Культурный центр имени Мо Жаня

The beauty spot was borrowed and

Now my sweet knife rusts tomorrow.

I'm a confession that is waiting to be heard.

Burn your empty rain down on me

Whisper your death beat so softly

We bend our knees

At the altar of my ego

You drained my heart

And made a spade

But there's still traces of me

in your veins.

Marilyn Manson — Spade

***

      — Пиноккио, срочно проверь почту, у меня для тебя подарок.       — Мотра, мне, при всем уважении, не до тебя. Мне весь ближайший час смотреть на перекошенную рожу Цзян Си, а потом промывать глаза и уши. Я при мысли о нём хочу надраться до токсического шока. Имей…       — Ты можешь начать смотреть на рожу Цзян Си уже сейчас. Почту проверь, говорю тебе!       — Кто… чёрт возьми, кто это? Какого года эти снимки?       — Случайно раскопала в газетной подшивке начала девяностых, восславим архивы нашей библиотеки. Да, ты не ошибся, это наш тигр в двадцать пять скромно прячется за папочку-бизнесмена, но у него это плохо получается.       — Кого-то он мне здесь напоминает.       — Марка Джейкобса в худшие годы?       — О, ты очень добра. Я хотел сказать, что он похож на маньтоу в очках.       — Вечно у тебя возникают какие-то гастрономические ассоциации.       — Любого человека можно сравнить с едой, но не любого можно сожрать. Сегодня я не должен ему позволить сожрать меня.       — Ка-а-ак ты мудр! Кстати, присмотрись к девице около него. Да-да, к той, которая одета в штору.       — Я её не знаю.       — Перекрась ей волосы в вишнёвый и накинь лет двадцать.       — Чёрт возьми несколько раз… они были знакомы?!       — Мой наивный котёнок, подумай получше — если она стоит рука об руку с сынком гендиректора прямо в своей шторе, то подходит ли здесь слово «знакомы»?       — Я не хотел этого знать, мать кайдзю. Господи… а какой… повтори, какой это год?!       — Февраль девяносто второго.       Девяносто второй. Девяносто второй… Чу Ваньнин не успел додумать мысль, которая совершенно его потрясла — потому что, сбросив звонок и обернувшись, нос к носу столкнулся с Мо Жанем. Мо Жань широко улыбнулся и сгрёб его в охапку.       — Как я рад, что застал тебя!..       — Ты что здесь делаешь? — архитектор возмущённо оттолкнул его. — Да отцепись ты!       — Я привёз тебе обед, — улыбка Мо Жаня стала шире и опаснее, словно ухмылка хищника, тоже готового отобедать, только не курицей с рисом, а пойманной добычей.       И кто кого сожрёт? Чу Ваньнин по его воодушевлённому виду понял, что обед — только предлог, и сделал шаг назад, наткнувшись на собственный рабочий стол. Прошлым вечером, раздосадованный разговором с Сюэ Мэном, Чу Ваньнин прогнал Мо Жаня на диван, утром сбежал на лекцию пораньше и долго пил кофе в сквере возле академии. Но мальчишка не сдавался. Зажатый между столом и любовником, Чу Ваньнин ощущал себя насекомым, увязшим в меду.       — Как ты нашел офис?       — Я умею пользоваться интернетом, — Мо Жань кивнул в сторону пакета, оставленного на столе Ши Мэй, и, презрев всякое сопротивление, обнял Чу Ваньнина за талию; теперь он говорил, почти касаясь губами уха архитектора. — А пока готовил, понял, что мне нужно другое… блюдо…       — Ты о чём?       — Я хочу тебя каждую секунду, а ты держишь меня впроголодь, — рука Мо Жаня, скользнув по его бедру, бесстыдно устремилась к паху. — Как мне теперь насытиться? Но скажи мне «нет», и я уйду.       Пальцы Мо Жаня двигались вдоль его ширинки медленно, ласково, но настойчиво и с усилием. Губы его легко захватывали кожу на шее архитектора, и тот в панике прикидывал, как всё успеть, а сам запрокидывал голову, подавался Мо Жаню навстречу, прижимался бёдрами к его бёдрам…       — У нас мало времени, — наконец сказал он, с трудом найдя в себе силы на эту короткую фразу. — Мне… на совещание… нужно…       — Сколько?       — Минут десять.       — Засекай.       — Что?       — Время засекай. Я уложусь, — и опустился на колени.       