Жалость

Новый дневной перегон, прохлада мехового пледа под ладонями, унылые часы в закрытом ящике метр на два. Что поразительно — несмотря на клаустрофобную темноту, холод и дикую тряску, я был до отвращения бодр и свеж. Уилл ещё до отправления перебрался на козлы к нашему вознице и о чём-то с ним бесконечно болтал за стенкой — кажется, попросту травил свои охотничьи байки. Я особо не вникал, отдавая всё свободное время попыткам разглядеть мелкий шрифт карты в спасительном полумраке кибитки. Если я верно предполагал, где именно мы двигались — река должна была встать на пути аккурат завтра к обеду. А до тех пор у меня оставалось время на то, что я не любил и всеми силами пытался в себе искоренить. На рефлексию. Облокотившись спиной на шуршащие инеем досочки и прикрыв глаза, я крепко задумался. Скрепя сердце пришлось признать — кажется, идиотом в наших с Уиллом отношениях всё-таки был не он один. "Знаю" - хорошее слово. Короткое и, в чужих устах, быстро рушащее опасные заблуждения насчёт собственной исключительной гениальности. Всё он знал, всё он понял, играл со мной в поддавки. И я, надо же, ещё умудрялся думать, будто все мои любимые дедовские приёмчики правда работали! Хотя, может, в парочку ловушек Клинок всё же попался сам, не подыгрывая моему честолюбию? "Да-да, утешайся иллюзиями. Ничего другого тебе все равно не осталось." И всё же, несмотря на такое позорное поражение, я чувствовал себя почти счастливым. Ну или как минимум куда более лёгким, чем раньше. Тыква на месте и ещё притворяется каретой, принц тоже далеко не сбежал, главный неприятный разговор позади, значит можно немного расслабиться, верно? Не верно. Потому что за сегодня Уилл не сказал мне ни словечка. Может, я просто себя накручивал, но с самого утра мальчишка был где угодно, только не рядом со мной. То о чём-то шептался с Ульмой, то помогал Грейту мыть походные котелки, а теперь, вон, с каким-то случайным воякой болтает. За стенкой. Где я его даже не вижу. Нет-нет, пусть развлекается, дружит, пьёт, да хоть любовницу себе заведёт, ничего против не имею! Наоборот, людям полезно иногда выбираться из камерного шатра отношений в большой мир, чтобы не забыть, как другие разумные выглядят. Просто момент для ухода выбрал Клинок нехороший. И мне начинало понемногу казаться, что этому молчанию виной наш последний разговор. Тьфу ты, ну не мог же он намеренно меня избегать? Не после того, как вчера рыдал в ужасе из-за почти пустяковой царапины. Не после мягкого, но беспрекословного выражения желания дать мне время залечить душевные раны, прежде чем бросаться друг на друга с пылающей страстью. Или мог? — Вот дерьмо. Где эта сучья личинка, когда мне она так нужна? Я выругался себе под нос, убирая карту в карман запасной куртки Уилла - плотной, тёмной, кожаной, подбитой изнутри пухом. Моя так и осталась где-то там, позади, разодранная и перемазанная кровью. Прикопанное в снегу напоминание об удивительном вечере, который не должен был кончиться хорошо, но тем не менее кончился. Глаза открывать не хотелось. Даже на той одежде Уилла, что он давно выстирал и не надевал неделями, запечатлелся его запах. Терпкий, домашний аромат жжёных сухофруктов и неизменной сосновой смолы. Я вдохнул его полной грудью, уткнув нос в жёсткий ворот и сам себе удивлся, почувствовав улыбку на губах - насколько же сентиментальным я стал в обществе этого болвана. Так и до стихоплётства докатиться недолго. Не хотелось признаваться в таком даже самому себе, но я ужасно желал вновь посмотреть в его смешливые глаза. Просто чтобы знать, что между нами и правда всё хорошо. Что трогательный разговор и поцелуй за ним не примерещились мне в усталом, пьяном бреду. Но я слишком хорошо себя знал, чтобы тут же кутать лицо в плотный капюшон и стучать по окошку с задвижкой, привлекая к себе внимание смеющегося по ту сторону принца. Никакие слова, никакие жесты, никакие действия не дадут мне твёрдую почву под ногами. Не заверят в том, что мне позволено будет сохранить это счастье надолго. За мгновением облегчения, как и всегда, последует новая волна тоски. Потому - ни к чему его тревожить. Этому каравану хватит и одной нервозной крысы, судорожно цепляющиейся за крупицы душевного тепла окружающих. Не перекладывай с больной головы на здоровую, так говорят, а?

