Заводь

***

      Уилл запрещает себе задумываться слишком сильно, когда появляется в лечебнице в следующий раз.       Он пришел за Уолтером.       Нет, он не пришел за Уолтером.       Он пришел за Уолтером.       Уилл останавливается на лестничном пролете. Дождливый вечер октября, холл серый и холодный, капли бьют по окнам, смазывая вид. Уилл смотрит на двухстворчатые двери, за которыми в закрытом крыле сидит Уолтер со своим другом в приглушенном свете оранжевых пятен. Он слышит едва уловимую музыку, которую мальчишки тихо включают на телефоне с битым экраном, но в основном это шумит непогода снаружи и задавленная мысль внутри.       Уилл оглядывается, но лестница пуста, как и прежде. Тогда он отворачивается от закрытого крыла и поднимается выше. Чем дальше он углубляется в коридор, где заперты по обе стороны двери ("Куда вы ее спрятали, в платяной шкаф?"), тем темнее становится, несмотря на включенные через раз светильники.       Уилл останавливается перед дверью лучшего кабинета во всей лечебнице. Он коротко стучится. Затем толкает ее.       Закрыто.       Это к лучшему, но глубоко внутри Уилл разочарован. Он не знает почему. Нет ничего, кроме тупого отторжения, когда он думает о том вечере и о том, как после этого пришел домой и сел на один диван с Молли перед телевизором, будто ничего не случилось.       "Невкусные мысли", - думает Уилл.       Пальцы соскальзывают с дверной ручки, и в следующую секунду он вздрагивает - гром раскалывается где-то совсем вблизи, в коридоре гаснет свет. Дождь усиливается, превращаясь в рассерженный ливень. Уилл поворачивается в сторону единственного окна в конце коридора. Он ничего не может разобрать, кроме обрушивающихся потоков воды. Свет, мигнув, опять появляется. В окне расплывается нечеткой фигурой его отражение. А за его фигурой - еще одна.       Голова Уилла дергается, словно в нервном тике. Он разворачивается. - Не слышал, как вы подошли.       Ганнибал улыбается и опускает глаза под ноги. - Прошу прощения. Ковролин заглушает шаги. К тому же на улице неспокойно, - он с любопытством переводит глаза на дверь в кабинет. - Собирались повидаться со мной, Уилл?       Уилл ненавидит, когда его ловят на чем-то. Тем более настолько неприличном. Его поведение, должно быть, возмутительно.       Он криво усмехается. - Я становлюсь навязчивым.       Ковролин имеет унылый узор разбегающихся из-под ног линий. Они держат Уилла за лодыжки, будто жгуты. Ганнибал стоит на них, словно на чей-то шее, и линии покорно обмякают под ним. - Мне льстит ваше внимание, - благодушно замечает Ганнибал и поднимает ключ, зажатый между пальцами. - Зайдете на минуту?       Уилл заходит. - Не был уверен, что вы здесь, - говорит он, оказавшись внутри.       Свет вспыхивает над головой - белый и яркий, ярче, чем у полудохлых светильников в коридоре. Уилл видит себя в окне отчетливее. Он также видит Ганнибала. - Собирался уходить, - говорит тот. - Вспомнил, что забыл планшет.       Уилл направляется к столу. Обходя его, в растерянности постукивает костяшками - тук, тук, тук - пальцев по поверхности. Нет ничего, кроме лампы и скудной стопки бумаг. - Здесь нет планшета, - замечает он. - Я оставил его в ящике.       В столе четыре ящика. Уилл методично открывает их один за другим. - Здесь нет планшета, - повторяет он, поднимая глаза.       Это наглость - вот так шарить в чужих вещах. Лицо Ганнибала ничего не выражает. Он медлит, прежде чем приблизиться и упереться руками в стол с другой стороны. Когда он наклоняется, его галстук чуть провисает. На губах мелькает улыбка. Не та, что обычно. Его глаза тоже улыбаются, но Уилл смотрит в точку чуть левее его головы. - Тогда я просто увидел ваш автомобиль под окнами и решил вернуться, чтобы проверить, поджидаете вы меня или нет. - Я пришел за сыном. - Уверен, ваш сын играет этажом ниже в закрытом крыле. - Тогда я пришел проверить, ждете вы меня в своем кабинете или нет.       Ганнибал улыбается. Не так, как обычно.       Уилл опускается в офисное кресло, откинувшись на спинку. Подняв голову, он почти невинно добавляет: - Тем более будет разумнее переждать ливень внутри.       