Заводь

***

      Всю следующую неделю Уилл не видит Ганнибала и изо всех сил старается о нем не думать. Его захлестывает отвращение, и вина, и стыд, которые он не испытывал к себе с тех самых пор, как его выпустили из лечебницы для душевнобольных преступников.       Неуверенность, которой он не чувствовал так давно, возвращается снова.       Молли не разговаривает с ним все утро на следующий день, пока собирается на работу, и Уилл забивается в мастерскую и терзается мрачными мыслями до самого вечера. В нервном ожидании он вычищает дом, ремонтирует крыльцо, ездит за продуктами в соседний город, готовит ужин.       Он был хорошим мужем для Молли. Все это время. Он был для нее хорошим мужем. Он мог быть хорошим, верно?       Самое паршивое, что Молли прощает его почти сразу же, тем же вечером, когда возвращается с работы и видит накрытый стол и его бесконечно виноватые глаза, которые он едва может на нее поднять. Они не разговаривают во время еды, но после, когда тарелки пустеют и никто из них не встает из-за стола, Молли смягчается. - Знаешь, я почти чувствую, как ты виляешь хвостом, когда я на тебя смотрю.       Это своего рода разрешение, и Уилл подбирается ближе, чтобы нерешительно уткнуться целомудренным поцелуем ей в щеку. - Прости меня. Ради бога, Молли, - шепчет он. - Прости. Не знаю, что на меня нашло. Я никогда не хотел причинить тебе вред или напугать. Особенно в постели, ты же знаешь...       Уолтер выбирает именно этот момент, чтобы вернуться домой после прогулки с Уинстоном, и им обоим приходится отпрянуть друг от друга, словно их поймали на чем-то неприличном. С наигранным весельем Молли ужасается грязным лапам пса и вызывается вымыть его. Когда звук ее шагов стихает вместе с цоканьем когтей, Уолтер хмурит лицо. Уилл видит его смятение. - Ты обидел маму, - замечает он с досадой.       Уилл знает, что Уолтеру не хочется ругаться с ним, но он всегда настроен очень воинственно, когда дело касается Молли. Он склонен защищать мать, даже когда они дурачатся, и Уилл полон светлой грусти. Из Уолтера растет хороший парень, и он в самом деле привязан к нему, как привязывается ребенок к взрослому, занявшего место одного из родителей, но он всегда примет сторону Молли, а не Уилла.       Это правильно, и Уилл куда поглубже заталкивает эгоистичные жадные желания, которым просто не должно быть места в его жизни. - Мы уже помирились, - мягко отвечает он.       Уолтер смотрит на него недоверчиво, но не спорит. Чуткий к переменам настроения внутри семьи, он будет держаться настороженно какое-то время, высматривая, не станет ли все хуже. В этом плане они с Уолтером похожи с той лишь разницей, что Уилл уже закоренелый пессимист, тогда как Уолли только лишь растет в него.       Однако Уилл его не обманывает. Они с Молли в самом деле помирились.       Это угадывается по расслабленной линии тела, спокойствию, с каким она вытирает Уинстона пушистым полотенцем, опустившись на колени в ванной комнате. Это не значит, что вина исчезает, Уилл чувствует острые крючки, впивающиеся изнутри. - Эй, - слабо улыбается Молли, заметив его. - Эй, - копирует Уилл ее улыбку.       Уинстон вываливает из пасти язык, с достоинством снося просушку. Уилл тихо наблюдает за ними, привалившись плечом к дверному косяку. Он тоже цепляется за пса, когда не знает, что делать дальше. - Планируешь теперь ходить за мной по пятам, пока я не перестану злиться?       Это заставляет его неловко пожать плечами. Ему трудно понять, неловкость его собственная или он делает это, потому что Молли ожидает от него неловкости.       Говорит он, впрочем, вполне искренне: - Что-то вроде. Может быть, я могу загладить вину как-то иначе.       Молли усмехается, снова взглянув на него. Она не злится, несмотря на слова об обратном, но Уилл чувствует холодный, отстраненный расчет, который происходит у нее внутри. "Он поступил хреново, - думает она трезвым, беспощадным к себе тоном. - Он поступил хреново, сделал мне больно, не спросил моего разрешения и не остановился, когда я хотела, чтобы он остановился. Но это был один раз. Только один раз, и Уилл не самый плохой человек. Он мягкий и добрый, и любит Уолли, и держит дом в отличном состоянии, и никогда ни в чем нас не попрекает, он никогда не распускает руки, даже когда напивается, и на него можно положиться. Он не будет устраивать сцен и позаботится о том, чтобы мы с Уолли ни в чем не нуждались, даже если наши дорожки разойдутся. Уилл поступил хреново, но он не самый плохой человек, и я, скорее всего, больше никогда не встречу такого же хорошего отца для Уолли, как Уилл." - Хм, даже не знаю, - приподнимает она брови в задумчивости. - Я что-нибудь придумаю, если ты помнешь мне пятки.       Это небольшая цена за промах, и Уилл соглашается. Но прежде чем они успевают выйти, Молли поднимается с колен и, сложив влажное полотенце, вдруг смотрит на него с видом серьезным и напряженным. - Уилл, ответь честно, - просит она. - Это из-за того убийцы? Ты снова начал следить за убийствами?       Он не сразу понимает, что Молли имеет в виду. Он и думать забыл, что в соседнем городе кого-то убили.       Молли звучит так, будто размышляла об этом не один вечер. Будто подозревала, что втайне новости захватили его, втянули в собственное расследование, заманили в ловушку кровавых представлений. - Да, - лжет он.       Уилл лжет ей еще в одном: он знает, что на него нашло. Годы назад он заражался наслаждением убийц, понимал их насквозь больные замыслы, которые не казались такими уж больными, когда он видел их сквозь призму чужого восприятия, ночами переживал лихорадку сомнений, и что-то в нем хотело присоединиться, сделать то же, сделать лучше, прыгнуть выше.       У него никогда не было иммунитета к чужим чувствам. И плохое в нем расцветало.       Ганнибал заражает его так же, как заражали убийцы в прошлом, и Уилл болеет фантазиями.       Уилл болеет фантазиями. Он всегда боится, что некоторые из них станут реальностью.

