Голубая монета

      Будильник. Снова звенит будильник, его звонкий рингтон раздается по столу, создавая легкие вибрации. Салатовая занавеска в лучах рассвета кажется ярко-жёлтой, а глаза жадно прикованы к золотистому пятну, разливающемуся над городом. Он так и не уснул, так и не смог. Снова. Телефон продолжает трезвонить, привлекая внимания. Руки трясутся, и лишь глубокий вдох может успокоить их.              Пальцы прерывают вибрацию нажатием кнопки. Экран тухнет, давая возможность взглянуть на отражение. Черный фон отражает короткие, совсем маленькие волосы на голове, но сейчас они чуть больше, чем обычно, что вызывает у их владельца легкий дискомфорт. Дима включает экран заново, прогоняя навязчивые грезы, и вновь видит блистающие небо, уплывающие на обоях. Большие облака бегают от края к краю, не умолкая, они позволяя чуть отвлечься. Пусть Позов не ладит с высотой, было приятно ощущать себя чуть выше остальных. Выше, намного выше. Так высоко, что можно разбиться... Там, где душа летала на маленьком красном самолетике, а на руле болталась желтая ленточка. Пролетая над кукурузными полями, позволяя дотронуться до них рукой, мимо водопада так, чтобы оставаться там... Лучше бы навсегда.       Дима моргает, всё развеивается так же быстро, как появляется, несколько новых сообщений, пришедших пару минут назад, но так и оставаясь незамеченными. Это начало нового дня. Хотелось убежать, скрыться там, где никто не найдет, там, где всё еще бесконечная суббота, убитые коленки и заложенный нос. Смеющиеся солнце, танцующий дирижабль, открывающие дальние горизонты — всё то, что навсегда останется в памяти. Лес. Ветер, приятный запах древесины и мокрая трава, промокшие насквозь кроссовки и кривая, совсем не похожая, искренняя улыбка, нависающая на лице сама по себе.              «Расписание четверга можно посмотреть по закрепленной фотографии», — напоминала Елена. Над ее сообщением повис большой список фамилий. Непонятные имена выстраивались в столбик, а рядом шли места и время. Еще совсем сонный изучающий взгляд разглядывает список в третий раз, не в силах отыскать собственные инициалы. Позов откидывает на кресле, потирая глаза, чуть сильнее надавливая на них, как будто это может помочь.               «Позов — 11:00, два мотора.....»               Краткость режет без всякого ножа.Спинка издает скрип, Дима просматривает пятно на потолке. Оно было там еще до того, как он заехал в эту квартиру. В голове строились множества догадок, как же оно оказалось так высоко, что даже вставая на стул, было очень сложно докоснуться. Как и почему? Вопросов было довольно много, но загадка, повисшая в этой комнате, Позову нравилась намного больше, чем простой и, скорее всего, скучный ответ на подобии обычного затопа соседей.              Телефон убрал в карман шорт. Он опять не спал. Опять не смог. Бессоница казалась бесконечной, превращая весь месяц в один нескончаемый день, наполненный работой и запарой. Она длилась так долго, что каждый последующий становился катастрофическим. Врачи все как один говорили, что всё хорошо, как минимум внешне, и если смотреть на показания, сделанные парнем не один раз, то результат везде был одинаковым: он здоров по всем позициям. Усталость тлела в груди, выжигая эмоции, что раньше лились через край, сейчас же были подавлены непонятной преградой. Любимые дела становились обыденными и с каждым повтором приносили больше раздражения, чем радости.       Дима распахивает дверцы шкафа, заставляя его качнуть чуть сильнее.       Черная футболка облегает плечи, и руки равняют ее на теле. Пульт от телевизора продолжал валяться на кровати, руки так и не дошли его вычистить, так же как и лечь. Дверь открывается, и взору предстаёт тёмный коридор. Из него веет прохладный сквозняк, который, вероятно, исходит с кухни. Воздух кажется свежее, чем раньше, хотя квартира осталась прежней.              Ступни мёрзнут, но, прошагивая по плитке, Позов доходит до кухни. Руки ставят чайник, заставляя глаза вновь устремиться в сторону небоскрёбов. Район, в котором он живёт, весьма приятный: рядом расположился большой парк, а в полукилометре от дома можно увидеть ещё недостроенные высотки. Дима купил эту квартиру задолго до переезда в Москву, когда дела были совсем плохи и нужно было скрыться в уединённом месте. Взгляд пробегается от крыш, и вид с одиннадцатого этажа радует приятной невесомостью, заостряясь на перилах, что отражает солнце, он замечает, как несколько голубей слетают с проводов. На кухне всё ещё остаётся затхлый запах сигарет, что не смог выветриться за ночь. Дима закрывает форточку.              Повисает робкая тишина, прерывающаяся шипением чайника. Парень задумчиво всматривается в сторону пустой стены до тех пор, пока не слышатся приглушенные шаги, становясь всё ближе.       — Сразу услышал, что ты чайник ставишь, — глаза невольно устремляются к наручным часам, что перетягивают руку так сильно, что потом остается кровавый след. «Без двадцати девять, — размышляет Дима, — и зачем ему в такую рань вставать?» Он приподнимает плечи и отворачивает к столешнице.              В углу комнаты стоит пакет с недопитым ананасовым соком, который был куплен вчера, но так и не был допит. Когда сок становится комнатной температуры, он теряет свой аромат, становясь безвкусным. Позов встряхивает пакет и понимает, что осталось совсем немного на дне, выбрасывает в мусорку.              Янис отодвигает стул, скрипя по плитке одной из ножек. На его щеке еще остался розовый след от подушки, но глаза совсем проснувшиеся, наверное, просто валялся в постели. На нем футболка, отданная Димой, совсем велика, ворот большой, и, чуть согнувшись, она была в два раза больше. Парень излучает яркую улыбку и, протягивая долгим мычанием, что-то набирает в телефоне. Дима молчит, продолжая пилить чайник взглядом, пока воронка затягивает в очередной мыслительный процесс, сейчас мысли улетают совсем в другую сторону. Старший несколько смущен, замечая ямочки на щеках.        Переминаясь с ноги на ногу, он замирает в позе цапли, приоткрыв дверцу холодильника. Еды стало гораздо меньше, и пришло время пополнить запасы. Дима оборачивается и понимает, что просить Яниса сходить за продуктами бесполезно. Он купит более дешёвые , а потом сам же будет отказываться есть то, что из них приготовили.       Крышка холодильника со щелчком захлопывается, и вода постепенно начинает закипать, закручиваясь в спираль. Это зрелище завораживает, создавая ощущение удивительной лёгкости, как будто сам ураган способен притянуть к себе.       По пути в ванную комнату Дима останавливается и смотрит на застывшие фотографии, которые служат напоминанием о том, что здесь он не один. Пусть они никогда не отвечают, но могут быть хорошими слушателями, когда это необходимо. Янис весело хихикает, и его звонкий голос разносится по коридору.       — Напиши, что нужно купить, — бросает Позов напоследок, пока не скрывается за дверным косяком.              Приподнимая глаза, они слишком быстро сталкиваются с большим зеркалом. То отражение манит своими угнетающими и унылыми взглядами. Бессонница продолжается уже слишком долго, и тишина, повисшая в воздухе, снова наполняется странными и непонятными звуками. По коже пробегают мурашки, и рука судорожно проводит по волосам, пытаясь избавиться от них.              — Всё как обычно… Ты всё ещё видишь меня. — Дима стоял перед зеркалом, ощущая, как холодные пальцы страха обвивают его горло. Образы плескались в сознании, вызывая в нём вихрь эмоций. Он зевнул, но это не помогло. Взгляд позвавшего просил понимания, но слова не звучали. Можно было бы просто закрыть глаза, но не сейчас.       Он вспомнил о снотворном, но мысль о нем лишь усилила беспокойство. Понимание того, что всё это — его внутренние демоны, накрывало, как одеяло из камней. Рука неожиданно врезалась в зеркало, и Дима почувствовал подушечками пальцев холодное касание стекла. Страшно, как страшен сам процесс самосознания, но чувство освобождения толкнуло его дальше.              Отшатнувшись, он наткнулся на стиральную машину, за ней стояла новая реальность. Рука всё еще металась в отражении, зная, что движение — это единственный способ освободиться от оков. Нужно было пересечь ту невидимую границу, чтобы найти себя настоящего, а не тех, кто застыл в отражении навсегда. В этот момент между ним и им родилась надежда.              — Диииим, — его голос совсем другой, более убедительный и ровный, тот, каким он обычно разговаривает при камерах, тот, что был создан для зрителей, — ты же знаешь, что пара... — он медленно отстраняет ладонь, и на ее месте виден след.       — Дииим, — голос повторяется всё чаще, имя забивается в голову и продолжает раздаваться эхом. Он так и не смог сделать шаг, всё продолжая в оцепенении рассматривать задранный ковер.       — Дим! — этот крик выделяется среди остальных, он слишком громкий, и от него звенит в ушах. У Позова едва хватает сил закрыть глаза. Он моргает, и отражение исчезает, оставляя лишь обычное зеркало. В метре стоит Янис, его лицо кажется белым с оттенком синего, или же это просто игра света.       Он испуган, в руках сжат телефон, и губы едва выражают растерянность. Дима мотает головой, приходя в порядок, и, проводя руками по глазам, видит пятна на футболке, оставленные брызгами. Вокруг всё сливается в единое бесформенное облако звуков и ощущений, словно мир раскололся на куски.Янис стоит не так долго, а затем срывается с места и, подбегая, вжимается в плотную.              —Дим… — его голос дрожит, а мысли встают на месте. Что если он всё видел? Как это объяснить ?