Культурный центр имени Мо Жаня

All around me I see danger

And it's closing in on me

Every second I can hear it

Breathing

I can't stand the feeling inside of me.

'Cause the speed of me is jaded.

And it will be my end. Within Temptation — Final Destination

***

      Чу Ваньнин совершенно не планировал ехать в академию, но оказалось, что он нужен в комиссии на защите проектов — семестр завершался, оставались финальные мероприятия перед каникулами, кто-то ушёл в отпуск, кто-то приболел. «Юйхэн, без тебя не обойтись!» — эта музыка будет вечной. Архитектор знал, что ждут только его, что коллеги страдальчески вздыхают и вяло обмениваются сплетнями, а студенты нервничают, измотанные отложенным началом защиты; однако он застрял перед зеркалом в преподавательском гардеробе, поправляя костюмную жилетку цвета слоновой кости и стряхивая невидимые пылинки с плеч. Бледно-лиловая рубашка показалась ему теперь плохим выбором, коже его она придавала какой-то неприятно желтоватый оттенок. Зачем он вообще её купил? В каком пьяном бреду?..       Мо Жань шепнул ему перед выходом что-то вроде «ты великолепен», и он повёлся, но теперь видел, что Мо Жань необъективен. Нечего верить глупым мальчишкам.       Несмотря на жару, ему захотелось надеть пиджак и застегнуть на все пуговицы. Он сам с трудом принимал, что когда-то носил забрызганные хлоркой футболки и собственноручно порезанные и порванные джинсы; не узнавал себя на фотографиях студенческих лет. Каким же он был нелепым подростком! Хорошо, что мало кто помнит его таким.       Помнил Четвёртый Князь, но он был мёртв. И Чу Ваньнин помнил, как тяжёлая рука нависала над его острым плечом, не прикасаясь. Моя Вирджиния, у тебя невыносимый вкус в одежде, примерь-ка это. О, оно будет тебе по размеру, я же запомнил каждый сантиметр твоего тела. Чу Ваньнин поёжился. От всплывшего воспоминания у него замёрзли руки. Ну, что за привычка у этого мерзавца — выползать из тьмы памяти, когда его совсем не ждёшь?!       Впрочем, архитектор тянул время не потому, что был недоволен своим внешним видом. Ему просто не хотелось сидеть среди коллег и заинтересованно кивать, когда они задают идиотские вопросы насмерть перепуганным студентам.       Прозвенел звонок; затем в наступившей тишине он услышал тихие всхлипы. Вот чёрт! Очередной рыдающий ребенок. На сей раз, для разнообразия, девочка — с немытой головой, в прыщах, одетая в огромную толстовку с полустёртым названием рок-группы. Увидев его в пустом коридоре возле гардероба, она вскочила и чуть не бросилась бежать, но… победила вежливость. Ей пришлось признать факт его появления и поздороваться.       — Что случилось? — спросил он. — Тебе поставили плохую оценку?       — Нет… но… поставят…       — Ты умеешь предсказывать будущее? Предскажи моё.       — Учитель Чу, — она низко наклонила голову, и распущенные волосы скрыли её лицо. — Это наша группа сейчас защищается, а у меня самый слабый проект. И… — она снова всхлипнула. — Я не знала, что вы будете не защите… а теперь… я не хочу, чтобы вы видели это позорище… только не вы…       — Я тоже не знал, что буду на защите, — Чу Ваньнин развел руками. — Ну, извини! У меня были другие планы. Я даже одеться-то прилично не успел. Скажу тебе по секрету, я тоже не хотел, чтобы кто-то видел меня в этой ужасной рубашке. Будем считать, что у нас обоих день не задался. Пойдем в аудиторию, испортим настроение всем остальным. Нас ждут.       — Ждут вас… — прошептала она.       — Без тебя не пойду. Ты меня чертовски заинтриговала. Имей в виду, если у тебя окажется не худший проект в группе, я буду считать тебя врушкой всю оставшуюся жизнь.       Шагая позади девчонки, как конвоир, он думал, что один этот разговор вымотал его насмерть. А ему ещё предстоит вести воспитательные беседы с Сюэ Мэном.       Но, может, и нужно быть помягче с людьми с несозревшим неокортексом? Они же, в конце концов, ещё дети.       «Так ведь я же сплю с человеком с несозревшим неокортексом! — ужаснулся он. — Он ведь не старше этой бедняжки». Человек к несозревшим неокортексом час назад поцеловал его в шею и играл языком с серёжкой в ухе, пока архитектор не хлопнул его по лбу со словами «я же опоздаю из-за тебя».       А потом позволил… ещё немножко.       Члены комиссии встретили его недоброжелательно — не считая директора академии, бросившегося к нему с рукопожатием и шуточками. Даже в «Сышен» — а может быть, особенно в «Сышен» — для большинства коллег архитектор Чу был костью в горле. То ли потому, что студенты особенно любили его, то ли — потому, что эту студенческую любовь он не завоевывал, не выпрашивал и даже не заслуживал.       Студентка скользнула куда-то на задние ряды, села рядом с растрёпанной мрачной особой в чёрном, не спавшей, очевидно, недели две; скоро обе они расслабились, успокоились и принялись шушукаться, время от времени тихонько посмеиваясь. Чу Ваньнин бросил на них быстрый взгляд. Проекты у них были слабенькие, но не из ряда вон выходящие, так что он на прощание шепнул девчонке «врушка!», и она с облегчением рассмеялась.       — Учитель, но я и правда могу предсказать вам будущее! — вдруг сказала она ему вслед, когда аудитория уже опустела, да и её подружка, пятно тьмы, в нетерпении маячила в коридоре.       — Гадаешь?       — Да, по руке, — девушка испугалась собственной дерзости, и длинные волосы вновь скрыли её лицо, покрытое воспалениями. — Но… ой, забудьте.       Чу Ваньнин протянул ей открытую ладонь.       — Что скажешь?       — А… — в глазах девушки мелькнуло что-то странное, неприятно и необъяснимо задевшее его; она не касалась его руки, только водила над ней пальцами. — Ох, вы знаете… Наверное, у меня не на всё есть ответы. Я же только начала…       — Что там? — очень серьёзно спросил он.       — Как… вам… сказать… — она сосредоточенно всматривалась в пересечения тонких линий. — Очень много любви, но…       — Это к архитектуре, — уверил он её.       — И что-то… Учитель, вы… будете искать смерти, но… не она вас.       — А! Я давно хотел заняться альпинизмом. Значит, не сорвусь со скалы.       Шутка была, конечно, дурацкая, но девчонка же не знает о его страхах. А смерти он искал, пожалуй, и много лет прежде. Ничего нового.