***

      Отвращение живет в нем с утра до глубокой ночи, но особенно сильно бушует в моменты, когда он остается наедине с собой.       Уиллу никогда не нравились мужчины. Он испытывал симпатию к женщинам, в некоторых иногда нежно, издалека влюблялся, но с мужчинами у него не получалось даже приятельствовать.       У Уилла был неприятный характер, он это прекрасно осознавал. У него был неприятный характер, он был необщительным, избегал прямого взгляда, по-хамски разговаривал, когда открывал рот, и, так уж сложилось, имел внешность, вписывающуюся в стандарты красоты. Существовала тонкая грань в мужской красоте между брутальностью и тем, что люди интуитивно приписывали женскому - большие глаза, чувственный изгиб рта, мягкие вьющиеся волосы. С возрастом кожа Уилла погрубела, он оброс щетиной, мышцами, из-за которых стал скорее коренастым, чем стройным, раздался в плечах. Уилл маскировался, мимикрировал, копировал грубую, неопрятную мужественность, но люди все равно обращали внимание на его глаза, и чувственный изгиб рта, и мягкие вьющиеся волосы.       Каждый человек так или иначе сочетал в себе черты мужского и женского, но это никак не влияло на то, что мужчины испытывали неприязнь к мужчинам, в которых женское (смазливое) просвечивало слишком явно, но женщин, что иронично, такие мужчины привлекали иногда гораздо сильнее, чем все прочие.       Поэтому вдобавок к неприятному характеру, необщительности, хамству, неумению смотреть в глаза и смазливой роже ему еще и перепадало женское внимание. Не нужно быть гением, чтобы понять простую истину - Уилл Грэм был человеком, которого другие мужчины видели как досадное, слабое, смеющее на что-то претендовать недоразумение. Не все стремились его подавить, большинству он был абсолютно безразличен, но Уилл очень хорошо знал это чувство чужого негодования, жгучего презрения, направленного в его сторону, когда в мужчинах поднималась глубинная, первобытная, территориальная агрессия, диктующая им убрать его с дороги, показать ему место, заставить опустить перед ними голову, подчиниться, признать слабость.       Некоторые из этих мужчин были полными козлами и вели себя так со всеми. Другие были вполне приличными людьми, которых он чем-то спровоцировал. Всех их объединяло одно: Уилл одинаково не мог их терпеть.       Это не значит, что он не имел с ними совсем уж никаких дел.       Это значит лишь то, что Уилл никак не мог испытывать к мужчинам влечение.       "И все-таки ты представлял меня, пока трахал свою жену", - раздается самодовольный голос Ганнибала в его голове.       Уилл растирает лицо, и недоумение, замешательство, отвращение клубятся в его душе гнойными нарывами.       Отвращение, которое он испытывал к себе годы назад, пока мучился сочувствием к убийцам, было проще. Убивать было плохо, а он все равно думал об этом - и в какой-то мере это было легко, просто, потому что он нарушал моральный запрет, мысленно преступал границу дозволенного. То отвращение было проще, ведь он понимал, почему эти мысли вообще берутся: потому что он не вполне нормален, потому что у него нет иммунитета ко злу, которое он очень хорошо понимает и пропускает через себя. То отвращение строилось на понятном: Уилл не хотел никому причинять боль, но фантазировать об этом было приятно.       Теперь Уилл не понимает, что с ним происходит. У многих женщин были длинные ноги, почему, почему он думал о Ганнибале в тот вечер, почему он вообще решился представить, что занимается сексом с ним вместо своей жены?       Воспоминания об этом не приносят ничего, кроме стыда.       Да, Уилл не был хорошим человеком, но он был хорошим мужем. До Ганнибала Лектера.       Уилл не может найти себе места всю неделю. Он не может найти отправную точку, кроме той, что Ганнибал вообще появился в его жизни. Но ведь он не сразу обратил внимания на ноги, стройные, идеально обтянутые тканью в елочку, с лодыжками, которые так легко можно было бы обхватить пальцами, в начищенных оксфордах, которые так гармонично удлиняли линию тела, кончаясь заостренными носками; он не сразу стал думать о таком.       Затем Уилл добирается до исходной точки, когда вектор его мыслей преломился: в этой точке Ганнибал явственно, намеренно толкнулся в него бедрами. Он не был возбужден, он дразнился, как дразнятся бесстыдники, когда флирт заходит слишком далеко; но Уилл не флиртовал, боже, ему бы и в голову никогда не пришло заигрывать с мужчиной. Ганнибал дразнился, иначе бы не было того поцелуя ("Сукин сын"), иначе бы он нашел иной способ назвать его гомиком, если бы стремился унизить его. Уилла уже называли членососом, намекали на связи с мужчинами или прямо об этом указывали ("Отсоси мой длинный хер, Грэм!"), но последний раз был так давно, что прошло уж лет десять, когда его смазливая рожа стала слишком угрюмой, слишком заросшей щетиной и изможденной.       Сейчас он выглядит не так уж плохо, его щеки не ввалившиеся, и иногда он даже бреется и не смотрит волком. Дело в этом? В его смазливой роже?       Уиллу хочется думать, что это было оскорблением, но это не было. В тот момент, когда Ганнибал толкнулся в него бедрами, его прошибло интересом - сексуальным, и Уилл заболел.       Уилл болеет фантазиями. Самые яркие из них всегда связаны с сексом и насилием.       "Но ведь эту игру начал ты, разве нет? - улыбается Ганнибал в его голове, - Ты попросил меня раздеться".       "Я сказал, что ты неуместен", - возражает Уилл.       Ганнибал не перестает улыбаться.       "И все же ты попросил меня раздеться, - отвечает он. - А мог попросить уйти".       Уилл изо всех сил старается о нем не думать, но все равно думает - раздраженно, когда он один, украдкой, когда с Молли. Уилл может быть хорошим, и всю неделю он ласковый, внимательный и не отходит от Молли ни на шаг. Он ни в чем ей не отказывает, не инициирует секс и даже не касается, чтобы дать ей самой понять, хочет она его прикосновений или нет.       Или он не касается ее потому, что каждый раз снова думает о том, как представлял Ганнибала вместо нее, и отвращение нарастает вновь. Уилл не думает, что заслуживает тихие улыбки и мягкие взгляды после этого.       Уилл не любит мужчин. Но больше остальных он не любит себя.       Проходит неделя, он разыскивает Ганнибала вновь.

