Питер хорош в любых отношениях, даже если в данный момент у тебя их нет

      Августу конкретно нечем было заняться в нескольких стенах своего номера: по телевизору шли непонятные политические программы, виды из окна за несколько дней уже надоели, а на планшете все игры были пройдены. С одной стороны, он уже задумывался над тем, чтобы возвращаться в родную страну — в Санкт-Петербурге его дело было выполнено еще неделю назад. С другой же, возвращение в Амстердам означало разрыв всех связей с Разумовским — все-таки Август не был пока что владельцем компании на равне с отцом, и потому все сотрудничество будет поддерживаться с Хольтом, но только старшим. Эти мысли изводили Августа: даже если не возвращаться прямо сейчас домой, то это нужно будет сделать через три дня — «каникулы» подписания договоров как раз закончатся. И тогда у Хольта не будет выбора; только прощаться с Сергеем и лететь в Нидерланды. А уже там как-то пытаться реализовать грандиозный план по «захвату отцовской власти», потому что Август устал не влиять на ход развития компании. Отец не видел, что меняются время, люди и количество денег, которые отдаются для разжигания очередной войны. Вместе с тем меняются и технологии, которые — при использовании с умом — станут отличным средством не только для поддержания статуса «оружейной империи мира», но и для увеличения мощности армий. «Если революцию и можно достичь в наше время, то только с помощью интернета, мистер Хольт». А еще с помощью хорошего оружия. Экспериментального оружия. Это действительно могло стать революцией.        Надо было начинать свое дело, потому что, ничего не делая, Август жить еще сколько-то не мог. Как и сейчас, собственно.        Хольт сел на кровать и взял телефон. Сам он не собирался писать Сергею: он уже исчерпал свой лимит инициативы на встречи, да и Разумовский мог работать. Ему не нужно ни от кого зависеть, он делает все в одиночку. Этот человек, по рассказам слабый в детстве, собирался бороться с беззаконием. Скажи кто это Хольту, когда он сидел напротив Сергея на переговорах, он бы посчитал это чистой ложью. Но теперь, услышав эти слова лично от Разумовского и при этом видя его горящие глаза, он не допускал подобной мысли. Он только думал, что Разумовский умудрится сделать все до крайности изящно и красиво. И уж точно оставит после себя след.        Два дня тянулись бесконечно. Хольта уже тошнило от вина, бутылка которого осталась в минибаре после зоркого глаза помощницы, также видевшей маянье начальника. Что делать в остаток дней, он понятия не имел: ходить по музеям, даже если и была возможность, он не хотел. Один — нет, а брать с собой какого-то ассистента — тем более. Наверное, надо было уже смириться, что встреча в офисе Разумовского была их последней. Сергей ведь не обязан уделять такое количество внимания Хольту, которое он уже ему подарил. Это и так выбивалось за все рамки обыкновенного сотрудничества.        Телефон в руке издал короткий звон; пришло уведомление. Сообщение от Сергея: «Извините, что не выходил на связь. Давайте встретимся?». Легок на помине, как говорится в России, да? Но Август так был рад, что Разумовский о нем вспомнил, что забыл о всех обезнадеживающих мыслях по поводу «их последней встречи». Сергей сказал, что будет в двенадцать. Хольт не обратил особого внимания на ночное время, бывший слишком воодушевленным перспективой увидеться с Разумовским еще раз.       Вспомнил он об этом, только сидя в машине Сергея. Они ехали в ночь, которая встречала их небольшим количеством встречных автомобилей, свежим воздухом и желтоватым светом от фонарей. Разумовский, как и в прошлый раз, опустил стекла, отчего салон обдувало запахом сырого асфальта и скорости, которую позволял себе Сергей, петляя на поворотах и обгоняя машины.        — И все же, Сергей, — из-за шума ветра приходилось говорить несколько громче, чем хотелось бы в подобной обстановке. Хольт высунул руку в окно с расставленными пальцами. — Почему так поздно?       Сергей свернул с проспекта на улицу и немного притормозил. Адреналин от быстрой езды его немного раззадорил.       — В это время в некоторых частях города немного народа. Мы можем не волноваться быть увиденными, — улыбнулся Разумовский, ища взглядом свободное место, и смущенно продолжил: — А еще ночь — мое любимое время суток.       