Чтобы увидеть звезду, нужно открыть глаза

— Почему? — Крис даже уже не знал, чего ему хочется больше, рычать или плакать. Или смеяться от того безумного, почти истерического ощущения страшной безнадёжности, которая с самого обеда, как только наставник выгнал его с занятий, всё ближе темной тучей наплывала на психику. Феликс замер, успев почти полностью стянуть свитер и оставив его только на предплечьях. Ткань простой белой майки, заправленная в джинсы, четко очертила его тощую фигуру, и Крис торопливо отвёл взгляд. — Что «почему»? — нахмурился тот. — Почему ты должен быть здесь? — сглотнув надавил Крис. — Контракт? Так я ни слова никому не скажу, что тебя здесь не было. — Нет… — Феликс опустил ненадолго взгляд, поморгал куда-то в пол, а потом помотал головой: — Неважно. Крис, я останусь. Мне это нужно, точно так же, как и тебе. Потянув свитер за рукав, он наконец-то стащил его окончательно и завис, выбирая, куда кинуть. Определился наконец спустя пару долгих секунд и повесил его аккуратно на спинку кровати. Чувствуя недоумение, Крис молча наблюдал за его действиями, снова потеряв уже нить разговора: он почему-то думал, что омеги гнездятся… то есть делают гнездо всегда. По крайней мере, что-то такое в статьях мелькало, и про секс в принципе, и для гона, и для облегчения самочувствия в общем, да и, кажется словосочетание «постоянное гнездо» Крис видел… Однако Феликс, ещё раз поправив свитер, не сделал ни малейшей попытки переложить его хоть куда-то, а спрашивать показалось откровенно неловким. Скорее бы уже этот гон настал, тоскливо выдохнул он. Может, хоть так легко бы воспринималось это всё — совсем всё, включая и лёгкую кислинку в еле заметном в воздухе кокосе, и выражение лица Феликса, и их общее недоумение по отношению друг другу. Взявшись за ремень джинс, Феликс всё же помедлил, и Крис почти порадовался, что всё-таки мозги у того включились, но оказалось, что нет, оказалось, что тот всего лишь с духом собирался, прежде чем решительно расстегнуть ремень и выдернуть его из шлеек. Ремень, собственно, устроился там же, рядом со свитером, аккуратно свёрнутый вдвое. Проводив его нейтральным, как он надеялся, взглядом, Крис с интересом уже ждал, какой предмет одежды окажется следующим. Майка? Джинсы? Не угадал совсем. Развернувшись к нему, обхватив себя за плечи — Крис отлично видел, как вздыбились волоски на тонких руках — Феликс вскинул на него ожидающий взгляд: — Ты не собираешься раздеваться? Чуть было с языка не сорвалось, что холодно, замёрзнут, пока дождутся активного периода. Но если Криса грела толстовка, то Феликс, сходу не дождавшийся ответа и взявшийся за пуговицу джинс, кажется, искренне собирался всё это время мёрзнуть. Интересно, он настолько привык к собственной неотразимости, что даже не сомневался, что Криса накроет очень быстро и мёрзнуть совсем не придется? Ненавидя себя и свой организм, который пока совершенно не пытался выказать никаких признаков кого-то выебать, Крис тяжело поднялся с кресла — в ушах вдруг зашумело — и двинулся к ванной. Там подцепил халат, потом, подумав мгновение, сразу захватил и второй, и вышел обратно. — Вот, держи, — сгрузил он один на руки столбом стоявшему всё на том же месте Феликсу. — Не знаю, когда меня накроет, простудишься ещё. Сейчас я пульт найду и кондиционер добавлю. Вообще, если задуматься мозгами, а не жопой — Крис сейчас точно не членом мыслил, но и не головой наверняка — Феликс как раз под потоком с потолка и стоял, и, стоило добавить сразу три градуса до корейских двадцати пяти, как тот заметно вздохнул с облегчением и расслабился. — А ты? — повторил тот. Нахмурившись, Крис коснулся язычка молнии толстовки и замялся. — Точно уйти не хочешь? — ещё раз спросил он, вновь отчего-то ощущая безнадежность. Безвыходность. — Точно, — Феликс глухо мотнул головой. — Хватит, Крис. Я уйду, только если ты попытаешься меня в процессе покалечить. Если тот и пытался Криса успокоить, обнадежить, то одной-единственной фразой достиг двойного — совершенно обратного — эффекта. Во-первых, стало страшно: Феликс