Нулевой пациент

      — Подскажите, что нам говорят снимки? Я что-то не совсем понимаю эти изображения. Будто… просто пятно с чёрными вкраплениями.       — Вам и не понять, как человеку без медицинского образования.       — Так объясните, чёрт вас дери! Что творится с моей девочкой?       Вдох-выдох… Вдох-выдох… Не вина пациентов, что кое-кто перед тяжёлой двадцати четырех часовой сменой решил не спать всю ночь и в очередной раз попытать удачу в отношениях с женщиной. Вышло паршиво, так ещё и оказалась она не так хороша, как думалось изначально: если его глаза не ошибались, то он даже нашёл вырост между седьмым и восьмым ребрами, напоминающий шишечку. Такая крошечная, похожа на кисту. А ещё оргазм симулировала фальшиво, истошно вопила, царапала острыми ногтями бледную грудь, стараясь как можно ближе контактировать с ним, а после и вовсе завалилась спать, даже не поцеловав на ночь. И прокомментировала вдогонку:       — Слушай, ты чёрствый как сухарь, трахаться с тобой даже неинтересно.       «Я, может, и черствый из-за работы, но ты тоже далеко не Джиджи Хадид…»       Циничная фраза, брошенная перед тем, как он отвернулся к стене, немало обидела мадмуазель, за что он получил потом смачную пощёчину, после которой ещё несколько минут горела щека. Красный след рваным пятном остался на слишком белой коже до утра. Приложила так много силы? И для чего? Мозг это всё равно не перестроило, как и его скупую натуру со слишком острым языком, которым порой он орудовал лучше, чем членом в постели.       Тяжёлый выдох. На снимках после КТ у девочки одиннадцати лет выявлено новообразование, которое увидит даже самый зелёный ординатор. Огромная опухоль в затылочной части мозга, которая росла явно не один год. Волосы ребенка острижены специально для обследования — видок её говорил о том, насколько давно она уже мучалась от болезни.       Астроцитома…       — Видите огромную опухоль? Видите же явно, и, судя по карте, вы уже не первый раз приходите в больницы и спрашиваете одно и то же, — сорвалось с языка прежде, чем он успел осознать. Да чёрт вас всех дери…       — Я, наверно, знаю лучше, что я должна спрашивать. — Мать, очевидно, вся на нервах, и синяки под глазами говорили о множестве бессонных ночей вкупе с огромным количеством стресса.       — Астроцитома у неё, нужно провести биопсию для выяснения — злокачественная она или нет. Судя по собранным данным, онкологи в ваших клиниках почему-то не выяснили, какого вида опухоль, — с издевкой выговорил он, глядя на измученную девочку. Такая маленькая, а голова будто в два раза больше самого тела. Передвигалась она на коляске и не получала поддержки со стороны близких. Мать тряслась над врачами больше, чем над ребёнком, и даже не удосуживалась спросить об её самочувствии. А девочка почти засыпала, лёжа на кушетке под капельницами, настолько сильно устала.       Годжо не смог проглотить ком в горле и не подойти к болеющему или даже умирающему дитя. Единственное существо, которое он не мог так просто отпустить, даже если риски смерти во время операции возрастали с каждым обследованием. После проведённых МРТ и томографии вывод напрашивался один: девочке оставалось недолго. Его огромная рука сжалась вокруг детской крошечной. Суховатые подушечки пальцев погладили кожу на тонких костяшках, собирая кожу в кривые складки.       Операция представлялась слишком тяжёлой: границы опухоли размыты, метастазы уже проявились в спинном мозге. Нарушены координация движений и зрительный анализатор, поражена затылочная доля мозга. Также мать пожаловалась на наличие галлюцинаций, хотя девочка едва могла говорить. Зовут её Мива, как и его ординатора, которая часто попадалась к нему в ассистенты. Только если Касуми Мива жива и здорова, продолжала работать и развиваться, то Китагава Мива находилась уже при смерти. Единственное, что мог сделать он, как нейрохирург, продлить жизнь пациента с помощью терапий, уменьшить болевой синдром и снизить общую негативную симптоматику.       Опухоль не позволяла так просто прооперировать пациентку, и шансы на успешное лечение хирургическим путём снижались с геометрической прогрессией. Коллега-нейрохирург, но с более высоким стажем, и по совместительству главный врач центральной больницы Токио Саксэйкай и его начальник — Масамичи Яга, сейчас осматривал томографию Мивы, чтобы полноценно поговорить с паникующими пациентами. Словно он понял, что его подопечный находился в дурном расположении духа.       Яга старел, опытные врачи тоже умирали, однако ему ещё далеко до Гакуганджи, которого Масамичи-сан и сменил на должности главврача. Он был руководителем всех подразделений, поэтому и являлся важной шишкой в такой огромной больнице. И поэтому требовал к себе такого же уважительного отношения вместе с хорошим настроением для поддерживания репутации клиники. И плевать, какие беды настигали бедных врачей: главное — обслужить пациента должным образом.       — Злокачественная, — прошептал Яга ему на ухо, тяжело выдыхая. — Сатору, операцию провести невозможно, опухоль разрослась до катастрофических размеров и удалить всё не получится.       — Можно вырезать большую часть, — напряженно ответил он, сжимая кулаки. — Удалить хотя бы что-то, чтобы облегчить ей жизнь. Почему вы хотите оставить девочку с этой штукой в голове?       Выявить в первый рабочий день после отпуска раковую опухоль из его профиля было весьма неожиданно. И Яга сразу понял, судя по лицу, что вселять надежду на выздоровление нет смысла. Однако проблема крылась в другом: отказ от операции мог обернуться судебным заявлением со стороны пациентов, дальнейшими разбирательствами с неприятным исходом и порчей репутации лечащего врача. Сейчас витала тяжёлая атмосфера среди коллег нейрохирургического отделения, которые наблюдали за состояние маленькой Мивы за кабинетом.       Девочку уже подключили к капельнице, сделали КТ, МРТ и проверили состояние остальных органов, которые могли быть поражены раковой опухолью. Прогнозы неутешительны, и ломать психику матери тоже никому не хотелось, но другого выхода не было.       Он заметил краем глаза, как Яга с трудом вздохнул, поправил очки на переносице и взял результаты томографии. Сатору оставил этот разговор с пациентом на своего начальника, а сам сбежит как трус? Да чёрта с два. На операционном столе он за последние пять лет потерял столько же пациентов, и некоторые всё равно соглашались на хирургическое вмешательство, не взирая на абсурдность и неутешительность прогнозов. И эту девочку оставлять так просто он не собирался.       — Мне очень жаль, госпожа Китагава, но опухоль по снимкам уже в злокачественной форме. Шанс на успех операции крайне низок, в связи с размытием границ не сможем пробраться к самым краям, в самом затылочном отделе. Мне очень жаль, — тихий голос Масамичи-сана пропитан жалостью, но всё же звучал твёрдо и решительно. Как соответствует профи. Бедняжка Мива разревелась бы, услышь она эти горестные слова.       