Дима напуган не меньше, но та роль старшего, которую он играет всю жизнь, позволяет сосредоточиться. Ему нельзя паниковать и говорить, что что-то не так.              На мгновение они остаются двумя искрами в темной комнате, друг для друга. Дима делает шаг к Янису, стараясь скрыть внутренний холод. Надо понять, что происходит — не для себя, а ради них обоих. Закрывая глаза, он вдыхает глубже, готовясь к тому, что бы найти нужные слова.              Янис встал перед зеркалом, его отражение было смутным, как утренний туман. Он терялся в своих мыслях — неловкость момента обостряла чувство странного смятения. «Голова закружилась» — это было оправдание, но в то же время и предлог, укрывающий настоящие причины его волнения. Дима, погруженный в себя, не желал объяснять .              —Почему ты смотрел прямо, сам же говорил, что в такие моменты лучше присесть? — недоумением в голосе Яниса пронзило пространство. Старший лишь отмахнулся, махнув рукой, мысли были далеки от ответа.              Время стремительно ускользало. Заваренный чайник уже остыл, пока они обменивались взглядами. Внезапная тишина и ощущение неразгаданной загадки окружали , как тени в вечернем свете. Янис, не закрывая дверь, вышел из ванной, оставив за собой легкий налет загадки, и, глядя назад, словно искал ответ.              Руки упирались о бортики раковины, умываясь еще раз, Дима вытирается полотенцем. Всё чаще ловя себя на мысли, что его жизнь стала вращаться вокруг офисных стен, а не вокруг него самого. Каждый раз, когда он смотрел в зеркало, его отражение словно спрашивало: «Где ты?». Близкие его не понимали. Они думали, что работа — это всего лишь этап, который стоит переждать, но для Димы это стало безотказным путем к абсурду. Он переутомился, но долгожданный отдых казался недостижимым.              Прошедшие дни напоминали серые пейзажи, пустые и холодные. Он пытался бросить себе вызов, планируя короткие перерывы на душ, вечерние прогулки в парке, но все это казалось лишь временным облегчением. Дима не осознавал, как работал, как функционировал в этом цикле беспокойства, пока однажды не остановился, чтобы просто вдохнуть.              Иногда, совсем редко, происходили выгорания. Они становились точками в пустой и безгранном листе календаря, днями, когда не хотелось ничего, и наконец-то наступала тишина. Врачи говорили, что плохо доводить себя из раза в раз до этого состояния, но Дима не мог остановиться, ему это было нужно. Он умолкал, что видел Его, ведь, возможно, это бы усугубило диагноз, и в обычной жизни, если спать, то есть шанс его встретиться, снижался до нуля. Скорее, это было просто галлюцинацией, что маячила перед глазами, пока ты их не закроешь.       Светлая рубашка, обрамленная нежным розовым оттенком, как будто создана для того, чтобы подчеркивать беззаботное настроение лета. Легкие штаны, идеально сидящие на фигуре, позволяют наслаждаться каждым мгновением, словно обнимая тело и даря полную свободу движений. Кеды, едва розоватые, словно вдали парят на облаках, добавляют нотку игривости в образ. Они словно зазывают к приключениям, к прогулкам по уютным улочкам, где цветут яркие цветы и звучит смех детей. Очки, прикрывающие переносицу, защищают от слепящего солнца и добавляют загадочности взгляду.       — Янис, сделай кофе в термос! — раздаётся из соседней комнаты крик Димы, эхом отражаясь от стен. Слышно, как мальчик встаёт, и стул скрипит под его ногами. В руки снова попадает телефон, и глаза быстро пробегают по новым сообщениям.              Пишет Рома, интересуясь, сможет ли он приехать вечером на матч. Лето приносит с собой всплеск спортивных страстей. В душе пробуждается патриотизм по отношению к футбольной команде и к самому футболу в целом. Желание посещать как можно больше матчей становится всё более настойчивым — хочется увидеть каждую игру, ощутить каждую эмоцию. Ответ Косицину остается в неотвеченным , а планы на сегодня утрачивают ясность — они иные.              Дима потирает глаза, вновь и вновь напоминая себе о ярком солнечном свете. Предмет, случайно скатившийся на переносицу, он ловко возвращает на место. Пара шагов — и, выходя в прихожую, он радуется взгляду на тумбочку, где красный термос наполнен до краев любимым напитком.              Лифт прибывает мгновенно. Дима сталкивается с соседкой, которая частенько расхаживает и произносит, на первый взгляд, странные вещи. Для него она предстает настоящей чудачкой, и он старается минимизировать общение с ней, что и советует брату. Соседка ловко запрыгивает за ним в закрывающиеся двери, а Дима со вздохом нажимает кнопку первого этажа.              Термос обжигает руку, а рассказы старушки не умолкают. Она говорит обо всем: о цветах, которые забывают поливать на площадке, о странном дыме, что, казалось, постоянно преследует ее. Дима цикает в ответ, намекая, что на лестничной клетке курит не он один, а половина соседей снизу и сверху.              