***

      Нет ничего удивительного в том, что он разыскивает Ганнибала. Половину жизни он посвятил охоте за плохими парнями, убийцами в основном. Уилл охотник, хоть и рыбачит для души, и если он берет чей-то след, охотничий азарт не дает ему отступиться.       Всю неделю из окна над мойкой Уилл поглядывает в сторону лечебницы. Он знает, что Ганнибал там, просто чувствует, как чувствует человек с ружьем, в какую сторону чащи двигаться, чтобы обнаружить дичь.       Ганнибал не прячется от него там, он скучает и занят своими делами. Бывают моменты, когда Уилл параноидально думает, что доктор Лектер задержался здесь из-за него, потому что доктор Лектер гораздо более крупная шишка, чем те, кто здесь работают, и у доктора Лектера несколько иная сфера профессиональных интересов, судя по тому, что Уилл успел раскопать в интернете, и доктору Лектеру незачем тратить время на мелкую провинциальную конференцию, когда он принимал участие в международных. Затем Уилл отмахивается от этих мыслей, потому что энтропия существует, потому что существует ряд случайностей, даже если в них трудно поверить, потому что не все в этой жизни крутится вокруг него.       Уилл направляется в лечебницу не раздумывая.       Ему легко пробраться внутрь, ведь он часто появляется здесь из-за Уолтера, и его присутствию никто не удивляется. Вопросов не последует, пока он не начнет шнырять в жилом крыле, где проводят свое время пациенты ("гости пансионата", потому что настоящую психиатрическую лечебницу пациентам не покинуть в любую минуту по собственному желанию, ты же знаешь, Грэм, ты ведь сам был таким пациентом), но Уиллу туда и не надо. Он поднимается на верхний этаж по безлюдной лестнице, и шаги раздаются эхом в пустоте пространства. Затем направляется по длинному коридору почти в самый конец. Стучится в закрытую дверь без всяких указателей.       Ганнибалу требуется десять секунд, чтобы явить себя. При виде Уилла он недоуменно моргает, довольно мило, прежде чем его лицо приобретает дружелюбное выражение. - Уилл. Вы застаете меня врасплох каждый раз. - Здравствуйте, Ганнибал.       Уилл входит, не дожидаясь приглашения. Оставшийся позади Ганнибал растерянно бормочет: - Что ж, входи.       Слышно, как тихо щелкает закрывшаяся дверь за спиной. Уилл коротко глядит в сторону окна с видом на озеро. Отсюда виден его дом. Он поворачивается ровно в тот момент, когда Ганнибал бросает быстрый взгляд на стол, где лежит телефон и планшет с потухшим экраном. - Кто рассказал вам, где меня искать? - интересуется он.       Уилл вздергивает бровь. - Это лучший кабинет во всей лечебнице. Было очевидно, где вас искать.       Ганнибал останавливается посреди кабинета, словно ожидая, какую его часть Уилл выберет, чтобы присесть. Это не выглядит неловко, даже в такой ситуации Ганнибал умудряется сохранять непринужденность хозяина. На его лице появляется вежливая улыбка. - Уже бывали тут раньше?       Уилл неопределенно жмет плечами и прохаживается вдоль ленточного окна, не отрывая глаз от широкой переливающейся глади смурного озера. Он останавливается у приоткрытой створки, и прохлада хлещет по щекам. Ему не нужно смотреть на Ганнибала, чтобы чувствовать заряженное пространство между ними. - Это не только сексуальное желание, - говорит он спустя длинную паузу, которую ни один нормальный человек не выдержит без неловкого покашливания. - Вы бы продолжили... приставать, будь это оно. Вы испытываете ко мне симпатию.       Уилл разворачивается, обнаруживая Ганнибала у стола. Он присел на край, расставив ноги не в типичной для себя манере. Опять же, он не издал при этом ни единого шороха. Взгляд Уилла невольно падает вниз, прежде чем снова метнуться к его лицу. Ганнибал наблюдает за ним с любопытством. - Разве сексуальное желание не подразумевает симпатию? - спрашивает он. - Вы не вызываете у меня симпатии, - сухо уверяет Уилл.       Невысказанная часть виснет, словно слюна между ртами. Ганнибал задумчиво облизывает губы. - Что ж, - произносит он. - Моя симпатия к вам не такая уж странная. На моей памяти вы единственный человек за долгое время, способный проявить стойкость.       Нахмурившись, Уилл одаривает его недоверчивым взглядом. - Неужели все остальные прыгали к вам в постель по щелчку пальцев?       Он понимает свой промах в ту же секунду, как Ганнибал усмехается. Лицо окатывает жаром, несмотря на холодный воздух, но Уилл не отворачивается, вызывающе глядя ему в глаза. Это тяжело, но он справляется. - Боюсь, вы придаете любовным победам слишком большое значение. Я имею в виду ситуацию с Мэрилендским мясником. Не каждый способен с достоинством перенести подобные обвинения.       Моргнув, Уилл в смятении отворачивается к окну. - С достоинством? - бормочет он. - Я не помню, как реагировал на обвинения. Я не помню большую часть того года, если на то пошло. Я был болен, Ганнибал. - Однако вы вошли в курс дела, как только вас вылечили.       Уилл не удерживается от горького смешка. - Трудно не войти в курс дела, когда тебя судят за одиннадцать убийств, которые ты мог совершить, пока мозг горел в лихорадке. Вы знаете, в том году в Мэриленде еще не успели отменить смертную казнь. - Вы полагали, что попадете на стул. - Больше всего людей приводит в ярость то, что убийца искренне убежден, будто его жизнь неприкосновенна, несмотря на собственноручно отнятые жизни других людей, притом отнятые без сожаления. Я просто готов был понести соответствующее наказание.       В голосе Ганнибала звучит интерес: - Так вы сторонник смертной казни, Уилл? - Я понимаю сторонников, - помолчав, отвечает тот. - Легко выступать за гуманность, пока не смотришь в лицо человеку, который расчленил твоего ребенка. - Смертная казнь сопровождала человечество с начала времен. Но, как бы это не было прискорбно, смертная казнь никогда не влияла на уменьшение или увеличение преступности, эти два явления абсолютно автономны, - Ганнибал тихо вздыхает. - Человек прошел долгий путь, чтобы понять, что излишняя жестокость бессмысленна. В конце концов лишь с недавних пор цивилизация определяется отношением к человеческой жизни, даже если это жизнь серийного убийцы. - Каждый человек жаждет крови и возмездия в ответ на несправедливость, - Уилл качает головой. - Просто не каждый признается в этом вслух. А иногда и самому себе. - Чувствуете себя хорошо, делая плохо плохим людям? - Что-то вроде, - повернувшись, Уилл снова смотрит на Ганнибала. - Если бы вы видели меня в камере во время судебных разбирательств, то поменяли бы свое мнение. В этом не было ничего достойного.       Ганнибал отвечает ему, улыбнувшись краем рта. - Мне приходилось видеть заключение нашего дорогого друга Фредерика Чилтона касательно вашего пребывания в его заведении. Он был весьма настойчив, чтобы заполучить вас в свое время. Радовался, словно ребенок на Рождество, если можно так сказать. Правда, его радость заметно поубавилась, когда я видел его несколько раз после этого. Вы не отличались примерным поведением.       