***

      — У тебя кто-то появился, Юйхэн?       — С чего ты взял?       — Ты в последнее время просто светишься. Прямо помолодел на пару лет.       Чу Ваньнина это заявление поставило в тупик, и он с подозрением взглянул на себя в зеркало в резной деревянной раме (творение одной из студенток), висевшее в кабинете директора, где они распивали чай после защиты. За его спиной точно не стоит какой-нибудь ДРУГОЙ Юйхэн, с которым и разговаривает Сюэ? Ничего принципиально нового в его облике не появилось с тех пор, как он придирчиво рассматривал себя в гардеробе — те же острые углы и резкие линии, та же темнота под глазами, впалые щеки, сдвинутая назад челюсть и назойливо падающая на лоб прядь сухих чёрных волос, которые стоило бы укоротить… или укротить — отрастая, они становились неуправляемыми. Это Мо Жань умирал от нежности, видя его таким растрепанным с утра, но в собственных глазах Чу Ваньнин выглядел столь же вымотанным и уставшим, как год, два, три назад — много работающий и не особенно счастливый человек с уймой дурных привычек.       Ещё и с похмелья. Сюэ готов принять за юношескую свежесть похмельную отёчность, не иначе!       — Сюэ, а существует значительная разница между тридцатью двумя и тридцатью четырьмя годами? — уточнил он. — У меня она выразилась, кажется, в одном пломбированном зубе. В остальном… не помню, чтобы сильно менялся.       — И у тебя засос на шее.       — Чёрт… — он прижал руку к щеке.       И в таком виде он только что раздавал критические замечания направо и налево. Это же… видели все вокруг!       Кошмар.       Рубашка эта ещё.       Пока Чу Ваньнин нервно поправлял воротник, гадая, как низко пал в глазах студентов с очередным своим синяком очевидного происхождения, директор Сюэ всё ярче излучал неподдельную радость.       — Слушай, если у тебя действительно всё наконец-то сложилось, то я просто счастлив! Как-нибудь при случае познакомишь нас с ним? Ты всё-таки для меня как член семьи, и я…       — Сюэ, не торопи события, — оборвал его архитектор; ему стало не по себе при мысли о том, как отреагирует друг, узнав, с кем он закрутил роман. Вот с госпожой Ван будет попроще, она его антикварным мечом и зарубит к чертям собачьим. — Это пока всего лишь небольшая интрижка. Я и не уверен, что всё сложится. Я человек непростой, да и… сам знаешь, какие у меня проблемы. Сюэ, он славный мальчик, но такой…       — Горячий?       — Наивный! Он даже не представляет, ЧТО я такое. Я… не знаю, что его во мне привлекло, и, надеюсь, это… ненадолго.       «И он твой племянник, Сюэ, он твой племянник, которого я…»       — Да не накручивай себя, Юйхэн! — Сюэ Чжэнъюн задорно сверкнул очками. — Что ты гадости-то о себе постоянно…       — Я реалист, только и всего. Сегодня засос на шее, а завтра — собрание партнёров анонимных алкоголиков. Только я — не анонимный, а очень известный алкоголик. Кому это нужно? И… пожалуйста, не говори о своих догадках Хуайцзую. Он ещё надеется, что я женюсь на какой-нибудь глубоко отчаявшейся женщине. И всё ещё надеется, что это будет Мотра. Не знаю, за что он её так ненавидит.       — Бывают и такие браки, Юйхэн.       — Да, и в Китае это не редкость, но, уж поверь, я не настолько хочу угодить папочке. Да и настолько отчаявшихся женщин не существует. И всё же…       — Я понимаю. Не будем волновать старика.       