Но он слишком часто видел людей с неизлечимыми болезнями, которые умирали в палатах, у себя дома или на операционном столе. Жизнь циклична, однако никто не знал, как скоро она закончится. Переродится ли человек в кошку, или же останется там, рядом с Богом, на небесах, а выживет ли он даже с опухолью в головном мозге? Никто не знал и никогда не узнал бы. Даже врачи тут бессильны, хоть и имели больше возможностей на спасение. Как-никак, но потраченные почти девять лет учёбы давали свои плоды.       Мама Мивы разревелась в плечо Яги, и тот кинул взгляд на Годжо, что сидел на стуле возле кушетки девочки. А сама пациентка благополучно уснула после изнурительных процедур. Руки Мивы покрыты сеточкой вен, кожа такая прозрачная, как крылья бабочки: точно порвётся от прикосновения к ней.       На сердце стало тяжело, но лицо Годжо сохранял спокойным, нейтральным. Нельзя показывать эмоций, нельзя даже подавать виду, что тебе жаль кого-то, нельзя быть таким эмпатичным и сострадательным, иначе так легко сойти с ума.       После недолгой истерики врачи покинули палату Мивы. Оставили маму наедине с дочерью, которая попросила это сделать. Они обязаны исполнять желания пациентов, раз на то требуется. Яга позвал его в свой кабинет, махнув предварительно рукой. Мимо проносились медсёстры и медбратья, о чём-то говорили, а девушки кидали на него взгляды. Даже останавливались и охали с восхищением.       Это уже стало привычным ритуалом, который он проходил изо дня в день: конечно, когда имеешь такую ангельскую внешность, так ещё и жизни спасаешь — девушкам дай повод только пускать слюни и откровенно шептаться о нем. Холостой, относительно молодой, пускай и с вредным характером, но слишком притягательным лицом, которое нравилось абсолютно всем работницам больницы. Коллеги раздражались на его снисхождение и высокомерие, даже завидовали в какой-то степени, ведь он привлекал чересчур много внимания, но ничего поделать не могли: даже если Годжо Сатору банально беседовал с пациентом или другим врачом, все на него смотрели, абсолютно.       В лифт зашли он, Яга и ещё три медсестры акушерского отделения в масках и перчатках. Годжо встал к самой задней стенке, устало прислонив голову и заложив руки в карманы белоснежного халата.       — Годжо-сан, доброе утро! Вы уже вышли из отпуска? Как ваше самочувствие? Хорошо отдохнули?       «Лучше некуда — пытался наладить отношения кое с кем, да и то проебался в этом. В целом неплохо, но очень хочу на море…»       — Привет, Мива, только о тебе вспоминал, — сладко улыбнулся своей ассистентке, которая часто зависала с медсёстрами из другого отделения. — Не забудь, что сегодня ты снова со мной, хорошо?       Девчонка совсем молодая, но очень ответственная, хоть бывает перегибает палку в эмоциональности. Забывается часто, но старается — тут уж этого качества у неё не отнять. Сейчас учится в ординатуре и проходит практику в больнице, а ещё получает стипендию от их клиники. Она большая молодец, и Годжо искренне радуется её успехам. Но подпускать её к пациентке с астроцитомой четвёртой степени ему не хотелось.       — Сатору, в мой кабинет, живо, — резкий голос Яги-сана напугал присутствующих, и девушки тут же перестали глазеть на него.       Сатору не перечил своему начальнику и примерно знал, о чём пойдёт сейчас речь. До основной работы он уже практиковался в этой больнице и смог построить хорошие, доверительные отношения с главным нейрохирургом на тот момент. С тех пор прошло почти десять лет, а Яга остался главной опорой для новичков. Только уже вместо того, чтобы самому обучать ординаторов, он курировал всех врачей в больнице, а прошлую должность оставил на своего подопечного.       Кабинет просторный, как подобает главврачу. Тут были даже три стула и скромная кушетка для пациентов. Огромный компьютер, шкаф, негатоскоп, тонометр и камертоны в медицинском стеллаже. Вполне себе уютно, чтобы пациенты при приёме чувствовали себя спокойно и свободно. Однако атмосфера напрямую зависела от врача: расположен ли к ним он сам, хочет ли добиться положительного результата или же пошлёт на три веселые буквы при просмотре карты, где черным по белому написано: «аневризма». Или же наоборот?       Если же Яга был настроен на серьёзный диалог — оттого откинулся на спинку кресла и даже ручку с бумажкой взял, — то вот Годжо рассматривал всё что угодно, лишь бы не встречаться взглядами. И рядом не садился — настолько не хотелось пытаться.       — Сатору, я тебя прошу, не разговаривай с пациентами подобным образом, — заявил вдруг начальник, решив пойти в атаку в лоб. — Это подрывает репутацию больницы, на нас в суд могут подать за некомпетентность, тебе это понятно?       — И в чем же мы некомпетентны? В том, что нас заставляют проводить бессмысленные операции? А если она действительно нужна кому-то, то сразу же лавочку сворачивают, — с ядом выговорил он, поставив камертон на место. Подтянул брюки и всё же уселся на стул напротив стола Яги. Поднял бровь, с сомнением глядя на собеседника. — Девочку оперировать можно абсолютно спокойно, почему вы не даете шанса хотя бы попробовать?       — Операция может убить её, опухоль разрослась до невообразимых размеров, мы можем повредить ей зрительный центр. Она ослепнет.       — Я как будто это не знаю, но если сделать все аккуратно и только тем хирургам, которые ответственно подойдут к этому делу, мы облегчим жизнь ребёнку, — настаивал Годжо, не проявляя ни капли сомнения.       — Если пойдут осложнения, нам же влетит. Не стоит рисковать там, где лучше отступить. Сатору, она обречена, — с сожалением проговорил Масамичи-сан. — Мы максимум можем назначить лучевую и химиотерапию, чтобы она дожила последние дни. И направим в хоспис, чтобы ей оказали должную поддержку.       — Просто так отправляете ребёнка умирать, когда у нас есть возможность хотя бы как-то её спасти? А меня вы ещё называете бессердечным, Масамичи-сан, а в итоге сами ничем не лучше.       — Не придирайся к словам. Ты прекрасно понимаешь, насколько нам приходится сдерживаться, чтобы не послать вредных пациентов, не желающих лечиться. А ещё неадекватных родственников, которые угрожают судами и прочими юридическими делами, дабы добиться своей правды. Хотя бы сейчас прояви эмпатию и дай девочке спокойно дожить эти месяцы. Ей осталось всего три, дальше эта опухоль поразит важные участки мозга, и она тихо умрет. А операция убьет её прямо сейчас…       — Откуда вы знаете, что операция пройдёт плохо? Никто же не знает, какой исход нас ждёт. Задача врачей — идти на риски, — упрямился он, не понимая даже причины. Так вид девочки поразил? С каких пор?..       — Закончили, Сатору, я сказал тебе всё, что думаю. Операцию мы проводить не будем — и точка. — Яга слегка хлопнул по столу и указал на выход, намекая, что разговор окончен.       Сатору Годжо на этот раз отступил, но это не означало, что вскоре правда не останется на его стороне. Он мог так же, как и любой другой врач, ошибаться, но знал наверняка, со стопроцентной вероятностью: Миве станет легче, если они удалят большую часть опухоли.