Какое-то время Уилл не шевелится, глядя на него. Сквозняк забирается ему под шиворот. - Он давал вам прослушать запись? - Ту, где вы послали его в некультурных выражениях более двадцати раз? Разумеется.       Пауза. Уилл вдруг усмехается, впервые за все время в присутствии Ганнибала почувствовав веселье вместо напряжения. Улыбка Ганнибала становится шире, когда он впервые смеется вместе с Уиллом, а не над ним. - Чилтон - настырный идиот, - говорит Уилл все же. - А у меня совсем не было настроения быть его рождественским подарком. - Вы выдержали его попытки психоанализа, - Ганнибал вскидывает брови, по-доброму щуря глаза. - Разве это не показатель стойкости?       Уилл фыркает. Он прислоняется бедрами к узкой полоске подоконника, ухватив его руками. Позже Уилл будет уверять себя, что повторил позу Ганнибала сознательно, что у открытого окна ему просто свободнее дышалось. - Так значит, - произносит он, - я все-таки ошибался в том, что ваш интерес не профессиональный? Кажется, вы очень заинтересованы в том, что я прошел через дело Мэрилендского мясника. - Мне любопытно, - не спорит Ганнибал и в следующую секунду шутливо замечает: - Неужели вам никогда не делали комплиментов, чтобы получить информацию? - Обычно этим занимаются журналисты. И если мужчины прибегали к такому дешевому трюку, я не замечал.       Ганнибал немного молчит, будто раздумывая над его словами. - Вы все еще настаиваете на том, что не воспринимаете мужское внимание. - Должно быть иначе? - Вас бы не терзали такие страшные сомнения. - Измена всегда рождает сомнения, - огрызается Уилл.       Ганнибал чуть улыбается. - Так мысленно вы уже изменили Молли со мной?       Уилл молчит. Это все равно что подписать добровольное признание, но любая уклончивость будет смотреться попросту глупо. - У меня складывается впечатление, что вы очень хотите попросить меня показать, как далеко вас можно толкнуть. Просто не знаете, как сделать это, чтобы не запачкать свои принципы. - Принципы? Я бы сказал - приличия. - Приличия всегда можно оттряхнуть, - возражает Ганнибал легким тоном. - Принципы воспринимаются нами куда как более лично. Несмотря на ваше утверждение, что вы не хороший человек, вы все-таки изо всех сил стремитесь им быть. Я делаю вас плохим, Уилл? - Нельзя сделать кого-то плохим или хорошим. Это выбор самого человека. К тому же я сказал вам, что не всегда себя контролирую.       Ганнибал улыбается. - А еще вы сказали, чтобы я вас не провоцировал. Но вы хотите этого. Чтобы я вас спровоцировал.       Уилл молчит долго. Жует губу. Сжимает пальцы на подоконнике до побелевших костяшек. - Да, - говорит он. - Я хочу этого.       Мышцы наливаются адреналином, но Уилл не шевелится, когда Ганнибал выпрямляется, а затем направляется прямо к нему, уверенно, не торопясь. Глаза, впрочем, зыркают по его лицу, и Уилл понимает, что он пытается разглядеть что-то сквозь тщательно нейтральный, ничего не выражающий слой.       Такой же слой лежит на лице самого Ганнибала. Уилл устроен точно зеркало, отражая каждого, кто будет глядеть в него слишком долго. В основном он делает это неосознанно. Иногда - преследуя цели.       Он подпускает Ганнибала поближе. - Что ж, - произносит тот, и его дыхание касается лица. - Тогда приходите завтра в пять ко мне, если не передумаете. И Уилл?       Губы Ганнибала находятся на уровне его глаз, и Уилл только теперь понимает, что смотрел на них все это время. Он поднимает взгляд.       Ганнибал улыбается, захлопывая за его спиной окно. - Пожалуйста, приходите один, - он отступает, в извиняющем жесте склонив подбородок, но в глазах беснуется веселье. - Молли будет чувствовать себя лишней. А теперь, если вы меня извините, мне нужно работать.       Уилл не возражает. Он не произносит ни слова, когда выходит из кабинета, не реагирует в ответ на короткое прощание. Тяжело сглотнув, выбирается из лечебницы, и перед глазами у него все еще маячат капризные изогнутые губы.       "Охотник? - усмехается в его голове Джек Кроуфорд, который не звучал в его голове много, много лет. - В конце концов охотник стреляет. Ты ищейка, Уилл. Хорошая, умная, но всего лишь ищейка. И иногда ищейке не по зубам загрызть добычу покрупнее, даже если ей очень этого хочется".

***

      Уилл появляется на пороге ровно в пять.       Он не знает, чего точно ожидает, но определенно не накрытый стол на двоих. Ганнибал встречает его обходительной улыбкой, приятный как и всегда. Уилл настороженно осматривает мерцающие свечи возле тарелок. - Вы что, приготовили романтический ужин? - спрашивает он, и голос звучит едко и презрительно. - Это свидание, - невозмутимо замечает Ганнибал. - Свидание предполагает романтический ужин.       Уилл застывает. У него уходит на несколько секунд дольше, чтобы заставить себя двигаться, и задержка заметна. Он садится, словно ему подрубают жилы на ногах.       Ганнибал едва успевает наполнить его бокал, когда Уилл уже выпивает половину. Он игнорирует укоризненный взгляд. Чудо, что он вообще явился трезвым. - Вы очень нервничаете, Уилл, - замечает Ганнибал и улыбается: - Боитесь, что я съем вас? - Не вполне уверен, чего от вас ожидать, - бормочет Уилл, рыская взглядом по чему угодно, только не по фигуре напротив. - Ах, кажется, как-то раз вы обмолвились, что находите занимательным неспособность меня предугадать.       Уилл все-таки поднимает на него хмурый взгляд. Ганнибал позволяет себя изучить. Более того, ему это нравится. - Вы поддразниваете меня. - Да, - просто соглашается тот и, не добавив ни слова, ненадолго удаляется, чтобы вернуться с дымящимся блюдом. - Пожалуйста, Уилл, расслабьтесь. Я не собираюсь вас пытать. Мы всего лишь разговариваем. - Иногда разговор хуже пытки. - Вас просто не пытали, - шутит Ганнибал. - Вы просто не были пациентом Чилтона.       Ганнибалу нечего ответить на это, и он позволяет себе отступить с покорной улыбкой. На тарелке Уилла появляются сбрызнутые соусом кусочки мяса. Он делает еще глоток вина, прежде чем с недоверием заметить: - Я вас развлекаю. - Бесспорно. Это странно? - Разве нет? Обычно люди считают меня невыносимым, - дождавшись, когда Ганнибал сядет напротив него, Уилл накалывает мясо на вилку. - А вы даже ни разу не разозлились. - Так вас беспокоит не мой интерес, а то, что вы до сих пор меня не оттолкнули, как всех прочих?       Уилл берет паузу. Он цепляется взглядом за руки Ганнибала, непринужденно держащие столовые приборы. Когда пальцы поднимают вилку к лицу, Уилл следует за ними, но останавливается на гладко выбритом подбородке. Затем снова опускает себе в тарелку. - Давайте обойдемся без психоанализа хотя бы за столом.       На фоне всего остального эта просьба звучит даже вежливо, и Ганнибал, подозревает Уилл, тоже это замечает.       Как бы то ни было, он любезно меняет тему: - Расскажите мне про Мэрилендского мясника.       