Они рассмеялись, но архитектора холодной иглой кольнула — в который раз — мысль о том, кем Мо Жань приходится Сюэ Чжэнъюну. О том, что сейчас они говорят о Мо Жане, как о каком-то ДРУГОМ человеке… и о том, как, в сущности, начались эти проклятые отношения. Чу Ваньнину казалось, что, если не принимать связь с Мо Жанем всерьёз, она окажется будто бы ненастоящей, от неё можно будет отмахнуться, сделать вид, что ничего не происходит НА САМОМ ДЕЛЕ. Но он уже принял всё всерьёз. Он уже позволил поцеловать себя у дверей виллы «Алый лотос», уже обменивался с Мо Жанем за завтраком шуточками о том, что при таком питании ему будет по размеру даже одежда из мужского масс-маркета, уже давно — как долго? — вёл себя так, будто вправду…       Будто всё это — правда.       Недолго он трепыхался и протестовал.       — Кстати, о стариковских волнениях… — директор академии «Сышен», хвала небесам, сменил тему и тут же помрачнел; Чу Ваньнин не успел обрадоваться, как тема оказалась не из лучших. — Мой Сюэ Мэн не упоминал при тебе о Мо Жане? От него одни отписки — мол, всё хорошо, то в гостях у друга, то у брата, и всё. А как же поиски работы? На что он живёт? Как бы не ввязался в какую-нибудь авантюру. Сам знаешь, я с его матерью натерпелся. И город у нас… кто не употребляет, тот сидит за торговлю наркотой.       — О, да! — подхватил Чу Ваньнин, надеясь увести разговор ещё дальше. — Если о нас говорят по телевидению, то это или «новый амбициозный проект архитектурного бюро «Бэйдоу», или «мужчина средних лет зарезал друга в состоянии наркотического опьянения». Я не всегда уверен, что и вторая новость не обо мне.       — Да ну тебя. Так слышал ли ты о нём?       — Кажется, Сюэ Мэн упоминал, но… я не прислушивался. Он постоянно болтает с моей помощницей.       — О, он подружился с девочкой? Я не знал.       Чу Ваньнин вздохнул. Вот поэтому Сюэ Мэн почти не общается с родителями. Вот поэтому.       …а Сюэ знает, чьего ребенка воспитывает? Чу Ваньнин посмотрел на него с чувством неожиданно открывшейся чудовищной тайны. Ничего общего. Между старшим и младшим Сюэ ничего общего, кроме того, что оба они мужчины. И оба они инженеры. Строго говоря, даже инженерами-то они были несхожими — старший Сюэ работал чётко, быстро, но очень уж сухо, очень уж правильно. А младший… Только взглянув когда-то на его конкурсный проект, ещё не зная, чьим именем он подписан, Чу Ваньнин понял, что отпустить автора будет преступлением. Что этот мальчик — или эта девочка, или плевать, кто, если он-она-оно-они-подчеркнуть-нужное обладает такими способностями — говорит с ним на одном языке, ощущает форму и пространство абсолютно так же, как он. Никогда прежде Чу Ваньнин не чувствовал себя настолько ПОНЯТЫМ другим человеком.       Никогда прежде не боялся так сильно, что другой человек откроет и остальные его тайны, и образ его, холодный, резкий, четкий, как небоскреб из стали и стекла, рассыплется в прах. Он неспроста наделил «Оазис-Космо» черной дымящейся сердцевиной — жуткой червоточиной. Центр, выстроенный для фонда «Хайтан», был его любовным посланием, видимым каждому и непрочтенным никем; но «Оазис-Космо» он рисовал в тяжелейшем душевном кризисе, первом из череды подобных, и это был его автопортрет. Тогда с ним не было Сюэ Мэна. С Сюэ Мэном работалось иначе.       Но Сюэ Мэн знал о нём слишком много.