говорил с такой уверенностью, как будто это действительно могло случиться, и, как альфа, сталкивающийся с гоном впервые, Крис откровенно этого боялся — и эти слова, конечно, лучше не сделали и легче тоже. Во-вторых, почему Феликс не мог сразу уйти, если бы Крис просто сделал ему больно? Что за идиотизм? Неужели он так нуждался в группе, в благосклонности лидера, что готов был буквально на всё?.. Крис мысленно поклялся себе, что, пока будет в сознании, тысячу раз перепроверит всё, чтобы до такого не дошло. Чтобы не причинить Феликсу боли. Чтобы потом просто-напросто не скончаться от стыда и ненависти к себе после этого гона. Да, конечно, он сможет жить, если причинит ему вред. Но… Крис даже задумываться не желал, какой ценой его психике это «жить» обойдется. Как бы всё ни сложилось в будущем, сейчас Феликс уже фактически стал членом его группы. Человеком, который доверился ему как лидеру. Омега, который выбрал его своим альфой. «Помочь человеку, который станет его лидером, — прозвучал в голове — но так четко, что словно наяву — голос менеджера. — Человеку, которого он очень уважает». Отвернувшись, Крис принялся методично раздеваться, в отличие от Феликса, банально сбрасывая одежду в кучу. Толстовка, футболка, джинсы, носки… трусы. Обувь он — да и Феликс тоже — не задумываясь, сняли у входа оба. Только накинув на себя халат, Крис осмелился развернуться и тут же столкнулся с омегой взглядом. Тот глазел с интересом, так сам и не расстегнувшись дальше пуговицы на поясе, даже молнию вниз не потянул ещё — и вдруг густо покраснел, заметив его внимание. Что Криса заставило сделать глубокий вдох, ловя тончайшие оттенки запаха за ставшим уже явным кокосом, он и сам сказать не мог. Альфа или его собственное эго?.. Но омега пламенел щеками с чётко выделявшимися на них сейчас чёрными точками веснушек и не отводил глаз: внимательный, с расширенными вновь зрачками, трепетавшими ноздрями, такой пристальный, будто в отсутствие его контроля Криса вообще сорвать могло и обязательно бы сорвало, и только омега его и держал. Феликс. Крис закрыл глаза и, чувствуя на языке уже знакомую сладость, глубоко вдохнул. Феликс, попытался себе затвердить он, взять контроль над своим внутренним «я», которое потихоньку, помаленьку, по миллиметру отвоёвывало в его голове последний удерживаемый им бастион. Когда он поднял веки, Феликс оказался по пояс голым. Крис пробежался взглядом по его телу, отдельно задерживаясь на коричневых сосках, на тонких, выступающих рёбрах, на впалом, худом животе — ни мышц, ни жира, — на ручках-веточках, на маленьких, стиснутых в кулаки ладонях, которые очень вдруг захотелось разжать и поцеловать, чтобы омега не причинял себе боли. От аккуратного пупка шла вниз, к поясу еле заметная дорожка тёмных волос, уходила куда-то под ткань, пряталась так призывающе, что он не выдержал. — Раздевайся. — Крис не узнал своего голоса. — Прямо сейчас. Кажется, Феликсу везло, и ждать ему всё-таки пришлось недолго. Явно дрожащими руками тот потянулся к ширинке, и, глядя, как тот раздевается, Крис практически чувствовал каждое мгновение, каждую миллисекунду, с которой альфа наконец брал над ним верх. С каждым движением Феликса его собственное сопротивление становилось всё слабее и слабее, и Крис уже с ужасом понимал, что скоро не выдержит. Сдастся. Альфа в нём потянул носом, попытался вынюхать, чего хочет омега, готов ли, хочет ли он их, и снова не смог, потому что основные ноты по-прежнему сбивал и смазывал дурацкий кусок липкой дряни на его сладкой шее. Мешал. Раздражал. Альфе хотелось не метить — альфе хотелось коснуться железы языком. Почувствовать все малейшие оттенки эмоций. Перехватив контроль, Крис шагнул к нему вплотную. — Хочешь, чтобы стало проще? Легче? — вопросительно пробормотал он, с трудом удерживая руки от того, чтобы не схватить. Не коснуться. — Д-да? — выдохнул Феликс. Зрачки у него были чуть ли не с пятьсот вон размером — и Крис даже не удивился. В комнате ужасно несло бергамотом, поверх которого разливался ужасно терпкий набор специй: и гвоздика, и