Двери открываются, и Позов вприпрыжку устремляется к выходу. На него распахивается вид одинокого качающегося дерева, посадка которого произошла в начале апреля. Оно еще совсем тонкое, ломится пополам от встречного ветра, словно стремится выжить в этом мире, полном странностей и неожиданностей.              Ключи весело звенят в кармане, и, нажав кнопку, машина ярко вспыхивает фарами. Улица наполнена жаром, и хоть день только начинает раскрываться, асфальт излучает тепло, заставляя Диму расстегнуть первые две пуговицы на рубашке. Подходя к автомобилю, он ощущает, как солнце предательски палит голову, и на мгновение его охватывает тревога — не подхватит ли он солнечный удар.              От автомобиля остается лишь название, когда рука касается раскаленной ручки, а салон внутри оказывается не менее жарким. Кажется, что Турция со своим палящим солнцем мечтала бы о таком. Это, вероятно, единственный недостаток черного автомобиля; в другие времена года он, наоборот, приносит тепло. Но сейчас он излучает жар, как никогда прежде. Включив кондиционер, Дима наслаждается легким дыханием прохлады, и в зеркале пританцовывает смешной болванчик в форме гуся, подаренный одним из преданных фанатов.              Отпив глоток ароматного кофе, Дима расположил руки на руле, погружаясь в размышления. Путь к офису стал для него временем созерцания: он с удовольствием наблюдал за городом, который пробуждался вместе с ним, за движением машин и пешеходов, тем, как повсюду разгоралась жизнь.              По дороге парень часто слушал музыку, порой останавливая выбор на аудиокнигах, но чаще всего внимание поглощало радио, которое бесконечно бубнило с утра до ночи. Темы передачи не всегда отличались весёлостью, и Позов, порой с иронией, задавался вопросом, кто же всё это слушает. В эфире звучали рекламы, рассказы обо всём, что касается бытовой химии, и всякой прочей информации, которую он охотно впитывал, пока его путь неизменно продолжался.              Сам офис располагался в сердце города, в современном бизнес-центре. Прибыв к десяти, Дима приветствовал коллег, проверял почту и начинал свой рабочий день, погружаясь в рутинную суету, но всё равно оставаясь частью этого бурлящего города.              Ноги уверенно вжимались в мягкие объятия кожаного кресла, словно находясь в объятиях самого спокойствия. Гримерка была безукоризненно подготовлена: изобилие закусок, бутылки с чистой водой и множество мелочей, столь необходимых настоящим мастерам своего дела. Это слово — "профессионал" — словно отголосок, трепещущий в сознании, и его истинное значение осознаешь лишь тогда, когда оно касается твоей жизни напрямую. Профессионализм наделяет существование легкостью, придавая уверенность в завтрашнем дне и несколько дипломов, покрывающихся пылью на старой полке. Это понятие становится странным, когда люди подходят и начинают спрашивать: верно ли это, правильно ли то?              Гримерка наполнялась новыми лицами, которых Дима ранее видел лишь по телевизору. Он редко выступал на мероприятиях, так как времени не хватало, но страсть к этому всегда гложет душу. Лица казались более снисходительными, но в глазах читалась тщательная оценка новых знакомых, стремящихся понять, суждено ли им встретиться вновь. Дима не любил заводить знакомства, избегая тех, кто искал выгоды, предпочитая проверенные связи тех, кто уже прошел огонь и воду.              Лампочка ослепляла, ее яркий свет резал глаза, а очки, будто стальная тиска, слегка сжимали переносицу. Новое место, костюм, безукоризненно выглаженный, словно нарисованный изысканным художником, и сценарий, готовый к первому выходу. Гримерши, подобно искусным волшебницам, занимались подготовкой коллег, чье место на сцене занимало гораздо более значимое явление, чем его скромная фигура. Циферблат часов, словно неумолимое судьбоносное колесо, монотонно крутил стрелку по кругу, заставляя тратить время на изучение утренних новостей, которые мелькали в сознании, как блеск струящегося потока.       Перед ним, на крутящемся кресле, восседала женщина приблизительно сорока лет. Дима знал о ней крайне мало — почти ничего, даже имени её не знал. Их встреча была единственной, и лишь простое прозвище, как незримое клеймо, осталось в его памяти. Фантазии хватило лишь на воздушное, значимое лишь с одним её появлением: «мисс». Она заслужила его по многим причинам, если бы захотел сосчитать, но искать перечень не было ни желания.              Первым в гримерку, очевидно, зашла не она, а её украшение — кольцо.Оно сверкало чистым золотом, как она не уставала повторять, пока визажист придавал её локонам безупречный вид и укреплял тени.              — Знаете, столько проблем с этой работой, — её длинные ресницы покоилась над глазами, слегка закрывая веки. Присутствие других людей волновало её лишь поверхностно, а видела ли она Позова — оставалось тайной. Она поднимала руки, отнекиваясь от кистей, как будто их соприкосновение могло повредить её безупречной коже.              Её поведение вызывало отражение не только к её личности, но и к атмосфере, которую она создавал. На затылке её красовалась татуировка в виде крыльев бабочки, для Димы она казалась слишком банальной, и это стало последней каплей, чтобы покинуть комнату, прихватив с собой бутылочку воды.              Пробираясь по коридору, Позов не раз сталкивался с командой и, заглядывая в зал, уже ощущал, как он наполняется. Люди спешили занять свои места, и хотя не каждый из них светился улыбкой, волнение о предстоящем витало в воздухе. Возможно, Дима так долго стремился к этому, чтобы вдруг ощутить такую простоту. Он стоит на пороге своей мечты, и, закутывая пластик плотнее, в голове проскальзывает странное желание исчезнуть.              Световик встречает его с подтянутым настроением; возможно, его настрой действительно является отличным катализатором для того, чтобы собраться с мыслями. Направляясь к главной комнате — так называлась та, где собиралась вся группа подготовки, от звукорежиссера до продюсера, — Дима неожиданно сталкивается с мужчиной, немного выше его. Он не успевает рассмотреть его, так как тот быстро исчезает на сцене, потянув за собой декорации. Подтянув пиджак еще плотнее, Позов входит в комнату. На стуле сидит Стас; хотя он излучает, скорее, недовольство по поводу нестабильного изображения на мониторе, он все же замечает Диму и, бросив на него быстрый взгляд, вновь погружается в просмотр.              — Думаю, стоит внести правки… — раздумывает он вслух, потирая затылок и вновь перебирая пальцами по клавишам.              — У нас новички в группе? — Дима нависает сверху, заглядывая в монитор, но ничего необычного не замечает, лишь неуверенно пожимает плечами.       — Что?.. — переспросил Стас, а затем, словно пробуждаясь от дремы, отвечает на свой вопрос: — А, возможно, новый, а может, уже и нет. — Шеминов не отрывает взгляда, прикрикивая что-то поверх, стараясь оставаться сосредоточенным на изначальных действиях.              — Понятно, — Позов делает паузу, осознавая, что задавать больше вопросов нет смысла. Еще раз бросив косой взгляд на стол с аппаратурой, он ощущает прилив колких ноток понимания: люди в зале будут смотреть лишь на него одного.              Возвращаясь обратно, он чувствует, как в кармане вновь вибрирует сообщение, но Дима успешно его игнорирует, активируя режим «Не беспокоить».              Если Позов верно интерпретировал ситуацию, то тот мужчина, с которым он столкнулся, оказался новым световиком. С этой фигурой воздух становился чуть легче, но не менее напряжённым. В ней сквозила неведомая агрессия, а не недоумение. Он прибыл сегодня утром, устанавливая свет в новом моторе. Множество недоразумений витало вокруг, и их эхо отчётливо доносилось из соседней комнаты. Музыка в зале внезапно накрывала шум, а софиты постоянно создавали ощущение неразберихи. Режиссёр и креативный дизайнер в унисон с прошлым световиком изрывали крики, которые часто достигали гримерки, особенно в моменты затишья, когда Мисс замолкала в беседе с рубином, сверкающим на пальце.              Мужчина производил странное впечатление, но его часы еще больше притягивали раздражение. На одной руке красовалось свыше двух пар. На вопросы о количестве он лишь с укором отказывался отвечать, а на просьбы снять их лишь пренебрежительно фыркал. Он метался из угла в угол, задавая неуместные вопросы, и было решено не усложнять: просто: «Стрелка?»              Конец первого мотора предвещал пропасть, скрытую за горизонтом второго. Времени оставалось в обрез – около часа на личные дела и возможность немного проветриться. Студии, места - всё вокруг словно меняло свою сущность, но оставался один неизменный уголок, где он обычно проводил большую часть своего времени. Гримировать его было делом простым и привычным, поэтому оставшихся пятнадцати минут было вполне достаточно. Хотя ранее это вызывало некоторую торопливость, теперь он привык к подобным ускоренным ритмам. Словно искусный музыкант, который, зная каждую ноту своей партии, исполнял её с легкостью, он обдумывал каждое движение, зная, что время против. Тем не менее, волнение нежно щекотало нервы, напоминая о том, что за этими минутами скрывалась сцена, где мечты превращались в реальность, стоило лишь поверить в себя.       Пластиковый стул был прижат вплотную к холодной стене. Дима, слегка касается спинки, оттолкнул его подальше. Лето радовало только тем, что давало возможность усесться, избавляя от необходимости стоять на ногах среди луж и снега, когда руки неуклонно мерзли.              