***

      — Я просил не появляться в офисе в спортивной обуви.       — Я не успела переобуться, ночевала у Сюэ Мэна, — Ши Мэй сладко потянулась. — Вы бы видели, какой у него шикарный ортопедический матрас!       — Где, в таком случае, ночевал Сюэ Мэн?       — Понятия не имею.       — Вообще-то я здесь, — Сюэ Мэн высунулся из-под стола. — Учитель, ночью я подготовил некоторые дора…       — Господи!.. Ты меня доведешь до инфаркта! — Чу Ваньнин охнул от неожиданности.       Не каждый день главный инженер проекта обнаруживается в узком просвете между своим столом и окном; спал он, похоже, прямо на полу, в офисной одежде, подложив под голову свёрнутый пиджак. Так что видок у Сюэ Мэна был впечатляющий — и на гладкой щеке трогательно отпечатался след от импровизированной подушки. Он тем временем пытался вернуть на место сбившийся галстук.       Ши Мэй, свежая, как роза, с сочувствием смотрела на мужчин. Чу Ваньнин тут же послал бездельницу за кофе — нечего прохлаждаться.       — Взбитые сливки, шоколадный топпинг, два любых сиропа на выбор бариста, потому что вы всё равно не… — принялась она перечислять.       — Я различаю вкусы! — перебил её архитектор. — Но всё верно. Возможно, я буду немного добрее к вам обоим.       И, когда она скользнула за дверь, повернулся к Сюэ Мэну:       — Я жду объяснений.       Инженер вздохнул. Снова нервно поправил галстук. Вздохнул ещё раз. На третий он всё-таки пришел к выводу, что вздохами делу не поможешь, и нерешительно — как мало было в этом лепете сходства с его бойкой речью на презентации проекта! — начал:       — Учитель, я… я понимаю, что… что мы… в общем, я решил, что… это позволит сохранить пластическое решение вашего решения… ой… в том виде, в котором… вы его задумывали. Вот здесь… смотровая площадка огибает часть склона, продолжая форму здания… как след улитки, взбирающейся на гору… и… создается эффект движения… который пропадает, если площадку убрать. Дело не в том, что я убил уйму времени и сил на её конструкцию из-за риска… обрушения… конечно, и в этом тоже, но… без неё ваша концепция динамической бионики… — он, говоря всё это, терзал стопку распечатанных чертежей, и теперь тыкал пальцем в генплан и пришпиленные к нему наброски.       — Динамического биоморфизма, — машинально поправил Чу Ваньнин, задумчиво глядя не на генплан, а на Сюэ Мэна. — Откуда ты взял эти волнообразные выступы?       — С ваших первых эскизов, где вы зарисовывали раковины улиток и поверх них прорисовывали конструкцию.       — Я же их выбросил. Они были слишком буквальными.       — Я… подумал и решил, что вы зря от них отказались. И еще… если уступка требованиям Цзян Си… вернее, требованиям экономической эффективности, что, наверное, одно и то же… необходима для сохранения первоначальной идеи… то, наверное, стоило уступить.       — Мы не уступаем, инженер Сюэ, — напомнил ему Чу Ваньнин, но лишь для того, чтобы удержать расшатавшийся авторитет. Ещё не хватало, чтобы мальчишка вообразил, будто может творить, что вздумается. И копаться в урне с мусором!       В руках у мальчишки его репутация, а к самому юному инженеру тянет грязные капиталистические лапы его возможный биологический отец. Но это значит лишь, что нужно… укрепить бразды правления.       А то распустились тут.       — Но вы уступили. Когда вы отказались от вашей идеи, от вашей гениальной идеи, которая… позволяла изменить ландшафт по вашему желанию, изменить силуэт берега… пойти против природы, бросить ей вызов… вы же сами уступили Цзян Си! — Сюэ Мэн сильно разволновался, и на его щеках вспыхнул румянец. — Простите, Учитель, я не мог на это смотреть.       «Вас облапошили ваши же сотрудники». Нет, дело было в другом. Эти дети ткнули его носом в его же собственную слабость и трусость, вот что они сделали.       Архитектору стало стыдно. За годы борьбы с бюрократами и инвесторами он сильно растерял пыл и желание отстаивать свои идеи, хотя его до сих пор считали неудобным и неуступчивым. Но в глазах Сюэ Мэна… он всё ещё был гением, чьи идеи нужно защищать и отстаивать, даже если он сам готов сдаться. Даже если инженер застукал его в одном халате со своим братом. Даже если…       Льстивым речам Мо Жаня он не верил, но вот восхищение Сюэ Мэна его подстёгивало, и разочаровать мальчика было смерти подобно. Он никогда не задумывался о том, почему так боится, что его талант померкнет и рассыплется прахом в глазах юного инженера, но признавал это; не задумывался и о том, что связан с ним гораздо прочнее и опаснее, чем с Мо Жанем. На сей раз Сюэ Мэн, похоже, вообразил себя рыцарем, спасающим прекрасную архитектурную даму из когтистых лап дракона. Он снова всё правильно понял.       — Почему ты не поговорил со мной прежде, чем брать слово на презентации проекта?       — Я… боялся, что вы не согласитесь, и я уже ничего не смогу сделать.       — Вы уже закончили бить Сюэ Мэна, Учитель? — Ши Мэй заглянула в кабинет. — А, он цел и невредим. А то я принесла ему американо со льдом, вдруг к синякам приложить надо будет… и вам вашу сахарную кому. Может, всё-таки скинемся на кофемашину? Или хотя бы на приличную кофеварку…       — Почему ты ночевала у него? — вдруг решил поинтересоваться Чу Ваньнин.       И он, и она не гетеросексуальны, о чем регулярно упоминают, да и о «Бэйдоу» за спиной руководителя шепчутся, что гетеро получить там работу невозможно; что за игры с матрасами?       — Ну, знаете, сначала мы снимали разные кулинарные видео для его блога, а потом он что-то придумал и захотел поработать ночью. Но у него такой шикарный матрас, что он не должен простаивать зря. А поскольку он разрешил мне пригласить подружку… Ну, должен же был кто-то съесть то, что мы наготовили! И… мы с ней собирались почитать «Записки крокодила»*…       — Стоп! — Чу Ваньнин замахал руками. — Этого я слышать не хочу.       — Да вы же сами спросили…       Сюэ Мэн приложил палец к губам, и она замолчала, так что подробности этой истории остались тайной.       — Учитель, а вы отпустите Сюэ Мэна на конференцию? Он же ничего плохого не сделал…       Чу Ваньнин молча бросил в неё пластиковую крышку от кофейного стаканчика.       Это был один из тех дней, когда всё складывается хорошо, когда находятся давно потерянные вещи, когда вопросы, казавшиеся неразрешимыми, теряют важность, когда напряжение спадает, и только какая-то назойливая, как камень в ботинке, мысль подмешивает болезненной желтушности в яркий солнечный свет, добавляет запаха гнили аромату цветов, дурного привкуса даже самой аппетитной еде.       Что-то здесь не так.       * «Записки крокодила» — роман писательницы Цю Маоцзинь, значительно повлиявший на лесбийскую субкультуру Китая и давший китайским лесбиянкам самоназвание lala; короче, у Ши Мэй все хорошо.