кардамон, что ли, и корица, и имбирь, кажется… Сильнее всего его собственный запах Крису напоминал рождественские имбирные пряники из Икеи. С чаем. Феликсу даже если и не нравилось, то все равно на него действовали феромоны, потому что возбуждением от Криса сейчас несло так сладко, что ему лично блевать хотелось. — Сними пластырь, — напряжённо попросил он, всё ещё пытаясь удерживать контакт глаз и вместо этого не удержал под контролем руки: ладони, словно чужие, обхватили почти отсутствующие бицепсы Феликса и не сжали, но зафиксировались. Взяли в плен. — Пожалуйста. В этот момент Крис уже не сомневался в том, что всё у него получится. Что омегу он хочет и без малейших проблем займётся с ним сексом; что не сбудется худший его страх, если у него попросту не встал бы в нужный момент, потому что Феликсу стало бы страшно. Страшно Феликсу было уже сейчас. Испуганно накрыв ладонью шею, он вскинул на Криса жалобные глаза: — З-зачем? Неужели ты… — Пожалуйста, — уже теряя концентрацию, повторил Крис. — Так действительно будет легче. Нам обоим. — А если ты укусишь? — Феликс впился в него внимательным взглядом. — Я сделаю все, чтобы сдержаться, — тихо поклялся Крис, закрывая глаза, чтобы не сорваться при виде новых мурашек на теле Феликса. — Но мне… моему альфе нужно это. Не для укуса. Клянусь. Поколебавшись несколько долгих, мучительных мгновений, Феликс вздохнул — пришлось всё-таки пересилить себя и поднять веки, чтобы увидеть его реакцию, разжать пальцы, давая ему свободу, — и подцепил пальцами край пластыря. В груди сразу же замерло, будто зверь сел в засаду и приготовился к броску. Крис стоял близко, слишком близко, и оттого волна смешанных, беспорядочных запахов ударила его, словно стеной, заставила его ощутить себя так, будто он в эту самую стену воткнулся и остановился, ошеломлённый, трясущий головой, пытающийся понять вообще, что здесь происходит. Ладонь Феликса вздрогнула — и упала безвольно вниз вместе со скомканным, ненужным уже пластырем, о котором Крис мгновенно забыл и, куда тот делся, даже не понял. Медленно разбирая ноту за нотой, он дышал, наконец-то полноценно знакомясь с дарованным ему омегой. Кокос как основная нота, по-омежьи же сладкая, цитрус как вторая — кислый запах как выражение боли и страха. Ни капли возбуждения; зато множество мелких других субтонов, в которые, чтобы внюхаться сильнее, пришлось наклониться ближе к покрасневшей, раздражённой, опухшей железе. Из-за явной и очевидной неправильности того, что он видел, Крис даже ненадолго сумел вернуть себе штурвал, оттеснив альфу; аккуратно, еле дыша он скользнул подушечкой большого пальца по натянутой, горячей, воспалённой коже, стараясь не причинить лишней боли. Как он не заметил раньше, в первую встречу? Из-за одежды? Как такое вообще могло случиться? Что должно было произойти с человеком — с омегой — что его основной орган социального взаимодействия вёл себя вот так? Выглядел вот так? Под прикосновением Криса запах изменился, стал тут же чуть слаще, еле заметно — но стал, омега реагировал. Почему-то этого казалось недостаточно: хотелось сильнее, глубже — чтобы стал запах, конечно, а не что-то ещё. Словно играя на странной смеси клавиш и струн, Крис провёл пальцами снова, легко надавил и тут же убрал руку, испуганный нотами всплеска боли. Нет, тут требовалось нежнее, аккуратнее, слабее, чтобы не потревожить нежную кожу, под которой и так чувствовалась уже горячая, сухая пульсация. Наклонившись, он еле-еле, словно пёрышком, коснулся губами шеи рядом с железой. Накрыло на следующем же вдохе, мучительно повело и закружило голову; нет, кусать ему по-прежнему не хотелось даже с учётом плеснувшего запаха, даже с учётом явного удивления омеги, статуей замершего в его руках. Но хотелось другого: хотелось заставить эту ледышку реагировать уже хоть как-то. Первое прикосновение языка так напугало омегу, что он наконец очнулся, дёрнулся, пытаясь выбраться из его хватки — но Крис не выпустил. Достаточно. Он давал шанс передумать. Теперь от омеги здесь не зависело ничего. От Криса, в