Погода медленно приходила в себя, демонстрируя все свои способности.Синоптики уже предвещали самое знойное лето за последние годы, и это была лишь проверка на прочность. Позов вытер несколько капелек пота со лба, в то время как затылок горел, а ноги в длинных штанах начали липнуть от жары. Снимать в темной одежде было настоящим испытанием.              Стул слегка пошатнулся, но Дима сумел сохранить равновесие. Пачка сигарет выскользнула из кармана, и, поднимая ее с пола, он вытащил одну, зажав между пальцами. Зажигалка щелкнула, и крошечный огонек зажег фитиль, позволяя сигарете дымиться. Позов сжал ее между губами, делая долгую затяжку. Дым стремительно заполнил горло, принося горечь во рту, но она исчезла так же быстро, как и появилась.              Спасала лишь тень, и то только от жгучих солнечных лучей. Делая еще пару затяжек, Дима облокачивается, складывая локти на подлокотниках.Телефон в кармане начинает вибрировать, а затем раздается мелодия. Он просовывает руку в карман, перехватывая мобильник, на экране которого уже горит надпись «мама». Парень выдыхает дым, и, сделав вдох, поднимает трубку, прижимая к уху.              — Алло.              — Привет, — слабо звучит мамин голос, погруженный в монотонность дел, очевидно, она снова звонит в разгар смены. — Как у тебя дела?              Парень делает ещё одну затяжку, и тут же мысли в голове пронзают пространство. «На самом деле плохо, но язык не поднимается сказать это родному человеку…»       — Да нормально, работаем. Солнце печет, перерыв, разрешили проветриться. — Дима пытается выдавить из себя хоть что-то веселое, и, кажется, с каждым словом становится легче. Возможно, это просто действие сигарет, позволяющих ему чуть-чуть расслабиться.       — Рада за тебя. Как дела у Яниса? — вопросы о брате быстро уносят разговор в другую сторону. Дима тяжело вздыхает, осознавая, что его время истекает. Теперь, сколько бы он ни пытался скрыть, это не самое важное для материнского сердца.       —Дома сидит, иногда на улицу выглядывает.              Еще пара затяжек, и сигарета затухает, превращаясь в угольный бычок.Парень бросает окурок на асфальт, притаптывая ногой, а другой рукой перебирает телефон.       —Как дела, у тебя? Как работа?              —Да, потихоньку, Дим, занимаемся своими делами. Главное, что у вас всё в порядке. Когда собираетесь приехать? — вот он, тот самый вопрос. Язык застревает в горле, а ум упрямо отказывается думать дальше.              —Сейчас завал, но мы непременно приедем.              —Ладно, я еще наберу, а то уже пора идти. Присматривай за братом, зная, какой он обалдуй. Всё, целую.              Она сбрасывает вызов, оставляя за собой томительное эхо длинных гудков. Разговор завершён, но телефон всё ещё следит за ней, будто собирается произнести что-то важное. После этого Дима выкуривает ещё, на небе улетают облака, и только пролетающая мимо птица вновь заставляет очнуться.                            Люди непрестанно толпятся в гримерках, и хоть это лишь единственное место скопления, Дима делает несколько поспешных, но весьма обоснованных выводов. Продюсер погружен в беседу с группой фотографов или, как он сам говорит, «разрешает странные обстоятельства». Порой истина срывается на крик — в этом Позов не сомневается, его голос невозможно спутать ни с чьим другим.              Перерыв длится, если повезет, всего пятнадцать минут, дабы успеть поменять декорации. Руки жаждут провести пальцем по зажигалке и вдохнуть глоток дыма. Хотя кондиционеры в гримерках функционировали исправно, от жары это не спасало. В этот миг Позов вспомнил Сережу, который совсем недавно заболел. На лице появилась невольная улыбка, но она исчезла, едва мимо прошел еще один смуглый мужчина.              Диван вжимает в себя, стрелка на наручных часах стремительно ускоряет свой позорный бег, и Позов не замечает, как время ускользает. Помещение наполняется тишиной и странным образом опустошается — это ощущение совершенно не привычное для этого места.       В дверном проеме возникает молодая девушка с изумленной улыбкой и парочкой кисточек, что едва помещаются в ее крошечной руке. Ее миловидное лицо сверкает, словно освещенное мягким светом пудры, и она начинает, незаметно коснувшись щек, проводить кисточками по лицу.              — Диииимм, — протягивает она, прежде чем издать радостный визг. Парень мычит в ответ, его взгляд остается опущенным, как будто он не замечает ее настойчивую манеру. Он поднимает на нее возмущенные глаза, приподнивая брови, пытаясь защитить свое спокойствие. Но она не сдается; остановившись, кладет кисточки на край, собравшись с духом. — Мы сегодня куда-нибудь идем? — шепчет она, жмурясь и чуть приподнимая подбородок, вновь сталкиваясь с недовольством.       — Нет, — холодно отвечает парень, продолжая пристально рассматривать дверь, будто хочет увидеть что-то за ней.              — Почему? — она прижимается руками к его шее, наклоняясь ближе, оседлая на коленях. — Ты же так хотел пойти в ресторан, перекусить… — её дыхание становится слишком близким, чуя, запах цитрусовых отчуждается, но руки всё равно крепко сжимают шею. — Что за парфюм? — Дима слегка удивляется, как быстро улетучиваются разговорные темы, но не придаёт этому значения.              — Цитрус, — говорит он, закрывая глаза, пытаясь избегать её взгляда.Слова вырываются тихо, словно он разговаривает сам с собой, выбирая утреннюю рутину.              — А мне кажется, — она нежно касается пальцем подбородка, приподнимая его, — он тебе не совсем подходит. Скорее вишня или что-то сладкое… — на последнем слове её желание поцелуя становится почти нестерпимым, но она останавливается. — Буду ждать тебя, — шепчет с ехидной улыбкой, осознавая, что зацепила.              — Сегодня?              — В семь, забери меня после смены, — с торжествующим блеском в глазах она жмурится, и на ее щеках распускаются ямочки, словно весенние цветы. Легкий поцелуй касается носика, добавляя искру нежности, прежде чем она исчезает за дверью, оставляя за собой легкий налет волшебства.              Вечер окутывает город, окрашивая его оранжевыми и пурпурными линиями заката. Дима вертится на стуле, а комната наполняется нотами цитрусовых ароматов, когда, заметив флакончик, рука бездумно сбрасывает его в мусорное ведро. В домах напротив пока не загорелся свет, что означает, жильцы ещё не вернулись. Он изучает полку с дисками и стопку шарфов, напоминающих о прошлом годе, полном футбольных матчей.              Квартира пустует, а шаги звучат одиноко в пространстве. Заглядывая в комнату к брату, Дима вновь наталкивается на записку, оставленную на письменном столе: «Ушел гулять, список оставил на кухне». У Яниса была странная привычка, но Диме это казалось очаровательным, словно брат всё ещё жил в безоблачном детстве, оставляя таинственные загадки.              На кухне лампочка не горит — видимо, перегорела с утра. Холодильник рисует ещё не окрепшие тени, стирающиеся в мягком свете. Он не переодевается, оставаясь в розовой рубашке, лишь проводит время, ожидая знакомых цифр. В прихожей стоит небольшая полка с обувью; кроссовки слегка меняют образ, делая прогулку более комфортной. Выход из дома заставляет усомниться, всё ли взял, но, проверяя на скорую руку, заставляет расслабиться.       Выходя на улицу, одиноко возносится скамейка, с которой стремительно улетают два небольших воробья, растворяясь в зелени кустов. Дима, закуривая сигарету, почти не делает затяжек — она медленно тлеет, как его мысли. Углубившись в раздумья, он устремляет взгляд вдаль, пытаясь постичь истинные причины этой поездки. Тепло, приближающееся к конечности, вызывает в нем неясное смятение, и в порыве растерянности он вздрагивает, выбрасывая окурок на асфальт. Притоптав его ногой, парень исчезает за дверями машины, оставляя позади мгновение, заполненное неопределённостью и тоской.       Поздние пробки становятся привычными, как неотъемлемая часть городской симфонии. Следуя навигатору, он направляется к студии. Настя появляется раньше обычного, не оставляя шанса задуматься, стоит ли всё бросить в последний момент. Ее зеленое платье скользит по дороге, открывая бедра благодаря изящному разрезу. Дима закатывает глаза, стуча по рулю, в то время как она, словно призрак зеленого счастья, приближается к карете. Как только она занимает место в салоне, в ее ушах сверкают изумрудные камни, отражая свет и подчеркивая таинственность момента.              Дорога кажется вязкой, создавая невидимые преграды для начала диалога. Музыка звучит так тихо, что Дима еле улавливает ее мелодию, девушка погружена в ленту социальных сетей, лишь во время парковки обращая полноценный взгляд на своего партнера. В этом молчании, окруженном звуками вечернего города, царит тонкая грань между ожиданием и реальностью, пронизанная атмосферой невыразимого влечения.                                   Позов провожает девушку до столика и, как только она усаживается, уходит покурить, осознавая, что давно уже этого не делал. Мгновения с сигаретой в одиночестве позволяют ему погрузиться в собственные раздумья; пусть их влияние стало почти безобидным, они всё же проникают в подсознание, как тихий шёпот. Противоречия стучат в венах, заставляя вновь и вновь прокручивать в уме события из прошедших дней.              Дима мысленно возвращается к визитке и к той загадочной ситуации, когда раздался телефонный звонок. Находясь в поисках более удобной позиции, он притулился к углу здания, не боясь, что на спине останется пятно от грязи. В голове вертится вихрь возможных предположений, и он надеется, что хотя бы одно из них окажется истинным. Каждая мысль — как легкий ветерок, стремящийся раздвинуть облака неясности, чтобы дать светлую надежду на понимание и, возможно, раскрытие тайны, которая нависла над его сознанием.              