***

На меня смотрели. Это нервировало. Настроение толпы охотников было совершено невозможно прочитать. Они без конца вполголоса переговаривались, кто-то усмехался, кто-то сурово сдвигал брови, но все как один - то и дело косились в мою сторону с самыми различными выражениями небритых рож. Уилла нигде не было. Грейта, как ни странно, тоже. Исчезли ещё до того, как наступила полноценная тьма и я смог, ничего не боясь, выбраться из кибитки. Из всех, кого я помнил по именам, рядом была лишь Ульма, поглядывавшая на меня с нескрываемым скепсисом. Но спрашивать её - а что, собственно, происходит - я бы не стал и под угрозой расстрела. Поэтому я молча сидел на козлах, что раньше занимал Клинок, нервничал и злился. В основном, конечно, на себя, за то, что так и не решился поговорить с ним днём; а ещё - на молчаливых, не пробующих больше подойти для общения, гурцев; и на Грейта, чей совет бым мне как никогда нужен; и на Уилла, что он, скотина, дал мне вчера надежду, а сам... К счастью, ждать долго не пришлось. Минут через десять моих тщетных попыток не сгореть от любопытства и тревоги разом, он показался из-за деревьев. Растрёпанный, раскрасневшийся, подталкиваемый в спину хитро усмехающимся гномом. Тут же выделил меня в толпе взглядом, подошёл к телеге и протянул руку. Заглянул восторженно в глаза, одним этим простеньким, крошечным жестом разорвав в клочки все те тучи, что я сгустил над собственной головой за последние часы. - Пойдём, прогуляемся? Спросил он - заискивающе и ласково. Как я мог отказать этой улыбке? Он потянул меня вглубь леса, по плотному, хрустящему заледенелой коркой снегу. Меж тонких, посеребрёных светом луны берёз и вековых сосен, ориентируясь по одному ему известным знакам и меткам. То и дело оборачивался, подбадривая меня "ещё немного", "осторожно, тут корень", "совсем чуть-чуть". А я не слушал его и то и дело спотыкался, лишь чудом оставаясь на ногах. Потому что взгляда не мог отвести от острых кончиков рожек и мелькающих жемчужин глаз - правого белого и левого алого. Не мог перестать, как ребёнок леденцу, радоваться теплу его жёсткой ладони, что пробивалось через обе наших перчатки, и крошечным облачкам пара, вившемся вокруг кучерявой головы. Дьявольщина. За один жалкий день без него я умудрился почувствовать себя до отвращения одиноким. Болезненно ненужным ни миру вокруг, ни даже самому себе. Это пугало, будоражило и заставляло серьёзно сомневаться в своём душевном здоровье. Нельзя, неправильно так цепляться за первое же симпатичное существо, проявившее ко мне жалость и заботу. Но я цеплялся. Причём не только метафорически. - Не обязательно так сжимать мою лапу, чудовище, оторвёшь же! Насмешливо сказал он, замедляя темп. Я виновато потупился - Вот демоны, это ещё что, чувство стыда? Фу, мерзость какая, засуньте обратно! - но хватку не ослабил. - В прошлый раз ты умчался прямо лекроте в пасть. Не хочу повторения того развлечения. Привычно отшутился я. Уилл не ответил. Почуял, гад, мою нервозность. Решил не тыкать пальцем в болезненный, свежий ещё синячок. Так бы и прибил его за тактичность поганую и такую же поганую прозорливость. Мы неторопливо вышли на аккуратную, плотно утоптанную полянку, окружённую ровным кольцом широких, старых деревьев и кустарников столь густых, что даже кролик запутался бы в их ветвях. Снег под ногами искрился ярче обычного, отражая, как казалось, всё звёздное небо разом. Я позволил себе отпустить ладонь Уилла - ну, тут он вряд ли куда-то сможет исчезнуть, верно? - и чуть наклонился, вглядываясь в прожилки ледяного покрова у носков своих сапог. Лишь чтобы занять чем-то блуждающий в потёмках ум. Ну да, так я и думал. Конечно, так чётко и ярко сам снег небо отразить не мог. Он светился крошечными, размером с горошину каждая, бусинами, от которых исходила тонкая, манящая аура простенького заклятия света. Простенькое-то оно простенькое, но если подумать о количестве... Тысячи, сотни тысяч, ох, мать моя адская бездна, какая прорва магии! Я поднял взгляд, набоюдая, как Уилл опустился на одно колено у кромки поляны и осторожно поправил на земле глухо звякнувшую коробочку. Повернул скрытый механизм. И над нами, над лесом, над всем в тот миг моим миром, зазвучала тонкая песня восторженных сердец. Мы выпрямились, глядя друг на друга. Он - гордо и насмешливо, до безумия гордый своим шоу, а я - так и чувствуя, как на лицо выползает позорное, совершенно неподобающее