***

      Совет директоров не одобрил проведение операции, и Миву Китагаву направили в хоспис для смертельно больных. Как бы Сатору ни пытался настоять на своём, против начальства ему идти было сложно. Влияние его не распространялось на важных шишек, которые своим высокомерием даже его опережали. Он просто профессионал своего дела…       Глаз нервно задёргался, когда речь зашла про ординаторов. О пациентах будто бы забыли как страшный сон; тяжёлая несправедливость, с которой бороться некому. Уж точно не врачам.       Больница Токио Саксэйкай была одной из ведущих клиник страны, куда приезжали люди из других стран на лечение. Благодаря колоссальному развитию в медицине Япония занимала лидерские места по сравнению с другими странами, а компетентность врачей была настолько большая, что пациенты позволяли делать с собой всё, что доступно для выздоровления.       В огромном кабинете сидели председатель и вице-президент фонда, из которого спонсируется больница; юрист, заведующий судебными делами со стороны работников больницы; главный врач и сами доктора. Не хватало разве что директоров, которые являлись организаторами встреч, но сейчас — строго между работниками. Собрались, конечно, не все в связи с выходным или отпуском, но помещение было заполнено людьми. Обсуждались вопросы касаемо ординаторов, хотя почти у каждого находились свои подопечные, которые в будущем хотели работать в том или ином направлении.       — Итак, в этом году достаточно много новичков, так что распределяем по профилю. Преимущественно — нейрохирургия, кардиохирургия и ангиохирургия. Вам повезло, ребятки, потому что будет крайне сложно, а если вы оплошаете, вам же влетит в копеечку.       — Спасибо, Мэй Мэй, это то, что я должен был услышать перед тем, как принять к себе в попечение зелёных сопляков, которые с лёгкостью могут спутать инфаркт миокарда с отравлением, — с едким сарказмом проговорил ведущий кардиохирург — Сугуру Гето — и по совместительству лучший друг, который его во всём понимал.       — Молчи, Гето, и лучше соберись, иначе нам же хуже.       — Но можно же говорить не с такой интонацией?! Или я не прав, коллеги?       — Прав во всём, Сугуру, — поддакнул Сатору, крутя в пальцах ручку. — Продолжай, Мэй Мэй.       — Спасибо за помощь, — выдохнула главный экономист больницы. — В кардиохирургию пришли трое, на нейрохирургию — два, помимо учащихся сейчас.       — Маловато, обычно у меня минимум человек десять, — протянул Сатору, вспоминая, как в прошлом году выпустил из больницы восемь юных специалистов. — Было тяжело, но весьма забавно, особенно когда пациенты кричали из-за введенной не в ту вену иглы. Верещали как поросята.       — Завались, Сатору, это сейчас не к месту. — Гето пихнул его в плечо и получил тут же строгий взгляд от главврача, который с призывом покашлял. — Извиняюсь.       — Оторвать бы тебе язык, Сатору, — буркнул себе под нос хирург общего профиля, Нанами Кенто. Час назад он закончил операцию на удаление аппендицита и даже не успел надеть халат.       — Ну, в любом случае, у тебя есть хирургические ножницы. Они достаточно острые, чтобы отрезать мне язык, так что вперёд, — и нарочно показал язык, булькая от смеха. Снова тычок в бок от Сугуру — и Сатору угомонился, потому что в кабинете воцарилось молчание. Утахиме Иори, хирург-гинеколог, взявшая к себе тоже нескольких ординаторов, цокнула языком и закатила глаза на поведение Годжо.       Но ему было плевать на осуждение коллег. Слишком дорого для них — париться из-за мелочей. Кто о чем подумает — не его собачье дело.       — Сатору, ты закончил? Я могу тебя с лёгкостью уволить за неподобающее поведение, ясно? — с угрозой пробасил Масамичи-сан, глядя на подчинённого исподлобья.       — Да всё-всё... я даже ничего не сказал, а вы уже раскудахтались. Нервишки бы подлечить. Приходите на консультацию, я с легкостью помогу избавиться от болей в пояснице, ну и ещё кое-что. А то у вас всех явно недотрах.       — Да ты совсем бессовестный! Иди сюда, и я тебе яйца вырежу, и плевать, что я гинеколог, а не уролог! — разбушевалась Утахиме, подскочив к Годжо. Хотела уже схватить за шкирку, но вовремя осеклась, вспомнив о правилах: никакого насилия. И к коллегам в том числе. — Нахал, из-за тебя мы задерживаемся, а я только после двадцати часовой смены!       — Уж извини, но я после двадцатичетырехчасовой. Давай не будем мериться, сколько мы торчим в долбанной клинике, лады?       — Заткнулись все! — прокричал Масамичи-сан, явно теряя терпение. Даже он притих, хотя его обычно не заткнуть, если начинался интересный спор, приправленный нотками азарта. — Вы что себе позволяете? Какое постыдное поведение для тех, кто жизни спасает! Кто к нам сейчас приходит, Мэй Мэй? Подай мне список, распределение пройдёт быстро.       — Есть одна проблема, — протянула финансист, перебирая накрашенными пальцами. — Одна из ординаторов — седьмая по списку — кое-чем болеет, и я точно не знаю, нужно ли её приводить сюда.       — В смысле? Что такого может быть? В университетах страны досконально проверяют студентов на наличие психических расстройств и других заболеваний, и я не думаю, что могли бы допустить кого-то тяжелобольного, — проговорила врач-ревматолог, Сёко Иэйри, сидевшая рядом с Сатору. Близкая подруга ещё со времён обучения в университете. Они в своё время прошли огонь и воду, а учитывая характер профессии…       — Дайте глянуть, — подал голос Сугуру, протянув руку. Ему спокойно передали документы, на которых написана подробная информация о поступающих для практики в больницу ординаторов. — Девушка, Аварон Хиросэ, двадцать пять лет, болезнь Рейно…       — Стоп-стоп-стоп, — перебил друга Сатору. — Как ещё раз её имечко?       — Аварон Хиросэ, что не так? — поднял бровь Гето.       — Нет, ничего, показалось, что там кое-какая буква, — осёкся он, махнув рукой. А после выхватил бумагу. — Продолжайте.       