На прицеле

      Лэмбтон осторожно касается ледяными ладонями щек Юрия, медленно проводит пальцами по векам, закрывая их. Этого не должно было случиться, не с ним… Генри отвез Егора к Джону, а сам вернулся в очередной раз убрать беспорядок и попрощаться… К своему удивлению, у входа в дом на снегу обнаружив едва различимые следы. Ведомый слабым интересом, он решает узнать, что все это значит, но у дороги следы оборвались. Так ни к чему и не пришедши, Генри возвращается обратно, убедившись, что тело Элайджо на месте, он вызывает своих людей, а после мягко касается его руки, заглядывает в навсегда погасшие карие глаза. — Мне жаль, что все так закончилось для тебя… — тихо произносит мужчина, осторожно приподняв обмякшее тело, прижимает его к себе, зарываясь пальцами в рыжие, слипшиеся в некоторых местах от крови, волосы. — Надеюсь, там ты наконец обретешь покой…       Его взгляд цепляется за небольшую желтую коробочку в кармане чужих джинс. Аккуратно вытащив ее, Лэмбтон заглядывает во внутрь, берет подрагивающими пальцами небольшой открывающийся кулон с тремя выгравированными звездами, смотрит на текст, написанный в аккуратно сложенной записке, и по бледной щеке скатывается слеза. «Я долго думал над подарком для тебя, но потом понял, что не смогу подарить что-то материальное, ведь у тебя и так есть все, а того, чего нет, ты просто можешь купить. Поэтому я не спал ночами, но все-таки придумал кое-что. Я знаю, что Линч собирается подарить парные кольца, не спрашивай откуда, просто знаю. И, в общем, вот… С Новым годом тебя».       Лэмбтон вертит кулон в руках, а после убирает его в карман пальто, прижимается носом к чужой щеке, проклиная себя за ошибку, которую совершил. Немного прийдя в себя, мужчина оставляет тело безумца, выходит в коридор, снова замечая на полу окровавленные отпечатки подошвы ботинков, ведущие в сторону чердака. Окончательно перестав что-либо понимать, Лэмбтон вытаскивает пистолет, медленно поднимается наверх. Осторожно приоткрыв двери, входит. И ничего. Чердак пуст, он открывает окно, высовывается на крышу, сам не зная, кого ожидает увидеть, но и там нет никого. Вдруг взгляд черно-серых глаз цепляется за открытый кейс. Лежащий в нем красивый меч с выгравированным именем «Лука», исчез.       Дейл проходит в комнату Джона, садится на край кровати, мягко касаясь руки Линча, что почти неделю не может найти в себе силы встать. Пока Джон с Лэмбтоном разбираются с чем-то в его доме, старик ухаживает за парнем. Приносит еду и воду, следит, чтобы он вовремя принимал назначенные врачом лекарства. После смерти Элайджо брюнет ушел глубоко в себя, не реагируя практически ни на что. Лишь изредка можно услышать тихие причитания о том, что ему жаль. — Линч, тебе нужно выпить таблетки, — Дейл протягивает парню лекарство и стакан с водой. — Давай, — но Егор игнорирует его, лежит, глядя в стену стеклянным взглядом, прижимая к себе потрепанную зеленую куртку с разноцветными заплатками. — Милый, мы это уже проходили. Я не хочу снова пичкать тебя ими насильно…       И снова реакции никакой. Тяжело вздохнув, мужчина берет журналиста за подбородок, пальцами давит на челюсть, и, несмотря на слабое сопротивление, старику все же удается раскрыть ему рот. Быстро впихнув туда горькое лекарство и убедившись, что Линч его проглотил, Дейл наконец отпускает его. Он просто сидит рядом какое-то время, поглаживая парня по плечу, надеясь, что таблетки все же подействуют, и брюнет хоть ненадолго придет в себя, но ничего не меняется. Со стороны коридора слышатся голоса, и, качнув головой, старик уходит, оставляя журналиста одного. В прихожей он встречается с вернувшимися Джоном и Генри, последний выглядит чуточку лучше и потихоньку оправляется от произошедшего. — Как он? — обеспокоенно спрашивает писатель, убирая на полку оранжевый шарф. — Все так же, — отвечает Дейл, качая головой, и скрытые за очками серые глаза заметно тускнеют. — Снова отказался пить таблетки.       