Припарковав машину, Сергей поставил ее на аварийную сигнализацию. Его торжественное «приехали» Хольт еле услышал из салона, и потому поспешил тоже покинуть автомобиль. Вокруг была тишина, у жилых домов несколько раз проходили один-два человека, а все остальное спало. Только пара темных котов пробежала на освещенном участке, точно они являлись дикими тенями. Август оправил свою синюю куртку и убрал руки в карманы. Разумовский, кивнув ему вперед, сложил руки на груди. На этот раз Сергей был в толстовке и черной кожаной куртке, которая вызывала у Хольта двоякие ощущения: она одновременно смотрелась и очень непривычно на Сергее, и вместе с тем странным образом ему шла. Август не задумывался о полной комплектации гардероба Разумовского до этого момента; и теперь ему было интересно, что же там может еще скрываться. Они прошли по вымощенной камнями улице к небольшому парку. Желтые фонарные столбы окружали «зеленый островок», отчего шуршащая листва казалась живыми куполами грунтовых дорожек. Внутри были каменные тяжелые клумбы с яркими цветами, лавочки под навесом деревьев и еще что-то впереди, что Август рассмотреть у ворот не мог.       Сергей, поравнявшись с немного отставшим Хольтом, посмотрел на него ободряюще.       — Отчего вы так задумчивы, Август? — спросил он, нелепо состроив собеседнику глаза.        — Думал, больше не встретимся, — этот ответ взял главенствующую роль в мыслях Сергея, который будто только сейчас проснулся и осознал: их встречи с Августом вечными быть не могут. Но Разумовский решил не заострять на этом свое внимание — сейчас.       — Вам бы думать поменьше, — менее дружелюбно, чем до этого, произнес Разумовский. Он поправил отвороты своей куртки, размял шею и остановился. Хольт понял, что они находились в центре — об этом свидетельствовал стоявший на прямоугольной клумбе памятник. — Мы находимся на площади Искусств, а точнее — в Михайловском сквере, — будто сбросив с себя неподъемный груз, Разумовский повел плечами и кивнул на постамент. — Это памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Слышали?       Хольт, расслабившись, улыбнулся и приложил пальцы к подбородку в глубоко задумавшемся виде. Но Сергей понял, что это наигранный жест, и подтолкнул все еще сложенными на груди руками локоть Августа, и тот перестал кривляться:       — Конечно, это один из самых известных поэтов России. За границей он популярен, — ответил Хольт. — Но я не читал.        — Зря. Красиво писал. Идемте, — Сергей прошествовал мимо памятника легкой походкой. Видимо, сегодняшняя их прогулка не включала опцию «гида», подумал Хольт, опять отстав от Разумовского. Разработчик шел, иногда поглядывая в затемненные участки зелени, и казался Августу вполне обычным человеком. Может, в этом и заключалось очарование Сергея: в правильной обстановке он был всего лишь парнем, любящим всем сердцем свой город, а не каким-то миллиардером или гением. Хотя ума, наверное, у «обычного» Разумовского тоже хоть отбавляй, как и у его «оригинальной версии».        Хольт нагнал Сергея, обернувшегося узнать, где отстал собеседник, и, чтобы разбавить жалящую уши и нервы тишину, спросил:       — Что это за здание?        — Это Михайловский дворец и Русский музей, — ответил Разумовский. Он находился в неприятном расположении духа: слова Хольта о скором расставании неприятно осели в голове, и, как бы Сергей ни старался об этом не думать, они не забывались. Сергей сделал еле заметный шаг назад, за левое плечо Хольта, пока тот смотрел на больших размеров светлое здание с белыми колоннами на балконе. Разумовский смотрел ему ровно в затылок не мигающим взглядом, словно собирался прожечь дыру на память, если они действительно расстаются. Сергею было тяжело признавать, но он правда сильно привязался к Хольту. И правда уже не видел в нем «просто партнера». Эти встречи, наполненные сарказмом и приятными улыбками Августа ван дер Хольта, так сильно разбавляли монотонные дни Сергея в башне. Это было желание найти нового друга или что-то другое? Разумовский думал, что «другое», но что — понятия не имел. Просто теперь было сложно думать, что все это может хоть когда-то закончиться.       — Я могу вас попросить об услуге, мистер Хольт? — подал голос Сергей, посчитав, что молчание довольно сильно затянулось и Август уж слишком наигранно-долго смотрит на здание впереди.       — Конечно, — ответил Хольт и повернулся к оказавшемуся очень близко Сергею — разработчику пришлось уклониться назад, чтобы Август на задел его локтем. Разница в их росте действительно существовала, отметил Разумовский, так и не сделав полноценного шага назад.       — Расскажите о вашем родном городе.       Эта простая просьба так взыграла на лице Хольта, что Сергей вновь заулыбался: черные без достаточного освещение глаза расширились, а брови свелись почти под прямым углом. Странно, что «услуга» вызвала у него такое удивление — если это была вообще эта эмоция, но она была оценена Сергеем как «а вы и так умеете?».       — Хорошо… — после некоторой паузы и, видимо, успокоившихся чувств сказал Хольт и сам сделал необходимый для личных границ шаг назад. — У вас есть какие-то конкретные вопросы? — Сергей молча покачал головой. — Ладно. Тогда… Я родился в Амстердаме — это столица и самый крупный город в Нидерландах. Это город «пряничных домов» и…       — «Пряничных домов»? — переспросил Разумовский, смеясь, на что Хольт излюбленным жестом закатил глаза.       — Да, это из-за тесно расположенных маленьких домов, — он поджал губы, что выглядело несколько мило, по мнению Сергея, и продолжил. — За каналы с изогнутыми мостами и сохранившуюся историческую застройку его часто называют Венецией Севера, — Хольт стрельнул глазами в сторону Разумовского и сложил руки за спиной, медленно направившись по кругу сквера. — В столице летом очень влажно, а зимой — прохладно; там облачно, сильные ветра, идут дожди и даже случаются штормы.       Сергей засмотрелся на профиль Августа (в очередной раз за неделю) и чуть не споткнулся о более тяжелый камень; неловко взмахнув руками, он резко наклонился вперед. Твердая — не сказать, что на удивление — рука Хольта подхватила его под локоть, а сам он пытливо заглянул в глаза разработчику. Тот, решив не отвлекать говорившего, задал уточняющий вопрос:       — А что вам там нравится?        — Мне? — нахмурившись, задумался Август. — Там красиво, Сергей. Правда красиво, и есть на что посмотреть: много вод и мостов, дома с черепичной крышей и ровные ряды окон, горящих по вечерам, как свечи в подсвечниках, — интонация, с которой были произнесены эти слова, была новой для Разумовского — Хольт никогда не говорил с такой любовью в голосе. Сергей остановился, уставившись во все глаза в лицо Августа; тот смотрел на него с необычайным чувством, которое испытывает человек, поделившийся сокровенной тайной.        Сергей еще несколько секунд пытался рассмотреть в желтом свете прямое лицо Августа, а потом завороженно сказал:       — Я бы хотел там побывать.       Хольт тепло улыбнулся:       — Я бы с удовольствием вам все там показал.       Разумовский решил не терять времени зря и, садясь в машину, объявил, что есть еще одно место, которое должен видеть Хольт. В час ночи никого из не торопящихся водителей не было; Сергей, вслушиваясь в рычание мотора, с ветром гнал по Английской набережной. Август закрыл глаза и улавливал редкое мычание Разумовского, которое, скорее всего, было обычной привычкой, которую он сам мог не замечать. Ночной Санкт-Петербург был роскошен: в светлых цветах и желтых оттенках он казался золотым на фоне голубого неба. Рассказывая про родной город, Хольт вспоминал, какие звездные ночи там случались; в детстве он любил рассматривать созвездия через телескоп. Сергею действительно могло такое понравиться. Нужно как-то устроить Разумовскому каникулы в Амстердаме, раз Август сейчас наслаждается видами Северной столицы России.       Сергей свернул по набережной к мосту и остановился у длинного четырехэтажного здания. А потом случилось то, чего Хольт от Разумовского нисколько не ожидал: он слишком резво выскочил из машины, даже не глянув на дорогу, благо та была пуста, и побежал к мосту. Прямо побежал. Август не понимал, с чем связана такая перемена в его настроении; он захлопнул дверь автомобиля и также, не смотря на дорогу, последовал за разработчиком, уже стоявшим в центре моста, который вообще-то был проезжей частью. Но Сергею было все равно: он чувствовал прохладный воздух и находился в приятной компании. Нет. Не в компании; он был с Августом ван дер Хольтом.        — Август, смотрите, — Разумовский указал рукой на сверкавшие вдали купола Исаакиевского собора. Август смотрел и на собор, и на дальние воды, которым не было конца, и на зелень деревьев у следующего строения, и на Сергея. Который выглядел так счастливо, что невозможно было отвести взгляда от его сияющих синих глаз и ярчайших длинных волос. — Это, кстати, Поцелуев мост, — он топнул ногой, будто бетонная кладка могла зазвенеть в такт его громким словам.        