Чу Ваньнин вцепился в край стола и безропотно позволил расстегнуть ремень, стянуть с себя брюки и бельё. Ему пришлось закрыть глаза поплотнее, чтобы не видеть, что с ним вытворяют, но теперь он окунался в ощущения с головой. Нет, так не пойдёт. Чу Ваньнин поднял веки, увидел собственные обнажённые бледные бёдра — в левое вжимались пальцы Мо Жаня; торчащие подвздошные кости, макушку мальчишки, игравшего с чего членом… Он так и не понял, как лучше — смотреть на это непотребство или полностью отдаваться чувствам. Мо Жань не торопился, несмотря на предательски сменяющиеся цифры на таймере; его язык упруго скользил от основания до головки, то и дело забираясь внутрь…       На столе Ши Мэй валялась забытая зарядка для телефона. Что, если девчонка решит за ней вернуться? Что, если…       Сама мысль, что кто-то может застать его в ТАКОМ положении, пьянила и разгоняла кровь похлеще рисовой водки. Но в действительности попасться, как вчера, Чу Ваньнин не хотел.       — А если Сюэ Мэн снова нас застукает? Ты вообще осознаёшь…       Осознавать здесь было нечего, Чу Ваньнин был уверен, что Сюэ Мэн не проболтается. Но лишний раз призвать Мо Жаня к порядку не помешает.       — Он уехал, я видел его машину, — ответил Мо Жань, на минуту выпустив член изо рта, но продолжая ласкать его рукой. — Не отвлекай меня! Ты же торопишься на совещание. Или мне остановиться?       — Ох, нет! — выдохнул архитектор и сам испугался того, с какой страстью это сказал.       Мо Жань вылизал его член и испачканное спермой бедро после эякуляции, и это было, пожалуй, самое грязное в том, что произошло между ними. Потеряв равновесие, Чу Ваньнин уткнулся лицом в грудь Мо Жаня, и тот воспринял это как проявление ласки. Он снова притянул к себе архитектора, нежно положил ладонь ему на затылок и прошептал:       — Я по тебе с ума схожу, помнишь? Так бы и сожрал, так бы и обглодал твои кости.       — Дай я хоть штаны надену!..       — Да к чёрту штаны, не идут тебе штаны, — проворчал Мо Жань, но всё-таки отпустил его и позволил привести одежду в порядок, хоть и не отрывал глаз от процесса.       Чу Ваньнин чувствовал, как под этим пристальным взглядом его впалые щёки заливает румянец. Уже теперь ему стало некомфортно — он кое-как заправил рубашку в брюки и одёрнул пиджак, прекрасно понимая, что взмок от возбуждения и стыда так, что впору принимать душ.       — Я оставлю тебе ключи, — сказал он, пытаясь восстановить дыхание. — Нам не нужно… выходить отсюда вместе.       — Как глупо, — Мо Жань вытер рот тыльной стороной ладони и улыбнулся, но в голосе его звучало разочарование. — Я хочу, чтобы все знали, что я тебя трахаю. Хочу, чтобы все знали, что ты, с твоим… статусом… твоими белыми пиджачками, твоими сумасшедшими домами… что ты мой.       — Ты гей или бисексуал? — оборвал его Чу Ваньнин.       — При чём тут…       — Ответь на вопрос.       — Бисексуал.       — Тогда тебе будет легче, когда это закончится.       Мо Жань посмотрел на архитектора так, что тому захотелось взять на ручки этого бедного щеночка. Но тут же Чу Ваньнин решительно наступил на ростки нежности в своём сердце. Да что за дрянь! Его и так постоянно захлёстывало чем-то болезненно-сладким при виде Мо Жаня. Пожалуй, ещё с тех пор, как тот, шестнадцатилетний, обиженно сопел на пассажирском сиденье, раздосадованный испорченным днём подходивших к концу школьных каникул.       — Прекрати, слышишь? — говорил Мо Жань, пока Чу Ваньнин отгонял от себя призрак дерзкого эфеба, нарушившего его душевный покой. — Прекрати так говорить. Я всё утро думал о твоих словах… Плевать! Мне плевать на всех. Я не уйду и не отпущу тебя, даже если весь мир… я готов быть с тобой против всего мира!       — Мне пора.       — А как же обед? — вспомнил Мо Жань. — Ну, хоть кусочек, я же старался. Разве ты не хочешь есть после секса?       — Дурачок, — подытожил Чу Ваньнин после того, как Мо Жань подцепил палочками кусок курицы и решительно сунул ему в рот. — У тебя кинк на еду, что ли?       — У меня кинк на тебя, — Мо Жань стёр с его губ каплю соуса с отчётливым привкусом манго. — А ты не ешь, не спишь, много работаешь и льёшь водку в кофе. И да, чёрт возьми, я назойлив, и да, я веду себя как поехавший сталкер. Но ты себя губишь. А я не могу на это спокойно смотреть. Мне так хорошо с тобой, что потерять тебя было бы…       — Мо Жань, тебе бы сходить к врачу, голову полечить.       — Чего?       — Со мной не может быть хорошо.       Мо Жань что-то сказал ему вслед, но Чу Ваньнин уже не расслышал.