Ганнибал смотрит на него сверху вниз взглядом долгим и внимательным, будто размышляя, что с ним делать. В конце концов он выпрямляется и подтаскивает к столу стул. - Передавали штормовое предупреждение, ливень может затянуться.       Уилл пожимает плечами. Какое-то время они молчат, сидя напротив друг друга. Ганнибал любезно сдается первым. - Хотите поговорить о вашем прошлом визите? - Хотите узнать, что я чувствую? - вскидывает Уилл брови. - Бросьте. Я уже давно понял, что вы прячетесь за личиной психоаналитика каждый раз, когда хотите меня поддеть.       "Мне нравится тебя дразнить, - говорит голос Ганнибала в его голове. - Ты очаровательно злишься". - А вы отражаете мои слова, когда хотите поддеть меня.       Уилл снова жмет плечами. - Я не хочу вас поддеть. Я просто так работаю. Зеркальные нейроны и все такое. - Ох, - произносит Ганнибал с видом, демонстрирующим, что его не удалось провести. - А я-то думал, вы хотите разозлить меня разок.       Вспышкой проносится молния, небеса раскалываются. Взгляд Уилла мечется к окнам, но в них лишь светится отражение стен. Без возможности выглянуть наружу просторный кабинет сминается до размеров коробки. - Это правда, что Беделия когда-то была вашим психотерапевтом?       Уилл переводит на него глаза, ожидая увидеть изворотливого ужа. Он видит Ганнибала, единственная реакция которого на его слова - иронично приподнятые брови. - Я смотрю, вы добрались до старого скандала. Искали в сети? - Джун рассказала. - Ах, Болтушка Джун. Что еще она рассказывала?       Уиллу - ничего. Он подслушал, пока поднимался. В пустом холле громкое эхо, даже если говорят за закрытыми дверьми. - Что после свадьбы у вашей жены отобрали лицензию. - Были некоторые проблемы сразу после, - соглашается Ганнибал. - Сейчас они улажены, и лицензия все еще при ней. Беделия закрыла практику незадолго до наших встреч, мы беседовали с ней в частном порядке. Я был исключением. - Вам нравится быть исключением. - А вам?       Сверкает три раза подряд. Мгновение - и грохот обрушивается на их головы. Уиллу кажется, что лечебница расколется пополам, но она стоит, вибрируя и содрогаясь. Свет снова гаснет.       Они остаются в темноте. Тускло блестят белки глаз напротив. - Не думайте, что я не понимаю, Ганнибал, - тихо говорит Уилл. - Вы забрали у Беделии чужое уважение.       Уилл знает, что он не один здесь, видит очертания тела перед собой, но не чувствует присутствия еще одного человека, будто разговаривает с темнотой.       И темнота ему отвечает: - Муж и жена - одна сатана, Уилл.       И темнота ему отвечает: - Вы в самом деле беспокоитесь за нее или вам просто легче говорить о ком-то другом, чем о себе?       И темнота ему отвечает: - Я беру ровно столько, сколько мне готовы отдать.       Шум ливня усиливается. Ганнибал чуть склоняет голову, и глаза снова блестят. Уилл облизывает обветренные губы. Еще тише отзывается: - Только не говорите, что никогда не жадничаете.       Он мог бы закрыть глаза и поверить, что сидит сам с собой. Но затем Ганнибал улыбается, скупо, всего лишь движение губ, которого Уилл даже не видит, но чувствует так ярко, что его берет озноб. - Иногда, - говорит Ганнибал, и лицо освещает вспышкой.       Грохот. Где-то в глубине лечебницы раздаются громкие голоса. Уилл поднимается с кресла и шагает в полутьме, постукивает костяшками - тук, тук, тук - пальцев по столу, обходя его. Прижимается бедрами к краю, когда темнота отдает человеческим жаром в дюйме от собственного тела. - Расскажите, - говорит Уилл.       Ливень стихает, снова нарастает. Ганнибал задирает голову, и Уиллу мерещится, будто слышит это - шорох кожи, ткани, волос. - Я думал, чтобы снова прийти к вам домой, - произносит Ганнибал, и Уилл смотрит ему в глаза, не видя ничего, кроме собравшихся резких теней. - Я думал прийти ночью, проскользнуть в кровать, пока вы обнимаете свою жену, я думал зажать вам рот и заставить вас кончить мне в руку, я думал о том, как вы решите, что это сон, а утром обнаружите прилипшую к коже сперму, я думал о том, как вы возненавидите это, потому что вам понравилось, я думал о вашей тихой ярости, я думал о том, как вас поцелую.       