Вопрос сторон

В деструктивном конфликте активно переплетаются намерения участников, мешающие удовлетворению чьих-то личных интересов, т.к. достичь собственной цели каждый из них может лишь через ущемление интересов другого субъекта.

      Летние каникулы перед последним курсом у Сириэль начались совсем не радостно. Михай прислал письмо, напичканное хвастовством от негласного назначения в подручные Каркарова.       И будто ей было мало целого лета из переписки, наполненной ссорами с ним, так ещё в серость летней апатии визиты Долохова вносили ещё более мрачные краски. Сириэль и так было тяжело и омерзительно вытаскивать себя из кровати, а эти три визита, что для её крёстного многовато на сезон, совсем пошатывали моральное самочувствие.       Каждый раз он выглядел до того безнадёжно отчуждённым, что Сириэль опасалась в зеркало смотреть — мать очень неудачно выразилась, указав на сходство их настроений. Сириэль не хотела видеть подтверждений.       В каждое такое посещение Долохов портил отцу настроение.       Сначала его тяжелый взгляд остановил желание Сириэль вступиться за отца. Всего секунда страха в мимолётном пересечении. Сириэль не успела очнуться, как Долохов уже покинул дом.       Во второй раз хотелось уже спросить, как он смел лезть в их дом. Почему игнорировал её саму и её брата? Зачем стал крёстным? Почему он всё держался рядом? У них ведь с Арне даже общей цели с исчезновением Волдеморта не осталось.       Но хоть Сириэль и приглушила в себе чувство опасности, вопросы задать не получилось — Антонин настолько вывел Арне требованиями куда-то там явиться, что его просто выгнали, предварительно толкнув в грудь.       Прячась за шторой библиотечного окна, Сириэль с удивлением наблюдала, как ещё несколько минут Антонин стоял на ступенях крыльца. Он не шевелился и не отрывал взгляд от лесной границы в десятке метров от дома.       Будто бессознательно он сделал шаг в траву и тут же оглянулся. Сириэль скрылась за шторой, испугавшись неожиданной живости хищника в карих глазах.       Он исчез на месяц и явился за пару недель до конца августа. В этот раз после длительного разговора в их домашней лаборатории он прощался с Арне уже рукопожатием.       Ожидая во дворе, Сириэль собрала всё своё мужество и скопленные вопросы. Когда входная дверь закрылась и Антонин остался на крыльце один, она вышла из-за угла дома.       Но стоило ей попасть в его поле зрения, как он выставил руку в жесте стоп. Сириэль мгновенно замерла на месте. Не понимала, почему повиновалась. Он не применял магию, даже не посмотрел, она и от угла дома отойти практически не успела.       Словно выставил стену, вырыл ров и оттолкнул. Закрыл глаза и отвернулся. Снова прыгнул меж пространством и временем.       После этого всё ухудшил ещё и отец, когда узнал обстоятельства её сквернейшего настроения. В качестве поучительного урока, который, наверное, должен был поддержать её правоту касательно ошибки Михая работы на Каркарова, отец поведал такую историю, что повергла Сириэль в забвенный ужас.       Предатель! Сириэль никогда не строила завышенных ожиданий о преданности Каркарова, но подробности его откупа от суда Британии вызывали чувство, что землетрясением разрушало уверенность в границах недопустимых для него вещей. Их не было! Как можно было выдавать бывших товарищей в обмен на мнимую свободу? Попался? Посадили? Сиди и не рыпайся! Он сам этому учил! А потом учил выкручиваться из любого положения… Дыхание перехватывало. Гложущим осадком тревога кусала сердце, а отчаянье заполняло тело тяжестью летящего со скалы камня.       Кем станет Михай, если продолжит следовать за таким человеком? Сможет ли вообще кем-то стать? Одно дело пользоваться людьми, которых за близких не держишь, другое — продавать всех своих сторонников только лишь для того, чтобы выбраться из Азкабана, в который попал по собственной глупости.       Сириэль несколько дней разрывало от недовольства. Пыталась понять, почему отец рассказал об откупе Каркарова от Азкабана? Зачем оторвал такой большой кусок от его авторитета?       — Почему ты не рассказал раньше?! — налетела она на отца за лабораторным столом.       — Расскажи я раньше, — спокойно продолжал он кропотливую работу над ведьмачьим зельем, — тебе было бы сложно учиться под его началом. А сейчас всего год остался. Перетерпишь. Хочу, чтобы ты понимала, если захочешь работать на него, он не пожалеет тебя. Пока ты под его опекой как директора, ты нужна ему хоть для какой-то выправки статистики выпускающихся. Да, вас мало, но вы будете сильнее других поколений. Чем меньше людей со знаниями, тем элитнее. — Арне замолчал, в задумчивости глядя на колбы взрывоопасных зелий. — Он не станет пускать вас в расход до выпуска так точно. Всё-таки есть разница, когда тебе просто плевать на смерть ребёнка и когда ты сам убиваешь и всё ещё ничего не чувствуешь. Как Антонин.       — И почему ты вообще с ними общаешься?! — недоумевая, встряхнула она руками над головой.       Арне помолчал ещё.       — С обычными людьми скучно, — пожал плечами, будто это ерунда, а в глазах угрызения совести. — Хотелось бы думать, что я где-то могу удержать их. Помочь. Дать то, что никто не в силах им дать. Но я давно перестал взаправду надеяться на это. И мне лишь хочется… Мне так жаль их, они по-настоящему одиноки, и мне хочется, чтобы им было не так больно жить. Может, от этого и другим будет не так больно. Понимаешь? — Отец посмотрел на дочь умоляюще, но и осознавая, как заплутало то, что он намеревался донести.       — Не очень, — соврала, в обороне скрестив руки на груди. Не понимала совсем.       Арне мягко улыбнулся и, притянув за плечо, поцеловал в хмурый лоб. Сириэль надула щёки ещё большим недовольством и смущением.       — Когда подружишься с каким-нибудь козлом, тогда ответишь мне ещё раз.