Когда ответа не следует, Ганнибал вопросительно вскидывает брови. Уилл в замешательстве ерзает. - Вы правда хотите поговорить об этом? - Почему нет? Я здесь, чтобы помочь вам утолить ваше любопытство. Помогите утолить мое.       Уилл не согласен с формулировкой, но все равно находит справедливым такое предложение. Он заходит с другого края: - Я думал, как поклонник Фредди Лаундс вы уже знаете все, что хоть отдаленно связано со мной и Мэрилендским мясником.       Ганнибал улыбается. - Я читаю ее блог не так часто, как вы думаете, - подумав, он добавляет: - К тому же вынужден признать, что мисс Лаундс действительно склонна приукрашивать события.       Уилл фыркает. Тактичность Ганнибала смехотворна. То, что Лаундс приукрашивает события - преуменьшение века. - Ладно. Что именно вы хотите узнать? - Что угодно, Уилл. Вот увидите, я умею быть благодарным слушателем.       Это не успокаивает. Уилл тянется к бокалу, выгадывая минуту на раздумья. Хочет ли Ганнибал услышать, как он мучился мыслями, что в самом деле является Мэрилендским мясником? Или как другие пытались выяснить это?       В конечном итоге Уилл решает начать с самого простого: - О Мэрилендском мяснике стало известно незадолго до того, как меня взяли под стражу. Я смутно помню об этом, в то время я был несколько, - Уилл самокритично кривит губы, - зациклен на поимке Чесапикского Потрошителя. - Были какие-то зацепки? - Ничего важного. Энцефалит усугубил мою... дереализацию. Мне казалось, что я погрузился в замысел Потрошителя и приблизился к нему. Но мой мозг плавился, так что это, вероятно, был бред больного.       Ганнибал кивает с задумчивым видом. - Почему вы не обратились за медицинской помощью сразу? - интересуется он. - Полагаю, вы не могли не заметить, что что-то не так. - Я всегда был немного non compos mentis. Тогда мне просто не пришло в голову, что причина может крыться не в сумасшествии. - Насколько я помню, вас также пытались обвинить в злодеяниях Потрошителя.       Уилл кивает. - Эти обвинения отозвали еще до того, как я успел прийти в себя. У Потрошителя и Мясника есть схожие черты, но быстро стало понятно, что это не один и тот же человек. Выбор жертв Мясника был проще, легче прослеживался. Все еще существует теория, что это мог быть подражатель. - Не похоже, что вы в это верите, - замечает Ганнибал, заставив его пожать плечами. - Пока я ждал судебного процесса, я допускал мысль, что заразился замыслами Потрошителя так сильно, что стал делать что-то похожее. Теперь я не думаю, что эти два убийцы вообще догадывались о существовании друг друга. Люди просто... убивают. Некоторые делают это более извращенно, чем другие. Иногда способы убийства схожи. Вот и все. - В конце концов вас оправдали. - Да, - Уилл безрадостно усмехается. - Я физически не мог разъезжать по всему штату, чтобы убить столько людей за такой короткий срок. К тому же я все равно приходил на работу, пока Мясник, предположительно, кромсал очередную жертву. - После того, как вас выпустили, вы вернулись на работу почти сразу же. Чтобы закончить с Чесапикским Потрошителем или разобраться с Мясником?       Ганнибал обновляет его бокал, и Уилл без промедления прикладывается к нему. - Ни то ни другое, - скупо отвечает он. - Джек Кроуфорд снова хотел видеть меня в строю как можно быстрее. К тому времени я потерял интерес к Потрошителю, а Мэрилендский мясник не вызывал у меня ни капли энтузиазма. Я все еще наполовину был уверен, что я и есть он. Некоторые до сих пор так думают, если помните.       Уилл имеет в виду подругу Сары, которая взъелась на него в тот раз. Ганнибал согласно склоняет голову. - У человека стала короткая память на сенсации, - признает он. - Странно, что кто-то помнит об этом, учитывая, что Мэрилендский мясник больше не убивал. Как вы думаете, он просто перестал это делать? - У серийного убийцы проснулась совесть? - хмыкает Уилл. - Нет, я так не думаю. Скорее всего, с ним что-то произошло. Или он стал убивать иначе. Или стал убивать в другом месте. Или его самого убили. Такое случается.       Ганнибал улыбается. - Его мог убить Чесапикский Потрошитель.       Уилл усмехается следом. - Мог. Скорее всего нет. Даже если он знал о Мяснике, зачем ему это делать? - Ему могло стать интересно, - высказывает Ганнибал довольно наивное предположение. - Вы сказали, что у Потрошителя и Мясника были схожие черты. Они оба брали трофеи у жертв.       Нахмурившись, Уилл с досадой ковыряет мясо ножом. - Ах, Лаундс писала и про это, - небрежно бросает он. - Вы знаете, что за трофеи это были? - Части тела, - впервые в голосе Ганнибала явно звучит неуверенность. - Органы. Не могу припомнить, чтобы это было что-то конкретное. - Верно. А вы знаете, зачем кому-то забирать у жертвы легкие или вырезку со спины? - Не вполне уверен.       Уилл вскидывает на него глаза. Свечи мерцают по обе стороны. Он снимает зубами кусочек мяса с вилки и прожевывает его, прежде чем ответить: - Они ели их. Своих жертв.       Виснет пауза. Уилл почти наслаждается произведенным эффектом - отчего-то очень приятно смутить Ганнибала, хотя тот старательно держит лицо. - Вы уверены? - Уверен, - отрезает Уилл, снова опуская взгляд. - Это неофициальная теория, если вам интересно. Всего лишь мой собственный вывод. Даже если Потрошитель пришел к тому же, я все еще считаю, что у него не было мотивации разыскивать Мясника. - Любопытство может стать сильнейшей мотивацией, - подшучивает Ганнибал, пряча улыбку в бокале. - Вы и сами можете сказать это, верно?       Уилл не остается в восторге от его замечания. Скептически выгнув бровь, он хмыкает в ответ: - Вы психиатр, Ганнибал. Так скажите мне - могут ли социопату быть интересны другие люди? К тому же странно убивать того, к кому испытываешь интерес. - Ожидания могли разойтись с реальностью. Все по-разному реагируют на досаду. Убийцы, я полагаю, убивают.       Беззаботность сказанного вгоняет Уилла в тупик, и ему приходится поднять глаза. - Вы это несерьезно, - понимает он.       Ганнибал улыбается. - Разумеется нет. Я просто рад, что вам удалось расслабиться.       В растерянности Уилл внезапно осознает, что в самом деле расслабился и разговаривал так свободно, будто пришел выпить вина за дружеской беседой. Если Ганнибал добивался именно этого, что ж, уловка сработала. Уилл не уверен, испытывает ли он раздражение из-за того, что его отвлекли от неприятных мыслей, будто ребенка, или внутри разрастается нечто, пугающе похожее на благодарность. - Прежде чем мы перейдем в спальню, - добавляет Ганнибал, заставив его вскинуть глаза, - последний вопрос, на этот раз вполне серьезный. В прошлый раз я предположил, что Мэрилендский мясник для вас более личная история. Я ошибался? - Возможно. - Почему же вы меня не поправили? - Это уже два вопроса, доктор Лектер.       Ганнибал кажется въедливым человеком, но он никогда не настаивает на ответах, даже если бы Уилл дал их, надави на него чуть сильнее. Вместо этого он принимается убирать посуду со стола, оставляя лишь кувшин с вином и бокалы.       