Он с нежностью вспоминает ту визитную карточку, того загадочного парня и его порой непонятные реплики. Как впервые увидел его забавное лицо, растрепанные волосы и глаза, все еще не пробудившиеся от сна.              Диму не покидало ощущение тщеславия: парень хранил визитку, в то время как сам Позов, без колебаний, выбросил бы ее в тот же день. Мысли заполнили голову. Одна из них касалась происшествий минувшего понедельника — странного разговора с начальником и тревожных сообщений Сережи. Перед его воображением не угасали обеспокоенные глаза, полные настоящей тревоги.Он думал о нем. Думал слишком много: смог ли помочь, смог ли помочь хотя бы ему...              Делая еще пару затяжек, меняя сигару и вновь зажимая ее между губами, он ощущает новые, более глубокие эмоции. Дым, застрявший в горле, не дает вздохнуть, и, казалось бы, он задыхается, но вдруг находит необычную причину жить.              Мысли летают от подсознания к кораблям, бескрайнему морю, где судно тонет в нарастающих рифах. Воспоминания в ярких фрагментах возвращаются: прогулка, касания, спальня… В ту минуту, когда губы почти соприкасаются, хотелось просто почувствовать тепло другого человека, уснуть в его объятиях. А не возвращаться в холодную постель, где единственное, что греет, — это тусклый ночник.              Сигарета исчерпала себя, оставаясь лишь фильтр, который он в последний момент затушил. Шаги по извивающемуся пути к столику покачивались, и, возвратившись на место, Дима открывает глаза, словно пробуждаясь от долгого сна.Девушка держала в руке бокал с искрящимся шампанским, а стол украшен блюдами разнообразной кухни.              — Ты снова курил? — с недовольством сверлит его взглядом, напоминая, что этот день для нее значим. — Даже не переоделся, мог бы выбрать что-то по презентабельней, — усмехается она и делает глоток. Дима оставляет вопросы без ответа. — А вот духи приятные, — наклоняясь, вдыхает аромат и понимает, что это именно то самое. — Смотри, как тебе идет сладкий, — Позов залпом осушает бокал, ставя его на салфетку.              Уставившись вокруг, пока девушка наслаждается изысканными блюдами, Дима с недоумением рассматривает медную люстру, которая кажется непропорционально огромной. Маленькие белые столики создают атмосферу чрезмерной правильности и шика, от чего его уже начинает тошнить. За столиками располагаются люди в дорогих костюмах с бокалами вина, погруженные в светские беседы. Он же, потирая руки в карманах брюк, ищет себе занятие, нервно прокручивая зажигалку под столом.              Вечер постепенно завершался; довольная и полная ожиданий, девушка встала, бросив последний взгляд на свое отражение в зеркале, поправляя помаду.       После того как парень оплатил счет и они вышли на улицу, она встретила ночь с легким чувством, как будто желая завершить этот день именно сейчас. Настроение угасало, и, казалось, могло углубиться ещё больше. Настя, подходя ближе, заметила небольшую разницу в росте — Дима проигрывал ей сантиметров пять. Она потянулась к его губам, надеясь прикоснуться, но он остановил её, прикрыв ладонью. Отстранилась, поднимая брови, с взглядом, полным тоски, словно готова была отдать всё за то, чего не случилось.              — За тобой приехало такси, — он указывает на машину, припаркованную в стороне от входа. Опускает голову, стирая ботинком пыль с асфальта.              — Понятно… — вздыхает она, но тревога не касается ее сердца. — Когда сможем встретиться? — В ее голосе все еще звучит интрига, и, разворачиваясь, она подмигивает .              — Давай без этого… — Дима замедляет время на мгновение, стараясь не казаться слишком многозначительным, и, собравшись с мыслями, делает шаг назад. Развернувшись, он чувствует легкое облегчение и радость, что не произошло ничего, о чем бы хотелось забыть. Издали он лишь наблюдает, как девушка садиться в машину .              Дима возвращается около десяти, в квартире царит пустота. Яниса все еще нет, он просматривает только что пришедшее сообщение: «Останусь у Лехи, обещал показать новые игры на плойки». Этого достаточно, чтобы снять последнее напряжение, и улыбка медленно исчезает, как будто ее и не было. В прихожей горит тусклый свет, и, прикрывая дверь, Позов вспоминает о продуктах, которые теперь не нужны.              Комната окутана тяжёлыми шторами, а на столе белоснежный лист, на котором ручка танцует, рисуя таинственные иероглифы вместо игривых шуток. Мысли, словно клубок, сплетаются воедино, и Дима, сделав глубокий вдох, напоминает себе, что завтра — пятница.