***

      В фойе администрации он посмотрел на себя в зеркало. Ещё раз одернул пиджак, поправил узкий плетёный ремень, аккуратнее заправил рубашку в брюки. Но хотелось помыться. Кожа у него блестела, тени под глазами стали ещё темнее, чёлка назойливо падала на влажный лоб. Он же… не выглядит человеком, которому только что отсосали в рабочем кабинете?       «Я идиот, большинству из этих самодовольных ублюдков отсасывают в рабочих кабинетах. Я теперь просто такой же, как они».       Чу Ваньнину не понравилась мысль, что он такой же, как все эти мудаки в плохо сидящих, хоть и дорогих костюмах. Мудаки в плохо сидящих костюмах тем временем что-то бурно обсуждали, и когда он попытался незаметно прошмыгнуть в конференц-зал — замолчали и устремили на него пристальные взгляды. Цзян Си, в нынешнем своем воплощении загорелый сухощавый мужчина с седой прядью в гладко зачёсанных назад волосах, произнес с неожиданной издёвкой:       — Господин Чу, мы как раз обсуждали предложение ваших сотрудников.       — Предложение… моих сотрудников? — переспросил Чу Ваньнин.       Кажется, ему сотрудники ничего интересного в последнее время не предлагали. Сюэ Мэн, стоя возле экрана проектора, переминался с ноги на ногу. Ши Мэй сидела за ноутбуком с таким скучающим видом, что, кажется, с трудом сдерживала в себе желание поковыряться в носу. Чу Ваньнин бросил на неё взгляд. Кроссовки. Чёртова девч…       Что?!       — Младший Сюэ, я смотрю, побойчее старшего будет, — хмыкнул Цзян Си. — Вы садитесь, садитесь, господин Чу. Продолжим.       — Думаю, я ничего нового для себя не услышу, — Чу Ваньнин адресовал ему ядовитую улыбку.       Нужно было срочно реабилитироваться.       Впрочем, на его словах про «ничего нового» Ши Мэй закатила глаза, а Сюэ Мэн чуть вздрогнул, но всё тем же поставленным голосом продолжил рассказывать о конструкции смотровой площадки с запланированными территориями для расположения торговых палаток с мороженым и напитками.       С запл…       С чем…       Почему…       Чу Ваньнин так старался сохранять безразличное выражение лица, что, кажется, переусердствовал, потому что Наньгун Лю как-то странно на него посмотрел, передавая папку с подписанными чертежами, но тут же отвёл взгляд. Сюэ Мэн пару раз сбился, но, поскольку работу свою он знал досконально, тут же исправил ошибку и продолжил бойко описывать, как превратит проект своего Учителя в грёбаную ярмарочную площадь. Чу Ваньнин испытывал непреодолимое желание кинуть в инженера стол. К тому же Цзян Си сначала помахал на себя каким-то листом, а потом снял пиджак, под которым оказалась футболка-поло, и Чу Ваньнина это взбесило. Каким нужно быть ублюдком, чтобы носить поло под классическим пиджаком?! Руки у Цзян Си, несмотря на возраст, были рельефные, с набрякшими венами. Чу Ваньнин вспомнил его юные фотографии и ощутил ещё большее презрение.       — Мы, разумеется, не занимались подсчётом вероятной прибыли, но, как бы то ни было, строительство смотровой площадки будет экономически целесообразным, — подытожила Ши Мэй, потому что Сюэ Мэн забыл последнюю фразу, встретившись с Чу Ваньнином взглядом.       Присутствующие одобрительно закивали.       — Приятно видеть, — сказал Цзян Си таким тоном, будто ему было ОЧЕНЬ неприятно, — что бюро «Бэйдоу» со времен строительства торгового центра «Оазис-Космо» сделало поворот к большей… коммерциализации своих объектов. Господин Чу, господин Сюэ…       — Помощник главного архитектора Ши, — подсказала Ши Мэй.       — …и вот вы, да… я даю вам неделю на доработку проекта с новой смотровой площадкой. Я хочу быть уверен, что затраты на её постройку окупятся. Остальная часть проекта, впрочем, вызывает у меня куда меньшую уверенность. Такой уж я тупорылый… как вы меня величаете, господин всемирно известный архитектор Чу?       — Уважаемым коллегой, исключительно — уважаемым коллегой, — прошипел Чу Ваньнин, понимая, что левое веко, подергиваясь, выдаёт его чувства. — Я рад, что мы пришли к взаимопониманию.       Наньгун Лю снова посмотрел на него так, будто увидел перед собой… какое-нибудь говорящее дерево.

