Ведьма

Таня срывается с места, где сладко дремала буквально пять минут назад, натягивает сапоги и выбегает из квартиры. — Да, пока, Танюш, — Шишинин вздыхает, провожая девушку взглядом и медленно машет ей вслед. Иванова влетает обратно в квартиру, забирая из прихожей кожаный портфель, и так же быстро исчезает. — Девочки…

***

Таня бежит сломя голову по серым дворам, максимально сокращая дорогу до трамвайных путей, звон каблуков отскакивает гулким эхом от стен, так же как воспоминания о вчерашней ночи отдают в полной мыслей голове. «волга-два», два стакана, унылый танцпол, туалет, чужие губы, ноты, пустые улицы, крабик, тишина квартиры… Всё бесконечно крутится в голове в такт стуку трамвая. Безжизненные серые дома пролетают друг за другом в грязном окне, картинки сменяются одна за другой, но мысли остаются те же. Трамвай тормозит резко, будто встаёт на дыбы, и Таня, едва не потеряв равновесие, хватается за холодный поручень. Пассажиры вокруг равнодушны, словно серые дома за окном, их лица сливаются в одну безразличную массу, а Иванову не интересуют – её сознание остаётся застрявшим в воспоминаниях. вчерашняя ночь. туалет пустой, музыка уже не звучит. в её ушах гулко отбивается биение сердца. чужие губы… что это было? почему так… тихо? Таня дрожит, но не от холода. Она едва успевает среагировать, когда трамвай останавливается на нужной остановке. Выбегая, снова оказывается в окружении серости, но теперь она замечает: мир вокруг будто замер. Безлюдные улицы, только редкий шум машин вдали. Всё застыло, кроме неё. Каблуки вновь звучат эхом по мокрому асфальту. Её отражение мелькает в витринах и лужах, размытое, будто искажение. Впереди появляются знакомые очертания дома. Он серый, как и всё вокруг, но Иванова чувствует, как её сердце начинает колотиться ещё сильнее. В голове лишь одна мысль. она должна быть дома. Таня пробегает по лестнице, одну за другой ступеньку пропуская, и поднимается на нужный этаж. Она стоит перед знакомой дверью, и её рука, сжимающая ремень портфеля, дрожит; набирает воздух, чтобы постучать, но дверь открывается раньше, чем она успевает. Лена стоит перед ней – глаза уставшие, лицо бледное, но натянутая улыбка уже на месте. — Ты что здесь делаешь? — голос Лены звучит как-то слишком буднично, словно перед ней не та самая Таня. — Мимо проходила, — отрезает Иванова. — К тебе пришла, что ещё? — неудачную шутку серьёзностью перебивает. — Зачем? Лена словно кукла. Безэмоциональная, сухая и холодная. В её глазах нет привычного огонька, который появляется лишь при одном взгляде на Таню. Нет того самого «Лениного» запала, нет ни-че-го. Она будто бы отдаляется. Не физически, нет, это гораздо глубже. Таня чувствует, как стены внутри Лены возводятся, невидимая преграда между ними становится ощутимой. Лёвочкина не смотрит Ивановой в глаза, её взгляд скользит куда-то в сторону, как будто пытается избежать того, что буквально на расстоянии вытянутой руки. Этот взгляд, отсутствующий, словно она на самом деле не здесь, не с ней. И Таня теряется. Таню это сбивает с толку. Ей непривычно видеть Апину такой. Ей непривычно, и оттого некомфортно. Таня делает шаг вперёд, потом ещё один, медленный, осторожный, будто боится спугнуть эту странную, чужую Лену, которая больше похожа на тень самой себя. — Консе-, — Иванова не заканчивает кличку, считая, что сейчас не время. — У тебя всё нормально, Лен? Лёвочкина отрывает взгляд от пола, равнодушно кивает, как будто вопрос ей не особенно интересен. — Нормально, не видно? Простой, обыденный ответ. Но Таня чувствует, как внутри что-то переворачивается. Нет, это не та Лена. Не та, с которой она сидела часами в студии, не та, что смеялась с каждой её шутки, не та... не её Лена. — Не видно, — бурчит себе под нос Иванова, явно недовольная происходящим. — Не пустишь? — спрашивает с неподдельным интересом, заглядывая за плечо Апиной. — Нет. — Ладно, — Танька начинает злиться. Её раздражает театральная холодность Лёвочкиной, её раздражает, как та скрывает все свои чувства за маской безразличия и незаинтересованности, её раздражает, что она, Таня Иванова, реагирует на такое. — Долго ещё стоять тут будешь? Мне в магазин надо. Тане так и хочется ядовито колко ответить, но она держится. Не хочет портить и без того напряжённый момент. Она мучается в сомнениях: заводить ли противоречивую тему или пустить всё на самотёк? — Лен, по поводу вчера… — А что вчера? — Лена хмурит брови, словно не понимая. Будто вчерашний вечер не больше, чем размытая страница в книге, которую она давно отложила. Таня понимает: этот разговор как головой о стенку биться. Больно, бессмысленно и с неприятным осадком. — Ты ноты оставила, — еле слышно отвечает Иванова, протягивая портфель. Лена молча его забирает, не встречаясь со взглядом Тани. Лёгкое прикосновение её рук к ремню портфеля, короткое, почти механическое, и это всё. Ни благодарности, ни жеста, который бы сказал, что здесь что-то важное. Таня делает шаг назад, чувствуя, что если останется ещё на секунду, то просто сорвётся. — Ладно. Я пойду. Собравшись уходить, Таня разворачивается к лестнице, но в последний момент её взгляд цепляется за Лену. В её глазах что-то мелькает, на миг слишком живое, слишком знакомое. Но это только миг. В этот раз по лестнице она идёт неспеша. не помнит? не хочет помнить? притворяется? Каждый шаг вниз отзывается тяжестью в груди. Иванова сжимает кулаки, чтобы хоть как-то отвлечься, но это не помогает. Её горло сдавливает странное ощущение, будто она вот-вот разрыдается, но нет, нельзя. Выйдя из подъезда, она останавливается, чтобы перевести дыхание, привести его в порядок. Холодный воздух хлещет по щекам, резкий и колкий, приводящий в чувства. Таня ещё несколько секунд стоит на месте, прислушиваясь к тишине двора. И вдруг осознаёт, что, несмотря на всё, что только что произошло, ей хочется вернуться. Не для того чтобы продолжить этот бессмысленный разговор, нет. Просто... быть рядом. Она закрывает глаза на секунду, пытаясь стереть всё, что чувствует, но это не помогает. И от этого становится только хуже. Собрав остатки воли, Иванова разворачивается и идёт к остановке. Она не замечает, как в окне третьего этажа мелькает провожающая её взглядом тень.