Действительно. Перепутать букву и захотеть слегка некрасиво пошутить — талант, дарованный Сатору самим Богом. Комментарии сейчас излишни — речь зашла о болезни новенького ординатора, которая встречалась достаточно часто по статистике среди молодых девушек от двадцати до тридцати лет с захватом пожилых. Причины разные, установить точно всегда сложно, если это именно болезнь, а не синдром.       Глаза мельком пробежались по знакомым строчкам. Имя, фамилия, дата рождения, место жительства, университет, в котором она училась в ординатуре и медицинские данные для подачи документов на практику в больнице. Второй год ординатуры. Значит не совсем зеленая. Рядом закреплено рекомендательное письмо от главврача из международной клиники Святого Луки. Неплохое место, главный соперник их больницы.       «Она хорошо там отработала первый год, летальных исходов на операциях с её участием не было. Положительные качества как нейрохирурга: ответственность, усидчивость, умение идти на контакт с людьми, а также она является амбассадором для тяжёлых разговоров с семьями больных. В больнице её буквально использовали как проводника для того, чтобы самим увильнуть. Вот ведь старые скупердяи, даже молодежь гоняют по таким идиотским вопросам…»       Стоило глазам опуститься ниже, как он нашел справки из этой же больницы. Результаты биохимии крови, гемограмма, иммуннограмма и УЗИ — исследование внутренних органов. Жалобы на периодические покалывания в кончиках пальцах рук и полное онемение — на ступнях. Возникают раз в пару месяцев из-за стресса. Противопоказаны контакты с невротиками и эмоциональными вампирами. Девчонка — тонкая душевная организация, и ей не место среди жестоких хирургов.       Но что самое отвратительное — она, больная, теперь на его попечении…       Сатору знал эту болезнь и прекрасно понимал, насколько мучительно с ней жить: риски проявления гангрены эмоционально изматывали человека, пошатывали психику и только добавляли тревоги и страха, а болезнь с большим количеством стресса у человека прогрессировала. Единственный вариант при возникновении синюшной окраски и отеков — ампутация. Пальцы у таких людей изуродованы рубцами, кожа вокруг сухая, а при приступах белеет, словно отмирает. Интересное заболевание, которое может весьма мешать человеку, особенно — врачу.       — Будем обдумывать о нахождении мисс Хиросэ в качестве ординатора, ведь так? Болезнь Рейно — серьёзная проблема для дальнейшей работы в качестве хирурга, — спросил у коллег Нанами, сняв с шеи стетоскоп. У Сатору задергался глаз в очередной раз при осознании всей ситуации.       — Я не думаю, что эта болезнь сможет как-то повлиять на её работу. У Хиросэ ангиоспастическая стадия, при которой приступы весьма коротки и проходят быстро, так что помешать не должно.       — А если во время операции у неё онемеют руки, когда она будет резать сосуд? — подал голос Сатору. Когда все перевели взгляды на него, он деловито поправил короткие рукава рубашки и засунул руки в карманы брюк. Вдох-выдох — только спокойствие, иначе это место взорвётся от его горящей задницы. Но коллеги ожидали его дальнейших слов:       — Яга-сан, ничего личного, но риски огромны, а если я не ошибаюсь, за неё отвечаю я. Не хотелось бы потом разбираться в суде с родителями, потерявшего ребенка, или с женой и мужем.       — Я понимаю твои опасения, Сатору, но стадия первая. Там всё в лёгкой форме. К тому же она принимает специальные лекарства. Если всё под контролем, никаких вопросов нет.       — Откуда вы знаете, что действительно всё под контролем? Мы не можем знать наверняка, когда у неё начнут гореть и неметь руки. Ей противопоказано идти в хирургию, иначе погубит кого-нибудь.       — Сатору, я устроил в качестве хирурга сюда даже аутиста. Поверь, девчонку с болезнью Рейно я с лёгкостью протолкну, хочешь ты того или нет.       — Коллеги, спокойно… — Мэй Мэй попыталась вмешаться, пока остальные что-то записывали в своих блокнотах, но была тут же перебита распалившимися мужчинами.       — Яга-сан, я не собираюсь брать под свое попечение нездорового ординатора! И мне плевать, если вы посчитаете меня эгоистом, но факт остаётся фактом, что мне же потом влетит. Меня с легкостью уволят, потому что начальство меня ненавидит. Кроме вас, конечно. Но! Брать. Эту. Девчонку. Я. Не. Буду. Пускай её отправляют куда угодно, но только не сюда. Нам кранты, если во время операции у неё онемеют руки, а пациент умрёт! Мэй Мэй, где твоя жажда денег?! Ты же отвечаешь за спонсорство нашей клиники, так чего же молчишь? Неужто язык проглотила и нашла шанс заграбастать побольше зеленых? Так поделись, интересно же!       — Сатору, разговор окончен. Для начала встреться с этой девушкой и выясни, как у неё протекает болезнь. Она сдавала анализы, они совсем свежие, и результаты очень благоприятные. Она сможет справиться.       — Почему вы так яростно её защищаете? Я что-то не припомню, чтобы перед поступлением ординаторов в прошлых годах вели себя так упрямо и пылко, — прищурил глаза Сатору, стараясь унять бешеное сердцебиение. Нельзя только сильно нервничать, только не нервничать и не злиться…       — Это неважно, как я захотел, так и будет. Никаких вопросов нет? Утахиме, получила список своих? — когда та кивнула в ответ, прибывающая ещё в замешательстве после пылкой ссоры между наставником и бывшим учеником, Яга продолжил: — Можешь быть свободна. Отправляйся домой и отдохни. Ординаторы прибудут завтра к девяти.       — Мои когда? — спросил Гето, находящийся в расслабленном состоянии. Ему ведь легко: тоже три ординатора, но все здоровы и ответственны.       — Ты тоже возьми список и обойди пациентов. У тебя на неделе было две тяжёлых…       — Знаю я все прекрасно, Яга-сан, спасибо за напоминание, — ласково улыбнулся Сугуру и встал со своего места. Положил ладонь на плечо Сатору и коротко сжал. — Напиши, когда освободишься.       