Они оба обращают внимание на Генри, что, повесив пальто на вешалку, молча направляется в комнату. Линч по-прежнему лежит на кровати, отвернувшись к стене. Лэмбтон подходит ближе, ложится рядом, сгребая парня в охапку, прижимает к себе. Журналист приоткрывает глаза, приподняв руку, слабо касается его щеки, и мужчина вздрагивает. За всю неделю Егор лишь пару раз реагировал на его присутствие, чаще всего просто касался и снова уходил в какие-то свои размышления. — Тебе лучше? — предпринимает попытку поговорить Лэмбтон, на что, к своему удивлению, получает едва заметный кивок. — Принести тебе что-нибудь?       Брюнет слабо качает головой, снова прикрывает глаза. — Милый, так ведь нельзя. Ты почти не ешь, не двигаешься, — осторожно проговаривает Генри, мягко целует парня в шею, но в ответ на его слова он лишь сильнее прижимает к себе чужую куртку, съеживаясь. — Я понимаю, ты тоскуешь, но нужно жить дальше. Нельзя же всю оставшуюся жизнь лежать и корить себя за то, что уже не исправить.       Снова реакции никакой. Вздохнув, Лэмбтон переворачивается на спину, устало смотрит в белый потолок, не зная, как помочь любимому, когда он вдруг приподнимается, оказываясь лицом к Генри, прижимается щекой к его груди. Мужчина накрывает его ладонь своей, на секунду, кажется, забывая, как дышать. — Генри, я… — тихо подает голос Егор, глядя куда-то перед собой выцветшими зелеными глазами. — Можешь сделать мне чай… — Милый, все, что твоей душе угодно, — быстро спохватывается Лэмбтон, не в силах нарадоваться, что брюнет наконец начинает потихоньку приходить в себя. — Пару минут, и все будет.       Генри, аккуратно поднявшись, буквально выскакивает в коридор, едва не уронив какие-то коробки с вещами. Уже в кухне хватает со стола первую попавшуюся кружку. — Где чай? — взволнованно спрашивает он, поворачиваясь к ничего непонимающему Джону. — В шкафчике над тобой, вторая полка, — спокойно отвечает шатен, слегка наклоняет голову набок, наблюдая, как чересчур взъерошенный Лэмбтон заливает заварку кипятком. — Что с тобой такое? — Линч чай попросил, — он засыпает две ложки сахара в кружку, тихо шипит, когда пара капель горячей воды попадает ему на руку. — То есть чай попросил? — удивляется Джон, резко в серых глазах загораются радостные огоньки. — Он пришел в себя? Правда? — Надеюсь, — единственное, что отвечает Лэмбтон, перед тем как забирает кружку и направляется обратно в комнату.       Только он открывает дверь, весь энтузиазм пропадает, словно его и не было. Линч снова лежит, кажется, снова в отключке. — Линч? — тихо зовет его мужчина, ставит кружку на стол, и неожиданно Егор поднимает голову. — М? Мой чай… — он садится, зарываясь исцарапанными пальцами в черно-синие волосы, сильнее взъерошивая их. — Спасибо тебе…       Лэмбтон протягивает ему кружку, но заметив, что руки журналиста сильно дрожат, придерживает ее, помогая ему. Брюнет с жадностью принимается пить, смачивая пересохшее горло, вытирает губы тыльной стороной ладони. Они молча смотрят друг другу в глаза, не решаясь как-то нарушить этот момент. Момент, когда Егору наконец стало лучше. — Тебе нужно поесть, и очередной отказ я не приму, — наконец произносит Генри, берет его ладони в свои. — Пойдем, чем больше будешь двигаться, тем лучше. — Генри… Не все сразу… — тихо пытается возразить Линч, хочет подняться, но ноги подкашиваются, и он падает обратно на кровать. — Черт…       Мужчина качает головой, недолго думая, подходит ближе. — Позволь, — он берет парня на руки, и уже по привычке Егор обвивает руками его шею с весьма недовольным видом. — Джон как раз что-то готовит, думаю, он не будет сильно против, если мы присоединимся. — Джон тоже здесь? — тихо удивляется журналист, вертит головой, осматриваясь, и вдруг в зеленых глазах отражается понимание того, что он снова находится в