***

      — Учитель, мы обойдёмся без убийств? — уточнила Ши Мэй, когда они втроём в гробовом молчании вышли из здания.       — Езжайте по домам, — отчеканил он.       — Но нам нужно заняться… — нерешительно начал Сюэ Мэн, и тут уж Чу Ваньнин, забыв, что они в людном месте, не выдержал.       — Домой!!! Оба!!! И чтоб я вас до завтра не видел, блядь!!! — рявкнул он так, что ученики попятились. — Ещё раз устроите мне самоуправство — я вас не только уволю нахер, я сделаю так, чтоб вас ни одна фирма в Китае на работу не взяла!       — Да меня и так не берут, а орать на стройке будете, — ровным голосом ответила ему Ши Мэй и прежде, чем Чу Ваньнин смог вслух признать это, вцепилась в рукав «братца Сюэ» и утащила его прочь.       — К тебе или ко мне? — промурлыкала она, устраиваясь на пассажирском сиденье машины Сюэ Мэна. — Всё равно день свободный.       — Я мог бы съездить в зал, — с сомнением начал инженер, но она изобразила такое заискивающее лицо, что он сдался. — Хочешь посмотреть, как я живу? У меня нет ничего интересного.       — Братец Сюэ, ты совершил грехопадение пару минут назад, — Ши Мэй погладила его по плечу. — Ты и есть то самое «интересное». Ты же в рот ему смотришь и следы его целуешь, что с тобой случилось?       — Хочешь посмотреть, как я страдаю от чувства вины?       — Люблю, когда мужчины страдают.       — Я знаю.