***

      Утро тридцать первого августа девяностого года прошло в заботах и сборах. День обещал быть нервозатратным — встреча с директором Дурмстранга и его приближёнными учениками, а потом ещё и светский приём у Малфоев. Всю семью Матей, за исключением Вальгарда, пригласили на обмен последними новостями среди высшего света. Несколько избранных и проверенных временем ведьмаков всегда на таких сборищах волшебников присутствовали — иной раз урывали заказы.       По крайней мере, так объяснил Арне и обронил, что приглашение не напрямик от Малфоев, а выбито блатом. Пусть Малфою и было любопытно, что из себя представляли дети старого знакомого.       А на следующий день уже возвращаться в Дурмстранг. Потому красная официальная форма облепила тела двух старших детей семьи Матей, сев чётко по статным фигурам. Низкий пучок сдержанности и предостерегающая ухмылка у девушки, и лёгкая небрежность волн прядей бросала тень на сияющие бойким огнём глаза юноши.       Ильдико, несмотря на приверженность покойного отца Волдеморту, было решено не брать. Семилетней девочке на такой встрече было бы если не опасно, то неуютно. Да и Ильдико не проявила желания отправляться куда-то так далеко.       Путь был неблизким, но Исмаил подобрал их с окраины Клужа, неофициальной столицы Трансильвании. На такую услугу он, правда, согласился, только когда узнал, что с Сириэль будет её брат.       Сириэль уставилась в окно кареты, а Йоргун, не будучи слепым глупцом, пользовался снисходительным отношением к себе. Первые десять минут с великосветской любезностью выпытывал из немногословного Исмаила подробности его нового назначения в Министерстве Румынии.       Лишь вполуха Сириэль услышала что-то про отдел магического правопорядка и испытательный срок в качестве помощника одного из двадцати чародеев-старейшин. Исмаил был явно недоволен выдумкой Каркарова устроить их ежегодное собрание в Британии.       — Наверняка хочет к Малфоям попасть, — тихо ворчал он, поправляя золотые запонки на рубашке под чёрной мантией с роскошным солнечным отблеском.       — А они его не пригласили? — весело удивился Йоргун, блеском зубов обнажив лукавство. Исмаил промолчал. Тогда Йоргун без паузы, нетерпеливо продолжил: — Уже известно, какую политику примет маггловская Румыния?       — Не суйся в это, — предостерегла, не отрывая взгляда от окна, Сириэль. Вся напряглась. Надоело слушать заискивающий голос Йоргуна в адрес выхолощенного политикана. Слишком походило на то, чем предстояло заниматься Михаю.       — Парламентская республика, — констатировал Исмаил, будто предупреждая.       — Наконец начнут всё нормально документировать, — проскрежетала Сириэль.       Исмаил обрушил на неё свинцовый взгляд — она видела, как он смотрел на её брата. Как на свою маленькую, но более полноценную копию. Ещё бы. Йоргун привлекателен, изворотлив и эрудирован. А в душе пируют дух вольного ветра и искренняя любовь к миру. И Сириэль видела это и имела наглость не скрывать, что понимала слабость Исмаила. В худом кармане полукровок всё же находились свои свободы. Хотя бы в пространстве заниженных ожиданий.       Наверное, это и позволило ему сразу по прилёте впутаться в обсуждение Исмаила и Каркарова касательно изменений политического курса Румынии.       — В сумасшедшем доме каждый мог говорить всё, что взбредёт ему в голову, словно в парламенте. Стало быть, вам теперь удобнее будет в мире магглов прорасти, — полувопросительная интонация и улыбка с богоподобной обаятельностью. На контрасте с чернушной подложкой шутки смотрелся Йоргун обезоруживающе.       Сириэль прыснула одновременно с Борисом и Михаем. Но из-за последнего быстро спрятала весёлость. Михай тоже отвернулся. Борис обеспокоенно осмотрел их. Марко только бровями дёрнул, незаметно откачнулся от сжавшего кулаки Исмаила под виноградную лозу, украшавшую внутреннюю лестницу ресторана.       — Язык попридержи, — осадил Каркаров без особой строгости, что настроило Исмаила на ещё более мрачный лад. — Пройдите в дальнюю комнату на втором этаже. Та, что без стола. А ты, — указал директор на Йоргуна, — сиди тут. Не смей уходить и болтать с кем-либо.       — А то мой отец с вас… — но ухмылку Йоргуна оборвали.       — Молча сиди. Никаких знакомств, — угрожающе дёрнулся в его сторону Каркаров и проследовал за учениками, уже поднявшимися по лестнице с резными чугунными перилами.       Когда все уселись в кресла, выставленные кругом, Каркаров осмотрел присутствующих. Только Михай и Борис были в серой школьной форме. Исмаил в одежде официального стиля, у Марко неброская мантия, рубаха и штаны. Сириэль, как и брат, красовалась в алом парадном костюме Дурмстранга с меховыми лацканами. За лето Йоргун вырос сильнее, чем Каркаров ожидал.       — Может, настало время пригласить его к нам? — задумчиво провёл он рукой по бороде.       — Нет, — отрезала Сириэль так, будто имела на это право. За что сразу получила взгляд «я не ослышался? Ты мне приказала?».       — Не тебе решать, — холодно подыграл настрою наставника Исмаил. — Предлагаю вынести это на голосование.       — Не будет голосования, — ещё жёстче отчеканила Сириэль, склонившись в его сторону.       — А что? Завидуешь? Боишься, что тебя им заменят? — мягкой улыбкой вошёл он в спор, напряжённо поддавшись навстречу. — С тебя-то толк вряд ли выйдет.       — Что ты вякнул? — дала ему шанс заткнуться. Ногти впились в кожу подлокотников.       — Уродка, — выстрел словом.       — Была бы уродкой, у тебя бы на меня не встал полгода назад, — выстрелила как на дуэли голосом для непростительных.       Это было бы разрушительное разоблачение. Но он выпустился, а её никто не отчислит. Болезненность рылась в другом…       — Вы переспали? — поперхнулся Михай чаем. До этого держался насильно отстранённо.       Сириэль понимала, он мог остановить их, как и раньше, но не стал.       — Простой договор, как обычно, — не отрывая взгляда от неё, высказал Исмаил в секунде от грубости. Но даже это оказалось слишком заметным. Обличающим. И это вспенивало Сириэль кровь.       — Как же, договор, — фыркнув, она злобно растянула надменный оскал. — Ты сам настоял на этом варианте рукопожатия. Хотя я предлагала буквально рукопожатие. Но моих рук тебе было мало… — Голос хорошо настроен, чтобы давить на раны.       — Заткни пасть и подавись ядом, поганая шлюха! — гремучей змеёй вскочил Исмаил с кресла. Его тяжёлый бас прижал бы любого, но Сириэль подорвалась вместе с ним. И посмотрела на него так же бесстрашно, как и он на всех вокруг.       — Недостойная чернь, — кипел в нём гнев, не находящий перед собой привычной жертвы овечьего племени.       Сириэль хлебала его бессилие, как бешеная псина — пену.       — Это ты стонал подо мной как последняя сука, потому что больше не с кем. Потому что все боятся с тобой…       — Заткнитесь оба! — отойдя от шока, взметнулся Каркаров, резко подскочив.       Но Сириэль уже разошлась. «Уродка», — долбила кровоточащую гордость. От идеального Исмаила слышать это было бессмысленно обидно. Жёстко. Любой рядом с ним — урод, но услышать это пришлось именно ей.       И в бездну директора! Учебный год ещё не начался.       — Это ты продался мне за помощь. Свои руки замарать страшно, а мои и так по локоть в крови, верно?! Боишься нового открытого мира? — угрожающе прорычала она. — Там тебе никто так помогать не будет! Самому придётся…       — Что вы здесь устроили?! — подлетел к ним Каркаров. Впился пальцами в их плечи и грубо встряхнул. — Два гормональных идиота! Что за бордель?! Какой в этом вообще смысл?! — прибил он их поочерёдно взглядом, сплетённым из разочарования и ярости.       — Компрометирующие воспоминания. Как закрепление договора и разделения тайны на двоих, — пояснил Михай. — Вы же, как и Стоянов, как и директора до него, отчисляете за романтические отношения между учениками.       — А так ещё и стресс снять можно, и для организма полезно, и людей сплочает, — веселее внёс ремарку Борис. — Ну, — покосился на Исмаила и Сириэль, что прожигали друг друга взглядами, — в большинстве случаев.       — Вы тут все друг с другом перетрахались? — гневно окинул их взглядом Каркаров. Все молча отвели взгляды. — Мне снова в ваших бестолковых головах рыться?! — встряхнул и выпустил главных подопечных. Вернулся в своё кресло и запустил пальцы в волосы.       Паника в его лице смешила Сириэль. Поздно хвататься руками за голову.       Нервным движением он взмахнул рукой, призывая продолжить.       — Признавайтесь сами, а то устроим порно-парад воспоминаний, — потёр виски, пытаясь успокоить заколотившую в черепную коробку боль.       Поколения портились одно за другим, но Каркаров и сам помнил, как не одну девку попортил в школьные годы. Тесное пространство, ограниченное рамками моральных норм в закрытых учебных заведениях, действительно сдавливало мозги. Не было смысла требовать невозможного от неокрепших юнцов. Которые к тому же шли по его стопам.       — Это всё? Точно? — осмотрел Каркаров собравшихся. Приметил проскользнувший между Михаем и Сириэль взгляд, но такой мимолётный, что не успел понять, они были ещё одной парой или знали про кого-то?       Каркаров потёр лицо и тяжело выдохнул. Не стал больше поднимать эту тему. Показалось. Пусть лучше просто показалось. Голова пухла пульсирующей мигренью от постоянного притока нелицеприятной информации. Другую он будто уже и не умел получать. Только жуткие скелеты. И его шкаф гремел и ломился от гнилых костей чужих секретов. Свои-то пихать некуда.       — На повестке дня, — устало выдохнул он и, отклонив голову на спинку кресла, закрыл глаза, — повторение плана вашего взаимодействия после выпуска.       Дурацкий план. Сириэль он не нравился. Каркаров был уверен, что они все смогут продолжить общение, будто социальные связи на расстоянии нерушимы и нужно было зарубить это на носу.       И чёртов государственный переворот. Иногда он говорил о нём. Бесконечная политика Румынии и соседних стран. Как, где и за счёт чего можно было бы расширить влияние страны, обустроить уже имеющиеся земли, развить спорт и вместе со всем этим экономику. Конечная цель — поднять уровень жизни. Поднять доход. Он знал многих из Министерства и даже из чёртового Азкабана сумел выжать выгоду знакомств.       А его пятёрка наиболее толковых избранников во всей этой эпопее в сумме имела даже меньший вес, чем пешка. Многим меньше. Но сломается хоть один винтик, и механизм перестанет работать. Поэтому они продумывали каждый этап своих мелких жизней, чтобы бросить в жерло родной страны. Приносили себя в жертву ради далёкого миража хорошей жизни. Игорь умел продать мечту.       Каркаров размышлял о перспективах и проблемах поддержания системы управления, что держалась на Дракуле, являющим собой теневое правительство Румынии на протяжении пяти веков. Их план конечным пунктом держал цель на убийстве Дракулы. Это на грани государственной измены и фантасмагоричной сказки. Даже в среде румынских волшебников таяла уверенность в реальность его существования — слишком мало свидетельств вмешательства в управление.       Так что Каркаров лишь пару раз вслух осмеливался говорить об убийстве. Чаще заикался о подольщении к Дракуле. Колдун-вампир — нонсенс. Магия требует жизни и жизненной энергии, необычно, что вампир, мёртвое существо, смогло сохранить за собой право творить волшебство.       Конечно, Каркарова завлекала идея бессмертия, но никто из пяти учеников всерьёз не верил в крепость его желания жить слишком долго. Он несомненно боялся смерти, но и жизнь давалась ему заметно тяжело. Даже перспектива заполучения могущественной силы посредством разоблачения секретов Дракулы навевала на Каркарова не воодушевление, а тревогу.       Заняло всё около двух часов. Матеи опаздывали на следующую встречу, а Исмаил не мог не попытаться добиться уменьшения дальнейшего взаимодействия с Сириэль. Каркаров его упрямством был недоволен, хоть понимал, откуда оно проистекало. А после наблюдения краткого пребывания в одном помещении Йоргуна и Исмаила, происходящее в голове второго казалось Каркарову совсем очевидным.       Удачно и Сириэль вспылила, добавив картине последний пазл. Хвала её молчанию в течение собрания, лишь соглашалась и лениво отмахивалась. Видимость присутствия. Он старался не делать ей замечаний за то, что у неё очевидно не выходило — глаза слишком красноречиво посылали всех лесом. Каркаров надеялся посредством подаренной лояльности плавно вписаться в поездку к Малфоям.       Уже на выходе из ресторана, когда Сириэль нашла брата, вырвав из компании, о которой с осуждающей лекцией отозвалась как: «эта дама тебе не по возрасту, ещё и на вампира смахивает», — подольстился и Каркаров.       — Мальчик позарился на зрелых женщин? — с усмешкой подцепил он их в разговор под красно-белым козырьком ресторана.       — Красивая, — восхищённо вздохнул Йоргун. — От неё веяло силой.       Сириэль скривила рот.       Каркаров настороженно огляделся, но, вспомнив о подопечных, схватил их за плечи и отвёл от окон ресторана, и заговорил о светском рауте у Малфоев.       Сириэль только бровью повела на его торопливую просьбу включить себя в поездку и даже куда эффективнее ранних попыток самого Каркарова смогла заткнуть Йоргуна, который напоминал о склочности Люциуса, но Сириэль буркнула: «Нас не обвинят».       В этом Каркаров, зная Люциуса, сомневался, но переубеждать не стал. И они втроём воспользовались порталом-приглашением, перенёсшим их прямо на порог Малфой Мэнора.       — Добрый вечер, — сухо приветствовала Сириэль старшего Малфоя, когда он встретил их у дверей. — Прошу простить за неоговоренного гостя, но профессор Каркаров нашёл важным проведение проверки об исправности работы портала. Нынче много подделок можно получить совиной почтой.       Руки Каркарова легли на плечи, стоящих перед ним детей Матей. Дыхание Йоргуна сбилось, и он тяжело сглотнул. Сириэль же дышалось, как и вралось, спокойно и легко.       — Какая… самоотдача, — холодно проговорил Малфой, не отвлекаясь от Каркарова. — Но раз мистер Каркаров волею судеб оказался на пороге этого гостеприимного дома, будет невежливо не предложить ему место за столом.       Выдержав небольшую паузу, дававшую возможность высказаться Каркарову в свою защиту, и так и не дождавшись ничего кроме улыбки, Малфой шагнул в сторону и открыл дверь шире.       — Ваши родители уже прибыли. Прошу за мной, — задержав внимание на старшей из детей, он указал в левый холл.       Только он отвернулся, Каркаров отпустил подопечных, и они все двинулись за хозяином поместья.       В обеденном зале Йоргун быстро занял место напротив матери, в дальнем от особо важных гостей конце стола. Каркаров подвинул для Сириэль стул напротив её отца и сам сел рядом с ней, но ближе к центру.       Арне лишь мельком осмотрел новых соседей. Будто удостоверился, что все здоровы, и снова обратился в слух — незнакомый для Сириэль ведьмак лет тридцати пяти что-то хрипло нашёптывал.       За рукав дёрнул Йоргун. Они склонились друг к другу.       — Я видел младшего Малфоя на лестнице, — еле слышно проговорил брат на румынском.       — Драко? — так же тихо поддержала Сириэль.       — Да. Ему сколько сейчас лет?       — Почему ты спрашиваешь?       — Узнай у фюрера, — пнул в щиколотку.       Качнувшись в сторону директора, Сириэль украдкой коснулась его локтя. В этот момент Малфой рассыпался в высокопарном приветствии и обозначении целей встречи. Формальности Каркаров к своим годам уже не выносил, а потому, оперевшись на побеспокоенную руку, чуть отклонился к Сириэль.       — Когда родился сын Малфоя? — прошептала она ему за плечо, как учил, чтобы не было видно шевеления губ. Будто просто чуть разминала спину.       — Восьмидесятый год, пятое июня.       После упоминания про заклинания и места сокрытия трупа, Сириэль обратила внимание, что Каркаров давно уж не спрашивал, на кой хрен ей та или иная информация. В глазах только торг о ценности оной.       — Ему десять, — передала Сириэль брату.       — Его отец наверняка хочет отправить его к нам в Дурмстранг.       — Поздновато.       — Для этого пижона-то?       