Чтобы увидеть звезду, нужно открыть глаза

Поспать ему, конечно, не удалось — но впервые за долгое время не из-за своего дурного мозга, а из-за того, что минут через пять Феликс завозился, задёргал ногой, сбрасывая с неё одеяло, и попытался тут же перевернуться на другой бок. Новое положение тела его всё равно не устроило, и он улёгся чуть ли не поверх Криса только ради того, чтобы через несколько минут заёрзать снова и сесть. — Что ты не… Спи, — велел Крис, попытался на ощупь, не открывая глаз, нащупать и притянуть его ближе, но не сумел — Феликс поймал и ущипнул его за ладонь. А потом вздохнул так расстроенно и жалобно, что Крис непроизвольно открыл глаза и принялся в панике осматриваться по сторонам — что обидело его омегу, где, кто, почему, куда? Феликс снова протяжно вздохнул. Смирившись с тем, что поспать ему опять не удастся, Крис со вздохом подтянулся повыше к изголовью и уселся тоже. — Что случилось? — уставился он на Феликса — и обнаружил, что тот вообще-то хмур и серьёзен донельзя. О Минхо, что ли, беспокоился? Из-за Уджина? — Ничего, — Феликс мотнул головой, — в том-то и дело, что ничего! Молча выгнув бровь, Крис продолжал смотреть ему в лицо, надеясь, что тот догадается продолжить сам, без дополнительного давления. В конце концов, на «ничего» так не реагируют. — Я сейчас должен страдать, а не наслаждаться! — фыркнул себе под нос Феликс и пыхнул феромонами — злыми, опять с кислинкой, но как будто бы несколько более чистыми, более кокосовыми, чем раньше. Или это Крис два дня просто не нюхал его нормально? — Почему это? — удивился он. — Потому что! Вот скажи, — Феликс повернулся к нему в раздражённом азарте, — я тебе нравлюсь? Ладно, вот это оказался вопрос на миллион. Интересно, какой ответ был правильным — по мнению самого Феликса? Для себя Крис определился аж целых два раза и оба с концами — первый раз ещё перед гоном, когда осознал, что запах Феликса его заставляет творить совершенно невообразимые вещи, и ещё несколько раз убедился в этом после, так что дело было не в гоне; второй раз случился резко, когда Крис осознал наконец, что лжец из Феликса никакущий и актёр не лучше. Умалчивать тот умел неплохо и от вопросов уворачиваться тоже, но вот притворяться — нет. Феликс был тем, кем был. — Нравишься, — осторожно подтвердил ему Крис. Вгляделся в лицо — как тот отреагирует на признание? — Вот! — неизвестно чему обрадовался тот, но в воздухе всё равно вновь плеснуло раздражением. — И я про это! Это всё дурацкая физиология! И вот этот воняющий альфа — он же Минхо без вариантов тоже понравится, как только они вместе гон проведут! И течку! Крис помедлил с ответом. Логика Феликса… удивляла. Нет, проследить за ходом его рассуждений оказалось несложно, и легко восстанавливался пропущенный тем факт, на который вся эта теория и опиралась — что Крис ему нравился тоже. Но отношения работали не так, не на проводимых вместе циклах, и Крис чётко был в этом уверен. Как, например, в том, что относился бы совершенно иначе, окажись омегой… да хоть бы тот же Сынмин. Или Хёнджин. Да, чёрт побери, Минхо! Крис бы ненавидел себя, сгорал бы из-за чувства вины и уж конечно не бросил бы после течки — но не относился бы к нему так. Никогда и ни к кому другому, кроме Феликса, он не испытывал бы точно таких же чувств. — Я думаю, ты ошибаешься, — в конце концов, пытаясь рассуждать спокойно, возразил он. — Ты нравишься мне не из-за того, что мы вместе проводили циклы. — Что, скажешь, что просто так обратил бы на меня внимание? — недоверчиво фыркнул Феликс. — Да. — Что «да»?.. — Феликс опешил, на покрасневшем лице веснушки вновь показались Крису брызгами грязи на солнце. — Стой, ты серьёзно? Ты же меня ненавидел сначала! Не думай, что я не чувствовал