принципе, тоже: его вели исключительно инстинкты, и, повинуясь им, он вновь провёл языком, собирая, пробуя наконец на вкус и смазывая собственной слюной так, будто та, словно собачья, обладала целительной силой. Понятия не имея, что заставляет его делать те или иные вещи, игнорируя судорожный вздох омеги, Крис принялся вылизывать ему шею, уделяя внимание не только железе, но и пространству вокруг неё, по собственным ощущениям зная, что прямая стимуляция может казаться иногда слишком сильной. Омега в его руках уже тонко, еле заметно дрожал, и Крис, сообразив, дёрнул за дурацкий, неудобный пояс собственного халата, распустив его. Полы тут же свободно обвисли, открывая тело; он шагнул ближе к омеге и попытался не просто обнять, но обхватить как можно больше, буквально спрятать его под халатом, чтобы не мёрз. Что там говорили про альф и горячее тело? Самое время, чтобы эта чертова физиология принесла ему первую в жизни пользу, потому что, если бы его омега замёрз, Крис искренне собирался тогда скончаться от стыда и чувства собственной несостоятельности как альфы. Поначалу холодный, напряжённый, омега так и стоял, неловко опустив руки вдоль тела, но спустя несколько секунд Крис вдруг обнаружил, что снова утыкается в железу чуть ли не носом и снова принялся раздражать её, тыкаться, слизывая выступившие летучие, невидимые глазу капли кисло-сладкого запаха, чувствуя, как с каждым движением меняется баланс, как аромат становится мягче, словно кто-то патоки плеснул в выпечку. Если поначалу на языке было горько, то, сняв первый слой накопившихся боли и страданий, Крис ощутил… облегчение? Наконец его внутреннее «я» перестало отзываться страдающим скручиванием половины внутренностей, не меньше, и он увлечённо принялся разбирать вкус дальше. От особенно длинного движения омега в его руках тихо выдохнул и снова замер, притаился, чуть наклонив голову — подставлялся сам, радостно пел альфа в душе Криса, шёл навстречу! Оттого хотелось сделать ему ещё лучше, ещё приятнее, теплее и показать: вот какой я надёжный, смотри, мне можно доверить будущих щенков, я хорошо забочусь о тебе и ещё лучше позабочусь о них. Он провёл ладонью по тощей спине, чувствуя под пальцами выступающие позвонки, надавил на основание лопаток и растёр, согревая вновь. Тепло, шедшее от тела рядом, не только буквально, но и в переносном смысле согревало его самого, радовало и поддерживало так, как он сам сейчас поддерживал омегу. В его руках тот казался таким маленьким, тонким, не худощавым — откровенно худым недоедком, некормленым, как будто его голодом морили всю последнюю неделю минимум. Огладив, будто хрустальное, тело, боясь вздохнуть неправильно и слишком сильно, будто омегу это сломает, Крис заставил себя чуть отодвинуться — и не смог, взгляд скользнул по ключице, и пришлось наклониться к ней снова. Заинтересовавшись, что будет, если не только втянуть светлую кожу губами, но и прикусить следом, Крис немедленно проверил и удивился, почувствовав, как ладони омеги ложатся на талию. Сначала показалось, что оттолкнут, но нет: омега просто нерешительно, слабо касался его, вёл по бокам кончиками пальцев — кажется, тоже изучал. Проверял границы допустимого: можно ли. Не оттолкнут ли. Крис оттолкнул. Руки омеги откровенно ему мешали и ограничивали. С ними он не мог сдвинуться туда, куда хотел: от ключицы вниз, к груди и дальше, — игнорируя соски, провёл губами вдоль грудины. Наклоняться стало уже неудобно, и он, не задумываясь, опустился на колени, всё ещё удерживая омегу вплотную, не давая тому отстраниться. С абсолютно пустой головой он потёрся носом, а потом и щекой о живот и снова вернулся к нему губами. Оставляя за собой дорожку слабых — через несколько часов исчезнут — следов, он спускался всё ниже и ниже, честно, не пропуская, вылизал дорожку волос от пупка и расстроился, наткнувшись ртом на ткань. Омега давно уже дышал с присвистом, громко, тяжело, но больше никаких звуков не издавал; впрочем Крис не то чтобы и старался. Ему вообще было не до того: учуяв основной источник запаха рядом, он