Они оглянулись на Малфоя. Он беседовал с ещё одним ведьмаком о проблеме с расплодившимися троллями в Финляндии. Одетый с иголочки Малфой с гладкими, спадающими на плечи платиновыми волосами держался возвышеннее большинства. Поспорить с этим могли бы только его жена и Далия.       Брат с сестрой одновременно посмотрели на отца, а затем на Каркарова. Неброская одежда, избегание моды и манеры держаться — Каркаров напоминал стервятника, Арне — орла. Разве что устало сутулился — эти мероприятия ему никогда не нравились, как и разговоры, в отличие от Каркарова.       Речь Малфоя переполнена претенциозным сарказмом и сухими формальностями, а аристократичная осанка будто заколдована кровью древнего рода. Не было в этом боевой выдержки.       Йоргун и Сириэль обменялись горделивыми взглядами — широкоплечий отец и мрачный наставник выглядели куда живее и роднее. Хоть и измотаннее.       — Что с того, если и отправит? Думаешь, успеешь к нему подмазаться? — скептично приподняла бровь Сириэль. Семья Малфой доверия, даже как потенциальный заказчик, не вызывала.       — Без сомнений он попадёт на мой факультет. Кто-то же должен будет ввести его в курс дел, — Йоргун потёр гладкий подбородок, будто там что-то росло.       — Ты не один такой пронырливый отыщешься.       — Это уже твоя забота, — любезно переложил он часть задания на её крепкое чувство локтя.       Хмыкнув, она села ровнее, откладывая таким образом диалог. А то на них уже смотрела мама. Оба сделали вид, что им интереснее слушать взрослых, а не друг друга.       Впрочем, Сириэль втянулась — кто какое на себя задание возьмёт, у кого сколько опасностей в угодьях, какое чудовище расплодилось и кто расплодил проклятия, какие артефакты нужны. Ведьмачество.       Как провести пропаганду, что делать с очередным законом, пошатывающим положение чистокровных волшебников… Это не увлекало, но ради остального Сириэль подавалась вперёд, не замечая, как припала к плечу Каркарова. Не чувствовала его на своём пути.       А он и не указал на неподобающую дистанцию. Видя редкий к подобным вещам интерес, сделал ставку на необходимость наполнения её головы знаниями. Его репутация давно развеяна по ветру. А её репутация его не волновала.       Конец официальной части был омрачнён Фенриром Сивым, которого Сириэль приметила за рядком иных гостей. Знала его в лицо по колдографии, которую пару лет назад показал отец. Существо, которое нельзя убивать ради карьерного роста в данных кругах.       Аппетит исчез — вилка звякнула о тарелку, привлекая Каркарова. Заметив движение головы, Сириэль посмотрела на его вопросительно изогнутую бровь.       — Сивый, — прошептала, скрестив руки на груди и мизинцем ткнув в животное с повышенным оволосением лица. — Это здесь для желающих прочистить желудок? Чтобы больше блюд отведать?       Избегая рвотного рефлекса от омерзительного соседства, тем более что Сивый перехватил её пристальный взгляд, Сириэль переключилась на Долохова. Он поднялся из-за стола одним из первых и особняком замер у большого окна подальше от всех.       — Иногда полезно пользоваться теми, кто тебе не нравится, — размеренно проговорил Каркаров. — Не жадно потом продать.       На фоне других Пожирателей Долохов выглядел самым потрёпанным жизнью и таким же от неё далёким. И жизнь его так же не трогала, а гости обходили стороной.       Но если уж о своём долге крёстного он напрочь забыл, то даже при своём высоком статусе не посмел бы не уделить Сириэль хоть каплю внимания при таких зрителях. Бежать некуда.       Как минимум, он должен её отцу. Арне много содействовал и ему, и Каркарову, о чём и поведал в начале лета.       Каркаров планировал в случае ареста выбивать себе путь на свободу, назвав имя самого сильного и одного из самых проблемных Пожирателей смерти, но который был бы под прикрытием ведьмака, чьи земли хранил полог магии и гостайны. А Румыния очень неохотно следовала английским ордерам, особенно в отношении ведьмаков, чьи налоги вносили немалую лепту в казну.       Конечно, что-то пошло не так. Имени одного Долохова Министерству оказалось недостаточно. И Каркаров без промедления принялся называть других. Долохов обвинил Арне, борющегося за шкуру Игоря, за неучастие в спасении остальных приспешников Волдеморта. Забыл, что Арне — наёмник и друг, а не идейный последователь. И плевать, что у него на руках уже дети, что он и так заметал следы, посещал суды, дважды как подозреваемый покрыватель.       И всё равно в своих рассказах детям Арне упрямо называл обоих мужчин друзьями. Сириэль это по сердцу резало. Йоргун подшучивал, что отец пригрел душевнобольных.       Очевидно, отец умолчал о подробностях и, как библию, выдал детскую версию событий. Для безопасности. Возможно, по той же причине Сириэль ни разу не слышала от Каркарова историй о приключениях данного трио. Как не слышала, чтобы он называл другом её отца. Или Долохова.       Неудачливый родственник, что по крестинам, что по крови. Там он ей приходился вроде как троюродным дедом через мать, Далию.       — А Долохов почему здесь? Что в нём особенно полезного? — Проявив намерение встать из-за стола, она посмотрела на директора с особенной въедливостью. Данный контингент требовал активировать манеры леди.       — Плохо, если ты не принимаешь во внимание его бесстрашие и высокие боевые умения. Стократ выше твоих, — грубо упрекнул Каркаров, помогая отодвинуть стул и подавая руку. Увернувшись от её вопросительного взгляда, продолжил. — Тем не менее, тут он потому, что учился в Дурмстранге. Люциус, подкаблучник, до сих пор тешит надежду отдать сына к нам. Перерос уже на год, но… деньги бы решили, да и я, как тебе известно, не жаден. Но, по его мнению, я предвзят в характеристиках, — скромно пожал плечом, уводя Сириэль от стола и людей. — Консультируется с Антонином.       — А Долохов, по его мнению, непатриотичен? Не будет восхвалять Дурмстранг? — Увернулась от взгляда насторожившегося отца, вильнув за Каркарова и встав спиной к окну.       — Будет, — уклончиво протянул Каркаров, не заметив, как проходившая мимо коренастая женщина с любопытством оценила его выправку. — Антонин считает Румынию родиной, Люциус полагается на это, видимо. Хотя истинное происхождение чуть запутаннее.       Он оглянулся, поискал кого-то взглядом и снова выпрямился, уставившись на сад за макушкой Сириэль.       — Семейное поместье отца Антонина в Буджаке. А сам Антонин рос в период, когда эта территория откололась от Российской Империи и присоединилась к Румынии. Он попал в рассвет пропаганды. И она сработала — Антонин рассорился с отцом, тот уже в силу времени своего рождения был предан совсем другому государству. А в период первой магической войны, когда Антонин вступил в права на наследство, поместье было рассекречено кем-то из Ордена Феникса. Я так и не смог узнать у Антонина, кем именно. Говорит, что смысла эта информация уже не имеет. Но если б не имела — почему не сказать?       Его заметно понесло по руслу рассуждений, скапливающихся в заводь обиды. Пока его заблудший взгляд рыскал по саду, Сириэль обернулась на Долохова, одиноко стоящего всего в трёх метрах. С ним было что обсудить.       Науськанным чутьём прощупывалось натяжение нити, связывающей троицу. Между ними что-то происходило.       — Почему ты интересуешься им? — смочив горло вином с проплывающего подноса, спросил шёпотом Каркаров. А когда Сириэль перехватила вино себе, он украдкой проверил Арне по другую сторону зала и превратил вино в воду.       — А вам неизвестно? — отставив поскучневший бокал, Сириэль всмотрелась в очерченное спокойствием лицо.       Секундный взгляд глубокого синего с приказом «говори», холод которого дробил кости. Но Сириэль не поддалась. Нащупала слабое место — приверженность Арне к недосказанности.       — В таком случае спросите у моего отца. Он решает, о чём распространяться, а о чём нет, — привычно отступила за глухую защиту спины главы семейства.       Каркаров фыркнул и без слов направился к чете Малфоев.       