Уилл уличает минутку, чтобы налить себе еще и тут же выпить. Убаюканная было нервозность вновь расходится внутри тревожным гулом.       Когда Ганнибал возвращается, он уже стоит. Уиллу приходится крепко держать себя на поводке, чтобы не дать волю беспокойным ногам топтать круги у стола. Он всегда начинает метаться, когда в мыслях нет покоя.       Уилл не смотрит на все эти рога на стенах. Настороженно он поднимает взгляд лишь на лицо Ганнибала. - Что дальше? - хрипит его голос. - Дальше мы пройдем в спальню, - говорит Ганнибал.       Они проходят в спальню мимо ряда закрытых дверей, и Уилл держится чуть позади, позволяя себя вести. Он едва не впечатывается носом в плечо перед собой, когда Ганнибал вдруг останавливается в узком коридоре перед порогом спальни, развернувшись к нему. Уилл не отступает, несмотря на дискомфорт. Чем дольше длится молчание и тянется изучающий взгляд, тем более нервно дергается жилка на его шее.       Наконец Ганнибал произносит: - Что ж. Полагаю, раз вы до сих пор не набросились на меня, то пришли сюда не за тем, чтобы утолить любопытство через секс с мужчиной. - На первом свидании принято не заходить дальше второй базы, - ровно говорит Уилл.       Его сарказм, кажется, забавляет Ганнибала. Он беззвучно хмыкает, только поток воздуха призрачно касается лица Уилла. - Тогда, думаю, вы согласитесь сыграть со мной в одну игру.       И, договорив, он переступает порог спальни. У Уилла уходит на несколько мгновений дольше, чтобы последовать за ним. Он осматривается быстрым хлестким взглядом, будто на месте преступления. Большая кровать по центру. Кресло в углу.       Уилл чуть задерживается взглядом на туфлях Беделии, оставленных под креслом. Одна из туфель завалилась набок, выпятив острый каблук. - И что же это за игра? - О. На самом деле я просто думал о том, чтобы продолжить то, на чем мы остановились в прошлый раз в вашей гостиной.       Уилл резко возвращает взгляд на него. Ганнибал приподнимает брови, продолжая: - Разве что с некоторыми изменениями. Я попрошу вас снять одну вещь. В это время вы можете задать мне вопрос или сказать то, что крутится у вас на уме. Затем вы попросите снять вещь с меня, и я тоже задам вам вопрос.       Уилл молчит какое-то время. - А если я не захочу раздеваться или отвечать на ваши вопросы? - Тогда игры не получится. Смысл в том, чтобы обнажиться. У вас есть какие-то особые пожелания? - Я не хочу, чтобы вы меня касались, - выплевывает Уилл, будто другого шанса не будет.       Ганнибал спокойно кивает. Он направляется к кровати, оставив его топтаться на входе, прежде чем снова разворачивается, будто вспомнив о чем-то. - Ах да, и Уилл. Вы всегда можете сбежать в середине процесса, если захотите. Но мне кажется, вы все равно вернетесь, правда? - Ганнибал с легкой улыбкой указывает на кресло в углу. - Пожалуйста, присядьте.       Уилл прожигает его взглядом, сцепив зубы, но все-таки идет к креслу. Ганнибал садится одновременно с ним. Уилл сглатывает тягучую кислую слюну. Ганнибал сидит, словно каменное изваяние, с абсолютно прямой спиной, без малейшего лишнего движения. Его ноги привычно скрещены, руки бесстрастно сложены на бедре. В тишине слышно, как открываются губы, когда тот произносит: - Пожалуй, я начну первым. Вы не против?       Уилл сковано жмет плечами. Над изголовьем кровати висят чертовы оленьи рога. Он старательно игнорирует их, внутренне раздражаясь. - Для начала снимите вашу обувь, Уилл.       Помедлив, Уилл наклоняется, чтобы начать расшнуровывать ботинки. Молчание давит на плечи. - Я не знаю, о чем спрашивать, - мрачно признается он. - Не страшно. Представьте, что мы просто беседуем. - Наши беседы никогда не ведут ни к чему хорошему. - Уже чувствуете желание взорваться и уйти?       Уилл фыркает, снимая ботинок и оставляя его у кресла. Он принимается за другой. Его пальцы путаются в шнурках, непослушные. - Ладно, - игнорирует он обращенный к себе вопрос. - Как часто вы играете в подобные игры? - Как я уже сказал, последний раз был в вашей гостиной. Я не ожидал, что вы потребуете от меня раздеться. Мне понравилось.       Дыхание Уилла сбивается. Он пыхтит: - Вы просто меня бесили. - Не сомневаюсь в этом.       Уилл наконец избавляется от обуви. Аккуратно выровняв ее у ножки кресла, он со смятением выпрямляется. Его ноги в носках ощущаются как-то глупо. Он отвлекает внимание, заметив: - Вы так и не сказали, как часто.       Ганнибал улыбается. - На самом деле впервые. Для меня это такой же новый опыт, как и для вас, - Уилл успевает лишь недоуменно моргнуть, когда он добавляет: - Ваш ход.       Будет ложью сказать, что Уилл не чувствует мерзкой щекотки страха где-то в животе. Он решает, что чем легче он задаст задачу, тем быстрее Ганнибал с ней справится и тем меньше у него останется времени на вопросы. - Снимите ваши глупые запонки, - просит Уилл чуть дрогнувшим голосом.       Ганнибал улыбается. Не торопясь, он поднимает запястья, чтобы расстегнуть запонки. - Вы попросили вас не касаться, - ведет он именно туда, куда Уилл больше всего не хочет, чтобы это шло. - Но наверняка уже не раз представляли, как я это делаю. Дело в неуверенности или в том, что вы боитесь, будто ваши фантазии разойдутся с реальностью?       Уилл наблюдает за пальцами, смакующими каждое движение. Ганнибал не смотрел на него, пока задавал вопрос, но теперь бросает предупреждающий взгляд. - Будьте честны, Уилл. - Почему не может быть оба варианта? - Потому что мысленно вы уже решились на измену. Вы решились прийти. И до сих пор не сбежали.       Ганнибал снимает запонки. Он поднимается, чтобы положить их на комод. Не отрывая взгляда от чуть продавленного места на покрывале, Уилл тихо произносит: - Зачем задавать вопрос, на который вы уже знаете правильный ответ?       Ганнибал снова садится. - Мне бы хотелось, чтобы вы тоже пришли к ясному пониманию вашей ситуации. Снимите кофту.       Уилл стягивает кофту одним небрежным движением, зацепив ткань со спины. Его волосы взъерошены, а рубашка встопорщена. Он вытягивает руки из рукавов. - Почему вам так важно, чтобы я что-то понял? - Вы мне нравитесь. - Я никому не нравлюсь, - ворчит Уилл. - Тогда вы просто дурак, если не видите очевидного.       Уилл пораженно застывает, не ожидая такого ответа. - Ваш ход, - напоминает Ганнибал.       "Ублюдок", - угрюмо думает Уилл. - Ваш галстук.       Пальцы Ганнибала немедленно приступают к делу. - Расскажите о вашей самой неудобной фантазии с моим участием.       "Ублюдок", - снова думает Уилл, чувствуя выступающую испарину на лбу. Ганнибал молча ждет, глядя на него. - Я... - Уилл облизывает губы. - Я представлял, как занимаюсь с вами сексом. - Почему это была неудобная фантазия?       Уилл дарит ему убийственный взгляд. - Потому что в это время я занимался сексом со своей женой.       