ткнулся в него носом и снова раздражённо встретил ткань. Пришлось воспользоваться руками: подцепить резинку и потянуть вниз. Омега сверху напрягся, жалобно пробормотал что-то, но Крис проигнорировал его и заставил, сначала подняв одну ногу, затем другую, избавиться совсем от оскорбляющих его одним своим присутствием трусов. Как только тот выпрямился, встал на обе ноги, Крис тут же потянулся голодным, жаждущим ртом обратно, чувствуя, как холодит потоком воздуха спину. В какой момент он умудрился потерять халат, он понятия не имел. Вот здесь омега очнулся и запротестовал: Крис всё ещё не слушал, не слышал ни слова, но понимал интонацию, и сейчас омега просил его перестать. Осмелев, тот положил ему на плечи руки и даже оттолкнуть попытался; Крис обиженно вскинул голову вверх и уставился ему в лицо: почему? Зачем ты меня отталкиваешь? Я же здесь, я хочу позаботиться, я же хочу сделать тебе хорошо! Может быть, у него оказалось слишком говорящее выражение лица, может быть, сыграл свою роль запах, а может, ещё что-то — но омега, вдруг кивнув, отступил назад и потянул его за собой следом, в сторону кровати. Не позволив ему сделать и шага, Крис подхватил его прямо так, как тот был, за пояс и без труда выпрямился вместе. Да, он качался пока не так долго, но с цыплячьим весом омеги проблем не оказалось даже у него. Ладони сами собой легли на задницу, будто самой природой созданную под него одного, в точности по размеру, как по лекалу; испуганно цепляясь за шею, омега горячо дышал ему на ухо и жался всем телом. Крис помог ему сцепить ноги за своей спиной и шагнул вперёд. Эти два шага, конечно, омега мог сделать и сам. Однако Крис понятия не имел, как сформулировать в слова ту уверенность в собственных действиях, в том, что именно он должен был опустить омегу спиной на кровать и нависнуть, рассматривая, сверху. Именно он должен был вжаться в его тело меж раздвинутыми ногами, чувствуя вдруг, как горит в паху, как нужно что-то с этим сделать срочно, быстро, прямо сейчас… В другое время ему стало бы стыдно от осознания, что он трётся, елозит членом об одеяло, лежа на омеге, даже не целует — просто касается губами, дышит в шею, — однако сейчас его не смущало собственное поведение ни капли. Страшно хотелось разрядки, и даже так, даже с болью от трения было настолько хорошо и приятно, что хотелось стонать и кричать. Кажется, вместо этого он скулил, потому что омега, запустив руку ему в волосы, принялся что-то приговаривать, утешать, и новая волна кокоса на языке, смешанная с чем-то новым, незнакомым, ошарашила Криса так, что он даже сообразить не успел, что подошёл слишком близко к краю. Запрокинув голову, он сжал зубы, тяжело дыша сквозь них с присвистом, и ощущение неожиданной силы в тонких, маленьких пальцах на собственном затылке стало последней каплей. Кончая, он коротко выстонал его имя. Феликс. Почему-то Крису казалось, что после его отпустит; ничего подобного. Возбуждение не стало меньше, а, казалось, нахлынуло ещё сильнее, и нотки сливочной ванили на языке только усугубили ситуацию. Он сам, казалось, ситуацию усугублял ещё сильнее, потому что дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки. То ли выделяемые им феромоны оказались настолько сильны, то ли ещё что, но омегу наконец зацепило, и его реакцию Крис чувствовал совершенно определенным, недвусмысленным образом. Может быть, механическое возбуждение тоже сыграло свою роль, потому что Крис тёрся и о его тело тоже, стимулировал стояк животом. Пахло от омеги так, что кружилась опять голова. От всего омеги, как будто его тело наконец проснулось, вспомнило, что оно должно делать и принялось навёрстывать. Почти захлёбываясь в ванили, Крис перекатился на спину на чистую половину кровати и потащил изумлённого омегу следом, усаживая на себя верхом и болезненно проскальзывая слишком чувствительной пока головкой по его бедру. Хуже того, когда тот деловито поёрзал, устраиваясь поудобнее, стало ещё тяжелее: член лёг чётко между ягодиц, как будто так и было задумано то ли природой, то ли самим омегой, и, будто