***

      Чу Ваньнин, снова бросив машину на стоянке, прошагал квартал пешком, каждые три-четыре шага нервно поправляя выпадающий наушник. Вот же черти!.. Но он и сам хорош, увлекся любовными играми, расслабился, дурак… Всё, всё нужно держать под контролем! Всё-нужно-держать-под-контролем! Всё-нужно-держать…       Но проект принят. Чу Ваньнину хотелось рыдать о «площадочке» ровно так же, как недавно это делал Сюэ Мэн. Он-то представлял, что в одиночестве будет стоять там, подставив лицо ветру с реки, и смотреть сквозь ресницы, как поднимается солнце, окрашивая золотом предрассветный туман.       А теперь там будут парочки, облизывающее одно мороженое на двоих. Парочки, поправляющие друг другу волосы. Парочки, прилюдно обменивающиеся поцелуями, и парочки, фотографирующие друг друга с идиотскими лицами.       Парочки, у которых есть то, чего у него никогда не будет по-настоящему, на что он не имеет права рассчитывать и с чем он должен поскорее распрощаться, чтобы не терять головы и не обманываться… и не обманывать.       Он развернулся и быстро пошёл обратно, к стоянке. Уже поблизости он, задумавшись, налетел на какого-то мужчину и злобно кинул ему «извините» с интонацией «куда прёшь».       — Первый раз?       — Что?       Цзян Си с интересом рассматривал его.       — Вас впервые облапошили ваши же сотрудники? Простите, вы все трое меня очень повеселили.       — Я не понимаю, о чём вы.       — Я не настолько тупой, каким вам кажусь, — Цзян Си сделал пару шагов ему навстречу, а Чу Ваньнин тут же отошёл от него на ту же пару шагов. — И я переманю у вас этого птенчика, даже если вы его не только эксплуатируете, но и трахаете. Ему нечего делать в этой дыре и нечего делать в «Бэйдоу».       Трахаете?! Архитектор задохнулся от возмущения. Шуточки Мотры можно было пропустить мимо ушей, но какой-то хер из Пекина — или из Шанхая? — не имеет ни малейшего права так говорить о его сотрудниках.       — Да как вы… как вы смеете… как…       — Да ладно, про вас-то всем давно всё понятно, — Цзян Си хмыкнул и протянул ему руку. — Спорим, за время стройки ваш Сюэ Мэн сбежит ко мне?       — Спорим, что нет.       — На что?       — На шоколадку, — Чу Ваньнин до хруста сжал его потную ладонь. — Делать ставки серьёзнее в споре с вами? Я не дурак.       — Боитесь проиграть?       — Боюсь вас не только унизить, но и разорить.       — Господин Цзян, нам пора, — за спиной инвестора возник тощий вертлявый мужчина, которого Чу Ваньнин видел на совещании. Правда, на совещании у него не было разбитой губы, к которой он то и дело прижимал окровавленный кусок туалетной бумаги. И такого испуганного взгляда.       — Поехали, — жёстко сказал ему Цзян Си, и Чу Ваньнин так и не успел спросить, что случилось.       Девяносто второй. Чу Ваньнин шутил, что не умеет считать (по крайней мере, в трезвом состоянии), но тут не нужно было быть великим математиком. Возможно, на фоне первой версии Цзян Си даже простак Сюэ мог показаться госпоже Ван эталоном мужественности. Но вряд ли её рядом с этим очеловеченным блюдом традиционной кухни держала любовь к деньгам, а значит…       — А значит, я ни черта не понимаю женщин, — вполголоса сказал Чу Ваньнин. — И не разбираюсь в мужиках.       Так вот на кого он был похож, молодой Цзян Си в очках с толстыми линзами и в растянутом свитере, солнечно улыбавшийся юной Ван Чуцин, одетой как Стиви Никс.       На Сюэ Мэна на первом курсе.