Сергей, опираясь руками на ограждение от воды, смотрел на Августа. И стоявший рядом Август смотрел на Сергея. Непонятный прилив нежности Хольт объяснять бы не смог, даже прилагая умственные способности. Это было уже слишком. Это могло кончиться плохо. После такого даже не может идти и речи об адекватном сотрудничестве. Это действие могло навлечь множество проблем и недопониманий. Но Хольту было действительно плевать: он делал как чувствовал. А чувствовал он желание быть с Сергеем немного ближе и много больше положенного.        Хольт, все еще смотря в веселые глаза Разумовского, сделал шаг вперед. «Это опасно». Но что же опасного может быть в простом?…        Август его обнял. Он чувствовал себя в этот момент до крайности неловко и счастливо — и эти эмоции разъедали его изнутри. Незнание, как отреагирует Сергей, пугало, а здравое предположение — давало звонкую пощечину по чувству гордости. Хольт забыл эти чувства; он даже сказал бы, что они для него в новинку. Он не хотел, чтобы заканчивались эти объятья, этот вечер, это знакомство, которое он мог разрушить простым низменным желанием быть рядом.       Сергей извернулся в его руках. Устроился удобнее. И закрыл глаза. Это было действительно приятно. Радовал факт осознания, как именно обнимает его Август: не за талию или пояс, не за плечи, а двумя руками над шеей. Давно забытое ощущение близости вновь собралось из осколков. Пожар внутри разгорелся сильнее, и в этот раз Сергей хотел в нем сгореть.        Он обнял Хольта под руками, устроив отвернутую в другую сторону голову на мягком вороте синей куртки, и закрыл глаза.        Это не требовало никаких слов или объяснений. Даже если они оба ничего не понимали — не требовало. Это просто было, как правильно написанный код. Это было точно так же, как и четкий выстрел экспериментального оружия. Пусть это и был выстрел в упор и прямо в сердце.       После этого выстрела останется только вечный пожар и бьющиеся приятным током молнии внутри. Которые их двоих когда-то и уничтожат.

***

      Они не говорили по дороге до Vmeste и практически в молчании ждали такси: Хольт настоял на том, чтобы Разумовский не тратил ночное время на лишнюю езду по городу до отеля. Странно, но эта тишина не была напряженной или давящей — она была никакой. Сергей все еще чувствовал тепло футболки Августа, когда он забрался руками под его куртку, чтобы протиснуться теснее. И Хольт чувствовал остаток холода ладоней на своей спине. Это казалось нереальным, очень хорошо выдуманным сном; и в то же время это было реальностью, которую они проживали.        Хольт, садясь в темный и ни разу не уютный, по сравнению с «ласточкиным», салон автомобиля, бросил взгляд на наручные часы: без пяти три. Время пролетело незаметно и в этот раз бесконечным не показалось.        Только дверь была закрыта, раздался глухой стук в окно (Август даже подумал, что ему послышалось). Хольт опустил темное стекло, вновь увидев Сергея. Тот стоял со сложенными на груди руками, чтобы хоть как-то скрыть дрожь: он все еще находился в мандраже после объятий Хольта. С колотящимся сердцем, толком не разобравшись в своих хаотичных мыслях, Разумовский облизал пересохшие губы и несколько охрипшим голосом произнес:       — Август… У меня завтра встреча. Открытие детского дома, — отрывисто начал он. — Вы можете считать это приглашением, но на самом деле… я был бы рад, если бы вы согласились быть в моем сопровождении, — закончил Сергей, слишком нервно улыбнувшись; он сам чувствовал, как дрожит его нижняя губа. Пока говорил, Разумовский вел борьбу со здравым смыслом: «Наверное, он подумает, что такие, как я, ему не ровня… Зря я вообще рот открыл». Это предложение несуразно: для чего Хольту быть там? Зачем продолжать все эти бессмысленные попытки разобраться в себе и в друг друге одновременно?       Но Август, искавший и не находящий повод снова увидеться с Сергеем, был согласен на все. И он уж точно не думал, что «такие ему не ровня». Если обыкновенное его присутствие могло хоть мало-мальски сделать приятно Разумовскому, Хольт был согласен.       — Я вас понял, Сергей, — сказал он, тепло улыбнувшись. — Свяжитесь со мной. Я буду ждать.        Поднятое в стандартное положение окно скрыло их друг от друга. Простая, не такая уж и прочная преграда разделила их. Но по желанию Хольта не навсегда. Сергей длинно выдохнул, смотря в след черной машины.