этого мало, своим животом там, где омега сидел над ним сверху, Крис определённо чувствовал влагу. Пока Крис сжимал зубы, пытаясь переварить обилие ощущений и не сорваться опять в жалобную попытку кончить от трения, омега наконец тоже, видимо, закончил осмыслять произошедшее и ожил, выпрямился и поёрзал вновь. Горячие ладони легли на грудь, погладили; что из этого заставило Криса простонать, он и сам не знал, но точно был уверен в том, что хочет ещё. И видеть эти маленькие руки — не задумываясь, он поймал и переплёл их пальцы, снова ощущая, как при одной мысли о разнице размеров дёргается член — и чувствовать, как тот течёт из-за того, что испытывает возбуждение, из-за него, из-за Криса, из-за альфы. Прикусив в волнении губу, омега чуть сильнее опёрся на его руки — Крис послушно напряг мышцы — и медленно приподнялся. Совершенно не понимая, чего от него ждать, Крис просто смотрел, не отрывая взгляда, тратил время на пересчитывание веснушек по плечам и груди, на запоминание всей картины в целом. Крис никогда не занимался сексом. Раньше не до того как-то было, целовался и обжимался, но далеко ни с кем не заходил, да и не с кем было — трейни всё время менялись, а, когда появилась перспектива группы, уже не хотелось налажать, испортить всё раньше срока. Конечно, он не думал, что дотянет до самого гона — он и про гон-то даже не догадывался, — и уж точно не ждал, что это случится вот так. В голове он рисовал себе заранее инструкции из статей: смазка, растяжка, подготовка, боль и неминуемое отсутствие оргазма у омеги при первом акте; напоминал себе, что нужно поддержать, защитить, постараться сделать всё как можно более безболезненно, потому что слишком многое зависит здесь только от него. Если бы он знал чего ждать, то подготовился бы не только физически, но и морально, продержался бы до нужного момента, чтобы не шипеть сквозь стиснутые зубы от обилия впечатлений. Стоило омеге приподняться, член качнулся, и тот как-то сразу скользнул обратно, насадился на головку и, всё ещё крепко сжимая крисовы ладони, медленно, сантиметр за сантиметром, пропустил внутрь себя. Буквально чувствуя, как раздвигаются тесные стенки его собственным членом, Крис запрокинул голову и закрыл глаза. Много, слишком много, слишком давило и сжимало, обжигало и пульсировало вокруг, и тянуло куда-то что-то непонятное, неощутимое, и… Омега вскрикнул, и Крис испуганно ослабил хватку, разжал его ладони и потянул их ближе, к губам, обе сразу, внимательно следя за его лицом — не причинил ли слишком сильной боли, не треснули ли где тонкие косточки. Прижимаясь к ним губами, целуя раз за разом и чувствуя, как с губ рвутся стоны, Крис с каждым своим движением ощущал, как нравится это омеге, как стискивает он его изнутри, даже просто оставаясь на месте. Видел, как расползается довольный румянец по его щекам, делая россыпь веснушек ещё прекраснее. Запах — и тот выдавал омегу с головой, демонстрировал его удовольствие, не скрывая ничего, волнами, и Крис с такой жаждой смотрел на каплю янтарной жидкости, стекающей от железы на шее к груди, что не узнавал себя. Потянув омегу ближе — тот с готовностью подставил губы, но ошибся — Крис с каким-то голодным урчанием принялся вновь вылизывать его шею, и на этот раз он уже не держал руки при себе, он потрогал всё: и острые, угловатые плечи, и тонкие запястья, и погладил длинные бедра, и прямые лодыжки, и даже дотянулся и провёл шаловливыми пальцами по поджатым ступням, чем вызвал у омеги приступ счастливого смеха. Веселье искорками отдалось в груди и Крис, отчего-то рассмеявшись тоже, поднял лицо. Под губами оказалась линия челюсти, щека… Омега сам повернул навстречу голову. Поцелуй оказался вовсе не таким, как ждал и, наверное, боялся Крис. Никакого неудобства, никаких нелепых движений в попытке угадать, как нравится другому — нет. Наоборот, омега жался так, что, даже преимущественно просто дыша друг другу в рот, они — Крис так точно — чувствовали себя легко и свободно. Под ладонями словно сама собой оказалась его талия; на пробу подтолкнув, Крис помог