Короткий кивок в ответ, а в душе бушевала буря. Точно ураган собирался, словно он ощущал опасность по близости. Чёрт побери, больной ординатор? Только этого ему не хватало… Он всеми силами всегда избегал особенных людей, которые могли бы слишком тесно контактировать с ним, даже если заболевания не связаны с психическим здоровьем человека. А тут такая тяжёлая ситуация… Упрямый характер не позволял пойти против решения главврача, он не собирался уступать так просто. Всем хуже будет, если девчонка начнёт оперировать живых людей…       Мысли странные посещали его слегка больную голову. Страшно хотелось кофе, а на часах уже десять вечера. Клиника давно закрылась, пациенты давно спали, а на ночное дежурство остались медсестры, медбратья и парочка врачей, у которых был плановый обход. Кто-то из больных мог ночью проснуться с сердечным приступом, умереть в рвоте, задохнуться от не поставленного трахеита и много чего ещё. Риски настолько велики, что даже свихнуться можно. Профессия врача подразумевала кошмарную ответственность и хладнокровие в стрессовых ситуациях. Тем, кто являлся неженкой по натуре, делать здесь нечего.       Сатору не жестокий человек, Сатору — жёсткий врач, который не терпел отлынивающих от рекомендаций доктора пациентов, легкомысленных ординаторов, которые считали, что им все по плечу, а также фальшивых женщин, которые даже оргазм симулировать не могли. Да что за чертовщина: он снова вспомнил об этом? Пора бы забыть неприятный инцидент утром. Такая мелочь по сравнению с более глобальными проблемами человечества.       Он, Сугуру и Нанами сегодня оставались на ночную смену, так как у троих были пациенты после тяжёлых операций. Гето прооперировал женщину средних лет, у которой диагностировали стеноз аортального клапана; Нанами удалил аппендицит подростку пятнадцати лет, а Сатору вырезал аневризму мужчине тридцати пяти лет.       Интересные рассказы гуляли между ними с чашечкой кофе перед ночной сменой. Бариста Нитта как всегда сияла при виде них, а также заботливо приправляла крепкий эспрессо для Сатору щедрым количеством сахара. И даже сейчас улыбка сияла ярче люминесцентных ламп на потолке. В столовой пусто, как и в его сердце уже много лет после несчастного случая. Хотя бы в квартире помимо него жил ещё один человек, скрашивающий тяжелые будни нейрохирурга.       Гето что-то вовсю рассказывал Нанами, который носом клевал в стол и потирал глаза, а после обратил внимание на Сатору, что присел рядом на скрипящий кожаный стул.       — Ну что, готов снова носиться с ординаторами? — хмыкнул Сугуру, по традиции пихнул его в плечо. — Весёлый год ожидается, их ещё потом на экзамен отправлять, чтобы те получили свои забвенные дипломы.       — Готов всегда, прямо-таки сияю от счастья, чтобы наконец-то получить навык в педагогике, — с откровенным сарказмом выплюнул Сатору, отпивая глоток крепкого кофе. Если бы он сдавал каждый месяц кровь на анализы, там бы обнаружили вместо бордовой и густой жидкости кофеин в чистом виде.       — Да ладно тебе, прорвемся. В кардиологию идут только отчаянные смельчаки, поэтому мне нравится передавать свой опыт молодому поколению, — на лице Сугуру гуляла ласковая улыбка.       Сатору знал прекрасно, как вкладывался Гето в обучение ординаторов, как наставлял их и помогал в случае экстренных ситуаций: сколько раз новички обнаруживали тромб в аорте и паниковали при виде него, звонили своему куратору, а тот в свой законный выходной выезжал с самой что ни на есть солнечной улыбкой. Успокаивал перенервничавших ординаторов и сидел с ними, когда сам валился с ног от усталости.       — Вот и заберёшь к себе моих, авось прокатит? — все-таки сорвалось с языка у него, и Гето только снисходительно взглянул на него.       — Ой, а я хотел понаблюдать за тем, как ты будешь волосы рвать, когда ординаторы начнут спотыкаться на ровном месте.       — Садист хренов.       — Поверь, кардиохирурги только наслаждаются видом сердечка в грудной клетке с россыпью синих вен и артерий. Ой, как аорта прелестно выглядит, всю жизнь бы любовался.       — Давай я в твоих мозгах покопаюсь? Почешу свои кинки и фетиши, всё равно там вместо мозгов одна плазма, — подхватил Сатору шуточную перепалку и вновь получил по плечу, уже в третий раз за день. Гето никогда не обижался на сарказм друга и только поддерживал его, чтобы дальше развлечься.       Единственный, кто не понимал прелести таких непристойных шуток, был Нанами, который засыпал, сидя за столом. Сатору уже хотел подшутить над ним в очередной раз, как Кенто схватил его за руку и аккуратно убрал. Весьма нежно и даже ласково. Короткий вздох с примесью удивления сорвался с губ Годжо, и тот нарочно вытаращил глаза на коллегу.       — Ах, Нанами, как это было нежно! А можешь меня так по спинке погладить? Она у меня чертовски отваливается, и у тебя ручки золотые, — промурлыкал он, продвигаясь ближе, но Кенто дёрнулся от такого странного действа.       — Фу на тебя, Годжо, иди лучше на пациентов посмотри, а то вдруг помрут, пока ты тут свои фетиши обсуждаешь. Я пока посмотрю своих, у меня лежит один с острой кишечной непроходимостью.       — Ками-сама, нормально покакать не может?       — Молодец, капитан очевидность, а ещё он чуть не помер на операционном столе из-за открывшегося кровотечения в районе двенадцатиперстной кишки, — раскинул руками Нанами, привлекая к себе внимание остальных сотрудников в столовой. И удалился восвояси, даже не попрощавшись. На этот выпад Сугуру только присвистнул.       — Понимаю его, кровотечение во время операции — та ещё херня, — не стал даже подбирать слова, потому что оно одно идеально описывает всё.       Участь врачей — спасать жизни, а ещё быть терпеливым, обходительным, инициативным, усидчивым и ответственным. Качества, которые есть у Сатору не все — он слишком вспыльчив и враждебен. Ужас какой, а не врач, но гениальности и ответственности во время операций ему не занимать. За это многие пациенты благодарили его, даже весьма щедро, если попадались при финансах. Только не в деньгах дело; главное — отношение. И польза, и поддержка, и участие.       Профессия врача — слишком неблагодарная, чтобы устойчиво держаться на плаву…