Ганнибал улыбается. - Тогда я был на принимающей стороне, - непринужденно озвучивает он, заставив Уилла покраснеть от мучительного стыда. - Почему вы считаете, что эта фантазия разойдется с реальностью?       Уилл хмурится. - Это уже второй вопрос. - Да, - не спорит Ганнибал. - Но я все еще не снял свой галстук. Ответьте мне, Уилл.       Уилл раздраженно вздыхает, отворачиваясь. Вцепившись нервными пальцами в локти, прикрывая от острых вопросов мягкий живот, он сквозь зубы поясняет: - Вы бы предпочли, чтобы под вас легли. - Какой интересный выбор слов, - бормочет Ганнибал. - Что заставляет вас так думать? - Любой нормальный мужчина предпочитает именно этот вариант, - отрезает Уилл. - Слабые прогибаются под властных. - Значит, вы чувствуете, что у меня больше власти, чем у вас? - Не слишком ли долго вы возитесь с галстуком, Ганнибал?       Усмехнувшись, Ганнибал вытягивает галстук и опускает рядом с собой на кровать. - Что ж, хорошо, - говорит он. - Теперь снимите вашу рубашку.       Уилл расстегивает рубашку. Выражение лица Ганнибала становится скучающим, когда он понимает, что под рубашкой есть майка. - Зачем вы поцеловали меня? - Вы целовашка, Уилл, - Ганнибал улыбается. - Мне просто захотелось.       Уилл сбивается с ряда пуговиц. Он никак не может поймать одну, чтобы протолкнуть в петлю. Пальцы дрожат. - Вздор, - говорит он, отведя глаза в сторону. - Вы говорите это, чтобы меня смутить. - Мне нравится вас дразнить, - не спорит Ганнибал. - Вы очаровательно злитесь.       Уилл сопит. Расправившись с рубашкой, он сердито сдергивает ее с себя, запихав за спину мятой кучей. Ганнибал не возражает. - Снимите штаны, - командует Уилл в почти ребяческом желании смутить в ответ.       Он не учитывает, что Ганнибала мало волнует мысль о приличиях, раз уж именно он предложил раздеться им обоим. Ганнибал поднимается на ноги. - На минуту забудьте о том, что вы связаны узами брака, - просит он, расстегивая ширинку, и у Уилла спирает дыхание. - Что заставляет вас чувствовать такое неприятие к себе? - Вы о моих фантазиях? Я полон девиаций, эта всего лишь одна из многих.       Брюки легко соскальзывают с узких бедер, но Ганнибалу приходится повозиться, чтобы протащить их через обувь, которая все еще на нем. Уилл не может оторвать от линии ног жадного взгляда. На икрах чернеют тонкими лентами подтяжки для носков. Полы рубашки закрывают нижнее белье. Уилл выдыхает. - Думаю, вы в курсе, что гомосексуальность давно вычеркнута из списка сексуальных отклонений, - вежливо замечает Ганнибал, складывая брюки, прежде чем усесться обратно; носки туфель обличительно упираются в сторону Уилла. - Я не гомосексуален, - угрюмо возражает тот. - Это просто... сбой. Странный фетиш. Вот и все. - В чем он заключается? - Кажется, это моя очередь задавать вопросы, Ганнибал.       Ганнибал уступает. Говорит ему избавиться от майки. Уилл избавляется. Прохладный воздух касается обнаженной кожи, и Уилл на мгновение стесняется своей практически безволосой груди. Он заставляет себя расправить плечи. Взгляд Ганнибала с интересом останавливается на застарелом шраме от пули. - То, что вы говорили про свое обоняние. Это правда? - Да. Это называют гиперосмией.       Ганнибал выглядит так, будто ждет чего-то еще, но Уилл не развивает тему. Учитывая, что на его майке и рубашке остались влажные пятна от пота, он представляет, чем сейчас пахнет. По крайней мере, не звучит ни слова о платке, который Уилл не трогал уже как неделю. Это слегка убеждает его в том, что Ганнибал, возможно, не лжет. - Снимите обувь.       Ганнибал слегка нагибается, чтобы обхватить пальцами задник туфли и плавно вытащить ступню. Уилл наблюдает с пересохшим ртом. При малейшем движении четко очерченная мышца икры перекатывается под кожей. Ганнибал, должно быть, увлекается пробежками по утрам. Это ноги бегуна.       Уилл с трудом сглатывает вязкую слюну. - Вы возбуждены, Уилл?       У этого человека нет совести. Это ли Уилл имел в виду, когда признался, что хотел провокаций с его стороны? - Я задал вам вопрос, - напоминает Ганнибал. - Не физически, нет. - Однако вы близки к этому. Дело в моих ногах, верно? - Уилл не утруждает себя ответом. - Может быть, вы представляли, как касаетесь моих икр? Облизываете косточку на лодыжке? Вас возбуждал образ моих пальцев у вас во рту?       Уилл близок к тому, чтобы подавиться. - Н-нет, боже, что? Нет, ничего такого. - Интересно, - медленно произносит Ганнибал, задвигая обувь под кровать и оставаясь в носках, точно так же, как и сам Уилл. - В таком случае я не вижу в вас фетишиста. Вы задумывались над тем, что можете быть латентным?.. - Я не гей, Ганнибал, - перебивает его Уилл. - Я даже не бисексуален. - Все люди в той или иной степени бисексуальны. - Я не гей, - повторяет Уилл.       Ганнибал вскидывает брови. - И тем не менее вы охотно раздеваетесь передо мной. И раздеваете меня. Снимите брюки.       Есть момент колебания, когда Уилл думает, что не станет этого делать. Это зашло слишком далеко, в самом деле, он охотно раздевается и раздевает, чем он вообще занят?       Затем его пальцы тянутся вниз. - Это смешно, - говорит он, не улыбаясь. - То, что мы делаем. - Совершенно нормально исследовать границы собственной сексуальности. Вы здесь, чтобы я помог вам раскрепоститься.       Уилл снимает брюки. Он чувствует себя совершенно уязвимым в одних боксерах и носках. Плотоядный взгляд Ганнибала ему не помогает. - Да ладно, - бормочет он. - Снимайте уже свою чертову рубашку.       Улыбнувшись, Ганнибал прохаживается пальцами по пуговицам. Это действо не вызывает у него больший трудностей. Уилл украдкой исследует мех на его груди. Спускается взглядом к выпуклости живота. Ганнибал не такой худой, как может показаться под его приталенными жилетами, и довольно крепко сложен. - Молли была согласна заняться с вами анальным сексом?       Уилл не может двинуться. - Уилл? - Нет, - выдавливает он. - Нет, она... она не хотела. - Многим женщинам не по душе такая практика, - соглашается Ганнибал; плечи выскальзывают из-под ткани, когда он раздвигает полы рубашки в стороны. - Но вы все равно настояли. Как вы себя почувствовали, когда проникли в нее?       Уилл вцепляется пальцами в подлокотники. - Хорошо, - шепчет он. - Я чувствовал себя хорошо.       Ганнибал улыбается. - Хорошо, - повторяет он.       На них остается лишь нижнее белье и носки. Должно быть, они смотрятся ужасно нелепо. Уиллу не до смеха. - Носки, Уилл.       Уилл снимает. Он не задает ни единого вопроса. Он ничего не говорит. Как только его босые ступни касаются пола, он молча выпрямляется, глядя на Ганнибала. - Ваше белье. - Любопытно, - комментирует Ганнибал и поднимается на ноги, чтобы выполнить его просьбу.       Член Уилла дергается в трусах. Когда Ганнибал поворачивается к нему спиной - намеренно, - чтобы убрать сложенную одежду с кровати, это происходит вновь.       