вампиру с двухсотлетним стажем в соблазнении, восхищение. Ни говоря ни слова, мы встретились глазами. Он медленно поклонился в манерном реверансе, сделал шаг вперёд, протянул мне ладонь. И я сам не заметил, как принял её. В какой миг вдруг оказался в его руках, как закружился в танце по искристому настилу из звёзд. Луна над головами, одна жёсткая перчатка на моём плече, другая сжимает мою руку. И музыкальная шкатулка, мягко звенящая мелодией ночи, балов и первой любви - проникновенным вальсом. Я видел его улыбку, дурманяще счастливую и влюбленную и чувствовал, как мои собственные губы откликаются ему тем же. Он чуть заметно прихрамывал, порой припадая на одну ногу и чуть замедляясь, а я каждый раз ловил себя на том, что инстинктивно напрягаю пальцы на его талии, готовясь поймать падающее тело в любой миг. Но он не падал. Более того, он нас вёл, несмотря ни на свою хромоту, ни на неверную позицию рук. Он словно чувствовал меня лучше, чем я сам, всегда зная, в какую сторону мне будет проще сделать шаг, где в сугробе притаилась особо крупная и скользкая бусина, на которую нельзя наступить, когда стоит замедлить темп, а когда его ускорить. И улыбался, отражая в своих глазах разом и звёздное небо над нашими головами и небеса, по которым ступали носки наших сапог. Как я вообще мог сомневаться, что он хочет меня видеть? Боги, этой улыбке, этим глазам, этим робким, но уверенно ведущим танец ладоням, я был готов отдать всего себя в тот миг. Раствориться в нём без остатка, чтобы лишь лёгкие ручьи по весне вынесли на берег моря пепел, что раньше был вампиром. Я не понимал, не мог, да и не желал понять, что он нашёл во мне. Почему он - такой сияющий, такой полный жизни, моя драгоценная звёздочка - улыбается так именно мне, ничем того не заслужившему. Почему сжимает мою ладонь не слабее, чем я минуты назад - его. Почему тоже боится это потерять. Но всё же, я был счастлив, не взирая на собстенную голубого изгрызенную печалями голову. И мне хотелось длить и длить этот миг - до скончания времён кружиться на краю вечности, тут, в пронзительно чистом воздухе ночного леса, под музыкой поющих сердец, танцуя меж двумя небосводами. Через долгие, невозможные минуты блаженства, шкатулка замедлила игру, означая завершение вечера. Медленно, с лёгким сожалением, остановились и мы. Последняя нота, вопреки всему - вопреки и опасностям, и невзгодам, и моей дурной голове, что способны в миг разрушить все, чему гимном была нынешнея ночь - прозвучала звонко и чисто, не печальным концом, а восторженным обещанием нового танца. Уилл сцепил пальцы за моей шеей, коснулся щеки тёплыми, родными губами. Прошептал с придыханием: - Ну, что скажешь? Я улыбнулся, обнимая его за талию. Честно и, не без некоторого злорадства, ответил, смешав в голосе насмешку и неподдельное восхищение: - Пустая трата времени. Он засмеялся, ткнувшись мне лбом в плечо. Шутливо стукнул кулачком по груди, стараясь выдать тоном театральную обиду, но был, очевидно, слишком счастлив для притворства. - Да ну тебя! Мог бы и соврать для приличия. Мог бы. Но не хотел. С ним, вечно выворачивающим свою душу наизнанку, мне до безумия хотелось быть просто собой. Без привычного, ставшего частью маски, вранья и фальши. Настолько честным, насколько я вообще мог быть. - Но так красиво время я ещё не терял, что правда то правда. Даже поднимать его назад не хочется. Пусть лежит тут, меж звёзд. Я перевёл взгляд к небу, чуть крепче обнимая Клинка. И казалось, что я впервые за столетия чувствую сразу всё - весь мир, все бесконечные отсветы далёких галактик, что оставляют отпечатки крошечных сапожек на моём лице звёздными бликами. И его тоже. Восторженного, счастливого, тёплого, чьей влюблённости с головой хватает на нас обоих. - Ммм, кто-то ударился в поэзию? И этот вампир на меня ворчал за простые, в сущности, комплименты... Подначил меня Уилл, лёгким хлопком разогнав сгустившуюся тишину. И всё - звезды, мир, он - разом обратилось в один крошечный осколок, новый пазл в картинке моей личной вселенной, как россыпь сияющих веснушек в его глазах. Что-то, что я не хочу забывать и забыть себе не позволю. Никогда. - Пойдём? А то твоя старая подружка опять мне голову оторвать попробует... Нет, вам показалось, мой голос вовсе не дрогнул. И это быстрое движение ресниц не призвано разогнать готовые было просыпаться слезинки. Просто сентиментальность снова в глаз попала. Скоро уйдёт.