На секунду Уилл отчетливо видит это - как забирается к Ганнибалу на колени, перекидывает ногу через бедра и просто прижимается, оседает всем весом, вслепую отыскивая рот. Он никогда не седлал ничьи колени, не колени мужчины, боже, но представляет жар бедер под собой, будто седлал.       Уилл моргает, сгоняя образ. - Я думаю, - произносит он голосом, который даже для него самого звучит ломко и неуверенно, - я думаю о том вечере... о том, что произошло... я думаю об этом каждый день. Я думаю об этом каждую минуту, Ганнибал. - Вы думаете обо мне? - Постоянно. - Вы бы пришли ко мне снова. - Я бы пришел. - Так приходите.       Мигает загоревшийся снова свет. Лампы над головой гудят и потрескивают - крошечный, повседневный звук реальной жизни.       Уилл моргает. В глазах Ганнибала не так много тьмы, как он думал. И они так, так близко. Ближе, чем это было бы прилично для других.       Уилл выпрямляется, отступает к двери. По пути оглядывается через плечо. - Вот так просто? - спрашивает он, изо всех сил пытаясь вернуться, привязать себя к настоящему, к этому крошечному повседневному звуку и мысли, что помешательство с Ганнибалом всего лишь помешательство, а жизнь, реальная жизнь, настоящая жизнь, ждет его за дверью. - Я могу быть занят.       Ганнибал улыбается. - Книгой о Потрошителе?       Уилл уходит, не прощаясь.       Он едва не забывает про Уолтера.

***

      Реальная жизнь, настоящая жизнь Уилла состоит из привычных вещей: дома, Уинстона с грязными лапами, озера, Уолли, Молли, его попыток приготовить сносный обед, его попыток уйти в работу над лодочным мотором, поездок в город за продуктами, угрюмых прогулок вдоль берега наедине с собой, невкусных мыслей.       У него эрекция, пока он думает о Ганнибале, и Уилл тихо доводит себя до оргазма в душе, прежде чем стыдливо залезть в кровать к Молли.       Он не хочет думать, почему осмелился прийти в тот раз в коттедж. Иногда ему на мгновение удается поверить, будто этого ничего не произошло на самом деле, это были его фантазии - идиотские, возмутительные фантазии, которые не предстало иметь ни одному женатому мужчине.       Он лежит в кровати без сна. Его рука обнимает Молли, глаза смотрят в темноту, а уши слушают, скрипнет ли матрас, зашуршит ли простынь, прижмется ли к его спине мужская грудь, зажмет ли его рот мужская ладонь, сожмет ли рука его член поверх нижнего белья. Уилл бы не сопротивлялся, он лежал бы тихо и старался бы дышать спокойно, или через раз, или не дышать вовсе. Он сглотнул бы - оглушительно громко - и пытался бы кончить без единого звука, и он бы чувствовал выступающую эрекцию на своем бедре, и Ганнибал поцеловал бы его в загривок открытым ртом жарко и влажно, сжав потную кожу зубами напоследок.       Рука Уилла соскальзывает с Молли. Он переворачивается на спину, чтобы не втираться дернувшимся членом в матрас.       "Невкусные мысли", - думает он.       Сон не идет. Рука не обнимает Молли, глаза закрыты, но уши слушают, скрипнет ли матрас, зашуршит ли простынь. Прижмется ли Ганнибал к его боку, будут ли блестеть белки его глаз, зажмет ли его рука рот, опустится ли его рот - о черт возьми, боже - вниз, сомкнутся ли его губы вокруг члена. Уилл вел бы себя так тихо, он вел бы себя так хорошо, он не дышал бы и дрожал, и боялся, что влажные, неприличные звуки рта разбудят Молли, пока Ганнибал ему сосет. Уилл бы кончил, не издав ни звука, и Ганнибал бы мучал его, играясь после, пока ноги Уилла не начали бы конвульсивно дергаться, сминая простыни, и звук дыхания Молли не прервался бы, и она бы не повернулась со словами... - Уилл? Все нормально?       Уилл замирает. Молли поворачивается, и он сглатывает, капля пота скатывается по виску. - Я... - хрипло говорит он и прочищает горло. - Прости. Разбудил? - Ерзаешь, - невнятно ворчит Молли, подбираясь ближе. - Кошмары?       "Невкусные мысли", - думает Уилл.       Черт возьми. Невкусные, грязные мысли. - Все нормально. Спи.       Он ждет, пока Молли снова засыпает. Затем он скользит ладонью вниз и дрочит так тихо, как только может. Его глаза закрыты.       Он не видит, что у Молли - нет.