Уилл борется с собой, чтобы не прикрыть пах руками. Он также борется с собой, чтобы не засунуть руку в трусы.       Ганнибал возвращается на свое место, совершенно не стесняясь наготы. В одних носках с подтяжками на обнаженном теле он выглядит, как чья-то развратная мечта. На его губах появляется понимающая усмешка. - Чувствуете себя немного на взводе? - Самую малость, - хрипит Уилл. - Вы разденетесь до конца, если я попрошу вас? - Смотря что последует за этим дальше.       Мгновение Ганнибал молчит. Спокойно моргает, когда Уилл не может сосредоточиться на чем-то одном и ведет глаза вниз, ныряет взглядом под колено скрещенной ноги, соскальзывает по задней части бедра, ведущей к крепкой ягодице.       Ноги поставлены таким образом, чтобы закрывать промежность. Уилла дразнят сгущающиеся внизу тени. - Дальше я позову Беделию и займусь с ней сексом перед вами, - говорит Ганнибал. - Вы сможете присоединиться, если хотите. Или вы можете просто сидеть там же, где и сидите.       Уилл вздрагивает, словно ему на голову выливают ушат с ледяной водой. Он оглядывается, будто все это время мог не замечать присутствия третьего человека. В спальне нет никого, кроме них двоих. - Ч-что? Ваша жена здесь?       Ганнибал, забавляясь, отвечает: - Да. Я попросил ее не налегать на алкоголь этим вечером, так что она, должно быть, уже заскучала.       Уилл ощущает, как краска отливает от его лица. Все это время Беделия была в доме и слышала каждое слово! Господи милостивый.       Он не знает, чего хочет больше - задушить Ганнибала или схлопнуться на месте. - Куда вы ее спрятали, в платяной шкаф? - все же огрызается он. - Нет. Полагаю, она критикует мою статью в кабинете прямо сейчас. У нее всегда возникают вопросы к моим исследованиям. Подозреваю, она просто придирается.       Уилл ничего не говорит. Его взгляд мечется по комнате, и Ганнибал задает вполне справедливый вопрос: - Вы хотите уйти прямо сейчас, Уилл? Я не стану вас останавливать.       Уходит минута. Он медленно качает головой. Тогда Ганнибал поворачивает голову к двери и зовет: - Беделия, дорогая. Пожалуйста, пройди в спальню.       Где-то в глубине дома раздаются шаги. Напряжение в Уилле растет. Он хмурится. - Почему стол был накрыт на двоих? - Потому что я хотел, чтобы вы сосредоточились на мне.       Это честный в своем эгоизме ответ, на который трудно что-то возразить. Уилл слышит, как открывается в коридоре закрытая до этого дверь. Затем следуют шаги. Приближаются, и Беделия появляется в спальне.       На ней повязан длинный шелковый халат, в котором Уилл застал ее в прошлый раз. - Добрый вечер, Уилл, - невозмутимо приветствует его Беделия.       Она босиком. Волосы распущены, уложены в волну, подвиты на концах. Беделия тянет пояс на талии, и халат соскальзывает к ногам. Под ним она абсолютно обнажена.       Уилл выдыхает, понимая, что Ганнибал спланировал все это.       Ему разрешено смотреть на тело Беделии, любоваться соблазнительным изгибом спины или ягодиц, пожирать глазами красивую картинку. Вместо этого Уилл едва касается ее взглядом, уводя глаза в сторону.       Ганнибал вытягивает руку, жестом прося подойти, и Беделия седлает его бедра. Уилл видит это краем глаза. Он слышит звуки поцелуев. Он чувствует себя ужасно лишним в этой комнате, ужасно грязным.       Затем он все же смотрит, и возбуждение скручивается в нем узлом. Он видит Ганнибала, расставившего ноги наконец, и подвязки все еще на месте. Он видит его утолщающийся член, обхваченный пальцами, и тяжелые яйца под ним. Он видит окружности ягодиц, вдавленные в покрывало, и плечи, выглядывающие из-за фигуры Беделии. Он видит сокращающиеся мускулы на руках. Он видит глаз Ганнибала, темный взгляд которого направлен на него из-за плеча супруги.       Уилл видит его так, будто Беделии нет. Будто он целует воздух, будто его член наполняется сам собой.       Ганнибал раздвигает ягодицы Беделии в стороны. С екнувшим сердцем Уилл замечает анальную пробку, поблескивающую в ней. Пальцы медленно вытягивают ее, отбрасывая в сторону.       Уилл тяжело сглатывает. - Так вы присоединитесь ко мне, Уилл? - интересуется Ганнибал, и незнакомая нота звучит в его голосе, ранее скрытая хрипотца, томное возбуждение. - Если да, возьмите презерватив. Вы найдете его справа.       "Сукин сын, - думает Уилл, но в этих мыслях нет запала, лишь машинальность человека, которого застали врасплох. - Ты все это спланировал. Ты знал, что я не захочу, чтобы ты трахал меня. Ты захотел меня удивить".       Уилл хочет удивить в ответ.       Он поднимается, стягивая с себя белье, и то падает. Он не совсем возбужден, но ему хватает несколько движений рукой, чтобы исправить это. Уилл открывает ящик тумбочки, которая стоит у кресла справа. Там он находит презервативы со смазкой. Разрывает фольгу. Раскатывает презерватив по члену. - Вы хотите, чтобы я снова думал о вас, когда буду трахать вашу жену? - интересуется он ничего не выражающим тоном.       Ганнибал улыбается, откидываясь на локти, чтобы их поза стала удобнее. - Вы и так будете думать обо мне, - говорит он. - Я ведь здесь, прямо перед вами.       Уилл подходит. Бросает лишь единственный бесстрастный взгляд вниз, чтобы не промахнуться, когда будет входить. Пробка растянула обод, и член проскальзывает внутрь без сопротивления.       Он игнорирует выдох Беделии, хоть и хватает ее за бедра, чтобы толкнуться.       Ганнибал жадно разглядывает его лицо. - Хорошо? - с любопытством спрашивает он. - Вы знаете, что да.       Ганнибал улыбается. Уилл чувствует возню под собой, но больше догадывается, чем видит на самом деле, что там происходит. Ганнибал направляет член во влагалище на правах хозяина. Когда он входит, глаза Уилла расширяются - внутри он чувствует движение члена на своем собственном.       Это выбивает из него дрожащий стон. Затем Ганнибал подается назад и снова вперед, и ощущение - запретное, грязное, интимное - атакует его вновь. Уилл толкается в ответ, чтобы почувствовать это снова.       Уилл хочет сорвать с себя презерватив, чтобы почувствовать это ярче. Он хочет выйти и втиснуться следом во влагалище, чтобы толкнуться вдоль чужого члена.       Его яйца шлепают по члену Ганнибала, и Уилл снова стонет, сжимая пальцы. Он чувствует, что его ноги касаются ног Ганнибала. Он чувствует ткань носков. Однажды он даже чувствует царапнувшую подвязку на его икре. - Боже, - шепчет Уилл, кусая губы.       Ганнибал закидывает голову, и взгляд теряется в изгибе его шеи. Уилл хочет впиться в нее зубами, хочет всосать кадык, слизать соль с ключицы.       Член Ганнибала втирается в его сквозь тонкую стенку, и Уилл чувствует, что зарыдает. Он толкается, и тянет, и скользит, и выскальзывает, сжимает и сжимается.       С его носа срывается капля пота.       Когда Ганнибал, хватаясь за Беделию, случайно касается его пальцев, Уилл кончает.       Его штормит и укачивает до самой ночи, даже когда четырьмя часами позже он лежит в собственной постели.