по запаху! Ладно, вот здесь требовалось поаккуратнее. Крис всё-таки не хотел неловкой формулировкой потерять весь прогресс, который успел заработать к этому моменту, и заставить Феликса ненавидеть уже себя. — Я ненавидел омегу, — медленно, с расстановкой, почти чеканя каждое слово, начал он, — который был готов лечь под любого альфу, лишь бы дебютировать. — Но я!.. Но я не! — в искреннем шоке, в испуганном изумлении отшатнулся Феликс, распахнул мгновенно заблестевшие слезами глаза и уставился на Криса так, как будто тот его ударил. — Не тебя, — жёстко договорил Крис, надеясь, что его услышат с первого раза. — Ликс, мне почти ничего не сказали, ни о чём не предупредили. Только что договорились с кем-то, кто «готов на многое взамен дебюта». Я даже не знал, с кем. — Ты не обращал внимания на меня во время тренировок, — растерянно и недоверчиво пробормотал Феликс и отодвинулся на самый край кровати. — Ты меня не замечал, ты врёшь. И я не хотел дебютировать! Не такой ценой! Как будто они вели два параллельных разговора и в обоих друг друга не понимали. — Я ни на кого не обращал внимания, Ликс, — вздохнул Крис, тем не менее ощущая здесь свою неправоту. Но он действительно не смотрел по сторонам и вообще не слишком обращал внимания ни на кого, помимо тех, с кем приходилось работать. — Я здесь десять лет. Остальные дебютируют, уходят и приходят. Я устал, понимаешь? Феликс обиженно хмыкнул, и Крис торопливо выставил руку, не давая ему возразить. — Тогда зачем ты здесь, если не ради дебюта? — надавил он. — Я листал личные дела всех трейни, когда выбирал людей в группу, но твоего даже не видел. Сначала Крис подумал, что ему показалось, послышалось — но нет. Феликс смеялся: хрипло, низко, болезненно, с явной ненавистью в голосе — хотя Крис и понять не мог, к кому или к чему. Надеялся только, конечно, что не к нему самому. — Я здесь, потому что у меня выбора было не больше, чем у тебя, — заговорил Феликс наконец, и Крис поразился силе прозвучавшей язвительности. — Они сказали — «альфе нужна помощь». Они сказали — «ты единственный можешь помочь». «Тебе самому это нужно»! «Ты не успеешь найти другого»! И, когда я увидел, что речь идёт о тебе — легенде Чане, о том самом Чане, друге Минхо, о Чане, который так хорошо вёл себя по отношению к другим, я подумал — а что, а вдруг всё получится! Вроде бы Крису стоило продолжить слушать — но накал эмоций Феликса уже явно начинал зашкаливать и вместо тихого, спокойного рассказа Феликс почти уже перешёл на обвиняющий крик, да и он сам зацепился за одну из оговорок Феликса в самом начале и отчаянно пытался не забыть про неё. Дождавшись вынужденной паузы для набора воздуха, Крис встрял со своим вопросом: — Почему «тебе самому это нужно»? Буквально со стуком зубов друг о друга захлопнув уже открытый было для продолжения истерики рот, Феликс уставился на него и болезненно смолк, сжал губы, будто показывая, что больше не скажет ни слова. — Ликс, — ощущая неожиданную усталость — снова добралось, накатило на него всё проведённое без сна время под дверью комнаты омег — попросил Крис. — Пожалуйста. Ни звука не последовало, однако выражение лица Феликса из злого, обиженного, на миг показалось ему сомневающимся. Да и запах, кажется, изменился, стих, потерял интенсивность — но надолго ли? — Я думал сначала, что ты притворяешься, — честно сознался ему Крис, даже не стараясь недоговаривать и утаивать что-либо. — Пока не понял, что актёр из тебя никакой. Что ты такой, какой есть. Если бы мы встретились с тобой по-другому, иначе, начали общаться без этой предубеждённости, я всё равно оказался бы здесь, с тобой. И да, вот это уже точно было признание, пусть и не прямым текстом, но Крис уже не скрывал ничего. Ну, может, своё