Наконец подвернулся случай подтвердить догадку — Каркаров был не в курсе её родственной связи с Долоховым. Почему Арне не уведомил старого, как он говорил, «друга» о пополнении семьи? Сириэль вообще впервые видела их втроём в одном помещении. Пусть и порознь.       Начала подступ с баррикады из шестидесятилетней женщины, которая вежливо и вполне дружелюбно для спорного статуса крови Сириэль представилась Друэллой Розье. За десять минут болтовни Сириэль выпила два бокала вина, пока вокруг Долохова вились мужчина и такая же коренастая и русоволосая женщина. Он даже рта не раскрыл.       Возраст его застрял в крепко сбитых пятидесяти. Под тусклым светом свинцовых туч его лёгкая седина на висках серела едва заметно. Кожа бледная, но без оттенка болезни, скорее аристократичной бессонницы, что тенями пролегла под тёмно-карими глазами.       Он всё смотрел в пол, казалось, совсем не слушал, но кивал или качал головой в нужных местах.       Только его фанаты отошли, Сириэль заняла их место, не давая себе времени напитаться сомнениями.       Долго им «поболтать» не дали. Она еле успела расшаркаться, чтобы сформировать беседу в удобный для них обоих формат «да-нет», как подкрался Каркаров.       — Моя ученица налаживает контакты? — голос его был таков, будто застал за чем-то непристойным.       Нацепив улыбку кривенькой вежливости, Сириэль в положенном порядке вытянулась по струнке. Липовую покорность портила дерзко вскинутая бровь, ненарочно спародированная.       — Мой отец находит такое времяпрепровождение полезным, а я — весьма увлекательным.       Врала — отец уже успел намекнуть нахохленным видом, чтобы она держалась подальше от Долохова. Но, так как прямого указания не было, Сириэль считала себя вправе поступать по-своему.       Заметив молнии в глазах Каркарова, Долохов поддержал диалог, кажется, лишь за неимением фантазии для альтернатив.       — Это взаимно, — качнул хрустальным бокалом с маково-красным вином, ни разу не опробованным. В перекошенном проклятием уголке рта пролегла косой ухмылка.       Каркаров брезгливо поморщился на уродливую мимикрию под Арне. Точно знал — злорадства в малосодержательном Антонине с роду не водилось. Но обоих он знал слишком хорошо: в одной улыбке скука и фальшь, во второй — ехидство и вызов.       — Тебе нельзя пить, — принял вызов, обратившись к обладательнице самой мерзкой улыбки.       — В соответствии с уставом — только в стенах Дурмстранга, — воспротивилась Сириэль, даже не взглянув на него. — Но мы сейчас вне нашей любимой школы. Или вас ввели в заблуждение каменные стены?       Когда иллюзия ухмылки Долохова растворилась, обнажилась слишком выразительная сосредоточенность. Он утопил её в имитации глотка. И взгляд тоже отвёл вовремя, потому как Каркаров прожёг бы его роговицу насквозь.       — Ты плохо знакома с уставом, если бравируешь подобным утверждением, — ловким движением, не задевая девичьих пальцев, директор перехватил её бокал. Сириэль возмущённо проводила его взглядом. Нос обиженно сморщился, а ноздри раздулись от резкого вздоха.       — Надо было беспокоиться об этом до того, как контрабандой позволяли проносить в школу коньяк, — мгновенно вспыхнула она, — потому что теперь всяческие правила видятся мне весьма расплывчато.       Хлопнув глазами, Каркаров отклонился. А в лице Долохова прочёл насмешливое: «И она твоя любимица? Да ла-адно».       — Меня, кажется, зовут, — без попытки в убедительность ляпнул Долохов и, обернувшись к Сириэль, протянул руку. — Буду рад пополнению в стане ведьмаков — сможем ещё пересечься.       Заметно шероховатое оправдание в обёртке претенциозности. Но Сириэль видела причину — что ещё он мог сказать, когда мимо проманеврировала внимательная миссис Малфой? Его звание крёстного отца держалось в секрете два десятилетия. И уже не столько из соображений безопасности, сколько потому, что ни один из посвящённых в тайну не хотел об этом вспоминать.       Невесомым усилием переменившись в лице, Сириэль улыбнулась и, как полагалось, протянула руку. А в глазах лживое дружелюбие — Каркаров его отлично узнавал в хитром карем отблеске, что короной оцепил зрачок.       Лёгкий обрядовый поцелуй, и Антонин ушёл, не удостоив Каркарова даже условным кивком. Вечер ещё не окончен.       Проследив за ним пару секунд, директор повернулся обратно к ученице, которая уже пыталась ускользнуть с другой стороны.       — Стоять, — железно скомандовал он.       Цыкнув и закатив глаза, она развернулась к нему.       — Ты что устроила? — шипением отчитал он, поставив её бокал на подоконник.       — Просто шутка, — скрестив руки на груди, лениво брякнула Сириэль, с тоской следя за незнакомым ведьмаком.       — Это совершенно недопустимое поведение…       Сириэль не слушала.       Гостей в поместье Матей не водилось, а потому она изо всех сил цеплялась за подобные светские вечера. На них в основном приглашали Арне, как ведьмака, но и у Далии находились дела — она выращивала редкие растения, ещё и блестящего качества. Один такой заказ, и семья могла бы пировать неделю.       — …в моё время за такое ученик лишился бы языка…       Сириэль мельком глянула на наручные часы. Йоргун уже минут как десять назад выскользнул в коридор под предлогом уборной. Надеялся пересечься с младшим Малфоем, дабы расположить ребёнка к себе.       — …разве я в первый раз объясняю весь этот высокосветский бред? Мы же прошлый курс на этой ноте закончили…       Недовольно скривившись, Сириэль отдала себе отчёт в том, что за Йоргуном-то Каркаров почему-то не пошёл. Отчего-то уму-разуму учить с такой прытью ему нравилось только её. Хотя с учётом Михаевских обстоятельств, которые требовалось бы оспорить, она вела себя сегодня просто безупречно.       — А вы зачем мне помешали? — без интереса ударила Сириэль по его собственничеству, всем видом показывая нежелание стоять рядом с ним. И плевать, говорил он там что-то или уже кончил.       Видимо, говорил, потому что с какой-то странной безнадёжностью и тяжёлым вздохом взглянул на неё.       — Нечего дружбу водить с неподходящими для этого людьми. Иди к отцу, — как отрезал Каркаров, скопировав её закрытую позу.       Отстранённый угол наклона их тел намекал — общение вынужденное, будто заставляли.       «Просто обстоятельства», — твердил себе Каркаров и заверял, что в любой момент сможет приказать. Совершенно безотлагательно. А не как сейчас, когда она разыгралась в брешах его расслабленной вседозволенности. И ещё сильнее распиливала эти бреши, доставляя Каркарову странное удовольствие тюремщика, чей заключённый бесшабашно ломился в решётку.       Но среди всего приятного и тревожного Каркаров чувствовал ненормальную привязанность к её потаённой отмычке — безразличию. Привык наблюдать это у кого-то другого, но не мог вспомнить у кого…       — С вашей стороны бессмысленно ожидать, что отец остудит мой пыл в общении с неподходящими людьми, — снисходительно фыркнула Сириэль, наблюдая за Арне, что вёл беседу с Ноттом и женщиной, что раньше крутилась у Долохова. — Вспомнить хотя бы его друзей…       Задумчиво поглаживая пальцами подбородок, Сириэль машинально потянулась за своим бокалом.       — Это я-то неподходящий?.. — едва Каркаров успел перехватить её руку, как был перебит.       — Что за женщина рядом с папой?       Подавив раздражение, он бросил взгляд на женщину, хлопавшую крупными светлыми глазами подле Арне, который в большей степени её игнорировал, общаясь с мистером преклонного возраста. И всё же Арне умудрялся удерживать и её ненужное внимание, что-то вовремя отвечая, вычерчивая грубыми тенями на её лице улыбку.       — Алекто, сестра Амикуса Кэрроу, — пояснил Каркаров, для удобства подтащив Сириэль за плечо ближе к себе, пальцем указал на такого же широкоплечего юношу в дальнем углу комнаты. Зверем он следил оттуда за ближайшей группкой беседующих с его сестрой.       Сириэль кивнула. А у Каркарова закралось подозрение, что его просто заткнули. Он тут же взглянул на нахалку.       — Пожиратели? — равнодушно продолжала нахалка спектакль одного актёра. Не сумела даже скуку скрыть.       В прошедшем году с ней было куда проще строить диалог. Но за лето что-то изменилось. Наверное, назначение Михая повлияло на её настроение, но Каркаров не понимал почему. Ревность?       