квартире друга. — Вот как…       Лэмбтон вздыхает, проходит в кухню, садит брюнета за стол. — Ну как он? — спрашивает Джон, стоя к ним спиной, помешивая что-то в сковородке. — Чуть лучше… — проговаривает Линч, и писатель роняет вилку из рук, разворачивается, во все глаза глядя на сидящего за столом друга, что рассматривает лежащий на полу столовый прибор. — Видимо, кто-то скоро придет…       Шатен делает шаг в его сторону, с силой обнимает, и, кажется, журналисту становится нечем дышать. Он слышит тихий смешок рядом, а после кладет подбородок Джону на плечо, расплываясь в едва заметной улыбке, впервые за долгое время чувствуя себя дома. Но ведь Элайджо тоже был частью его семьи… — Мы очень волновались за тебя. Дейл даже пить перестал! — восклицает шатен, отстранившись, подбирает вилку с пола, закидывает ее в мойку. Парень пожимает плечами, он помнит, как Дейл старался воодушевить его, помнит его заботу и грусть в черных глазах. — Но это ладно… Тебе правда лучше? — Правда, — кивает Егор, подпирает голову рукой.       Неожиданно он замечает красивый золотистый кулон с тремя звёздами, выглядывающий из-под рубашки Лэмбтона, тянется к нему пальцами. — Он… — журналист отворачивается, стараясь скрыть свою грусть. — Я знаю, что не заслуживаю носить его, — тихо произносит мужчина, касаясь кулона. — Вы не поверите, но я тоже тоскую по нему… Каждый раз, возвращаясь в твой дом, я поднимаюсь на чердак, надеясь снова увидеть его сидящим на крыше, что-то мастерящим. Я хочу, чтобы память о нем всегда была со мной…       Генри горько усмехается, поймав на себе пару пораженных глаз. Линч сжимает его руку, поглаживает костяшки холодных пальцев. Да, им обоим плохо и хуже всего, что в отличие от журналиста, Лэмбтону некому выговориться обо всем, что его тревожит, об их отношениях и истинных причинах его тоски. Он прислоняется затылком к стене, прикрывает глаза, не зная, что теперь делать. Если бы был способ исправить все… Джон ставит перед ними тарелки с едой, садится напротив брюнета с дымящейся кружкой кофе. — Ешь, Лили специально для тебя готовила, — шатен отпивает немного из кружки, внимательно наблюдая за другом, который ковыряет тушеную фасоль вилкой. — Она думает, что ты болеешь и беспокоится. Поэтому ешь, а не то скажу ей все, как есть! — Не скажешь, — щурится Егор, но за еду все равно принимается через силу. — Тогда нам всем попадет. А Лили в гневе страшна.       Джон закатывает глаза, вздыхает, взъерошивая каштановые волосы. Лэмбтон пробует фасоль, кривится, но заметив на себе недовольный взгляд, тоже поспешно начинает есть. Лили он, конечно, не боится, как и писателя, но все же ругань, даже легкая им ни к чему. Мужчина ловит себя на мысли, что Элайджо готовил намного вкуснее. Он тут же мотает головой, отгоняя ее прочь. Безумец мертв, этого не исправить, и им стоит жить дальше. Им стоит…       Лэмбтон медленно входит в свою квартиру, которая встречает его привычной тишиной. Его не было тут почти всю неделю, ведь практически каждая вещь наталкивает мужчину на мысли о мертвом друге, отчего становится больно. Он внес в его дом чуточку уюта и света, научил не отвергать свои чувства. Лэмбтон проходит в спальню, не раздеваясь, падает на кровать, зарываясь пальцами в белоснежные волосы. Он готов отдать все, что имеет, только бы Элайджо снова взял трубку, только бы снова оказался на его пороге, с улыбкой сказал, что соскучился. Генри переворачивается на бок, стискивает зубы, пытаясь подавить изъедающее чувство вины. Безумец был прав, прав во всем. Лэмбтону стоило прислушаться, попытаться понять его, а не отвергать. Он смотрит в темное окно, где виднеются едва заметные звезды. Мужчина никогда не спрашивал, почему они так ему нравятся, а теперь это кажется самой настоящей загадкой. Которую разгадать Генри уже не удастся. Он зарывается в одеяло, прикрывает глаза, проваливаясь в долгий, полный сожалений сон.