желание поставить на шее Феликса постоянную, брачную метку, но это был разговор для другого дня и другого времени — и следовало при этом помнить о запрете на подобные вещи для любого айдола, так что… Не ставить же метку где-то на теле, а потом не раздеваться, не показывая её никому и лишаясь возможности продемонстрировать пресс фанатам, знакомым и друзьям? Нет, Крис хотел бы, чтобы все видели, что Феликс его. Все. Без исключения. И готов был ради этого ждать, сколько придётся. Феликс явно заколебался, помялся несколько очень долгих, показавшихся Крису вечностью мгновений, но в конце концов вновь вскинул голову. — У меня дисферофория, — сказал он тихо. Просто как факт. Проронил эти три слова с губ и снова замер, временами чуть заметно вздрагивая то ли от нервов, то ли от холода. Не выдержав, Крис потянул одеяло и вместе с ним придвинулся ближе, взглядом упрашивая не сбегать. Повезло: то ли Феликс поверил, то ли просто на одеяло среагировал — но вцепился в него сразу же, стоило тому оказаться на его плечах, и принялся торопливо кутаться. Ещё бы Крис знал, что это за болезнь, было бы куда проще. Вот в разы, честное слово. — Расскажешь подробнее? — тихо попросил он, даже не пытаясь вернуться на то же место в изголовье. Бросив на него короткий нечитаемый взгляд, Феликс бесцветно пояснил: — Это дефицит выработки вторичных половых гормонов в организме. Зато остальных слишком много, и они все скачут как проклятые. — Это из-за этого у тебя такие течки? — Из-под полы одеяла показался край ладони, и Крис уставился на него, мечтая, чтобы хватило смелости дотянуться до неё и взять в свои руки, согреть и прижать к губам. Но прошла секунда — и Феликс шевельнулся, одеяло снова укрыло его с ног до головы, наружу, считай, только нос и тёмные, взъерошенные волосы торчать остались. Да глаза, пристально, не отрываясь, следили за его действиями. В какой момент Феликс опять начал на него смотреть — Крис понятия не имел. Да и какая ему была разница? — Эта прошла лучше, чем предыдущая, — качнул тот головой. — Сильно лучше. — Это ж как должна была пройти предыдущая? — Крис даже не обратил внимание, что произносит это вслух, но Феликс, по закону подлости, конечно же, услышал. — Я кричал и просил меня усыпить, — широко улыбнулся он. Количество боли в этой улыбке не поддалось бы никаким измерениям, зашкалили и сломались бы любые приборы. Усыпить? Феликс? Боже. — Но ты… — начал Крис, ещё не зная, как закончит эту фразу. Феликс ему и не дал: — Мне сказали, что феромоны альфы со временем сделают всё лучше. Что уже бывали такие случаи и за несколько лет омеги, у которых был постоянный партнёр, восстанавливались полностью. Которые проводили с ними каждую течку, каждый гон — и у меня не было выбора. Я не мог вернуться домой и ждать, пока найдётся подходящий альфа. — Но почему? — Крис казался себе фоном, декорацией, которая нужна лишь для того, чтобы задавать вовремя и без того очевидные вопросы. — У меня аллергия на многие лекарства, — пояснил Феликс, тоже уже явно уставая от накала эмоций и пряча лицо в одеяле. Последовавшее пояснение прозвучало глухо: — На большую часть обезболивающих, на все суппрессанты, на антибиотики… Я бы следующую течку не пережил, мне кажется, и оттянуть, отложить бы её не смог. С каждым разом, мне сказали, будет только хуже, а я и эту-то… Сначала Крис подумал, что тот преувеличивает, но, зло хмыкнув, Феликс на мгновение поднял голову и куда разборчивее закончил: «…в реанимации», и всё. Сразу накатило осознанием, что всё, сказанное Феликсом — не шутка. Не что-то, что можно было списать на излишнюю чувствительность, на слабость характера, на… да на что угодно. Крис, в конце концов, если сравнивать с Феликсом, выбор действительно имел, и