***

      Время около одиннадцати, а кое-кто до сих пор сладко сопел, сняв с себя одеяло, под которым пряталось обнажённое, покрытое засосами-укусами тело. Тёмные волосы растрепались ещё больше, а длинные реснички подрагивали, свидетельствуя о том, что он скоро проснётся. Да, она бесстыдно лежала и рассматривала нежные черты лица друга, с которым дружба развалилась сегодня ночью. По пьяни, случайно, просто так вышло…       Они взрослые люди, и сами несли за себя ответственность, но такие ошибки часто приводили к разрушению многих взаимоотношений. Она жалела в каком-то смысле, что так получилось, но приятная тяжесть внизу живота и между ног перекрывали все негативные мысли, ползущие шаловливыми лианами в сознание.       — Доброе утречко, соня, — улыбнулась она, когда он, морщась, перевернулся на спину. На плечах остались белые царапины после бурной ночи. — Как спалось?       — Я даже отвечать не буду, ты сама прекрасно всё знаешь, — голос его охрип донельзя, настолько громко вчера пел в караоке. И как так вышло, что такой серьёзный и нелюдимый Мегуми Фушигуро вчера оторвался больше всех, заодно переспал с подругой и сейчас отходил после пьянки?       Она улыбалась, но неискренне. Не знала, что и думать, разговор рано или поздно зашёл бы об этом, но ей страшно и не по себе. Внутри завязывался узел тревоги, парализовавший хрупкое тело. Ей нельзя волноваться, ей просто противопоказано даже хоть как-то беспокоиться, иначе снова мог случиться приступ. Мегуми об этом знал, и она была благодарна, что он в данный момент не поднимал слишком щепетильную для неё тему. Но они никуда не могли деться от напряженного разговора касаемо их взаимоотношений. И если об этом узнают друзья, обоим несдобровать.       Она сглотнула ком в горле, осторожно подтянула одеяло к груди и уставилась в белоснежный потолок, куда хотелось смачно харкнуть. Чтоб наверняка. Вдох-выдох, вдох-выдох, несколько подходов квадратом. На четыре секунды задержала дыхание, на пятую выдохнула длиной в столько же, и снова по кругу. Сердце в грудной клетке отбивало стаккато, а ночью тарабанило в кости рёбер, буквально крича о том, что ей хорошо, супер, кайф. Ночью она спокойно скакала на члене Фушигуро, а сейчас со стыда готова провалиться. Прошлой ночью она царапала его грудь, а сейчас ощущала себя виноватой за нанесенный ущерб. А то вдруг его слегка поехавший папаша, что работал в военной полиции, мог угрожать ей сроком или ещё чего другое.       — Мне кажется, или у меня правая рука затекла? — подал голос Мегуми, покручивая суставами кисти и плеча. Морщился, хмыкал. — Черт, ты мне всё отлежала.       — И-извини, я вообще не поняла…       — Забыли, что сделано, то сделано, это ничего не меняет, — перебил он её, пресекая любые попытки заговорил на эту тему. Потом бросил взгляд на настенные часы и присвистнул: — Нам с тобой так-то в больницу выезжать нужно.       — Сегодня первый день уже?! — после перевода из Киото прошло от силы пару дней, и она на пару с Мегуми подала документы на прохождение практики в больницу Токио Сайксэйкай. Только вчера пришло письмо об их принятии, и они вчера здорово отметили это знаменательное событие. Стоило Мегуми только упомянуть практику, как она тут же вскочила с постели, забыв про наготу. Споткнулась о край простыни, ударилась коленками о прохладный кафельный пол и поползла за одеждой. Начала впопыхах собираться, и Мегуми подхватил её настрой.       — В двенадцать нам нужно быть там, а ехать почти час… Черт, и почему папа забрал у меня машину?! Ладно, позвоню ему, чтобы подвез, — ворчал Мегуми, попутно одеваясь и отыскивая телефон. — Сейчас мы быстро доедем. Нельзя опаздывать, а то нам влетит. Ава, ты чего там?       Аварон Хиросэ застыла перед зеркалом, глядя на свои руки. Опять начало колоть в районе кончиков пальцев, кожа в считанные секунды побелела, она готова была оторвать себе кисти, лишь бы боль прекратилась. От жжения на глаза навернулись слёзы, и она просунула пальцы между бёдер, пытаясь унять боль. Тяжело дышала, шипела, даже не могла выпрямиться, чтобы выпить пентоксифиллин.       — Эй, Ава, опять приступ? — Мегуми знал об её болезни и понимал, что нужно делать: как-никак, но учеба в одном университете, а после совместное прохождение ординатуры укрепили связь между ними. Они знали друг о друге абсолютно всё, и Ава могла назвать его своим настоящим другом. С которым она умудрилась переспать.       Она заметила движение справа. Удивительно как, ведь от боли начало стрелять в голову, а перед глазами поплыло. Мегуми усадил её на постель и протянул нужные таблетки, которые ей необходимо пить при приступах. Невзирая на то, что болезнь у неё находилась на первой стадии, топические — или, говоря простым языком, местного применения — препараты ей не помогали. Каким боком она ещё доучилась до конца, одному Богу известно. Видимо, судьба сама говорила: «ты должна стать врачом».       — Нельзя их пить на голодный желудок, но сделаем скидку на то, что сейчас ты даже встать от боли не можешь, — буркнул Мегуми, искренне переживая, за что Ава ему была безмерно благодарна.       — Спасибо, мне сейчас полегчает. Поможешь собрать сумку? Я… пока не могу двигать руками, — хрипло прошептала Хиросэ, болезненно улыбаясь. Но друг даже не стал препираться.       — Господи, спасибо, что я взял вещи ещё из дома. Привычка после практики осталась: брать с собой халат и кроксы, — хмыкнул Фушигуро, бегая по небольшой квартире Авы.       С жильём ей помогал отец, от которого мать ушла ещё в детстве. Несмотря на ошибки в прошлом, он остался самым близким человеком для неё и старался как мог, чтобы помочь учащейся на врача дочери. В своё время она спасла ему жизнь, когда у него случился инсульт, и оказала первую помощь. Он смог восстановиться, но последствия оказались весьма тяжёлые: у отца развилась моноплегия — парализована до локтевого сустава левая рука. И теперь он постоянно ходил с зафиксированной конечностью возле бока и наблюдался у врачей, чтобы конечность не отмерла.       