ему подняться, а потом опуститься обратно — сначала плавно, медленно, а потом чуть быстрее, — и заглянул в глаза с вопросом: хорошо? Так? Правильно? Закусив губу, омега кивнул и снова привстал. Сначала он пытался сохранять темп, но двигаться медленно оказалось тяжело им обоим, и, сам того не замечая, тот ускорился, приоткрыл рот и тихо-тихо простонал. Никогда не любивший ASMR Крис, яростно вслушиваясь, заставил его на мгновение замереть на верхней точке, и не сводя взгляда с постоянно облизываемых влажных губ, толкнулся сам. Новый стон — уже громче, уже смелее — стал ему наградой. В какой-то момент, приподнявшись на локтях, Крис рванулся сцеловать все звуки, проехался по гордо выступающему члену омеги своим животом, и голос того дрогнул, свалился на октаву выше, став тоньше и нежнее. И обычный-то голос омеги Крису нравился, но теперь одно только понимание, что это он, что именно то, что он делает, заставляет омегу реагировать настолько открыто и честно, демонстрируя удовольствие, сводило его с ума. Осознание того, что омега действует на него сейчас куда сильнее, чем он на омегу, желание двигаться в одном темпе заставили Криса притормозить. Снова откинувшись на локти, он подтолкнул ладонь омеги и взглядом указал ему, непонимающему, на блестящий от смазки член. Да, он бы с удовольствием коснулся его сам — и Крис знал, что ещё коснётся — но слишком уж горячей оказалась неожиданно всплывшая в голове картинка. Всё ещё недоумевая, омега опустил руку на собственный член, собрал пальцем предэякулят, обхватил и размазал по стволу. Пристально глядя, как-то и дело скрывается в кулаке головка, Крис ощущал себя полнейшим извращенцем, потому что больше всего удовольствия в этом зрелище ему доставляла всё та же разница в размерах. Член у омеги оказался не большим, но и не то чтобы маленьким — среднестатистическим, можно сказать, — а пальцы всё равно не могли сомкнуться до конца уже даже на середине ствола. Сжав руку на основании, омега строго взглянул на него — но в глазах, правда, всё равно прыгали смешинки — и Крис только тут осознал, что лежит, словно принцесса, не двигаясь и обращая всё своё внимание исключительно на открывающееся ему зрелище. Бесполезный альфа. Бесполезный, но довольный, открыто усмехнулся он омеге, ловя его ответную — впервые широкую, искреннюю — улыбку и вновь ухватился за его талию поудобнее, чтобы задать быстрый темп. Двигая ладонью в такт, омега запрокинул голову и, уже не пытаясь сдерживаться, стонал открыто, чисто и громко, и Крис точно расслышал пару раз среди этих стонов своё имя. Ощущая, что совсем уже близко, Крис откинулся обратно на подушку и, тем самым обеспечив себе большую свободу действий, толкнулся сильнее, быстрее. Глубже. То ли сменился угол, то ли что, но омега вскрикнул, пальцы на члене замерли у основания головки, и мгновением спустя белая тонкая струйка покрыла его маленькую ладошку. Затем вторая, третья; и то ли это, то ли ощущение, как сжимается, словно задавшись целью выдавить из него свой собственный оргазм, изнутри омега и тихо, неожиданно низко стонет, то ли и вовсе сладкий, нежный запах смеси ванили и кокоса без единой капли кислинки — то ли все оно скопом довело Криса до предела. По ощущениям, никакого узла не было, просто теснота и удовольствие волна за волной, накатывали вместе и не отпускали, и Крису казалось, что он чашку спермы уже в омегу влил, не меньше, прежде чем его кое-как отпустило. В статьях, конечно, писали, что узел образуется исключительно под конец гона, но… Кто мешал Крису всё равно опасаться? Навалившись на него всем весом, Феликс спрятал лицо в его шее. Чувствуя, как острые зубы на пробу касаются кожи, как прикусывают и оттягивают, оставляя свой собственный след, Крис с каким-то ожидаемым удивлением осознал, что действия Феликса имеют свои — хотя, возможно, и очень приятные — последствия. Даже не успев покинуть его тело, Крис уже возбуждался снова. Это будут долгие дни, виновато подумал он, поворачивая голову и ласково прижимаясь к влажному от пота виску Феликса губами. Очень долгие.