ещё какой: мог уйти из группы, мог обратиться к кому-то из знакомых… вероятно, его бы даже поняли при этом; и, в целом, Крис не зависел от сиюминутного решения, в отличие от Феликса. В отличие от Феликса, Крис был как раз именно тем, кем считал поначалу его — тупой шлюхой, согласившейся трахать кого угодно ради сцены. Понимание… отрезвляло. Заставляло посмотреть на себя с другой, куда менее приятной стороны. Снять розовые очки. Блевать, конечно, не захотелось, но противно Крису стало от себя самого так, что он только огромным усилием воли переборол желание отодвинуться от Феликса подальше, чтобы не пачкать его ещё больше. Поздно уже, запачкал. Кроме того, Феликс определённо не заслужил от него подобной реакции, доверившись ему каким-то чудом — и Крис не мог, физически не мог сейчас его огорчить, он бы сам себя сгрыз, и инстинкты альфы уже внутри недовольно ворочались, требовали убраться подальше, защитить омегу, и… — Крис? — Феликс звучал испуганно. Подняв голову — когда он успел её опустить? — Крис проморгался, возвращая себе ясность мышления, и почти сразу осознал, что напрягло Феликса: запах. Сразу заглушив и кокос, и всё остальное, колючий, острый бергамот жёг ноздри, выедал глаза и вынуждал сбежать подальше, пока его хозяин в бешенстве. — Прости, чёрт… — Подорвавшись с кровати, Крис бросился к окну и торопливо задёргал ручку, пытаясь его открыть. Наконец, стоило распахнуть настежь створку, он позволил себе выдохнуть и замер у подоконника. Стоило попробовать успокоиться, чтобы не тревожить Феликса ещё больше, не делать его жизнь ещё тяжелее, запертого с первым попавшимся альфой, с людьми, которые его ненавидели, с… Знакомые ладони, обрывая все его мысли, погладили его напряжённую спину и скользнули по талии. — Крис? — снова позвал его встревоженный Феликс. — Всё в порядке? Ему очень хотелось предложить Феликсу уйти… То есть, черт, чтобы Крис ушёл из группы, помочь Феликсу найти кого-то, кто был бы ему по вкусу, чтобы не навязывать себя, не привязывать его себе — но от одной только этой мысли все инстинкты его взвыли. Нет, он не мог предать так не только Феликса — себя. Того себя, который уже нашёл свою пару в заботливо обнимающем его омеге, себя, который только в аду мог представить ситуацию, когда придётся от этого омеги отказаться. Не выдержав, он обернулся и подхватил Феликса, прижал к себе — без единой капли ненависти, с силой, будто чем сильнее обнимал, тем защищал сильнее, — и уткнулся, наклонившись, носом прямо в шею, потому что только этот запах его сейчас и спасал и держал, не давая натворить бед. Феликс ласково, еле ощутимо погладил его по голове, по шее… по загривку, и рык, уже тлевший где-то в груди и готовый вот-вот вырваться наружу, немедленно стих. Чувствуя, как отпускает напряжение, Крис ослабил хватку, но объятий не разжал и не думал, что окажется в состоянии сделать это в ближайшее время. У него буквально не хватало сейчас сил отстраниться, отпустить своего омегу хотя бы на сантиметр от себя, словно он жил единственно лишь за счёт прикосновений к нему. — Мой милый альфа, — пробормотал Феликс и снова принялся гладить — успокаивал. И ведь получалось, с каким-то внутренним щенячьим восторгом осознал Крис — его омега был рядом, ему нравилось быть рядом, трогать его, касаться, заботиться!.. — Только твой, — неразборчиво выдавил он ему в шею и почти мгновенно, чуть ли не на губах ощутил тут же плеснувшую в ответ сладость. *** Лидер-хён собрал их на кухне как в единственном месте, где они все умещались всеме… ввосьме… Вдевятером, дважды поправил себя Минхо. Сам он, кутаясь в одеяло с ног до головы, забился в самый дальний угол и утянул к себе под бок не ожидавшего такой подставы, а потому и не сумевшего вовремя