Чувствовал, как сердце в ней всё больше каменело, маска двуличия теперь просто для красоты и веселья, а не для защиты. Не нужно скрывать недовольство, когда не страшно разочаровать. Из его рук выскальзывал уже призрачный поводок. Опоздал.       — Что с тобой сегодня? — прищурившись, шикнул он. — То молчишь, то зубоскалишь. Думаешь, не получишь завтра же наказание за это?       Скопленное в Сириэль напряжение вышло мгновенно:       — Можно подумать, вашего существования в моей жизни недостаточно для плохого настроения.       — Я точно тебе язык с корнем вырву…       — И прирастите обратно, — огрызнулась Сириэль и попыталась вывернуть руку из уже болезненного хвата. — А иначе мой отец вырвет вам то, что в приличном обществе не называют. Выдержим же нейтралитет в последний год моего пребывания в Дурмстранге. С вас, как обычно, знания и поблажки, с меня — послушание, учеба среди лучших и дополнительные публикации по всем предметам, что успею организовать.       Каркаров уставился на неё. Голова чуть склонилась вбок под тяжестью предположений касательно произошедшей перед ним трансформации.       — И будешь следовать плану? — решил сделать вид, что принял правила. Хотел знать, что ещё она способна бросить ему в лицо.       — До первого предательства, — выцедила клятву злоба.       — Ладно. Свободна.       Только он отпустил её пальцы, Сириэль тут же воспользовалась предоставленным отступлением и ретировалась к высокому беловолосому мужчине. Волшебник-ведьмак — вот что ей сейчас было интересно. Собственное будущее.       Через некоторое время все собрались в более просторной зале правого крыла поместья, где нашлось место для магических дуэлей, служивших развлечением в окружении Малфоя. Хозяин особняка не приветствовал жестокую забаву, но его нелюбви противостояла привычка большинства. Привычка, что влилась в кровоток жаждой адреналина.       Споры о составе боевых пар и их очерёдности прервал хорошо поставленный голос Люциуса, когда ему наскучило ждать добровольцев.       — Может, будущая, но уже восхваленная выпускница Дурмстранга продемонстрирует плоды своего труда? — не спрашивал и не склонял, а даже повелевал. — Мистер Долохов будет достойным противником. Заодно оценим разницу поколений. Справляется ли со своей должностью наш достопочтимый профессор Каркаров? — грациозным движением руки Люциус пригласил участников в центр зала.       Антонин лениво вышел из толпы, меньше чем за секунду вытащив палочку. Повёл плечами, разминая заржавевшие мускулы. И хотя ему было лет на пятнадцать больше, чем Каркарову, сохранился он даже лучше.         Каркаров видел, как напряглась челюсть Сириэль. Думал, что сейчас она отступит — он бы испугался в её возрасте. Но его ожидания редко кто оправдывал.       Без промедления Сириэль призвала палочку и уверенно шагнула вперёд — он почувствовал упор под пальцами. В последний момент успел положить ладонь ей на плечо.       Потяжелевшей рукой удерживая Сириэль на месте, Каркаров сам вышел вперёд. Оставляя её за спиной, он прошёл в центр зала к противнику и, обернувшись к зрителям, честолюбиво ухмыльнулся.       — В чём прок проверять желторотую девицу, взрыв заклинаний не нюхавшей? — брезгливо бросил он, не обращая внимания на вспыхнувшую в горделивом взгляде Сириэль ненависть. — Куда интереснее следить за боем ассов, — и протянул руку Антонину. — А какое развлечение может дать безродная девчонка? — он посмотрел на Сириэль с презрением.       По залу прокатились тихие смешки и один громкий, псиный. На лице же Люциуса скрытым клинком блеснула тень победы.         Лицо Антонина не изменило равнодушию, и он пожал Игорю руку.         Глаза Сириэль широко распахнулись. Она окаменела. Каждый мускул пружиной сжался до предела и в таком состоянии промёрз шоком.         Родители Сириэль обеспокоенно взглянули на свою дочь с другого конца зала. Они не смели утешать её сейчас, прилюдно, понимая, что это сделает только хуже. Уж даже Арне, который больше всех считал, что Сириэль хорошо бы остыть в желаниях, не смог сдержать обиду за своего ребёнка и бросил на Игоря свирепый взгляд. Взгляд, на котором кончилось всё.       Далия хотела бы прикрыть ему глаза, потому что там горело такое громкое «ублюдок», что ей казалось, будто слышали все. Но она продолжила притворяться статуей, царственной и возвышенной над мирской суетой. А под плотным мрамором кожи тревожно билось отчаяние.       Йоргун поднёс руку к ладони сестры, но не решился коснуться. Боялся, что обезвредит не тот ингредиент и злость Сириэль испепелит по крайней мере его точно. Сам не понимал уже, кому шептал, ей или себе: «спокойно», «расслабься», «всё будет хорошо».         С началом боя она вся обратилась в чувства, впитывая знания за невозможностью хотя бы уйти прочь. Больше никак не могла отвлечься. Стояла и угадывала заклятия по цветным вспышкам и движениям палочек. В этот момент желала смерти им обоим.       Каркаров специально сказал это перед тем, как пожать руку Долохову. Специально выстроил ей параллель жестом, знаком согласия. «Какое развлечение может дать девчонка?»       Сириэль разрывало негодование. Он перекрыл ей путь к Долохову. Знал, что его словесного предупреждения она не послушает. Куда эффективнее дать под дых её гордости, которая не позволит общаться с тем, кто даже вскользь согласился с уничижительным оскорблением в её сторону.         Бой закончился ничьей, с едва заметным перевесом в сторону более волевого Долохова. Дальше сцепились сестра с братом Кэрроу, но уже мало кто следил за куда менее красочным и куда более шумным боем. Основное шоу закончилось, актёры разошлись по углам.         Йоргун и Сириэль, как положено, попрощались с родителями на время учебного года. Отец попытался сказать, чтоб она не концентрировалась, но Сириэль только плечом дёрнула. После этого Далия не стала и пытаться.       И так дурмстранговцы молча ожидали директора у выхода. Решение уйти они приняли сразу, но дождались, когда хоть один из гостей уйдёт первым, а до того момента стояли с бокалами в сторонке и разговаривали с нарочитым спокойствием.         Каркаров вышел к ним в цветущий розами сад. Холодно осмотрел обоих, что находились в состоянии траурной ненависти с совершенно мёртвыми лицами. Беспокойство Йоргуна лишь слегка выдавал тик у глаза. Сириэль же смотрела упрямо и жёстко в одну какую-то точку среди кустарников.       В шёпоте последнего дня лета они дожидались подачи кареты.       Сейчас Каркаров не мог объяснить, что Люциус нарочно поставил её в пару к Долохову, чтобы выманить Игоря, посмевшего вторгнуться без приглашения в Мэнор. Призвать выступить напрямую Люциус не мог, потому что в таком случае Игорь имел право отказаться, располагая заслуженным кредитом какого-никакого уважения.       У Сириэль же права отказаться не было. Не тот статус для такого выбора.         Они молча погрузились в запряженную фестралами небольшую карету с тяжёлыми шторами. И только когда та отдалилась от Мэнора километров на пять, Каркаров заговорил.       — Ты действительно безмозглая желторотая девчонка, если сидишь и обижаешься на меня, — кое-как подавил в себе гневную трясучку.       Под ожившим вниманием брата Сириэль медленно перевела полный немой ярости взгляд с унылого серого пейзажа облаков на директора.       — На кой чёрт ты была бы мне нужна покалеченная? — с ещё большей злобой бросил он, наклоняясь к их с братом сиденью. — Он не стал бы тебя жалеть, как жалею я на тренировках! — с запалом доказывал он. Хотя оправданий не то что не просили, а даже не ждали. И лучше б он не раскрывал рта.       Жалел? Когда это он её жалел? Когда она полмесяца, мучаясь от колик, питалась через трубку и пила несусветную дрянь, чтобы отойти от заклинания-язвы? Когда неделю страдала головной болью и едва не оглохла на одно ухо, пропустив особо яростный его выпад на дуэли? Когда её с переломанными ногами откачивали в больничном крыле? Когда она после очередной тренировки сбивалась со счёта, проверяя тело на новые шрамы и синяки?       