Ава постоянно была на связи с отцом и даже общалась с его новой женой, которая во всём ему помогала. С ним отношения наладились спустя столько лет, когда как с матерью…       — Тебе отец звонил, — Мегуми всучил ей телефон и показал выключенный экран блокировки. Действительно: пять пропущенных.       — Перезвоню попозже, как руки восстановятся, и мы приедем в больницу, — ответила она, вновь застонав от боли. Руки жгло, будто она держала в кипятке, а кончики пальцев ещё оставались белыми. И как она в таком виде приедет на практику?! Ее и без того гоняли из разных больниц, потому что считали недееспособной для работы с пациентами. Только благодаря лекарствам и антидепрессантам болезнь не прогрессировала, и приступов становилось все меньше, а длительность — короче.       Мегуми кинул ей в ноги собранную сумку, и она дала себе обещание во время перерыва купить ему обед в качестве благодарности. А сам он позвонил своему отцу, который ездил на полицейской машине, и мог довезти их быстро и без пробок. Ава знала, что у Мегуми с отцом тоже непростые отношения, и ситуация схожая: он ушел из семьи точно также в детстве, только общая трагедия объединила их — мама Мегуми скончалась от системной красной волчанки. Спасти не удалось: отказала одна почка, а после и другие жизненно важные органы, и во время пересадки развился сепсис, приведший молодую женщину к смерти через сутки после операции.       После гибели бывшей жены, когда сыну было от силы восемнадцать лет, отец вернул его обратно в свой дом, и первую дочь бывшей жены. За что ему огромная благодарность, иначе Мегуми сошёл бы с ума во время учёбы. Но психическое состояние парня после смерти матери не улучшилось: его до сих пор терзали кошмары, а в двадцать лет была попытка суицида. Ава нашла его с перерезанными венами в ванной комнате их общежития. После пережитых событий, трагичных моментов и совместных ситуаций связь между ними крепла с каждым годом, и они даже дружили семьями.       Фушигуро Тоджи — мужчина, пугающий Аву до чертиков, но единственное, что ему не занимать — это ответственность за свои поступки. И сейчас, невзирая на начавшуюся рабочую смену, он согласился подвезти их до Токио Сайксэйкай.       — Нифига вас туда занесло, — первое, что сказал Фушигуро-старший. Мегуми уселся на переднее сидение, а Ава с сумками — на заднее. — Желаю удачи, чего уж говорить.       — Ты там постоянный пациент, раз так говоришь? — флегматично поинтересовался Мегуми, пристегнулся, пока Тоджи трогался вперёд. Он не стал включать сирены, заранее предупредив о выговоре и возможном штрафе за неподобающее использование мигалок.       — Конечно, всех полицейских отправляют туда для сдачи анализов. Там есть один очень вредный докторишка, который меня бесит с самого начала моей карьеры.       — Папа, ты мне скажи, чем тебя может раздражать доктор, если ты в больницу раз в сто лет ходишь?!       — Да чего ты взъелся на меня. Лучше побереги нервы, потом старика своего от рака лечить будешь, — Фушигуро-старший горласто рассмеялся, на что его сын только насупился как ребенок. — Надеюсь, ты не к нему попадешь. Тебе сколько осталось учиться?       — Год, и я наконец-то начну работать! Спасибо, что ещё не пять лет, я и так полжизни угробил на эту медицину.       — Я тебя предупреждал, что ты там засядешь. Вот и пожинай плоды, сынок, — тяжелая рука господина Фушигуро смачно хлопнула худощавого сына по плечу. — А по поводу доктора… скажем так, личные прецеденты.       — У тебя по жизни со всеми личными прецеденты, — фыркнул Мегуми и отвернулся к окну.       — Ава, а ты чего притихла? Бледная как простынь, небось снова пальчики болят?       — Смейтесь-смейтесь, господин Фушигуро, но у меня действительно случился приступ. Благо попустило, — подарила Ава самую сладкую улыбку, чтобы в дальнейшем к ней не приставали с расспросами. Она чувствовала, что не в силах вести задушевные диалоги, хоть и ехала прямо сейчас в место, где больше всего людей — и где накапливались негативные воспоминания.       — Скажите спасибо, что я вообще согласился. У меня сегодня очень хорошее настроение. И да, сынок, ты не будешь против, если я кое с кем побеседую? Всё равно мне надо туда же, — плотоядная ухмылка растянулась на губах Тоджи, словно он чуял где-то поблизости кровь. А потом резко крутанул руль в сторону, отчего колеса заскрипели по асфальту. Машина резко разогналась до феноменальной скорости, объезжая попутчиков.       — Папа, не надо! — воскликнул Мегуми, хватаясь за ручку над головой. Ава придерживалась за спинку переднего сидения и молилась, чтобы они не врезались.       — А я и забыла, что вы тот ещё гонщик, — нервно хихикнула она, едва удерживаясь на месте. Возможно, именно это позволит им прибыть на практику вовремя, и никто не сделает им выговор за отсутствие пунктуальности?       Тоджи крутил рулём на все триста шестьдесят, колеса под металлическим каркасом автомобиля скрипели при резких круговых движениях, а мигалки теперь включены, которые расчищали дорогу от сонных водителей. Что уж говорить — резкая перемена вождения Тоджи поспособствовала тому, что они приехали ровно за пять минут до начала практики. Мегуми на трясущихся ногах вылез из машины, прикрывая рот и зеленея вмиг. Ава наспех схватила вещи, даже не заметив, как её сумочка открылась, и оттуда выпали телефон и кошелёк. Снова что-то произошло? И что дальше: она упадёт, взорвёт что-то в своих руках, не найдёт вену, прольёт на кого-то кофе?!       