сбежать Чанбина, отчего-то чувствуя себя рядом с ним наиболее безопасно. Чан бы, конечно, подошёл больше, но что-то Минхо подсказывало, что сейчас к нему лезть вообще не время — и, казалось, что подходящее время не настанет больше никогда. Слишком уж сладко и нежно смотрел тот на Феликса, не смущаясь, что все видят, слишком часто касался его рук, плеч, волос. И Феликс отвечал ему тем же, отчего Минхо, ещё больше ощущая собственное одиночество, кутался в одеяло всё сильнее и сильнее. И к Чанбину жался, и раздражённые взгляды Хёнджина его вовсе не трогали. Ну его, хотел бы Чанбин — сам ушёл бы. Лёгким покашливанием Чан привлёк внимание и тут же, стоило всем замолчать, заговорил. Начал он, конечно, с того, что Минхо и так уже знал — с проблем со здоровьем Феликса — и при всех принёс ему извинения за то, как относился к нему первое время, а потом выразительно глянул на остальных, безмолвно вынуждая тех сделать то же самое. Себя Минхо обязанным извиняться не считал — не за что, но вот, вытянув ногу, Хёнджина пнул и взглядом, стоило тому обернуться, сказал всё, что думает о его молчании. Слушая, как извиняется Чонин, Хёнджин задумчиво хмурился — и, не давая Минхо пнуть его ещё раз, Чанбин поймал его за ногу и принялся массировать ступню. С одной стороны, тянуло посмеяться, с другой — и этот мужик оказался занят. Уж Минхо-то видел, что его ноги Чанбину вовсе не сдались и смотрит тот вовсе не на него. Счастливый человек, ни он сам, ни его избранник не зависели от природы так, как зависел от неё Минхо. От природы — и от лейбла. Чан объявил вслух то, о чём все знали и так, назвав его омегой, но теперь это прозвучало окончательно, будто приговор был произнесён и вступал в силу немедленно. Потому что следом, не дожидаясь реакции остальных, Чан представил того альфу. Ким Уджин. Теперь Минхо знал его имя: и раньше знал, но вдруг тот врал? В любом случае он предпочёл бы не знать, но выбора у него не было. Хорошо хоть Чан избежал словосочетания «альфа Минхо», просто никак фактически не объяснив его присутствие — и ни у кого, кроме Чонина, не возникло вопросов. Да и тот только рот открыл, как явно получил пинок под столом по ноге и сразу, дёрнувшись, со щелчком этот рот захлопнул. Обсудить Чан ничего им не дал: послушал, куда идёт всё, и сразу разогнал их по комнатам, ворча, что и так все не высыпаются, что со следующего дня начнутся нормальные тренировки и так далее. Айщ, Минхо уже за поход в дэнсрум даже для однотипной и задолбавшей уже тренировки хореографии дебютного клипа за счастье почёл… пока не подумал о том, что Уджин пойдёт вместе с ними. Чанбин попытался отстраниться, отодвинуться, но Минхо вцепился в него обеими руками. Почти все уже разошлись — только Хёнджин остался за столом, да Уджин, улыбаясь, так и сидел у входа и блестел наглыми глазами. Чтобы выйти из кухни, Минхо неминуемо пришлось бы пройти мимо него — и он отчаянно не хотел этого делать в одиночку. — Минхо-я, — окликнул его Чан из коридора. — Можно тебя на минуту? С облегчением выдохнув, Минхо тут же выпустил руку Чанбина, чуть не свалившегося от неожиданности с ручки кресла, и быстрым шагом, чуть ли не бегом рванулся к выходу. За его спиной Уджин недоверчиво и недовольно цокнул, но на этом всё так и закончилось. Его внимание ненадолго отвлёк Чан, принявшийся допытываться, не выглядит ли он сам лицемером с точки зрения Феликса — а когда Минхо повернулся обратно, Уджина на месте уже не оказалось. В груди свело и закололо вдруг неожиданным беспокойством за Хёнджина. Минхо даже себе отказывался признавать его природу, но полночи всё равно не спал и сквозь тихое сопение Сынмина всё прислушивался, пытаясь понять, что происходит за тонкой стеной их расположенных по соседству комнат.