Сколько разнообразной боли, задействующей всевозможные уровни и рецепторы, он заставил её стерпеть? Заставил вытеснить из своего сознания как значимое чувство. Заставил преодолеть природный болевой порог, поднять его. И зачем? Чтобы потом защитить от очередной боли, которой даже могло и не быть? Защитить, чтобы показать, что боль — это плохо? Что её нужно бояться и избегать? Как-то он опоздал с этим уроком, Сириэль уже вживила себе под кожу другой.         Так какого чёрта это было?! Зачем?!         У Сириэль не хватало сил, чтобы вылить всё это в слова. Ни у кого не хватило бы сил доказать ему что-то. Не было сомнений даже — если б он знал, что Долохов приходится ей крёстным, всё равно поступил бы так же.       Уму непостижимо — как отец мог терпеть этого упрямого, самодовольного, уверовавшего в собственную непогрешимость ублюдка больше двадцати лет!       Переполненная бешеным гневом Сириэль мечтала испепелить взглядом этого невозможного мужчину. Как его замучить? Как заставить молить о прощении? И нужно ли оно ей вообще? Чего она хотела?       А Долохов… Да что бы он ей такого сделал? И чего Каркаров этим добивался? Чтобы она кинулась к нему на шею и заревела от счастья, переполненная благодарностью за такую защиту? Уж чёрта с два — её слёз он точно никогда в своей жизни не увидит. Тем более из-за него.         Резко вцепившись пальцами в её шею, Игорь притянул упрямицу к себе, заставив подняться с сиденья. Вслед за ней вскочил, покачнув карету, брат. Но он всё не знал, что делать, потому как сестра не издала ни единого звука или лишнего вздоха. Она не просила о помощи.       Игорь надеялся напугать, сделать хоть что-то, чтобы сбить спесь. Чтобы её жуткий взгляд изменился, дрогнул. Но никакого страха. На свою беду научил не показывать чувств врагу даже под пытками.       С непоколебимой выдержкой она продолжала прожигать его глаза со всем отвращением, что бережно копила. Ни один дракон не смотрел на него с такой жаждой убить.       Выбившийся из низкого пучка локон лизнул его запястье. В голове наперерез воле световой вспышкой мелькнула другая картина — на месте локона был язык. Громом стальных клинков — её ногти, впившиеся в его ноги. И не просто упёрлась для удобства и сохранения равновесия — одна из рук находилась в странной близости от паха, царапая кожу ляжки сквозь ткань брюк.       Стало тесно. Везде. Духота навалилась, придавила лёгкие, вжав в стенки мерзкий запах горькой тайги. И обновлённая ядом кровь ударила в голову.       Игорь оттолкнул Сириэль прочь от себя. И тут произошло изменение — в звериных глазах вспыхнуло неведомое. Совершенно ужасающее.       И больше он не мог спокойно на неё смотреть. Вообще не мог на неё смотреть. Грудь изнутри прожигала беспросветная в своей чёрной бесконечности пустота, которой чего-то болезненно не хватало. И ему всё было мало этой бешено пульсирующей боли.       И он смотрел. Жадно искал среди толпы учеников её удушающе страшный взгляд голодного хищника. Он чувствовал, что вырастил своими руками озлобленного монстра. И со всей бездонной яростью гордился этим прекрасным монстром.         Когда Сириэль блестяще сдала свой последний экзамен, он впервые за год позволил себе коснуться её. Поцелуй в лоб. Самое искреннее и светлое его прикосновение.         А потом случился выпускной.               

***

              Сириэль с трудом разлепила веки, но так и не поняла, проснулась или нет. Перед глазами плыл каменный потолок и колонны широкой кровати с белым пологом, накрученным на деревянные перекладины.       В голове мелькнуло воспоминание о том, как она блевала в незнакомой ванной, пока кто-то придерживал её волосы. Дальше был душ и снова… чья-то чужая кровать. И вот она проснулась на этой кровати.       Повернула голову Сириэль медленно, чтобы сразу после пробуждения не тревожить мозг, опухший от алкоголя. Рядом, лёжа к ней спиной, спал Каркаров. Она эту вьющуюся гриву ни с чём не перепутала бы.       Сириэль отвернулась и с силой зажмурилась. Глушила желание заорать от раздражения и разочарования. Зато теперь понимала, почему так понравилось чёрное крымское вино и почему после него по венам разлилась благодарность и тяга к директору школы. Амортенция. Подлил в церемониальный, по случаю завершения Дурмстранга, кубок. Не выпить было невозможно. По другим причинам она попасть в такое положение просто не могла. По крайней мере, с эффектом пьянящей амнезии.       Попыталась сесть. Но голова показалась такой тяжёлой, что получилось только сползти с измятой кровати. Каменный пол обжёг голое тело холодом. Так увидела путь из одежды, который они вчера проделали от двери к кровати. И небольшой стеклянный пузырёк. И ещё один. Пахло от них как от противозачаточных зелий. Сириэль была с ними знакома — женские версии. То-то рот вязало пижмой и папайей.       Прижала лоб к полу и закрыла глаза. Радовало, что больше никогда не выпьет это чёртово вино. Вполне вероятно, оно могло бы спровоцировать забытое. Но вдруг тут же захотелось тоскливо взвыть — какое же оно было вкусное… А как пахло!       Сириэль притормозила мысли, когда услышала сверху копошение, а затем и ехидный смешок прямо над макушкой.       — Что? Ходить разучилась?       Против желания, но и вместе с тем с приятным удивлением Сириэль поняла, что не чувствовала ни острой, ни саднящей боли — никакого дискомфорта.       Быстро осмотрев тело, Сириэль подняла себя и свои вещи с пола. Ни синяков, ни ссадин. Она оглянулась на Каркарова. Взгляд его впился в её бёдра. Сириэль щёлкнула пальцами на уровне них и указала на своё лицо, руководя вниманием. Не стремилась прикрыться — бессмысленно. Всё, что хотел, он рассмотрел. Раздражала лишь очередная демонстрация неуважения — словно кусок мяса.       Каркаров переключился. Слегка удивлённо дёрнул бровями и ухмыльнулся.       — Уже уходишь? — он подтянулся ближе к краю кровати. Сириэль присела туда же, намереваясь одеться, но теперь прямо на спине оказалось его дыхание.       — А что ты можешь предложить? — равнодушно спросила она, внутренне уже даже забавляясь сложившейся ситуации. Выдерживать формальный тон теперь казалось неуместно-лицемерным. Тем более наедине.       Кроме прочего, случившееся не шокировало. Удивляло. Год она подозревала, что он сорвётся. Правда, думала, что ударит где-нибудь посреди толпы. Или отправит на задание, вернуться с которого в здравии будет невозможно. Или в конце концов Круцио выразит его исчерпанное до дна терпение. Но секс! Пусть под Амортенцией, удачно сгладившей углы и лишив память излишек травмоопасных воспоминаний. Это странное насилие. Получается, так, что согласие она дала.       Да она бы его и дала, спроси он напрямик. Ведь, кажется, он кое-что умел. Так что непримиримого в одной ночи страсти?       В обычное время к Каркарову она относилась не иначе как к давнему знакомому отца, директору и наставнику. Блюла субординацию, старалась выражать уважение, которое обычно испытывали к вышестоящим по социальной лестнице людям.       Для многих благосклонное внимание директора было желанным и самым ценным призом. Сириэль не была исключением. И, как и многие, хотела выслужиться и услышать именно от Каркарова: «Я горжусь тобой». Он умело лавировал между ролью поучающего строгого отца и жестокого надзирателя. Тюремщика, не знающего жалости.       Со временем научилась видеть его приёмы, и приз угас вместе с уважением. Осталось только тихое восхищение. От него за весь учебный год избавиться не получилось. Любой навык, доведённый до такого мастерства, как манипуляции у Каркарова, казался Сириэль достойным восторга.       Политика Каркарова ей в принципе была близка, ни ненависти, ни отвращения она к такому методу ведения дел не чувствовала никогда.       — Что такой, как ты, может мне предложить? — с большим напором спросила Сириэль для упавшего в её глазах человека. Школа окончена — социальный статус Каркарова учёту подлежать перестал.       Как будущая ведьмачка, Сириэль чувствовала себя даже немного более привилегированно. Подобную уверенность давали законы, местами обтекающие ведьмаков и их деятельность.       