***

      Он ответил на сообщение Сюэ Мэна, полное извинений, что-то вроде «завтра поговорим», и хоть был в настроении отхлестать обоих плёткой, и даже не в переносном смысле, столкновение с Цзян Си и тот факт, что Сюэ Мэн оказался свидетелем вещей, о которых говорить не собирался, но МОГ, Чу Ваньнина останавливало и от резких слов, и от необдуманных поступков. К тому же вечером Мо Жань приказным тоном потребовал, чтобы он съел порцию говядины с баклажанами, а Мо Жань, приходилось признать, отлично готовил — смело сочетал специи и соусы, тонко чувствовал запах и вкус, так что желание добрать весь суточный калораж крахмалом и сахаром, чтобы не оказаться в один особенно ветреный день в стране Оз, пропадало. Архитектор с болью в сердце вспоминал отцовскую стряпню, те мучительные попытки заботы со стороны человека, неспособного выражать любовь, но то, что готовил Мо Жань, было лучшей едой в его жизни — каждый раз. Все, что мог Чу Ваньнин — избегать и этих ужинов, и ласк Мо Жаня, и его тёплого бронзового тела, и тёмных глаз, которые улыбались, даже когда он был серьёзен, и… и… ох, да как же их избегать?!       Чу Ваньнин, возможно, и «не разбирался в мужиках», но не нужно быть особенно искушённым, чтобы понимать, что Мо Жань хорош исключительно.       И пока они ужинали, а Мо Жань рассказывал ему о какой-то ерунде, Чу Ваньнин снова сдался. Отношения с Мо Жанем были сродни алкоголю. Точно так же много лет архитектор брался за ум, бросал пить, говорил себе — никогда снова, отмечал принятое решение бутылкой рисовой водки, наутро себя ругал и… всё повторялось сначала.       — Ты расстроен? Заседание прошло плохо? — спросил Мо Жань, по-своему истолковав его задумчивый вид.       — Нет, но… В проект включены площади под аренду… там будут торговые палатки. Множество людей на смотровой, которые будут… тратить на газировку и сладкую вату в три раза больше, чем в любом другом месте. Фотографироваться, болтать, смеяться… и никто из них не будет по-настоящему смотреть на реку… на закат…       — Я буду, — глухо сказал Мо Жань. — Я буду смотреть на всё, на что ты мне укажешь.       — Нет, я… Прости, я просто не люблю, когда то, что мне нравится… становится всеобщим достоянием. Я хочу, чтобы то, что… то, что меня… задевает… было только моим. Короче, ненавижу всех фанатов Бритни Спирс и Мэнсона.       — А ты фанат Бритни? Ты?! В Мэнсона-то я поверю…       — Мо Жань, все геи за тридцать фанаты Бритни, — Чу Ваньнин предпочёл отшутиться, поняв, что слишком уж разоткровенничался. — Мы с этим рождаемся. Хватит… у меня был трудный день. Я хочу…       — Это так странно, — перебил его Мо Жань. — Когда мне что-то нравится, я хочу, чтобы все вокруг это увидели, услышали и тоже полюбили. В Америке я заставлял всех моих друзей смотреть фильмы, которые я люблю, и слушать мою любимую музыку. И если им не нравилось, я просто считал, что они дураки. И я… я хотел бы, чтобы все увидели, как…       — Мо Жань, я устал, — Чу Ваньнин нервно поправил на себе халат. — Выпью пару бокалов и спать.       — Я помою посуду. А ты… посидишь со мной перед сном?       Он, конечно, с чувством облегчения напился, глотая водку из горла. Мо Жань, даже не подумав его остановить, сонно водил кончиками пальцев ему по макушке, по шее и по плечу. Архитектор тихо уснул на полу, положив голову на край дивана. Проснулся он в своей постели с неожиданным и почти непривычным похмельем, спросил Мо Жаня, крадущегося мимо, есть ли, из чего сварить куриный супчик поострее, и почти сожалел о том, что мальчишка не догадался воспользоваться его беспомощным положением. Так было бы лучше. Проснуться в синяках и с постыдной болью было бы лучше, чем вытаптывать в себе желание прижаться к его спине, обнять за талию, пока он орудует над плитой.       Лучше бы они просто трахались, лучше бы просто трахались, как тогда, пять лет назад, когда он мог убедить себя, что видит в Мо Жане только источник удовольствия и боли, и ещё острые разбитые коленки, и дрожащие длинные ресницы, и помутившийся от алкоголя взгляд, и тёплые отсветы румянца на щеках, похожие на лучи рассветного солнца над рекой, утренние лучи, которые, наверное, всё равно никто по-настоящему не увидит.       — Вставай, — позвал его Мо Жань, Мо Жань из настоящего, с длинными волосами, забранными на затылке, сильными руками, умелым языком и мягко обрисованными под футболкой мышцами. — Но ешь осторожно.       Чу Ваньнин, борясь с головной болью и вытаскивая из супа обжигающе горячую лапшу, в очередной раз обнаружил себя человеком, примитивно падким на назойливую заботу, вкусную еду, тёплые объятия…       И это открытие ему не понравилось.       Вскоре ему суждено было сделать ещё одно открытие — и вот тогда-то тот сахарный мирок, в который упорно затаскивал его Мо Жань, треснул и раскрошился, как раздавленный ботинком леденец.