Мегуми окликал её за спиной, пока Ава неслась на всех парах к входу в больницу, куда надо было ещё по лестнице подняться. Современная, ярко-освещенная, с множеством окон, через которые видно, как кипела внутри жизнь. Некоторые люди стремглав выбирались из пристанище для всех больных, а кто-то пытался не скатиться со ступень, которых было по счету не менее двадцати четырёх. Громадное здание внушительно раскинулось посреди дороги, занимаясь большую площадь в городе. И в эту больницу, в самую что ни на есть больницу, оснащенную самыми современными технологиями, где работали лучшие врачи страны, приезжали люди даже из других городов.       Ава столкнулась с кем-то на проходе и даже не заметила, как задела сумкой какую-то женщину. Мегуми бежал позади, пытался нагнать, но она неслась вперёд. До начала практики оставалось ровно пять минут, даже меньше. Тревога из-за риска получить по шее за опоздание мешала мыслить здраво, и Ава даже не заметила, как пересекла огромную лестницу и уже бежала к стеклянным дверьми, попутно в них врезавшись.       — Ава, подожди!.. — крикнул в очередной раз Мегуми, протискиваясь через толпу, пытаясь не нагнать её. Но она уже не видела его за спиной.       Сумки бились о ноги, спрятанные в хлопковой ткани светлых брюк, пальцы слегка дрожали от силы хватки, с которой она держала вещи. Толпа мешала ей пробраться к ресепшну, за которым сновали работники, попутно принимая звонки. Кого-то уже везли на кушетке, кто-то стонал от боли, сидя в ожидании приёма, какие-то люди уже начали ругаться с врачами, предъявляя за что-то личное, выходящее за рамки медицинской тайны. Женщина тащила ребёнка прочь из больницы и сильно толкнула Аву в плечо, гаркнув напоследок что-то грубое и неприятное. Снова злость, снова обилие негативной энергии…       Она не видела никого, только цель, шаги к которой сокращались слишком медленно. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать… Так по кругу, пока её не подрезали фельдшеры: снаружи по прибытию она увидела подъехавшую скорую помощь. Ноги с самого утра были ватными и с трудом удерживали тело в вертикальном положении. Носок левой ноги, облаченной в туфлю на высоком каблуке, столкнулся с правой пяткой, и её покосило в сторону. Сумка выпала из рук, но нос не успел встретиться с кафельным полом.       Её окликал Мегуми, а ещё удерживали чьи-то сильные руки. Сначала схватились за плечи, а после обхватили и подняли вверх. Перед глазами плыло, сознание будто отключалось, — всему виной пустой желудок — но намёк на обморок моментально испарился, оставив после себя волну удивления. Потому что, казалось, она нашла человека, у которого небеса отпечатались в глазах. А ещё он альбинос: платиновые волосы, небрежно растрепанные, хмурые брови, точенные скулы и слишком пухлые для мужчины губы.       И первая промелькнувшая мысль:       «Да вы издеваетесь?»       — Вы в порядке, мисс?       «О господи, он ещё и заговорил… Прошу, бога ради, молчи!..»       Сладкий голосок, приправленный издевкой, раздался прямо возле ушка, послав волну мурашек. Она с трудом выпрямилась, придерживаясь за предплечья мужчины или парня?.. По лицу не скажешь, сколько ему лет, но судя по табличке, на которой написано имя и должность, он явно не юнец. Взрослый мужчина, в самом расцвете сил…       — У вас язык отсох, или же мое лицо так поразило? Тут должны разговаривать, а не как рыбы рот открывать-закрывать, — фыркнул он, на что Мегуми за спиной тяжко выдохнул.       — Вы не меняетесь, — покачал он головой, но подошёл к мужчине и пожал ему руку. — Здрасьте.              — Здрасьте-здрасьте, Мегуми-чан, тебя ещё грузовик не переехал, а это уже хорошие новости.       — Вы так и ждёте, когда я под колеса лягу? Я это сделаю, если вы перестанете меня нервировать. А ещё трогать мои волосы.       — Ой-ой, они у тебя такие колючие. Одолжишь прядку, я сделаю из неё иголку.       — Годжо-сенсей, прекратите уже! — воскликнул Мегуми, махая руками, будто отгоняя муху.       — Ладно-ладно, без обид, ёжик, тебе меня ещё год терпеть.       — Так вы у нас, что ли?       — Конечно, а кто ещё у нас лучший нейрохирург страны? — довольно улыбался мужчина, а Ава… потеряла счет времени, потому что весь разговор между ними она в открытую пялилась на него.       Тут говорить нечего: у него есть все, что нужно для мужчины, чтобы приворожить женщину.       Красивое, идеальное лицо, глубокие сияющие голубые глаза, острые черты лица, ярко выпирающее Адамово яблоко, куда хотелось поцеловать… Она ненормальная, если фантазия о только что появившемся в поле её зрения разгулялась с небывалой легкостью? Видимо да, потому что сам Годжо-сенсей с толикой удивления и непонимания смотрел на неё. Но улыбка продолжала растягивать его красивые губы, которые слишком привлекали внимание.       «Так, все, соберись, ты — врач, между коллегами отношений быть не может, а с куратором — точно! Ты как себя ведёшь, девочка?..»       — Здравствуйте, Годжо-сенсей, раз вас так назвал Мегуми-чан. Прошу прощения за мою бестактность и своеволие. Просто я под впечатлением от красоты незнакомого мужчины. Аварон Хиросэ, второй год ординатуры, — дыхание квадратом, горделиво выпрямленная спина, челка, залезающая прямо в глаза, медицинский халат, туго обтягивающий хрупкие плечи — она собралась так быстро, как смогла, чем явно впечатлила этого мужчину.       Она протянула руку в качестве серьезности своих слов и вежливости и получила ответное пожатие его большой, сухой, слишком горячей ладони. Она обратила внимание на маленькие шрамики вдоль каждого фаланга, складки кожи, тонкие костяшки, форму пальцев и ногтей, а ещё отсутствие обручального кольца. Его руки свободны от оков брачного союза.       — Смотрели, женат я или нет? — раздался вопрос прямо на ушко, от которого побежали мурашки. Ава едва не упала от резкого перемещения, но он удержал её за руку, продолжая шептать. — Нет, я не женат, но раз вы так хорошо наблюдаете за мужчиной, чтобы впоследствии соблазнить его, рассчитываю, что с пациентами вы работать будете также. Иначе вышвырну отсюда, даже глазом моргнуть не успеете.