Ещё одну из границ Игорь сам стёр этой ночью. Переспал с полукровкой без полноправной профессии, статуса, состояния, связей и жизненного опыта. Сириэль не питала иллюзий — они не равны. Были. Он опустился.       — «Ты»? — удивлённо протянул Игорь. В тоне слышалась улыбка и сдавленная до болезненной пульсации злоба.       Сириэль натянула бельевую майку и, не вставая, подняла юбку прежде, чем неспеша начать объяснять.       — Я больше не твоя ученица. Ну и, знаешь, эта Амортенция в церемониальном вине… весьма жалко. Прям как ты, трахающийся с малолеткой.       Хоть она и не испугалась жилистой руки на шее, но заткнуться посчитала наиболее верным решением.       — С чего ты решила, птичка, что в вине было зелье? — с касанием губ прошипел голос у самого её уха. — Порой вино — это просто вино, — голос сменился хрипом. Сириэль плечом почувствовала его потяжелевшее дыхание.       Попытка Игоря свалить с себя всякую ответственность, апеллируя её якобы алкогольным опьянением (будто бы трахать пьяное тело нормально), раскрыла в Сириэль садистское желание втоптать его грандиозное самомнение в грязь.       — Зная себя, я и под бо́льшим количеством алкоголя способна заключать интересные сделки, — сжав челюсти и сильнее отклонив голову назад, она прошептала ему в губы, — но как-то я не вижу твоей благодарности в своих руках.       Только завидев пропитанный ядом оскал, Игорь в раздражении оттолкнул девчонку от себя.       Подскочив с кровати, она натянула юбку до конца, обдумывая следующий шаг. Давно уже отошла от ситуаций, в которых в качестве единственного оружия приходилось использовать импровизацию. В последний год её социальная активность сильно упала, но повеселиться напоследок… привлекательная ведь идея.       Она поднимала рубашку, когда Игорь, обогнув кровать, встал напротив, не посчитав нужным прикрыться.       Медленно выпрямляясь, Сириэль не посчитала в таких обстоятельствах зазорным рассмотреть маячившее перед глазами. Игорь хорошо выглядел для своих сорока семи лет. Не кубики пресса, конечно, но довольно поджарый живот с разрезавшей его дорожкой чёрных волос, ведущей от паха к груди и раскрываясь на ней жёсткой мохнатой паутиной. Грудные мышцы в тонусе.       От наиболее любопытных сокурсниц Сириэль подслушала теорию о том, что в юности директор занимался плаванием, поэтому не обрюзг. Чушь. Он таскался с Арне по всевозможным непролазным лесам и горам. Поэтому жилистое тело легкоатлета всё ещё хорошо проглядывалось сквозь несколько обмякшую кожу в местах сгибов. Но Сириэль большее внимание уделила шрамам: их было мало.       Значительное скопление на левом плече, как мелкие кратеры. Это точно от заклинания, но Сириэль не знала, какое нанесло такой ущерб.       — Хочешь сказать, что раздвинула бы ноги, предложи я тебе что-то в обмен? Золото? — вспыльчиво махнув шрамированной рукой, он указал куда-то в сторону стола. В глазах спеклись злоба и недоверчивый скептицизм.       Накинув на плечи рубашку, Сириэль принялась застегивать её, внимательно вглядываясь в лицо Каркарова. Считывала эмоции и думала о подборе слов.       — Золото скучно, — лукаво улыбнулась, подзадоривая его фантазию.       На деле он не мог дать ей ничего. За материальные блага ложиться в кровать не слишком почётно. За услугу — можно. Сириэль уже делала так, и никаких угрызений совести или стыда. Но Игорь не мог обеспечить ей карьерный рост в стезе ведьмаков, а авторитет и привилегии внутри школы уже, конечно, были не нужны. Да и это она и так от него получала. Без дополнительных энергетических трат в виде секса. Неизвестно даже какого секса! Бестолковая ночь не оставила ни весёлых воспоминаний о выпускном, ни о хоть какой чернухе с директором.       В целом, он сделал, что и всегда — подчинил и поимел. Теперь уж буквально.       — А что, по-твоему, интересно? — позабывшись в гневе, продолжил напор он. Клюнул. С любопытными людьми так просто.       — Ты же не надеешься на репризу? — повысила градус надменности, прикусив губу. Никогда раньше не стала бы зубоскалить в лицо сопернику сильнее себя. Так ведь можно этих самых зубов и лишиться. Но если уж он не навредил ей, имея полную власть, значит и сейчас максимум — облает.       И у неё получилось взглянуть с такой снисходительностью, что даже разница в росте в двадцать сантиметров не помогла хоть сколько-то сбить градус унижения. Уличила в чувствах. А их там не должно было быть!       Шею снова сковала рука, но спесь сбить уже не удавалось. Слишком поздно для столь малоубедительных мер. Оба понимали — тупик.       — Ты — лживый паук, а не лебедь, — вытолкнул Игорь сквозь плотно сжатые зубы спорное оскорбление, основанное на символах факультетов.       — А ты всё продолжаешь верить в хороших девочек? Таких рядом с тобой никогда не будет, — плюнула Сириэль злобой. — Ты всех зверьми делаешь.       — Надо было подлить тебе яд, — сдавил шею сильнее и склонился, одной рукой заставляя подняться на носочки. Пытался хоть как-то захватить контроль.       — Да, за какой-нибудь редкий яд я, может, и дала бы, — из горла вырвался кашляющий смех. — Если уж твои мечтания так мелочны и жалки — вагина полукровной деревенщины.       Вспыхнув, он снова оттолкнул — Сириэль, неловко пошатнувшись, схватилась за высокую балку кровати. Падать на эту кровать не хотелось куда больше, чем выглядеть нелепо. Но прошествовавший к столу Игорь ничего не увидел. Схватил со стола кубок и махом опустошил. Вряд ли там была вода.       Сириэль подхватила с пола красный парадный кафтан, но надевать пыльную, потоптанную и помятую вещь не стала. Встряхнув, кинула на кровать. Потянувшись за своим белым поясом, задумалась. Зелёный пояс на факультете Венери по неофициальному сговору носили девушки с более бойким характером, чем предписывал кодекс Дурмстранга для леди. И хотя зелёный пояс венерийкам носить позволялось, так как это был один из основных цветов факультета, более покорные леди отдавали предпочтение перламутрово-белому цвету.       Сириэль мимикрировала под покорное большинство. Михай говорил, что ей это не помогало. Но иной необходимости она для себя не видела. Её всё устраивало.       При Каркарове на эти правила даже сами профессора начали смотреть сквозь пальцы и не сильно стремились воспитывать из учениц достойных жён. Каркаров держал курс на военную подготовку, а там нет места нежности и элегантности. Только на мозги продолжали капать необходимостью рожать от чистокровных.       Едва заметен был перекос в бытовой магии, прорицании и уходе за магическими существами — чаще трясли с девчонок. Но даже со строгим воспитанием сложно было бы привить верность обету супружества, когда у половозрелых подростков в замкнутом тоталитарном мирке было огромное множество поводов пересечься — от общих уроков до равно разделённой уборки и готовки.       А Игорь? А Игорю плевать. За целый год после того, как он узнал о «борделе», ничего не изменилось. Развлечение сексом и шантажом продолжалось.       — И что, — раздался его уже спокойный голос, — за яд Акромантула, допустим, — качнул он кубком, рассуждая, пока Сириэль затягивала пояс, — ты бы стала моей?       Подобная риторика насторожила. Сириэль всполошило его желание обладать. Оно будто уходило глубже одной ночи.       Знаки романтического толка она опознавать не умела. Никто в неё не влюблялся. По крайней мере, в свою сторону она подобного никогда не наблюдала. И сама никого вне семьи не любила.       Как она могла распознать то, что не чувствовала и не видела? А что чувствовал Игорь? Любовь? А она и должна быть такой сковывающей и уничтожающей? Вряд ли.       Сириэль позволила себе нахмуриться, так глубоко задумалась.       — Ты этого уже в любом случае не узнаешь, — бездушность сошла легко. Закинув кафтан на плечо, она выпорхнула за дверь.       Спускаясь по каменной закрученной лестнице башни, услышала, как в комнате Каркарова что-то взорвалось, подобно раскату грома, в котором сверкнуло отчаяние.       Привычный яд злорадства тёплым смехом разлился по телу. Свобода!