа, словно пойманный в ловушку незнакомым словом.              — Не знаю, как объяснить… Ну, как доска, только с веслом              — Понятно, — Матвиенко, почесывая затылок, замирает. Дима, не отрываясь, мнёт ткань в руках, словно ища в ней спасение.              — Так пойдёшь или как? — бросает он на прощанье, разворачиваясь спиной. Парень молчит, в его паузе — недосказанность, ожидание чего-то, что так и не приходит. Идея кажется заманчивой. Позов, медленно завязывая шнурки, словно пытается растянуть время, уже готовый уйти, забегает за полотенцем.              — Если надумаешь, приходи, — бросает он, глядя прямо в глаза. И, не будь козырька, Серёжа спрыгнул бы и пошёл за ним.       На пляже встречает Арсений, растянувшийся на пледе. Загорает лишь его спина, но ему этого вполне хватает. Брюнет листает книгу — что-то из рукописей Достоевского, смачивает палец, чтобы перевернуть страницу.              — Не думал, что ты придешь, — шепчет он едва слышно, будто слова не предназначены для чужих ушей. Закрывая книгу, закладывает страницу, Попов подпирает голову кулаком. — Такая жара, я бы на твоем месте остался.              — А я, может, просто гуляю.              Арсений сверкает глазами даже сквозь очки, и Сережа ловит его недоверчивый взгляд, ясно говорящий, что слова не убедили.Матвиенко вглядывается в скалистое дно, изменчивое и острое, как осколки камней. Вчера, когда они плыли на яхте, он его почти не видел — мутное, не то что в море, но и не ему судить, какое дно в море. Парень щурится, пытаясь разглядеть знакомые очертания, но тщетно.              — Если пацанов ищешь, они где-то в стороне, посмотри вдоль берега, — брюнет указывает вправо и, поправив очки, переворачивается на спину.       Взгляд скользит по высоким камышам, траве и скалистому побережью. По пути он заметил ребятишек, плещущихся на мелководье, и женщин, загорающих так же безмятежно, как Арсений.       Небо убегало, а облака тянулись до самого горизонта. Чуть поодаль от детей расходились широкие волны. Если бы не резкий крик, Серёжа прошёл бы мимо, но, услышав: «Бля, опять!», сразу понял — туда. Протиснувшись сквозь заросли, он едва удерживался. Нога скользила в траве, руки размахивали, чтобы не упасть. Перед ним открылся вид, словно из сказки: бескрайняя морская гладь с корабликами, будто на ладони.              Улыбка не успевает раскрыться. Нога поехала, угодив в жижу, за ней разъехалась вторая. Болото не заставило себя ждать, и Серёжа оказался в большой, склизкой луже разочарований. Глаза открыты, земля пахнет сыростью. Рука, едва поднявшись, тонет в тине. Футболка — одно сплошное пятно, на полотенце — следы зелени и крапинки грязи.              — Антон, я тебе говорю, тяни, а не тряси! — кричит Дима.              Матвиенко, поднимаясь на колени, видит всю картину целиком.              Блондин стоит по колено в воде, а Позов уже промок насквозь. Он встает на доску, едва удерживая равновесие, пытается подняться, но снова падает. Шастун усмехается, слыша ворчание друга, и лишь изредка разворачивается, скрывая язвительную улыбку.              Сережа внимательно рассматривает детали. Дима впервые без головного убора, и его волосы, то ли седые, то ли пепельные, спадают на лоб. Он снова в жилете, но теперь надетом на голое тело, а внизу — те самые синие плавки, которые он забрал.              Матвиенко поднимается на ноги, пытаясь стряхнуть с рук частицы земли, но они намертво прилипли. Полотенце валяется в стороне, и, подняв его, он оставляет на ладони грязный след. В таком виде показываться не хотелось, поэтому Сережа, разочарованно вздыхая, разворачивается, слыша, как хлюпает вода в кроссовках. Издалека доносится крик: «Ну наконец-то!»              Уже помывшись, парень развалился на диване, проверяя уведомления на телефоне. В основном это были рабочие, требовавшие внимания даже в выходные. Погрузившись в них, он слышит, как скрипит входная ручка.              — Ну, это, конечно, было… — Антон подпрыгивал от переизбытка эмоций, не в силах подобрать нужные слова, чтобы описать то, что он сейчас испытывает.              — …относительно… — Позов, не поясняя, относительно чего, исчезает в гардеробе, а его прилипшая футболка привлекает внимание.              — О, вроде в их сторону пошел, так и не дошел, что ли? — усмехнулся Арсений, складывая плед пополам и убирая его в шкафчик. Его лицо явно перегорело, оставив светлые круги вокруг глаз — следы от очков.              — Я решил не ходить далеко, так… — Серёжа махнул рукой. — Искупался и ушёл. — Нагло врёт, но этого никто не замечает.              — Странно, — выглянул Дима с новым комплектом одежды в руках, пересчитывая вещи. — Мы пол-озера проплыли, тебя не видели. А могли бы все, если бы не Антон с его умением управлять… — Позов бросил пронзительный взгляд на блондина.       — Что? Это я виноват? — возмутился Шастун, косясь на Арсения в поисках поддержки. — Это ты странный какой-то. Арс, ты ему что-то подмешал? То его в воду не загонишь, то не выгонишь… — бурчит Антон, доставая телефон из кармана.              — Кто его знает, — цокнул Попов.              Вечер окутывает небо россыпью звезд, их свет, свободный от облаков, манит и держит взгляд. Озеро, словно укрытое дымчатым покрывалом, медленно погружается в туман.              Диалог сохранялся в комнате, и ребята под давлением легкого голода решали, что именно собираются готовить на ужин. Позов громко заявлял, что не намерен вести рыбу домой, и предлагал запечь на костре. Получая в ответ пару призрительных голубых глаз со стороны Арсения и пожимания плечами со стороны Антона, Сережа отказывался от выбора и сколько бы его не приплетали, постоянно выходил на середине разговора. Парень был готов съесть что угодно и разницу между рыбой и мясом ощущал не особо четко, утренний творожок усвоился давно, замещая собой нервную почву и долгое самокопание.              Попов размахивал руками, утверждая, что если рыбу будут готовить дома, он ни за что не останется ночевать — запах пропитает всё и не выветрится. Шастун и Дима молчали, а Сережа воспринимал его слова как причуды.              — Сереж, — крикнул блондин, пододвигая шпажки, — ты курицу или говядину больше любишь? — Вопрос был скорее для поддержания разговора, чем из интереса.              —Наверное, говядину, — не раздумывая, вякает парень и забирает несколько пакетиков с приправой.              Готовка была, пожалуй, одним из самых любимых и умиротворяющих занятий в жизни, хотя назвать её всегда приятной язык не повернется. Бывали моменты, когда она скорее раздражала, особенно если ничего не получалось… Сережа мариновал курицу, обмакивая ножки в заранее приготовленном соусе. Тыкнув пальцем, он захватил каплю, поднеся ко рту и скривившись, чувствует переизбыток перца.       Димы снова не было. Он, как выразился, отправился искать место с лучшим видом. Чем его не устраивал дом с отличной плитой, никто не понимал, но из вежливости не спрашивали. Хотя по глазам Антона было ясно: тот явно колебался. Сережа сомневался, что Позов решил благородничать по отношению к брюнету, поэтому старался не искал логики в его поступках.              На холодильнике играло радио, разбавляя атмосферу. Мелодичный ритм под иностранный текст. Были песни, которые, казалось, невозможно было не спеть, но, сохраняя самообладание, Серёжа лишь быстрее обмакивал ножки. Блондин же легко поддавался музыке, пританцовывая и подпевая, независимо от того, что звучало.              — Что скажешь о новой серии? Мне показалось… Ну, полный бред, ничего цельного, — Антон, занятый нарезкой помидоров и огурцов, раскладывал салат.       — Я, конечно, не фанат, но мне понравилось. Вполне смотрибельно, — Сережа поправлял противень, нанизывая кусочки мяса на шампуры.              — Шутишь? — Зеленоглазый резко обернулся, пристально вглядываясь в собеседника. — Это же просто… Как они осмелились выложить ТАКОЕ? Настоящее оскорбление для фанатов, — громко заявил Шастун, протирая нож после лука. — Ну, может, не всех, но меня точно задели.              — Не знаю, мне понравилось, — не унимался парень, стараясь не провоцировать, но, видя, как сильно это важно для блондина, поддакивает, как может.       — Полегче с выражениями, — Антон сверкнул глазами, шагнув ближе. — Не допущу такого на своей кухне, — он поднял нож, направляя его в Сережину сторону. В лезвии отразился испуганный взгляд Матвиенко, который не мог представить глупее смерти, чем эта.              — Пацаны, — хлопает входная дверь, и Позов, уткнувшись в телефон, медленно проходит к кухне. Отрываясь от сообщений, замирает, глаза расширяются от недоумения. — Вы тут готовите или что? — разворачивает блондина к столу, замечая, как капли с ножа падают на пол. Протирая их ногой, он забирает тарелки в обе руки.              — Личные. Счеты… — улыбается Антон, но в его дружелюбии уже нет тепла.              — Ладно… — отступает Дима, прокручивая шампуры. — Я нашел место. — Он пытается уловить эмоции, но Шастун стоит спиной, и взгляд устремляется на Сережу. — Просто огонь, поторопитесь, может, успеем.              — Поторопитесь? — Блондин натирает нож тряпкой. — Сейчас заколю тебя, и посмотрим, куда ты поторопишься. Ходишь где-то, а мы всё делаем за тебя… Сереж, скажи ему… — Антон ищет поддержки, но Сережа молчит, не в силах выдавить слова.              — С ножом он, ага, — Дима спокойно осматривает заготовки и усмехается. — Ты хоть обращаться-то с ним умеешь? Кто такие куски в салат режет? — Позов хватает несколько ломтиков, запихивает их в рот.— Ну-у-у, есть можно, но всё же… — Антон молчит, глаза его кипят. Сережа лишь надеется, что Дима знает, что делает.              — Выгоните этого заседалу из моей комнаты и шуруйте к беседке, — парень в кепке укладывает тарелки и, бросив взгляд на оставшееся, уходит.       Хруст бревен в костре заставляет расслабиться. Трава вновь покрывается росой, намекая, что ночь будет холодной. В нескольких домиках уже не горит свет, и лишь едва различимы скрипы веток да шелест листвы сверху. Сережа вжимается в кофту, стараясь не растерять накопившееся тепло. Дима не соврал: рыба и вправду получилась хорошей, все оценили, кроме Арсения, уплетавшего мясо за обе щеки.              Оставался еще один день — завтра. Завтра он точно отыграется на Диме за то, что тот игнорировал его всю поездку, заставляя чувствовать себя так, как не заставлял никогда. Щеки розовеют при виде стола, ломящегося от еды, и приятной компании. «Было бы все так же, если бы я остался?» — мелькает мысль. Глаза жадно цепляются за Позова, который красноречиво критикует салат Антона, изредка поглядывая в ответ с улыбкой. Сердце тает от этой улыбки — солнечной, лазурной, словно последней. Сережа боится оторвать взгляд.              Сможет ли он забыть карие глаза, ухмылку, ощущения? Забыть... Нереалистичное слово, ставшее пропастью перед нескрытыми богатствами.       —Пацаны… — с застывшей мимикой произносит Арсений, опускаясь на своё место. — Тут такая новость… — Он сжимает руку и с безнадёжностью отводит взгляд. — Мне только что позвонили из театра… Ииии… Нам надо вернуть…       Всё близилось к завершению. Дима свернул на знакомую улицу. Развозил всех по домам, и припарковался возле подъезда ,первым стал Серёжа. Парень сжимал сумку в руке с момента остановки, попрощался с Антоном и Арсением. Дима продолжал держать руль, его взгляд загадочный, устремлён вперёд, словно скрывая нечто невыразимое. Дверь хрипло захлопнулась. Серёжа вышел, оставив за собой лёгкий щелчок замка, ещё раз махнул рукой и повернулся спиной, направляясь к подъезду. Но его остановил повторяющийся звук. Он продолжил идти, замечая рядом шаги, словно эхо, преследующее его в ночи.       Они идут дальше, и вот Сережа, подойдя к лестнице, нажимает кнопку. В другой день, возможно, его бы тронуло, что кто-то решил его проводить, но сейчас это было не нужно . Тишина, в которой они продолжали путь, уже не давила, и нарушать ее не хотелось. Лифт душный, но, опустив взгляд, Матвиенко начинает разглядывать цветовую гамму обуви.              Человек рядом молчит. Когда двери открываются, он делает шаг вперед. Сережа, не спеша, достает ключи, вставляет их в замок, но, не поворачивая, оборачивается. Перед ним — Дима, спокойный, руки в карманах шорт, на голове кепка. Матвиенко бросает вопросительный взгляд, пытаясь понять. Позов колеблется, и парень готов поспорить, что впервые видит его таким растерянным.              — Я хотел сказать… — Дима шагает вперед, и сумка падает на пол. Парень в кепке разводит руки, заключая в крепкие объятия. От этого, казалось бы, желанного жеста внутри всё теряется.«Так хочется ответить, но это значит привязаться сильнее», — мелькает в голове.              Объятия коротки. Позов отстраняется, направляясь к лифту, бросая на прощание: «Доброй ночи». Ключи хрустят в замке, и вот Сережа уже в квартире. Ладонями закрывает лицо, сползая по двери. В голове лишь одна фраза: «Зачем он это сделал?»